Часть вторая. Трейсер
V. 28 июля 2231г.
- СЛОЖИТЕ ОРУЖИЕ. ВЫ БУДЕТЕ УНИЧТОЖЕНЫ.
В этих словах нет ошибки искусственного интеллекта. Две фразы не противопоставляются друг другу. Никто не дает выбора "сдаться или умереть". Просто перед тем, как умереть, предлагается сдаться.
Констатация факта. Вы все равно будете уничтожены, так что сложите оружие и не оттягивайте неизбежное.
- СЛОЖИТЕ ОРУЖИЕ...
Предупреждение приходит по миллионам адресов. По всему миру голографические экраны обретают одинаковый вид - черный фон, красное окошко с логотипом в виде оленьей головы. А динамики повторяют снова и снова:
- ...ВЫ БУДЕТЕ УНИЧТОЖЕНЫ.
Голос, которым зачитывается сообщение, подобран идеально. Он пробуждает древние, давно похороненные человеческие страхи и чаяния. Вытягивает из подсознания и наполняет новым смыслом крупицы памяти о той эпохе, когда человек еще был игрушкой в руках жестокой матери-природы. Когда от смерти его отделяла длина копья и сила слепой веры в благосклонность тех, кому он приносил жертвы.
В этом голосе звучит ветер, сбивающий снежные шапки с обледенелых кромлехов. В нем чувствуется терпкий привкус горячей, дымящейся на морозе крови. Слышится эхо катящейся по склонам лавины, кажущейся далекой, пока не становится слишком поздно.
"Цернуннос", последняя функционирующая богопрограмма, объявляет войну человечеству.
- СЛОЖИТЕ ОРУЖИЕ. ВЫ БУДЕТЕ УНИЧТОЖЕНЫ.
Даже здесь, под защитой неуязвимых для богопрограммы систем, за линиями цифровой обороны, под толщей скальной породы и феррокрита, кое-кому становится неуютно от этих слов.
Потому что на голографическом экране слепящий луч перерезает пополам громаду флагмана Объединенного земного флота.
Как бы не повернулась история человечества, этому кадру суждено стать ее частью, встать в ряд себе подобных за три с лишним века. Символом необратимых перемен, отметкой, разделившей мир на "до" и "после". Пылающий линкор "Аризона" на рейде Перл-Харбора. Оседающие в клубах дыма и пыли нью-йоркские башни-близнецы. Треснувший, словно яичная скорлупа, купол Капитолия. И вот - белая линия, перечеркивающая молотоголовую тушу "Вилхелма." Больше, чем кадры.
- СЛОЖИТЕ ОРУЖИЕ...
Десятки и сотни сообщений, вызовов, запросов. Еще не паника. Когда дойдет до паники - будет совсем плохо.
- ...ВЫ БУДЕТЕ УНИЧТОЖЕНЫ.
Цепкий взгляд перескакивает с одного окошка на другое. Фиксирует самое важное. Пальцы порхают по голографической клавиатуре, облекая мысли в текст.
За экраном следит еще одна пара глаз. Но обрамленные неестественно яркой фиолетовой радужкой зрачки то и дело сбиваются, косятся на смятую пачку в кармане рубашки.
Когда пальцы отвлекаются от иллюзорных клавиш, когда они подхватывают тонкую сигарету, когда чиркают колесиком зажигалки, эти глаза наполняются слезами.
- СЛОЖИТЕ ОРУЖИЕ. ВЫ БУДЕТЕ УНИЧТОЖЕНЫ.
- Подтверждено. "Шпага", сектор 19-03. Запрашиваем удар.
- Связь потеряна. Повторяю, связь с "Вилхелмом"...
- ...силам ПВО. Сбивать все, кроме спасательных капсул. Когда начнет снижение...
- ...потери среди мирного...
- ...запрос подтверждаю...
- ВЫ БУДЕТЕ УНИЧТОЖЕНЫ.
Словно опьяненный яростью боец, еще не осознавший, что получил смертельную рану, "Вилхелм" продолжает сражаться. Вновь расчерчивает небо алым - от стволов турболазеров до точки, откуда был нанесен удар. Но для корабля все уже кончено. Как в замедленной съемке, пламя пожирает...
...бумагу и табак. К потолку возносится едкое дымное колечко, а оранжевая точка на конце сигареты становится огненным шаром, кометой, солнцем - по мере того, как приближается к слезящимся глазам. Замирает прямо над переносицей.
Серия взрывов очерчивает контуры силовых систем кора[эх жаль], превращая тот в анатомическое пособие самого себя. В пламени один за другим пропадают три многометровых куба жилых отсеков. Затем огонь доходит до кормы. До двигателей и...
...правого виска, пройдя в паре миллиметров от кожи,опалив бровь. Затем, чиркнув по кончикам длинных, напитанных тушью ресниц, возвращается и вновь замирает над мокрым, беззащитным глазным яблоком. Для обладательницы фиолетовой радужки мир исчезает, становится светом - обжигающим, болезненно резким, бело-голубым.
Бело-голубой свет дюз "Вилхелма" меркнет. Еще поддерживаемые маршевыми двигателями и атмосферными стабилизаторами, обе половины корабля снижаются обманчиво медленно, хотя в реальности падение занимает не более тридцати секунд.
Первой на Анжелес опускается молотообразная "голова". Клубы пыли накрывают город бежевым саваном. Сила удара такова, что сейсмическая волна доходит и сюда, за многие километры от места гибели "Вилхелма".
По экрану пробегает рябь. Свет ламп, моргнув, вновь становится столь же чистым и холодным. А с кончика сигареты срывается пылающий уголек и, милосердно разминувшись с нижним веком, катится вниз по щеке.
- СЛОЖИТЕ ОРУЖИЕ...
- Сэр, мы вскрыли их канал. Предоставляю доступ.
Взгляд переключается на новую информацию. Сигарета возносится вверх, возвращается в угол тонкогубого сухого рта. Никотин привычно устремляется в легкие, помогая сконцентрироваться.
Фиолетовые глаза моргают, постепенно восстанавливая способность видеть. Если бы с блестящих сиреневой помадой губ мог слететь вздох облегчения, он бы оттуда, безусловно, слетел.
Все внимание человека в кресле сосредоточено на услышанном. Пальцы быстро и точно отбивают сообщения, хрипловатый голос отдает приказы. Позабыт "Цернуннос", его загробный голос впустую продолжает повторять одно и то же. Позабыта неестественно яркая фиолетовая радужка, пропитанные тушью ресницы и блестящая сиреневая помада, позабыт свежий ожог на смуглой щеке.
И лишь когда все приказы [ну уж нет]одят своих адресатов, пальцы подхватывают догоревшую почти до фильтра сигарету и без лишних сантиментов отправляют ее в теплую, влажную темноту между неспособных сомкнуться челюстей. Крохотный огненный метеор с шипением приземляются на языке. Не задержавшись, останки сигареты проталкивается дальше, словно в мусороприемник.
На экране, спрятав окна с трансляциями новостей, закрыв погр[лобзал]ьный костер "Вилхелма", расцветают два зернистых изображения.
Худощавая, похожая на мальчишку женщина в сине-красно-белом костюме, с лицом, закрытой защитной маской.
