Almighty Lord, we have come to your hall
Do glatem live, creator of all
Open your heart and you will find a way
Paradise calling and enter you may
Тьма на Веллене
Никогда, никогда с тех пор, как люди Золотого Бога явились на Веллен, не знал его народ такого кровопролития. Трехкрыл знал это, как никто другой. Ведь это его избрало племя, чтобы удерживать страшные сказки о прошлом у себя в горле. На каждом зубе Трехкрыла был высечен знак Чернобога, призванный сковывать силу легенд. Пока ни один из них не выпал и не ослабил узы — хранитель был еще не стар И все равно он сидел в своем укрытии, зажимая рот обеими руками, ведь перед ним, наперекор всем защитным табу и обрядам племени, оживали сказания о давно минувших эпохах, полных зла и жестокости.
Тогда, в век завоевания, явились люди, которые служили Золотому Богу и охотились на велленцев, как на диких зверей. Эти новые пришельцы говорили, что служат Кровавому Богу, и преследовали людей леса с еще большим упоением. Люди Золотого Бога особенно ненавидели одаренных духами, таких, как Трехкрыл — заковывали их в цепи, а потом сжигали заживо или уводили, чтобы отдать на Небесные Каноэ. Люди Кровавого Бога тоже выискивали одаренных и надевали на них ошейники, от которых они падали без сил, точно в припадке священного транса. Лишь две вещи отличали Золотых от Кровавых. Первые, хоть и облаченные в странные одежды, непробиваемые для стрел и копий, ростом не превышали туземцев, а силой и вовсе уступали. Вторые же выглядели настоящими великанами, способными крушить камень голыми руками, и их не брало даже волшебное оружие, привезенное с Небес.
Но гораздо хуже было второе отличие, подумал Трехкрыл, услышав тяжелую поступь завоевателей. Зубы, покрытые рунами, начали стучать, грозя выдать его укрытие, и он изо всех сил стиснул челюсти, от спешки прикусив язык. Рот наполнился вкусом железа. Кровавые легенды рвались наружу, словно спеша встретиться с теми, кто воплощал их в жизнь.
В конце концов люди Золотого Бога поняли, что велленцы — их братья, и перестали их истррепродукциять. Но Трехкрыл не знал, что должно произойти, чтобы слуги Кровавого Бога прекратили убийства. Они пришли три дня назад, и все это время кровь лилась, как льется по ночному небу молоко Звездной Реки…
Грохот и треск заполнили слух Трехкрыла. Удар огромной когтистой лапы, больше, чем у любого хищника джунглей, сорвал крышку с сундука из железного дерева, в котором он прятался. Увидев над собой жуткую зубастую морду, хранитель не выдержал и разомкнул зубы, чтобы закричать. Ничем больше не сдерживаемые сказания вырвались наружу, и чудовище с рыком отпрыгнуло. Оно замотало рогатой головой и вскинуло лапу, в которой гудела и жужжала та вещь, которой люди Кровавого Бога метали разрывающий гром. “Нет!” — хотел было воскликнуть Трехкрыл, но вместо человеческого голоса из глотки вырвался дух легенды о Великом Покорении. Он ворвался в его голову, точно вода в легкие тонущего человека, и заполнил ее танцами духов и масками силы. Из глаз, ноздрей и ушей хранителя брызнул свет ста тысяч слов, от которого чудище с когтями и клыками завыло и повалилось на колени. Трехкрыл засмеялся, осознав свою власть, и смех его обратился в фразы, сюжеты, обрывки речей, подвиги героев и лица злодеев. Они плясали и искрились, срываясь с языка, змеями заползали под облачения злобной твари и жгли ее плоть, наполняя воздух в хижине вонью горелого.
И тут слова застряли в горле хранителя. На его шее сомкнулся обруч, одновременно холодный, как труп, и горячий, как камень на солнце. Трехкрыл попытался выговорить еще хоть строчку, но онемевшие от силы легенд губы не могли вымолвить даже его собственное имя. Он ощутил, как обруч сжимается, лишая его воздуха, и, потеряв сознание, повалился на земляной пол.
