Да потому что изначально о примархах мы знали немного, но мы знали все самое главное, и из этого складывался законченный образ могучих сверхчеловеков и пр. То есть несколькими мазками был показан характер - и практически все примархи вызывали симпатию в той или иной степени.
А теперь, по мере их, кхм-кхм, "раскрытия" они превратились или в карикатуру на самих себя, или в противоположность. И это касается не только трейторов. На каком дне теперь (после выхода книжной серии Ереси) барахтаются тот же Русс? Магнус? Или прочие?
Вот например, изначально (в Индексах, Виженах и пр.) говорилось что ЖВ в 40k очень почитают своего примарха, в том числе и как "защитника" от тирана-Импи, который дескать растрачивал жизни ЖВ, не жалел их (славу при этом отдавал другим), а Перт "спас" их от "принесения в жертву [образно] Императором". И как это вяжется с нынешним образом Пертурабона? А вообще никак, ибо:
да еще и децимация(!). Нет, я не говорю что Пертурабо должен быть белым и пушистым - но зачем было приписывать ему именно этот недостаток, когда есть сотни других? Это такая издевка чтоли??
Или вот Пертурабо один из немногих трейтор-примархов, которые типа могут в тактику и стратегию и любит мозгами раскинуть.
И что про Перта пишет ForgeWorld? Что он оказывается любитель закидывать мясом, и чуть ли не наказывал за низкие потери! Это при том, что на той же странице написано что он, дескать, таки да, может в тактику и стратегию и любит мозгами раскинуть =| =| То есть проблема не в том, что у Пертурабо много недостатков - как бы так и должно быть - проблема в том, что в него запихнули несочетаемые друг с другом недостатки! Он у нас и мясник, и тактик, и завистливый, и застенчивый, и честолюбивый, и исполнительный, бессердечный, но чувствительный, и умный, но жутко тупой... Воистину, "сложная личность" (лол, нет) вышла))
Ах да, а еще он предал потому что гладиолус, и Гор злодей все к этому подвел. Шикарно.
И это будет убого и скучно. Егорий конечно нехороший человек, но как говорится, "а что, часовню тоже я?". Ведь гораздо больше трагизма ,если мятеж Олимпии спровоцировала политика Перта. А еще было бы шикарно описать, как ЖВ "сломало" то, что они сжигали своими руками свои же дома и близких. Или, например, что на стороне восставших выступил бы гарнизон Олимпии из ЖВ - это бы сильнее "сломало" самого Пертурабо.
Но, хей, зачем, лучше мы напишем рассказ где он на полном серьезе, лять, соревнуется со смертным :rtfm:
Или, если о других, вот этот отрывок
"Много букв"– Азкаэллон жив?
Конрад чуть приоткрыл рот, обнажив черные пеньки зубов. Его дыхание смердело так, что Ангел отшатнулся.
– Я просто подстраховался, – Кёрз жестом торгаша потер большой и указательный пальцы. – Будешь хорошо себя вести, получишь его обратно.
– Ты пришел убить меня, как пытался убить Льва и Робаута.
– Вовсе нет.
– Не лги мне, Конрад. К чему такие сложности? Мы оба знаем, как это закончится.
Кёрз закатил глаза.
– Народ, сколько раз мне нужно повторить, что я отказался от этого имени? Ночной Призрак, Ночной Призрак! Не так сложно запомнить.
Он покачал головой; космы жирных волос коснулись доспеха.
– Эй, эй! Не подходи ближе, Ангел, – Кёрз покачал Азкаэллона ногой, словно хозяин, решивший почесать живот питомцу. – Я могу мгновенно прикончить его.
Изуродованная улыбка расширилась.
– Но не стану. Обещаю. Я пришел поговорить.
– Мне нечего тебе сказать.
– Тогда я пойду, дорогой братец, уж прости, что потревожил! – огрызнулся Ночной Призрак. – Мне есть что тебе сказать, Ангел, или мои пожелания ничто для славного императора человечества?
– Ты всегда был брюзгой, Кёрз.
– Ночной Призрак! – отозвался тот с притворной обидой и откинулся на спинку трона. Когда броня Азкаэллона затрещала под давящей ступней, Конрад захихикал.
– Абсолютная неопровержимая истина, братец мой, такова: я не уверен, что смогу убить тебя, даже если захочу, – Кёрз выковырял засохшую кровь из-под грязного ногтя. – Вы с Жиллиманом так часто болтаете о логике, поэтому давай рассмотрим факты. Воинское мастерство? Я превосхожу тебя в нем. Так было всегда. Я превосхожу большинство из вас. На мне броня, на тебе нет. Твой клинок – просто сталь и энергия, а у меня мои когти.