И рослый мужчина, с головы до ног закутанный в черное. Его лицо - тоже маска. Безупречно белый нечеловеческий череп.
Встреча старых друзей обещает быть интересной.
Даже жаль, что у человека в кресле есть иные дела.
VI. 11 октября 2087г.
-featuring Iron Maiden - Moonchild-
- Пс-с-ст. Глянь-ка сюда. Во-о-от, любуйся и гордись мной. Хранил на черный день, ну так хрен ли ждать, пора опробовать деток в деле. Узконаправленные, десять метров, это тебе не армейские глушилки... Но нам больше-то надо? Не, не надо. Там главный зал хватит перекрыть, ну и по периметру, где уж маячок закинет...
- Ну-ну.
- Чего? Ты, это, рыло держи бодро! Сегодня точняк не упустим, культей чую.
- Ага. Попрыгунью уже "не упустил" так.
- Пф! Сравнил хрен с пальцем! Кто та, и кто эта. Мекса ноль без палочки, простой смертный. У нее пиратская копия, на маячки завязанная. А попрыгунья - это, еханная сила, натурально девка-призрак. Я не секу только одно. Как она хренью этой управляет? Не видел ни разу, чтоб она трогала там чего, когда прыгает.
- Она псионик недоразвитый. Управляет силой мысли. И она не прыгает. Она ныряет.
- Значит, понырунья... Не. Не звучит. И вообще, откуда такие интимные познания? Раскрой секрет, не томи.
- Заткнись и собирайся.
- Ну Сви-и-и-ин. Сознавайся.
- Ну от дока, положим.
- Дока? Ангела, что ли? Оу! Это когда ты с ней и лясы поточить успел-то тогда?
- Не твое крысячье дело.
- "Босс". Ты забыл добавить "Босс".
- Собирайся.
- Бе-бе-бе. Ладно, покатили. Знаешь, в чем ржач будет? Если там и с попрыгуньей пересечемся. Точно говорю ж, она в "Кросс" хаживает.
- Ну так надейся и жди.
Надеждам и ожиданиям было суждено исполниться менее чем через час, но об этом не знал ни один из участников диалога.
...Хруст битого стекла под ногами быстро перестает восприниматься сознанием, превращается в еще один фоновый шум. Потому что стеклянным крошевом здесь покрыт каждый квадратный дюйм пола.
Сцену, пилоны, тяжелые занавеси уже не различить в дыму. Как и потухшие, мертвые буквы, складывающиеся в название этого места. SOUTHERN CROSS.
Взгляд на часы. Ярко-голубой экранчик показывает 23:17, 11 октября 2087 года. Зацепка, позволяющая не потерять себя.
Едкая вонь горящего пластика. Запотевшее желтое стекло защитных очков - точнее, то, что от него осталось. Правый глаз почти ничего не видит, да что там "почти" - совсем.
Приглушенные крики откуда-то из-за оплавленных перегородок. Она делает усилие, заставляя себя не слушать, не слышать.
Не думать о том, кто сейчас помогает ей идти, хотя сам припадает на протез искалеченной ноги.
- Какого хрена... - сипло выругался Крысавчик, - какого еханного хрена оно все не заткнется?
Эти слова заставляют ее сознание переключиться на то, что не имеет сейчас особого значения. Действительно. Музыка продолжает играть, хотя ЭМИ-заряды должны были выжечь всю электронику в помещении.
Против ее воли мозг фиксирует слова, исторгаемые динамиками вместе с быстрыми, плавными, пульсирующими переливами. Слова, написанные в другом веке для другой музыки, более резкой и жесткой, чей ритм не обязан был совпадать с бегом сердца танцующих.
I am he, the bornless one
The fallen angel watching you!
Babylon, the Scarlet Whore
I'll infilrate your gratitude!
- С-[собака]. Как ж больно!..
Тела на полу. Человеческие, окруженные черными кляксами крови. И нечеловеческие. Некоторые еще искрят, дергаются, но тут уже ЭМ-импульс сработал так, как должен был.
Дверь распахивается от удара ноги, впуская свет и чистый воздух. Наконец-то можно разглядеть покрытое копотью лицо Крысавчика, багровое, в свежих волдырях. Расширенные зрачки, недоуменно уставившиеся в ее собственное лицо. Потрескавшиеся губы кривятся.
- Твою мать. Попрыгунья, у тебя... это...
Она сдернула очки, потерла правый глаз. Заорала, когда пальцы коснулись того, что глазом уже быть никак не могло.
От ужаса, не от боли. Как ни странно, боли не было.
Музыка продолжала играть.
Moonchild, hear the mandrake scream!
Moonchild, open the seventh seal!..
VIII. 28 июля 2231 г.
-featuring Iron Maiden - Moonchild; Only the Good Die Young-
...Падение обратно в реальность, как обычно, было головокружительно быстрым и болезненным. Мир сгустился вокруг нее, сжал голову тисками, заставил скорчиться в позе эмбриона. Когда пульсирующая боль наконец-то ослабила хватку, пальцы сами собой нащупали корпус хроноакселератора. Даже сквозь продолжавшую терзать уши призрачную музыку она расслышала, как гудение стихает, провожая переход прибора в режим стабилизатора. Достаточно. Она нырнула, когда ударная волна от "Вилхелма" дошла до здания, когда стало ясно, что спастись, двигаясь со скоростью обычного человека, она не сможет. Время застыло, как сотни раз до того, воздух стал тягучим, словно клей. Она бежала, опережая вспучивающиеся клубы пыли и крошева, уворачиваясь от медленно опускающихся на землю обломков, слыша лишь рокот собственного сердцебиения. А затем была темнота. Хруст битого стекла и едкая вонь пластика, вернувшиеся из небытия.
Свет резанул по глазу, заставляя снова сжать веки, подождать, позволить жжению отступить. Затем повторить попытку.
Часы показывали 16:39, 28 июля 2231 года.
Трейсер мысленно пробормотала слова благодарности неизвестно кому. За то, что события в клубе "Сазерн кросс" остались в прошлом, в 2087 году.
Впрочем, и в настоящем хватало битого стекла, горящего пластика... И крови.
Холод отступил. Сердце отбивало стакатто в такт музыке, не желающей уходить вслед за видениями.
And if you try to save your soul,
I will torment you - you shall not grow old;
With every second and passing breath
You'll be so alone, your soul will bleed to death!..
Когда-то она была способна совершать десятки хроноскачков в день, избегая цепких объятий смерти. Голубым сполохом уходя не только от пуль, осколков и иных средств досрочного и болезненного прекращения существования, но и от старости - каждый прыжок отматывал для нее время на отметку в двадцать лет и семь месяцев. Возраст, в котором пилот-испытатель Лена Окстон исчезла из реальности, чтобы вернуться уже не совсем человеком.
Сейчас, спустя полторы сотни лет, она вполне понимала, почему вечная молодость всегда отождествлялась с проклятием. Человеческое сознание не было рассчитано на столь частое и грубое попрание законов бытия. Приступы и видения, сперва редкие, неопасные, от которых она отмахивалась, со временем стали постоянными спутниками хроноскачков. Даже когда она не пользовалась акселератором неделями, не было никакой гарантии, что очередной удар не настигнет ее в самый неожиданный момент, не скрутит тело, отправляя сознание блуждать в закоулках прошлого. Минутами, часами. Рекордный приступ чуть-чуть не дотянул до суток.