За его спиной стояло громадное, сгорбленное, закованное в древние доспехи существо в шлеме, вытянутом словно вороний клюв. Сделав свое дело и замкнув бронзовый замок на ошейнике, покрытом рунами Бога Черепов, оно по-птичьи наклонило голову и всмотрелось в лицо хранителя сказаний. Наклонилось, протянуло руку — когти на ней, доселе полыхавшие ледяным пламенем, погасли — и с неожиданной для такого создания осторожностью раздвинуло его губы, чтобы всмотреться в черненые символы на зубах. Оно удовлетворенно кивнуло и резким движением повернуло голову к своему товарищу, который только что с трудом поднялся с пола.
Корпен Выжигатель хрипло каркнул на своего подчиненного, с презрением щурясь сквозь глазные щели клювастого шлема. Тот зашипел в ответ и склонил маску рогатого демона над лежащим без сознания пленником, примериваясь, как бы вцепиться в него когтями. Предостерегающий жест Корпена, похожий на прерванный бросок змеи, заставил его дернуться и отступить.
Молнии во Тьме были дикой стаей крылатых хищников, забывших о человеческих словах и обычаях, но даже они понимали, что приказ конунга Кхарла Львиная Кровь надо выполнять как следует. Владыка Полуночных Львов приказал доставить псайкера живьем. Пусть тот и оказался неожиданно силен, ошейник ограничивал его способности, и больше он не мог причинить боль воинам Хаоса. Раптору, которого звали Торн, предстояло усмирить свои инстинкты — тем более, что в окрестностях оставалось еще несколько деревень, где он мог бы утолить свою злобу. Однако Корпен, главарь Молний во Тьме, не собирался спускать ему с рук унизительную выволочку, которую тот получил от презренного колдуна.
Раптор-вожак издал череду визгливых пощелкивающих звуков, и издевательский тон заставил Торна подобраться и ощетиниться. Болт-пистолет в его руке снова загудел, чувствуя мысли хозяина и надеясь, что они обещают убийство. Узкие, черные и блестящие глазные линзы Корпена глядели на него, подначивая бросить вызов, а когти вновь окутались холодным голубым огнем. Не в силах выдержать этот взгляд, Торн передернул плечами, отчего нависшие над ними сопла прыжкового ранца, украшенные веерами кованых перьев из синеватой стали, откашлялись пламенем. С пронзительным воплем он рванулся вверх, прошел сквозь соломенную крышу хижины, как нож сквозь лист бумаги, и исчез в облаке сажи и трухи.
Корпен приосанился, гордый тем, что вновь подтвердил свою силу и власть, и каркнул. В его голосе слышался приказ. Не прошло и пяти секунд, как воздух в хижине как будто разорвало двумя ударами молний, и из ран, на мгновение раскроивших реальность, появились две фигуры, еще меньше похожие на людей, чем Корпен и его сбежавший собеседник. Их громоздкие сине-золотые доспехи, искаженные варпом, топорщились кривыми шипами, но поверхности, не покрытые наростами, выглядели еще страшнее. Каждая из них была подобна зеркалу, и в каждой отражались картины кровавой гибели людей, некогда попавшихся в лапы этим чудовищам. Отражения скакали и корчились на гладком металле, превращенном в нечто подобное обсидиану, и Корпен Выжигатель на пару мгновений залюбовался их мучительным танцем. Затем, встрепенувшись, он вырвался из созерцания и издал свистящий вопль. Варп-когти безмолвно повиновались. Они обмотали так и не пришедшего в себя хранителя легенд цепью и зажали ее концы в громадных, усеянных смертоносными лезвиями кулаках. Затем, взмахнув свободными руками, они крест-накрест рассекли пространство и нырнули в черный, истекающий ядом имматериума разрыв, который тут же сомкнулся за их спинами, оставив лишь слабый запах меди, озона и гнили.
