Перейти к содержанию
Друзья, важная новость! ×

Dammerung

Пользователь
  • Постов

    4 707
  • Зарегистрирован

  • Посещение

Весь контент Dammerung

  1. Ну это ж не обязательно должно быть серьезно. Может быть реально как в "Мистер и миссис Смит", когда два глубоко законспирированных инква женятся друг на друге для еще большей конспирации. А когда это раскрывается, начинают соперничать, ну или работать вместе. Ну и по мелочи: детей нянчит демонхост, на выходные приезжает дальняя родственница из храма Каллидус, сынишка просит на день рождения аркофлагеллянта и так далее... Из комедийных идей тут еще почерпнула название для корабля механикус "Марс атакует" и теперь думаю, куда бы его воткнуть.
  2. Мой друг сейчас породил гениальную идею. Никто еще не писал про семейную пару Имперских Инквизиторов? Это ж просто кладезь. Особенно если у них есть дети (вроде мамка Кэла Джерико - инквизиторша, так что им можно). А уж если один из супругов пуританин, а другой - радикал...
  3. "Как я тебя понимаю"В первоначальном варианте битвы в Скважине-9 знакомство с утилити мехадендритом для Эмтиссиана закончилось гораздо печальнее. Что поделаешь, не мы такие, сеттинг такой.
  4. Ты же еще не знаешь, останется ли Брюмер вообще как планета и что произойдет с многострадальной головой. Но кроссоверить я люблю, это факт. А что, тебе так понравился Реньер? К аколитам Инквизиции лучше не привязываться, они довольно быстро сгорают на работе. :)
  5. Меня уже неделю как преследует Дедушка Нургл, поэтому свободного времени слишком много. Если честно, то не считала. А конкретно это произведение на 70-80% было написано в прошлом октябре. Дык, Хэллоуин - классические монстры, в том числе оборотни. Вампиры были, так чего бы и этих не приплести. Это уже ван Хельсинг какой-то :) А второго многосерийника я еще долго не потяну, наверное. Тем более что для "Теории", судя по всему, придется писать вторую часть, чтобы разобраться со всеми хвостами, растущими из сюжета первой.
  6. В чем проблема? Катился, катился, уперся в камень и остановился. Если уж мы про родные места, то у нас наблюдался схожий случай с сопкой и УАЗом. И вроде как УАЗ на склоне после этого даже горел. Правда, с "живым" в таком варианте все становится гораздо неоднозначнее. :)
  7. Заметано. Итак, поскольку я теперь кураторствую в Sci-Fi ветке, текст по готовности высылаешь мне. Тема дуэли: Изменение (физическое, ментальное, социальное и всякое) Сеттинг: 40k Объем: 8-12 тысяч знаков, возможно превышение Срок: 2 недели от настоящего момента, т. е. до 17.04, 11 часов утра по Москве.
  8. Это надо читать как: As a key part of this, the destruction (by any means the Primarch Alpharius deemed appropriate) of the Loyalist Legions in the area. Ключевой частью этого/этой операции было уничтожение лоялистских/верноподданых/верных Императору легионов в регионе любыми методами, которые считал приемлемыми примарх Альфарий.
  9. Я, наверное, не так выразилась. Я люблю хорошие стихи. Очень хорошие. Такие, что они запоминаются на раз, но их все равно хочется перечитывать. Их довольно мало. И как-то так сложилось, что у них - или тех, что мне таковыми кажутся - обычно все с рифмами четко и ясно.
  10. Это не привилегия, а работа. И местами превышение полномочий. Это как если бы ты превозносил должность начальника овощебазы, потому что там можно проводить целый день в компании свеклы и репу мешками воровать.
  11. А что так? Неохота устроить чисто женскую заварушку? *прячет за спину цепной меч* Или можно дождаться еще желающих и побиться втроем-вчетвером, например.
  12. Я в поэзии человек простой и стихи читать по большей части не люблю. Мне Киплинга подавай, у которого рифма строго через каждую строчку, и рифма четкая, без всяких там "бою-проучу". Поэтому про стих ничего говорить не буду, а наеду конем на привычную прозу господ рецензентов. Сразить можно и не насмерть. С коня сбить, оглушить или просто тяжело ранить. Согласна. Напоминает "Я ничего не боюсь, кроме опасности", как говорил Панург. А если там наверху была горная тропа (слева отвесная скала, справа пустота), и он оттуда гикнулся на нижний покатый склон? На такой тропе и угол может быть, если поворот резкий... хотя да, "из-за угла" - это скорее всякий гоп-стоп в городе нападает.
  13. Рыцари всякие бывают. Может прискакать и какая-нибудь Бритомарта. Короче, эту перчатку беру я.
  14. Сеттинг: Wh40k Жанр: детектив, хоррор Возрастные ограничения: 16+ Персонажи и фракции: аколиты Инквизиции, Экклезиархия, арбитры, Хаос Предупреждения: насилие, смерть персонажей, намек на половые отношения Аннотация: Старая история о сверхъестественных зверях, что охотятся на людей в ночь полнолуния, на сорокатысячный манер. Кроме того, автор чувствует легкую усталость от своего многосерийника и хочет чуть-чуть отвлечься, заодно использовав то, что было написано на прошлый хэллоуиновский конкурс, но слишком быстро раздулось сверх всякого лимита. Оно бы могло пойти и на дуэль об изменениях, но, опять же, длина и формат. Получилась этакая... назовем ее повестушка, на три главы плюс эпилог. Надеюсь, вам понравится. LUPUS DEI I. Странник Темные вершины деревьев тронул багрянец, хотя закат давно угас, а до зари оставалась целая вечность. Ни яркости солнца, ни тепла костра не таил этот свет, от которого мрак казался лишь гуще. Звезды меркли на пути его лучей, что неумолимо растекались по северному небосводу, и редкие облака, будто в страхе, бежали от надвигающегося кровавого сияния. Странник, уже собиравшийся вздремнуть, поднял голову и потер щетинистый подбородок, глядя на небо. Потом поплотнее запахнул темный плащ, собрал свой незамысловатый лагерь и оседлал мотоцикл. Путь его лежал в город, спящий на горизонте. Когда лучи прикоснулись к медному шпилю церкви, и алые отблески заиграли над крышами города, на колокольне уже вовсю гремел набат. Звон призывал набожных прихожан молиться, ибо взошла Проклятая Луна. Затмевая звезды, обращая полночную синеву в болезненный пурпур, над зубчатой стеной леса медленно и неумолимо вздымался ее громадный шар. Будто краснокожий великан поднимал голову над городом, чтобы получше рассмотреть его, прежде чем сожрать целиком. Стараясь не смотреть на испещренный оспинами лик светила, люди спешно облачались в плащи с глубокими капюшонами, зажигали свечи и выходили на улицы. Десятки и сотни трепещущих огоньков сливались в сияющие озерца, стекались в ручьи и реками вливались в распахнутые врата церкви. Среди множества одинаковых, закутанных в бурые и серые одежды фигур затерялся и странник. Никто не признал бы в нем чужака, даже если б в толчее с него слетел капюшон: невыразительное, усталое и обветренное лицо мало чем отличалось от лиц местных мужчин, поднятых из постели после долгого дня, проведенного в дыму цехов или среди стад гроксов. За амвоном, окруженным блеском икон и испарениями благовонных курильниц, в праведном гневе ярился священник. Белая борода топорщилась над золоченой ризой, глаза пылали, и толпа инстинктивно подступала все ближе и ближе к нему, словно ища спасения от тьмы в сиянии веры. Дюжина безмолвных сигниферов, вооруженных копьями–хоругвями, стояла на страже у амвона, дабы преисполненная религиозного пыла толпа не захлестнула его живой волной. Их волосы, тщательно заплетенные и растянутые на обручах-нимбах, были выкрашены в золотой цвет и отражали сияние свечей, придавая святым воинам облик ангелов, подобных тем, что взирали на прихожан с высоких витражных окон. – Да смилостивится над нами Отец Человечества! – вскричал священник. – Вот уже сорок лет миновало с тех пор, как на наш грешный мир излился гнев Господа Императора. Старейшие из нас помнят, как три года свирепствовала буря небесная, и с не меньшей яростью преследовали нас звери земные. Верно ли я говорю, братья и сестры? Седые старики, изборожденные морщинами и шрамами, отозвались согласными криками. Странник покачал головой, глядя на них. Пережившие ужас варп–бури, что задела крылом эту планету, они выглядели намного старше своих лет. Большинство из них были слепы, и многие, как он слышал, сами лишили себя глаз после того, что им довелось узреть. – Многие пали духом и телом, – продолжал святой отец, и проповедь его наполняла громовым эхом каменные своды церкви. – Многие пролили невинную кровь во искупление наших злодеяний, и богохульств, и излишеств, и многие пожертвовали собою, чтобы буря прекратилась. Но средь зерен всегда таятся плевелы, и средь праведных есть неверные. Слепые к трудам и страданиям ближних своих, преступают они закон божий, подобно тем, кто много лет назад навлек на нас гнев Императора. Когда же чаша грехов их переполняется, вновь восходит Проклятая Луна, и когти ада вновь вольны терзать нашу землю. Чтобы подчеркнуть его слова, сигниферы ударили в пол древками копий, и пол содрогнулся от их слаженной силы. Многие прихожане складывали пальцы в знак аквилы, чтобы оградить себя от нечисти, иные молитвенно простирали руки к иконам и статуям святых. Дети жались к юбкам матерей, слишком напуганные, чтобы кричать и плакать. – С тех пор, как красная буря поразила наш мир, средь нас рождаются – будь они прокляты! – мутанты и ведьмы! – провозгласил священник, потрясая томом святого писания. – В ночь Проклятой Луны обретают они силу, дабы губить невинные души! Будьте настороже, дети мои, будьте бдительны, ибо рыщут меж нами дьяволы, враги рода человеческого. Будьте зоркими, как орлы, будьте верными, как сигниферы, и тогда дано вам будет пережить эту страшную ночь! Помолимся же, братья и сестры, дабы Бог-Император защитил нас! Хор затянул псалом, толпа нестройно присоединилась к пению, перемежаемому звучными ударами копий, и странник начал осторожно пробираться к выходу. Он не увидел здесь ничего, что хотя бы намекало на его цель. Что же до Бога-Императора, то в его защите странник и так не сомневался. Чтобы добраться до завода, высившегося на окраине города, пришлось перемахнуть через два забора и проскользнуть мимо кибермастифа, трусившего вдоль периметра. Неспособный устать и не нуждающийся во сне металлический пес за долгие годы сумел оставить свой след даже на скалобетоне, и страннику не составило труда прикинуть, где можно незаметно пересечь собачью тропу. Он бесшумно приблизился к стене здания и начал искать потайной вход, известный лишь ему да старому другу, которого он надеялся здесь найти. Когда дверь отворилась, техноадепт Иллюриен даже не поднял головы от сервочерепа, который натирал священным машинным елеем. Только когда странник негромко окликнул его, жрец Омниссии обернулся, и его оптические приборы зажужжали, фокусируясь на лице незваного гостя. – Адепт Иллюриен, прошу извинить мое вторжение, – странник кивнул в знак приветствия. – Реньер, – металлическая маска техножреца оставалась непроницаемой, речевой синтезатор не выдавал удивления, но он застыл на месте, держа в руках череп и кусок фланели. – Как давно я тебя не видел. – Да, с тех самых пор, как… неважно. С тех пор многое изменилось. Я надеюсь, ты не в обиде на меня… на нас всех… что мы оставили тебя здесь, на задворках субсектора? Иллюриен повернулся, чтобы поставить череп на шаткий деревянный стол. Реньер окинул взглядом помещение: пыльное, тесное, освещенное лишь тусклым фонарем, висящим под потолком. По лишенным окон стенам тянулись трубы, а единственным заметным предметом обстановки был лист стали с выгравированным на нем черепом-шестеренкой, висящий над койкой в дальнем конце комнаты. – Я уже слишком стар, чтобы годиться в бойцы или исследователи, – спокойно ответил Иллюриен. – А после той заварушки на астероиде от меня для вас и вовсе никакого проку. Лучше я буду приносить хоть какую-то пользу, следя за машинами на этом заводе. Хоть это простые станки и конвейеры, их душам тоже нужен пастырь и наставник. Реньер с минуту помолчал, вспоминая былое. – Почему ты не в церкви? – спросил он. – Там идет всенощная. – Разве звонили к службе? Мой слуховой имплантат уже не тот, что прежде… – Да. Все там, даже здешний ночной сторож. Повезло, а то я б сюда не добрался, – на мгновение губы странника тронула ухмылка, но тут же исчезла. – Взошла Проклятая Луна, Иллюриен. Вот почему я здесь. – Так было предсказано, – кивнул техножрец. – Сохрани нас Император, когда-нибудь она погубит этот мир. – Сколько раз она уже поднималась, пока ты был здесь? – Трижды, – Иллюриен обхватил себя за плечи металлическими руками. Даже пронизанному аугметикой и укрепленному сталью жрецу Машины было неуютно об этом вспоминать. – В последний раз людей погибло не меньше дюжины, и это только в нашем городе. Их разорвали на части. – Зверь, – кивнул Реньер. – Я слышал… – Нет, это не просто зверь, – перебил Иллюриен. – Не нужно быть адептом Биологис, чтобы понимать, что животные по большей части убивают ради пропитания. На этой планете водятся пещерные волки и хищные ящеры, и я видел, что они могут сделать с человеком – но на то, что творит это существо, не способно ни одно животное. Его жертвы были буквально растерзаны в клочья, а клочья эти как будто пытались разметать как можно дальше. Кости не просто сломаны, а раздроблены вдребезги. Руки