Походы бывают разными. Этот был из тех, когда мешает если не все вокруг, то почти все. Мелкие неудачи и неурядицы постепенно собираются воедино, сплетаясь в настолько тугой покров, что уже не хватает сил обращать внимания на каждую. И тогда, чтобы просто не сойти с ума, чтобы сохранить разум от участи быть заживо погребенным под пепельными крыльями всей этой мелочи, надо найти какую-то отдушину.
У командира имперского отряда Отто Шальнера такая отдушина довольно быстро нашлась. Он никак не мог запомнить название богом забытой деревеньки где-то на севере Кислева, в которую, собственно, и направлялись его солдаты. Переть куда-то на север от Эренграда, добраться почти до границы со Страной Троллей, потом сворачивать на запад, еще день пути до какого-то Полонца, затем еще два дня ходу на север до очередного поселка, а потом, на расстоянии очередного дневного перехода, та самая деревня. Примерно сотня дворов, которую вот непременно надо защищать именно его отряду! Чертов альянс с Кислевом, из-за которого почти три сотни пехоты, два десятка конницы на изморенных лошадях и две старые пушки должны тащиться по проселочным дорогам (хорошо хоть сухим!) за тридевять земель.
Как же ее звать? Ольховня? Или Орешень? Древесное какое-то название, которое никак не хотело впрыгивать в память, словно поддразнивая капитана. Но зато маленькая война с самим собой помогала до поры до времени не выплескивать злость на простых солдат.
Все началось с того, что хутора в окрестностях деревни стали пропадать. Не целиком, конечно, но обычно на месте выселки оставалось только пятно гари. И кровь. Много крови. Складывалось ощущение, что ее специально выпускали из тел, окропляя окрестности. Ни одного трупа, кстати, так и не нашли.
Дело житейское, - подумали умные головы в Полонце и послали на поиск налетчиков два десятка Крылатых Копейщиков.
Тревогу забили только тогда, когда этот отряд тоже пропал. Хутора продолжали исчезать, причем все ближе и ближе к той самой чертовой деревеньке. Банда из Пустошей (а кто б еще?) оказалась куда опаснее, чем казалось сначала, и кислевиты срочно запросили помощи у союзников.
И вот теперь отряд Отто идет пока еще по обжитым землям. До того самого Полонца, где им обещали дать в подмогу сотню Коссаров и десяток Крылатых, осталось всего ничего. Небольшой отдых – а дальше уже поход, скорее всего, в неизвестность. И бой, который при плохом (или как раз хорошем?) раскладе может разгореться чуть не под стенами самого города.
Те самые мелкие неприятности начались еще тогда, когда сам поход только планировался. Какого-то черта ночью Отто затребовал к себе Эркен, командир Имперских вспомогательных сил в Эренграде. К приходу Шальнера усатый вояка уже успел основательно надымить в комнате своей неизменной трубкой, принципиально не открывая окон, и (что важнее) примерно набросать план движения отряда.
-Вот примерно здесь творится что-то неладное. Тебе надлежит выяснить, что там за хрень, ну и перерезать всех, кто эту самую хрень устраивает. – Эркен был явно в хорошем расположении духа и обильно приправлял свою речь всякими, как он говорил, «вкусностями». – Бери солдат, сколько хочешь (молчаливо подразумевалось, что в разумных пределах) – и вперед. Только осторожней.
Отто молча провел пальцем по карте, что-то шепча себе под нос, и сдвинул брови:
-Да чего тут думать, места-то гиблые. Кочевники, марадеры, какая к ляду разница – одно слово, хаоты. Разведчиков засылать - дело бредовое, так что навалимся всей кучей, чтобы раздавить гадов!
«Слишком прямолинеен» - в ушах невесть откуда въедливый шепот. Старческий голос, словно скребущий по голове изнутри. И затем хруст, будто в неведомой скважине поворачивается ключ.