Корпен Выжигатель проводил их, всплеснув когтистыми лапами. Все, что могло произойти с плененным псайкером в ближайшее время, его ничуть не интересовало. Идол Чернобога удастся пробудить лишь через восемь дней беспрестанных ритуалов, в которых ему, по счастью, придется принимать лишь опосредованное участие. Корпену куда как больше нравилось парить на свободе, разминая мышцы после длительного заточения в ограниченном пространстве космического кора[эх жаль]. Но приказы конунга все равно сковывали его незримыми узами, более крепкими, чем простые клятвы верности и службы. Он знал, что должен выполнить свою часть работы, прежде чем ему будет позволено летать где вздумается, охотиться и наводить ужас на выживших жителей Веллена.
Да, нужно выполнить свою часть. Корпен полоснул полыхающими когтями по стене хижины и вышел наружу. Поселение все еще горело, рапторы и варп-когти носились над останками изгородей и развалинами жилищ, сгоняя перепуганных жителей в загон для скота. Страх перед небесными охотниками лишал их сил и позволял управлять ими, как куклами. Корпен прищурился, пересчитал пленников и издал удовлетворенную трель. Их было больше сотни, как раз достаточно, чтобы обеспечить потребности конунга. Теперь Молнии во Тьме доставят их к лагерю, разбитому возле идола Чернобога, и смогут, наконец, как следует поразвлечься на воле.
— Что мы будем делать, если эта статуя окажется просто-напросто старым истуканом? Cколько в Галактике глупцов, что поклоняются ложным и бессмысленным божкам! И это не считая Трупа-на-троне!
Выпалив все это, Берхарт Мертвая Голова с вызовом уставился на нависшее в десяти метрах над ним каменное бородатое лицо, отвернулся и сплюнул. Громадное изваяние старца с молотом, стиснутым в мускулистых руках, никак не отреагировало на оскорбление.
— Ну, по крайней мере, мы здесь неплохо потрудились во славу Кровавого Бога, — утробно захохотал Эттель Галиндий. — Вот только что, если Чернобог, пробудившись, окажется не на нашей стороне? Хотя у нас, конечно, есть Богоубийцы...
Людоед пребывал в добродушном настроении, причиной которого была — впервые за несколько дней — сытость. Сразу после высадки ненасытные и бесплотные лимосы проявили свою власть над воинством Балтской Чумы. Позабыв о пирах на борту “Царицы резни”, воины Эттеля начали бросаться на любое живое существо, что попадалось им навстречу, разрывать его на части и пожирать, чтобы заполнить пустоту в своих желудках. Иные грызли землю и камни, пытаясь хоть как-то заглушить адский голод, но лишь одно могло по-настоящему его утолить: человеческая плоть. Отощавшие, с ввалившимися щеками, космические десантники по запаху отыскали ближайшие поселения велленцев и принялись кормиться. Но, даже измученные голодом до полубезумия, воины Балтской Чумы не забывали о верности Кхорну и подношениях к его трону. Дочиста обглоданные головы жертв кучами громоздились вокруг лагеря Полуночных Львов, молчаливо вознося хвалу их кровавому покровителю.
— Могу сказать, что кровь и плоть он любит ничуть не меньше твоего, — парировал Арвид Берг. Это он предложил отправиться в паломничество к древнему идолу, и кому, как не ему, было знать, на кого падет вина в случае, если ритуал обернется неудачей. — Но нужно больше, чем простое кровопролитие, чтобы пробудить Чернобога. Клянусь, на исходе восьмого дня он проснется, иначе… иначе я готов отдать свою голову Владыке Воинств.
— Уверен? — Берхарт уставился на него с тем же скептическим выражением, с каким минуту назад созерцал лик истукана. Лицом Арвид и впрямь напоминал статую, но не из темного гранита, какой пошел на идол Чернобога, а из бледного мрамора.
— Откуда ты вообще об этом узнал? — спросил Эттель, поудобнее устроив свое распухшее тело на импровизированном троне из обрубка железного дерева.
— Когда мы захватили “Исполнительницу желаний”, что носит теперь славное имя “Царицы резни”, я нашел в личной библиотеке капитана корабля очень старый манускрипт, — объяснил Арвид. — Свиток оберегало колдовство, но благословение Владыки помогло преодолеть его. В нем описывался ритуал, ради которого мы который уже день разоряем эту никчемную планетку. Если бы не эта рукопись, я бы и второго взгляда на нее не бросил.