и ноги перекушены. Головы эта тварь отрывает и пожирает полностью... – Понимаю, – Реньер подставил ближе обшарпанный табурет и сел на него. – Это зверь иных лесов. На него-то я и охочусь. Иллюриен снова замер, потом шумно выдохнул через решетку в маске и тоже опустился на стул, скрипнув искусственными суставами. – Они послали тебя одного? Против этой твари? Не может быть, – сокрушенно помотал головой он. – Тогда… тогда я полагаю, что ты пришел ко мне за помощью? – Да. Нет. Я не собираюсь отрывать тебя от твоих машин, Иллюриен. Мне просто нужно твое благословение. Реньер протянул руку под плащ и достал из набедренной кобуры массивный пистолет с узорчатыми серебряными накладками на рукояти. Глазные линзы техножреца загорелись голубоватым огнем, разглядывая оружие. – Этим ты хочешь убить лунного зверя? – Именно так. Бах – наповал, – Реньер изобразил пальцами выстрел и улыбнулся. – А если не хватит, то у меня еще ножик есть, – и он похлопал себя по другому бедру, с которого свисал боевой клинок в кожаных нож[ну уж нет]. – Говорят, что его нельзя убить обычным оружием. – Поэтому мне и нужно благословение. Что мне какая-то зверина, когда со мной сила божья! Иллюриен пристально уставился на Реньера. – Не шути так. Это граничит с кощунством. – Прости, старик. Я просто хочу, чтобы эта пушка меня не подвела, когда я, наконец, выслежу лунного зверя. Не хотелось бы, чтобы и от меня одни клочки остались. Техножрец взял пистолет в руки и провел по нему механическими пальцами, любуясь мастерской работой неведомого оружейника, что для него была красивее любой драгоценной отделки. – Я укреплю дух этого механизма, как смогу, – сказал он. – Реньер, разреши задать вопрос? – Да, Иллюриен? – Зачем ты все–таки прибыл на этот мир? Ему уже ничем не поможешь. На нем шрамы от варп-бури, а их ничем не излечишь, мы с тобой это прекрасно знаем. Красная луна восходит уже на протяжении сорока лет, и с каждым разом тьма, принесенная ей, длится все дольше. Эта планета проклята, Реньер. Рано или поздно ночь станет вечной. Я просто надеюсь до этого не дожить. Реньер пожал плечами. – По крайней мере, в этой ночи будет меньше зверей, – ответил он. Когда странник покинул территорию завода – на этот раз через главные ворота, к которым его препроводил Иллюриен – время соответствовало половине восьмого утра, но небо заливал все тот же неестественный темно-красный свет, что и в полночь. Солнце не давало о себе знать, звезды совершенно угасли, и лишь темные облака плыли рваными полосами под небом, где безраздельно властвовала громада Проклятой Луны. По словам техножреца, когда луна явилась в прошлый раз – седьмой со времен варп-бури – ночь продлилась неделю. Значит, теперь ей предстояло царить без малого восемь дней. Более чем достаточно, чтобы выследить и убить зверя. Реньер направился в центр города, надеясь отыскать место, где можно было бы насытиться горячим завтраком, и по дороге увидел скопление людей на обочине, которое явно не предвещало ничего хорошего. Предчувствие, особенно дурное, редко его обманывало, и когда он приблизился, то понял, что зверь нанес свой первый удар. Мужчины стояли, сняв шляпы, кто-то придерживал под руки упавшую в обморок женщину, в другой стороне утешали плачущую девушку. – Возвращалась из церкви… – уловил странник среди молитв и проклятий в адрес убийцы. – Лес-то вон, к самой дороге подходит… ну и выскочил, видать, из кустов… страх-то какой, что творится… – Разойдитесь! Разойдитесь! – раздался резкий окрик арбитратора. – Дайте подойти! – Где ж вы были, когда ее убивали? – заорал кто-то из толпы. Несколько человек в полированных черных панцирях и шлемах начали расталкивать зевак. Послышалось гудение заряжающейся силовой дубинки. Реньер хмыкнул и отошел в тень ближайшего дома, на всякий случай положив ладонь на рукоять пистолета. – Расходитесь по домам! – снова гаркнул один из стражей порядка. – Только не поодиночке! И не выходите, если вам жизнь дорога! Люди заволновались, кое-кто снова крикнул что-то оскорбительное, но большинство вняло совету и начало разбредаться. Из своего укрытия Реньер увидел, что толпа была не так уж и велика – просто то пространство, которое окружали зеваки, было значительно шире, чем можно было ожидать от одного трупа. Когда арбитры принесли несколько кусков брезента и начали накрывать ими мостовую, странник окончательно удостоверился, что Иллюриен не покривил душой, описывая повадки зверя. Один из чернопанцирников, явно моложе остальных, отошел в сторону, чтобы подышать свежим воздухом, и Реньер как бы невзначай подошел к нему. – Никак женщину убили? – спросил он, постаравшись, чтобы это прозвучало как можно более взволнованно. Молодой человек кивнул со страдальческим выражением лица. – Кто она? У меня младшая сестра до сих пор из церкви не вернулась, высокая такая, брюнетка, как я… – Не она, – помотал головой арбитратор и добавил, отдышавшись: – Эту убили еще в начале службы. И она старуха. – Слава тебе, Боже-Император! – Реньер облегченно вздохнул. – То есть, конечно, это ужасно… – Да это… ну как сказать, – протянул панцирник. – Это ж Тайя, ведьма местная. – Тайя? Не слышал про такую. – Ну, в этом районе говорят… говорили про нее, что ведьма. Вечно на шее всякие амулеты носила, а аквилы на ней ни разу не видели. Только по амулету-то и признали. – Что, нечистая сила на нечистую же полезла? – на этот раз с искренним удивлением спросил Реньер. – Ага. Видно, правду говорят, что зверь неправедных забирает, – арбитратор пожал плечами. – Хорошо бы, если так. Закурить не найдется, добрый человек? – Конечно, – Реньер полез за пазуху, чертыхнулся и вместо пачки сигарет выхватил пистолет. Чернопанцирник вытаращил глаза, но по лицу собеседника понял, что тот увидел нечто за его спиной, и обернулся. Открывшееся обоим зрелище было воистину чудовищным. Арбитры пятились в стороны от медленно поднимающихся кусков брезентового покрова, из–под которых сами собой струились ручьи густой крови, пересекаясь и сливаясь в воздухе. Неведомая сила волокла за ними клочья безликого и безголового тела, как будто слепо пытаясь сложить их друг с другом подобно деталям головоломки. – Огонь! – истошно заорал чей-то голос, и с нескольких сторон заговорили дробовики и карабины. Молодой арбитратор послушно отреагировал на приказ и открыл стрельбу, едва не оглушив Реньера. Странник отскочил к увитой плющом кирпичной стене и, держа тяжелую пушку обеими руками, пытался оценить ситуацию, прежде чем бездумно тратить боеприпасы. Тем более что толку от стрельбы, похоже, было немного. Слипшиеся и переползающие друг по другу куски приняли отдаленно человекоподобный вид, и каждое попадание в эту груду мяса заставляло ее вздрагивать и испускать фонтан алых брызг, но не падать. Существо – если это можно было назвать существом – еще несколько секунд стояло, покачиваясь, на руке и двух голых берцовых костях, а потом припало к земле и прыгнуло навстречу шквальному огню. Стоявший ближе всех арбитратор успел высадить в упор полный заряд дроби, но тварь это не остановило – со всех сторон поливаемая свинцом, она оплела шею и голову несчастного лентами распоротой кожи, выпустила с десяток когтей из обломанных ребер и вонзила их в грудь жертве. Сдавленный вопль тут же оборвался, сменившись мокрым хрустом. Существо начало отдирать куски от трупа и втыкать их в свое противоестественное тело, где они тут же прирастали к влажному красному мясу. – Отступаем! Все сюда! За мной! – прокричал, срывая голос, командир, и, не переставая поливать огнем тварь, слившуюся в нечестивом единении с павшим товарищем, бойцы начали двигаться к устью улицы, туда, где она сливалась с широким проспектом. Слишком медленно – живая куча плоти выбросила лассо из переплетенных внутренностей, захлестнула ногу ближайшего арбитратора, женщины с дробовиком, и потянула к себе. Ее сосед по строю не выдержал, бросил оружие и побежал, спасая свою жизнь. – Стой! Держись! – завопил панцирник, говоривший со странником, забросил за спину карабин и, выхватив силовую дубинку, помчался наперерез неумолимо сокращающемуся щупальцу. Глупо? Храбро? Неважно, это был именно тот момент, которым мог воспользоваться Реньер, а новых в обозримом будущем не предвиделось. С каждым поглощенным трупом тварь становилась только сильнее, и очень скоро ей предстояло обогатиться еще на два. Реньер оказался за спиной – если это можно было назвать спиной – чудовища в тот же миг, как молодой арбитратор наотмашь врезал шипящей дубинкой по толстому пленчатому канату, стиснувшему отчаянно отбивающуюся женщину. Выкрученное на полную мощность силовое оружие прожгло дыру в текучей массе потрохов, отчего та съежилась, испуская отвратительное зловоние. По телу твари разошлась дрожь, и волны колыхающейся плоти устремились к обожженному щупальцу, чтобы залатать рану. Перед Реньером разошлись лоскуты кожи, сплавленной с брезентом, и наружу показалась окровавленная голова арбитра, опутанная массой пульсирующих сосудов. Не дрогнув, странник приставил дуло пистолета между мертвых глаз и выстрелил. На этот раз тварь уж точно почувствовала попадание. Она вскинулась к багровому небу, слепо хватая воздух вокруг себя болтающимися конечностями, и издала глухой рев. Силуэт монстра, нависшего над Реньером, очертили белые дуговые разряды: арбитр, прикрывая собой потерявшую сознание женщину, обрушил на врага град яростных ударов. Серебристая дульная вспышка рассеяла тень, и тварь пошатнулась, пронзенная еще одной благословенной пулей. Щупальца, усеянные костяными крюками, перестали яростно хлестать по сторонам и вяло обвисли по бокам тела, которое уже начинало разваливаться на куски. – Прочь! Прочь! Бегите! – послышался рев громкоговорителя. Реньер бросился к молодому арбитратору и вместе с ним подхватил раненую, чтобы оттащить ее в сторону. Они успели отбежать на десяток шагов, прежде чем шатающуюся колонну плоти окатило белое пламя огнемета, наполнив улицу мечущимися в агонии тенями. Трое отступивших арбитров вернулись как раз вовремя, чтобы упокоить это ожившее богохульство. Когда от твари осталась лишь жирная сажа, пятнающая мостовую, Реньер подошел к своему бывшему собеседнику, который переводил дыхание на обочине. Он снял шлем, открыв мокрые от пота растрепанные светлые волосы. На некогда блестящем панцире остались вмятины, царапины и комья кровавой слизи, но, похоже, этим он и отделался. Спасенную им коллегу приводили в чувство медики. Ей не так повезло: плотно скрутившееся щупальце сломало лодыжку. – Не успел спросить, как тебя звать-то? – спросил странник, протягивая молодому человеку уже запаленную сигарету. Тот уставился на нее, как на что-то совершенно незнакомое, потом все–таки взял и дрожащими пальцами сунул в рот. – Мирт. Мейс де ла Мирт, – проговорил он все еще хриплым от адреналина голосом. – Очень приятно, Мирт. Я – дознаватель Реньер, – странник достал из внутреннего кармана маленькую вещицу – золотое кольцо-печатку с символом в виде буквы “I”. – И мне как раз нужен человек вроде тебя. По лицу арбитратора он понял, что тот ни разу лично не видел эмблему Имперской Инквизиции. Реньер ухмыльнулся и дал ему знак следовать за собой. II. Блюститель Мирт оказался послушным и исполнительным парнем – впрочем, ничего другого от человека, который не пустился в бегство, оказавшись лицом к лицу с демоническим отродьем, дознаватель Реньер и не ожидал. Когда багровое небо стало чуть светлее, он отправил его добывать нужные сведения из архивов Адептус Арбитрес. Местные стражи порядка с ожидаемой лояльностью отнеслись к его просьбе помогать информацией и соблюдать секретность. Сам же дознаватель наведался в городскую библиотеку, где среди груд ветхих инфопланшетов с едва мерцающими экранами нашлось несколько с трудами местных хронистов, описавших четыре прошлые Проклятые Ночи. Ничего более раннего отыскать не удалось, но, еще даже не углубившись толком в документы, Реньер уже наблюдал кое–какую закономерность. Доклады арбитров только подтверждали его подозрения. На изуродованных останках жертв зверя часто [ну уж нет]одили скрытые мутации, характерные для латентных – или явных – псайкеров, и нередко приходилось приглашать Иллюриена, как единственного в городе человека, который имел опыт и знания насчет подобных аномалий. Но еще ни разу не происходило так, чтобы добыча лунного хищника обретала новую жизнь. Сведения о таких происшествиях наверняка бы сохранились, хотя бы в виде слухов. – Мы стали свидетелями исторического события, друг мой, – заявил Реньер, подняв голову над кипой бумаг и планшетов. – Впервые за все время существования Проклятой Луны зверь обрел способность порождать других чудовищ. – Восьмая ночь, – тихо проговорил Мирт, опустив голову. – Прошу прощения? – дознаватель прищурился. Комната, которую он снял под самой крышей дома на центральном проспекте, была снабжена лишь одной, тускло мигающей лампочкой, и в ее свете разобрать, что выражает скрытое тенью лицо арбитра, было сложно. – Есть такое поверье. Мне рассказывали родители. Когда наступит восьмая ночь Проклятой Луны, зверь придет не один, а с огромной стаей мертвецов, которая пожрет весь наш мир. И сама Луна станет зверем и поглотит солнце... Сохрани нас Император! – Во многих легендах есть доля правды. И она всегда растворена в преувеличениях и откровенной лжи, – Реньер улыбнулся, скорее для того, чтобы вдохновить своего помощника, чем из искреннего веселья. – Самое важное, что надо усвоить – порождения Имматериума уязвимы, хотя и не так, как люди. Их можно победить. – Когда я был в участке, попросил заменить свой карабин на огнемет, – сказал Мирт. – Я умею с ним обращаться. Готов бороться с этими тварями, дознаватель. – Похвальное рвение, – кивнул Реньер. – Но даже огонь не смог бы убить то чудовище – по крайней мере, настолько быстро – если бы не освященное оружие, – он похлопал себя по кобуре, в которой покоился пистолет. – Модифицированный “Вестингхорд” лестрийской модели, сверхчистый белый порох, пули из гранул серебра, сплавленных вокруг гипербарической сердцевины. Мирт не удержался и присвистнул. – То-то оно взвыло! – Именно. Помни только, что оружие – ничто без праведной руки, что его направляет, – Реньер оправил плащ, чтобы снова скрыть кобуру из вида. – Так что вот тебе еще одно задание: пока я разбираюсь с архивами, надо сходить в церковь, помолиться как следует и уговорить святого отца – как его звать, кстати? – Преподобный Евсефий. – ...