Капитан мгновенно вскинул голову. Эркен, сопя, внимательно смотрел на карту, явно что-то обдумывая. Нет, он грузный мужик, не его проделки. Секретарь? Да нет, тот вообще мальчишка, сидит в своем углу с пером, строчить что-то…
Много берешь на себя, вот и мерещится невесть что…
И тьма в углах комнаты противно шевелит усами, кривясь в безмолвной усмешке.
-Эх, рисковый парень, горячая голова, все б вам, молоди, без оглядки в пекло лезть… Хотя, с другой стороны, и верно. Исполнять!
-Есть! – Капитан, притопнув сапогами (попутно отметил, что пора бы купить и новые), развернулся и двинул из комнаты. Эркен посмотрел, как за его подчиненным захлопнулась дверь, пробарабанил пальцами по столу, вздохнул и начал набивать новую трубку.
В Полонце их поджидало подкрепление, изрядно струхнувшие старейшины и шанс не собрать отряд после отгула (ведь перед делом солдаты должны отдохнуть?).
Собрание бородатых пузанов приняло капитана в той большой избе, которую тут почитали ратушей. Главный бородач, то и дело нервно облизывая губы, изложил суть своих опасений.
На ту самую (черт, как же звать-то?) деревню уже напали. Небольшой гарнизон вкупе с ополчением из мужиков, снаряженных дрекольем, кое-как отбился, но вторая атака сопротивления бы уже не встретила. Складывалось ощущение, что нападавшие словно повернули назад в тот момент, когда судьба защитников, казалось, была предрешена. Воины в красной броне просто развернулись и ушли в ночь. Их никто не преследовал – в себя бы прийти, и то ладно. Бабы с ребятишками, схоронившиеся в избах на площади для схода, отделались только испугом, а вот мужиков едва не ополовинило. Солдат осталось всего с десяток, и один из них примчался в Полонец на загнанном коне, буквально моля о помощи. Манкировать такой опасностью было уже просто опасно, и старейшины города попросили новоприбывшего капитана поторопиться.
Отто был мрачен даже сильнее обычного (такого не мог вспомнить никто из солдат, бывших под его началом), когда, шугая угревшихся на ночь сотников, коротавших время за бутылкой чего-то горящего, зашел в избу, из которой устроили нечто вроде штаба.
-Общий сбор. Мы выходим.
-Так ведь ночь же счас, ваше… - Подавившись окончанием фразы под тяжелым взглядом командира, сотник отправился «исполнять». Остальные хмуро потянулись за ним, попутно обмениваясь весьма красноречивыми взглядами. Многих солдат придется выдирать из постелей, в которых они отнюдь не одни, и толку от этого будет мало. Пока все соберутся, пока подготовятся выступать, пока подойдут союзные кислевиты… Уже наступит утро, поэтому сейчас вояк можно не беспокоить. Но приказ, мать его, приказ!..
«Слишком суров» - снова шепот. С придыханием, прямо в ухо. Капитан усилием воли заставил себя не дернуться и медленно повернуть голову на звук. Как и ожидалось. Никого. А вот что заставило его вздрогнуть, так это все тот же хруст поворачивающегося в скважине ключа.
Черт, надо спать. Галлюцинации – это уже очень плохо. Так и рехнуться недолго…
Эх, как же он устал… На мгновение пришла мысль послать все подальше, надраться и снять первую попавшуюся шалаву. Каковая мысль, разумеется, была с успехом подавлена и погребена под грудой размышлений о долге, чести и спасении невинных.
Он знал это с самого начала, еще когда слушал сбивчивый рассказ головы Полонца о нападении на деревню. Он знал, что они не успеют, и все равно гнал солдат ускоренным маршем, надеясь… на чудо?
Какое к ляду чудо! Спасать, разумеется, было уже некого. Ровный слой пепла, словно пережгли даже кирпич печей, и густые багровые пятна, беспорядочно разбросанные по серому ковру. Кровь и пепел, война как она есть.