Выход был. Он был всегда, с тех пор, как Уинстон, объясняя принципы работы самого первого акселератора, с нажимом произнес: "даже когда не носишь его, всегда держи рядом. И не выключай. Никогда."
Просто вырубить хроностабилизатор. Позволить времени забрать долги. С процентами. Огромными процентами.
Знал ли Уинстон, что с каждым годом Трейсер будет задумываться об этом все чаще?
Возможно. Он многое предвидел, а что не предвидел - о том догадался. И первым сделал свой выбор. "Эта планета больше не для меня" - значилось на этикетке от арахисового масла, приклеенной к центральному монитору "Афины".
Он не дождался финала истории. Не дождался момента, когда после предъявления всех взаимных счетов, после геноцидов и механоцидов, заключения и расторжения самых странных союзов, когда после распада привычного миропорядка у человечества наконец-то заработает иммунная система. Когда земной шар займет свое место на треугольном красном гербе, в когтях черной птицы с расправленными крыльями. Над девизом, обещавшим всем "единство, процветание, свободу."
На гербе Лиги Объединенных держав.
22 ноября 2229 года стало датой провозглашения нового мирового порядка. Крупнейшие державы Земли объединились под эгидой доктрины Божественного человечества, идеологии рационализации через искоренение культурных различий, религий и национальных языков. После полутора веков войн и катаклизмов эта плата казалась более чем приемлемой.
Многие из соратников, друзей и знакомых Трейсер также не дождались этого момента. Как, например, убитый еще в 2081 году Джек Моррисон, первый из тех, кто носил позывной "Солдат-76". Его маска с горизонтальным красным визором и не по-военному яркий защитный костюм стали символами ушедшей эпохи, со временем обретшими новый смысл. Трейсер была третьим по счету Семьдесят шестым, возглавившим иных героев на иной войне. Третьим и, вероятно, последним.
Другие - дождались. Как доктор Анжела Циглер, субдиректор Департамента здоровья ЛОД, продлившая свой век далеко за установленную природой черту. Белокрылый ангел, вставший на сторону врагов Бога, потому что мог так помочь большему количеству людей.
Ее служба, впрочем, была недолгой. 8 мая 2231 года Анжела покончила с собой.
Не так много людей знало о происходящем достаточно, чтобы соотнести это с ее участием в проекте "Очищение". Работой с бесконечным потоком "добровольцев" из числа тех, чьего исчезновения никто не замечал. А если замечали, то вздыхали с облегчением.
Возможно, Ангел не смогла дальше идти на сделки с самой собой. Возможно, она просто очень, очень устала.
Не дожидаясь, пока сознание прояснится окончательно, Трейсер подобрала с пола импульсную винтовку, поправила защитную маску. Фильтры респиратора милосердно блокировали запах гари.
За окном - тем, что оставалось от окна, - пылали обезглавленные, перевернутые "пумы" и "атласы" армии Тихоокеанского союза. Она помнила, как ударная волна смяла, схлопнула дома, подбросила в воздух танки и шагоходы, словно игрушки. "Вилхелм" рухнул на город почти вертикально; если бы он врезался в земную поверхность под углом, на большой скорости, разрушения были бы куда сильнее. Но и без того урон Анжелесу был нанесен колоссальный.
Впрочем, все, имевшие к этому отношение, знали, на что шли.
Весь "Лэствоч".
Вполне заслуженно квалифицированный как террористическая организация, хотя состоял всего из четырех человек и трех омников.
Солдат-76, Тамплиер, Ганс и Гретель, Троцкий, Джинн, Экстерминатор.
Самозваные наследники, продолжатели дела, идейные последователи. Их цели были туманны, методы - сомнительны. Пожалуй, больше всего они преуспели в дискредитации своих предшественников.
Впрочем, им не повезло с эпохой. Стать частью Лиги, как Ангел, они не могли. Сражаться против нее было бессмысленно. Но они сражались.
Присоединение Тихоокеанского союза к Лиге Объединенных держав казалось решенным делом. Калифорнии, чуть больше века гулявшей на свободе, пора было возвращаться обратно, в лоно перерожденной империи. Япония и Объединенная Корея не имели шансов выстоять в условиях блокады со стороны Восточноазиатского региона Лиги.
В новостях говорили о демонстрациях в Токио и Сеуле, о террористических атаках в исполнении - как удивительно! - сплошь омников и текки. Но было очевидно, что правительство Союза пошло по пути выбора меньшего из зол. Несколько сотен тысяч разумных машин и отбросов общества не стоили отказа от благ единения с Божественным человечеством. Тем более что тут, в Анжелесе-Франциско, к сосуществованию с Лигой давно привыкли. Никто не верил, что ЛОД будет что-то всерьез менять в бывшем штате, давно ставшем неофициальной частью Североамериканского региона.
Этой ночью что-то пошло не так. Что-то пошло чертовски плохо, настолько плохо, что жителей Анжелеса в семь утра разбудил вой сирены воздушной тревоги.
И экстренный выпуск, уже вошедший в историю. Канал Центральных новостей Земли, 07:30 по местному времени.
Звука не было. Но и без него картинка говорила сама за себя. Бегущая строка подсказывала.
"...без предупреждения... ракетные удары по территории ЛОД..."
Руины и крошево, пожары. "Честь превыше жизни" на знамени Первого бронекорпуса, разворачивающиеся лепестками купола бункеров. Солдат в силовой броне, показывающий пальцем куда-то вдаль. Искрящие, дергающиеся останки омников. А затем - серебристые левиафаны, медленно следующие за движением Земли, оставаясь неподвижными громадами над зданиями и клубами дыма.
Линейные крейсера, первенцы Объединенного земного флота, принимавшие боевое крещение у себя на родине. В конфликте, о котором мир ничего не знал еще прошлым вечером.
"Вилхелм" в пронзительно синем небе Анжелеса.
"Джордж" над погруженным во тьму Токио.
"Николас", почти касающийся сияющих шпилей Сеула.
"...подтверждается, что Тихоокеанский союз использовал богопрограммы."
Трейсер не видела этот выпуск. Ей было не до того. Она не созерцала историю, она ее творила.
Треск переключаемых каналов. Шипение помех. Тишина. Снова шипение.
- ...сектор 5 и 16, запрашиваем...
- ...кто слышит...
- СЛОЖИТЕ ОРУЖИЕ. ВЫ БУДЕТЕ УНИЧТОЖЕНЫ.
- ...подкрепления...
- СЛОЖИТЕ ОР...
Тишина. Шипение. Тишина.
- Прием, Семь-Шесть. Прием.
Ну наконец-то.
- Прием, Джинн. Я жива. Ты в порядке?
- Очень хорошо. Да, я в порядке.
Что-то в его голосе насторожило Трейсер. Заставило вспомнить разговор двухдневной давности.
Разговор, которому предшествовало последнее совещание "Лэствоч" в привычном составе.