— Из-за какой-то бумажки ты отправил нас гоняться за дикарями в джунглях? — недоверчиво произнес Берхарт, помолчал и внезапно расхохотался. — Ха! Ха! Надеюсь, ты сдержишь клятву? Я буду рад лично передать твою голову Кровавому Богу!
— Это право за мной, — прогремел голос, от которого даже у развеселившегося берсерка смех застрял в горле. Конунг Кхарл вышел из тени истукана, и лучи Сауле сверкнули, отражаясь от его золотой львиной маски. В одной руке он сжимал громадный цепной топор, чьи лезвия сочились неиссякающей кровью, а в другой держал пергаментный свиток, перетянутый черной, испещренной рунами лентой.
— Безусловно, повелитель, — Арвид слегка поклонился. — Но ритуал сработает. В этом можно не сомневаться.
— Сегодня мы должны принести в жертву сто одиннадцать смертных, — не обращая на него внимания, Кхарл широкими шагами прошел мимо и остановился, созерцая лагерь Полуночных Львов. — Я чувствую, что они уже близко.
Чуткий слух космических десантников уловил разноголосый плач и крик, доносящийся из леса. С вершины холма, увенчанного статуей Чернобога, они видели всю долину, заполненную шатрами и логовищами их воинства, и бесконечные просторы лесов и болот, окружающих ее. Долина эта была единственным сухим местом на тысячи миль вокруг, и то лишь потому, что ее расчистили огнем, способным испарять металл. Теперь на ее почерневшую землю вышла толпа людей разного пола и возраста, понукаемая птичьими воплями рапторов, что кружились высоко над их головами.
— За работу, — рыкнул конунг, и его лучшие воины нетерпеливо сорвались с места, на ходу вытаскивая ритуальные ножи.
Чернобог, как гласил древний манускрипт, любил получать в жертву головы, но только те, в которых хранилось колдовское знание. В простых смертных его интересовало нечто иное, но столь же легко доступное для Полуночных Львов. Сердца.
Пока Арвид Берг, Берхарт Мертвая Голова и Эттель Галиндий, позабыв обо всех своих различиях и неприязнях, увлеченно вскрывали грудные клетки и вырывали из них пульсирующие комки плоти, конунг Кхарл подошел к Корпену Выжигателю, который с видимым наслаждением вслушивался в хор наполненных отчаянием криков и стонов.
— Где колдун? — прорычал он сквозь львиную маску. Раптор вытянул шею и дернул головой назад, словно уклоняясь от удара. Видимо, этот жест означал приказ, потому что к нему тут же подошли двое варп-когтей, которые держали закованного в цепи хилого дикаря с вытаращенными в ужасе глазами. Маска зверя оскалилась, будто живая, и Кхарл с презрением плюнул на голую грудь пленника, украшенную татуировкой в виде трех крыльев. Ядовитая слюна поползла по коже, разъедая затейливый узор, и дикарь завопил от боли.
— Отдай его Кровопийцам. Они знают, что делать, — пророкотал Кхарл.
Варп-когти потащили пленного псайкера к кучке краснокожих мутантов, которые поджидали их возле большого шатра из содранной с трупов кожи, идиотски ухмыляясь и поигрывая мясницкими крючьями в опухших лапах. Корпен проводил их двусмысленно-игривым свистом, а потом склонил голову набок и выжидающе уставился на конунга. Тот махнул рукой. Рев прыжковых двигателей слился со счастливым криком раптора, когда тот взмыл в небеса, готовый снова приняться за охоту — но теперь на своих условиях. Вся стая Молний во Тьме ринулась следом за вожаком, каркая и вереща, и вскоре последний из них исчез под темным пологом дождевого леса.
Кхарл повернулся и обратил взгляд пылающих глаз на монументальное подножие языческой статуи. Оно представляло собой монолитную плиту из черного, как сама тьма, камня неведомого происхождения, но теперь ее траурный фон нарушали крупные багровые пятна. Их было три — воины, взявшие на себя роль священных жрецов-палачей Чернобога, предпочли складывать свои подношения в разные места, нежели сваливать одной кучей.