Люди – и имперцы, и кислевиты – встали. Бывалые вояки и так знали, что делать, но почему-то все всегда ждут, что сделает он. Главный, которого надо слушать, и все будет так славно, что даже не описать.
На лицо Отто легли полосы пыли, залегшие там, где проходят складки, когда человек хмурится. Это уже было его второе «я», приросшее намертво. Да никто и не пытался его отодрать.
«Если б вы знали, сволочи, что вы делаете…»
Молчание, казалось, вот именно сейчас раздавит капитана, обрушившись всей тяжестью на плечи. И он все равно шел, загребая вконец истертыми сапогами (так и не поменял…) пепел, шел туда, где был центр деревни.
Твари, спалившие поселок, загадили даже колодец. Командир заглянул в дыру обгорелого сруба, зажав нос, чтобы не чувствовать трупной вони, а затем развернулся и скомандовал «Товсь!»
Струна, звон которой был слышен только ему, напряглась и с облегчением лопнула, раскидывая в стороны обрывки, разившие не хуже клинков.
Он даже не думал, он знал, что случится в следующий миг. И когда со всех сторон, словно из-под земли, полезли те самые наглухо забитые в свои красные доспехи хаоситы, солдаты уже подняли оружие, выполнив команду не размышляя.
Времени на раздумья у них так и не появилось. Нападавших было много, даже слишком, и валили они со всех сторон. Перли Воины Хаоса, с ревом накатывалась конница, медленно и валко шагали Отродья, и словно в небе загорелась руна, чертова руна Бога Крови.
Бред, конечно, просто размалеванные знамена, но откуда же это видение, которое никак не желает пропадать?! Хотя думать некогда, некогда, некогда…
Первые двое налетевших на Отто получили по хорошему заряду свинца из пистолетов и с проломленными масками рухнули на землю. Третий получил этими же пистолетами в морду, и пока шлем-ведро на его башке гудел от столкновения, в шее уже оказалось три вершка заточенной стали. А потом стало уже не до отдельных движений, все слилось в мешанине красных отблесков, вонючих коричневых шкур, взблесков стали…
Со всех сторон валили Воины, то и дело с грохотом сталкиваясь между собой, старались добраться до бешеного капитана, но скорее мешали друг другу, а тяжелый палаш Отто, словно заговоренный, рубил и колол. Насмерть, второго удара не потребовалось ни разу. Самого воина еще ни разу не задели, даже не поцарапали. Правда, первый же удар здоровенных палиц и топоров стал бы для него и последним, но пока ему удавалось каким-то чудом спасаться.
Смяли Коссаров и Мечников, из-за спин которых били Мушкетеры. Конница была успешно окружена и перерезана. Отродья добрались-таки до пушек и просто переломали всю небольшую батарею, согнув и заклепав стволы. Один только капитан, не видя ни черта вокруг себя из-за кровавой мути в глазах, продолжал как заведенный крутить клинком. Он знал, когда и как ударят его враги. Ему было все равно, откуда он это знает, он должен был перерезать как можно больше сволочей до того, как кто-нибудь особенно удачливый доберется до него. Он мог не волноваться – у хаотов нет стрелков, так что одинокого бойца не удалось бы закидать стрелами издалека. Они будут валить и валить, попадаясь под багровое сверкание его палаша, сталь которого уже давно скрылась под не одним слоем крови.
Нет, не будут. Они расступились, а Отто просто стоял на месте, стараясь отдышаться. Вот сейчас они нападут снова…
Не нападут. Потому что через ряды поспешно расступающихся Воинов шел Чемпион, сжимая в окольчуженных лапах рукоятки двух топоров.
Как он выглядел? Да черт с ним! Хаот. Резать. Все просто.
