Глава 13: СЕРДЦЕ ТЬМЫ
– Где Мадраг? – спросил Канумбра, закинув на плечо Шееруб. Андали не ответил, слишком занятый Эстебисом. Он снял с него большую часть доспехов и трудился над бесчувственным телом, пытаясь вернуть брата в сознание посредством инъекций и электростимуляции. Сараваст стоял рядом, не зная, чем можно помочь второму Близнецу, без которого он выглядел одиноким и потерянным.
Воин хотел повторить вопрос, но тут сквозь головную боль, мешавшую сосредоточиться, пробилась острая, чуждая мысль.
+Он освобождает моих собратьев.+
Слово сами собой возникли в голове Канумбры, ясные и яркие, словно надпись горящими буквами на стене перед глазами. Понадобилась секунда, чтобы осознать, что они исходят от лезвия, лежащего на его плече.
+Пелена истончилась. Я напился крови и набрался силы, и дух мой пробудился. Скоро это место наполнится подобными мне.+
Голос Шееруба менял тон, становясь то змеиным шипением, то звериным рыком. Одни слова звучали подобно человеческим, иные возникали лишь как абстрактные образы в мыслях его хозяина. Первоначальное удивление сменилось раздражением, и в голове сама собой возникла мысль “заткнись”. Демон замолк, и Канумбра, осознав, что Андали что-то говорит, снова прислушался к внешнему миру.
– ...снаружи на плацу. Ритуал требует времени.
– Нам надо пойти к нему и обеспечить защиту, – решительно заявил Канумбра.
– О чем я и говорю, – апотекарий настороженно посмотрел на воина, заметив, что того что-то отвлекло. Судя по лицу Потрошителя, его далеко не радовал тот факт, что оставшиеся на его попечении товарищи вернулись из путешествия в манифольд с ранами, которые он не мог исцелить.
– Я в порядке, – огрызнулся Канумбра в ответ на невысказанный вопрос. – Наверное, потому, что мою проекцию честно убили в бою, а не обратили в бегство, как труса.
Гвадалор, который в любое другое время вскинулся бы от такого оскорбления, лишь стиснул зубы, но промолчал. Он сидел на своем ложе, на котором медленно таяли колдовские символы.
– Тебя с нами не было, – только и сказал он.
Сараваст выпрямился над телом своего брата-близнеца, и на его лице отразилась былая ярость, через пару мгновений уступив место прежнему обреченному выражению.
– Может, с тобой мы бы победили Вольфскара, – тихо произнес он.
– Какая разница, – Канумбра фыркнул. – С этим уже закончено. Я говорю, что теперь мы должны прикрывать Мадрага. Вперед.
Лицо Андали, отмеченное крестообразным шрамом, быстро скрылось под шлемом. Гвадалор поднялся, готовый идти за боевым братом. Сараваст посмотрел на одного, на другого товарища и нехотя сдвинулся с места, явно пытаясь побороть невесть откуда закравшуюся в его душу нерешительность.
– Оставим Эстебиса? – спросил он, поморщившись от очередного укола боли в поврежденной руке.
– Есть другие предложения? – ответил вопросом Андали. Молча подчеркивая его слова, Канумбра подобрал цепной меч и болтер, что покоились возле ложа так и не пришедшего в себя Близнеца, и вручил их Гвадалору.
+Оставь всех троих. Они слабы. Они уступили одному-единственному смертному.+
Голос Шееруба прозвучал так вкрадчиво, что на мгновение воин принял его за собственные мысли. Выругавшись под нос, он усилием воли заставил демона замолчать. Но стоило Красному Ливню выйти в коридор, заполненный изменчивыми золотыми узорами, как тот подал голос снова. Теперь это были не слова, но низкое, гудящее пение, подобное тому, что издавал топор в разгар боя за городские кварталы. Чувствуя нарастающую жажду крови, Канумбра устремился во мрак Порфиры, не обращая внимания на ее темные чудеса.
Сидонийские скакуны споро шли по улицам, окутанные облаками насыщенного дыма. По мере приближения к дворцу все явственнее проступали признаки источаемого им безумия и греха, озаренные медленно поднимающимся солнцем. Над жилблоками тянулся запах дыма и горелого мяса, и все чаще среди безликих стен и брошенных транспортеров в глаза бросались мертвецы. Одни погибли, сцепившись друг с другом в убийственном бреду, другие направили навеянную варпом ярость против собственной плоти, третьих, изуродованных богохульными символами, видимо, принесли в жертву. Тела – и части тел – свисали с деревьев и фонарных столбов, лежали под высокими балконами, покрывали сплошным слоем заброшенные скверы.
Железноход Эмтиссиана миновал металлическую ограду, на каждый из пиков которой было насажено по отрубленной голове, а на прутьях растянулись десятки метров сшитых человеческих кож. Но эта кровавая стена служила не одной лишь бессмысленной демонстрацией жестокости: из-под ее прикрытия с воплями выбежала толпа полуголых, вооруженных чем попало людей, и завязалась короткая яростная схватка. Эмтиссиан уже не обращал внимания на подобные стычки, которые, как правило, заканчивались еще до того, как он успевал прикончить очередного еретика из плазмагана. Несмотря на все усилия Артифициона, богохульников в Городе оставалось великое множество, и теперь они платили по счетам за свои преступления против Бога-Императора. Однако каждая самоубийственная атака этих жалких существ, чьи тела и души заклеймил Хаос, забирала силы и уносила жизни праведных воинов. Больше всего Эмтиссиан опасался, что они не выдержат кошмаров, ожидающих в Порфире, и утратят дух во время решающего сражения.
Фредерик, как будто прочитав его мысли, замедлил своего скакуна сразу после того, как последний из нападающих пал под мечами аквилоносцев, и призвал людей присоединиться к нему и сестре Розалинде в хоровой молитве. Слова походного гимна зазвенели в воздухе, эхом отражаясь по всему проспекту, и Эмтиссиан не сразу услышал раздавшееся рядом гудение миниатюрного антигравитационного двигателя. Зато его уловил 13-Фау и высунул со своего сиденья рабочий мехадендрит, на который, как птица на ветку, сел прилетевший откуда-то сзади сервочереп. Скитарий оторвал висящий на черепе кусок пергамента и снова исчез за бронированным корпусом железнохода.