Конунг поднялся к основанию идола и осмотрел груды вырезанных сердец, окруженные медленно расплывающимися лужами крови. Затем развернул свиток и прочитал первую строку из восьми, призывающих ужасного бога вернуться в мир смертных. Когда он закончил, из-под клыков львиной маски просочилась струйка крови и стекла вниз, капая на нагрудник его древних доспехов.
Кхорн, бог воинов, ненавидит колдовство, ибо оно — бесчестное оружие, позволяющее слабым одолеть сильных. Но разве можно увидеть подлость в строках, которые призваны освободить одного из возлюбленных детей его? Разве можно назвать нечестивыми слова, которые всего лишь переворачивают задом наперед заклинания, некогда пленившие свободную и яростную сущность?
Если бы владыку Полуночных Львов занимали философские измышления, он бы ответил на этот вопрос. Но одним из преимуществ служения Кхорну являлось то, что подобные упражнения в бессмыслице его последователей нисколько не волновали. Они знали, что от них требуется: резня, разрушение и кровопролитие. Любая вещь, которая позволяла творить все это в больших масштабах, считалась приемлемой и похвальной.
Миновала неделя с тех пор, как космические десантники высадились на Веллене. В первое же утро после приземления они спустили с цепи Кровопийц, наказав им бродить по окрестностям и обращать в себе подобных людей, которых удастся догнать. С тех пор, что ни ночь, а распухших багровых мутантов в лагере все прибывало. Подобно болезни, пагубное влияние Хаоса расползалось от статуи Чернобога.
И каждый день одна из банд, [ну уж нет]одящихся под началом Кхарла Львиной Крови, уходила в топкие, густо заросшие болота, чтобы изловить живьем сто одиннадцать дикарей, а всеми остальными, кто попадался им навстречу, смазать жаждущие лезвия своих мечей и топоров. Так продолжалось три дня, пока окрестности не обезлюдели, а гончие плоти, следующие за Балтской Чумой, не вынюхали по следу страха последние укрытия. На четвертый день Отсекатели, кружившие над гнилыми долами Веллена, обнаружили большое пещерное убежище дикарей, и Львы, увлекшись облавой, едва успели пригнать многотысячное стадо рабов к идолу до заката. Сердце последней жертвы шлепнулось на алтарь за считанные секунды до того, как солнце кануло за горизонт. Еще немного, и ритуал пришлось бы начинать заново. Впрочем, Арвид Берг оставался невозмутим и потратил в тот день не меньше часу на то, чтоб отчистить запекшуюся кровь с доспехов.
На пятый день дикари Веллена собрались огромной ордой и посреди бела дня ринулись на лагерь Полуночных Львов, чтобы освободить оставшихся пленников. Дикарей вдохновляли шаманы и вожди, ревущие на сто разных голосов, и каждый из них повторял одно и то же. Даже когда они умирали среди своих изрубленных в мелкие куски сородичей, когда их заживо пожирали каннибалы Балтской Чумы, когда волокли к алтарю безумно рычащие берсерки, чтобы поднести их плоть в дар кровожадному богу — дикари кричали только одно: Чернобогу нельзя дать проснуться.
На шестой день Губители Святых придумали новую забаву. Расхаживая среди клеток из гибких прутьев, в которых сидели запуганные пленники, они нашептывали им о могуществе Кхорна, демонстрировали свои отвратительные мутации, даровавшие им, тем не менее, огромную силу, и ломали, как сухие травинки, отнятые у шаманов костяные амулеты — жалкие святыни дикарей. Некоторые смертные, слабые духом, сходили с ума от такой демонстрации и умирали, разодрав себе горло ногтями, лишь бы не видеть всех этих богохульств. Другие молчали, впав в безразличное отчаяние. Но были и такие, в глазах которых разгоралась надежда — и жажда крови.