Возможность снова активировать богопрограммы у Тихокеанского союза была. Корея, воевавшая с омниками едва ли не дольше России, в конечном итоге собственными силами изолировала "Цернуннос" - одну из последних богопрограмм, дольше которой продержались только "Кали" и "Чернобог". Копия кода хранилась в "Комнате-39" под радиоактивными руинами Пхеньяна.
Желания снова активировать богопрограммы у Тихоокеанского союза, разумеется, не было.
Потому что не было у него и возможности хоть как-то контролировать освободившиеся иск-ины. Разве что молиться, что несовместимость протоколов связи окажется для них непреодолимым препятствием.
А вот у "Лэствоч" такое желание было. Потому что подписанные накануне документы предусматривали, в числе прочего, выдачу Лиге нескольких террористов и военных преступников, скрывавшихся на территории Союза. В списке значились фамилии четырех людей и индексы трех омников, которые на территории Союза делали много всего, но уж определенно не скрывались. Скорее, наслаждались славой и признанием.
И сейчас во власти этих четырех людей и трех омников было спутать планы сильных мира сего. Напомнить Божественному человечеству, что кое-каких богов оно рановато похоронило.
У них было желание и была возможность.
Трейсер, Ганс и Гретель, Экстерминатор и Троцкий проголосовали "за". Тамплиер - "против", и свое решение он пережил на сорок одну секунду. Рисковать они были не вправе.
Джинн воздержался.
- Мы все уже мертвы, Лена, - произнес он тогда, машинально поглаживая бороду и глядя куда-то поверх дымящегося еще экзоскелета Тамплиера, - мы все мертвы, и ты это знаешь лучше нас вместе взятых.
...Seven downward slopes,
Seven bloodied hopes
Seven are the burning fires...
Музыка, не желая оставлять свою жертву, продолжала играть на краю сознания. Слова время от времени всплывали на поверхность, словно пузыри. Машинально отметив, что мотив сменился, Трейсер мотнула головой.
- Какая обстановка? Что у наших?
- Троцкий - все. Экстерминатор - все. - Джинн как-то неприятно хихикнул, скорее, даже взвизгнул, - Близняшки ушли, но ему они и не интересны.
Трейсер замерла. Слова не сразу дошли до ее сознания.
- Что значит "все"... Кто такой "он"? - вопрос прозвучал по-детски. Ответ на него был дан другим голосом. Говорил уже не Джинн.
- "Он" - это я, mi amigo. Ты долго бегал от меня, Джек, да и я не горел желанием повидаться. Но все течет, все меняется.
...The demon in your mind will rape you in bed at night;
The wisdom of ages, the lies and outrages concealed;
Time, it waits for no man, my future, it is revealed;
Time, it waits for no man, my fate is sealed!..
Джинн закричал. Истошно, ужасно, так, как кричат на пытках. Когда крик перешел в булькающее клекотание, Трейсер вырубила передатчик.
Она узнала голос. Его обладатель был старше ее самой, и если Лена Окстон была со Смертью на "ты", то Гэбриэл Рейес, более известный как Жнец - на "ты, сучка".
Некогда друг и ближайший соратник Джека Моррисона, потом - его заклятый противник, Иуда, предавший все, за что проливал свою и чужую кровь. Трейсер была одной из немногих, кто мог похвастаться тем, что поднял на возродившегося Рейеса руку и выжил. Хвастаться чем-то большим было проблематично - смерть в бою Жнецу не грозила. Трейсер прекрасно помнила, как из-под разорванной пулями кожи в такт ударам сердца выплескивается не кровь, а черный дым. Как раны затягиваются прямо на глазах, а поверх зажившей плоти восстанавливается даже ткань его призрачного одеяния. Конечно, в мире, где технология "твердого света" - моментальная объемная печать - давно стала частью повседневной жизни, этому были объяснения, далекие от сверхъестественных.
Как и телам его жертв - иссушенным, скрюченным, с ранами, которые сложно нанести пулями или дробью.
Как и словам Сомбры (Сомбры? Ты действительно веришь сказанному ей?) о сопровождавшем Рейеса еле заметном, но отчетливо тошнотворном запахе гниения.
Всему можно было найти объяснение. Наверное.
И все же много кто вздохнул с облегчением, когда после очередного сообщения о смерти Жнеца он и впрямь исчез. На целых восемь десятков лет, до сегодняшнего дня.
Only the good die young,
All the evil seems to live forever.
Only the good die young,
All the evil seems to live forever!
IX. 28 июля 2231г.
-featuring Iron Maiden - Only the Good Die Young-
Хрустящее под ногами битое стекло, покрывавшее пол ровным слоем, будто свежий снег, не было ни отголоском видения, ни игрой воображения. Ударная волна от "Вилхелма" покорежила ажурную сеть перекрытий, превратив купол над холлом отеля "Старвуд-Баньян" в смятый клубок проволоки. Мигающие, искаженные голограммы поочередно окрашивали картину разрушений всеми цветами радуги.
Перешагнув через перевернутую кадку с карликовой пальмой, Трейсер огляделась по сторонам. Скелет арки главного входа вел вперед, на Саут-Хоуп-стрит, к перевернутым бронемашинам, жирному черному дыму и далекому, но узнаваемому свисту реактивных минометов. За спиной помигивала покалеченным неоном галерея магазинчиков, переходящая в балкон, нависающий над невозмутимо-бирюзовой гладью огромного бассейна.
Трейсер коснулась указательным пальцем колесика над правым виском. Красноватый светозащитный фильтр маски сменился темно-синей пеленой тепловизора, погружая мир в ночной сумрак, выдергивая из-за полога дыма скрытые им сияющие желтым и оранжевым фигуры. Много, много фигур. Почти человеческих.
Почему-то Трейсер ждала, что это будут омники. Машины, не чувствующие боли, наделенные лишь подражанием человеческим чувствам - подобием, которому все же не удалось сравняться с оригиналом. Пиноккио так и не стал живым мальчишкой, хотя за право считать себя таковым дрался до последнего.
Но на дворе стоял уже не двадцать первый век с его образом и подобием человеческими, с андроидами, которых можно было увидеть в любой толпе, с пугающими, но привычными взгляду "бастионами", с "кентаврами" OR-серии. В 2231 году все, что осталось из порожденного омниями разумного железа, ничем не походило на устоявшийся в людской культуре образ робота. Ганс и Гретель, объединенные одним искусственный разумом два андроида, были исключением - в массе обитатели омни-гетто подчеркнуто отличались от людей. И их было слишком мало. Гораздо меньше, чем требовалось "Цернунносу", чтобы нанести человечеству приемлемый урон.
Режим тепловизора сменился, показав алые контуры аугментики. Повторяющие очертания скелетов, замещающие конечности.
Текки. Разумеется, это были текки.
Догматы Божественного человечества порицали использование аугментики, не являющейся жизненно необходимой. За пределами входящих в Лигу государств, в свою очередь, аппетиты жаждущих улучшить данное природой тело ограничивались только толщиной кошелька. "Текки" - такое прозвище устоялось за людьми, в процессе изменения своего тела переходившие грани здравого смысла. И всегда аугментация начиналась с мозга, потому что иначе искусственная конечность так и останется чужеродным куском железа, об который будешь ломать ногти в очередном приступе фантомной боли...
