Автор: Lord Lamer
Вселенная: 40k
Жанр: Dark, Drama; Sequel / Spin-Off, Cover version.
Рейтинг: R (сцены насилия и сцены сексуального характера).
Название: Влечение
Серия: Страх и ненависть в Комморре
Предисловие: Хотя появился на свет этот рассказ только сейчас, его идея зародилась почти два года назад, когда я прочел один из рассказов (точнее, пролог к рассказу) N.Raxx'a. От самого рассказа (пролога) я в бешеный восторг не пришел, но должен выразить автору того творения благодарность, ибо тем своим творением он предоставил мне «карту местности», с помощью которой можно было попасть в один город... В Темный Город, о котором нам как-то поведал товарищ Rommel. Но в его повести этого города было мало. Rommel увел повествование из него, а я не знал, как в него вернуться самостоятельно. И вот тут детище N.Raxx'a несказанно помогло. За что ему спасибо.
Итак, я знал, как попасть в Темный Город, но повода попасть туда за это время все никак не предоставлялось. Надежда появилась тогда, когда была задумана и рассказана история о девушке по имени Рози, ее женихе и его приятелях. Тогда я уже знал, что Темный Город ждет, чтобы его истории были рассказаны. Надеюсь, что я хорошо слушал "песню черепахи" и хоть что-то смогу пересказать из услышанного. Рассказчик из меня не очень хороший, так что будем считать, что все нижесказанное - зарисовка (хотя художник из меня еще хуже). У рассказа есть сюжет, но большей частью он представляет собой заметки путешественника-невидимки подслушанных и подсмотренных в Темном Городе историй. Местами получилось несколько эклектично, но мне кажется, это позволит лучше понять этих странных существ, которые позировали для этой зарисовки. Надеюсь, вам понравятся эти "фотографии на память", потому что сама экскурсия мне понравилась, и я рассчитываю как-нибудь снова наведаться в это жутковатое, но любопытное место, затерянное где-то в паутине.
Примечание: в фанфике слово "Druchii" употребляется в качестве самоназвания темной ветви эльдарской расы и произносится как "друки" (использованы данные из топика "Dark Elf Info (names, pronunciation, backstory, random)" с форума warhammeralliance.com).
От автора
«Свадебного джокера» и «Обитающего во мраке»
«Страх и ненависть в Комморре. Влечение»
Глава 1. Под одеялом
Постель смята. Два нагих тела спят, укрытые тонким прозрачным одеялом - скрывать совершенство было бы дурным тоном - и видят сны.
Перина покоилась на невысоком постаменте и была укрыта балдахином, украшенным гигантскими черными перьями какой-то диковинной птицы. У изголовья ложа стояла амфора и два рубиновых потира. Одна чаша - у головы мужчины - была пуста. Вторая - рядом с женщиной - была осушена лишь на треть.
Женщина сладко потянулась, а ее чувственные губы (один взгляд на которые, пожалуй, мог бы подтолкнуть какого-нибудь кардинала отречься от Бога-Императора и с восторгом упасть в объятия Слаанеш) тронула едва заметная улыбка. Сон, видимо, был хорош. Как и сама сновидица. Ее ладонь, покоившаяся на упругой груди (кардинал продолжает падать все ниже и ниже, радостно повизгивая), соскользнула ниже - к животу, а затем устремилась к пояснице соседа по ложу. Улыбка, полная несказанного блаженства, теперь уже полностью овладела устами красавицы, которая касалась своими изящными длинными пальцами спины своего друга так, словно вытирала их от чего-то густого и липкого.
Но делала она это столь усердно, что спугнула сон. Чуть приоткрыв миндалевидные глаза, она бросила взор на свои пальцы. Улыбка тут же покинула ее лицо, а взгляд наполнился разочарованием - ее пальцы были чисты. Как и ее белоснежная грудь и живот. И спина ее соседа по постели - никакой крови не было и на ней. Богиня разочарованно выдохнула.
Вставать безумно не хотелось. Она положила ладонь на шею любовника, а затем медленно провела линию указательным пальцем вниз по его спине, представляя вместо ногтя лезвие. Приятные фантазии.
Стряхнув с себя остатки сладкого сна, полного рек крови и хора стонов, она села на край постели. Заправив черные пряди волос за остроконечные уши, она лениво осмотрела большое сферической формы помещение, разделенное на части перегородками с тонкими бумажными стенками. За одной из них на уровне пола скрывался бассейн, места в котором едва хватило бы на две персоны.