уговорить преподобного Евсефия благословить пару канистр прометия. Я послушал его проповедь и уверен, что он не откажет. И оставь тут свой вокс-приемник: буду держать руку на пульсе. Ближе к вечеру красная мгла сгустилась, неясные тени пролегли от шпилей и фонарей, и по улицам пошли люди в панцирях, выкрикивая в мегафоны предупреждения и загоняя прохожих по домам. По центральному проспекту с грохотом разъезжал “Носорог”, чьи динамики беспрестанно напоминали жителям об опасности пребывания на улице и в особенности вблизи от кромки леса. Время от времени в окно можно было увидеть сигниферов, что расхаживали группами и поодиночке, высоко поднимая хоругви и распевая гимны во славу Бога-Императора и святых защитников. Все эти попытки создать видимость порядка в то время, как в небесах ухмылялась насмешка над всеми законами природы, ни капли не интересовали Реньера, в отличие от информации, которой стражи порядка обменивались друг с другом. Разговоры, доносившиеся из вокс-устройства, настроенного на закрытый канал арбитров, в основном сводились к скупым отчетам очередного патруля или к арестам мелких нарушителей, которые вздумали воспользоваться сумраком Проклятой Луны для кражи или ограбления. Мирт, которого Реньер заставил сразу после возвращения из церкви надеть на себя ранец-канистру, включить вокс-бусину и полностью зарядить дубинку, выжидающе смотрел на передатчик всякий раз, как тот издавал треск и бормотание. – …обнаружено тело… повторяю, обнаружено тело… Общинное поле… – Вот оно, – прош[оппа!]л Мирт. Голос из вокса звучал торопливо и сбивчиво. Внутренне напрягшись, Реньер прислушался. Некая часть его души отчаянно желала, чтобы это не была очередная жертва чудовища, другая с нарастающим возбуждением ждала начала охоты. – …тело расчленено, голова отсутствует… – ...это зверь, говорю вам, это лунный зверь!... – ...держитесь, будьте начеку. К вам направлено подкрепление… Реньер сделал глубокий вдох, схватил приемник и бросил его Мирту. Затем быстро накинул плащ, проверил пистолет и нож и бросился вниз по лестнице. За ним, грохоча бронированными сапогами, побежал арбитратор. Иные владельцы “Воронов” любили покрывать свои машины блестящим хромом и голубой сталью, заставлять их двигатели кричать хищной птицей или выть, как пещерный волк. Реньер и сам был не прочь поработать над своим скакуном, когда выдавалось свободное время, но модификации, которые делали его более заметным, считал достойными лишь презрения. Его “Ворон” мчался по трассе почти бесшумно, а расцветкой не отличался от пернатых тезок. Казенный мотоцикл Мирта, напротив, натужно ревел мотором, изо всех сил стараясь удержаться рядом. Они примчались на место происшествия – ферму в нескольких милях от города – раньше, чем успел приехать “Носорог” с обещанным подкреплением. Вдали сквозь красноватый полумрак светили окна фермерского дома, на темном поле вырисовывались очертания дощатых построек и громоздких агромашин. Когда дознаватель и арбитр остановились и спешились под сенью чахлой рощи плодовых деревьев, навстречу им чуть ли не бегом бросились двое патрульных, обнаруживших труп. – Дознаватель, слава Господу Императору, это вы! Что делать? С телом пока все нормально, но… – затараторил один из них. Реньер вскинул руку, чтобы тот замолчал. – Давно лежит? – спросил он. – Около двух часов, – ответил второй патрульный. – В тот раз тело пролежало часов восемь, прежде чем ожить. Перестраховаться, впрочем, не помешает, – Реньер покачал головой. – Зверь наверняка успел сбежать, но вы глядите в оба, вдруг он рядом. Ты, – ткнул он пальцем в первого патрульного, – иди к фермерам, оружие держи наготове, если что – воксируй нам. А ты давай показывай, где труп. На жухлой траве возле одного из покосившихся сараев остывали пять или шесть туш гроксов, убитых чудовищной силы ударами. В прохладном ночном воздухе стояло зловоние крови и потрохов. Одно животное, глухо мыча, силилось подняться, но у него был перебит хр[ой!], и задние ноги вместе с хвостом лежали мертвым грузом. Реньер протянул руку к пистолету, однако передумал, чтобы не тратить драгоценные пули. Уловив движение дознавателя, патрульный вопросительно уставился на него и, получив в ответ кивок, прикончил животное выстрелом из карабина. Среди изрубленных гроксов, ближе к стене сарая, лежало то, что осталось от человека, неотличимое в багровом освещении от груд мяса вокруг. Похоже, напавшее на него чудовище подняло его и крепко приложило к стене, так что доски треснули и прогнулись, а затем разорвало на части и разбросало их по траве. Пошарив вокруг лучами фонарей, Реньер и его спутник увидели, что рядом валялся электрохлыст, которым несчастный, видимо, погонял стадо, когда на него напали. Толком даже не понять, пастух это был или пастушка – головы у трупа, как и следовало из вокс-переговоров, не обнаружилось. Но вот хлыст мог обещать кое-что получше… – Мирт, слей вон туда немного топлива, – сказал дознаватель, наклонившись и разглядывая грубое электрическое орудие. – Прямо на труп? – уточнил арбитратор, стягивая со спины канистру. – Да. Второго такого боя, как вчера, нам не надо, не правда ли? Патрульный отпрянул, едва не выронив фонарь, когда освященный прометий зашипел на обнаженном мясе. Плоть зашевелилась, судорожно напряглась, испуская белый пар, и снова обмякла. – Варповщина какая, – прош[оппа!]л он. Мирт не удержался, чтобы не продемонстрировать свой опыт в подобных вещах: – Спокойно, боец, этот покойник уже не встанет. Уж я позабочусь. Не обращая внимания на браваду подчиненного, Реньер взял электрохлыст в руки и осторожно протянул кабель между пальцев, предусмотрительно облаченных в перчатки. Не силовая дубинка, конечно, но то, что способно ужалить грокса сквозь толстую чешую, годится и против хищника. На ударной части хлыста, снабженной парой острых шипов, налип лоскут кожи с шерстью. “Вот только не шерсть это, – мысленно поправил себя Реньер. – А волосы”. Человеческие волосы, вот только какого цвета – не понять от крови и от того, что их опалило электричеством. Осторожно сняв клочок плоти с шипов, Реньер уложил его в пакетик и осмотрел взрытую ногами гроксов землю вокруг. В кровавой грязи остались следы, не похожие на отпечатки тупых когтей рептилий. Широкие, но притом глубоко утопающие в почве подошвы, рваные борозды от загребающих землю передних лап – в голове у Реньера начал складываться облик неведомого зверя, и зрелище это было неприятное. – Идем по следу, – сказал он одновременно арбитрам рядом и в вокс-бусину. Догнать тварь, которая, судя по отпечаткам лап, передвигалась то спорой рысью, то громадными скачками, дознаватель не надеялся. А вот подтвердить гипотезу опытом, как всегда советовал Иллюриен, ему вполне удалось. – Варповщина, – повторил патрульный, разглядев в свете фонарей переход от следов когтистых лап к привычным оттискам человеческих ног. Даже не босых – обутых в сапоги с подбитой гвоздями подошвой. Кем бы ни был их владелец, непостижимая сила преображала его в чудовище целиком, вместе с одеждой и всем прочим. Следы вели дальше по лесной грязи и выводили на одну из хорошо проторенных и отсыпанных дорог, ведущих к городу, где терялись на гравии. – И что теперь? – спросил патрульный. – Надо вернуться, – ответил Реньер. – Вы с напарником возвращайтесь к обязанностям, мы сожжем труп, а там посмотрим. Насколько я понял, в начале активности лунный зверь больше одного человека за ночь не убивает... “Обычно”, – добавил дознаватель про себя. – ...Так что пока можно расслабиться. “Но не очень”, – заключил он, и все трое двинулись обратно по тропе, запечатлевшей следы сверхъестественного превращения. Они уже подходили к ферме, когда навстречу сверкнул мечущийся луч – фонарь в руках бегущего человека. – Дознаватель! Дознаватель! – закричал тот, как только их увидел. Реньер узнал голос суетливого патрульного. – Быстрее сюда, тут стена оживает! – Час от часу не легче, – буркнул под нос Реньер, вдохнул полную грудь и перешел на бег. Из-за спины послышалось приглушенное ругательство: Мирту с ранцевым огнеметом было куда как тяжелее. Но дознаватель дал ему перевести дух, лишь оказавшись на уже знакомой сцене преступления. Со стены сарая, под которой лежало неподвижное растерзанное тело, на него смотрело лицо, как будто намалеванное багровой краской. Поливая священным прометием останки пастуха, Мирт не обратил внимания на забрызганную кровью стену. Капли и потеки, пропитавшие старую древесину, слились воедино, вырисовав отвратительный, искаженный яростью темный лик. Арбитр решительно навел на него ствол огнемета и оглянулся на Реньера. – Спалить эту дрянь, дознаватель? – выдохнул он. Не успел Реньер ответить, как, словно почувствовав его приближение, сломанные доски хрустнули и выгнулись наружу. Темно–красное лицо приобрело объем. Затем оно разверзло рот, полный острых щепок, и издало нестройный вой на множество голосов. – Пали! – рявкнул Реньер, и струя прометия ударила в дощатую стену. Сгорая в священном огне, демоническая личина продолжала завывать, проклиная своих губителей. Глядя на то, как пламя охватывает сарай, дознаватель пытался понять, действительно ли он слышал в воплях порождения варпа свое имя. – Итак, – сказал Реньер, отхлебнув утреннего рекафа. Во время расследования спал он, как уже давно повелось, мало, и под глазами у него залегли тени. – Что мы знаем о второй жертве Проклятой Луны? Мирту, как он знал, тоже спалось паршиво, но выглядел он гораздо лучше, хотя и вел себя немного дергано. Молодняк, чтоб его. Реньер хмуро уставился на арбитратора, ожидая ответа. – Парень со странностями: молчаливый, нелюдимый и предпочитавший компанию животных, – повторил Мирт слова фермера, которого расспрашивал полночи. – “Говорящий с гроксами”, так его называли. Хозяин жаловался, мол, где ж еще такого пастуха найти, у которого скотина не буянит. – Этот парень явно был латентным псайкером, чья пси-сила сближала его с энергиями неразумных живых существ, – сказал Реньер. – Знавал я как-то одного такого. Действительно, одаренный мир… – Одаренный? – переспросил Мирт. – Лучше, конечно, сказать “проклятый”. Два вирда за пару дней, и это я еще не искал их специально. Когда на планету последний раз заходили Черные Корабли? Лет тридцать назад? – Вроде того, – протянул Мирт. – Один был. И то недолго. После варп-бури сообщение с остальным сектором ни к черту. Ну вы ж сами знаете. О да, Реньер знал. Он сам лишь чудом сумел проникнуть на планету, вокруг которой то и дело происходили возмущения Имматериума. Старые сводки новостей, над которыми он вчера корпел, пестрили сообщениями о мутациях, вспышках неведомых болезней, приступах массового помешательства и крестовых походах сигниферов, которые выискивали и сжигали ведьм и колдунов (или тех, кого ими считали) после каждого подозрительного несчастного случая. Только бдительность местных жителей их и спасала: Реньер был слишком хорошо осведомлен о том, что происходит с планетами, где псайкеров становится чрезмерно много. Так или иначе, но ни одной толпе линчевателей и ни одному самопровозглашенному охотнику на ведьм, благословленному местной Экклезиархией в лице преподобного Евсефия, не удалось найти и уничтожить пресловутого зверя Проклятой Луны. Вопрос в том, что этот зверь такое? И не лучше ли спросить – кто он? На этот счет у дознавателя уже были вполне определенные соображения. – Пока ты общался с господином гроксозаводчиком, я обработал клок волос, который нашел на хлысте. Знаешь, что обнаружилось после промывки и центрифугирования? – Реньер поставил на стол стаканчик с мутной жидкостью, на поверхности которой плавали отдельные белые волоски, а на дне лежал густой желтый осадок. – Краска? – Именно. Коллоидный краситель. Если присмотреться с магнификатором, в осадке можно разглядеть частицы блестящего золотистого металла. – Золотой блеск... Так