[предыдущий рассказ] Подконвойный
Предел совершенства
(По мотивам произведений Густава Майринка и Брата Петера)
Все те, кто не прочь
поразмять немного кости,
Вас ждут в эту ночь:
Мастер приглашает в гости!
«Король и шут»
1.
Легкий прохладный ветерок играл в пышных кронах посаженных ещё отцом нынешнего владельца гостиницы деревьев. Крупные насекомые прятались в их густой листве, изредка подставляя свои перламутровые крылья под лучи заходящего солнца. И лишь один звук, зародившийся на другом конце городка, разрушал идиллическую картину – монотонное тарахтение мотора. Оно всё приближалось, грозя заглушить и стрёкот насекомых и шелест листьев. Что, собственно, и случилось, когда из-за угла показался байк оливкового цвета и медленно, но неумолимо покатил в сторону гостиницы. Недостойный потомок Бога-Машины остановился напротив крыльца и, пару раз громко чихнув, наконец замолк. Испуганная стая насекомых вспорхнула с деревьев и искрящимся вихрем унеслась прочь.
А виновник их бегства тем временем слез с байка и, сверив фасад здания с содержимым своего планшета, направился к дверям гостиницы.
Войдя внутрь, он сразу же направился к стойке.
-Йозеф, - спросил посетитель у кёльнера, - как я могу найти исповедника Якова Пюсова?
-Обернись. – не поднимая головы, ответил тот.
Четко, как по команде «кругом», визитёр обернулся и чуть не столкнулся с невысоким полноватым человеком в долгополом гвоздичном пальто.
-Яков Пюсов, - представился он и, смущённо улыбнувшись, добавил, - исповедник.
-Курт Кройцер, обер-лейтенант Сил Планетарной Обороны. – офицер, отдавая честь, поднёс руку к своему кепи, и даже взялся за козырёк, будто собираясь снять её, приветствуя исповедника. У Йозефа, невольно заметившего этот жест, брови удивлённо полезли вверх. Кто бы мог ожидать от Курта Кройцера, отличника строевой и боевой подготовки, такой неуставщины. Но обер-лейтенант вовремя спохватился и отдёрнул руку.
- Ах да, извините, - Яков ещё более смутился, встретившись с озадаченным взглядом Кройцера.
Он залез во внутренний карман пальто и, немного порывшись, извлёк оттуда маленькую инсигнию на серебряной цепочке.
Офицер, признаться, до этого самого момента ожидал, что настоящий, опалённый демоническим огнём исповедник отодвинет это ходячее недоразумение и строго спросит: «Что смущает твой дух, сын мой?»
- Святой отец, простите, что отвлекаю Вас от благочестивых дум, но обстоятельства требуют… - он осёкся, испугавшись, что священник сбросит свою добродушную личину и закричит: «Кто смеет требовать от несущего Волю Его!» Но исповедник продолжал тихо стоять, с любопытством ожидая продолжения. - …требуют Вашего присутствия. Отец Сноркус выразил надежду, что Вы поможете нам…
Обер-лейтенант скосил глаза на Йозефа, который, навострив уши, усердно делал вид что моет стаканы и совершенно не интересуется разговором.
- Разрешите сопроводить Вас. – он сделал приглашающий жест в сторону дверей и, дождавшись, пока исповедник покинет помещение, сквозь зубы процедил Йозефу, - а ты, старый трепозвон, если хоть слово кому ляпнешь, будешь не кружки протирать, а тюремные сортиры. До самой смерти! – И строевым шагом направился к выходу.
2.
Подвеска байка была настолько жёсткой, что даже на небольшой скорости его немилосердно трясло.
-Я не хотел говорить при этом балаболе Йозефе – прокричал Кройцер, но за трескотнёй двигателя его было почти не слышно. – В заброшеном замке Атевиев полиция нашла что-то. Я сам внутри не был, но люди оттуда с такими лицами выходили, что ясно – нашли что-то ужасное… - он повернул голову к сидевшему в люльке исповеднику – тот кивнул. А может быть просто колесо попало в выбоину.
Продолжать офицер не стал, потому что мостовая закончилась – байк свернул на дорогу, засыпанную гравием. Здесь болтовня могла привести к откушению собственного языка.