Рядом с этой перегородкой, символически обозначившей пределы ванной комнаты, на полу были набросаны разноцветные подушки с бахромой - "гнездо", в котором расположилась очередная игрушка хозяина дома. Новую игрушку подарила архонту одна из его сибариток в честь недавних удачных налетов на миры мон-кей. Архонт счел те набеги достойными триумфа и собирался его непременно отпраздновать. Эльдарка фыркнула. Ее глаза изучали создание, расположившееся на подушках.
А на подушках, подогнув под себя ноги, сидело ангелоподобное создание с огненно-рыжими кудрями. Тело, бронзовое от загара, прикрывали только набедренная повязка - два куска тонкой полупрозрачной материи голубого цвета спереди и сзади - и украшения: на груди покоилось монисто, а плечи и лодыжки были обвиты браслетами в виде змей. Глаза девушки смотрели строго в пол, чтобы ненароком не оскорбить своим взглядом хозяина дома или его гостью. Она замерла. И только мерно подымавшаяся и опускавшаяся при дыхании грудь подсказывала, что прелестное создание - живое существо, а не изящная статуя.
Ей никогда не нравились мон-кей. Да, отказывать себе в удовольствиях - дело недостойное, и следует потакать своим желаниям, но... Но как можно возжелать эту пародию на друки?! Рост - меньше, руки и ноги - короче, бедра - шире. Как можно делать из них даже домашних питомцев и допускать в личные покои, вместо того чтобы держать взаперти несколькими этажами ниже и использовать в случае необходимости?
Сородичи, в этом смысле, были куда интересней. Иметь кого-то равного себе в своем подчинении - волнующий опыт, чем-то даже напоминающий самоистязание... И никакого трепета, напротив, не испытываешь, когда пред тобой пресмыкается мон-кей. Не может испытывать унижения (а унижающий - удовольствия) то, что не имеет чувства гордости. Остроухое божество зевнуло и, изящно подняв руку, запоздало прикрыла рот тыльной стороной ладони, широко растопырив при этом свои тонкие длинные пальцы.
Она встала с постели и, захватив свой потир и оторвав от балдахина одно перо, направилась к балкону. Ставни были открыты, и спальню от площадки, на которой покоился сейчас ее реактивный гравицикл, отделял только "тюль" - паутина из тончайших серебристых острых нитей.
Миндалеокая красавица провела сверху вниз по этой сетке своим черным пером, нарезая его маленькими ломтиками. Она все еще искала, чем бы утешить себя после того, как испарилось недавнее сновидение. Когда опахало пера закончилось, ее вниманием всецело завладела чаша, покоившаяся в другой руке. В маленьком озере полупрозрачной влаги с золотистым оттенком отражались ее встревоженные глаза. Едва уловимый сладкий аромат уже проник в легкие, умоляя и приказывая сделать глоток. Медленно, могло показаться, что даже с некоторой опаской, она поднесла потир к губам и, закрыв глаза, отпила немного. Внутри разлилось тепло, по венам пронесся огонь, по коже пробежали мурашки, а на языке осталось необыкновенное послевкусие - несравнимое ни с чем, чего когда-либо язык касался прежде. "Восхитительно!", - мысленно сказала она сама себе.
Открыв веки, она с сожалением посмотрела на очин, оставшийся в ее пальцах - перо закончилось слишком быстро. Она слегка повернула голову - ее глаза загорелись, на губах появилось подобие улыбки.
Одалиска испуганно и громко вздохнула - "Ах!" - и поспешно опустила голову. Так один любопытный взгляд может обернуться последним. Друки шла к ней - шла плавно, грациозно... пока не споткнулась о шлем своего любовника.
С ее губ сорвалось проклятье. Чаша, которую она держала в руках на уровне груди, была пуста - все ее содержимое она вылила на себя. Друки уже была готова метким ударом ноги зашвырнуть шлем архонта в смертоносный тюль, но одного взгляда, брошенного на постель, где блаженно дремало не менее совершенное чем ее тело, хватило, чтобы оставить эту дерзкую идею. Она плотно сжала губы и с плохо скрываемым выражением гнева на лице, разве что только украсившим его, кинула в тюль драгоценную чашу. Коснувшись тонких нитей, потир рассыпался на другой стороне по балкону горсткой мелких осколков.