это… сигнифер! – Мирт с ошеломленным видом сложил руки в крылья орла. – Что же это такое, воин божий – чудовище… – Он нападает только на псайкеров. Возможно, с его точки зрения чудовища – как раз-таки они. – Он создал тварь, что убила одного из наших, – арбитратор сокрушенно покачал головой. – Ленстрам был хорошим парнем. И уж точно не псайкером. Она убила бы и Агму... – Я не знаю, что думать насчет той твари. Может быть, она действовала независимо от него, просто возникла от той же скверны, что дает силу убийце. Сам же убийца следует какой-то своей высшей цели, для достижения которой ни перед чем не остановится. И нам нужно сделать так, чтобы это существо – человеком его уже не назвать – ее не достигло. Реньер встряхнул головой, чтобы прояснить мысли, и забарабанил пальцами по столу. – Нужно как можно скорее выяснить у отца Евсефия, кто из сигниферов не присутствовал на службе, когда взошла луна. – Их не менее сотни, а на службе было лишь двенадцать, – сказал Мирт. – И все же выбросить дюжину подозреваемых – уже кое-что. Кроме того, заметь, волосы-то седые. Это один из старых и опытных воинов, возможно, еще тех, кто застал первое появление Проклятой Луны. Но это ладно. Еще нам надо вычислить, где живут вирды, на которых зверь может нацелиться в следующую ночь. – Насчет вирдов я, кажется, кой-чего придумал. Вот, – Мирт завозился и вытащил сложенный пополам новостной листок. – Купил, когда ходил за рекафом. Объявления в конце, мелким шрифтом… Реньеру бросился в глаза крупный заголовок об убийстве пастуха. Он пробежал взглядом статью, в которой, слава Богу-Императору, не говорилось ни о каких говорящих стенах, а вчерашнее убийство старухи и арбитра сводилось к одной строчке и упоминанию “необоснованных слухов, распространяемых суеверными горожанами”. Ниже шел рекламный блок, в котором дознаватель не увидел ничего интересного, кроме… – “Даю советы, раскрываю тайны, читаю карты. Потомственная хранительница знаний”? – Реньер усмехнулся. – Откуда нам знать, что она не шарлатанка? – Это Лайра Дрейя. Я слышал о ней, у нас все о ней слышали, – возразил Мирт. – Моя… моя мать ходила к Лайре раскладывать Таро. Хотела узнать, что ждет меня на службе, хотя я, конечно, был против. Не по-людски это, лезть в будущее… Она предсказала мне встречу с незнакомцем и битву со зверем. Она действительно видит. Реньер задумчиво посмотрел на объявление. Амулеты, прорицания… похоже, при всем своем проповедническом пыле отцу церкви не удалось подавить тягу прихожан к сверхъестественному. Да что уж тут говорить, если под подозрением оказался один из самых ретивых воинов веры? – А вот и адрес, – произнес дознаватель и вылил в себя остатки рекафа. – Нам есть куда нанести визит. Но для начала я бы хотел кое-что кое-кому сообщить... III. Ведунья Лайра Дрейя не называла себя прорицательницей, ворожеей или хотя бы гадалкой. Слишком уж это было опасно. Таких, как она, терпели недолго – до первой беды, в которой больше некого было обвинить. Но иных способов заработать на жизнь, кроме Дара, она не ведала – хотя, видит Бог-Император, немало нашлось бы тех, кто заплатил бы немалые деньги за то, чтобы заполучить ее все еще свежее и гибкое тело, стиснуть в кулаке длинные черные волосы и всю ночь владеть той, кому подчинялись потусторонние силы. Завистливые женщины ш[оппа!]лись, будто красоту Лайра наводит припарками из жира младенцев, а клиентов-мужчин привязывает к себе веревкой, пропитанной нечистой кровью. Но сплетничали они не слишком громко: ведь именно к ней они шли, когда хотели разобраться в своем будущем, и почти подобострастно молчали, пока Лайра раскладывала на столе Имперское Таро. Истинная сила “советчицы” – под таким безобидным прозвищем она рекламировала свои услуги – крылась не в сохранении молодости и не в воздействии на умы, а в том, что она могла заглядывать в будущее. И сейчас, когда она сидела на кресле в своем одиноком доме на холме, беспокойно кутаясь в старую накидку из шерсти, Дар разворачивал перед ее внутренним взором картины, наводящие страх. Что-то грозное и неизбежное двигалось к ней по дороге времени, грозя смертной карой… за что – этого Лайра не видела, но давно уже разучилась задавать себе такой вопрос. Таких, как она, всегда было за что наказать. Она выглянула в окно, но ничего не увидела, кроме панорамы города, залитого багрянцем, и неподвижно висящей в небе луны, от которой “советчица” поспешила отвести взгляд. Она знала, что светило обладает неким подобием жизни, ненавидящей все живое, и лучше не привлекать его внимание. Знание это не имело источника или доказательств, оно просто образовалось где-то на задворках ее разума, когда Лайра смотрела на Проклятую Луну в прошлый раз, да так там и осталось. Дрожащими пальцами Лайра начала раскладывать пасьянс – скорее дабы успокоиться, нежели узнать свое будущее. Обычно это помогало, но не сейчас: расклад не поддавался интерпретации, каждое сочетание карт открывалось, словно дорога, приводящая в тупик. Таро как будто пыталось вырваться из ее рук и разлететься вихрем осенних листьев. Нахмурившись, Лайра напрягла волю, вдохнула полную грудь, вбирая в себя вместе с воздухом энергию Имматериума, и ощутила, как закололо в пальцах, прикасающихся к пси-чувствительным пластинкам. Карты задрожали, почуяв силу, и начали послушно ложиться на стол. Словно в ответ на прикосновение к варпу, предчувствие [ну уж нет]лынуло на Лайру с новой силой, за миг до того, как она увидела, что карты изменились. Лик “Чужестранца”, прежде изображенный неясным пятном в тени капюшона, теперь был открытым, искаженным от боли лицом слепого мученика. “Воитель” больше не был рыцарем в серебряных доспехах, чье сияющее копье пронзало змия. Багряный плащ развевался за его закованной в доспехи спиной, и он замахивался палаческой секирой – но метил не в демона, извивающегося внизу рисунка, а в ту, что на него смотрела. Третья карта обожгла пальцы, и, вскрикнув, Лайра выпустила ее. Туз. Неведомой масти. Каким бы ни был символ в центре карты, теперь на его месте зияла пасть, полная острых клыков. На глазах у Лайры она растянулась в ухмылке и разверзлась еще больше. Предупреждающий выкрик Дара обрушился на нее, как удар плети, и она невольно бросила взгляд в окно. Померещился ли ей высокий, неестественно вытягивающийся к горизонту силуэт человека, приближающегося к ее дому? Времени разбираться не было. Бросив карты, Лайра метнулась к черному ходу, откуда можно было сразу углубиться в лес. Там, в гуще сплетающихся ветвей и терний, она придумает, как замести следы и переждать опасность... Затем на нее опять [ну уж нет]лынул неестественный ужас, и, не разбирая дороги, Лайра побежала в чащу, спасая свою жизнь. – Стоять! – послышался окрик откуда-то сзади, только придав ногам силы бежать быстрее. Они все-таки добрались до нее. Вот о чем предупреждал варп, оставшийся теперь ее единственной надеждой… Совладав с ужасом, ведунья оглянулась и увидела, как меж деревьев, с треском ломая сухие сучья, к ней приближается десяток рослых воинов. Когда они попадали в полосы лунного света, пробивающегося сквозь кроны, виднелся багряный отблеск их копий и доспехов. – Остановись, нечестивая! Каждый седьмой день Лайра ходила в храм, не только чтоб испросить духовной защиты, но и чтобы не навлечь на себя подозрения в безбожии, и хорошо знала этот громовой голос, вещавший с амвона. Как она боялась, когда пронзительный взгляд старика падал с высоты на ее коленопреклоненную фигуру… Какая-то часть ее души сказала: “Довольно страха”. Она знала, что Дар давал возможность не только помогать людям, но и поражать смертью. И снова ночной воздух, насыщенный жгучими искрами иной, непокорной силы, ворвался в ее легкие – и вышел наружу воплем, от которого преследователи дрогнули. Кто лишь пошатнулся, кто отступил на шаг, мотая вызолоченной головой, кто едва не рухнул, опираясь на сжатое в ослабевших пальцах копье… Через минуту они бы оправились и продолжили погоню, но Лайра не собиралась давать им время. Она протянула вперед обе руки, и с пальцев, словно вороны с ветвей, слетели корчащиеся тени, опутав двоих воинов. Пару мгновений те плясали в воздухе, как марионетки, ломано выворачивая конечности, а потом рухнули, и лес огласил дуэт мучительных воплей. – Ведьма! Тебе не уйти от гнева божьего! – взревел отец Евсефий. Ведунья швырнула в него еще одним переплетением теней, вложив в их спутанные нити весь свой страх и гнев, но преподобный поднял перед собой увенчанный аквилой жезл, подобно рыцарю, парирующему удар меча. Колдовство рассеялось в прохладном лесном воздухе, и Лайра задрожала, почувствовав себя ничтожной перед яростью священника. Она снова потянулась в Имматериум, но вместо энергии в ее тело хлынула ужасающая слабость, и она упала на землю, пахнущую сыростью и мхом. Красное небо, черные деревья, золото доспехов и нимбов на головах воинов – все смешалось в водоворот размытых пятен. А потом над Лайрой навис силуэт сигнифера, заносящего копье. – Остановитесь! Именем Священной Инквизиции! Медленно, с трудом она повернула голову на крик. Из лесных теней появилось двое мужчин. Один из них, в шлеме и броне арбитра, сжимал ствол ранцевого огнемета. Другой держал руки поднятыми, и на одной из них поблескивало, отражая красный свет, массивное кольцо. – Дозна… дознаватель Реньер, – отец Евсефий не сразу перешел с громового рева на обычную речь. – Вот та ведьма, о которой вы говорили. – Я говорил взять ее живой! – рявкнул в ответ Реньер. Не дожидаясь приказа священника, сигнифер, который едва не прикончил Лайру, спешно отошел от нее. – Да ее никто и пальцем не тронул, – защищаясь, отступил преподобный. – Мои люди – самые опытные в своем деле, как вы и просили... – Осторожнее с ней! – встревоженно воскликнул арбитр, когда Реньер решительно двинулся к лежащей на мху ведунье. – Все в порядке, Мирт, – отозвался дознаватель. Лайра подняла перед собой руки, почти бессознательно пытаясь снова пробудить Дар, и на пальцах заиграли искры, но тут на ее запястьях замкнулись причудливо гравированные оковы. В тот же миг она словно повисла в пустоте, где ничто не могло ответить на ее призывы. Ощущение опустошенности было настолько глубоким, что она не почувствовала ни боли, ни страха, когда дознаватель достал нож и провел им по ее ладони. – Узрим же, как творится правосудие над грешницей, дети мои! – возвысил голос священник. Сигниферы начали осторожно приближаться к ведьме и дознавателю, когда тот внезапно распрямился. В правой его ладони лежал пистолет, левая же, сложенная ковшиком, полнилась жидкостью, что дымилась в ночном воздухе. – Ну? Кто из вас настолько жаждет крови псайкеров, что готов показать свое настоящее лицо? – резко спросил Реньер и взмахнул рукой. Широкий веер алых брызг окропил броню ближайших воинов, и те отшатнулись. – Вот твоя добыча, зверь! Как ты любишь – слаба и беспомощна! Иди и возьми ее! – Я не понимаю, что… – начал преподобный Евсефий, но его оборвал полный ярости рык. Лайра завизжала и что было сил поползла назад, отталкиваясь ногами и локтями. То, что предстало ее взору, само по себе могло привести в ужас даже бывалого борца с нечистью, но куда страшнее был вопль Дара, скованного и запертого в ее душе. Рядом пробуждалось нечто, что ненавидело таких, как она, сильнее, чем любой фанатик Бога-Императора. Один из сигниферов, рослый воин с изборожденным шрамами и морщинами лицом, выпустил из рук копье-хоругвь и обхватил себя руками, словно пытаясь остановить происходящие с ним изменения. Грудь ходила ходуном, доспехи трещали, из оскаленного рта потекла кровавая пена. – Мирт, огонь! – крикнул дознаватель. Он отскочил в сторону и выстрелил, но пуля ударилась в золоченую броню и с воем срикошетила в сторону. Струя пламени разрезала воздух, и Лайра ощутила ее жар на своей коже. Но сигнифер с хрустом согнул ноги – так, что колени вывернулись назад – и мощным прыжком взлетел на ветви ближайшего дерева. Огнемет лишь выжег дотла траву там, где он стоял секундой раньше. – Брат Аллайд! Нет! – воскликнул кто-то из сигниферов, в ужасе глядя на бывшего товарища по оружию, что вцепился в кору руками, на глазах вытягивающимися в длинные когтистые лапы. Лицо существа исказилось в широкой зубастой ухмылке, и оно прыгнуло на того, кто назвал его по имени. Несчастный захлебнулся собственной кровью, когда острые как бритва когти вонзились в его горло и грудь. – Во имя Золотого Трона, убейте его! – завопил священник. Выставив перед собой копья, сигниферы помчались на тварь, раздирающую на части их собрата. Но прежде чем они успели вонзить в нее позолоченную сталь, та развернулась и взмахнула лапами, переламывая и расшвыривая в стороны древки. Не удержавшись, два воина упали наземь, а лунный зверь легко перемахнул через брешь в шеренге атакующих. – Уйдите! Уйдите с дороги, я не могу стрелять! – закричал Мирт, пытаясь разогнать опешивших сигниферов. Те не слышали его: все их внимание захватил исполосованный труп, который, шатаясь, поднялся на ноги и мотал висящей на полоске кожи головой, как будто выбирая себе жертву. Тварь припала к земле и помчалась к арбитру на всех четырех конечностях, с каждым