Седьмой день прошел без перемен, если не считать того, что Берхарт Мертвая Голова объявил, что дарует свободу любому рабу, который возьмет на себя его долю ежедневных жертвоприношений. Посовещавшись, вожаки Полуночных Львов приняли его решение и были вознаграждены чудесным зрелищем того, как дикари вырывали сердца своим вчерашним друзьям и соплеменникам, поднимая их к небесам во славу Кхорна и Чернобога. Убийцам дали возможность уйти куда глаза глядят, но все до единого остались в лагере, чтобы проповедовать новую веру среди пленников. Ночью они причащали сородичей кровью и рассказывали, как наконец поняли, чего втайне жаждали все это время, прозябая в ядовитых болотах Веллена.
На восьмой день на лагерь, теперь больше напоминающий дьявольскую бойню, легла пелена благоговейной тишины. Рабы говорили затравленным шепотом, похрюкивание и рык Кровопийц превратились в глухое мычание. Сегодня предстояло пробудить Чернобога и по-настоящему узнать, что он такое.
Арвид Берг прошел через лагерь, от алтаря-подножия, заваленного толстым слоем разлагающихся сердец, до главных ворот, отмеченных двумя кучами черепов. Он подчеркнуто не обратил внимания на Берхарта, который сидел со своими берсерками у костра и, ухмыляясь, провел ребром ладони по шее, завидев своего давнего соперника. Командира Вечного Возмездия интересовало нечто другое. Нечто, что опускалось с орбиты, где дремала, созерцая кровавые сны, “Царица резни”.
Ни один “Коготь ужаса”, какие использовали космические десантники, не мог бы вместить в себя это порождение мрака. Ни один праведный жрец Омниссии не осмелился бы прикоснуться к нему, чтоб измерить его ужасающие масштабы и изготовить посадочный модуль, который мог бы его вместить. Темные Механикус, служащие Полуночным Львам, превзошли сами себя, решив эту задачу, настолько же инженерную, насколько и колдовскую.
Окутавшись пламенем, “Погибель Ультариэля” вошла в атмосферу Веллена, как кинжал в грудь жертвы. Разглядев в дневном небе ее огненный шар, Арвид удовлетворенно кивнул и начал приготовления к посадке. Каждый дюйм земли, на которую должна была опуститься “Погибель”, следовало полить свежей кровью. Вскоре на площадке, специально расчищенной Кровопийцами, образовался алый круг в кольце из бледных скорчившихся трупов. В центр Арвид швырнул живого связанного раба и поднялся к подножию идола Чернобога, чтобы получше разглядеть плод своего труда.
Прошло несколько минут, прежде чем “Погибель Ультариэля” врезалась в посадочную площадку, словно огромное, окованное сталью копье. Цепи из тайных сплавов, которые сдерживали и направляли ее падение, опали наземь. Зыбкая почва Веллена просела на добрых два метра, и все равно адская машина высоко вздымалась над землей. Демон, заточенный внутри башни из черепов и темного, усеянного шипами металла, взревел, почуяв свежую смерть.
— Вот моя подстраховка на случай, если Чернобог окажется не на нашей стороне. “Погибель” поможет расправиться с ним, — проговорил Арвид, многозначительно глянув на Эттеля. Вождь Балтской Чумы усмехнулся и одобрительно кивнул. Он поднял грузное, закованное в керамит тело, чтобы направиться к алтарю, но остановился, когда увидел, что место священного палача уже занял конунг Кхарл.
— Тот, кто приносит жертвы в последний день, обретает власть над идолом, — прош[оппа!]л Арвид. — Мы не должны мешать ему.
Чемпионы Полуночных Львов застыли, словно сине-золотые статуи. Но каждый из них мог почувствовать на себе подозрительные взгляды других, выискивающие малейший намек на предательство, на внезапную вспышку зависти и злобы, которая может разрушить их союз ради шанса овладеть могуществом Чернобога.
Никто не двигался с места. Только рабы один за другим тащились из своего загона наверх, чтобы пасть под клинком Кхарла, с каждым ударом повторяющего восьмую строку манускрипта, и отдать свои сердца ненасытному алтарю. Груда трупов у подножия холма росла. Кровопийцам, которые вывели из большого шатра последнюю жертву, пришлось разгребать тела в стороны, чтобы пройти.
