BrEd Pitt

offtop так, глядишь, нам скоро скажут, что Слаанеш не гедонисты сделали, а только подпитали. Но, учитывая, что в какой-то книге про [баклажан]ров был один герольд Слаанеш, побывавший в Империи еще, то все может быть

немного ультр на Улланоре было, и где-то это даже упоминалось, но да, именно Жили там ни разу не было

Жаль, что эта длинная арка закончилась

процветание и зажрались, а по пути, возможно, и культы удовольствий завели. А могло все и цивильно быть. А могло и цивильно, да превращено непонятно чем занимавшимися в непонятно где [ну уж нет]одящихся Галикарнасских Звездах сынами Фулгрима в рай слаанешита с наслаждениями для поехавших в пурпурных доспехах, но не для местных. Алсо, могло бы стать площадкой для испытания штуковин, которыми вроде уже на Терре гражданских и интеллигенцию перегоняли в дурман-порошки

насчет Барбаруса, думаю, могут натянуть, мол, Десу не знали, кто именно, али потом еще раз уже Жиллиман прошелся

глядишь, чей-нибудь стал демонической планетой

Если б они начали с потеряшек цикл ереси, никто не приплел бы слогхтов и Рангду, потому что их еще емнип тогда и в проекте не было, и получили бы мы солянку из хаваса и тэт, а тут напрашивается эпический махач и "Ноунейм, верни мне легионы!"

У Фулгрима были приемные родители-мусорщики или типа того, на этом все. Капсула расколола землю и обнажила источник воды, поэтому его назвали в честь кемосского бога воды. Загорелого Перта в горах нашел прислужник Даммекоса и привел тирану Локоса. Первым делом Перт поднаторел в изготовлении оружия. Знал наизусть огромные тома, стоило их прочитать, а еще разил чемпионов на аренах. Отказался взять традиционное олимпийское имя. У него была сестра, на деле - дочь Даммекоса. По молодости вроде носил бородку. Хан стал приемным сыном степного вождя, вроде бы, но здесь нужно дать слово Моник, она лучше всех знает. Русса волки воспитывали, потом его нашел Тенгир, назвал Леманом и сделал человеком. У Дорна смутно, говорят, он принадлежал к линии Дорнов, его воспитывал старик, который потом рассказал ему о том, что тот не родной. Емнип, Сангвиния посчитали сначала за мутанта, ибо крылышки, кто-то хотел его убить, но аура шикарности сделала свое. Защищал племя. Феррус приземлением расколол пик вроде как или типа того, сторонился людей, за ним охотился некий Станислас (по книжке в серии ххп, кажется), а так он искал приключения. Про Луперкаля толком ничего неизвестно, даже инфа в ранних книжках Ы с намеками, что у него терранский акцент, что как бы намекает не на Хтонию и привносит путаницу вместе с ересью от форжи. Но по Первому Еретику он упал на лунную поверхность или похожую, то есть Хтония. Альфарий/Омегон были в одной капсуле, а наши любимые попаданцы-НС, искушаемые демонами, видели капсулу с кем-то из предателей, кто имел рук больше, чем надо ч темном месте, напоминавшем обесточенный корабль. По крайней мере, демоны не врали, а недоговаривали. Испивший крови примарха кэп получил воспоминания о родном мире Альфы и как близнецы шли к успеху. Остальные версии ложь (мб с долей правды): детство на мертвых ксеноруинах в Мандрагорских Звездах, пока не прибыли пираты; технологичный Бор'Савор, спустя 10 лет поглощенный слогхтами и плен; встреча с Хорусом и бой во главе старых звездолетов; тайное обучение рядом с Импи с самого начала; тысячи их

Я отталкивался в этом моменте от Голдинга, а у него братиши вообще в разные моменты найдены. И от Рейнольдса, у которого Примарх Второго был известен Фулгриму в раннем ВКП, так что... мог и не получиться. А могли оба не смочь. А еще на эту тему, если без Блая не забудут, в хх5 есть интересная фраза: А папа ультрамаринов был в числе первых найденных и, значит, еще до Рангды знал про потеряшку. А это может означать, что в легионе Ультрадесанта могло быть что-то от забытого

Тут и не сказано ничего про вечность) Фабий клонирует с большими погрешностями, получается некачественный ширпотреб без фишек, возможно, да и не факт, что тут вообще кто-то в курсе про вечных, ну кроме самих и убийц оригинального примарха.