Но Император в кои-то веки смилостивился над Яковом – за деревьями уже была видна полуразрушенная башня замка. Вскоре из-за поворота показались и стены, увитые ядовито-зелёными лианами. Якову, в своё время вдоволь насмотревшемуся на цитадели Анкура, замок не показался ни грозным ни величественным. Скорее каким то сгорбленным, сжавшимся, злобно щурящимся из-под полуопущеных век бойниц.
Исповедник выпрыгнул из люльки остановившегося байка и заковылял в сторону грузовика, стоявшего под самой стеной. Дышалось легко – смолистый запах хвойных деревьев, обступивших замок со всех сторон, был вдвойне приятен после прометиевой гари.
За грузовиком, у пролома в стене сгрудилась группа людей. Кроме уже знакомого Якову отца Сноркуса, здесь присутствовали трое солдат местного СПО в таких же, как у офицера Кройцера, коричневых мундирах. Чуть поодаль стояли высокий грузный человек в сером двубортном сюртуке и техножрец. Причём всё, кроме священника, в молодости служившего в Имперской Гвардии и навидавшегося там всякого, и техножреца, вели себя крайне нервозно. Солдаты то и дело бросали испуганные взгляды в сторону пролома. Даже старший из них, с золотыми галунами на петлицах воротника и седыми бакенбардами, суеверно сплевывал через левое плечо, лишь мельком глянув в ту сторону, и непроизвольно сжимал рукой эфес сабли. Толстяк же то и дело промакивал бледное лицо носовым платком, затем долго пытался трясущейся рукой засунуть платок в карман но, так и не добиваясь желаемого, вновь подносил его к лицу.
-Здравствуйте, господин Сноркус! Что у вас тут случилось? – приветливо улыбнувшись, Яков протянул руку священнику.
-Слава Императору, брат-исповедник Яков! – тот сотворил аквилу и слегка поклонился, но руки не подал. Его примеру последовали все присутствующие. – Сегодня утром в наш полицейский участок пришло вот это письмо. – Он открыл испещрённый священными письменами тубус, висевший у него на поясе и извлёк оттуда аккуратный прямоугольник пергамента. – Когда же криминологус Шпорк – кивок в сторону техножреца – произвёл
его анализ, то выяснилось, что написано оно человеческой кровью на человеческой же коже. Но не беспокойтесь, я произнёс над ним очищающие литании – скверны на нём нет.
Он протянул листок Якову. Находившийся до этого у задней оси грузовика Кройцер стал теперь за спиной исповедника и осветил пергамент лучом карманного фонарика.
Яков взглянул на письмо. Первое, что бросалось в глаза: ровные буквы одинаковой толщины с идеальными скруглениями. Сам исповедник, хоть и умел писать обеими руками, имел очень корявый почерк. А такого плавного, изящного он не встречал даже у сервиторов-лонгхендеров.
Он переключил внимание на содержание письма:
«Дорогой Фриц Вюрстманн, я приглашаю Вас сегодня после полудня в замок, принадлежавший некогда Атевиям, полюбоваться моей замечательной коллекцией скульптур. Это собрание произведёт на Вас глубочайшее впечатление. Я также рекомендую не употреблять перед визитом ко мне, по вашему обыкновению, шнапса и чесночных сосисок. Они плохо сочетаются с исскуством, особенно с таким утонченным, как мое.
Искренне Ваш, Мастер»
Исповедник поднял голову и спросил:
- А Фриц Вюрстманн, это?..
-Это я! Я здешний полицмейстер. – Услышав своё имя, к Якову подскочил бледный толстяк. – Как только выяснили – я Шпорка в люльку, и мигом к отцу Сноркусу, а от него уже сюда. А тут такое… Святой Отец, Монсеньор, Ваше Святейшество, помогите Терры-Матушки ради! Отведите Карающую Десницу Его от нас, многогрешных! Молиться за Вас до самой смерти буду и детям-внукам накажу!
Полицмейстер бухнулся было в ноги исповеднику, но повис на пласталиевых манипуляторах техножреца.
- Не будьте истеричкой, Вюрстманн, держите себя в руках! – презрительно процедил офицер.