В ушах стучало, и немного кружилась голова. Она горела желанием расколотить все вокруг, но из объятий этого желания ее внезапно вырвало странное ощущение - что-то коснулось ее ноги.
Питомец архонта, почуяв опасность, подобрался к ней совсем бесшумно и слизнул стекавший по ноге друки напиток.
Глаза эльдарки широко раскрылись и буквально остекленели от увиденного. Мон-кей смотрела снизу вверх. Всем своим видом выказывая преданность и учтивость. Она пыталась улыбаться. В глубине чистых голубых глазах затаился страх, стараясь при этом не подавать виду; в глазах читалось: "Поиграй со мной". Глаза просили: "Не обижай меня!".
Друки почувствовала знакомое чувство внизу живота, которое сейчас не было ей приятно, а только раздражало. Сбросив оцепенение она оттолкнула мон-кей ногой и бросилась назад к постели, рядом с которой на полу лежал ее комбинезон.
Одевалась она не менее быстро, чем раздевалась - воротник уже наглухо закрывал шею. Ниже пояса одежда почти ничего не прикрывала - она по-прежнему была скорее нага, чем одета. Она обулась в сапоги, закрывающие ноги до колен. Ловкие пальцы собрали волосы в хвост, оставив его снаружи, когда голова скрылась под шлемом. Друки на ходу подхватила с пола перчатки и бросилась к балкону.
Рука метнулась к стене, и ладонь плотно легла в специальную выемку - тюль из острых нитей разомкнулся на несколько мгновений, достаточных для того, чтобы в образовавшийся проем проскользнула друки. Теперь она была на балконе. Теперь она была одна.
Глава 2. Падение
Башня была столь же высока, сколь ее хозяин высокомерен. Спальня архонта располагалась практически на самой вершине, и с балкона ее подножие не было видно из-за густого тумана. Снаружи не было никаких бумажных перегородок и мягких подушек. Стены были крепки, а крыша устремлялась ввысь своим острым шпилем.
Несмотря на то, что друки тяжело дышала через респиратор в своем шлеме, чувствовала себя она легче. Она мотнула головой, словно стряхивая с себя наваждение, и побрела к своему гравициклу. Машина внешне чем-то напоминала помесь жука и личинки какого-то гигантского насекомого и всем своим видом обычно вызывала в тех же мон-кей чувства страха и омерзения.
Рукой в перчатке она коснулась рукоятки руля и почувствовала, как былое спокойствие возвращается к ней, наполняя ее радостью и даже весельем. Она улыбнулась под шлемом сама себе и запрыгнула в седло, крепко обхватив бедрами бока своего смертоносного агрегата. Гравицикл плавно приподнялся над балконом.
Но далеко он не улетел. Неизвестно о чем друки в тот момент думала, но точно не о полетах. Едва покинув балкон ее гравицикл взял курс не вперед, а вниз - к подножию башни. Наездница поначалу спохватилась и попыталась как-то образумить своего нерадивого летающего скакуна, но вскоре ощущения захлестнули ее, и она перестала сопротивляться. Падение, которое оно теперь не могла остановить, увлекало ее все ниже и ниже. Ветер хлестал и ласкал кожу на ногах, в ушах сильно гудело, а все тело, ноя в истоме, налилось приятным безразличием. Скорость стремительным потоком несла ее к самому краю воздушного водопада. Ей теперь оставалось только сорваться с него и упасть. Ею овладели паника и неожиданное в такой ситуации чувство удовольствия от удивительности происходящего.
Буквально за мгновение до конца полета ее тряхануло - антигравитационная система ожила, и гравицикл повис в считанных сантиметрах над землей.
Вершину башни, с которой началось падение, скрывала мгла. Вокруг было тихо, как в склепе. Друки издала звук, который можно было принять и за разочарованное хмыканье и за вздох облегчения. Она не достигла пика удовольствия, но осталась жива.
Гравицикл повис в воздухе, он больше не падал, но и лететь вперед пока отказывался - реактивный двигатель вышел из штопора, но не из ступора.
- Варп тебя раздери! - эльдарка начинала нервничать, оглядываясь по сторонам.
Улицы Темного Города - не самое лучшее место для праздного времяпрепровождения. Здесь действительно было опасно находиться (иногда целым кабалом, а уж одному и подавно). Вдалеке что-то лязгнуло... "Ну а ты как хотела?", - укоризненно спросила она сама себя и начала сумбурные попытки оживить свой агрегат. Скорости в ее действиях прибавило тяжелое присвистывающее дыхание, доносящееся оттуда же, откуда некоторое время назад начал доносится мерзкий лязг. "Доигралась!", - паниковал внутренний голос.