"Переплавка" ...А потом грудь пронзила боль. И он пришел в себя. В странном, монолитном серо-белом месте, успев приземлиться на руки. Холод и странный привкус воздуха. Уловил казавшиеся нечленораздельными звуки. Оперся на ногу и распрямился в полный рост, заслоняя собой свет, еще неприятный глазам, но те быстро приспосабливались. Неподалеку смотрел гигант с опаленной ониксовой кожей. Он узнал себя в отражении. А звуки, явно имевшие какой-то смысл, стали преобразовываться в различимые слова, ибо откуда-то он знал язык. И не только этот: в поисках подходящих шаблонов его разум уже перебрал десяток, отбраковав все встреченные ранее. — С возвращением, брат! — раздался голос из конструкции вверху помещения, расположенной прямо над отражением. — Присядь, если понимаешь меня. Беглый осмотр выловил лишь монотонные колонны, и только та, из которой он выбрался, была полой изнутри. Она пахла странной сыростью, а внизу, за очерченным стенами кругом, пол был весь в мелких дырах, через которые вниз стекали остатки влаги. Сесть было не на что, единственный вариантом было снова преклонить колено. Впереди образовался проход, потому что часть стены ушла в сторону. Навстречу вышел человек куда менее впечатляющего телосложения, но также мускулистый. Одетый в легкие и практичные одежды. У него были длинные белые волосы, забранные в хвост, тонкие усы опускались вниз. Взгляд его был холодным и хищным, но не выражал враждебной настойчивости. Он изучал, старался уловить каждое движение присевшего, и тот отвечал тем же. — Встань, брат! И не сочти мои повеления презрением, — сказал этот мастер в легких одеждах, и Н'Кас вспомнил его, Лей Вулона. — Тебе, впрочем, придется присесть прежде, чем через меня ты наверстаешь упущенное. Но для начала мы покинем это место. Нам предстоит не самый легкий разговор. *** Облачившись в тунику, примарх последовал за братом. По пути к покоям примарха Звездных Драконов Н'Кас многое вспомнил, хотя и события последнего времени блуждали еще на задворках разума, а иногда нарочно вертелись почти на виду, убегая от осознания. Легионеры Третьего показывали результаты муштры и незамедлительно останавливались, чтобы преклониться перед примархами, и от этого Человеку Лавы становилось немного приторно: не его это все. В отличие от помпезных палат многих из братьев, Вулон обустроил покои крайне аскетично, мало что отличало их от келий сайферингов Черных Рыцарей, этих смиренных воинов-мо[ну уж нет]ов, проведенная с которыми аналогия позволила пробудить еще несколько фактов. Самая простая кровать, пусть и в примарший рост; низкий столик на непримечательном ковре, а на столике – сосуд с горячим напитком, что-то из грубого ассортимента мира, известного как Мундус Планус; небольшой относительно роста сына Императора шкаф со свитками и толстыми фолиантами, Девятикнижием; где-то в углу – облегченный, но не хрупкий уникальный силовой доспех модульной сборки, который примарх был способен надеть без посторонней помощи; да излюбленное Вулоном оружие, силовая алебарда, прозванная Рассекающим Вихрем, едва ли уступающая оружию Вальдора. Присев за низким церемониальным столиком на широкий ковер, Лей Вулон и Н'Кас неторопливо приступили к испиванию напитка далекой степной планеты. — Что ты помнишь, Человек Лавы? — пригубив горячего из простой чашки, спросил Вулон. Н'Касу не хотелось пить отвар, но традиция есть традиция. Мандус Планус слыл миром странных формальностей, хоть примарх Ноктюрна никогда не проверял лично. Теперь ему представился шанс. Обижать брата ему не хотелось, тем более, он не знал, что происходило вокруг. Н'Кас тоже взял напитка, от которого несло пряным, слишком пряным ароматом. — Если спрашиваешь насчет того, как я здесь оказался, то все как во сне, как говорят те, кто спят. Кажется, я помнил все, а когда оказался в вашем апотекарионе, это все испарилось, — ответил Человек Лавы. — Этот напиток... что это? Расширяет сознание, дает просветление? — Смею тебя заверить, что это не так. Самый обычный, только я изменил отношение трав и листьев к воде так, чтобы наши организмы могли прочувствовать букет вкусов. Хотя я и сомневаюсь, что твой организм может прочувствовать что-то, я помню Пир Ядов, — малость посмеявшись с предположения о неестественнлм воздействии, ответил Вулон. Он не пригубил второй раз, ждал, пока отопьет брат, чтобы развеять его опасения. — И нет, я спрашиваю о том, что ты помнишь в целом. Примарх, обретавшийся на Ноктюрне, осмелел: действительно, стоило ли ему опасаться напитка после Пира Ядов, братской похвальбы Дэадалора перед Н'Касом; они часто пытались проверить, кто же из них живучее. Повелитель Пламенных Фениксов испил терпкого напитка, отдававшего горечью растений, выросших в жестких условиях пустырей. — Что ж, если быть кратким, то... достаточно много. Дикий Ноктюрн и его человеческие города. Встречу с Императором и войны меж звезд. Встречу с каждым братом. Несколько триумфов Похода. Что именно интересует? От чего отталкиваться, к чему ведешь? — Что-нибудь, кроме событий недавнего времени, ты помнишь смутно? — спросил Третий Примарх, его взгляд, казалось, старался проникнуть в разум брата, чего тот, конечно же, сделать не мог, ибо мудрецу-отшельнику не хватало псайкерской мощи Гора или проницательности ученого Аякса. — Есть такие моменты. Экстремальные ситуации, даже для таких, как мы. Каньонное состязание с Дэадалором. И... некоторые эпизоды до того, как я встретил людей. Лей Вулон допил из своей чаши: — Есть ли среди этих смутных моментов те, где присутствовал Император? Н'Кас не оценил этот странный эвристический подход брата. Вопросы хоть и были наводящими, но похоже, что Вулон ждал ответа, связанного с Повелителем Человечества. Небесный Учитель хотел, наверное, натолкнуть Человека Лавы на путь, пройдя по которому тот поймет все сам. Н'Кас задумался, перебирая все свои встречи с создателем, но не [ну уж нет]одил таких зацепок. — Не помню. То есть, в случае с этими воспоминаниями все кажется ясным, — испив еще, ответил примарх. — Брат, такой поиск ответов не совсем мой. Я в растерянности, если так можно сказать. Объясни, что происходит. Нахмурившийся Вулон начал свой рассказ: — Дело в том, что не все из примархов прекрасно помнят каждое совместное с Императором действие. И я в их числе. После резни при ксеноциде Медных Звезд – знаю, навеки запретное место – я пытался вернуть самообладание. Медитации продолжались дольше, чем раньше, пока я восстанавливал баланс. Моя суть была создана таковой, что я не могу остановиться, пока окончательно не завершу начатое, и в процессе восстановления мне удалось приоткрыть завесу, на которую Император наложил печать. Молех, мир, куда он, я и три брата однажды прибыли, был аккуратно отредактирован как минимум в моих воспоминаниях. — И... это все, что тебя так волнует, брат? — немного удивился Н'Кас, перехватив инициативу в испивании пряного напитка. — Хотя мы и на порядки выше людей, наши разумы далеки от идеала. Пусть все так, как ты говоришь, тогда у Создателя, значит, были причины так поступать. Понимаю, это действие задело тебя. Но почему бы тебе не спросить тех троих, с кем вы были на Молехе, о том, что помнят они? Хотя на лице Лей Вулона и появились признаки сдерживаемой улыбки, он остался серьезен. И более того, прибавил этой серьезности: — Дело в том, Н'Кас, что за время твоего отсутствия Галактика изменилась. Прими как данное: ты покинул мир живых несколько лет назад. Несколько ключевых лет назад. И прими то, что я немного соврал тебе: это не простой напиток, его эффект успокаивает. В разуме Человека Лавы, впрочем, слабым отглоском прозвучали эти слова. Видимо, концентрация кореньев, или что это было, в заваре весьма впечатляюща. А вот принять смерть он не мог. — И как же я умер? — спросил Н'Кас и поставил чашу на стол. — Что с моим легионом? — Смею тебя заверить, что твои сыны живы. Твое возрождение, эта ужасно противоречащая заветам Повелителя Терры нам операция, не была бы возможна, не попроси они. Мой лучший апотекарий в поте лица корпел над возрождением. — Смеешь меня заверять? Небесный Учитель заверяет, но недоговаривает, — слегка рассердился Н'Кас. — Не сочти за грубость, но в отношении ко мне сейчас ты действуешь, словно Император в отношении к тебе или к вам на той планете, Молехе. Может, мы еще не готовы к осознанию того, с чем могли столкнуться, а Создатель решил поберечь нас? Вздохнув, Лей Вулон парировал: — Да, мы действительно не были готовы к тому, чтобы узнать немного об истинных мотивах Императора. Увы, я не могу спросить у трех своих братьев насчет Молеха, потому что они решили стоять до конца, либо же растеряны и пребывают в неведении. Молех – ключ ко всему, что произошло в Галактике за последние века. Воитель, решивший объединить человечество, мог воплотить свою мечту без истребления ксеносов и несогласных с его видением. Готов ли Н'Кас услышать то, что я скажу? — В благодарность за свое возрождение я готов выслушать что угодно, но готов ли принять, не знаю. Мне нужны доказательства, а не слова, я человек дела, а не следования догмам, хотя мне и предшествует пилигрим с Колхиды, — ответил Н'Кас и решил отмести успокаивающее влияние зелья, дабы мыслить свободно. *** — ...Галактика, которую ты знал, осталась позади. Император развернул вторую фазу слишком быстро, решив не избавляться от нас именно сейчас. Может, он считает, что самые безрассудные и властные перегрызутся с остальными, потеряв в процессе достаточно ресурсов, чтобы Кустодианская Стража, копящая силы, могла перебить их чуть позже. Канорг собирает силы, та часть Империума, что подвластна ему, растет и готовится нанести удар. Мы сделали свое дело, Человек Лавы. Мы очистили галактику для людей, и человек, который нас создал, псайкер небывалой мощи, отрицающий применение колдовства, решил избавить Империум от сверхлюдей. Эта галактика – не для нас, как и Терра была для людей, но не Громовых Воинов. Есть основания полагать, что их гибель в последнем сражении – красивая легенда. Те откровения, которые показал Н'Касу Вулон, Человеку Лавы показались потоком сознания. Они настолько противоречили как его принципам, так и Истинам, что трудно было поверить в масштаб событий последних нескольких лет. — Что ж... История зашла слишком далеко. Не знаю, стоило ли мне возвращаться в бытие. Я предпочел бы никогда не знать об этом. — Но не твой легион. Пламенные Фениксы нуждаются в отце-прародителе. Тебе, Н'Кас, предстоит вновь вести сынов за собой. Для Ноктюрна ты – герой, и не каждый из нас так почитаем на своей планете, как ты у себя. Для одних мы чудовища, для других – тираны и неизбежное зло, с которым проще смириться. Для смертных ты – защитник, ты нужен в новые времена... — И поэтому мне нужно возглавить сынов, чтобы вести их на бой против, как тебе сказал Корлон, "заблудших овец режима Императора". Неизбежное