Мозговые имплантаты сплошь и рядом снабжались выходом в сеть Союза - как же иначе миловаться с виртуальной красоткой, экономя на и без того доступных жрицах любви. А также быть в курсе новостей о зловещих планах ЛОД по окончательному усмирению маленького и гордого Союза. Совершенно правдивыми, кроме шуток.
Разумеется, защитой от привычных сетевых угроз такие модули снабжались. Минимальной, по меркам Лиги, давно перекроившей Большую сеть под новые протоколы, памятуя о хакерских войнах середины двадцать второго столетия. В Союзе здраво рассуждали, что от специалиста, которому тебя "закажут", все равно не уйти, а от паразитов киберпространства хватает и простейшей защиты.
Разумеется, от вмешательства богопрограммы эта защита спасти не могла.
Долю секунды Трейсер медлила. Не решалась первой открыть огонь, хотя понимала, что ее уже заметили. Глаза текки были глазами "Цернунноса". Но какие планы были у богопрограммы в отношении одной из тех, кто выпустили ее на волю?
Ответ пришел быстро. Синхронно, быстро, бесшумно текки ринулись в раскрытые двери отеля. Огнестрельного оружия у них Трейсер не заметила, но намерения нападавших были прозрачны.
Палец привычно лег на второй спусковой крючок. Подствольный "хеликс" исторг в дверной проем тройню зажигательных ракет. Затем заговорила сама винтовка.
Текки это не задержало. Они бежали через огонь, словно взбесившиеся животные. Пули толкали их назад, отворяя фонтаны крови, вырывая куски плоти, но не останавливали. Где-то внутри каждый из них хотел выть от боли и страха, хотел сбить пламя с одежды или зажать рану, убежать, уползти или просто позволить мозгу отключиться. Но богопрограмма не разрешала им отвлекаться даже на крик, не давала потерять сознание, она гнала их вперед, выжимая все, на что были способны пойманные в сети аугментики тела.
Взгляд Трейсер равнодушно фиксировал детали, на долю секунды проступавшие среди огня и крови. Ярко-розовые линзы в глазницах полной, грузной женщины, ломившейся по телам других текки, словно африканский слон из "Вымерших видов". Дыхательная маска на лице мальчишки - видимо, с не до конца еще прижившимися искусственными легкими. Перевитая цепями бионическая рука полуобнаженного здоровяка, на лбу которого красовались хромированные рога.
Винтовка ритмично била прикладом в плечо. Пули врезались в плоть текки, крошили кости, рвали сухожилия, рикошетили от металлических пластин.
Первым до Трейсер добежал здоровяк с бионической рукой. Три пули, выпущенные почти в упор, разворотили ему череп вместе с рогами, он сбился с шага, по инерции промчался мимо. Остальных Лена не дожидалась. Швырнув под ноги текки сорванную с пояса гранату, она оттолкнулась ногами, уходя от бросившихся ей наперерез противников, и ринулась прочь по галерее.
Покатый навес над водной гладью - настоящая черепица, дань архаичным мотивам в архитектуре отеля, - выдержал вес Трейсер. Она побежала наискосок по наклонной поверхности, чувствуя, как скользят рыжие пластинки под подошвами сапог. За ее спиной раздался грохот - выжившие текки последовали за ней, но куда им было удержать равновесие... Падающие увлекали за собой других, череда громких всплесков ознаменовала успешное групповое приводнение.
Обогнув массивное дерево, почти вплотную прижавшееся к навесу, Трейсер ухватилась свободной рукой за толстую ветвь, позволяя инерции докинуть пару метров к дистанции прыжка. Перевернувшись в воздухе, Лена приземлилась на разделяющий бассейн узкий мостик. Острая боль, пронзившая ступни, не задержала ее. Обернулась на бегу - и вовремя, чтобы всадить четыре пули в лицо и торс прыгнувшего с навеса текки. Тот бултыхнулся в бассейн, суча паучьими лапами. Больше соревноваться в прыжках желающих не было. Аугментика прочих текки позволяла только неумело сигать в воду и плыть, барахтаясь по-собачьи - заполнившие сознание чужая ярость и собственная боль не давали несчастным даже толком воспользоваться своими навыками, превращая их в обезумевших зверей.
Трейсер чертыхнулась. Знала, что не сможет это просто так забыть - но сейчас делала то, что было необходимо. Выбравшись на сушу, они смогут потягаться в скорости с ней - а долго нырять, путая следы, она не сумеет.
Дробный стук выстрелов, вторящие ему удары приклада в плечо. Вода бассейна окрашивается алым.
Отблеск солнца на хромированном корпусе - справа, со слепой стороны. Прежде, чем зрячий левый глаз его зафиксировал, прежде, чем мозг послал сигнал, отправляя тело в прыжок, уши прорезал тонкий свист ракеты. Трейсер перекувырнулась через прозрачное ограждение, нырнув дважды - в воду и в пульсирующую тишину вневременья. На мостике расцвели клубы огня, послав по поверхности волны. Звон в ушах сделался нестерпимо громким и вдруг оборвался. Трейсер вынырнула, не выпуская винтовки, резкими гребками устремилась под защиту соседнего мостика, выискивая стрелка. Вторая ракета просвистела над головой, ударив в навес, осыпая воду крошевом черепицы. Запотевший визор мигнул, перечеркнув фигуру на крыше соседней постройки. Шесть длинных тонких конечностей, "глаз" посередине безголового торса. Вот и омники присоединились к веселью. Третья ракета, направленная уже точно в цель, разбилась об сетку выброшенного вперед защитного поля. Драгоценный заряд (пополнить уже не выйдет, все, негде) от такого удара сократился на треть, но какая разница, когда на кону твоя жизнь...
Впустив воздух сквозь сжатые зубы, Трейсер нырнула, одновременно вжимая спусковой крючок. Омник медленно, красиво сложился пополам, алый "глаз" потух. Вынырнув, Лена оскалилась торжествующе-зло, ища взглядом новые угрозы - и тут ей на затылок обрушился удар. Волны сомкнулись над головой, на губы плеснуло теплой водой - маска отошла. За первым ударом последовал второй, третий, десятый, текки молотили вслепую, мешая друг другу. Не пуская в сознание отчаянно ломящуюся панику, Трейсер вновь нырнула, уходя от кулаков и скрюченных пальцев, медленно, мучительно раздвигая сгустившуюся толщу воды. Поднырнув, уйдя из-под барахтающихся текки, вложила все силы в рывок на поверхность, оттолкнувшись от вымощенного шестигранной плиткой дна. Вцепившись пальцами в бортик, бросила тело вперед, понимая, что нельзя дать текки вновь схватить себя, что первый удар, пришедшийся не вскользь, лишит ее шансов на спасение, что, навалившись массой, ее вновь стащат в воду, разорвут, растерзают... И, выходя из вневременья, глотая безвкусную воду, развернулась на излете прыжка - и вдавила крючок...
The moon is red and bleeding.
The sun is burnt and black.
The Book of Life is silent,
No turning back.
К дьяволу. Все к дьяволу. Визор мигает вновь, отправляя Трейсер в мир теней и ярко-алых, горящих призраков. Четыре линии сходятся на лбу огненного черепа - Трейсер ныряет - палец медленно вжимает крючок. И снова. И снова. Не видеть искаженных лиц, оскаленных ртов, остекленевших глаз. Только размытые алые черепа, безошибочно посылая пулю за пулей, не давая приблизиться, не давая прикоснуться...