Конрад постучал тыльной стороной одного из комплектов по орлиным подлокотникам трона.
– Тогда вперед, – предложил Сангвиний. – Нападай. Давай испытаем друг друга, сравним наши умения.
– Ох, но ведь дело здесь не только в обычных боевых навыках, – ухмыльнулся Кёрз. – У нас с тобой есть кое-что общее: видения будущего. И это великий уравнитель. Когда один может угадать, что задумал другой, как быть с остротой ощущений?
– Вот тебе острота! – крикнул Ангел, направляя на брата острие меча. Быстрые крылья распахнулись, разорвав цепочки, и бросили его на Конрада. Тот с таким проворством сорвался с трона, что император едва заметил это. Его брат слился с тенями, закутываясь в развевающийся плащ. Любое иное существо было бы обречено, но не Сангвиний. Вспышки предвидения проникали всё глубже и грубо врезались в его зрительную кору, словно забиваемые гвозди.
Он узрел Кёрза в точке, где тот оказался лишь мгновение спустя, и атаковал в будущее. Меч встретился с когтем. Предугадав ответный выпад, повелитель Девятого парировал его клинком – и ещё один, и ещё. Император заметил щель в обороне Конрада. Тот закрыл её и ударил когтем, целясь в живот. Сангвиний уже был в другом месте. Он не предвосхищал атаки – он их видел.
Ангел и Ночной Призрак сражались по всему тронному залу. Двигаясь так быстро, что нормальный человек едва замечал бы их, они ни в чем не уступали друг другу. Каждый видел движения врага до того, как они происходили, и соответственно отвечал на них. Видения Сангвиния, обычно столь нечастые, проносились в его голове сводящим с ума потоком.
Долгие минуты они бились, и никто не мог взять верх.
По молчаливому согласию оба вышли из боя. После физической нагрузки исходящий от Кёрза смрад усилился, а безупречная кожа Сангвиния заблестела от испарины. У обоих немного участилось дыхание.
– Видишь? Думаю, тебе приходится проще, но ты немного понимаешь, на что похожа моя жизнь, – произнес Конрад. Совершив обратное сальто, он ловко приземлился рядом с Азкаэллоном. – Она утомительно предсказуема.
– Я ничем на тебя не похож! – запротестовал Ангел.
– Да. Ты весь из света, чести, надежды и славы, – с горькой злобой произнес Ночной Призрак. – Тогда как мне приходится выносить жизнь, лишенную неожиданностей, каждый момент которой ясен ещё до того, как происходит. Бедный я, несчастный!
– Зачем ты здесь, Кёрз? – спросил Сангвиний. – Тянешь время за разговорами, пока не захлопнется какая-нибудь вероломная западня? Меня не одурачить, как наших братьев.
– Никаких уловок, правдиво говорю тебе. Я пришел поговорить. О правде, – широко улыбнувшись, он поклонился.
В движениях Кёрза сквозило изящество, казавшееся омерзительным из-за его вытянутой фигуры. Само присутствие Конрада предвещало нечто дурное. Внезапно он сдвинулся в сторону почти неуловимым движением – так перемещались темные создания из темных легенд.
Наклонившись, Ночной Призрак схватил Азкаэллона за лодыжку.
– Я знаю! – крикнул он с ребяческим энтузиазмом. – Твоей следующей фразой будет: «Я позову свою гвардию, моих сынов в золотом! Вместе мы сразим тебя, ты не одолеешь нас всех!»
Кёрз жестоко спародировал голос Ангела, наполнив его тщеславием и безвкусием. Сангвиний опасался, что имитация была точной.
– Что ж, они меня не сразят, а я их одолею. Ты видел, что я сделал с сыновьями Льва и Мстящего Бухгалтера. Могу повторить это, и с радостью. Если этого недостаточно, чтобы переубедить тебя, то смерти Азкаэллона, столь дорогого тебе, столь ненаглядного, точно хватит.
– Ты отвратителен, – сказал император.
– Такой хорошенький и такой тупой, ты, любимый бойцовый петушок Отца, вечно чистишь перышки в своем курятнике! А моя главная черта – чудовищность, не так ли? – резко отозвался Конрад. – Брат, мне вот что любопытно узнать. Ты из тех, кто верит, что наше рассредоточение было случайностью, или не из их числа? Я думаю, Жиллиман относится к последним. Вижу, как мысли Робаута бегают по скучным извилинам его разума, словно мышка в лабиринте, которая пытается найти иной путь наружу, но знает, что выход только один и у него поджидает кошка. Цок, цок, цок, – захихикал он, медленно шевеля в воздухе изогнутыми клинками, – коготками по стенам.