зло, правда? — ответил Н'Кас вдохновенному Небесному Учителю. — Я не призывал тебя убивать людей. Твои сыны могут заняться диверсиями или, если кто-либо из них желает проливать кровь, сражаться с астартес. Это уже не что-то за гранью понимания. — Сначала покажи мне моих отпрысков. Я должен отблагодарить их за отчаянный шаг, который они предприняли, пусть оно того и не стоило. Я поведу их за собой, так и быть. Но знай: не предприму никаких действий ровно до того момента, пока они не будут необходимы. Пламенных Фениксов не так уж и много, чтобы жертвовать их жизнями так безрассудно. Когда я смогу их увидеть? — В скором времени пути Звездных Драконов и Восемнадцатого пересекутся. Мы направляемся к символичному месту встречи. Молех, — подытожил Вулон. — А пока у тебя есть время получить новый силовой доспех в память о сегодняшнем дне. — Звучит так, будто мне придется отправляться в горнило войны, — мягко возразил Н'Кас. — Я предстану перед Пламенными Фениксами в тунике. Не сочти дерзостью, Небесный Учитель. Свободен ли я в движении на этом флагмане? — Как и любой мой брат, — заверил Лей Вулон. — Знаю, нелегко принять то, что ты услышал сегодня, эта история звучит, будто вывернутая наизнанку Имперская Истина. Мне и самому кажется несвязным многое из того, что я знаю, но мы слишком далеко друг от друга в это неспокойное время, и каждый знает лишь частицу истины. Все двери, которые открываются, служат тебе в этом месте. Н'Кас покинул скромную палату брата. Он отправился в апотекарион. "Вывернутая наизнанку Имперская Истина... — крутилось в его голове. — Частица истины. Пыль все это, затмевающая глаза, а не частица истины..." *** Двери разошлись в стороны, когда гигант подступил к ним. Н'Кас нашел того, кого искал – апотекария, вернувшего его к жизни. Пока что тот был слишком занят у консолей, показывавших состояние неких стержней, видимо, устройств для смешивания реагентов. — Здравствуй, апотекарий, — произнес Человек Лавы. Носящий символ генетической спирали медленно повернулся в его сторону. По его лицу читалось некоторое удивление, может, недоумевание. Он преклонился перед примархом. — Приветствую Вас, Повелитель Восемнадцатого, — произнес этот беловолосый, как почти все Звездные Драконы, космодесантник. — Встань, сын моего брата, ведь это мне нужно преклоняться перед тобой. Ты перешел запретную грань, как и мои дети, желая вернуть меня. Фабий поник. — Да, это так. Н'Кас сказал эти слова не просто так, он оценивал космодесантника на искренность. В словах апотекария ее хватало, чтобы можно было довериться, ибо примарх не слыл проницательностью, и говорить с братьями начистоту, особенно с Небесным Учителем, никогда не казалось ему легким делом. — Будь честен со мной, — ответил ему Человек Лавы. — Объясни мне то, что действительно знаешь. Речи твоего отца звучат как раскаты в солнечный день. Я растерян. Апотекарий опустил глаза в пол и не мог поднять их, чтобы посмотреть на могучее существо, которому он дал вторую жизнь. — Фабий, что ты знаешь о происходящем на самом деле? Где мои сыны, раз они помогли возродить меня? Я не знаю о своей смерти ровным счетом ничего. — Вы погибли в бою с ксеносами, насколько мне известно. Не без помощи библиариев Сумеречных Волков мы смогли вступить в контакт с Пламенными Фениксами, чтобы приготовиться к сбору на Молехе. Ониксовый гигант выглядел статуей в одеянии. Пару мгновений, казалось, он даже не дышал. Затем его взгляд проник в существо Фабия: — Может, я из тех, кто слывет грубыми простаками, апотекарий, но читать тех, кто на порядок ниже меня, мне не составляет труда, — казалось, что Человек Лавы хочет сжечь душу космодесантника пристальным взглядом. — Небесный Учитель, кажется, запутался. Он считает, что знает частицу истины, но от того, что он рассказал, мне яснее не стало. Скажи, апотекарий, как тебя зовут? — Фабий... я Фабий. — Скажи, Фабий, все это представление с успокаивающим отваром, как и твоя речь, звучавшая с наигранной тяжестью... сколько раз вы ее репетировали? Сколько раз вы возрождали меня, если быть точнее?! Открой мне правду и не бойся моего гнева. — Трижды, — теперь отрепетированной фальши в его словах не чувствовалось, — И каждый раз Вы срывались, когда Небесный Учитель Вулон доносил до вас то, что ему известно о планах Императора. Н'Кас недобро усмехнулся: — А здесь произошел новый виток. Я загнал Вулона в угол, и он, чтобы не показаться недобродушным ко мне, был вынужден предоставить мне свободу перемещения. И так я оказался здесь. В какой раз? — Второй, примарх. За матовым бронестеклом виднелись колонны. Нет, это были не пилоны-своды большого зала, но закрытые от сторонних глаз инкубаторы, один из которых не так давно исторг очередного Н'Каса. Человек Лавы перестал прожигать дыру в разуме апотекария и мельком взглянул на показания с панели управления. Процесс был запущен. Восемнадцатый примарх снова впился взглядом: — И стоило мне покинуть его покои, он дал тебе приказ?! Во мне есть регулятор, который убьет это тело? Или ты пустил газ без запаха и цвета, чтобы убить нас обоих?! Может, Н'Кас и слыл обладателем горячей крови, но он держал себя в руках, ни единого движения во время разговора не показывая. — Здесь ждут своего часа чахлые клоны моего повелителя, — ответил Фабий, и эти слова не дались легко. — Как и вы – не то, что создал Император. Даже Вивисектор не смог превзойти его гений. Я создал не произведение искусства, а подделку. — И тем не менее, я благодарен, хотя мне стоило пребывать в незнании, — взгляд примарха отпустил космодесантника. — По нраву ли тебе это, апотекарий? Зачем Вулону эти чахлые тела, или я уже приложил свою руку к процессу? То ли потому, что Н'Кас отпустил душу легионера из захвата, то ли от поставленного вопроса, Фабий оживился: — Нет, хоть вы и сильны, но мой примогенитор быстрее и точнее Вас. Небесный Учитель приказал готовиться к величайшей войне в истории галактики, в которой он может не выстоять. Но его личность и знания, закодированные каким-то образом в аминокислотных последовательностях, должны продолжить существовать. Что до меня – я исполняю приказ и не смею перечить воле того, благодаря кому я стал тем, кем стал. — Что ж, будь свободен, апотекарий Фабий, и до встречи однажды, — развернулся Фабий и покинул апотекарион. *** Когда битва за Молех завершилась, и те, кто имели мнение, отличное от имевших перевес, пали один за одним, командный состав одержавших триумф спустился на опустошенный мир, заняв одну из полуразрушенных рыцарских цитаделей. Никогда не собиралось на памяти Н'Каса более девяти сынов Императора. И Молех не стал исключением. Пока что его присутствие не разглашалось, Человек Лавы ждал своего часа. Как он и сказал брату, перед Пламенными Фениксами и прочими он решил выступить без силовой брони. Темнокожий примарх держал свое старое оружие, оставленное на Улланоре, огромный цепной меч Магнитуду, образцы генного материала с которого и позволили клонировать Н'Каса по просьбе осиротевших легионеров. Между тем, в рядах астартес не было абсолютной дисциплины, да и сами примархи ш[оппа!]лись: Корлон Глессер был впечатлен мощью орудий Светоносцев, Лей Вулон же с недоверием относился к Ошоганди, чего тому не говорил. Ревенал скрывал свое лицо, закутавшись в лохмотья изрешеченного плаща – видимо, ему досталось от рыцарей. Когорты Драконьих Клинков подавали пример остальным, заметно проредевшим рядам, однако Н'Кас все еще не видел Пламенных Фениксов. Как и не видел воинов Пятого. Напротив Звездных Драконов стояли воины Ошоганди, облаченные в сияющие доспехи с новыми элементами, символизирующими звезды – у кого-то это были насечки, а у кого-то и надстройки. Лишь Сумеречные Волки не держали привычный строй, разбившись согласно неким своим правилам. Наместник Канорга на западе Галактики, Вендиго призвал всех к тишине, объявляя об очередной успешной кампании на пути к отвоеванию Терры у варп-бури. Победа над доминионом Имперских Крестоносцев, чей Воитель решил узурпировать Тронный Мир после катастрофы с проектом Императора, далась острию копья нового порядка нелегко, но Глессер заверил, что остался лишь последний рывок. По его словам, Гор нашел способ обойти кольцо варп-штормов и добраться до Солнечной Системы в обход привычных путей: двинуться через Измерение Паутины. Пятнадцатый отсутствовал на собрании, поскольку именно его псайкеры проводили разведку... ...И многое другое успели еще сказать Дикарь Инвита, Небесный Учитель и Ошоганди, отказавшийся от титула Копья Императора, а также первые лица легионов, но не дали слова командующим Пламенных Фениксов, и Н'Кас чувствовал, что это не к добру. Наконец, настал его черед выйти и показаться, ибо Вулон заверил легионес, что в новую эпоху всякий погибший примарх получит перерождение. Гигант в тунике с цепным мечом наперевес предстал перед многотысячными шеренгами и искал среди всего этого представления Пламенных Фениксов, подобных расплавленным породам Ноктюрна как цветом доспехов, так и пылкой радостью. Человек Лавы увидел их, но далеко не в первых рядах и не такими, какими он их оставил не по своей вине. Воины Восемнадцатого теперь носили броню в мрачных тонах: желтый и оранжевый, символизировавший расплав, сменились черным. Магма застыла. Геральдики, связанной с саламандрами, стало не в пример больше. Те немногие, кто сняли шлем, показывали импланты, делавшие их лица похожими на морды рептилий, а у некоторых, видимо, за эти годы вошла в привычку таврическая татуировка и ритуальное шрамирование. Н'Кас понимал, что его скоропостижная гибель сильнейше сказалась на легионес, однако опыт Тенгирссена показывал, что примарх способен переродить легион. *** И вот они стояли у входа в туннели Паутины. Н'Кас однажды возглавил экспедицию в поисках логова налетчиков, однако из-за разбушевавшейся стихии смелым пришлось оставить затею. Второго шанса не представилось, ибо в течение пары дней на Ноктюрн явился Повелитель Человечества. Это было не с ним, не с тем Н'Касом, который стоял в подземелье рядом с Вулоном, Глессером и выглядевшим опешившим Ошоганди. Это происходило с Человеком Лавы, которому Пламенные Фениксы показали его же тело, лежащее в саркофаге. Но с тем, который родился в отдельной лаборатории под управлением Фабия. Символы, которых не могло существовать в этой размерности пространства, привели врата в действие, показав абсолютную черноту впереди. Активировавший их Глессер первым вошел и растворился там. За ним пошел тот, кто раньше был известен как Копье Императора, чтобы получить по ту сторону часть силы Повелителя Человечества; его сопровождали избранные воины. Н'Кас не взял в подземелье никого из своих сынов, да и не горел желанием идти непонятно куда. Его уговорил Вендиго, и теперь Человек Лавы сделал свой шаг в неизвестность. Ничтожный шаг в пространстве, но колоссальный в перспективе.