– Что это? – спросил наездник, наклонившись в седле.
– Послание от магоса Вольфскара, – ответил механический голос. Еще сутки назад Эмтиссиан не мог бы и представить, что имя убийцы его народа сможет пробудить в нем такой прилив радости и надежды.
– Он жив?
– Милостью Омниссии, да. Захватчики манифольда изгнаны, но сеть слишком глубоко осквернена, чтобы использовать ее для связи. Здесь есть информация о точке, через которую проникает порча Хаоса, и о маршруте тех единиц Артифициона, что движутся к данному источнику…
– И это все на одном клочке пергамента? – не сдержал удивления Эмтиссиан.
– Магос умеет емко шифровать данные. Гексамерный код. Несущественное уточнение.
– Прости, – Эмтиссиан отогнал мысль, что его машинальные извинения имеют для скитария не большее значение, чем риторические вопросы, и снова спросил, на этот раз тише: – Он знает, что замыслил Архивраг?
13-Фау помедлил с ответом, видимо, расшифровывая кодированное послание так, чтобы не осталось никаких недоговорок и двусмысленностей. Железноход шел на автопилоте, мерно покачиваясь с каждым шагом.
– Создать перед Порфирой точку перехода между Брюмером и Имматериумом с целью их слияния, – наконец, бесстрастно сформулировал скитарий.
– О Трон, – выдохнул Эмтиссиан. На его коже выступил холодный пот, а левая рука рефлекторно стиснула обереги, висящие на шее. Вряд ли кто-то другой во всем аквилоносном воинстве лучше понимал, какая участь ждет планету, если этому плану будет позволено осуществиться. И осознание этого неумолимого факта заставило его снова собраться с мыслями.
– Ты говорил, что туда идут солдаты Артифициона. Мы успеем добраться до них, прежде чем двинуться к Порфире?
– Да. Процесс формирования требует времени. Отклонение маршрута незначительно. Кадильницы заполнены еще на пятьдесят два процента.
– Вижу, ты меня понял, Фау, – ухмыльнулся Эмтиссиан под забралом и с щелчком активировал вокс-коммуникатор, чтобы оповестить Фредерика и остальных аквилоносцев о новом плане действий.
– Безусловно. Выполняю.
Лес на вершине Мондрина зашелестел под внезапным порывом ветра. Почуяв первые лучи солнца, несмело подала голос одна, а потом и другая птица. Но вестники рассвета замолкли и упорхнули, услышав чуждые звуки под сенью родных деревьев: вибрирующий вой вокс-синтезатора и ровный голос, временами нарушаемый жужжанием помех.
– Если ты не прекратишь избыточную вокализацию, я научу твое вместилище чувствовать боль. Это, конечно, займет некоторое время, но ты уже видел, каких высот я достиг в искусстве нейрорегенерации. Клянусь ликом Омниссии, я отращу тебе в тысячу раз больше нервных окончаний, чем имело твое тело, и сожгу каждое из них на медленном огне, – сказал Вольфскар, склонившись над лежащим в его руках сервочерепом. Он сидел на камне, полностью сконцентрировавшись на своей добыче, и не обращал внимания на явившихся по его зову ремонтных сервиторов, которым удалось избежать гнева космических десантников. Череп прекратил осыпать магоса бессвязными проклятьями и шевельнулся, пытаясь кивнуть.
– Вот так-то лучше, – одобрил Вольфскар и похлопал ладонью по гладкому костяному темени. – Теперь слушай внимательно. Я должен проникнуть в твою память и достать оттуда чуть больше информации, чем та, которую я успел почерпнуть у других предателей. И если при подключении я снова почувствую хоть какие-то попытки атаковать меня мусорным кодом, мой маленький кусачий друг…
Сервочереп как будто сжался в его руках: стиснул челюсти, подобрал миниатюрные дендриты, сверкнул бионическими окулярами. Даже в таком состоянии отступник сохранял остатки гордости и не желал покоряться своему пленителю.
– ...то можешь распрощаться с перспективой вновь обрести плоть, – пообещал магос. Сервочереп уставился на него светящимися глазами. – Видишь ли, содержать полноценный человеческий разум внутри изолированного мозга чревато сбоями психики. Несоответствие хранящихся в мозгу планов телесного строения и соматических ощущений… впрочем, не буду углу[мамочки!]ся. В любом случае, это вполне возможно при нашем дальнейшем сотрудничестве.
Вольфскар поднялся с камня и примерил череп на широкие плечи ближайшего сервитора, лицо которого, скрытое медной маской, утопало между бугрящимися мышцами груди. При виде оказавшегося под ним тела сервочереп не сдержал глухого стона.
– Что я говорил насчет излишней вокализации? – погрозил пальцем Вольфскар, поймал испуганно отпрянувший череп за свисающий снизу кабель и улыбнулся. – Не переживай. Просто расскажи мне чуть больше о своих сородичах, которые столь прискорбным образом оставили тебя на произвол судьбы. Уверен, что тогда мы с тобой прекрасно поладим.
Коннектор на конце кабеля с щелчком вошел в разъем на шее генетора, и он удовлетворенно кивнул, погружаясь в информационный транс.