– Ты пришел, чтобы спросить меня об этом? Безумец.
– Я пришел, – пожал плечами Кёрз, – и спрашиваю об этом. Разве имеет значение, зачем? Ну же, Ангел. Неужели ты думаешь, что всё произошло случайно? Ответь мне. Каждый из нас был заброшен на планету, которая, как оказалось, идеально соответствует его личности – личности, созданной нашим отцом. Больше того, характеры многих сыновей Терры из наших легионов также соответствовали нравам миров, где нас нашли. И, о да, мы оба можем видеть будущее. Я склонен предполагать, что Отец читает его, как раскрытую книгу. Можешь прямо сказать мне, что веришь в случайность произошедшего? Нет? Нет ответа?
– Нет, – тихо произнес Сангвиний.
– Нет ответа, или «нет» в смысле «нет, я в это не верю»? – подначил Конрад.
Император чуть опустил меч. Он не мог определить, почему доверяется Кёрзу, но слова уже слетали с губ Ангела, и даже при желании их не удалось бы остановить.
– Нет, я не верю, что наше исчезновение было случайным.
– Да, да! Видишь? – согласие брата воодушевило Ночного Призрака. – Чтобы человека, который столь долго и тщательно всё планировал, так подловили в момент триумфа? Чепуха. Поздравляю, ты на полпути к тому, чтобы узреть истину.
– Что наш отец был лжецом?
– Был...? – с улыбкой повторил Конрад, лишь на долю секунды наморщив бровь. – Действительно. Лжецом, и хуже того – ведь я чудовище лишь потому, что не могу быть иным, и ты ангел по той же причине.
– У тебя был выбор, Кёрз. Отец только создал нас, но не воспитывал.
Пыл его брата сменился злобным оскалом.
– Меня сделали таким! Ничто не в силах это изменить. Я знаю, потому что пытался! Правда! – в глазах Ночного Призрака заблестели слёзы. – И ради чего – чтобы Он мог посмотреть, как я страдаю от неудач? Чтобы Он мог отметить свои наблюдения в лабораторном журнале? Что за отец толкает ребенка на единственную дорогу, а потом наказывает за то, что он пошел по ней? Ты считаешь меня безжалостным? Он безжалостнее! Мне предстояло понести кару за совершение того, ради чего я был создан.
Конрад с внезапной яростью лязгнул зубами.
– Разве это честно? Как я могу быть верным человеку, так поступившему со мной? – затем гнев Кёрза быстро схлынул, как волна при отливе. Вернулась прежняя, дергано-покладистая манера. – Вот видишь, Он заслуживал предательства.
– В это я не верю, Конрад. Отцы лгут сыновьям, чтобы сберечь их, чтобы защитить их. Наш отец бессчетные тысячелетия скрывался среди людей и явил Себя, только решив, что время для этого настало. Если история о нашем рассредоточении и была ложью, то ложью во спасение. Разница между мной и тобой в том, что ты видишь злой умысел в Его поступках, а я – нет. Его скрытность терзает меня, Конрад, так же сильно, как и тебя. И то, что ты пришел к подобному выводу, тоже терзает меня. Но я не поддамся отчаянию. Вот в чем истинное различие между нами: я не предам мечту нашего отца. Его замысел принес добро человечеству.
Кёрз шмыгнул носом. Когда он не угрожал насилием, в нем проявлялось нечто жалкое.
– Добро для расы, выделяющейся отсутствием доброты. Знаешь ли ты, что даже здесь, в центре идеального маленького рая Жиллимана, есть люди, на которых всем наплевать? Я скрывался в кварталах иллирийцев. Законы из хваленых гражданских кодексов Робаута окружают подобные места, словно крепостные стены, но не проникают внутрь.
Ночной Призрак двинулся к брату. Сангвиний отвечал на каждый его шаг своим, сохраняя дистанцию. Конрад тащил Азкаэллона, как угрюмый ребенок мог бы волочить за собой игрушку и не обращать внимания на ущерб важной для него вещи, надувшись из-за какой-нибудь мелочной обиды.