- Заводись, мразь!, - кричала она уже во всю глотку. Паника всецело овладевала ею, она даже не пыталась избавиться от ее назойливых прикосновений. Нужно было поскорее убраться отсюда.
Не оставляя попыток оживить гравицикл, друки на секунду обернулась - в тумане прорисовывались очертания причудливого существа. Это был плод изысканий и шалостей гомункулов - извращенных мудрецов темной эльдарской расы. Гротески - куски искореженной плоти, увенчанные шипами, лезвиями и другими "полезными при тесном контакте приспособлениями". Мон-кей, эльдар, тау... кем в прошлой жизни был этот бедолага, который сейчас тащил свою смертельно опасную тушу к ее гравициклу, сейчас уже было не разобрать. Его тело могло быть укорочено или удлинено, могло распухнуть или иссохнуть. То, что мон-кей могли сотворить из плоти только при помощи сущностей варпа, создав из какого-нибудь несчастного одержимое демонами чудовище, гомункул мог сотворить собственными руками. Гротеск замер на пару секунд и чуть склонил голову (или, быть может, она сама не могла удержаться прямо на изуродованном туловище). Маска остывшей боли, некогда пылавшей на его лице, смотрела в упор на друки.
- Ну давай же! Давай!!!, - она яростно колотила свой гравицикл.
Гротеск разинул рот - и тишина пополнилась еще и его немым воплем. После еще пары тщетных попыток "докричаться" до случайной ночной гостьи, он сорвался с места и с удивительной прытью начал сокращать расстояние между собой и темной эльдаркой, когда техника, зажатая между ног друки, подала-таки признаки жизни.
- Сдохни!
Выхлоп из двигателя опалил искореженную машину для убийств из плоти и крови. Гравицикл взмыл ввысь, сотрясая воздух ревом своего реактивного двигателя и звонким смехом друки, крепко сжимавшей его бока своими ногами, но все еще немного дрожащей от недавнего приступа страха.
Глава 3. Сцилла и Харибда
Гравицикл плавно приземлился на площадке возле колизея - причудливого порождения гигантомании и изысканности. Друки стянула шлем, мотнула головой, растрепав по плечам свои черные волосы. Неторопливо она слезла со своей боевой машины, ласково провела рукой в перчатке по ее корпусу и, шлепнув ее напоследок, направилась к одному из задних входов в цирк.
Тропинку, вымощенную черепами различной формы, освещал неровный свет двух огромных факелов, пылающих на стене. Не нужно было подходить слишком близко, чтобы понять, что шлем она сняла зря — ветра здесь не было, а помимо света факелы издавали еще и тошнотворный запах горелой плоти. Одна из самых легких участей для рабов, которые дерзнули сбежать, но не преуспели в этом.
Подойдя ко входу она дала о себе знать, постучав дверным молотком по массивным ее створкам. Дверь отворили практически сразу же. И под треск пламени факелов, висящих на наружной стене колизея, друки вошла внутрь. Она не обратила внимание на сгорбленную фигуру в черном балахоне и накинутым на голову капюшоне, скрывавшем лицо, и направилась сразу вперед по узкому коридору.
В конце этого темного туннеля стояло два воина-привратника, скрестивших на груди руки. Когда гостья приблизилась к ним, они опустились на одно колено, склонили головы и, подняв руки ладонями вверх (словно подносили гостье невидимые дары), произнесли: "Иммаколат!". Так произносят имена богов. Или названия восхитительных лакомств, поданных к столу. Иммаколат прошла мимо, не обратив на них внимание. Коридор вывел ее к одной из малых арен колизея - небольшой (по сравнению с главной ареной) крытый зал со рвом глубиной в два-три эльдарских роста в центре, в котором, собственно, и располагалась небольшая арена. Как правило, на таких аренах эльдарские гладиаторы (звали их ведьмами), оттачивали приемы боя с новыми диковинными пленниками или опробовали другие интересные находки для больших представлений.
Под потолком чадили факелы. Один из них уже потух, а потому рабы заменяли его на новый, который, пока его поджигали, истошно вопил. Несмотря на своеобразное освещение в зале пахло приятно (насколько это возможно в таком месте) - по всему пространству жгли ароматические палочки.