мгновением теряя последние детали человеческого обличья. Реньер снова выстрелил, и на этот раз серебряная пуля попала в покрытый шерстью бок. Мучительный вой огласил лес, но жажда крови была сильнее. Одним могучим рывком чудовище преодолело последние метры и набросилось на Мирта, встретившего его собственным воплем ярости и потоком освященного прометия. Сигниферы вонзили копья в бывшего собрата, что хлестал переломанными руками, как плетьми, и хоругви с ликами святых пропитались нечистой кровью. Арбитр и зверь сцепились и покатились по земле одним клубком, разбрызгивая капли жидкого пламени. Сырая земля быстро погасила огонь. Когда же прекратилось и движение, то лишь одна фигура поднялась над месивом разбитой брони и разодранной плоти. Она запрокинула морду и завыла, и холодный ужас пробрал до костей каждого, кто слышал этот дьявольский многоголосый звук. Забившись под корни вывороченного дерева, Лайра зажала уши пальцами, насколько позволяли скованные руки. Она предвидела, она знала, кто станет следующей жертвой. На ее лицо легла тень, и она подняла глаза, готовая встретить свою предначертанную Даром судьбу. Но то был не зверь, а человек, загородивший спиной свет Проклятой Луны. В одной руке он держал пистолет, другая, все еще мокрая от крови Лайры, была стиснута в кулак. Реньер встал перед ее укрытием, а перед ним, пуская слюну из пасти, бродило чудовище, вышедшее из самых страшных, навеянных варпом кошмаров. Оно опиралось на задние лапы, но передние волочились по земле, загребая опавшие листья серпообразно изогнутыми когтями. На обожженных боках торчали ребра, как у умирающего с голоду пса. Свалявшийся мех цвета запекшейся крови влажно блестел и одновременно курился белым дымом от благословенного прометия, вылившегося из разбитой канистры. На широком лбу зверя, словно раскаленный металл, горел символ, напоминающий череп, от которого Лайре захотелось отвернуться, зажмуриться, спрятать лицо в руках. Несмотря на раны, тварь выглядела столь же смертоносной, как прежде, и в ее желтых глазах горела нечеловеческая ненависть. – Отродье Кровавого Бога, ее тебе не получить, – спокойно проговорил дознаватель. Зверь зарычал и присел на задние лапы, готовясь к прыжку. Лайра закрыла глаза, чтобы не видеть, как он бросится на Реньера. Только поэтому ее не ослепила яркая, как само солнце, вспышка. Когда она снова распахнула веки, ошеломленная грохотом и треском, тварь каталась по земле, и пламя лизало ее кровавую шкуру. – Сверхчистый белый порох, гранулы серебра, запал из кухонной зажигалки! – торжествующе закричал Реньер, перекрывая пронзительный визг горящего чудовища. – Получай, мразь! Добивайте, братья! Он стрелял, пока не высадил всю обойму, и к тому времени, как сигниферы, выкрикивая проклятья, пронзили тушу твари своими копьями, она едва шевелилась. Но пасть, полная загнутых клыков, по-прежнему судорожно щелкала челюстями, а жуткие когти сжимались, вонзаясь в землю. Лишь когда подоспел преподобный Евсефий и, бормоча молитвы, влил в глотку монстра флакон святой воды, тот, наконец, затих и вытянулся на земле. Постепенно к нему возвращался облик брата Аллайда, теперь не менее страшный, чем личина оборотня: смятые и искореженные доспехи, скрюченные пальцы, в которых запутались клочья одежды и плоти жертв. Лицо, обрамленное слипшимися золочеными волосами, прикрывала маска из кожи и металла, отдаленно напоминающая морду пещерного волка. Реньер нагнулся и осторожно подобрал ее. Сигниферы попятились, осеняя себя аквилами. Несмотря на грубую выделку, эта вещь дышала силой и злобой, и на ее лбу темнел знак Губительной Силы, что обратила святого воина в это воплощенное богохульство. Под маской скалился добела обгоревший череп, ничем не отличающийся от человеческого. – Я заберу это, – сказал Реньер, пряча маску в мешок, подальше от взглядов. – Нужно как можно скорее передать ее инквизитору. – Не лучше ли сжечь эту мерзость? – спросил преподобный Евсефий. Голос его дрожал, еще не набравшись прежней силы. – Сожгите лучше трупы, – покачал головой дознаватель. – Кто знает, откуда взялась эта маска, и не появятся ли новые? Думаю, она может открыть нам что-то, что позволит нам спасти этот мир от проклятья. Священник подумал и устало кивнул. Не говоря ни слова, он повернулся и пошел к телу Мирта, чтобы сотворить отходную молитву. Уцелевшие сигниферы разошлись – кто помогать раненым, кто собирать дерево для погр[лобзал]ьных костров. Реньер долго смотрел на священника, склонившегося над растерзанным трупом. Губы его шевелились, словно он сам беззвучно молился – или просил прощения. А затем он повернулся к Лайре, сжавшейся в укрытии среди корней, и встретил взгляд ее расширенных глаз. – Не волнуйся. Такие, как ты, нам тоже нужны, – сказал дознаватель и поднял ее на ноги. Эпилог Техноадепт Иллюриен был единственным, кто пришел провожать неприметный “Арвус”, который часом ранее сел в чистом поле недалеко от города. Солнечные лучи бликовали на бронестекле кабины, за которым угадывался силуэт пилота в глухом зеркальном шлеме. Проклятая Луна давно ушла за горизонт, и теперь в зеленовато-голубом небе плыли перистые облака и звучал негромкий щебет птиц, парящих в потоках утреннего ветра. Адепт втянул воздух искусственными легкими, жалея, что уже не может ощутить полную гамму весенних ароматов. Черноволосая женщина, что с опаской косилась на Иллюриена, исчезла в глубине кора[эх жаль]. Реньер подкатил к аппарели “Ворон”, передал его в руки сервитора-погрузчика и пошел прощаться с жрецом Машины. – В лихтере еще есть место, – сказал дознаватель. – Летим с нами. Иллюриен покачал головой. – Я слышал, что вчера произошло в лесу. Слишком уж я стар для подобных переделок. – А я-то думал, что заберу с собой как минимум двух способных агентов, – вздохнул Реньер, и его лицо на мгновение омрачила печаль. – Что ж, если ты уверен, не буду настаивать. Спасибо тебе за все, что ты сделал. – Спасибо тебе, друг мой, – Иллюриен протянул металлическую ладонь и пожал руку Реньера. – Ну уж нет, – в глазах дознавателя снова вспыхнул огонек веселья. – Благодарить меня будешь, когда я вернусь и мы окончательно разделаемся с Проклятой Луной. – Доживу ли я до такого чуда? – недоверчиво спросил техноадепт. – Уж постарайся! – усмехнулся в ответ Реньер и, похлопав друга по плечу, отправился к дожидающемуся его "Арвусу".
  15. Ну, справедливости ради, Мадраг топит за Неделимый, о чем он намекае в пассаже про "потенциал планеты", и, будучи колдуном, больше склоняется к Тзинчу (откуда склонность хитропланить и тзинчитские элементы в спонсируемом им культе Верховного Существа). Остальные - кто за Кхорна, кто против Империума, кто за право в свободное время людей потрошить.
  16. Akmir, потому что на что угодно может ответить песней. :)
  17. Все устраивает. Единственное, что довольно странно для магоса испытывать такое отвращение к нанесению вреда ребенку. У меня сложилось впечатление, что под соусом "ради науки!" механикус и не такое творить могут. Ну мало ли, может, у них там секта с повышенным вниманием к биоэтике. Ага, нашла уже. Brazen Claws. Вполне логично их видеть в Карауле.
  18. Немного рефлексии, чуток гримдарка, еще кусочек предыстории и хакеры Хаоса.
  19. ГЛАВА 10: НОЧЬ ДУШИ Над Городом загорелись звезды, и покои Порфиры наполнились густым сумраком, но тем, кто теперь безраздельно властвовал над нею, не нужен был свет, чтобы видеть. Под сводами дворца бродили отзвуки безумного хохота и метались тени, казавшиеся живыми существами. Слова тяжело падали на пол, отражались эхом от стен, взлетали под потолок и растворялись в воздухе, и Канумбра почувствовал, что не желает больше говорить в этом месте. – Выйдем, – хрипло предложил он колдуну. Гвадалор недовольно заворочался на своем ложе. Трупы рабов, расставленные вокруг него в неестественных позах, мелко задрожали, точно от холода. – Не шевелись, – приказал Мадраг. – Нужно время, чтобы вернуть тебе жизненную силу. Они вышли из палаты, и позолоченная дверь сама мягко закрылась за их спинами. В коридоре дул сквозняк, несмотря на поднятые пустотные щиты, и пахло сыростью, но Канумбра чувствовал, что здесь его слышно куда лучше, чем в комнате, наполненной душным зловонием колдовства. Они пошли по мягко проседающим коврам, словно два друга, прогуливающиеся по вечерней набережной. Цепи и варварские трофеи на их доспехах позвякивали в такт приглушенным тяжким шагам. – Твой план провалился, – без обиняков заявил Канумбра. – Знамения уничтожены. – Когда рушится одно, возвышается что-то другое, – возразил Мадраг. – Такова природа вечно изменчивого бытия, и это ясно всякому, кто пытается установить над ним власть. Я позволил сети Знамений распасться лишь потому, что увидел иную сеть, куда более крепкую. Чтобы ловить ею души, нам не понадобятся смертные помощники. – Ты говоришь загадками, – заметил Канумбра. – А я их не люблю. – Эту загадку я и сам еще до конца не разобрал. Андали с Туррианом работают над ней прямо сейчас. Ах, хотел бы я, чтобы старый глупец Роннайн мог увидеть то, что я собираюсь сделать… – Да ты же сам этого не понимаешь, – воин хмуро уставился на Мадрага. – О нет, – колдун одарил его в ответ лучезарной улыбкой, и в его глазах загорелось по язычку веселого пламени. – Я как никто другой понимаю красоту того, что мне открылось. Иногда Канумбру тянуло поближе познакомить лидера банды с Шеерубом, и сейчас был как раз один из таких моментов. Впрочем, он и сам не заметил, насколько увлекли его дразнящие намеки Мадрага. Ему хотелось знать, что тот задумал, и он выразил свое желание нетерпеливым кивком. – То, что я намереваюсь сделать с Брюмером, суть не более и не менее как реализация его подлинного потенциала, – мягко проговорил Мадраг. – Ты ведь знаешь, как появляются на свет Нерожденные? Ты не можешь быть настолько нелюбознателен, чтобы не интересоваться тем, откуда берется сила, которой ты пользуешься. – Из варпа. Причем здесь “потенциал планеты”? – Брат мой, силы варпа – лишь отражение того, что происходит в реальном мире. А на Брюмере произошло очень и очень много событий. Восстание, правление Конкордата, вторжение Артифициона – все это лишь одна глава его истории, что восходит к древнейшим временам. Сколько крови здесь пролито, Канумбра! Сколько интриг, сколько надежд и планов строилось хотя бы в этом дворце, что дал нам приют! Сколько декадентских удовольствий познали и придумали правители этого мира... И какое отчаяние и горечь все это время копились в Нижнем Городе, прежде чем прорваться наружу, подобно чумному бубону? Ты представляешь, какие шумы и волны все это породило в варпе? Мадраг на мгновение закрыл глаза, как будто прислушиваясь к гулу иных морей. – Они там, – прош[оппа!]л он. – Они движутся. Следят. Ждут. Тоскуют по реальности, которая дала им начало, и не могут в нее пробраться. Разве они не заслуживают воплощения? Разве им так и суждено остаться безликими, нематериальными снами Брюмера? Я не сделаю с этим миром ничего такого, чего он сам себе не уготовил. Я просто позволю его мечтам стать явью. Они вышли в коридор, где на стенах висели заклейменные узники. При виде хозяев эти жалкие создания зашевелились и забормотали, каждый на множество голосов. Похоже, речи Мадрага привлекли внимание демонов, почуявших, что говорят о них. Колдун пристально поглядел на своего собеседника, давая понять, что желает как можно быстрее заняться своими таинствами. Однако у Канумбры оставался еще как минимум один вопрос, на который он требовал ответа. – И что это даст лично тебе, Мадраг? Что это даст мне и всем остальным? – Такая сила, такая жизнь… Совершенно иное состояние бытия, – выдохнул колдун, и по его плечам и рукам прошла легкая волна искрящегося электричества. – Мы будем управлять этим миром, каждым его аспектом и каждым из его обитателей, как ты управляешь своим топором. Наша воля превосходит волю любого из этих текучих, зыбких сновидений. Под нашим командованием будут легионы. Забудь о фанатиках Императора. Забудь об Артифиционе. Их сметет с лица этой планеты, как путник стирает пыль со лба... А потом мы пойдем к иным мирам, чтобы раскрыть их самые потаенные грезы. Ты представляешь себе это великолепие? Представляешь могущество? Узники начали стонать, и звуки эти нарастали, пока не перешли в крики. Странным образом тихий голос Мадрага продолжал ясно слышаться сквозь гвалт. Дослушав его, Канумбра кивнул и отступил на шаг. – Делай, что должен, колдун. Я уверен, что боги на твоей стороне. Скитарий содрогнулся и рванулся вверх, заскрипев каждым суставом наполовину искусственного тела. Из круглого решетчатого отверстия, заменявшего ему рот, вырвался фонтан маслянистых брызг. Не обращая внимания, Турриан снова потянул, и под тихий шелест сервомоторов его металлическая рука вытащила из вскрытой груди скитария влажный жгут, покрытый пульсирующими узлами плоти. Андали взмахнул газовым резаком, аккуратно отсекая машинные внутренности от тела, и жертва снова забилась на импровизированном операционном столе. Какую бы силу не придавали плененному скитарию внедренные глубоко в его плоть компенсаторные механизмы, вырваться он не мог: Турриан накрепко приплавил