Не могу не согласиться, так как описать нурглитов раньше или позже придётся, а описать их без очеловечивания, именно с той стороны, какую они занимают, работа для месье. По крайней мере, попытка показать этот искаженный праздник жизни последователями сущности, отрицающей страх загробной жизни, и в то же время не более чем паразита варпа, была. Раскрыть примарха мне следовало детальнее, его вольный характер и отчаянные меры на приютившей планете. А так просто получился душегуб в соотношении "демон : примарх" и "примарх : десантник". (но опять же, тут скорее вышла накрутка метаплота)

такое ощущение, будто я видел уже этого кустодианца справа от Дорна... не на обложке ли Повелителя Человечества?

Ага, Фабий, который создает по приказу одержимого идеальным боем примарха клонов других примархов, модифицирует их под угоду Вулона, узнает, что сам клон помершего героя, да еще делает плевок в лицо демонпринца, задолбавшись от такой жизни - это поворот. И Ревенал, пришедший в типично добром нурглитском настроении, под конец портит его себе. Да, тут тоже есть немного метаплота, всего капелька! На самом деле суть была в том, чтобы показать примарха и космодесантника в почти одной ситуации, и то, какую деволюцию прошел примарх, который Хан на Кемосе, характер свободолюбивый и авторитарный

"Заново рожденный"; рекомендуется под Death in Vegas - Dirge Нет ничего важнее жизни. Из мертвой материи возникают новые формы, которые хотят продолжать существовать. Они сражаются за место под солнцем насмерть, таков предвечный закон. Победа сладка, как и исполнение задачи. Те, кто обретают разум, раньше или позже начинают бояться смерти, потому что никто не знает, что ожидает сознание по ту сторону. Инстинкты сильнее, они позволяют одолжить время, чтобы позже узнать, что там, неведомо где. В эру Империума старые воззрения отметались по всей галактике: смерть на то и смерть, чтобы прекратить существованин. Пантеоны богов различных культур отвергались с приходом экспедиций и глашатаев, а вместе с посланниками перемен неотвратимо закрывались врата в самые разные загробные царства. Говорят, что на одном из миров цивилизация сплотилась вокруг музыки, та пронизывала каждый аспект. И даже религия той планеты предлагала последователям место после смерти в составе Музыки Сфер. Та же музыка, что лилась из гротескного инструмента Великого Нечистого, для представителей той культуры могла стать лишь воплощением самых ужасных страхов, преисподней, кошмарного диссонанса. Отродье, именовавшее себя при общении со смертными Септикусом, сейчас выглядело опечаленным: его инструмент, слепленный из чумной плоти, не мог в полной мере восславлять неизбежность и разложение, ибо последнее сопротивление павшего мира-улья все еще сражалось. На быстрых вездеходах среди гниющих болот проносились истребительные команды, стрелки которых старались меткими попаданиями прекращать существование зараженных. Один из таких снарядов пробил тонкую кожицу, напоминавшую облепленное опухолью легкое, и "волынка" сдувалась. Отступавшие людишки могли заметить, оглядись они назад, как неповоротливый гигант, практически завершивший осквернение мира, нашел материал для заплатки в телах тех, кого скосила очередь. А пока какофония не звучала, частица сущности Нургла, что руководила чумными ордами на Аранее, почувствовала сильный источник отчаяния. Такое ощущение безнадежности испытывали обычно не те, кто мучительно умирал, но теряющие дорогих сердцу. Нургл мог все исправить, стоило лишь обратиться к нему. И обращение последовало. Обращение хоть к кому-нибудь, если Анафема не слышит. *** Что можно отдать ради самого важного человека? История знает немало примеров, когда сильные и богатые лишались власти и денег. Преданные и до безрассудства храбрые жертвовали жизнями, слишком часто напрасно, не имея понятия о том, что есть другой выход, и растворялись в ничем без следа вместе с теми, кого пытались спасти. Были и доведенные до безумия, хрестоматийные персонажи, вступавшие в сделку с нечестивцами и продававшие душу. В одном из последних стерильных бастионов противников жизни и перерождения произошло именно это. Материализовавшийся из гноя и смрада Септикус встретил убитого горем. Им был один из тех, кто произошел от Анафемы, и имя ему было Септим. Услышав это слово, Великий Нечистый едва ли сдержал смех, но заверил капитана Пятого Легиона о том, что примарх выживет, раз цена заплачена. Септикусу хватило одного лишь рукопожатия, чтобы подселиться в смертное тело. Дух Септима, хоть и надломленный, оказался сильным: Великому Нечистому не удалось окончательно избавиться от него, лишь утопить в себе. Получив контроль над телом, барахтавшемся в желчи после нападения Великого Нечистого и источавшем зловоние, Септикус приложил силы к запертой двери и выломал ее, освободив путь. Отчаяние витало в мерзком, отфильтрованном воздухе. Оно являлось тем запахом, по которому ориентировался оскверненный десантник. Септикус продолжать давать отпор обманутой душе, заставляя носителя наблюдать, как тело не подчиняется и деформируется, изменяя саму реальность вокруг. Как боевые братья гибли, не в силах противостоять неожиданному, слишком сильному противнику. Как Септикус разорвал двери карантинных отсеков и выпустил оживших мертвецов и поднял лежавших в морге, сформировав чумную волну. Как погиб последний апотекарий, а стазисный генератор, в котором содержался умиравший Ревенал, перегружался под напором экс-капитана, пока не был уничтожен. Как болезненное тело примарха Вестников Рока рухнуло на грязный пол еще недавно стерильного апотекариона. Септим утонул в отчаянии, ибо все усилия его братства, Девятерых, столь скоро оказались бесполезными по его вине. И с этой горечью душа капитана растворилась в безумии сожаления, сломалась и поработилась воле Великого Нечистого. *** Ревенал будто бы захлебнулся и старался откашлять мерзкую субстанцию с трупным смрадом, обволокшую его горло. Но выплюнуть не мог, ибо его шею сдавили отвратные раздутые пальцы. Толстая, жирная рука, облепленная миазмами, держала в воздухе примарха, покрытого неприятной сыростью. Немногим ниже расплылась в улыбке, если это слово было применимо к ухмылке, морда твари, с которой он уже встречался. Либо же с похожей, ибо отчеты боевых групп докладывали о встречах с подобными созданиями. Ревенал постарался извернуться и выскользнуть из цепкой лапы, но этого он сделать не смог, хотя и приложил серьезные усилия, чтобы его руки разжали раздутые пальцы. — Не стоит так делать, — пробулькало отродье. — Я спасаю тебя. Я вырвал тебя из трясины. Поганище постаралось аккуратно поставить Ревенала на твердую почву. Тот успел лишь заметить, что это была не земля, но замшелый череп чего-то огромного. — Погрязнув здесь, ты бы не нашел обратного пути, даже я не спас бы тебя, — продолжило чудовище, пока Ревенал пытался восстановить дыхание. Пришествие в себя заняло у примарха не так много времени. — Чем мне может помочь тварь вроде тебя?! Считаешь, что имеешь власть надо мной, превратив мой мир в это?! — примарх уже искал слабое место в гротеске, но судя по выпущенным наружу внутренним органам поганища, проще было начинать с головы. Попытка напасть на рогатое отродье закончилась, едва Ревенал замахнулся. В его глазах потемнело, примарх едва оперся на руки, которые оказались покрыты гноящимися волдырями. — Здесь у Дедушки есть власть над тобой, ты болен, ты не на своем мирке, — как ни в чем не бывало продолжил жирный гигант. — Сделка есть сделка. — Какая... сделка... — теперь восстановление шло не так быстро. — Своими отпрысками нужно гордиться, — произнес с неожиданной теплотой монстр. Ревенал лишь успел разглядеть, как из ниоткуда появился поглощавшийся болотом Септим. Чудовище развернулось к нему: — Отец будет спасен. Никакая хворь его отныне не возьмет. Просто смотри. Гнойные рубцы и наросты вскрывались, но у Ревенала не хватало сил кричать. Он терял способность сражаться, даже рывка сделать не мог, столь единовременно его пронзила боль, ощущавшаяся всем существом. Мир вокруг начал растворяться. Неописуемая боль словно выворачивала примарха наизнанку, и все, чего он мог просить, это помощи Императора, но мысли не могли сформироваться. Повелителю Пятого казалось, будто отравленная кровь и гной покрывали