-А я бы не стал бы на вашем месте хорохориться. – осадил его священник. – Вы не видели то, что видел он. Посмотрим, что Вы скажете, войдя в замок.
Сноркус подошёл к чёрному на фоне зелёных сумерек пролому и, повернувшись к нему спиной, поднял высоко над головой Священное Писание и заговорил: громко и отчётливо:
- Господь наш Император да прибудет с нами! Да укрепит Он дух наш. Да направит Он руки наши, разящие врагов Человечества. Да отведёт Он от нас стрелы летящие и мечи разящие! Именем Его благословляю вас, Сыны Империума, на Святое Дело. Аминь!
И, неся перед собой Книгу, он исчез во тьме пролома.
Остальные, медленно, но уверенно, последовали за ним.
3.
Пройдя несколько захламлённых комнат, они остановились в просторной зале. Солнце уже зашло – в царившей здесь полутьме угадывались лишь смутные очертания расплывчатых фигур.
-Господин офицер, посветите, пожалуйста, а то мне ничего не видно. – попросил исповедник. Луч карманного фонарика высветил первый ряд скульптур. Чуть меньше десятка изломанных и переплетённых тел образовывали подобие ограды перед основной скульптурной группой.
Кройцер охнул, зубы его застучали, да и весь он затрясся. Дрожь через его руку передалась и лучу фонаря. Так что в пляшущем свете стало казаться, что тела оживают и потихоньку ползут к людям.
- Господи! – всхлипнул полицмейстер. – Не могу на это смотреть!
- Кройцер, «не будьте истеричкой, держите себя в руках!» - с максимальной издёвкой, которую мог передать репродуктор, прошипел криминологус. Он выхватил фонарик у обер-лейтенанта – тени перестали дрожать и дьявольское наваждение рассеялось.
Яков подошёл почти вплотную к «ограде» и привстал на цыпочки, пытаясь разглядеть остальные фигуры.
- А можно поглядеть на них поближе? - не поворачивая головы, спросил он.
- Вот геройский человек! – восхищённо прошептал кто-то из солдат.
- Да, можно. – пробубнил Шпорк. – Посмотрите назад и налево.
В указанном техножрецом углу стояла странная конструкция, представляющая собой деревенский колодезный журавль, установленный на треноге, с воротом посредине.
-Держите люминатор, - Шпорк передал фонарик священнику. – кажется, кроме меня у Вас одного здесь руки не дрожат.
-А Вас, монсеньор, - обратился он к исповеднику, - попрошу проследовать за мной. – И направился к аппарату.
С длинного плеча «журавля» свисал, как и положено, канат. Но заканчивался он не ведром и даже не огромным крюком, а ременной петлёй.
-Снимайте пальто и садитесь в петлю. Штанга телескопическая, её длины хватит, чтобы доставить Вас до противоположной стены. Фельдфебель, станьте за ворот. Вюрстманн, Кройцер и оба солдата – на рычаг.
Готовы, монсеньор? На рычаге – давите вниз. – Яков Пюсов вознёсся чуть не до потолка. Шпорк нажал на какую-то кнопку. – Можете отпустить рычаг. Теперь, фельдфебель, крутите ворот по часовой.
Залу наполнил тихий скрежет раздвигающейся штанги. Исповедник, сопровождаемый тусклым нимбом фонаря, поплыл к противоположной стене.
-Остановите! – крикнул он. Крик этот разбился о стены и вернулся шепчущим эхом.
-На вороте – стоп.
- Господин Сноркус, посветите прямо подо мной. Господин Шпорк, если можно, на полметра ниже.
Шпорк щёлкнул тумблером:
- На вороте – четверть оборота по часовой.
- Спасибо, - Взору Якова Пюсова открылась чаша гигантского цветка. Приглядевшись, он понял, что это человеческая грудная клетка, раскроенная в виде цветочных лепестков. Тычинками этого демонического цветка были глаза, поднимавшиеся над чашей на тонких стебельках нервов. Несмотря на всю мерзость этого творения, в нём чувствовалась своя идея и некая завершённость. Якову даже подумалось, что он дополняет эту безбожную композицию, изображая какого-нибудь адского медосборщика.
-Господин Шпорк, чуть правее и вперёд.