его металлические конечности к плоской крыше разбитой кабины погрузчика, которую рабы водрузили на постамент из кирпичей. Технодесантник и апотекарий успели поэкспериментировать с цепями и мощными магнитами, но сварочный инструмент оказался гораздо более эффективным средством удержания подопытных объектов. – Есть успехи? – окликнул знакомый голос. Андали вздохнул и отвел взгляд от костного образования в форме сердца, которое он держал двумя пальцами и рассматривал на весу. Моноклескоп на его левом глазу защелкал, перестраиваясь из микрорежима на нормальное зрение. Турриан поднял голову, ухмыльнулся в знак приветствия и снова углубился в наблюдения за механизмами, движущимися под кожей и броней скитария. Канумбра стоял в нескольких метрах от них, возле покосившейся решетчатой ограды королевского сада. Рабы, облаченные в глухие прорезиненные костюмы, приставляли к решетке результаты предыдущих экспериментов. На листах гофрированного железа и кусках кровельного металла скорчились оплавленные и изрезанные, но местами все еще дергающиеся останки. Еще груда тел, лишенных конечностей и оптических приборов, вяло шевелилась неподалеку, словно ворох вываленной из сетей рыбы. – Не трогай забор, он под током, – предупредил апотекарий, увидев, что Канумбра собирается облокотиться на ограду. – Что, Мадраг спрашивает? Мне пойти посмотреть Гвадалора? – Он тебя не подпустит, – проворчал воин. – Говорит, раны от смертных не заслуживают штопки. А колдун занят ритуалами. – Не знаю, что он там творит, но мы тут определенно кое-чего добились, – приподнятым тоном сообщил Турриан. – Иди сюда, погляди. Склонившись над распятым телом скитария, Канумбра уставился на биомеханическое месиво, залитое кровью и машинным маслом, а затем перевел взгляд на боевых братьев. – Ты объяснишь или я? – Андали переглянулся с технодесантником. – Я, а ты пригляди, чтобы этот не умер, у тебя лучше выходит, – Турриан говорил быстро, явно довольный, что наконец-то нашел слушателя, которому можно было поведать о своих открытиях. – Смотри, Канумбра, вот эта деталь, замаскированная под хрящ, на самом деле – устройство связи. Через нее они могут беспрепятственно общаться друг с другом практически на любом расстоянии, передавать образы, записи и другую информацию... – Как Мадраг мыслеречью? – Примерно. Этот, правда, использовал связь довольно однообразно: только и делал, что звал на помощь. Близнецы говорят, поначалу на их сигналы даже откликались. Так что у нас теперь больше материала, чем надо, – Турриан кивнул на груду тел у ограды. – Но если к делу, то этот “хрящ” можно легко вырезать, или отключить достаточно сильным ударом, и тогда скитарий теряет связь с остальными. – Как муравей вдали от матки. А если его совсем уничтожить, возникает интересный эффект, – добавил Андали и слегка отстранился. – Вот, попробуй сам. Канумбра пожал плечами, протянул руку и сдавил белесый орган связи между пальцами. На мгновение раздалось шипение статики, затем хруст. Хрупкая электроника рассыпалась блестящими, мелкими как пыль осколками, и скитарий замер, будто оглушенный внезапной тишиной. Через несколько секунд он замотал головой по сторонам, а его бионические глаза стали судорожно вращаться в латунных орбитах, пытаясь сориентироваться. – Любопытно, не правда ли? – спросил Потрошитель. – А вот еще, посмотри. Похоже на мясо, но темнее. Иммунная ткань. Канумбра потер пальцы друг от друга, скатывая налипшую на них слизь и прах в комок, и щелчком избавился от него. Затем без интереса поглядел на то, что указывал электроскальпелем апотекарий. – Она просто кишит модифицированными клетками, пожирающими попавшие извне патогены с невероятной скоростью. Никогда ничего подобного не видел. Технодесантник поднял с заляпанного биотическими жидкостями стола тонкий острый клинок с пучком проводов вместо рукояти и многозначительно потряс им. – А вот имплантированный силовой нож! Как тебе такое, а? Абсолютно незаметное оружие, спрятанное между костей предплечья... – Чуть ему ногу не отхватил, – вставил Андали. Технодесантник отмахнулся серворукой. – Протезом больше, протезом меньше. У каждого из них свой набор модификаций: от способности к полету до регенерации, не уступающей нашей. Думаю, мы могли бы воспользоваться всем, что так щедро бросил против нас Империум. С такими технологиями я мог бы превратить каждого жителя этой никчемной планетки в убийцу, какого не видела Галактика. Расходовать все это изобилие на тупых болванчиков… – Как насчет сперва уничтожить этих болванчиков, – прервал Канумбра, – пока они не собрались с силами и не взяли нас числом? Андали опустил обе руки на стол и перегнулся через него, словно заговорщик, собирающийся поделиться секретом. – Средство для этого мы уже нашли. И даже показали тебе, – сказал он. Турриан с ухмылкой вытащил из-под стола стеклянную колбу. Под слоем кирпичной пыли виднелась наполняющая сосуд густая жидкость, в которой плавали белесые хрящеватые комки. – Устройства связи? – Канумбра недоверчиво уставился на колбу. – Они самые, – кивнул Андали. – И с их помощью мы нанесем им удар оттуда, откуда они ожидают меньше всего. Смириться с поражением – вот что оказалось самым сложным. Травмы и кровоподтеки, полученные в бою, бесследно рассосались еще до того, как ему вернули сознание. Яд в крови Эмтиссиана вычистил какой-то пятнистый мешок плоти, который пиявкой присосался к его руке и не отпускал, пока тот не почувствовал в себе достаточно сил, чтобы отодрать эту дрянь. Но ни одно создание Биологис не могло избавить его от иного яда, въедающегося в разум и душу. Он должен был чувствовать радость. Он должен был ликовать, как все эти… аквилоносцы, как назвал их Фредерик, что заполонили всю площадь и прилегающий к ней район Города своими палатками и кострами. Среди них сновали механохирургеоны, сопровождаемые стайками диагносторов, и бесчисленные сервиторы, раздающие питательные концентраты и укрепляющее питье. Где-то там бродил и его чудом выживший брат, на пару с сестрой Розалиндой организуя помощь раненым и упавшим духом. Внутри собора и в наиболее хорошо сохранившихся зданиях вокруг площади устроили госпитали, а во дворах развернулись операционные, больше похожие на фабрики, где людям, покалеченным в боях с еретиками, споро приделывали новые бионические конечности. В одну минуту Артифицион преобразился из лютых врагов рода человеческого в союзников, каждый из которых излучал заботу и набожность, словно внутри у них сдвинули переключатель. Эмтиссиан не верил, что такой переключатель существует. Он помнил, как распрощался с жизнью в хватке живой машины. Какая-то часть его разума до сих пор была уверена, что он мертв и что все происходящее вокруг – не более, чем видение. Какая-то другая часть бессильно жаждала мести. За всех, кто погиб на электростанции, и после, и до нее… говорили, что в захваченных районах Города в живых осталось не больше одного человека на пятерых, а то и меньше. Разум отказывался обрабатывать эту информацию. Здесь, в переполненном лагере аквилоносцев, каждый из которых жаждал искупить грехи своей планеты и заново подтвердить свое право на жизнь, сложно было поверить в то, что где-то совсем рядом (куда они дели трупы?) за последние дни погибли миллионы людей. Но ведь те, кого убили, не были верны Богу-Императору, прошелестел в голове такой убедительный, такой приятный голосок. Эмтиссиан запустил пальцы в спутанные светлые волосы и сжал их так яростно, что чуть не вырвал клок вместе с кожей. Разве не этого он хотел? Разве он не мечтал, сидя в приторно-ароматных залах Порфиры и ненавидя всех и каждого рядом с собой, чтобы на Брюмер явилось спасение от безбожников, еретиков и святотатцев? Разве Артифицион не сделал то, что должны были сделать дворяне в роковое лето восстания… или даже раньше? Перед глазами Эмтиссиана встала картина гибели Льера, и он помотал головой, пытаясь от нее избавиться. “Просто адъютант”, прош[оппа!]л он себе под нос. Третий. Предыдущие двое погибли гораздо худшей смертью, как это свойственно служителям Завесы... Вот только нет больше никакой Завесы. Он не энактор. Единственным, что спасло его жизнь, была та фраза о Боге-Императоре, ритуальная, ничего не значащая... Святый Трон, как перестать чувствовать то, что чувствовать уже нельзя? Лязгающие шаги за спиной заставили Эмтиссиана обернуться, а то, что он увидел – стиснуть зубы, подавляя очередной приступ бессмысленной и саморазрушительной ярости. Ему понадобились все остатки самоконтроля, чтобы не положить руку на эфес силовой шпаги. 13-Фау склонил увенчанную шипастым шлемом голову. Эмтиссиан ухмыльнулся, заметив, что под его ключицей, на месте раны от пневматического кинжала, теперь тускло блестит стальная пластина со свежими следами сварки. Черно-красный плащ висел обугленными лохмами: видно, успел обгореть в какой-то стычке, пока Эмтиссиан лежал без сознания в душном нутре одной из этих длинных ползучих машин, куда Артифицион стаскивал свою добычу. Из-за плеча скитария торчала рукоять цепного меча, а от громоздких складных конечностей как будто и следа не осталось. Как будто перед ним стоял обычный, пускай и очень крупный солдат Имперской Гвардии, зачем-то нацепивший на себя символы Адептус Механикус. Эмтиссиан подумал, что теперь, зная все трюки альфа-прим скитария, он вполне мог бы его убить, и эта мысль придала ему уверенности. – Что такое, 13-Фау? – спросил он. – Мы нашли женщину, идентифицированную как сестра-фамулус Маклинта, – проскрежетал скитарий без всякого выражения. – Ваш брат подавал запрос на ее обнаружение. Она здесь, среди раненых. Всю дорогу до собора, не то конвоируемый, не то просто сопровождаемый безмолвным скитарием, Эмтиссиан мысленно ругал себя последними словами. Он настолько погрузился в собственные переживания, что совсем забыл о единственных близких людях. После того, как Фредерик сообщил ему, как расстался с Маклинтой, он решил, что та мертва, и перестал о ней думать. Списал со счетов... Неужели долгое соседство с Конкордатом настолько сильно на него повлияло? – Осторожно, не подходите близко, – предупредила женщина в грязно-белом халате и шапочке с красной кокардой-кадуцеем, над плечом которой неотлучно парил сервочереп с торчащим меж зубов шприцом. – У нее обширные ожоги. Легко занести инфекцию. Фредерик поднял лицо, наполовину скрытое тканевой маской, и кивнул, увидев брата в дверях ризницы. Он стоял на коленях над пеноложем, установленным прямо на каменном полу, а на нем, на тонкой простыне... Эмтиссиан вздрогнул и отвел взгляд, тут же наткнувшись на 13-Фау. – Мы вытащили ее из горящего дома, идентифицированного как принадлежащий вам, – скитарий говорил тихо, как никогда раньше, и его речь походила на низкое гудение проводов. – Вероятное применение огнемета, какового на месте обнаружено не было. В непосредственной близости – пять трупов бойцов Конкордата и двое раненых, добиты. Ее я нашел среди завалов без сознания. Отбор произведен по религиозному символу согласно протоколу “аэтос-санктум”. Он кивнул на лежащую рядом груду испачканных сажей вещей, которую венчала неуместно аккуратно сложенная полоса бронеткани. К середине металлизированного плата, прожженого в нескольких местах, приплавилась маленькая оловянная аквила. Эмтиссиан перевел взгляд на сестру Маклинту, лежащую без сознания с трубками в горле и обеих руках, на 13-Фау, который стоял рядом в своем обгоревшем плаще, и спрятал пылающее от стыда лицо в руках. Фредерик так и заснул у койки сестры-фамулус, до предела истощенный почти суточным маршем через город и последовавшей битвой, о которой он успел пересказать брату лишь несколько деталей. Впрочем, только одна из них теперь имела значение. Настолько важное, что перед ней меркла любая былая вражда между брюмерианцами и магосом Вольфскаром. Воин в синей броне, теперь раскрашенной белыми орлиными крыльями, и солдат в черно-красных доспехах, вживленных в его собственное тело, шли через лагерь бок о бок, сопровождаемые одиноким сервитором-оруженосцем. Время от времени Эмтиссиан отдавал короткие указания в микрофон шлема, как привык за годы командования собственным подразделением, и выслушивал ответные сигналы свежеиспеченных аквилоносных офицеров, которые все никак не могли разобраться с новой организацией своего воинства, переданного братом под его командование. 