Навстречу Иммаколат шла другая ведьма, чьему культу принадлежала эта часть колизея, походкой плавной и изящной, по которой можно было принять ее за танцовщицу. Но танцевала она обычно на арене, а ее партнеры по танцу жили крайне недолго, умирали весьма мучительно, и последнее, что они видели (если к тому моменту у них оставались глаза) перед смертью была их полуобнаженная убийца, улыбающаяся им.
Когда друки приблизились друг к другу на расстоянии вытянутой руки, хозяйка, прошептав "Иммаколат!", в приветствии попыталась прикоснуться к плечу гостьи. Та же отшатнулась, словно до нее решил дотронуться избранный Нургла, а в ответ лишь сухо произнесла: "Залдани".
Залдани совсем не рассердилась на гостью за эту выходку, только улыбнулась своей восхитительной улыбкой, как бы говоря: "Что взять с капризного ребенка?". Ее губы неестественно блестели. Грациозным жестом она пригласила Иммаколат направиться к арене.
- Пойдем, все расскажешь.
Арена была пуста - смотреть на нее такую была непривычно. Две эльдарки сидели на краю рва, свесив вниз ноги.
- Понравилось угощение?
- Восхитительный вкус.
- Много осилили? - спросила Залдани, пожирая Иммаколат глазами, полными любопытства.
- Он выпил пару чаш, я немного меньше.
- Я думала вы обойдетесь парой глотков. Было бы достаточно, - удивленно заметила Залдани, - Так что он все-таки решил?
Иммаколат сосредоточенно взирала на арену, словно решила пересчитать все песчинки на ней. Воцарилось молчание. Залдани прищурила глаза и плотно сжала губы. Она уже была готова приступить к более серьезным методам воздействия на разговорчивую собеседницу, но та все же заговорила сама.
- Через несколько дней он собирался дать большое представление. Он не только не отказался отметить свои победы, он решительно настроен на то, чтобы его Триумф был таким пышным, чтобы у Векта физиономию скрутило от его дерзости, когда тот получит приглашение на празднество.
Хозяйка хмыкнула. Раздался металлический лязг, от которого Иммаколат, из чьей памяти еще не стерлась недавняя встреча у подножия башни архонта, передернуло. Внизу открылись створки двери, напротив которой сидели друки.
На арену вытолкали рослого и крепко сложенного безоружного самца мон-кей. Его мускулистое тело было натерто маслом, из-за которого оно блестело в неровном свете зловещих факелов. Иногда пленников, которым уготовано сражаться на арене, натирали специальными маслами. Причин для этого было две. Во-первых, их кожа становится скользкой, так что заниматься на арене друг с другом борьбой у них уже не получалось. Во-вторых, масла эти были ядовиты, и в тех случаях, когда пленник получал рану, то итог битвы для него был уже предрешен - это было лишь дело времени, когда яд станет причиной поражения или же уведет из жизни победителя.
- Он всегда был таким. С возрастом так и не поумнел, - покачав головой, заметила Залдани, - О чем он только думал, когда отказался сделать подношение Векту из своей добычи? Сам виноват. Разве можно было так дерзить! Но теперь уже поздно, он уже...
Залдани продолжала что-то говорить, но Иммаколат, словно в трансе, продолжала смотреть вниз - на арену. Она не слушала ведьму, все, что она слышала - это скрежет поднимаемых решеток - слева и справа от себя - и рык бестий варпа, созданий, которых темные эльдары творят из кошмаров обитателей Темного Города. Так сновидения обретают плоть, чтобы терзать сновидцев наяву.
На обеих бестиях был одет ошейник с цепью, вторые концы которых остались в глубине темных помещений, покоящихся за поднятыми решетками. Огрызаясь твари медленно стали стягиваться к центру арены, где замер мон-кей.
- Новая задумка. Моя, - донесся словно откуда-то издалека горделивый голос Залдани, заметившей наконец, что Иммаколат не слушает ее, а все ее внимание сосредоточена на представлении.
Одна из бестий неожиданно бросилась на мон-кей, тот инстинктивно отступил, и быть бы ему добычей второй бестии, если бы последнюю в этот момент не отдернуло назад. Глаза Иммаколат широко раскрылись.
- Твари скованы одной цепью. Когда одна из бестий рвется вперед, вторую цепь тащит назад, - весело сообщила Залдани, удовлетворенная произведенным эффектом.