его тело, словно формируя кокон. Теряя контроль над своим телом, он словно исторгал изо рта мерзкую массу, окутываясь ею, а она твердела, смешиваясь с болотной жижей. Где-то там, за гранью смысла, он слышал крик капитана и клокочущее хихиканье, улюлюканье отродья. Проносились истории, которые были и никогда не были, а также те, о которых Ревенал не мог судить однозначно. Упадок всего, за что он боролся. Император, который гнил на троне. Навеки забытые миры и разрушающийся временем, иссыхающий болотный Араней. Обращение галактики в месиво варп-штормов, отличавшееся от болота в этом Нигде лишь цветом и масштабами. Стаи кошмарных гигантских мух, порождений, противных человечеству, против которых должны сражаться космические десантники. Огромный кокон червя, заточенного в недрах планеты. У этой отвартительной личинки виднелось человеческое лицо, что делало создание еще хуже. Оно взывало, испытывая боль атрофии, а его личина трансформировалась в то, что когда-то было лицом Ревенала. Этого образа ему хватило, чтобы прийти в себя и сделать рывок. *** Оскверняющее влияние Септикуса обратило последний крупный штаб Роковых Всадников в кишащий низшими сущностями гадюшник. Присягнувшие Нурглу культисты завершили ритуалы и открыли новые врата, из которых имматериум изверг новые орды на подмогу Легиону Септикуса. Большая часть сопротивления в системе оказалась подавлена, когда споры чумы дали плодотворные всходы на кора[эх жаль]х беженцев. Мелодия вечной жизни, изливавшаяся из волынки Великого Нечистого, записанная безумными фанатиками, способствовала росту заражения, как и варп-разрывы. Едкая желчь прожгла пол апотекариона; затвердев, она образовала дно омута, который наполнился зловонной слизью, генерировавшейся оскверненным капитаном и чумными тварями. Последний бастион покрывался варпорожденными зарослями, как и вся планета. Теперь Араней стал миром-ульем в прямом смысле этого слова: хаб-блоки обратились в гнезда нургловых мух, а вместо рабочего подвида сновали ожившие мертвецы и чумоносцы. Они претворяли план Септикуса, создавали видимый с орбиты символ Дедушки. Омут Возрождения забулькал, и несколькими мгновениями спустя все те несчастные, кто [ну уж нет]одились рядом с Септикусом, стали свидетелями возвращения Ревенала. Великий Нечистый сдержал слово, избавив Ревенала от всех болезней. То, чем он стал, походило на иссхошую мумию или вяленое мясо, как и восемь из капитанов. Тело Септима же едва проглядывало из-под нагромождения выделений сущности, занявшей место капитана. Примарх стал неуязвим ко всем болезням, и более того, его хватка стала мертвящей: некротическое воздействие испытало на себе несчастное червеобразное существо, на которое Ревенал оперся. Получив жизненную силу отродья, он немного пришел в себя, оглядев не столь пустыми глазами чумные лозы на стенах. Пришел ли он в себя? Метаморфозы, которые претерпела душа Пятого Примарха, оказались столь чудовищными, а боль, испытанная духом, столь острой и извращенной, что Ревенал закончился. То отныне было существо подавленное, поглощенное единением с Нурглом и имевшее представление о прошлом, будто оно было сном. Лишь две вещи теперь заботили перерожденного примогенитора: сотворение величайшей чумы и освобождение могущественного узника. С пробуждением примарха осквернение Аранея приняло новый размах. Последние оплоты незараженных пали, когда погибшие десантники были возрождены нечестивой мощью своего прародителя. Испытавшие немыслимые мучения, как и он сам, астартес боготворили Дедушку и пророка его Ревенала за избавление. Их извращенные разумы принимали новые цели, стали податливыми после асфексии, вызванной разбуханием плоти. Прошло немного времени, прежде чем Пятый Легион переродился в горниле чумы. Раздутые тела тех, кто сражался до конца, уже не чувствовали разложения, и Назз-гули пали один за другим, чтобы восстать непохожими друг на друга умертвиями. *** Зараженные корабли разбредались по галактике, сея панику и эпидемии там, куда их забрасывали течения варпа. Отрезанные от света Астрономикона миры становились податными мирами растущей чумной орды величайшего из легионов Нургла. Одним из таких миров должен был в итоге стать Молех, но братья-предатели решили немного иначе, в битве опустошив планету. То, чем стал Ревенал, пребывало в разочаровании, но оставалась еще надежда. Среди окопов орудовали апотекарии и их сервиторы. Кощунники-врачеватели старались сохранить геносемя в том виде, в котором его спроектировали в подземных кузнях Анафемы. При виде тощего гиганта, завернутого в подобие робы или савана, многие из апотекариев расступались, ощущая неестественность происходящего. Они не были нужны примарху, ибо он не ощущал в них того потенциала, который искал Нургл. В отличие от одного из тех, кто еще не почувствовал приближающееся создание. На его темно-красной броне слабо различались пятна крови, в отличие от белого наплечника, генетическая геральдика которого смешивалась с каплями. Здесь состоялась жестокая битва между Гончими Войны и Звездными Драконами, и теперь апотекарий собирал наследие братьев. — Наконец мы встретились, — сухим, замогильным хрипом обратился к апотекарию примарх. — Еще не надоело заниматься этой неблагодарной работой? Обернувшись в сторону беззвучно прискользившей тени, коей являлся Ревенал, подкованный в медицине космодесантник вытер перчатки о робу, оставляя темно-красные отпечатки. — Совершенно верно. — Копошиться во внутренностях ниже того, что ты заслуживаешь, Фабий, Спасавший Третий. Пятый Легион может многое тебе предложить. — О, несомненно. Боюсь только, что мне не по силам вернуть примарха в кондицию. Мне уже сделали схожее предложение один раз, — безэмоционально процеживал динамик речь космодесантника, и Ревенал не чувствовал в словах ничего, они были пусты, ибо происходили из опустошенного разума. — Нет. Роковые Всадники и Вестники Рока не нуждаются в такой помощи, она только вредит. В твоих умениях, великий апотекарий, нуждается повелитель жизни и смерти. Фабий снял шлем, и его коротко стриженные белые волосы казались пеплом разрушенных бастионов Молеха. На шрамированном лице не читалось даже любопытства. — Что вам от меня нужно? — Помощь в создании величайшей чумы, по сравнению с которой меркнет Пожиратель Жизни. Она должна закалить легионес... — Отбраковав тех, кто не сможет ее перенести, то есть астартес, которые не прогнутся под паразитов варпа, — едва дрожащим голосом произнес Фабий. Его глаза засверкали. Ревенал расценил это как заинтересованность, но в то же время такие слова оскорбили его. — Если ты поможешь моим лучшим в этом деле, а я знаю, что ты поднаторел в болезнях, пытаясь спасти легион, то мы забудем о глупости, сказанной сейчас. — А если я скажу, что ты не того ищешь, Ревенал? Что тебе нужны Профилакторы? Или они уже погнали прочь отродье, от которого разит могилой, и ты приполз ко мне только по этому? — нервно засмеялся апотекарий, пока у его братьев и сервиторов лица, наверное, посерели от страха. — Что ж, тогда я просто выпью твои соки... — замахнувшись костлявой рукой, произнес примарх и поднял апотекария в воздух. Мертвая хватка, усиленная некрогенным воздействием неестественного дара чудовища, каким стал Ревенал, начала поглощать соки Фабия. Целью марионетки Нургла было, впрочем, не убить талантливого, но дерзкого исследователя, но подвести его к грани отчаяния. Образы смерти и мучений проникали в разум Спасавшего Третий вместо кислорода, пока Ревенал не заметил, как тот пытается разжать челюсти, чтобы произнести что-то. Примарх ослабил хватку. — Я совершил так много открытий за последние годы... Зашел так далеко... Никто не может сравниться со мной, — слеза сошла у апотекария. — Я перешел грань... Пути назад нет... Он оказался легкой целью, как и все напыщенные глупцы, считавшие, что их знания помогут перебороть неизбежность. — И поэтому я лучше умру, чем позволю снова использовать меня не во благо человечества! — прохрипел Фабий и пронзил свою голову сверлом, которое еще недавно добиралось до прогеноидов. Ревенал отпустил добычу. Он огляделся вокруг и поднял тех, кого мог, чтобы перебить горделивых Звездных Драконов, которые оказались в зоне досягаемости. Они будут служить ему посмертно, чего не скажешь о Фабии, обратившем мозг в кашу.