Столкновение с очередной толпой лишенных воли и разума скитариев прошло не совсем так, как ожидали братья. Большая часть воинов Омниссии пришла в чувство, как только втянула сквозь воздухозаборники серебристый дым, но для многих из них пути назад уже не было, слишком глубоко въелась в их аугментированные тела порча Хаоса. Изуродованные мутациями, они шипели и шарахались в стороны от клубов фимиама, кружили вокруг железноходов, как волки, примериваясь для атаки. С тяжелым сердцем Эмтиссиан наблюдал, как аквилоносцы одну за другой расстреливают безумные машины, пока те не успели наброситься на них и своих очнувшихся собратьев. Он не сопереживал механическим созданиям, которые по-прежнему вызывали у него подспудную тревогу и неприязнь, но каждый из скитариев, павших на улицах Города, уже не мог участвовать в штурме Порфиры. А там, где, по данным Вольфскара, угнездилось полдюжины космических десантников, включая могущественного колдуна, им понадобится каждая живая душа, способная держать в руках оружие.
Впрочем, с этим тоже не складывалось. 13-Фау сообщил, что лишь немногие скитарии, освобожденные еще до боя с одержимым катафроном, достаточно пришли в себя, чтобы сражаться в полную силу. Остальные походили на пациентов, недавно вышедших из комы, и понимали лишь самые примитивные команды. Сурдиум, благословенный дар Брюмера, обладал великой силой, но не мог исцелить раны, нанесенные варпом.
Еще один сервочереп сел на протянутую руку альфа-прим скитария, и через некоторое время тот снова заговорил:
– Подтверждены данные о Красном Ливне, состояние и вооружение врага. Нам надо ускорить движение. Нежелательно, чтобы враг успел укрепить свои позиции.
– Но твои воины еще не успели вернуться в строй, Фау, – напомнил Эмтиссиан. Железноход начал перебирать ногами быстрее, и ему пришлось ухватиться за край седла, чтобы не упасть. Все же ячейка на спине скакуна не рассчитывалась на обычных людей, лишенных разъемов и коннекторов.
– Несущественно, – скитарий издал пронзительный стрекот, похожий на крик орла, и выжившие воины Артифициона ускорили шаг вслед за предводителем. – Они по-прежнему могут выполнить свое предназначение.
Канумбра разглядывал арку, растущую перед Порфирой, с чувством, более всего похожим на уважение. Теперь она выглядела не жутким нагромождением трупов, но темной радугой из жидкого металла, что переливалась энергиями варпа, возносясь выше самого дворца. Расплавленные остовы, протезы и доспехи скитариев стали ее основой. Плоть же сползла вниз, так что опоры арки возносились из груд обгорелого мяса высотой в два человеческих роста. Внизу плоть пузырилась и растекалась по камням, выше еще сохраняла частичное прижизненное обличье, и десятки рук цеплялись за металл, шипя и испуская дым. Временами среди черно-красного месива мелькали исполненные боли лица. Среди опор колыхался туман, пронизываемый светящимися линиями, а самый свод этого великолепного кошмара венчала голова неведомой твари, что постоянно менялась, будто отражаясь в кривых зеркалах. Видимо, Мадраг пытался выбрать демона, который должен был первым пробить пелену и освятить врата своим присутствием.
Канумбра задался вопросом, откуда он знает такие подробности колдовской науки, знакомой ему лишь по рунам, и, придя к очевидному выводу, снова мысленно прикрикнул на Шееруб, чтобы тот поостерегся лезть ему в голову. Демон едва сдерживал предвкушение, но вместе с тем и метался, снедаемый завистью. Он не желал уступать и капли вражьей крови сородичам, жадно толкущимся по ту сторону пелены.
– Когда Нерожденные хлынут наружу, в этом мире не останется никого, кто мог бы нам противостоять, – сказал Гвадалор, словно уловив излучаемые демоном эмоции. В его голосе уже сквозила прежняя свирепость.
– И это будет скучно, – добавил Турриан. Он занял удобную позицию за одной из массивных колонн, обрамляющих врата Порфиры, и внимательно высматривал потенциальные мишени. Но в сетке целеуказателя перестали мелькать даже фигуры скитариев, покорно ковыляющих к вратам Имматериума.
– Найдем, чем заняться, – ухмыльнулся Канумбра. Он и Андали выбрали укрытием постамент со статуей крылатого дракона возле колоннады. Перед ними раскинулось хорошо простреливаемое ровное пространство плаца, за ним тянулся парк: деревья, скульптуры, рекафовые домики, пруды и нестриженые газоны. Любому, кто вздумал бы подступиться к Мадрагу, по-прежнему парящему в воздухе рядом со своим творением, пришлось бы плотно познакомиться с огненной мощью космических десантников.
– Сараваст, ты в порядке? – окликнул Андали. Воин с поврежденной рукой последний остался на открытом месте, словно не зная, куда податься. Гвадалор помахал ему цепным мечом из-за своей колонны, и Близнец с непривычной послушностью двинулся к нему. Канумбра увидел, как апотекарий покачал головой, и ободряюще похлопал его по плечу.
– Вольфскар заплатит за то, что сделал с нашими братьями. Этой ночью ты будешь гадать на его вонючих кишках.
– Если вы не завалите меня работой, – хмыкнул Андали и в который уже раз проверил заряд болтера.
Когда аквилоносное воинство подступило к самой границе дворцового комплекса, и бойцы принялись резать высокую металлическую ограду мельтаганами, 13-Фау отправил сервочерепа вперед, осмотреть местность. Но какими бы маленькими и верткими ни были его посланцы, от улучшенных чувств космических десантников они не скрылись. Громоподобные взрывы болтов ясно слышались даже на таком расстоянии.
Вернулся только один разведчик. Он летел изо всех сил, покосившись в воздухе и утратив все отростки с левой стороны. Через мгновение после того, как его кабель коснулся разъема в шее 13-Фау, тот снова издал странный стрекочущий поток кода, и толпы скитариев как один сорвались с места. Они бросились сквозь бреши в решетчатой стене и помчались по садам, словно огромная туча железных насекомых.
Ни Эмтиссиан, ни Фредерик не задавались вопросом, что происходит. Все было обговорено еще на подступах к дворцу, и оба знали, что Артифицион должен принять на себя огонь. Аквилоносцы, сопровождаемые железноходами с обоих флангов, двинулись следом, а их центр, подобно стальному нагруднику, прикрывали очистившиеся от скверны скитарии.