– Я был там – среди изгоев, не уважаемых никем. Теперь они говорят обо мне шепотом. Они научились бояться темноты. Но отыскал ли меня наш брат? Подумал ли Лев искать меня там, или где угодно на Макрагге? Нет. Идиотизм. Я практически кричал им: «Придите за мной!». Если, глядя на этот мир, ты видишь надежду на будущее, отправляйся в бедные кварталы. Там ты узришь отчаяние настоящего. И, как одинаково хорошо известно нам обоим, надежда на будущее – ложь. Всё сущее возвращается к началу, а наше начало очень, очень темно.
– Значит, брат, ты веришь, что всё это было неизбежно?
– Я верю, что измена Гора входила в изначальный план нашего отца.
– Я так не думаю.
Кёрз раскинул руки, словно собираясь обнять брата. При этом он выпустил ногу Азкаэллона, и сабатон лязгнул о пол.
– Посмотри, какой чудесный у нас разговор по душам! А почему бы и нет? У некоторых наших братьев тесные отношения. Фулгрим прекрасно относился к Феррусу, пока не убил его. И с Вулканом Манус тоже был близок. Его, Ферруса, было очень легко невзлюбить, но при этом окружающие так обожали его. Может, и для меня ещё есть надежда?
– Надежда есть для каждого из нас, Конрад.
Кёрз ухмыльнулся.
– Нет, её нет. Меня ненавидят. Ты всегда ненавидел меня.
– Тебя не ненавидят. Тебя...
– Меня ненавидят! – заорал Конрад. – Так же сильно, как любили Ферруса. Но что в той любви? Это он сейчас мертв, а я жив. Смерть не явится ко мне внезапно, как к нему, не ударит рукой того, кто клялся в любви. Если между нашими родичами бывают такие отношения, почему мы с тобой не можем быть близки? Я не столь заносчив, чтобы заявить, будто мы одинаковы – это стало бы отчаянной нелепостью. Но похожи ли? Да. Думаю, ты осознаешь это, верно? Ангел света и ангел тьмы!
Хлопнув в ладоши, Кёрз сцепил их, но выражение его лица сменилось с радостного на удивленное.
– Интересно, если бы мы поменялись местами, стоял бы я там в золотом блеске славы, а ты – здесь, покрытый грязью? Нет, это вряд ли. Пожалуй, ты был бы мертв, – тихо произнес Конрад.
– Итак, по твоему собственному признанию, мы не похожи.
– Мы братья! Мы похожи с тобой.
– Нельзя сравнивать несравнимое, сочетать несочетаемое.
Кёрз насмешливо улыбнулся.
– Почему? Отец делал это. Мы, мы... мы оба яростны. Тебе знакомо неистовство. Я чувствую его в тебе. Оно исходит от тебя, будто смрад от недельного трупа.
– Мы подобны титанам из мифов. Каждый из нас склонен к вспышкам гнева, и это не тревожит меня, – ответил Сангвиний.
– Мне лучше знать. Ты считаешь себя господином своей ярости, поскольку столкнулся с ней, и сразился с ней, и победил её. Может, и так, брат; может, ты одолел чудовище, скрытое в каждом из нас. Жиллиман никогда не встречался с ним по-настоящему. Ойтен, дорогая старушка Робаута, всегда брала его за ручку, когда он пугался. Наш брат хоронил свои страсти под слоем льда и расчетов, пока мать гладила его по головке. А кто пришел к Ночному Призраку, когда тот дрожал во тьме? Меня изгнали, бросили одного в непроглядный ад!
В голосе Конрада зазвучали истинные чувства.
– Я познал лишения, которые прикончили бы тебя. Я видел, как сильные измываются над слабыми: насилуют, уродуют, пожирают их. И я пришел в ярость, и в ярости я боролся с этим, и я пытался, Сангвиний, – он протянул руку, – изо всех сил пытался всё исправить.
Рука Кёрза сжалась в кулак.
– А потом я понял, что сражаюсь с естественным порядком вещей. Я осознал, что не могу победить страдания, и сообразил, что был создан, дабы идеально овладеть этой наукой. Мы рождаемся, мы страдаем, после чего умираем. Ничто не в силах предотвратить этого, никто не может выбирать, каким ему быть. Всё предопределено в самом начале, всё было предрешено давным-давно. Почему ты не видишь этой простейшей истины?
Образ – тот самый образ – мелькнул в голове Ангела. Он сам, лежащий мертвым на полу; Гор с лицом, распираемым от невообразимого зла, ухмыляется над его трупом. Конрад одобрительно кивнул, словно видел то же самое.