13-Фау транслировал очереди кода, что отдавались в вокс-бусине его спутника негромким потрескиванием. Оба были заняты делом. Оба должны были как можно скорее подготовить своих подчиненных к битве с Космическим Десантом. – Серые доспехи… – пробормотал Эмтиссиан про себя, когда эфир, наконец, освободился от бесконечных запросов. “Как пыль”, сказал Фредерик, и в его усталых глазах мелькнула искра отвращения и страха, которые он испытал, когда на его последователей набросилось это чудовище. “Как прах на Поле Костей”. – Смертоносцы? – проскрипел 13-Фау через секунду, видимо, порывшись в своих архивах данных. – Призраки Проклятия? Банда Саккара Умерщвленного? – Не знаю, кто все эти, безусловно, милые люди. Но, по-моему, не надо искать так далеко, – Эмтиссиан вздохнул. Вывод напрашивался до тошноты неприятный. Сам он никогда не видел их своими глазами, но помнил картины, висевшие в галерее семейного поместья – где-то они сейчас, в закромах у какого-нибудь скупщика краденого? – которые изображали сверхчеловеческих воинов на фоне светлого и блистающего монастыря Сан-Атранты. Серые доспехи, темные, почти собольего цвета наплечники. Белая окантовка. Символ в виде весов, над чашами которых парят раскрытые глаза. – Это Вестники Талиона, – сказал Эмтиссиан с тяжестью на сердце. Ему не хотелось признавать, что прославленные Ангелы Бога-Императора могли впасть в ересь – это казалось немыслимым и оттого еще более страшным. Но факт оставался фактом, больше космическим десантникам на Брюмере взяться было неоткуда. – Орден числится пропавшим без вести на протяжении двенадцати стандартных лет, – сообщил скитарий. – Связь с родным миром потеряна, предположительно, уничтожен... – Меня сейчас гораздо больше интересуют те его остатки, которые засели на моем родном мире, – перебил Эмтиссиан. – Их должно быть восемь, если они все уцелели за прошедшие годы. И я уверен, что теперь они называют себя Красным Ливнем. 13-Фау посмотрел на него пустыми линзами противогаза, и Эмтиссиан услышал в вокс-бусине серию щелчков, напоминающих стук костяных счетов. Наверное, с таким звуком работали шестеренки в его мозгах, передавая важную информацию генетору Вольфскару, что, будто далекий и безразличный бог, продолжал медитировать на вершине Мондрина. Эмтиссиан так и не повидал его вживую. – Магос передает, что нам необходимо все, что тебе известно о наших врагах, в особенности об этом Красном Ливне, – сказал 13-Фау. – Как только аквилоносцы достаточно отдохнут, а медикусы позаботятся обо всех раненых, мы двинемся дальше. Город необходимо зачистить. Конкордат еще не уничтожен. Предатели еще живы. – Я поделюсь всем, чем смогу, хотя это, боюсь, не так-то много, – ответил Эмтиссиан. Они пришли к нечетко ограниченному глыбами мрамора участку площади, где в холщовых шатрах разместились выжившие и сменившие сторону солдаты Конкордата. От взгляда Эмтиссиана не укрылось, что скитариев в этой части лагеря [ну уж нет]одилось значительно больше, чем там, где разместилось ополчение аквилоносцев. Представителей Завесы тут, впрочем, не наблюдалось: он лично направил их оберегать собор Судного дня, где стараниями сектантов истончилась пелена между реальным миром и имматериумом. Теперь в нем на почетном месте красовались мощи святой Атранты, а агенты, увешанные сурдиумом, обшарили все углы от катакомб до шпиля колокольни, но Эмтиссиана все равно не покидало беспокойство. Когда речь шла о колдовстве, нельзя было поручиться ни за что. – У Красного Ливня есть псайкер, – сказал он 13-Фау, когда оба прошли к костру и сели на накрытую куском пластека каменную плиту возле него. Стоящий в нескольких метрах от них скитарий – массивный кибервоин с металлическим черепом вместо головы и с тяжелым лучеметом в руках – смерил человека взглядом четырех бионических глаз и издал нечто среднее между фырканьем и лязгом. – Это очевидно, – добавил 13-Фау к замечанию сородича. – Иначе они бы не смогли так долго скрываться. Эмтиссиан снова ощутил приступ стыда. У него под носом, в подчинении у его собственного начальника, орудовала банда космических десантников. Гигантов, любой из которых столь же заметен среди обычных людей, как луна среди звезд. И среди них укрывался нечестивый чародей – а он-то мнил себя охотником на подобных тварей, знатоком их махинаций… – Вот что, – сказал он, подавив раздражение на самого себя и на своего механически прямолинейного собеседника. – Ты выслушаешь меня, не перебивая. И мы вместе решим, как раз и навсегда избавиться от этой нечисти. Вы вторглись сюда, вы понесли потери, вы сделали все, что сделали – ради нас. Ради людей, верных аквиле. И сейчас вам нужна наша помощь – так же, как мы нуждаемся в вашей. 13-Фау на мгновение замер и кивнул. Вокс-бусина не издавала ни намека на звук, как будто альфа-прим прекратил все трансляции. Эмтиссиан снял шлем, открывая лицо ночному ветру, и начал говорить все, что знал о Конкордате и его тайном оружии. Воздух в комнате, уставленной низкими каменными ложами, был насыщен энергией варпа, и защитные руны, начертанные на стенах, пульсировали в такт двойным сердцам собравшихся здесь воинов Красного Ливня. Раб в одной набедренной повязке трясся, держа на вытянутых руках серебряный поднос, и к его ногам, привлеченные страхом, льнули ожившие ручейки темной пыли. На подносе покоился бледно-розовый человеческий мозг, окруженный спутанной паутиной нервов, среди которой лежали белые хрящеватые комки. Их было пять. Турриан, Андали и Мадраг сошлись во мнении, что для задуманного хватит пятерых. Колдун провел рукой над этой странной коллекцией органов, и те зашевелились, словно разбуженные насекомые. – Роннайн, – произнес он, не обращаясь ни к одному из шестерых своих братьев. – Ты рад тому, что это наша последняя встреча? Канумбра уловил некое странное ощущение, подобное звуку на самом верхнем пределе слышимости. Так звенит безмолвие в пустой комнате. Так звучало молчание космического десантника, лишившегося жизни, но не сознания двенадцать лет тому назад. – Мы убили тебя, Роннайн, – проговорил Мадраг, медленно обходя по кругу покрытого холодным потом раба. – Но лишь потому, что ты пытался убить нас. Убить наш дух. Убить нашу сущность. Верно ли я говорю, мой Красный Ливень? Канумбра ответил рыком ярости, и его голос слился с ревом остальных. Мстительный вой Гвадалора, боевые кличи Андали и Турриана, наполненные жестоким предвкушением голоса Близнецов еще несколько секунд отдавались эхом, пока не сгинули в тенях под сводчатым потолком. – Таков закон Талиона, – продолжил колдун и словно невзначай, погруженный в раздумья, провел когтистым пальцем по влажным извилинам. На краю восприятия вспыхнуло нечто, напоминающее стон, и угасло. – Око за око. Смерть за смерть. Они называли тебя наставником, а не убийцей душ. Стражем, а не тюремщиком. Что делали на этом мире с теми, кто не уберег своих заключенных? Сажали в темницу на весь оставшийся им срок, верно? Левой рукой Мадраг поднял ритуальный кинжал. Острие замерло в миллиметрах от мозга, в котором все еще жил измученный разум восьмого из ангелов-хранителей Брюмера. Единственного, кто отказался ответить на зов резни, поднявшийся с кишащих чернью улиц. Канумбра помнил, как седой, осунувшийся Роннайн стоял, преградив им путь к обители Сан-Атранты, с обломком цепного меча в руке. Он уже не кричал в гневе и не призывал на них громы и молнии своего бесполезного бога, но умолял – нет, не сохранить ему жизнь, но одуматься и не предавать свои души проклятию. А затем в его грудь врезались потоки огня из нескольких болтеров. Один из них держала та рука, что теперь сжимала рукоять Шееруба. Все они стали братоубийцами. Все они пролили кровь своего наставника, и вместе с ним – частичку крови мертвого Императора. Но пленил его душу Мадраг, тот, кто первым ощутил вкус к свободе. – Каждый из нас семерых должен был год сидеть в заточении, пока ты умерщвлял нашу волю, – колдун взвесил в руке кинжал, примериваясь, где начать резать. – По закону следовало бы освободить тебя еще пять лет назад… но тогда от этого не было бы пользы. В конечном итоге ты все же послужишь нам, Роннайн. Лезвие погрузилось в мягкую нервную ткань, и воздух зазвенел от беззвучных криков. Раб окаменел от ужаса и зажмурил глаза, чтобы не видеть, что происходит на трясущемся в его руках подносе. Гвадалор хрипло рассмеялся. Андали с холодным интересом прозектора наблюдал, как мозг распадается на части. Близнецы глядели на него с алчным вниманием, как будто хотели проглотить эти окровавленные ломти один за другим. Турриан и Канумбра равнодушно ожидали, когда все завершится. Наконец, Мадраг прекратил резать. По узорчатому серебру растекалась красно-серая кашица, в которой плавали вычлененные умелой рукой пучки белых волокон. Комки хрящей начали расползаться по массе растерзанной плоти и обрастать тонкими нитями нервов и кровеносных сосудов. За считанные секунды серебро потемнело. Раб, державший поднос, закричал, когда металлическая патина начала расползаться по его коже, но не смог и сдвинуться с места. Не обращая внимания на вопли, Мадраг взял один из разбухших комков плоти. На мгновение он высоко поднял крошечное устройство над головой, как будто собирался с размаху разбить его о камни, а затем быстрым движением приложил руку ко рту. Канумбра наблюдал за действиями колдуна, как за каким-то фокусом, который должен обмануть легковерную публику и представить чудом нечто само собой разумеющееся. Он не знал, как именно преобразовали эти штуки силы варпа, приняв в жертву неоплаканную душу Роннайна. Не знал он, и что произойдет, когда воины Красного Ливня их проглотят. Все, что он понял из объяснений, которых добился у Потрошителя – каким-то образом это позволит им проникнуть в “манифольд”, тайную сеть, что объединяла армию живых машин, растянутая в их головах и в пространстве между ними. “И там понадобится вся ваша ярость”, сказал Андали. В его голосе слышался оттенок зависти: как апотекарий, он должен был следить за состоянием погрузившихся в манифольд, вместо того, чтобы отправиться с ними. Канумбра подумал, что Андали был бы так же рад потрошить умы скитариев, как и их тела. Мадраг стоял столь же неподвижно, как раб, что уже полностью покрылся коркой металла и обратился в немо кричащее изваяние. Голова колдуна была запрокинута, руки напряженно вытянуты вдоль туловища. Из ноздрей сочились струйки крови, исчезая меж приоткрытыми губами. Через минуту-другую колдун с усилием поднял ладонь, сигнализируя о том, что нашел путь, связующий варп и манифольд. Его движения выглядели медленными, как у человека, плывущего против течения. Но стоило остальным участникам ритуального эксперимента взять в руки свои устройства связи, по телу колдуна прошла дрожь облегчения, и он уверенно уставился перед собой глазами, в которых разгорался бледный свет иных миров. Канумбра ощутил во рту привкус металла и сырого мяса, а затем сглотнул. Хрящеватый комок не желал соскальзывать вниз по горлу, вместо этого он застрял сразу за языком и, судя по ощущениям, пустил там корни. Закрыв глаза, космический десантник сосредоточился, пытаясь увидеть перед собой горящий туннель, как учил Мадраг. Рядом послышался чей-то кашель и успокаивающий голос Андали. Инстинкт требовал выплюнуть эту дрянь, выцарапать ее из глотки, но он продолжал глубоко дышать носом, не обращая внимания на щекочущее ощущение в глубине рта, которое постепенно перерастало в острую жгучую боль. Огненное кольцо возникло перед глазами, хотя его веки были по-прежнему плотно сомкнуты. Пространство вокруг размылось, наполнилось цветами и приобрело текстуру пены. По коже Канумбры пробежал холод, словно он оказался раздет донага на вершине продуваемой всеми ветрами горы. Не позволяя себе отвлекаться, он вперил мысленный взгляд в кольцо и увидел, что на фоне его непроглядной черноты вырисовался высокий, тонкий как веретено силуэт. В этом нереальном мире Мадраг выглядел иначе: похожие на ветки, ноги и руки соединялись друг с другом в обход тела, напоминающего крутящийся в пустоте между конечностями восклицательный знак. Лицо, парившее над этой невозможной конструкцией, походило на человеческое, но Канумбра не мог разглядеть его как следует. Оно ускользало из виду, как пятно на краю зрения, и единственными его чертами, которые можно было уверенно различить, были светящиеся глаза и корона из языков пламени – живого, трепещущего огня. Канумбра попытался оглядеть себя, но не-мир вокруг закружился, и на пару секунд – или часов? – он потерял всякое представление о том, где здесь низ, а где верх. На его материальное тело накатила тошнота. Усилием воли он заставил себя остаться на месте, не теряя из виду Мадрага. Присутствие еще троих братьев только угадывалось на краю чувств: стук сердец Гвадалора, крест-накрест ложащиеся тени Близнецов. Канумбра на ощупь исследовал клубящуюся вокруг неопределенность, но если здесь и [ну уж нет]одился кто-то еще, он их никак не воспринимал. Враги таились за этим черным туннелем, чувствовал он, а это место было всего лишь преддверием для настоящего поля боя. +Я готов+, подумал он и почти не удивился, когда эта мысль материализовалась в пустоте перед ним. Зрение восприняло ее как что-то блестящее, осязание, как будто оторвавшееся от тела – как твердый и плотный предмет. +Где мы?+ всплыло откуда-то сзади-снизу голубоватое облако дыма-вопроса. Похоже, говорил Эстебис или Сараваст. +Не мы, а наши варп-проекции+, почти сразу же донесся ответ Мадрага, расползшийся в пространстве, как ветвистая молния. +Плоть погружена в сон. Разумы должны войти в пространство информации. Это путь, проложенный мной через имматериум. Мы должны спешить, ибо он не вечен.+ +К чему тогда медлить?