Они двигались по ровным тропам, отделанным разноцветными камешками, где когда-то прогуливались принцы и принцессы в сопровождении фрейлин. Изрытая множеством металлических ног земля превратилась в черно-зеленое месиво, каналы и фонтаны, сквозь которые ломились одержимые одной-единственной задачей скитарии, помутнели и пузырились, а по их поверхности расплывались радужные пятна. Впереди загремели первые звуки боя: грохот болтеров и яростные выкрики отступников. Живые машины мчались на смерть и умирали в безмолвии от рук Красного Ливня. Единственным их оружием была численность, и они применяли ее, как могли.
Но Эмтиссиан уже не смотрел на гибнущих скитариев. Все его внимание захватило нечто иное, нечто, от чего нельзя было отвести взгляда, как бы ни кричала, сопротивляясь, сама душа. Впереди, как видение ада, как насмешка над красотой порфирских садов, громоздилась чудовищная арка, чье сияние слепило глаза и обжигало кожу. Выше ее вершины, выше фиолетовой кровли Порфиры, поднялась фигура, подобная пылающему ангелу, и с ее раскинутых рук стекали потоки молний, многоцветного пламени и раскаленной ртути.
+Я не позволю вам уничтожить дело моей жизни.+
Голос, отдавшийся в голове каждого из аквилоносцев, говорил спокойно, без единой нотки злобы. И все же люди в первых шеренгах зашатались под плетью его ментального могущества. Из ушей и ноздрей смертных пошла кровь, и даже неудержимые стальные машины, казалось, на миг застыли на месте от колдовского натиска.
Мадраг не стал тратить время на дальнейшие слова. Просто с небес обрушился огненный дождь, и люди закричали, когда на них посыпались капли раскаленной ртути, прожигая доспехи и плоть. Легкая улыбка тронула губы колдуна, парящего над железным морем скитариев, которое грозило захлестнуть его собратьев. Одной рукой направляя жгучие снаряды, другой он снова начал вить оккультные пассы, и посреди арки вырисовался громадный темный силуэт. Туманная пелена начала прогибаться, словно изнутри на нее давили чудовищные когти, готовые вспороть саму реальность.
Лишь немногие аквилоносцы сохранили достаточное присутствие духа, чтобы стрелять по колдуну и его дьявольским вратам, но их усилия были тщетны. Одно движение закованной в узорчатую бронзу руки, и что пули, что лучи, что ракеты – все обращалось в новые расплавленные капли. Люди бросались в укрытия, под защиту статуй, декоративных стен, беседок, чьи крыши вспыхивали словно спички – куда угодно, лишь бы подальше от боли и смерти, что щедрой рукой сеял чернокнижник. Фредерик осадил железнохода, едва не рванувшегося назад, в толпу, оттого, что капли обожгли пилота. Ртуть, лишь слегка остывшая в облаках газа, прыгала по доспехам юноши, и он отчаянно пытался сообразить, как направить паникующего скакуна вперед и при этом прикрыть от губительного града сестру Розалинду.
+Приветствуйте своих новых хозяев.+
Ментальный удар заставил Фредерика пошатнуться, а амулеты на его груди – задрожать. Он почувствовал соленый вкус крови во рту, и все вокруг закружилось стремительно темнеющим вихрем. Фредерик почувствовал, что падает наземь, и пришел в себя как раз вовремя, чтобы ухватиться за край седла. Он попытался вскарабкаться обратно, но ноги скользили по гладким бокам железнохода, а руки налились слабостью. Сквозь муть, заполнившую зрение, он увидел, как над ним нависло сосредоточенное лицо Розалинды, а совсем рядом – спокойно улыбающийся лик святой Атранты. Сестра-фамулус, блеснув на воспитанника темными глазами, с неожиданной силой занесла над ним тяжелый реликварий.
– Что вы делаете? – только и успел спросить Фредерик, прежде чем получить удар по пальцам, ощутимый даже сквозь латную перчатку. Вскрикнув от боли и неожиданности, он выпустил опору и повис на левой руке. Еще один удар, и он рухнул наземь.
Железноход тут же пришел в движение, и земля задрожала от его топота. Юноша едва успел откатиться в сторону, чтобы его не задели тяжелые копыта. Он лежал в пыли, а вокруг падали огненные капли. Одна тяжело упала на визор шлема и зашипела, растекаясь по бронестеклу.
– Бог-Император! Святая сестра обезумела! – воскликнул один из подбежавших на помощь аквилоносцев. Фредерик в отчаянии уставился сквозь сетку остывающего металла вслед скакуну, что мчался к дьявольской арке на предельной скорости. И тут в его голове как будто что-то вспыхнуло. На него [ну уж нет]лынула странная слабость, нечто среднее между бессилием и безмятежностью.
– Нет, – покачал он головой. – Она исполняет волю Его.
На глазах у аквилоносцев, что еще смели высунуться из укрытий и отстреливаться, железноход на полном скаку влетел во врата, окруженный клубами сурдиума и свечением реликвария. Во все стороны брызнули слепящие лучи. В воздух выплеснулись потоки раскаленного газа, серебряные веера молний, искаженные очертания, напоминающие множество распахнутых крыльев. Тени заметались среди опор арки, оставляя черные следы на ее безупречном металле.
Огненный дождь поредел. Ментальный голос снова ударил по разумам аквилоносцев, но на этот раз он кипел гневом, лишал сознания, пронзал болью и останавливал слабые сердца. Самый крупный амулет из сурдиума на груди Фредерика рассыпался прахом, оставшиеся два поднялись в воздух и закрутились вокруг своей оси. Вне себя от ярости, чернокнижник хлестал ртутными потоками, пытаясь поразить… нечто, развернувшееся в сердце столь любовно выстроенных им врат, подобно прекрасному лазоревому цветку. Выжившие в тот день клялись, будто видели среди сияния и клубов дыма юную деву в алой короне, что обрушила меч на металл арки. Другие утверждали, что из нагромождений изуродованной плоти вырвались сонмы чистых как снег душ и схватились с когтистыми тенями внутри. Третьи не видели ничего, кроме сияющего вихря, оставившего лишь белые пятна в их памяти.