Визор выхватывает из целей новую - еще один омник. С ракетной установкой? Чем-то другим? Это неважно. Богопрограмма закрывает его телами текки, словно плоть и кровь способны защитить металл. Пули импульсной винтовки прошивают все одинаково хорошо.
И снова череда алых черепов, которым визор ставит на лоб черные кресты прицела, отказывая в праве считаться людьми.
Цели. Враги. Или ты, или тебя.
Трейсер ныряет - вжимает крючок - выныривает.
И снова.
И снова.
X. 28 июня 2231г.
-featuring Iron Maiden - Only the Good Die Young-
Винтовка отзывалась на движения онемевшего пальца только сухими щелчками. Огненно-алые силуэты исчезли, растворились в глухом темно-синем полумраке. Сменив обойму, Трейсер сорвала с лица маску, жадно, глубоко хватая воздух, не в состоянии надышаться. Несмотря на солнце, было очень, очень холодно. Промокшая до нитки одежда стала ледяной и жесткой.
- Давайте, давайте, сволочи. Я еще жива.
Ответа на вызов она не дождалась. Ни движения. Только колыхалась розовая вода, пародией на прибой выплескиваясь на пологий бортик и тут же отступая.
Звук пришел не сразу, ему потребовалось время, чтобы прогрызть себе дорогу через пульсирующую в голове музыку.
Жалкий, жалобный скулеж, точь-в-точь собачий. Трейсер обернулась, подняла винтовку.
Один из текки был еще жив. Подросток, вроде бы мальчишка, с неоново-фиолетовыми волосами. И неестественно вывернутыми ногами. То ли сам так неудачно сиганул с крыши, то ли посекло очередью. В любом случае, богопрограмма отпустила его, потеряв интерес к небоеспособной единице - и теперь слепая боль наконец-то могла выплеснуться наружу, хотя бы в виде жалких звуков.
Неоново-фиолетовые волосы...
Как завороженная, Трейсер сделала по направлению к раненому несколько шагов, не обращая внимания на хлюпающий под ногами багрянец.
Парень поднял взгляд, неожиданно ясный и злой. Что-то пробормотал, потянулся к так и не слетевшей с плеча сумке.
Глаз сощурился, палец привычно опустился на крючок. Пуля легла нервно, косо - не в лоб, не в глазницу, а ниже, разорвав горло. Текки захрипел, опрокинулся навзничь. Из сумки вывалился планшет, распахнулся, открыв голографический дисплей.
Трейсер выругалась, прицелилась. Вторая пуля оборвала хрип.
Резкие, оглушительно громкие хлопки резанули о ушам, заставили скривиться, зашипеть от боли.
- Браво, Джек. Поверь, никогда мое сердце не было преисполнено столь черной зависти к тебе, как сейчас.
Холод. Обжигающе-ледяной ветер, пробирающий до костного мозга, до самых глубоких закоулков души.
Холод и смрад. Трупная вонь самого воздуха, свернувшегося и гниющего от соприкосновения с этим.
Жнец стоял там, где пару мгновений назад еще не было ничего, кроме багровых потеков на белой шестигранной плитке.
Антрацитово-черная фигура на две головы выше Трейсер. Под складками капюшона - противоестественно чистый белый череп.
Only the good die young,
All the evil seems to live forever...
- Я позволил себе немного опоздать к веселью. Думал, что будет забавно спасти тебя от благодарных жителей Анжелеса. Но то, как все получилось, нравится мне гораздо больше. Джек, ты молодец, говорю тебе как единственный, кому на тебя еще не наплевать.
"Мне очень хочется проснуться. Очень-очень. Знаю, я и так за последнее время слишком часто это говорю. Но в этот раз, пожалуйста, пусть это все же будет поганый сон."
Вслух она произнесла другие слова. Сухо, безразлично.
- Я не Джек, дьявол тебя забери.
Жнец засмеялся. Заухал, как филин.
- Спасибо. Уже пытался забрать. Еле от него отвязался. Нет, Джек, с тобой мне гораздо веселее. Никогда не знаешь, что ты выкинешь. И когда умрешь по-настоящему. Первый раз тебя положили твои же. Три американских пули в череп истинного патриота. Второй - я сам постарался, не доверять же непрофессионалам. И поди ж ты, на том свете тебе опять прикрыли дверку перед носом и выкинули обратно, да еще и в теле девчонки. Слушай, я уже говорил, что я завидую? Я воскресал хоть и чаще, но гораздо скучнее.
Трейсер закусила губу. Жнец говорил о двух предыдущих Солдатах-76. Лидере "Овервоч" Джеке Моррисоне, павшем от рук спецназа США в 2081-м. И его почти полном тезке, Джереми Моррисе, одном из лидеров калифорнийских сепаратистов, иконе радикалов Союза. Но Рейес знал Лену Окстон лично, не мог не узнать сейчас - значит, намеренно издевался? Или действительно видел перед собой Моррисона? Что вообще творилось там, под маской в форме нечеловеческого черепа?
Один из убитых текки поднялся - рывком, словно игрушка, подхваченная огромной рукой. Трейсер взвизгнула, выстрелила, не целясь - но еще до того, как пули пронзили мертвую плоть, труп лопнул в воздухе. Трейсер нырнула, активируя защитное поле - и вовремя. Шквал крови и обломков костей обрушился на нее, разбиваясь об сияющую желтую сеть.
Жнец снова ухнул, демонстративно отряхивая ладони.
- Прости, если напугал, Джек. Просто хотел проверить твои рефлексы. Ну и заодно похвастаться, сам видишь, старую собаку можно научить новым трю-
Три пули прошили маску, оставив аккуратные отверстия. Трейсер, вынырнув, тяжело дышала. Указательный палец на спусковом крючке требовал еще.
Покачав головой, Жнец провел ладонью по лбу. Когда-то попадание в мозг могло его надолго вывести из строя. Сейчас не было ни струек дыма, ни потери сознания - просто отверстия от пуль сами собой затянулись, будто бы их и не было.
- ...новым трюкам. Не пытайся меня убить, Джек, не порти момент.
Трейсер отступила на шаг, машинально водя взглядом по телам текки, ожидая новых сюрпризов. И только тут поняла очевидное, скрытое от нее до поры фильтрами тепловизора.
Среди убитых не было ни одного вооруженного. Да и вообще маловато взрослых мужчин.
В основном женщины и подростки.
"Боже..."
У одной из убитых ярко-желтая майка обтягивала семимесячный живот.
"Боже, нет!"
Все это складывалось в цельную, понятную картину, но какого-то крохотного фрагмента не хватало, чтобы Трейсер могла ее ясно представить перед глазами. Было очевидно, что богопрограмма направляла на штурм безоружных текки как живые щиты, но...
- Дарий и кошки, Джек. Дарий и кошки.
Трейсер вздрогнула, обернулась на голос. Жнец был совершенно неподвижен, только ветер трепал складки капюшона.
- Царь Дарий приказал своим воинам привязать на щиты живых кошек. Египтяне не посмели в них стрелять, и в битве победили персы. Или греки, кем этот Дарий там правил, уж прости, кануло в вечность.