– Мы живем во вселенной, где из наших мыслей и страхов возникают твари, неотступно стремящиеся пожрать нас. Они, нерожденные, кажутся сильнее нас, но это не так. Они без нас – ничто. Мы без них – пустые сосуды из глины, вновь обращающиеся в прах. Мы и они – две стороны одной монетки, и всё же стремимся уничтожить друг друга. Неужели ты не понимаешь, Сангвиний, что во всем этом нет никакого смысла, никакого резона? – Кёрз лебезил, пытаясь убедить его. – Отец здесь худший из всех. Он погряз в пороке надежды, Ангел. Он видит яснее, чем любой из нас. Он знает всё. И он лгал, чтобы защитить Себя – лгал о варпе, о силах в нем. То, что Он не мог доверить нам подобное знание – признак Его слабости! Я видел многое. Боги существуют, и они жаждут. Ничто не в силах одолеть их! Есть лишь страдание, и смерть не приносит избавления.
Конрад говорил быстро, слова изливались из него потоком отчаяния. С ними вылетала кислотная слюна, пятнавшая ядом каменные плиты.
– Надежда – повязка, ослепляющая нас. Сорви её с глаз и увидишь то, что вижу я. Брат! – приглушенно произнес Кёрз. – Я узрел видение, преследующее тебя. Ты падешь от руки Гора. Я знаю! Я знаю это так же точно, как и то, что погибну по воле нашего отца, и что это есть и всегда было вершиной его плана.
Ночной Призрак [ну уж нет]мурился.
– Возможно, нам не стоит становиться друзьями. Семейные узы слишком переоценены.
– Тебе не запутать меня своими речами.
– Я не запутываю тебя! – рявкнул Конрад. – Слушай меня, ты, надутый индюк! Только ты, только ты среди них всех, Сангвиний, только ты можешь понять...
Ангел перебил его.
– Ты здесь не случайно, Кёрз, не так ли? Твои сыновья атакуют мир Фароса. Ты...
– Мои сыновья? – быстро произнес Ночной Призрак. Настроение Конрада постоянно кол[лобзал]ось, его рассудок мог угаснуть в любой момент, как догорающая свеча. Очередная перемена – и он внезапно погрузился в раздумья, забыв, о чем говорил секунды назад. – Точно?
Кёрз почесал подбородок обломанным ногтем.
– Это чрезвычайно интересно.
– Ты изображаешь непонимание. Скажи мне правду, будь честен, как сам к тому призывал.
– Я искренне ничего не понимаю. Не имею представления, чем они заняты. Сыновей я бросил у Трамаса и думал, что все они мертвы – по крайней мере, рассчитывал на это.
Конрад тихо фыркнул себе под нос.
– Но я весьма впечатлен. Мальчики начали собственную войну! Какие умницы, а я-то решил, что они совсем сбились с пути. Да... Все они изверги и убийцы, и я ненавижу их. Но, возможно, мои сыновья ещё на что-нибудь сгодятся. Это действительно меняет положение дел: если я не могу их контролировать, а они не собираются умирать, тогда, возможно, я соглашусь вновь направлять легион.
– Пороки твоих сыновей – это пороки их отца.
– Ох, как метко сказано! И у каждого из нас свои пороки. Конечно, твои дети не похожи на моих, они такие благородные, такие храбрые, такие прекрасные! – Кёрз спрятал лицо в ладонях. – А знают ли они, какую отраву ты влил им в жилы? Не делай вид, что не понял. Мне известно, какую жажду ты скрываешь. Чего я только не видел в варпе... Один из маленьких друзей Отца пытался убить меня, натравив демона. Это не сработало, но тварь затащила меня в эмпиреи. Там мой кругозор значительно расширился.
– Ничто не может выжить в варпе.
– Я выжил, я ведь не ничто. Я выжил, и теперь знаю всё. Знаю, как всё это закончится, – Конрад лукаво посмотрел на брата. – И знаю, чего на самом деле хотел Отец. Не то чтобы это имело значение, Галактика будет гореть вечно. Крохотное восстание Гора покажется безобидной шалостью в сравнении с тем, что надвигается на нас.
– Ты лжешь.
Кёрз покачал головой.
– Истинная правда, я лгу, и довольно часто. Мне очень жаль, что у меня такой... личностный недостаток. Но сейчас я не лгу, а говорю то, что есть. Видишь ли, у меня нет причин скрывать правду.
За дверями раздался шум, затем кто-то толкнул створки. Снаружи донеслись приглушенные крики.