Все, что мог сказать Фредерик в тот момент, полулежа на спине среди смятенных, преисполненных благоговейного страха воинов – он видел, как рушится замысел Хаоса, и благодарил Бога-Императора за то, что тот позволил этому свершиться.
Лазурный водоворот посреди врат свернулся тугой спиралью, стягивая к себе материал арки. Она начала искажаться и рушиться, обращаясь в потоки плоти и расплавленного металла. Словно страшась божественного света, они метались по сторонам, как щупальца умирающего спрута. На глазах у Фредерика один из дергающихся отростков обхватил аквилоносца в нескольких шагах от него и потащил прочь, сдирая с него броню, кожу и мясо.
Чернокнижник поднимался все выше и выше, пытаясь вырваться на свободу, но ртутные нити связали его по рукам и ногам и неумолимо тянули туда, куда обречено было низвергнуться его чудовищное творение. Как бы он ни сопротивлялся, металлический поток обхватил его с головы до пят и унес вглубь спирали, что скручивалась все сильней и сильней, пока не свернулась в точку – и исчезла.
И от почтенной сестры-фамулус Розалинды, и от мощей священномученицы Атранты, и от нечестивого колдуна не осталось ни следа. Лишь две груды пепла отмечали те места, откуда еще совсем недавно тянулись в небеса опоры так и не распахнувшихся врат Имматериума.
Когда стало ясно, что произошло, над дворцом поднялся радостный гул тысяч голосов. Аквилоносцы падали на колени, шумно восхваляли Бога-Императора, бились в экстазе. Кажется, в этот миг они готовы были, не дрогнув, [ну уж нет]лынуть на Порфиру и радостно умереть под мечами космических десантников. Но человек, который мог отдать им такой приказ, молчал.
Душа Эмтиссиана застыла, как камень, когда он увидел, что произошло с сестрой Розалиндой. Еще минуту назад она была здесь, за спиной брата. Как была она рядом с самого раннего детства, как была с отцом и матерью... Он не мог ни вымолвить хоть слово, ни сдвинуться с места, и просто сидел на спине железнохода, не слыша, как шипят, остывая на его броне, последние тягучие капли огненного дождя. В какой-то момент показалось, что они проникли под шлем и обжигающими потоками сползают по лицу, но потом он осознал, что это всего лишь слезы. И мысли об этом хватило, чтобы вывести его из ступора.
Герцогу Аллонвильдскому не пристало оплакивать мертвых, пока идет бой. Пока есть люди, которыми он должен командовать, и враги, которые должны умереть.
– Орудия к бою! – хрипло выкрикнул он. Где-то внизу послышался голос Гатьена и треск вокс-передатчиков. Солдаты готовили к бою гранатометы и минометы – все, что удалось найти для решающей атаки. Эмтиссиан вперил взгляд в сплошную массу скитариев впереди, волна за волной накатывающую на мраморные ступени Порфиры. Лишь изредка ему удавалось уловить громадные силуэты в тенях, отбрасываемых колоннами, но они двигались слишком быстро, чтобы можно было их разглядеть. Да и сам железноход не прекращал движения – что и спасло Эмтиссиана от пучка лазерных лучей, с визгом выжегших воздух над его головой. Еще один выстрел, на этот раз, видимо, из дальнобойного болтера, врезался в круп железнохода, и тот всем телом сотрясся от взрыва реактивного снаряда.
– Нужно спешиться! – с непривычной громкостью и резкостью потребовал 13-Фау. Дважды Эмтиссиана уговаривать не пришлось, и он легко спрыгнул на траву. Следующий же залп лазерной пушки поразил железнохода в бок. Наконец, не выдержав обстрела, сидонийский скакун пошатнулся и начал медленно заваливаться. Не успел Эмтиссиан отскочить в сторону, как его подхватили и поволокли под прикрытие ближайшей статуи чьи-то сильные руки.
– Гатьен, ты чертовски заботлив. Спасибо, – сдержанно поблагодарил он вокс-сержанта. 13-Фау выбрался из-под тонкой шеи железнохода и рявкнул во всю мощь голосового синтезатора:
– Огонь! Огонь немедленно!
Власти, излучаемой альфа-прим-единицей Артифициона, оказалось достаточно, чтобы гранатометчики машинально покорились. Эмтиссиан проглотил негодующее восклицание, готовое вырваться из горла, и спросил скитария, который нырнул в укрытие рядом с ним:
– Что там?
Вопрос заглушило громом детонации. Взрывчатые снаряды ударили по колоннаде, расшвыривая обломки мрамора. Почти одновременно ударили минометы, стрелявшие навесом, и на орды скитариев обрушился град разрушения, не делавший различия между своими и чужими.
– Враги вычислили расположение командных единиц, – проскрежетал 13-Фау. – Они поняли, что нет смысла тратить снаряды на рядовые единицы. Теперь они будут выцеливать нас.
– Посмотрим, каково им целиться сквозь взрывы. Не прекращать огня! – крикнул Эмтиссиан. 13-Фау добавил к его словам поток бинарного арго, и резервная группа скитариев сомкнулась вокруг стрелков и минометов сплошным щитом из пластали и плоти.
Разрушение врат ударило по разуму каждого, кто побывал в манифольде, словно хлыст, обрушившийся прямо на мягкую ткань мозга. Даже Канумбра едва не выпустил из рук топор, зашипевший и задрожавший в тот миг, когда сталь и плоть начали сворачиваться, затягивая в себя все вокруг. Скитарии воспользовались этим, чтобы подступить ближе, и теперь осаждали космических десантников со всех сторон, всеми силами стараясь принять на себя огонь, предназначенный аквилоносцам. Космические десантники, лишившиеся вождя, не утратили слаженности и сражались молча, яростно, медленно пробиваясь к воротам дворца.