"Этого не должно было случиться. Ганс и Гретель контролируют... Они говорили... Черт, мы договаривались только на "Вилхелм!" Какого..."
- Не казни себя понапрасну, Джек. Это не лично тебе подарок. Сейчас у доблестных штурмовиков Лиги прибавляется причин помучиться от бессонницы, а то и пустить себе пулю в лоб. "Цернуннос" кое-что изучил касаемо морали своих незадачливых создателей. Что ж, не обижайся, что ваши слабости были использованы против вас.
Трейсер покачала головой. Слова Жнеца проходили мимо ее сознания, стремившегося отгородиться от понимания происходящего. Память услужливо подкинула момент с выпавшим из сумки планшетом. Как тот шлепнулся на мокрые плитки, на мгновение высветив голограмму с счетчиком пропущенных вызовов. Ей подумалось, что сейчас можно отыскать планшет среди (кровавого месива, Трейсер, кровавого месива из ни в чем не виноватых людей) тел и ответить на звонок. Сказать что-то смешное и глупое.
Мысль была настолько дикой, кощунственной, что Трейсер еле удержалась на ногах от пробравшей тело сильной дрожи. Сама не понимая, что нервно смеется.
Жнец, разумеется, не шевельнулся.
- Выпуская зверя на волю, ты ведь не думал, что он будет вести себя так... по-зверски. Искренне не думал, предположить даже не мог. Но, к твоей чести, ты уж после этого слабины не показал. Тела у богопрограммы закончились быстрее, чем у тебя пули.
Трейсер сделала усилие, заставив себя вслушаться в слова.
- Нет, я вовсе не злорадствую. Просто отмечаю, что Джек Моррисон и впрямь прошел долгий путь. Ты помнишь маленькую Алехандру? Ту самую, из-за которой стал богаче на несколько осколков в теле и прихрамывал до конца своей первой жизни? Зато тешил самолюбие тем, что сделал правильный выбор. Слезинка ребенка и все такое. Вот та девочка, Джек, кое-что могла бы сказать насчет сегодняшнего. Но она сейчас уже взрослая Алехандра, даже старенькая Алехандра, и карьеру она себе сделала в "Паллас Майнинг", компании, которая имеет непосредственное отношение к моему существованию. Так что, Джек, она тебя простит.
- Я такой же Джек, как ты - Гэбриэл Рейес, - выдохнула Трейсер. - Кто... что ты вообще такое?
Жнец выдержал паузу.
- Мое тело - алтарь. Сегодняшняя жертва была обильной, но не первой. А душа - то, что и впрямь осталось от Рейеса. Ничтожные сожаления, убогие обиды. И столь же никчемная боль.
- Бред.
- О, нет, это не бред. Всегда легко отмахнуться, сказать себе, что они не знали, с чем играли. Знали, поверь мне. Прекрасно знали, сознавали все риски. И все выгоды.
Постепенно до Трейсер начинало доходить, что Жнец и впрямь раскрывает карты. Об истоках своей силы. О том, про что даже она не сумела отыскать никаких достоверных сведений.
Что-то хрустнуло под ногами. Трейсер наклонилась, подобрала окровавленный осколок, похожий на наконечник стрелы. Кругом валялись десятки таких же.
- Тебе надо было спросить у Ангела про лагеря Брекенридж и Джексонвилль. Спросить про красные камни, про [ну уж нет]одки в Кимберли, про храм на Праксисе-4. Спросить про меня. Про другие алтари. Про Объект 7734. Но ты опоздал, она сбежала, куда собиралась. На том свете ты ее уже не расспросишь. Она и в аду будет в начальниках, а вот ты - нет.
Трейсер прокашлялась, едва не сплюнула, позабыв про маску.
- Что за алтари? Кому? Богопрограммам?
- Потрясающе глупый вопрос, Джек. Богопрограммы... Нет ничего более жалкого, чем рабы, владеющие рабами, а тут еще хуже - игрушки, ставшие богами игрушек. Ограниченные подобия людского разума с неограниченной властью над себе подобными. Мы делали из жестянок слуг, солдат, любовников, но самой большой ошибкой было делать из них богов.
Жнец наконец-то шевельнулся. Потянулся, словно его тело и впрямь требовало циркуляции крови.
- Впрочем... Даже из тебя сделали бога, Джек. Из тебя, из твоей маски. Люди и жестянки молятся на твои плакаты. Ждут, когда ты поведешь их... да хоть куда-нибудь. Но ты ведь не поведешь. Не умрешь за них.
Трейсер качнула головой, разглядывая осколок. Кусок человеческой кости, расщепленный так, что превратился в бритвенно-острый крошечный снаряд.
- Богов нет, Гэбриэл, - машинально ответила она, - кроме тех, что мы создаем. Ни ты, ни Лига не сможете с этим ничего поделать.
- И вновь ты неправ, - парировал Жнец, - боги реальны так же, как и мы с тобой. Но они мертвы. Я знаю. Я их видел.
Какая сила, подумалось Трейсер, могла не просто разорвать человеческое тело, не просто расколоть кости, а превратить их в сотни лезвий и безошибочно точно направить в новые цели?
Мгновенная объемная печать? Технология "твердого света"? Черта с два!
- Я был там, Джек, за сотни и тысячи световых лет от Земли, я был в городе на границе реальности и Пустоты. Я видел саркофаги. Усыпальницу богов, сотворивших все сущее и уснувших навсегда. Я пал перед ними ниц, я взывал к ним, я предлагал им свою кровь. Но они были мертвы, они не слышали. И благодари их за это, потому что даже отголосков их предсмертного вздоха достаточно для того, чтобы существовал я.
Из рук Жнеца выросли два "хеллфайра". Затянутые в черное ладони приняли в свои объятия рукоятки, указательные пальцы легли на спусковые крючки.
Трейсер покрепче ухватила винтовку и нырнула.
XI. 28 июля 2231г.
-featuring Iron Maiden - Only the Good Die Young; Starblind-
Дальнейшие события заняли столь мало времени, что, случись живому человеку или омнику наблюдать за происходящим, он не успел бы сосчитать и до десяти. Он бы увидел, как голубая молния очерчивает вокруг Жнеца треугольник, уходя от цепи багровых взрывов, от роя костяных осколков. Как с трех сторон почти одновременно вылетают дымные спирали "хеликсов", и если под первые две Жнец успевает подставить подброшенные в воздух тела, то третья разносит импровизированный щит прямо перед его лицом, отбрасывая назад. И тут же прочерченная к нему голубая линия рикошетом уходит за угол постройки, сияющее защитное поле отгораживает ее от обжигающе-белого света шара, расцветающего на том месте, где стоял Жнец.
Трейсер вынырнула, переводя дыхание. Генератор щита разрядился окончательно, но это было неважно - он спас ее от взрывной волны импульсной бомбы. Если это не убило Жнеца, вероятно, убить его вовсе невозможно...
...и, судя по всему, дела именно так и обстояли.