Роль Дэадалора еще не показана) Он связывает "метаплот" очень интересным способом, с ним не все так однозначно. Соглашусь, описывать безнадегу было безнадежно, хотел проработать характеры и "матросов", но потом подумал, что они не вернутся. Это прибавило бы ощущения, будто лично их знаешь, но на глориане экипажа тысячи. Решил по-максимуму задействовать всех персонажей, которых придумал/взял для Мятежа. И частичное пришествие примарха в себя тут не просто так.

"Путь проклятых" Какова наименее правдоподобная история из тех, что рассказывалась наследниками династий вольных торговцев и пустоторожденных? Всегда ходили истории о скитальцах, полных чудес и сокровищ, а также непредвиденных ужасов, встававших на пути искателей приключений. Эти корабли, покинутые однажды, больше никогда не возвращались. Истории о мертвых мирах, погубленных еще до возвышения человечества и охраняемых призраками могильных ям? Почти всегда рискованные и сомневающиеся могли проверить, а лжецы – покачать головами и сослаться на нечеловеческую природу угрозы. Кто-то говорил, что планеты такого рода исчезали в варпе. Рассказы о болезнях, порожденных нематериальной вселенной и кровавых погромах, резне среди экипажа, вызванной массовыми психозами истощенных и заточенных десятилетиями вояк? С таким многие сталкивались, не нужно все перечислять. Все это, а также многое другое, выпало на долю обреченного экипажа "Тлеющего Грифона". *** Мечта Императора состояла в том, чтобы объединить такое разное человечество под знаменем с аквилой и истребить ксеносов, занимавших исконно человеческие территории. Повелитель Терры и бесчисленных планет недоговаривал. Если и вовсе не лгал. Род людской был не более чем мимолетным видением, все его взлеты и падения, на самом деле, не играли роли в масштабах галактики. В долгосрочной перспективе. Эта уверенность, идущая вразрез с Истинами, не была неподкрепленной глупостью. Осознание истинного места, которое занимает человек, оказалось тяжким испытанием, и не все прошли через принятие. Они не знали, что точно произошло с великой империей. "Тлеющий Грифон" потерял путеводный свет Астрономикона и плыл вслепую, натыкаясь на разобщенные планеты, многие из которых едва сводили концы с концами. Их население все еще помнило времена, когда Терра хотя бы на бумаге управляла всем. Ветхие архивы же не припоминали, кто и когда привел эти планеты к Согласию, события ранних тысячелетий исчезли в энтропии, информация обращалась в шум. И более того, летоисчисление Империума не действовало, поэтому установить год оказалось невозможной задачей без знания тонкостей. Варп-переходы никогда не были сравнимы с отлаженной работой часов, особенно без помощи маяка Терры. Конечно же, совершать прыжки от системы к системе опыт навигаторов позволял, да не всегда то помогало. Империум, когда-то раскинувшийся настолько, на сколько позволял Астрономикон, не являлся монолитной, непрерывной структурой. Скорее, межзвездное государство представляло из себя сито, полное одиноких звезд и систем необжитых, непригодных и запретных. Провизия заканчивалась, среди смертного экипажа все чаще проявлялись акты каннибализма. Чего уж скрывать, голод некоторых доводил до того, что жарили сервиторов. Некоторые боевые братья поглядывали на смертных, что жестоко пресекалось. Навигатор обсудил самый дерзкий свой план и, получив согласие, увлек "Тлеющего Грифона" в аномалию варпа. Затем лишь, чтобы не найти света Астрономикона и по ту сторону. Больше не встречались обжитые человеческие миры. Максимумом стали планеты, города которых стерло в порошок неумолимое время. *** Продвигаясь все дальше и дальше по прямой в направлении к звездным скоплениям, соответствовавшим чудовищно измененным временем конфигурациям западного рубежа, Мрачные Грифы [ну уж нет]одили лишь опустошенные планеты, разоренные поработителями. Четырнадцатый уже сталкивался со следами такого заражения, требовавшего немедленного экстерминатуса. Но это были лишь чахлые плоды: целые системы обратились в кормовые базы для неописуемых чудовищ имматериума, таких знакомых по легендам Барбаруса. И тем не менее, галактика жила, хотя и следов имперской цивилизации силы Дэадалора уже не могли отыскать. Наследие сгинувшей цивилизации Золотого Века, Люди Железа, вели войну с теми, кто пережил род их создателей: возвысившимися эльдар и неискоренимыми оркоидами. Ксеносы и кошмарные отродья пировали на костях тех, чьи защитники практически извели предтеч сих мерзких созданий. Зеленокожие неприятно удивили астартес своей приспосабливаемостью: столкнувшись с машинами, едва не погубившими человечество однажды, оркоиды смогли развиться на войне, заполучив кустарные, но от того не менее разрушительные, устройства и создав прекрасные аналоги силовой брони. О, то были далеко не те варвары, которых знали люди тридцатого тысячелетия. Тем не менее, проблема с провизией оказалась отчасти решена. Космодесантники употррепродукцияли орчатину осторожно, опасаясь дурных последствий вроде перегрузки омофагии и комы. Гипнопрограмммирование на всякий случай предпочли проводить чаще, дабы безумная мощь психической активности зеленокожих не свела с ума Мрачных Грифов. Смертные, медленно дичавшие на нижних палубах, охотно употррепродукцияли низшую фауну. *** Но астартес являлись оружием. Здесь же – оружием, оставшимся без владельца. Никто не использовал астропатию, либо же искали людей не там, пока глориана Дэадалора скрывалась в системе, состоявшей из двойной звезды да мириад астероидов, будто бы все планеты ее оказались расколоты во время чудовищного катаклизма. Одни считали своим долгом наблюдать за чужаками и машинами, дабы кто-то из них истребил остальных, а потом напасть и сломить победителя, завоевав клочок космоса во славу Императора. Другие, коих было мало, отчаявшись, желали погибнуть в бою. Некоторые считали своим человеческим долгом в первую очередь искоренить изуверский интеллект. Большинство же ожидало приказов повелителя Барбаруса. Дэадалору нечего было ответить. Примарх Четырнадцатого стоял на краю, на утесе, разделявшем убеждения Истины и бессмысленность бытия в мире, где Истины ничего не значили, ибо умерли их носители, разве что Мрачные Грифы остались в живых по недоразумению. И без того угрюмый, иссушенный смрадом Барбаруса примогенитор в холодном молчании, казалось, источал пустоту, которая пыталась найти выход. Дэадалор всегда был защитником смертных, ничтожных, но упертых созданий, цеплявшихся за любой шанс выжить. Такими были его неестественные сыновья, таким был народ любого жестокого мира. Козни имматериума оторвали примарха от братьев и Императора, возможно, в тот час, когда человечество больше всего в нем нуждалось – с каждым днем, которые сливались в серую ленту без начала и конца, примарх все больше корил себя за то, что не смог предотвратить. Молчание командира угнетало и подчиненных. Некоторые готовились к "вольному плаванию" – так про себя называл примарх наказание-избавление для тех, кто начинает вольнодумствовать выше дозволенного. После десяти дней молчания Дэадалор собрал всех, чтобы объявить: каждый волен выбирать судьбу сам. Позорное решение для примарха. Подорванный авторитет командира. За такие слова Канорг или Вулон презрели бы его, но, по-видимому, их имен не помнят даже стеллы. Проводя долгие исследования нумерологии, Освободитель Барбаруса сделал рискованное предположение о том, что нашел семейство решений для нескольких ключевых уравнений, которые могут позволить вернуться назад. И если это было не так – не вернуться никогда, ибо имматериум не желает быть обузданным. Сбоившие корабельные варп-калиброванные хронографы подсказали в своих перепадах часть ключа к шифру, как надеялся Дэадалор, и в неизвестность с ним решили отправиться самые преданные сыны. *** Конечно же, варп не подчиняется законам нумерологии, либо же эти законы оказались превыше понимания Дэадалора. Сейчас он жалел, что Гор не с ним. "Тлеющий Грифон" действительно некоторое время шел быстро и плавно, как будто сама судьба направляла его. Пока варп не подстроил штиль. Навигаторы почувствовали ужасные возмущения вдалеке, пережили далеко не все. Цунами психической энергии оставило этот регион нереальности совсем спокойным, пока нематерия сконцентрировалась на отдалении. Запасы орчатины скуднели, среди экипажа вспыхивали бунты. История повторялась, но теперь Мрачные Грифы не могли выйти в материум. Подавление бунтов привело к тому, что раскрывшаяся секта каннибалов-варпопоклонников, зародившаяся среди смертных, саботировала работу полей Геллера, и астартес не сумели остановить их вовремя. Часть глорианы начала тонуть в эманациях варпа, а те, кто не успел эвакуироваться, оказались добычей голодных хищников нереальности. Если Мрачные Грифы и вынесли какой урок из произошедших боев, то заключался он в том, что порождения варпа способны действовать не только по-звериному, запугивая жертв, но и избирательно, коварно и с нечеловеческой смекалкой. "Тлеющий Грифон" отчаянно взывал о помощи на разных частотах и не без астропатии, но за несколько лет никто не ответил. Несколько ли лет? Хронографы стали совсем бесполезны без колебаний варпа в этом проклятом штиле, а время в разных частях глорианы, похоже, шло по-разному: некоторые каюты покрывали тонкие зазубрины, свидетельствовавшие о десяти годах. Во время отвоевания палуб у очередного культа нашлись отсеки, тела в которых успели мумифицироваться. А потом пришла чума. *** Все эти воспоминания – бред разума, заключенного в теле, слишком выносливом, чтобы умереть. Истощенное, но привыкшее к сухости, пожиравшее само себя и усиленное сверхчеловеческим организмом, оно уже должно было пасть. Последние смертные, заразившись этой варпорожденной болезнью, питавшейся отчаянием, загибались в агонии и бешеном исступлении, не протянув и пары дней. Свидетели Последнего Издыхания подорвали главный двигатель вместе с собой, чтобы не испытать страданий, теперь глориана окончательно обратилась в скиталец. Приближаясь все ближе к грани, разделяющей жизнь и смерть, астартес сходили с ума и набрасывались на более здоровых или чудом уцелевших. Их сила несоответствовала истощенным телам, а гибнущие нетелесные составляющие распадались на искры. Такова была ироничная судьба Дэадалора, сотворенного невероятно выносливым. Пожиратель жизни не мог причинить серьезного вреда его телу, как и ужасный смог Барбаруса, который он переборол, открыв примитивное летательное устройство. Примарх столкнулся с болезнью, против которой у него не хватало сил. Ряды Мрачных Грифов редели. Действительно ли человечество пало, а астартес Четырнадцатого чудом пережили его, примарх сказать не мог: его сознание горело, пылало, как и тело, боровшееся из последних сил. Бред? Сны? Желание абстрагироваться? Все они умрут, воины, прошедшие через ужасы покорения галактики, перед которыми сломились армии обычных людей. И в конце останется только примарх. Переживший человечество, которое поклялся защищать еще до того, как пришел Император. Если даже люди продолжают существовать – что будет с обезглавленным легионом? Немного радости ощущал Дэадалор от того, что и умирая, он продолжал искать смысл сражаться дальше. Так Освободитель Барбаруса пал в нибытие... *** ...Чтобы предстать перед светом. Его источала массивная фигура, и он сразу вспомнил свою встречу с Повелителем Человечества. Это произошло так давно – неужели Отец отозвался на зов, заглянув в бездонный варп? Нет, раздался не его голос. Грохотали динамики. Слева к гостю присоединилась другая, не менее массивная фигура, светлее. С появлением второго незнакомца Дэадалор почувствовал прилив каких-то новых сил, но в то же время почувствовал себя подавленным. — Дэниал, отбой! Отбой! Сворачивайте операцию! Мы нашли примарха! — прогудел терминатор в серых доспехах с белыми наплечниками и руками; он повернулся к первому незнакомцу, оказавшемуся терминатором Небесных Воинов: — Судьба благоволит тебе, колдун.