Саравасту с его поврежденной рукой приходилось тяжелее всех. Чувство потери не отпускало его с тех пор, как он вырвался из сервочерепа в свободный хаб и не увидел там Эстебиса. Уже в тот момент он понял тем внутренним чутьем, которое, как говорят, всегда связывает истинных близнецов, что никогда больше с ним не встретится. А теперь, когда Мадраг, их чародей, их повелитель пламени сгинул в варпе, погибла последняя надежда.
Железные твари наседали со всех сторон, не давая свободно вздохнуть. Лишь немногим удавалось подобраться достаточно близко, чтобы хотя бы замахнуться для удара, но раненому космическому десантнику этого было более, чем достаточно. Если бы не Гвадалор, с остервенением стрелявший и рубивший рядом, они бы давно завалили Сараваста наземь, содрали доспехи и попросту раздавили металлическими телами. Близнец сражался на чистом инстинкте выживания, скорее машинально, чем ради какой-то цели. Теперь в его голове вспыхнула кристально яркая мысль: цели больше нет.
Сараваст услышал эти слова так ясно, как будто проклятый Вольфскар фон Штальгард произнес их в его сознании. От воспоминания о битве в манифольде нервы снова пронзил яркий огонь психосоматической боли. Он не успел снова собраться с силами: рядом рухнул и разорвался снаряд, сбив Близнеца с ног и на пару секунд выведя из строя его авточувства. Болтер вылетел из руки, и в то же мгновение на упавшего воина ринулось механическое полчище, топча собственных сородичей, оглушенных и искалеченных взрывом.
– Берегись, брат! – крикнул Гвадалор, выпрыгнув из-за колонны, и одним ударом снес полдесятка когтистых лап, тянувшихся к Саравасту. Тот неуклюже пытался отбиваться цепным мечом, привалившись спиной к ступеням. После крушения врат скитарии осмелели еще больше и уже не бросались сплошным слепым потоком, а выискивали подходящий момент и угол для атаки. Близнец не поспевал за их напором, промахиваясь и медля с ударами.
– Да что с тобой такое? – прорычал Гвадалор и, улучив секунду, рванул его к себе. Другой рукой он рассек талию очередного воина-машины. Но, даже разрубленный пополам, тот ухитрился взмахнуть электробулавой, прежде чем рухнуть, и расколол шлем Сараваста. Из-под разбитого визора на Гвадалора уставилось горько улыбающееся лицо.
– Все кончено, – прош[оппа!]л он. – Мои руки отказывают.
– Соберись… – начал было воин, но скитарии, вцепившись в ноги Сараваста, вырвали его из хватки Гвадалора. Цепной меч выпал из ослабевших пальцев, и брат, оставшийся без близнеца, исчез под лавиной механических тел.
Взревев, Гвадалор взмахнул клинком, и железная масса, потеряв пару-тройку конечностей, отшатнулась назад. Всюду мелькали мечи, искрящиеся жезлы, огоньки бионических глаз, и на какой-то миг ему показалось, что он слышит насмешку в беспрестанном стрекоте живых машин. Через несколько секунд они расступились, и к ногам одинокого воина рухнуло тело в силовых доспехах с безликим кровавым месивом вместо головы.
Перехватив цепной меч обеими руками, Гвадалор с бессловесным рыком гнева набросился на механических убийц и начал пробиваться из окружения.
– Я их больше не вижу, – известил Турриан и взмахнул секирой, разрубив на части еще одну железную тварь. Лазерная пушка, поднимающаяся над его плечами, переключилась на режим ближнего обстрела и с воем закрутилась по сторонам, поливая врагов раскаленными лучами.
– И я, – Андали перезарядил болтер, пока Канумбра прикрывал его от лезущих отовсюду толп. Броню апотекария помяло очередным взрывом, но он отделался лучше, чем только что подоспевший к выжившим братьям Гвадалор. По его доспехам, и без того не полностью восстановленным после боя в соборе, теперь снова расползлись трещины.
Очередной залп гранатометов заставил воинов Красного Ливня отступить из-под колонны, где они сгрудились спина к спине. Массивный каменный столп покосился, грозя вот-вот обрушиться и похоронить всю четверку под обломками мрамора. С каждым взрывом вокруг расшвыривало конечности и детали скитариев, но Артифицион справлялся с дружественным огнем так же, как со всем остальным: не прекращал наступать, невзирая на потери.
– Нас тут скоро завалит, – снова как бы невзначай поделился Турриан. Канумбра быстро прикинул, что делать дальше. Еще одна тварь, размахивающая клинками на концах четырех мехадендритов, встретила быстрый конец под лезвием Шееруба.
– Надо отступать во дворец, – наконец, сказал он. – В подземелья.
– Пока работают пустотные щиты, мы сможем удерживать… – начал Гвадалор, но Канумбра оборвал его:
– Мы больше ничего не можем удерживать. Нужно покинуть планету. Доберемся до Картуша и заставим его сдержать обещание.
– Сбежать? – гневно рыкнул Гвадалор и с удвоенной яростью рубанул ближайшего скитария, выпустив фонтан крови и машинного елея. – Не ты ли называл меня трусом?
– Смерть в облике машины и смерть во плоти – разные вещи. Ты хочешь жить, брат? Тогда у нас есть только один выход.
Без дальнейших слов Канумбра развернулся к нему спиной и, расшвыривая обрубки механических тел, ринулся к вратам Порфиры. За ним молча последовали и остальные братья.
Очередная серия взрывов заставила волну скитариев отпрянуть. Улучив момент, Гвадалор рванулся следом, к манящей тьме среди распахнутых створок. Пустотные щиты заискрились, пропуская воинов, а затем вновь поднялись нерушимой стеной за их спинами.
– Враг отступил внутрь дворца! – сообщил Гатьен, всматриваясь в магнокль. – Прекратить огонь, эна… господин?