-На рычаге – от себя. Стоп! – Техножрец вновь перещёлкнул тумблер. – на вороте – пол-оборота по часовой.
Теперь перед Яковом предстал живой, вернее мёртвый, костёр. С тела, вознёсшего сжатые кулаки над собой, была содрана кожа, струившаяся теперь вверх, подобно языкам пламени. Впечатление это ещё более усиливала загустевшая на них кровь. Во взгляде человека-костра, устремлённом ввысь, не было, ни боли, ни отчаянья – только гордость.
- Господин Шпорк, ещё чуть вперёд и левее.
- На рычаге – на себя. Стоп! На вороте – четверть оборота по часовой.
Третья скульптура была не столь ужасной, как предыдущие. Девушка с арфой. Она в задумчивости положила руку на свой инструмент и устало склонила голову.
- Господин Сноркус, отойдите на пару метров вправо. Достаточно.
Тень от туловища больше не скрывала руки девушки. И теперь было видно, что у неё не было арфы. Нервы-струны выходили прямо из руки.
-Господин Шпорк, ещё чуть вперёд.
-А, может, не надо? – донеслось со стороны рычага.
-На вороте – четверть оборота по часовой.
Исповедник чуть не врезался в стену. Повернув голову направо, он увидел распятое тело.
Теперь уже нельзя было сказать, какого пола оно было при жизни: левая его половина была женской, а правая – мужской. Сеть мелких порезов вуалью покрывали это произведение демонического искусства. Кристально чистые глаза его прекрасного лица в окружении ореола волос так и лучились счастьем.
-Ясно, - пробормотал Яков и крикнул в полный голос, - Тащите меня обратно.
- На вороте – против часовой до упора.
4.
-Скажите мне, господин Вюрстманн, вы смогли опознать все тела? – спрыгнув с петли и облачившись в пальто, спросил исповедник.
-К сожалению, нет. – полицмейстер успокоился, в его голосе не было больше истеричных ноток. – Даже «цветок» мы опознали, а вот то, на стенке, - он зябко передёрнул плечами, - не смогли. Господи, как представлю, что этот выродок кого-то сейчас фигурно разделывает – жить не охота.
-Никого он не разделывает. И разделывать не будет. Он уже исполнил свою лучшую работу. И получает за неё плату. – Яков взглянул в темноту, туда, где, по его представлению, висело тело. Затем обернулся к техножрецу и бодро спросил – А прометий вы с собой взяли?
- Да, целую бочку.
- Ну, тогда берите солдат и тащите её сюда, а мы подождём вас снаружи.
Они вышли на свежий воздух. Ночной ветер качал верхушки деревьев, Путь Императора и множество других звёзд весело светили в вышине. И не было здесь места застывшему ужасу затхлых комнат мёртвого замка.
Вюрстманн достал из-за пазухи фляжку амасека, отхлебнул и передал её фельдфебелю:
-Валяй, пей за наше психическое здоровье, не оштрафую.
Старый солдат покосился на обер-лейтенанта – тот демонстративно отвернулся – и тоже отхлебнул.
-Я бы сейчас чаю выпил, кружки три, - мечтательно произнёс исповедник, передавая фляжку техножрецу. – а давайте, господин Сноркус, пойдём к Вам чай пить. Я могу по дороге рассказать пару интересных историй.
- Вроде этой? – Кивнул Курт в сторону замка.
- Что Вы, такие ужасы на сон грядущий! Я вам расскажу огринские сказки. Вот послушайте: Давно это было. В те времена Хаос силу набрал, захотел всех людей сгубить. И решил Император тогда всех чертей в одном месте собрать, чтобы они друг с дружкой грызлись, а до людей добраться не могли. Собрал он всех своих комиссаров на совет. День думают, другой – ничего придумать не могут. И вот на третий день встаёт самый молодой комиссар, кадет ещё, и говорит: «Ваше Божественное Величество, дайте мне двух огринов, я враз всех чертей в одном месте соберу» …
И они пошли в сторону города. А через три сотых фракции в старом замке прогремел взрыв, унося в небытие безумного Мастера и его демонические творения.
От автора:Спасибо брату Петеру за честносписаную у него идею.