Предлагаю вернуться в русло темы о Древних, а не устраивать полемику о несуществующих религиях. Вона, тут spindler drone показали в чернокаменке, часть охранной системы. А кто у нас чернокаменки ваял? Ваул, один из эльдарских богов. А кто создал эльдар?) Похоже, у нас появился дизайн олдванской фракции, и эта тема появилась в самое время, будто автор подхватил идею, витавшую в ноосфере

Это да, у меня начало не писалось, хотя идеи были. И не мог придумать, как описать путешествие до Терры, поэтому сочтем, что время в варпе иначе идет)

"Отчаянные времена, отчаянные нравы" "МОЙ ПРИМАРХ!" Сон был прерван. Это странное место: словно туман на болоте, бесцветный и бездонный. Гнев. Кто-то прерывает долгожданное избавление. Растворение в нигде и никогда. Кто? Где? Попытка рассмотреть сквозь пелену. Не видно ни зги. Не видно себя. Нет ничего. Морок сильнее. Тот сопротивляется воле... кого? Вспоминаются привлекшие внимание звуки, они воспринимаются словами. Кто бы их ни произнес, он вложил много усилий, чтобы вырвать того, к кому обращается, из благого неведения. Но есть сила, которая искажает туман. Тот не желает сдаваться так легко, из него выплывает призрачная, седая рука. Нет, она седая, этот образ напоминает о том, что едва не потонуло в приторно благом неведении. Образ беловолосого. Этот мираж оживляет другие воспоминания, будто капля, растекающаяся по желобу. Капля. То слово. Капля, одна за другой, с характерным звуком сливаются в поток. Поток мелькающих видений, отрицающих забытье. Рука выныривает из тумана, а за ней и кажущееся небольшим тело. А затем нарушитель покоя с громким хлюпаньем падает вниз. Этот звук окончательно пробуждает Тибера Мастаддона. Примарх Шестнадцатого легиона, Первый-из-Найденных, обнаруживает рядом с собой Агасфа Бареддона. Почему-то кодиций лишь в тунике, насколько через пелену может разглядеть примарх. Типичный хтониец, Агасф имеет грубые черты, измененные геносеменем, превратившим его в подобие Тибера. Воитель пытается поднять кодиция-альбиноса из грязи, но и сам не в силах встать: далеко не грязь. Это трясина, и не туман бездонен, а именно она. Болото, которое варится в себе, словно соткано из испарений. Оно напоминает одну из картин Артонака. И это не к добру. Мерзкое место должно кишать ядовитыми гадами и трупными насекомыми, если это действительно то место. Конечно же, это так: левая рука с трудом приводится в движение, ибо ее овило что-то на глубине. В памяти мелькают все способные на это существа, с которыми сталкивался Мастаддон. Изо всех усилий Воитель, чья огромная сила, к сожалению, лишена подмоги силового доспеха, делает резкий рывок и заставляет тварь, чем бы та ни оказалась, отпустить руку. Трудно барахтаться в болоте. Даже примаршьих усилий не хватает. Стиснув зубы, Тибер пытается вырваться, но к одному хлысту на помощь приходят другие, словно отрастающие головы гидры. Пламя и гнев переполняют примарха. Кажется, они стали действительны. Нет, жар на самом деле ощущается, но не жар лихорадки, а тот, который дает пламя. Болото иссыхает, его поверхность трескается, и со смрадом болотных газов наверх стремятся его нечестивые обитатели, отвратные насекомые. Воитель ловит себя на мысли, что от такого интенсивного жара уже должен был произойти взрыв, вызванный реакциями с газами, но его не происходит. Опутывающая тварь отступает, ее страшит нагревание, хотя и добыча стоит того. Тиберу удается освободиться, и гигант встает в полный рост, его тело терзают падальщики и пиявки, но они уже мелочь. Примарх огромен, но его габаритное тело по пояс засосало в трясину. Он [ну уж нет]одит источник жара, кодиция. Зной опаляет примарха, который достает Агасфа из хищной трясины, которая тянет его на дно даже сильнее, чем Мастаддона, ибо Бареддон способен сопротивляться. Кожа примарха устойчива к психическому жару, она еще даже не пузырится, а вот болотной дряни не остается ничего, кроме как ретироваться или сгореть. Трясина отступает, сдается, и жар защитной реакции пирокинетика спадает, когда Воитель и Агасф добираются до твердой почвы. Психическое пламя позволило разогнать морок и увидеть бесконечный, унылый пейзаж. Трясине нет конца, а болезненные деревья не дают разглядеть деталей. Жар спадает, но Агасф с трудом приходит в себя. Факел праведного гнева тускнеет, и пелена тумана снова смыкается. *** — Я не уверен, но похоже, что Агасф вошел в симбиоз с Воителем. Эмпатия? Лихорадка сходит. Пульс нормализуется, — констатировал Ваддон. Чудесные технологии Селенара оказались бессильны перед болезнью, высасывавшей силы из Тибера Мастаддона. Продвинутый модуль поддержания жизни едаа ли не сбоил от интоксикации пациента. У Железной Длани не оставалось иного выбора, кроме как наперегонки со временем отправиться в сердце Империума – подземелья Дворца. Если Луна не в состоянии помочь Воителю, то остается лишь Повелитель Человечества. Любое промедление может окончиться катастрофой, не только Имперские Крестоносцы потеряют примарха, но и верноподданные – Главнокомандующего. Пусть колдовство и было запрещено, Бареддон использовал свои силы во благо, и в этом нельзя сомневаться. — Связались с Пертурабо! — в амбулаторию вбежал Малогарст. — Олимпиец постарается расчистить нам путь на орбите в течение пары часов и предупредит кустодианцев. — Пары часов?! У нас может и не быть пары часов! — рассвирепел обычно неэмоциональный Ваддон. — Моя наука на исходе сил, все держится только на псайкере. — Значит, пара часов у нас должна быть. ДОЛЖНА. Считай Бареддона капельницей и стимулируй, — произнес Малограст, который не мог принять неизбежность так близко от спасения. — Идея отличная, но есть одно "но": обычно псайкеры в таких состояниях перенимают боль на себя и умирают от имитирующихся организмом ран. Я сражался с Сынами Гора и видел, как их апотекарии прибегали к подобным практикам, чтобы спасать важных командиров. Они умирали, Малогарст, в полном здоровье. Агасф Бареддон дернулся в конвульсиях, его сердца испытали, судя по кардиограмме, сильный удар электричества. Надо полагать, психической энергии. Повисло нелегкое молчание. Железной Длани нечего было добавить, никто не хотел встревать в надвигающуюся перепалку Малогарста и апотекария. Но и они оба прекрасно понимали, что слова ничего не значат, требуется действовать. *** — Нас сбили? Почему я так далеко от "Крономаха"? Где капсула? — беззвучно вопрошал Мастаддон, вопросы вертелись в его голове, желая перебороть забытье. — Воитель, подождите, не засыпайте меня вопросами. Вам трудно. Мне тоже. Я нарушил указ ради Вас. — Что это значит? Сидевший перед ним кодиций Агасф стал словно растворяться в воздухе, и это был не эффект от тумана: очертания размывались. Он закрыл глаза, сконцентрировался, снова начал обретать твердость, четкость и произнес: — Мы не на Аранее. Мы там, откуда на Араней пришла зараза. Это место [ну уж нет]одится в варпе. Не клочок поглощенного мира. Это психическая материя. — Значит, здесь не мы в полной мере? — спросил Воитель. Мгновенно псайкер-альбинос распрямился во весь рост, даже не вставая, словно поврежденная голографическая проекция: — Да, Воитель, если Вам угодно, то здесь наши психические проекции. Вы умираете. Ваше тело раздувается от инфекции с Аранея. Я вступил с Вами в эмпатическую связь, меня научили этому апотекарии Сынов Гора. Мы прибыли с Вами на Луну, но геносекты бессильны. Сейчас совет капитанов обсуждает план действий, Малогарст считает, что мы должны потревожить Императора, чтобы спасти символ Похода, вселяющий надежду. Бареддон снова начал таять, но сосредоточился и с искрами психических разрядов собрал себя из сечений в пространстве. — Я смог найти Вас, болезнь увлекла очень далеко по течению болота. Чахлой реки. Тибер огляделся по сторонам. Теперь было понятно, почему болотные газы не взорвали их с этим местом. Рядом с Агасфом он лучше мог ориентироваться, видеть в тумане. — Как бы ты меня ни нашел, но теперь нам нужно вернуться назад. Укажи мне путь, сын хтонийских подземелий. Кодиций еще не овладел искусством использования своих сил в полной мере. Агасф был в числе тысячи первых рекрутированных хтонийцев, однако на долгий век выбыл из похода: во время приведения одного из миров к Согласию транспортник, на котором Бареддон прибывал на планету, был сбит, и выжить удалось немногим. Считавшиеся погибшими, без средств связи, восемь уцелевших скрывались в пещерах и были лишь чудом обнаружены при постройке добывающей станции. Не имеющий должного уровня подготовки альбинос словно развоплотился, обратившись в неисчислимые проекции, то ли указывая свой путь, то ли ища новый. Тиберу пришлось идти за змеящейся вереницей проекций. Но это не было движение в том смысле, в каком примарх его привык воспринимать: на миг ему показалось, будто это и есть то, о чем упоминал, рассказывая о своих практиках, Гор. Пространство преодолевал разум, не встречая сопротивления атмосферных масс. *** Пертурабо прибыл лично сопровождать брата и его избранных капитанов к сердцу подземелий Дворца. Казалось, будто темно-синяя броня Олимпийца действительно исторгала молнии, нанесенные столь естественно, что их легко было спутать с разрядом искрящего, поврежденного кабеля. Гравиплатформа с модулем поддержки жизни была весьма громоздкой, а генератор, питавший конструкцию энергией, заполонял значительный объем вместе с надстройками для более эффективного очищения крови примарха. Но несуразность гротескной парящей конструкции умалялась, когда Железная Длань и примарх Громовержцев в окружении кустодианцев достигли огромных ворот. Вход в Подземелье был столь огромен, что через двери мог пройти титан, и платформа выглядела маленьким трудолюбивым жучком. Агасф Бареддон, за которым наблюдал Ваддон, продолжал чахнуть, хотя состояние Воителя практически не изменилось с того момента, как кодиций связался с ним. Все было так, как говорил апотекарий: за те часы, что прошли, Агасф стал покрываться неестественными ранами, которые у Сынов Гора звались стигматами. Кодиций-альбинос терял кровь от того, что его руки взволдырились, а кожа слазила. Сейчас же голова брата-легионера покрывалась кровавой испариной и царапинами, словно следами от мелкого града. Врата расступились перед Имперскими Крестоносцами и сопровождающими и они увидели колоссальный зал, высеченный в горной породе. Он был освещен, но света не хватало, чтобы увидеть сводов. Странная машинерия гудела и вибрировала, иногда потрескивая и привлекая тем самым внимание обслуживающего персонала. Кустодианская Стража сопровождала делегацию к массивной конструкции, напоминавшей золотую пирамиду из блоков и кабелей. Величие этого места и грандиозность проектов, которые претворялись в жизнь здесь не позволяли процессии проронить ни слова, любой шепот казался кощунственным. *** Гибельная трясина исторгала все новых тварей, Тибер Мастаддон и кодиций оборонялись плечом к плечу. Они уже почти нашли выход, но это место не хотело выпускать столь ценную добычу, в отличие от болотной твари. Здесь туман уже не был так густ, как в том регионе, где в безвременье растворялся примарх. Мельтешащие червеобразные создания нагромождались одно на другое, желая задавить астральных странников. Эти медленные создания преследовали Тибера и Агасфа в тумане, их присутствие ощущалось в тумане. Мелкие гуманоидные формы и тошнотворные рогатые мутанты, возникавшие из дальних рубежей, подтверждали то, что проказа Аранея действительно происходит отсюда: Имперские Крестоносцы сражались против таких созданий. Сама суть этого места не желала выпускать нефизические воплощения, туман становился удушающим смрадом для примарха и кодиция, но при этом давал сил тварям. Едва ли Мастаддон мог связать мысли в момент боя, но появление в небесах огромных трупных мух, по-видимому, имело связь с изменением обстановки. Агасф тратил все силы на выкашивание волн мелких тварей пламенем ярости, а Воитель расправлялся с крупными и уцелевшими, но стоило мертвящему мороку подкрадываться к останкам существ, как они плодородили и порождали новых, либо регенерировали. Булькание трясины переросло в клокотание, клокотание перешло в булькающий смех. Обессилевший Агасф Бераддон хотел сказать что-то, да дух его перехватило, он рухнул в грязь и едва ли мог встать. Тибер заметил смутные очертания там, куда мог смотреть кодиций. Огромная масса приближалась, становясь все четче. Примарх уже видел подобное существо на Аранее. Огромная жирная тварь, чью голову, выходящую прямо из тела, венчали уродливые рога цвета больной, гнилой кости, приближалась к опаленному островку, ее рот, полный кривых зубов, точно созданный из бракованных деталей пиломечей, разинулся в усмешке. Тварь явно забавляло то, как примарх все еще старался не сдаваться. Ее огромный язык внезапно схватил и утянул кодиция, но Воитель не успел спасти Агасфа, засаживая гуманоиду голову взмахом кулака прямо в грудную клетку. Тибер сумел лишь издать вопль отчаяния, когда тварь поглотила проекцию самоотверженного Бераддона. Из последних сил, кажется, Агасф, для которого было все кончено, вторил крику и испустил вопль, а с ним – шар психического пламени, практически изнутри сжигавший монстра. С удвоенной яростю примарх душил и разрывал отродий. Туман сгущался уже под его ногами, но небеса ответили крику Мастаддона. Молния ударила в опаленную землю рядом с примархом, и ее грозовая плешь распространила заряд по болоту. Энергия придала сил Тиберу, теперь настал его черед. Но вместо того, чтобы сражаться с издыхающими от небесной кары порождениями, Мастаддона увлекло вверх, в долгий путь к источнику света, скрывавшемуся за смрадными облаками, рассеивавшимися после пронзающей молнии... *** Это было не светило, не звезда. Неприкрытая мощь Повелителя Человечества, отыскавшего своего сына, мощь, от которой ретировались создания варпа. Приближаясь к сущности величайшего из людей, Тибер получал видения. Двадцать капсул в полутемной лаборатории. Капсула с некоей жидкостью, кроющаяся в изменчивом узоре. Быстро промелькавший путь к ней. Луна, в глубины которой уходит взгляд, увлекаемый к геногорнилам. И воспаривший взгляд в цитадель, где базируются Сестры Тишины. Анабиотические машины с крепко сложенными людьми, шрамы и клапаны-импланты которых выдают в них астартес. Видение прекратилось, и Мастаддон увидел себя рядом с золотой машиной, на троне которой сидел сосредоточенный Повелитель Человечества, медитирующий и источавший слабые психические молнии. По обе стороны от примарха стояли молчаливо капитаны Железной Длани, не в силах произнести и слова. Первым Воителя окликнул Пертурабо: — С возвращением, брат. Сухой воздух подземелья пах озоном и чем-то горелым. Воитель обернулся на источник запаха и увидел апотекария Ваддона, поднимавшего сожженное тело. Надо ли было говорить, чья смелая сущность еще недавно была привязана к телу? — Агасф Герой... — словно в полусне или задумчивости произнес Воитель. — Его жертва не должна быть забыта. Император приказал мне готовиться к новым временам, у меня есть еще дела на Тронном Мире. Нельзя терять ни минуты, полное исцеление подождет.