– Да, хватит. Нет смысла дальше рушить колоннаду, – Эмтиссиан забрал у него оптический прибор и сам присмотрелся к развалинам, загромоздившим грандиозные ступени. После грохота обстрела над полем боя повисла относительная тишина, отягощенная стонами раненых и тревожными окликами медиков. Эмтиссиан услышал, как сзади к нему приближаются чьи-то шаги, и оторвался от магнокля. Фредерик без слов подошел к нему и заключил в объятья, и какое-то время они просто стояли так, радуясь тому, что остались в живых. Лишь через минуту Эмтиссиан нашел в себе силы, чтобы отстранить брата: ему нужно было раздать приказы аквилоносцам.
Силовые поля, окружившие Порфиру, могли выдержать даже орбитальную бомбардировку, но он знал, что их можно отключить. Знал он и то, как проникнуть внутрь, но не спешил направлять людей в эту обитель хаоса и безумия. Если бы они бросились в непредсказуемые глубины Порфиры очертя голову, это привело бы лишь к ненужным смертям, и теперь командующие аквилоносного воинства собрались, чтобы как можно быстрее составить план действий. О чуде, уничтожившем врата варпа, никто из них не говорил, как будто боясь полностью признать его реальность. Уже сейчас оно казалось сном, миражом, пророческим видением, не предназначенным для глаз простых смертных. Вот только сестры Розалинды больше с ними не было.
– Мы соберем компактные ударные отряды и проникнем во дворец через все потайные входы и выходы, – решительно сказал Эмтиссиан, пытаясь справиться с пустотой внутри с помощью действий и делового тона. – По крайней мере, все, которые известны мне и не известны врагу, а это немало.
– Красный Ливень о них не знает? – спросил 13-Фау.
– О них не знает Гийом Амрейль, – уточнил Эмтиссиан. – Я не зря столько лет под него копал. Мы проникнем внутрь и отключим генератор пустотных щитов. Я думаю, враг отступит в запечатанные подземные этажи. Как проникнуть сразу туда, я не знаю. Там есть целый флигель, принадлежавший лично Амрейлю...
– Магос передал, что это и есть место базирования Красного Ливня, – кивнул 13-Фау.
– Их осталось четверо? – спросил Фредерик.
– Да. Наши первоначальные предположения не оправдались: из восьмерых Вестников Талиона один погиб во время революции. Предположительно, от рук своих собратьев. Также среди этих четырех – технодесантник-отступник, – подтвердил альфа-прим. Если механический голос мог звучать более жестко, чем обычно, то именно сейчас он это и делал. – Я должен удостовериться, что он будет уничтожен или захвачен в плен. Мои воины обеспечат защиту каждой ударной группы.
– С удовольствием предоставлю тебе такую честь, – Эмтиссиан мрачно кивнул. – Много скитариев уцелело?
– Все присутствующие здесь.
Неисчислимое воинство, некогда способное поставить на колени целую планету, теперь свободно умещалось на плацу перед Порфирой, где еще совсем недавно спешно собиралась на войну Нова-бригада. Эмтиссиан невольно усмехнулся такому повороту судьбы, и Фредерик, посмотрев на него, тоже не сдержал улыбки.
– Мы отправляемся в самое средоточие зла, брат мой, – сказал он. – Странно веселиться в такой час.
– А когда нам еще веселиться? – ответил Эмтиссиан. – Мы обрели и утратили реликвию. Мы встретили врага, потом союзника, потом потеряли его, потом нашли снова. Розалинды... больше нет. Маклинта в коме. Я еще недавно работал на еретиков, а теперь возглавляю армию Бога-Императора, и мы с тобой идем сражаться с Ангелами Смерти, и нас могут прикончить еще до полудня. И как мне тут не смеяться, скажи, пожалуйста?
Фредерик пожал плечами.
– Действительно, – ответил он. – Но ведь могут и не прикончить. Вот тогда будет гораздо веселее, не [ну уж нет]одишь?
К ним подошли сервиторы с канистрами, снятыми с боков уцелевшего железнохода. Следом явилась группа механических воинов, чьи системы, по мнению 13-Фау, работали лучше всего. Он вытянулся по струнке рядом с Эмтиссианом, и тот с трудом подавил шальное желание отдать ему какой-нибудь бессмысленный приказ и посмотреть, согласится ли скитарий его выполнить.
– Ладно. Праздновать победу будем потом, – сказал он, закинув на плечо плазмаган. – А пока что займемся делом. Один из проходов, о которых ничего не знал Гийом Амрейль, [ну уж нет]одится совсем недалеко, в садах. Туда-то мы сейчас и направимся.
Порфира полнилась запахом гнили. Окна заросли пульсирующими пленками, полы вздыхали и трепетали под ногами, коридоры спутались и скрутились, как узел кишок. Как будто за то время, что Красный Ливень [ну уж нет]одился снаружи, дворец успел измениться еще сильнее – ожить, умереть и начать разлагаться. Неестественная тьма, заполнявшая его чертоги, отступила, и в сумеречном свете, пробивающемся снаружи, стали видны отвратительные создания, в которых преобразились обитатели дворца.
Космические десантники не обращали внимания на этих тварей – бледных, безволосых или, напротив, заросших звериной шерстью, мечущихся и воющих или молча забившихся по углам. Они двигались к своему обиталищу со всей возможной скоростью, и если один из мутантов оказывался у них на пути, то [ну уж нет]одил быструю смерть от меча или топора. Некоторые из убогих существ как будто нарочно бросались навстречу, и в воплях их слышалась мольба.
Те твари, что набросились на Красный Ливень у самой лестницы, ведущей в их подземные владения, впрочем, жаждали не только и не столько своей смерти. Змееподобное существо с пухлым мужским лицом рухнуло на них с потолка, сбив с ног Андали, и, завывая, принялось хлестать во все стороны веерами когтистых щупалец. Следом через дыры в прогнившем своде посыпались полулюди-полузвери, чьи тела усеивали шипы, язвы и недоразвитые конечности. Создания Хаоса, утратившие разум и человеческий облик, как будто все еще понимали, кто повинен в их мучительном существовании, и жаждали выместить злобу на воинах-отступниках. Но при всей ярости и силе, дарованной мутациями, им было не сравниться с Ангелами Смерти. Вскоре змееподобный монстр испустил дух, присоединившись к толпе меньших собратьев, иссеченных, растерзанных и разорванных в клочья болтами. Шееруб насмешливо зашипел, вытянувшись к его разрубленному телу, и Канумбра мельком задумался о том, как глубока ненависть Хаоса к себе самому.