Тварь, откинутая назад рывком своего собрата, была решительно настроена взять реванш. Теперь уже она в свою очередь двинулась вперед, оттаскивая соперницу и медленно подбираясь к своей жертве. Мон-кей при этом оставалось только проявлять чудеса изворотливости и осмотрительности, чтобы как-то балансировать между двумя смертельно опасными тварями, борющимися за право сожрать его. Один неосторожный шаг - и все будет кончено. Мон-кей был сосредоточен на своем танце жизни. И всякий раз отступая, он надеялся, что та или другая тварь не отступит, а будет сражаться изо всех сил и не позволит сопернице одним резким рывком наброситься на него из-за спины.
Залдани наскучило происходящее примерно на четвертом или на пятом "перетягивании каната" - забава получилась не такой и интересной, как она рассчитывала. Зевнув, она переключила внимание на гостью и принялась наблюдать уже за ней. Иммаколат же напротив смотрела на действо немигающими глазами и, казалось, была не на шутку увлечена представлением, разыгрываемым мон-кей и парой бестий варпа.
Вскоре произошло то, что должно было рано или поздно произойти - мон-кей не успел вовремя увернуться. Ему "повезло" - бестия не успела пока что откусить от него ни кусочка, но лишь оставила глубокую царапину на лодыжке. Кожу на месте пореза начало жечь. Боль была не очень сильной и ее можно было терпеть, но отделаться от нее не получалось, рана зудела.
Почувствовав запах крови, твари прибавили в напоре. Тело мон-кей покрывали все новые царапины. Однако старые раны теперь уже не ныли, и мон-кей был только рад тому, что кожа на месте первых порезов начала неметь. Радовался он ровно до тех пор, пока на мгновенье у него не онемела вся нога. Этого мгновенья хватило, чтобы одна из тварей вцепилась в руку споткнувшейся жертвы — брызнула кровь. Мон-кей вскрикнул от боли, вернув внимание Залдани к происходящему на арене.
Вторая бестия, почувствовав, что цепь уже натянута не так сильно, как прежде, резко рванула вперед. Она вцепилась мон-кей в ногу - Залдани захлопала в ладоши, - и потянула жертву назад за собой. Первая бестия, поняв, что у нее из под носа уводят добычу, потянула мон-кей в свою сторону. Раздался хруст и ей досталась лишь его рука. Остальную вопящую тушу, колотящую единственной оставшейся рукой чудовищу по морде, соперница тащила в свой вольер. Теперь настал черед первой бестии воспользоваться тем, что цепь не была больше натянута. Выплюнув руку мон-кей, она устремилась вперед, широко разинув пасть. В этот раз ее добычей стала голова мон-кей и фонтан крови, оросивший морду твари теплой струей из шеи жертвы.
Залдани была столько увлечена последними мгновениями представления, что едва успела заметить, как Иммаколат начала соскальзывать с края рва. Она схватила гостью за руку, чтобы удержать ее. От этого прикосновения Иммаколат пришла в себя и, резко выдернув свою руку, смерила Залдани взглядом полным гнева.
- Где мое противоядие? - сухо и негромко произнесла Иммаколат, позабыв о происходящем на арене.
Залдани положила руки на колени и снова улыбнулась. Иммаколат выводило из себя ее веселье. Залдани понимала это, и это ее забавляло.
- Ты весь вечер смотришь на него, - произнесла она, пристально смотря в глаза гостьи.
Новый факел вспыхнул и отбросил свет на губы Залдани, смазанные чем-то прозрачным, ее губы блестели. И продолжали улыбаться.
Хотя Иммаколат едва держалась на краю, желание поднять руки и придушить эту тварь, сидящую напротив (даже если это подразумевает, что до нее придется дотронуться), было очень сильным.
Все ее тело наполнялось непреодолимой приятной слабостью, глаза, казалось, вот-вот закроются. Залдани была права: хватило бы и пары глотков, но разве перед таким вкусом можно было устоять? Смерть порой бывает невыносима сладка. Но теперь пришла пора расплачиваться. Чувства и ощущения стали поразительно и невыносимо острыми. Свет, отражаемый мазью-противоядием на губах Залдани, казался нестерпимо ярким и буквально слепил, выжигал глаза. "Нет, не так все закончится", - промелькнула мысль в голове Иммаколат. Она собрала остатки сил и сомкнула руки на шее своей обидчицы...
... ее пальцы скользнули выше - к подбородку, затем коснулись краев губ Залдани, спустя мгновенье Иммаколат впилась в них своими губами.