Просто попытался совместить Жиллимана и доБЛ-Сангвиния)

Спасибо, это прочтение Волков навеяно Руссом-интеллигентом из той истории про бой с альфариями и альтер-эго из "Волчьей Погибели". А еще это Завязка для метаплота, который может немного оживить Ваху Мятежа

"Волчья Спираль; бремя бессмертия и the story so far" Когда-то они были Сворой, одним из наименее дисциплинированных протолегионов. Неконтролируемые сверхлюди, больше похожие по повадкам на зверей, представляли из себя разрушительную силу. Леман же пребывал на диком и смертельно опасном мире, совершенно не подозревая о том, что имеет собственное войско. Приемный сын владыки Тенгира, подаренный небом Леман старался обеспечить процветание вверенному народу. А затем пришел его настоящий отец, единственный человек, который мог превзойти повелителя многих племен и кланов Фенриса. Леман снова был вынужден иметь дело с неотесанной ордой, начинать заново. И если фенрисийцы являлись, как оказалось, не такими уж и многочисленными дикарями, то Свора, потомки примарха, о которых он и не знал, являлись машиной войны. Причем машиной неотлаженной и требующей срочной модернизации. Тенгирссену нелегко далось понимание того, что он был не единственным в своем роде. А ответственность за воинственных потомков, взявшихся из ниоткуда, лежала на нем новым бременем. В годы, когда Фенрис не щадил людей ни погодой, ни пищей, население избавлялось от немощных и излишних детей, чтобы племя могло выжить, сохранив больше ресурсов. Глядя на легионы, все еще не нашедшие своих отцов, а также на образцовых в сравнении со Сворой сынов Тибера, Леман иногда задумывался о том, что ему было бы проще не выбивать дурь из терранцев, но просто пустить их в расход, чтобы буйная энергия нашла выход, уже навсегда. Сложить о великой сече сагу и забыть о варварах-бастардах, начать все с начала. К разочарованию Лемана, его отец, Император, был категорически против такого подхода. Примарх считал место, взрастившее его, недостойным славы дома имперского легиона. Скудные ресурсы и живучее, но необучаемое население, которому удалось привить новые порядки только через жесткий контроль, несомненно, представляло из себя прирожденных воинов. Они могли занять свое место в Имперской Армии, но Тенгирссен считал, что эти дикари недостойны возвышаться до легионеров. Предлагал найти другой мир для Шестого, который видел совсем иным. Но Повелитель Человечества считал иначе. Да, за несколько лет усилий и отсеивания Свора начала преображаться в Небесных Воинов, чьи доспехи напоминали о пасмурных небесах Фенриса. Да, Леман нашел компромисс, ибо его ледяная "родина" была не единственной в системе. Но произошло непредвиденное: среди инициатов распространялась странная хворь, обращавшая их в чудовищ. Сын Тенгира покорял миры практически с начала Похода и был среди тех, кто застал ультимативность Милосердия Императора. Ему пришлось молча наблюдать за вырождением своих воинов, ибо Повелитель Человечества был непреклонен. Армия могла обратиться в прах вместе с ее командиром. *** Гигант в жемчужного цвета броне с кобальтовыми вставками преградил путь делегату Профилакторов. Ноэль Аякс, гениальный, но опальный ученый, не явился на Никею, где была решена судьба применения колдовских сил. В свою очередь, событие волновало Лемана Тенгирссена, но не по причине его мнения насчет псайкеров. Галактика менялась, менялась бесповоротно, на его глазах человечество поднялось с колен. Леман был найден в числе первых и знал историю Похода не хуже архивариуса Сайфера. С событиями на Никее Тенгирссен почуял недобрые нотки в ветре перемен. Делегат Самаэль Чим происходил, несомненно, с того загадочного мира, куда забросило его прародителя. Пусть астартес и меняются в процессе становления, все больше походя на примархов, у части Профилакторов были схожие черты - острые носы и округлые головы. В основном этим выделялись недодесантники, известные как Старшие Братья. Однако Чим не был одним из ранних экспериментов Аякса, о чем говорило его крепкое телосложение и рост, для астартес выше среднего; наверняка делегат был рекрутирован еще из первой "подати", как это называют фенрисийцы. Несмотря на спирали тонкой гравировки, доспеху Самаэля Чима было далеко до брони Когтя Войны, лаконичной и без позолот, напоминавшей исцарапанный рунами камень сродни тому монолиту, который поставил Ураабор на Медузе. — Ваше выступление, делегат, было весьма неплохим. Речь сами написали или отталкивались от слов своего повелителя? — Практически идентично мнению моего примарха, — ответил Чим. — Приятно признавать, что и наши легионы придерживаются схожих взглядов. — Однако не во всем, — начал Леман. — Не все мои братья, если быть точнее, и вам ли не знать, в каких вопросах. Тем не менее, грандиозный эксперимент Ноэля я не склонен порицать. И насчет работ брата... Делегат, донеси до него, где бы тот ни оказался, что мне потребуется личная встреча с ним. Он сможет проявить себя, а мой авторитет поможет преодолеть пропасть недопонимания между примархами. *** Слова, произнесенные после Эдикта и незадолго до того, как Малкадор отдал приказ искать Нела Ворсака и его воинов, часто всплывали в памяти Тенгирссена после неудачного изучения все новых архивов. Леман сформировал представление о Безмятежности – Империуме, где Ошоганди не помог Глессеру. В этой истории Вендиго однажды показал свою истинную сущность и был казнен, а его легион вымарали из истории. Восстания и раскола не было, завеса бурь не отрезала галактику от Астрономикона, а пути Небесных Воинов и Профилакторов не разошлись навсегда. Сынов Лемана могло ждать избавление от недуга, а примарха Профилакторов – признание. Возможно, на эксперимент по стабилизации геносемени были бы потрачены десятки лет, но что такое декады по сравнению с пятью тысячами лет практически безуспешных экспериментов? Дело было в самом Когте Войны, чей генокод извратил варп. Леман Тенгирссен получил свирепых, необузданных сорвиголов, но их тела были чисты от скверны. Он превратил шестой протолегион в дисциплинированную армию, однако у всего есть цена: часть астартес всегда мутирует. Не стоит сомневаться, прогресс в искоренении вырождения был, особенно в тридцать втором тысячелетии. Многие Лорды-Апотекарии стремились исправить недуг и даже шли более прямым путем, прекращая использование материала примарха, но трансформации в кошмарных чудовищ продолжались. *** Название этого мира было давно забыто, погребено вместе с его ценностями, отброшено в сторону. Когда-то отдаленное владение Проспериновой Империи, это место теперь представляло из себя молчаливый склеп. Небесные Воины окрестили планету Идеальной Библиотекой. Что послужило причиной исчезновения ее атмосферы, а также всего населения – неясно. У Империума, насколько Леману стало известно вскоре после переоткрытия мира, не сохранилось записей о том, кто и когда привел планету к Согласию. Возможно, она была обнаружена здесь, на южной окраине Пацификуса, в последние месяцы перед Мятежом, лишь характерные элементы чуждой местной культуре архитектуры Просперо в цветах Сынов Гора говорили о том, кто же пришел сюда. Примарх в жемчужно-кобальтовом силовом доспехе явился сюда с Терры не просто так. В окружении сил Лорда-Апотекария Храстора, Лорда-Чародея Вингира и нескольких капитанов сын Тенгира ступал среди развалин. Многих еще при приготовлениях к экспедиции настораживал тот факт, что охочие до знаний Сыны Гора не вернулись на планету, но и примарха привело сюда не праздное любопытство. Леман прочитал множество книг, немало написал и сам, а в годы Очищения, пусть Малкадор и был против, сжег объемные архивы. После того, как Тибер Мастаддон передал ему титул Воителя, Тенгирссен под ношей нового звания лишился возможности посвящать достаточно времени сбору информации. Когда-то в этом ему помогал архивариус Сайфер, а знание становилось смертельно опасным оружием в руках Кая, но никто, даже примархи, вечно жить не может. Никто, кроме Малкадора и Императора. Неразграбленные архивы могли пролить свет на многие вопросы о прошлом Галактики, будь то место[ну уж нет]ождение забытого оружия, которое не должно попасть в руки техножрецов Империум Нова, либо колдовских артефактов, за которыми рьяно охотятся предатели. Инквизиция не нравилась Леману из-за своей вездесущести, пусть ее создание и было благим начинанием. Тем не менее, именно такие благие намерения группы инквизиторов привели, в конце концов, к тому, что древний фульгурит был найден и использован не в тех руках. Аура Лорда-Чародея, казалось, усиливала способность Лемана выцеживать информацию отовсюду, откуда позволяли ему обостренные чувства, однако сути вещей по-прежнему не было видно. Да, Небесные Воины могли прочувствовать масштаб инфохранилищ, но этого не хватало. Сейчас астартес и их прародитель заходили в центральное хранилище, о котором отдельно упомянул в послании Лорд-Сайферинг Йоннаг, обнаруживший Идеальную Библиотеку. Одержимый поиском Ратвина, Лорд-Сайферинг считал, что именно тот управляет Призрачным Кораблем, и приводил в поддержку этой теории многочисленные аргументы. Ему удалось изучить вопрос детальнее и предсказать время и место следующего контакта со скитальцем. Обнаружение же Идеальной Библиотеки он отметил как признак того, что все на верном пути. Леману хотелось верить в то, что это действитено так. Вот уже пять тысяч лет примарх Небесных Воинов искал нужную тропу, пока перед ним было раскрыто все перепутье. *** На Фенрисе, диком мире смерти, где однажды нашли Лемана Тенгирссена, более никто не жил - это место стало своего рода святыней, похороненной в практически первозданном облике. Если так можно было назвать облик морей и клочков суши планеты, чьи очертания меняются с каждым сезоном. Здесь продолжали обитать различные животные, подчиняющиеся законам природы своего сурового мира. Но не люди, ибо еще тысячи лет назад, в самый разгар Похода, эта неприветливая планета стала землей мертвых, в отличие от расцветших буйством красок соседей. Безусловно, любому загробному царству положено обладать вратами, претворяющими вход, дабы рядом оставили надежду путники. Суровый Фенрис был идеален для такого места: смерть, имей она персонификацию, осталась бы довольна жестокими краями, в отличие от проходных дворов терранских сказаний. Врата эти назывались Курганом Моркаи в дань мифологии дикарей, воспитавших Тенгирссена. Никаким, конечно же, Курганом эта территория не являлась. В самом сейсмоустойчивом месте Фенриса была воздвигнута цитадель, запретная для всех, кроме примарха и апотекариона. Эта заснеженная крепость служит некрополем для сынов Лемана уже пять тысяч лет и растет она лишь вниз. Лорды-апотекарии проходят церемониальное посвящение, ступая вместе с примархом, неизменным связующим звеном прошлого и настоящего, по коридорам с бесчисленными саркофагами. Древними рунами высечены имена павших, их звания и подвиги. Есть среди гробов и такие, на которые нанесены надписи на готике - практически всегда это пращуры нынешних Небесных Воинов, набранные еще с Терры. Их можно узнать и по старому символу Своры, какой носил Шестой протолегион. Внимательный обнаружит также и другие, иногда забытые знаки. Но цель посвящения в лорды-апотекарии иная: самый искусный врачеватель должен по-новому взглянуть на фатум братьев, чьи саркофаги отмечены иным символом апотекариона: Искаженной Спиралью. Строгая в своих линиях, она, пусть название и обманчиво, ничем не отличается об обычной спирали символики апотекариев. Ничем, кроме цвета правой последовательности нуклеотидов. Она черная. Непосвященным говорят, что в таких саркофагах лежат несчастные инициаты, чьи организмы не вынесли изменений, либо же те, у кого по каким-то причинам произошли необратимые изменения организма - геносемя имеет свои изъяны, с каждым поколением накапливающиеся в большем количестве, и не всегда деградация проявляется на ранних стадиях, поэтому даже генетический материал примарха не всегда помогает. Правда заключается в том, что на самом деле Искаженной Спиралью отмечены стазисные саркофаги, которые удерживают обезображенных чудовищ с когтистыми лапами и клоками шерсти. Инициаты покоятся в гробах без подписей. Долг лорда-апотекария - хранить эту тайну Небесных Воинов и искать способ побороть недуг, пусть Леман Тенгирссен и все больше уверен, что дело исключительно в нем самом. Несколько десятилетий назад Храстор принял эту тяжкую ношу на свои плечи, пройдя по подземельям Кургана Моркаи вместе с Леманом, провожая в последний путь прошлого лорда, слишком сильно пострадавшего даже для погребения в дредноуте. Знания с окраин Галактики касались в основном узкоспециализированных наук и истории, а также права исчезнувшей цивилизации. Они нисколько не могли помочь продвинуться вперед в важной для Лорда-Апотекария проблеме, а положение дел в Империуме умаляло, растирало в порошок извращенную демократию "Библиотекарей". Единственными, кто мог выиграть от обнаружения этого мира, были техножрецы – наверняка эти полуавтоматы в робах по такому случаю произведут внеочередные корабли или технику для Шестого. *** "На окраине света Астрономикона ведется сражение. Небесные Воины ступили на поверхность мира, жители которого не видят небес. Размеренная жизнь муравейника преобратилась в боеготовность потревоженного осиного гнезда. Тени, словно тараканы, рассыпаются во мраке. Йоннаг зашел слишком далеко. Корабль-призрак открыл ему тайну, которой он не вынес. Его братья противостоят умертвиям. Пустые десантники, не знающие страха, восстали из могил. Кости и черепа обрамляют их доспехи. Они знают нечто важное. Пылающий Корабль указал верный путь. Лорд-Сайферинг был прав и ошибался. Повелитель Немертвых вернется в означенный час..." Такова трактовка астропатического послания, полученного от флота Лорда-Сайферинга Йоннага. Терранский канал связи, лучший в Империуме, построенном Повелителем Человечества, тщательнейше разбирал смысловые оттенки передачи, адресованной лично Воителю. Услышав запись верещащего бормотания астропата, Леман Тенгирссен пребывал в смятении. Где-то на северо-западе Пацификуса его сыны умирали в бою с непонятными отродьями. Коготь Войны не раз переспрашивал насчет "пустых десантников", но астропат заявлял, что они пусты именно в смысле физического тела, а не психической оболочки, что не проясняло ситуацию. Слова о Повелителе Немертвых, как было прокомментировано, звучали как "опустошающее открытие". Опустошение, опять же, не связно с "пустыми десантниками". Истинность и ложность суждений Йоннага и вовсе оставляли в сознании Тенгирссена простор для размышлений: был ли первый магистр Своры жив? В чем могла быть ошибка? Неужели Лорд-Сайферинг считал, что возвращение Ратвина – столь серьезный повод? Что несет на крыльях бури трижды проклятый аномальный скиталец? Время уходило еще до того, как послание было получено, и этот неизвестный противник уже мог раствориться за пределами досягаемости Империума, сейчас воины павшего Йоннага могли держать последний рубеж обороны, если им на помощь не пришли другие слуги Императора, каким-то образом дешифровавшие послание. С другой стороны, недобрые мысли извивались змеями. Помня о судьбе Сайфера, Тенгирссен чувствовал, что это может быть ловушкой. Так или иначе, Воитель начал готовиться к Походу.

тот бэк из бфг, где чернокаменкам под 300к лет, уже отретконили, теперь их во время Войны в Небесах построили? мимоинквизитор Я-то думал, их уже гораздо позже использовали, чтобы нерасколотых ктанов побеждать. Хотя, они теперь расколоты...

Чей бы этот треножник ни был - он восхитителен! Выглядит как странный привет из ранней вахи, наверное, палитрой. Вот такими должны были бы стать пришельцы, не перестань выпускаться Эховзвод К сожалению, в свете геллерпоксов, шикарных и выглядевших не по-нурглитски круто, остаются смутные сомнения насчёт Создателей Чернокаменок: почему бы этой штуке не быть слаанешитским механизмом? Изящность, утончённость, палитра