+ лязгнула фигура, возникшая в поле зрения Канумбры. По призрачному лицу со свинцовыми зубами он узнал Гвадалора, хотя все остальное больше напоминало сгусток текучей тьмы. +Ты прав. Пора+, выдохнул увенчанный огнем силуэт. Его лицо растянулось, превратившись в громадную пасть. Она изрыгнула порыв ветра, от которого не-мир вокруг задрожал, угрожая расколоться вдребезги. Сверхъестественный вихрь подхватил варп-проекции космических десантников и понес их в темноту, где ждала самая странная битва, в которой им когда-либо приходилось сражаться. Если бы 218-4-Зет сохранил атавистическую привычку широко открывать рот и втягивать воздух, чтобы продемонстрировать сонливость или скуку, он бы сейчас зевнул. Хотя бы для того, чтобы выразить презрение к слабости людей, нуждающихся во сне и отдыхе. Магос приказал его манипуле охранять аквилоносцев, пока те ночевали – кто в соборе, кто под открытым небом. По мнению Зета, площадь Согласия представляла собой одно сплошное убойное поле. Особенно если ее незаметно окружить и открыть стрельбу с крыш облупленных многоэтажек вокруг… большинство этих горе-вояк бы просто затоптало друг друга, ошалев от ужаса. Впрочем, чтобы этого не произошло, он тут и [ну уж нет]одился, верно? 218-4-Зет не возражал против приказов магоса. Но как же жгла его мысль о том, что 98-9-Балам со своими сикариями сейчас рыщет по темным подземельям столицы, выискивая врагов, а он вынужден сидеть здесь и сторожить существ, настолько несовершенных, что они нуждаются в потере сознания на добрую четверть, а то и треть суток, чтобы не растерять функциональность. Да еще и после того, как он провел столько времени в арьергарде… Это напомнило о счетчике убийств, который настолько давно не радовал Зета щелчками, что практически выпал из его краткосрочной памяти. = Фау, = послал он сигнал в приватный канал манифольда. = Сколько у тебя на счету? = Его сообщение словно столкнулось с глухой стеной. Линия была пуста. 218-4-Зет повернул левую пару окуляров в сторону, чтобы увидеть 13-Фау возле одной из палаток, установленных аквилоносцами. Он по-прежнему сидел у костра и вел коммуникацию с человеком, которого Зет внес в свой внутренний каталог как “717-нова-альфа”. Фау использовал примитивный вокальный метод обмена данными, ради чего, видимо, и отрезал себя от всех каналов связи, кроме экстренных. Зет ни за что не решился бы использовать их лишь ради утоления своего любопытства. Поэтому, оставив альфа-прим-единицу в покое, он углубился в манифольд, выискивая в хитросплетениях временных и постоянных сетей путь, который мог бы привести его к глубоко зашифрованному каналу 98-9-Балам и информации о ее достижениях. Где-то вдалеке ему почудилась легкая вибрация, наподобие той, что ощущает паук в центре паутины, когда ее липкие нити прогибаются под весом насекомого. Кто-то, наверное, загружал в манифольд объемные файлы. 218-4-Зет обеспокоился лишь тогда, когда его машинные чувства задел незнакомый протокол, казавшийся гораздо тяжелее и сложнее обычного. Он переключил на него внимание и через долю секунды отпрянул, от изумления и испуга позабыв даже издать сигнал тревоги. То, что коснулось сознания альфа-скитария, пятная его несмываемой чернотой, могло быть лишь мусорным кодом, искаженной пародией на бинарное наречие, каждое слово которой было проклятьем для тел и духов машин. Зет попытался воздвигнуть блок между собой и протянувшейся к нему цепочкой богохульных символов, но было уже поздно: его программы, зараженные стремительно расползающейся порчей, начали отказывать. Попытки отключиться не срабатывали. Он не мог вырваться и не мог даже позвать на помощь – запросы не уходили в общий манифольд, а бесцельно кружили рядом, пока не затухали, словно крики заблудившегося ребенка. Запертый в собственном канале связи, тонущий в потоках шифрованной скверны, 218-4-Зет мог лишь в панике наблюдать, как на его глазах разворачивается невозможное. Сквозь виртуальное пространство двигались фигуры из размытых образов, облаченных в обрывки данных и струи цвета. Мусорный код окружал их, словно облака мух, клубящиеся над трупами. В стерильное пространство манифольда, прежде наполнявшееся лишь данными, чистыми, как лик самого Омниссии, вторглись осквернители. Это кощунство настолько ужаснуло Зета, что он мгновенно забыл о своих распадающихся компонентах и попытался остановить врага единственным из доступных способов. Команда “СТОП”, усеянная символами подчинения, словно кастет – шипами, помчалась навстречу чужакам. Стоило альфа-скитарию отправить в манифольд одно это слово, как целая манипула, не задумываясь, замирала на месте даже под плотным артиллерийским огнем. Оно врезалось в один из силуэтов, отдаленно напоминающий рогатого человека с каким-то длинным и острым предметом в руках, и тот пошатнулся. Зет принялся отчаянно строчить командами, ни о чем не думая, кроме как о возможности хоть ненадолго задержать этих цифровых чудовищ. Но следующий информационный снаряд распался дождем бессмысленных байтов, когда рогатый поймал его на свое оружие. Остальные развеяло одно мановение руки другого монстра, похожего на изломанный остов в короне из пламени. = Да, они могут причинить нам боль в этом пространстве, = с трудом расслышал 218-4-Зет сквозь помехи и жужжание мусорного кода, облепившего его сознание и жадно опустошающего хранилища памяти. = Но и мы на это способны. Хочешь попробовать первым, Канумбра? = Альфа-скитарий напряг последние силы, чтобы выплюнуть еще одну команду, или подать сигнал тревоги, предупредить магоса… но навстречу ему уже мчался громадный, увенчанный рогами силуэт. Чудовищный удар обрушился на сознание Зета, так и не успевшего соткать хотя бы строчку кода, и навеки погрузил его во тьму. Скитарий, неподвижно стоявший неподалеку, вдруг рухнул как подкошенный. Лучемет выпал из его рук и грохнулся о мостовую. Не сговариваясь, Эмтиссиан и Фау вскочили на ноги и бросились к нему. Воины Омниссии тут же выстроились вокруг них, прикрывая командира, словно стена из живого металла. Голова в шлеме-черепе лежала на боку поодаль от тела, уставившись на них четырьмя медленно угасающими окулярами. Из разрубленной шеи струилась синтетическая кровь, пахнущая больничными химикатами. – Режущий снаряд, – отрывисто проговорил альфа-прим скитарий. Эмтиссиан почувствовал в его голосе неуверенность. – Ты его здесь видишь? – ответил вопросом он. Фау пожал плечами. Под его маской что-то щелкнуло, как будто включились некие дополнительные механизмы. Скитарии поблизости осматривались, поводя по сторонам стволами гальванических винтовок, а из ближайших палаток начали высовываться люди, разбуженные шумом. Эмтиссиан вытащил фонарь, посветил на тело, все еще подрагивающее под действием остаточных токов, и вздрогнул, едва не помянув всуе Бога-Императора. – Смотри, – прош[оппа!]л он, чувствуя, как желудок подкатывает к горлу. – Вот сюда. Не трогай! Фау послушно замер, уставившись туда, куда показывал Эмтиссиан. Верхний край нагрудной брони Зета был оплавлен, как будто ему снесло голову невидимым силовым оружием, и переливался всеми цветами радуги. От взгляда на них глаза слезились и зудели. Химический запах превратился в приторный аромат меда, а потом, когда плоть мертвеца начала неестественно быстро разлагаться, в зловоние сточной канавы. – Это признаки порчи, – проговорил Эмтиссиан, выпрямившись над телом. – Дело рук Хаоса. Словно в подтверждение его слов, площадь взорвалась криками.
  20. Обещанному фанфику - обещанная рецензия! "А что, отличная мысль" Комплимент оценен. ^_^ (сначала написала как "комплемент". Дивизио Биологис - это судьба) Судя по названию ордена - и по их утилизации тоже. :) :image149: Орден киборгов? Тоже свой авторский? Стронций мне нравится, как и его философия. Это нужно позаимствовать. Буду так ругаться на свой когитатор. Ничего-ничего. Шакал тоже может жить вечно. В общем и целом: понравилось. Кто бы мог подумать, что повествование об организационно-административной работе по созданию нового ордена Космического Десанта может быть настолько интересным, что его хочется читать дальше, несмотря на приличный объем? Увлекательным его не в последнюю очередь делает ненавязчивый и естественный юмор, какого в большинстве случаев не хватает в фанфиках, специально написанных "смешно". Взять хотя бы кузнеца, который предлагает не менять цветовую схему, так как жмотится на краску. Или легкое налегание на четвертую стену в виде отсылок на "Инквизиторов космоса" и Энгримаринов. При этом юмор не мешает серьезному тону происходящих событий, даже если переплетается с ними (например, ремарка о "пафосной боевой единице"). Как только я намеревалась дописать к рецензии примечание о том, что как-то уж больно хорошо и гладко все складывается, на сюжет снизошел гримдарковый поворот. Отлично! Усыпить бдительность читателя, а потом бац - и внезапный ужас. И хорошо, что остается недосказанность и причина для последующих конфликтов. Задел на будущее обеспечен. "Поправки" Тут лучше было бы выделить тире или скобками, чем запятыми. Наверное, все-таки "каково"? со времени Вот тут как-то коряво прозвучало. Мб "выкрутить руки и ноги из суставов"? Обычно в таких устойчивых выражениях запятых не ставят (бледный как смерть, острый как бритва, встал как вкопанный).
  21. Неожиданно зацепило. Неожиданно - потому что я обычно не люблю тексты во втором лице, их сложно написать так, чтобы читатель действительно прочувствовал. Но тут сработало. Брутальный гримдарк: потерпела поражение? Нет, мы не дадим тебе спокойно умереть, вытащим из ада, утилизируем остатки и заставим исправлять упущенное. Комплекс вины - одна из опор Империума. "Замечания" Особо придираться не хочется, но по паре мест все-таки пройдусь: всегда только "играть", слово "играться" слишком просторечное для использования в художественном тексте благородная-высокородное - повторение однокоренных слов Ну и кавычки, опять же, в большинстве мест не нужны. Но с ними ситуация уже исправляется, что не может не радовать. По-моему, видно: когда Дюк пишет про то, что ему по-настоящему нравится, он пишет гораздо лучше. З. Ы. Алсо, в качестве жанра я бы указала драму
  22. Касаемо расточительности, "Раскрывающийся текст"они там должны были всего год [ну уж нет]одиться, а потом орден выпилился. Цирк сгорел - клоуны остались. Да и вообще, раньше ссылка работала, а на этот раз вот так неудачно с мятежом совпало. Появилась мысль "а если этим ребятам можно, то почему нам нельзя"? А еще никто не говорил, что на Брюмере за парнями никто не присматривал... Ну и в конце концов, это готовый к бою контингент, который можно пустить в ход, если на планету опять вылезут ТЭ, как 500 лет назад. Портал они тогда, кстати говоря, не нашли. ;) Вот почему я не люблю писать про космодесантников, так это потому, что они перетягивают на себя внимание. Пришел добрый доктор-эволюционист и уничтожил под 90% населения планеты по абсолютно ненаучному критерию - это ли не расточительность? :) Акмиру спасибо за цитаты, иногда я по ним [ну уж нет]ожу весьма годную музыку. :)
  23. Мне лично нечего сказать. Тема инопланетных котов, которые принуждают другие расы к сожительству путем угрозы плазмаганом, сама по себе довольно странная, а уж в формате поэмы, написанной стишками-пирожками - тем более. Слишком чуждо для меня, чтобы комментировать - как красно-зеленая картина для дальтоника. Подозреваю, что я не одна мимо прохожу, потому что не понимаю, что это и зачем.
  24. Здесь я буду собирать свой личный список того, что, на мой взгляд, заслуживает попадания в Золотой фонд. Я [ну уж нет]ожусь в процессе углубления в недра подфорума и буду добавлять сюда кандидатов по мере прочтения. Кандидат №1: "Сказка", автор Bazilevs. Очень самобытный, оригинальный и интересный вариант "Хаоса с человеческим лицом". Один из поистине редких случаев, когда внесение (около)славянского элемента в Вархаммер не заканчивается клюквой или нелепицей. Талантливая стилизация под речь простого деревенского мужичка и убедительный стихотворный элемент, перекликающийся с древнерусскими колдовскими заговорами. Вероятные тэги: мирная жизнь, рассказ, хаос неделимый, культисты, инквизиция Кандидат №2: "Стремясь к совершенству...", автор GreatVenenciy. Да, были времена, когда прославленный Вененций писал про темных эльдаров. И писал очень даже неплохо. Эстетствующий садист Ольсинор - один из лучших гемункулов, которые когда-либо появлялись на просторах подфорума. Я, разумеется, предвзята, поскольку ТЭ очень долго были моей любимой фракцией в Вахе, но тем не менее. Вероятные тэги: сборник рассказов, темные эльдары, гемункулы Кандидат №3: "Ничего человеческого", автор - Rommel (в соавторстве с Ringil). У Роммеля много вещей, которые мне нравятся и которые, несомненно, наложили свой отпечаток на мое фанфикописательство. Это - одна из них. Сложный сюжет, живые персонажи, написано так, что можно и нужно сопереживать не только заведомо "нашей" Имперской Гвардии, но и (по выражению автора) "монкайской с*ке" и даже темным эльдарам. А это достижение. Вероятные тэги: лонгрид, темные эльдары, орки, имперская гвардия Кандидат №4: "Старый Мишуга", автор - Greg. Еще одна прекрасная стилизация. Своеобразный "акцент" ложится на сеттинг как масло на хлеб. И, несмотря на необычный стиль, произведение читается отлично. Простая, но приятная история. Вероятные тэги: рассказ, некромунда, псайкеры
×
×
  • Создать...