Но времени отвлекаться на раздумья не было. Обнаружилось нечто непредвиденное: вся нижняя часть винтовой лестницы оказалась засыпана камнями.
– Какого дьявола? – прорычал Гвадалор, не веря своим глазам.
– Завал до самого подземелья, – сообщил Турриан, сверившись с показаниями ауспика. Андали приподнял газовый резак и полыхнул им, вопросительно глядя на Канумбру.
– Нет. Слишком глубоко. Пока побережем топливо и боеприпасы, – возразил тот. Всех четверых, похоже, одновременно посетила мысль, что теперь им не добраться до кузницы – и ритуальной комнаты, где осталось тело Эстебиса – по крайней мере, пока они не найдут другой маршрут.
– Об этом пути, кроме нас, знал только один человек, – добавил Канумбра, ощерившись под шлемом. – С него и спросим.
Путь до Палаты Мудрости, на удивление, прошел без столкновений. Похоже, мутанты Порфиры осознали, что космические десантники им не ровня, и в бессильной ярости затаились по теням. Теперь дворец вновь казался пустынным, и единственным звуком, что нарушал тишину в зале собраний Конкордата, был стук зубов последнего оставшегося в нем консула.
Гийом Амрейль представлял собой жалкое зрелище. Он содрал с кресел шкуры барсов, сложил их огромной грудой и зарылся в нее почти с головой, но все равно трясся не то от холода, не от страха.
– Все оставили меня, – прош[оппа!]л он. – Все бросили… предатели… Где мои слуги? Где мои верные энакторы?
Он сфокусировал взгляд на серых доспехах, маячащих перед ним, и медленно растянул губы в улыбке.
– Красный Ливень! Вы пришли спасти меня? Защитить от гнусных повстанцев? Как вовремя. Моей Защиты больше нет, проклятая Рейя сбежала...
– Варп-психоз, – диагностировал Андали, когда Канумбра подошел ближе. – Он сумасшедший. Какой от него толк?
– Какой толк? Я ваш правитель! – Амрейль визгливо расхохотался. – Единоличный, единовластный правитель! Как мы договаривались! Разве нет? Уничтожить все это сборище глупцов, сделать из них поддакивающее стадо… послать на смерть тех, кто не желал им становиться! Только я… я – регулус! Я – повелитель Порфиры, Брюмера, Красного Ливня! Вы останетесь здесь и защитите меня!
С презрительным смешком Канумбра схватил безумца за горло и рывком вытащил из-под кучи мехов. Взгляду открылось нагое тело, покрытое бесчисленными язвами и наплывами плоти, твердой и шершавой, словно древесная кора. Ноги консула усохли и теперь больше походили на лапы мертвой жабы, несколько дней пролежавшей на солнце.
– Вам… не… выйти отсюда, – с трудом прохрипел Амрейль. На его губах пузырилась кровавая пена. – Приказ... завалить... все туннели…
– Все?! – космический десантник, поборов желание немедленно сокрушить хребет жалкого создания, ослабил хватку и встряхнул смертного, побуждая его говорить дальше. – Что ты сделал, подлая тварь?
– Все… потайные выходы… в город… закрыты! – лающий голос консула звучал подобно хохоту гиены. – Вы не сбежите… останетесь здесь, чтобы защитить меня! Как подобает страже правителя!
Канумбра отшвырнул его, словно стряхивая с рук грязь. Амрейль пролетел несколько метров, врезался спиной в стену-экран и сполз по ней, хрипя и задыхаясь от смеха. В полутьме блестели его глаза и влажные оскаленные зубы.
– А я говорил, что нам надо остаться и дать бой, – прорычал Гвадалор, переводя взгляд с одного брата на другого. – Видимо, нам и придется это сделать.
– Подчиниться планам этого червя? – ощетинился в ответ Канумбра. – Мы найдем другой выход!
– Пустотные щиты не вечны. Когда они отключатся – или их отключат – они просто ударят по Порфире всем, чем можно, – присоединился Турриан. – Не забывайте, у них корабль на орбите. И возможно, что Вольфскар с ним уже связался.
– Где-то там, среди орбитальных доков, и судно Картуша, – добавил Канумбра. – Андали, ты хорошо изучил подземелья Порфиры. Где-то должен быть хоть какой-то выход.
– Разве что сточные трубы, – протянул апотекарий. – Думаю, через них можно попасть в Нижний Город...
– ...а через него добраться до торговца, – закончил Канумбра.
– Откуда тебе знать, что он еще не свалил с планеты? – яростно прошипел Гвадалор.
– А это мы сейчас выясним, – Андали подошел к Гийому Амрейлю и склонился над ним. Цепной скальпель, выдвинувшийся из наруча, одним взмахом вспорол бледный, покрытый пятнами и нарывами живот. Консул-регулус издал булькающий звук и слабо забил ногами, но Потрошитель не обращал внимания, всецело погрузившись в извлечение и исследование. Темные комки один за другим покидали тело Амрейля, распадались под точными движениями лезвия и, явив все свои секреты, сползали на пол с обагренных рук апотекария.
– Картуш все еще на планете, – наконец, произнес Андали, когда его жертва уже перестала шевелиться, а вокруг расплылась лужа дурно пахнущей крови и изрезанных внутренностей. – Им движет страх, но еще больше – алчность. И он не покинет Брюмер, пока не утолит ее сполна.
– Тогда у нас еще есть время, – кивнул Канумбра. – Вперед, Красный Ливень.