Хранитель легенд болотных племен, дикарь, пойманный Молниями во Тьме в первый день великой охоты, не мог стоять на ногах, и мутанты наполовину приволокли, наполовину дотолкали его до алтаря. Ожоги, рубцы и следы иных, более изощренных пыток пятнали все его тело. Татуировки в виде трех крыльев на груди больше не было, как и кожи, которую она когда-то покрывала. Бронзовый ошейник глубоко вгрызся в ненавистную плоть колдуна, но, стоило Кхарлу протянуть когтистую руку к замку, открылся и упал наземь.
Впервые за все эти дни пленник вздохнул полной грудью. На третьем вдохе его веки затрепетали, глаза и рот наполнились странным призрачным свечением, и загадочные символы начали проступать сквозь кожу. Тело, прежде безвольно висевшее в хватке Кровопийц, приподнялось, будто пытаясь взмыть в воздух. Хранитель облизнул пересохшие губы и открыл рот, чтобы позволить силе легенд снова вырваться наружу…
Но вместо слов его горло покинула лишь струя крови. Конунг вытащил нож и ударил еще раз, полностью отделив голову от тела. Кровопийцы швырнули тело вниз, где оно ударилось оземь и начало стремительно распадаться, обращаясь в дым и прах. Голову же Кхарл триумфально водрузил на кучу вырезанных сердец.
С минуту ничего не происходило. Глаза псайкера продолжали вращаться в орбитах, а губы — беззвучно шевелиться. Наконец, когда последние движения прекратились, раздался звучный удар, от которого вздрогнули даже видавшие виды космические десантники. Затем еще один. И еще.
Сердца пульсировали.
И свежие, и давно обратившиеся в комки гнили под жарким солнцем, они бились как одно. Их стук напоминал тамтамы дикарей, и вскоре на него отозвался еще один барабан, еще один мощный, неудержимый ритм. Забилось сердце в каменной груди.
Демон, скованный в глубине “Погибели Ультариэля”, взревел, почуяв сородича. Ответный рев расколол постамент под ногами идола. Впервые за много веков Чернобог высвободился из камня и взмахнул молотом, со свистом рассекая воздух. Порванная кольчуга на его могучей груди сменилась новой, черной как сам вакуум броней, а морщинистое лицо оскалилось в свирепой усмешке. Взгляд глаз, как будто наполненных расплавленным металлом, опустился на тех, кто дерзнул призвать это живое воплощение убийства. Даже космические десантники, считавшие себя Ангелами Смерти, не осмеливались встретить этот взор. Все, кроме одного.
— Великий Чернобог, — проговорил конунг, глядя в лицо ожившего идола. — Я, Кхарл Львиная Кровь, явился в твои земли, чтобы пробудить тебя от тысячелетнего сна.
— Я ждал тебя, — пророкотал Чернобог голосом, который глубоко вибрировал, словно отражаясь эхом внутри его груди. — Преклони передо мной колени!
Полуночные Львы затаили дыхание, глядя на своего властителя. Тот не дрогнул, подняв перед собой истекающий кровью топор.
— Конунг Кхарл ни перед кем не преклоняет колен, демон. Прими мою власть и сражайся рядом со мной, или отринь ее — и сгинешь в варпе.
Долгие секунды Чернобог молчал, сжимая в руках многотонный молот. Отзвуки древних заклинаний витали в воздухе. Наконец, живой идол опустил оружие, сложил руки на рукояти и опустил голову.
— Я слушаю, повелитель.
— Отныне ты следуешь за мной и моими Полуночными Львами, — прорычал Кхарл, — чтобы проливать кровь во имя Владыки Черепов.
— Кровь! Черепа! — взревел Чернобог, ударив навершием молота в груду плоти у своих ног. — Пусть начнется кровавая месть!
Рык пробужденного чудовища подхватил многоголосый хор, в котором сплелись голоса людей, существ, давно переставших быть людьми, и существ, которые ими никогда не были. Этому кличу предстояло еще долго витать по самым темным закоулкам Веллена.
— Кровь для Бога Крови! Черепа для Трона Черепов!