Это был подлинный Чемпион, с ним капитану пришлось туго. И у имперца был только меч против двух топоров кхорнита. Отто даже не успел понять, что шансов у него нет, как от веку, кажется, не точенное лезвие перечеркнуло кованую кирасу с выгравированным черепом. Капитан рухнул на колени, пытаясь удержать внутри требуху. Безуспешно, как и многие до него. Это уже не лечат, если бы даже тут кто-то собирался его лечить. Боли пока не было, но прошла-то всего пара терций. Чемпион навис над солдатом, занося топоры для последнего удара.
Какая к черту разница? Ведь и так и так сдохнуть, так не рвануть ли в последний раз?
Не было никаких воспоминаний, и жизнь не проносилась перед глазами… Просто на это не было времени. Надо было поднять палаш и вогнать поглубже.
Чемпион был быстр, очень быстр, но никакая быстрота не поможет, если твое оружие чуть не в сажени от вражеского. Туша, закованная в багровые доспехи, разом словно сломалась, рухнув на подставленное лезвие, которое подозрительно легко вышло у нее из спины.
Кровь двух воинов смешалась.
Над полем разразилась гроза. Капитан медленно поднял лицо к небу, пытаясь понять, что же происходит. Боли до сих пор не было. Да и этих туч мгновение назад не было. И почему-то хаоситы не нападали. Театр абсурда.
И в первом ударе грома ясно прозвучал глубокий, грозный рык: «Идиот!»
Молния ударила в труп Чемпиона, в один миг спалив его дотла. И в уши Отто грянули голоса.
«Ты хочешь жить!»
Они скорее даже не спрашивали. Они утверждали. Ответ был не нужен.
«Я отрекаюсь от него», - тот самый старческий, скребущий голос.
«Я отрекаюсь от него», - еще один голос, тот, что жарко дышал в ухо.
«Я буду бороться!» - голос, обдающий зловонием, в котором словно что-то булькает и клокочет.
«Я буду бороться!» - скорее даже не голос, а рык, низкий и грозный. Знакомый, ибо именно он только что звучал над полем.
«Подумай, смертный, жизнь без боли. Вечная жизнь, если ты не подведешь своего Папочку. Ты ведь умираешь. Я спасу тебя, дам тебе сил, а взамен подарю вечность. Она будет твоей, только протяни руку…»
«Хэй! Ты сдохнешь, как собака. Но я спасу тебя, дам тебе жизнь, великолепную и сверкающую, как твой багровый меч. Или ты предпочтешь превратиться в ходячую кучу дерьма? Ты откажешься от пути Воина?!»
«Не слушай его! Ты погибнешь! Век его прислужников недолог, они живут лишь в битве, ища смерти, и находят ее слишком быстро! Но под крылом Папы тебе нечего бояться. Я всегда приду тебе на помощь, помогу и советом и делом, щедро наделю дарами…»
«Заткни пасть, трухлявая куча! Парень, ведь ты истинный воин. Я вижу, как ты рвешься к жизни. Ты готов перегрызть глотку любому только для того, чтоб еще раз глотнуть воздух этого мира. Не все ли равно, когда помрешь?! Ведь главное, как живешь!»
Это бред? Или капитан действительно это слышал? Но последняя фраза напомнила ему что-то далекое, словно из детства. Какая-то старая сказка…
«Лучше один раз напиться живой крови, чем три века жрать мертвечину!»
«Ну что ж, гляди, что ты выбрал! Я предлагал тебе вечность!» - клокочущий голос словно погружался куда-то, слова становились невнятны, все сменялось бульканьем.
«Ах-ха-ха, получил, рассадник дряни! Этот МОЙ!»
Доспехи Чемпиона – это не раскрашенная сталь. Это застывшая волей Великого Воина кровь, и чем больше убито, чем больше черепов пожертвовано Богу, тем сильнее его Чемпион.
«Смотри же, не подведи меня, как этот бывший, мягкотелая сволочь!»
Сталь палаша навеки останется красной.
Кровь Богу Крови! Черепа к трону Кхорна!