– Ага, как я и предвидел, явились сияющие сыны Ангела, – Конрад подхватил Азкаэллона. В худом теле примарха скрывалась невероятная сила, и он держал Сангвинарного гвардейца, словно куклу. – Пора уходить, пора заканчивать с болтовней. Перехожу к самой сути. Итак, брат, я видел свершившееся с тобой на Сигнусе, видел, что случилось там. Я слышал вой нерожденных, которых ты швырнул обратно в варп.
– Это было до того, как ты оказался там...
– Там нет времени, придурок! Варп показал мне всё это, происходящее в один момент. Разве ты не понимаешь? Вот откуда наши видения! Время – это раскрытая книга. Итак, скажи, почему ты не сменил сторону? Ты мог бы уничтожить Гора одним щелчком. Демоны обещали, что вся Галактика будет твоей игрушкой.
– Ты преувеличиваешь их щедрость. Я не стану рабом.
– Ты уже раб – раб отцовской воли, раб судьбы. Мы можем выбирать лишь то или иное рабство, и даже этот выбор иллюзорен.
– Выбор есть всегда.
– Выбора нет никогда! – огрызнулся Кёрз. – Всё возвращается к началу, снова и снова и снова и снова и снова, щёлк, щёлк, щёлк, вертятся-вертятся-вертятся-вертятся маленькие шестереночки!
Грохот снаружи изменился. Двери начали расстреливать из тяжелого оружия, и с каждой новой вмятиной на металле по залу разносился грохочущий треск, который отдавался в костях.
– Ты не думал, что тебя обошли? Как считаешь, не стоило ли Отцу сделать тебя магистром войны?
– Что? – недоверчиво отозвался Сангвиний.
– Это серьезный вопрос! – запротестовал Конрад. – Робаут счел возможным объявить тебя императором! Не думаешь, что Император не счел возможным объявить тебя магистром войны? Видишь ли, хотя я и предвижу твои действия, из-за наших общих способностей крайне сложно разглядеть твои намерения. Твоя судьба – это твоя судьба, а не моя, и мне действительно любопытно. Сказать по правде, – он виновато усмехнулся, – это убивает меня. Я должен знать ответ.
– Нет, не стоило, – произнес Ангел. – Я не идеален. Я недостоин.
Кёрз расхохотался так сильно, что никак не мог остановиться. В зале смердело от его дыхания.
– Извини! Извини, но это так чудесно! Если ты не был достоин, что же тогда сказать о Горе? – Конрад снова рассмеялся.
– Я мог повергнуться тому же испытанию, что и он. Хорошо, что мне не пришлось рисковать столь многим.
– Тогда докажи... Докажи свою верность дорогому Отцу! – Кёрз вытер слёзы радости, оставившие полоски в грязи на его лице. – Убей меня. Я не буду тебе мешать. Пусть это будет испытанием. Я утверждаю, что умру по приказу Отца.
– Отец мертв.
Конрад на мгновение [ну уж нет]мурился, по его исхудавшему лицу мелькнула тень сомнения.
– Моё будущее нельзя изменить, потому что это будущее, и оно мертво, как и прошлое. Ты говоришь, что всё не так. Если мои взгляды ошибочны, ты можешь изменить их прямо сейчас. Срази меня. Не стану тебе препятствовать.
Сангвиний взвесил меч в руке. Секунду примархи внимательно смотрели друг на друга. Кёрз стоял, широко раскинув руки, напрягшись в предвкушении.
– Сделай это! Пронзи меня своим клинком, трус! Сделай то, что не удалось Вулкану, Льву и унылому Робауту! Убей чудовище и докажи, что достоин!
Занеся меч, Ангел понесся к брату. Кёрз глядел на него с радостным видом.
Это же не Керз с Сангвинием, это карикатуры на них! Такое ощущение, что писали посетители Варп-Треда)
А ведь в последующих книгах Керза опустили еще больше! Не в том смысле, что его там побеждают, или бьют - я про его характер. На секунду - никогда не был фанатом Бэтмена, всегда считал его самым скучным и никчемным из примархов, но честное слово, это читать физически больно (собссно, я передумал читать Фарос, после того как прочел отрывок выше).
Казалось, что некоторых персонажей минует чаша сия (например Лоргара, которого АДБ очень хорошо прописал, или Дорна с Феррусом), но в последнее время активно взялись и за них. Аминь.
Щас придет ЭкспертБоб и напишет что я не шарю, и вообще, что мне сладкий хлебушек не нравится.