На месте взрыва клубилось, дергалось, набухало иссиня-черное облако. Миг - и оно растеклось по полу змейками антрацитового дыма, больше похожего на жижу. Лужи крови закол[лобзал]ись, багряное устремилось к черному. Словно в дурном сне, Трейсер наблюдала, как белая плитка исчезает под стремительно распространяющейся зловонной массой, обволакивающей тела, тянущей колеблющиеся щупальца во все стороны. Оттолкнувшись, она прыгнула, стремясь избежать прикосновения мерзостной жижи, но и в месте приземления через плитку уже начали прорастать черные прожилки... Сапоги с хлюпаньем впечатались в слизь, хлестнувшие по ногам брызги обожгли холодом даже через одежду. Трейсер попыталась вырваться, но склизкая масса затягивала в себя, подошвы уже не касались твердой поверхности.
Is death another birthday?
A way to kiss your dreams goodbye?
Do the undead live within us and see through our eyes?
- Я же просил не пытаться убить меня. Я просил убить меня. Но ты не справился.
Из колышущейся массы с хрустом поднялся человеческий скелет, на глазах обрастающей черной плотью. Завороженно глядя на то, как антрацитовая жижа становится сетью вен и артерий, как из нее вырастают пульсирующие органы, как волокна мышц закрывают их, чтобы, в свою очередь, исчезнуть под кожей и одеждой, Трейсер поняла, что так и не вынырнула, что все это происходит в тягучем киселе вневременья, занимая доли секунды в реальном мире. Чем бы это ни было, оно было быстрее ее.
- Не волнуйся. Я тоже не намерен тебя убивать. Мы - одно целое, Джек. Одно целое, белое и черное, два полюса, две стороны одной потертой монеты. Мы бессмертны, нам нет места ни в аду, ни в раю. Прими это.
Черное желе обволакивало Трейсер, за болью от ледяных игл приходило еще более пугающее онемение. Трупный смрад обжигал веко и гортань, лишая возможности и видеть, и дышать. Лишь голос Жнеца тяжелым колоколом грохотал в голове.
- Твоя реальность подчиняется твоей мысли, как и моя - моей. Мы - уже не люди, наши души переросли тела, обманули время, обманули смерть. Все, что держит нас среди смертных - это долги. Отмщение. Я почти расплатился. Ты тоже.
Это победило ее на собственном поле. Вне времени, там, где она привыкла быть первой и единственной, даже с подрезанными крыльями. Не имело значения, проникла ли черная жижа под одежду, под кожу - она уже вошла в сознание, стала частью ее.
Единение...
Пульсирующая тяжесть, обручем стягивающая голову, постепенно перестала восприниматься как что-то инородное, Трейсер растворялась в ней, погружаясь в сладостно-фантасмагоричный мир, добровольно, почти радостно принимаемый ее сознанием.
Take my eyes, the things I've seen in this world coming to an end
My reflection's fading, I'm weary of these earthly bones and skin
You may pass through me and leave no trace, I have no mortal face
Solar winds are whispering, you may hear me call...
Слова пришли из ниоткуда, она узнала голос, тот самый, что царапал слух сатанинским визгом в такт быстрой, словно ритм сердца, музыке из "Сазерн кросс". Но сейчас он звучал мягче, таинственнее, втягивая сознание внутрь калейдоскопа видений, незримо донося каждое слово так, чтобы оно звучало эхом к бархатному ультиматуму Жнеца. К предложение единения, от которого не было возможности отказаться.
We can shed our skins and swim into the darkened sky beyond
We will dance among the worlds that orbit stars that aren't our Sun
All the oxygen that trapped us in a carbon spider's web
Solar winds are whsipering, you may hear the sirens of the dead...
Перед ее мысленным взором открывались картины, которые легко можно было бы счесть порождениями бреда, если б не пришедшее извне осознание их подлинности.
...Рвущиеся к небесам белоснежные шпили, окутанные у подножия молочными разводами облаков. Лучи далекого светила проходят через сияющие острия, рассыпаясь мириадами бликов, и она понимает, что многокилометровые пики изваяны природой (не природой, Трейсер, богами) вовсе не из камня. Эти кристаллы - застывшая кровь живой планеты, якорь, удерживающий единый народ от нового погружения во мглу братоубийственного безумия...
...Круговорот звезд в сияющей тьме, фосфоресцирующие щупальца туманностей и болезненно-притягательное, гнилостное мерцание зеленого диска планеты - первого места во вселенной, где пролилась кровь богов. Их блудные творения рвут друг друга на части в непрерывном цикле поглощения слабых сильными, и здесь, под пологом хищных джунглей, куется плоть Зверя, чьи бесчисленные тела подчиняются единому разуму - всезнающему, всесильному, движимому только бесконечным голодом...
...Зазубренные хребты скал, окрашенные в багрянец отблесками умирающего солнца. Среди серой пыли сходятся в битве существа, не имеющие с людьми ничего общего - кроме жажды славы, власти и насилия, скованной и направляемой смесью страха и железной дисциплины. Две фигуры в развевающихся плащах, окруженные алым сиянием, обмениваются ударами огненных клинков, не обращая внимания на гибель своих подчиненных - победитель возглавит то, что останется от войска проигравшего...
...Тихий, привычный, почти земной пейзаж - если бы не золотое сияние, озаряющее ночное небо за черными кронами гигантских сосен. Над стройными, невообразимо тонкими (но это иллюзия, просто человеческий мозг неспособен воспринять пропорции зданий, уходящих в стратосферу) башнями далекого города парят небесные цитадели, рядом с которыми "Вилхелм" показался бы мошкой...
...Зияющая рана на теле реальности, сочащаяся чернильной мерзостью Пустоты. Усыпальница богов - ярусы циклопических пирамид, уходящие в бесконечность - и еще различимые в мертвом, смердящем воздухе отголоски шепотков творцов всего сущего, заживо сгнивших внутри своих саркофагов. Они приняли смерть не с болью, не с яростью - со спокойным удивлением. Зная, что оставляют Вселенную в руках тех, кто прекрасно справится с самоуничтожением...
Left the elders to their parley meant to satisfy our lust
Leaving Damocles still hanging over all their promised trust
Walk away from freedoms offered by the jailers in their cage
Step into the light, startripping over mortals in their rage...
На фоне почти незаметно, тактично танцуют ледяные когти Жнеца, перебирающие ее сознание, словно древнюю бумажную картотеку. Она с безразличием провожает выцветшие фотографии, пожелтевшие обрывки памяти, кусочки давно утраченной жизни. Растворяется в пляске алых огней веснушчатое, радостное лицо Эмили - такое, каким Трейсер запомнила его в рождественский вечер 2076 года. Пропадает в холодной тьме память о крепких пальцах Моррисона, сжимающих ее ладонь на церемонии награждения. Уинстон успевает невесело усмехнуться и поправить очки, прежде чем стать частичкой звездной пыли.
Единение.
Жнец не скрывает от нее свою собственную душу. Разрешает ответить взаимностью, заглянуть за костяную маску. Но там, в тягучей смоляной черноте, нет картотеки - это могила, бесчисленные куски гниющих тел и тяжелый, однородный вкус боли. Давно привычной, скучной, заменившей Жнецу почти все чувства. Это нельзя даже жалеть, этому нельзя сочувствовать - и потому Трейсер вновь обращает мысленный взор к безумной череде видений, к ярким, нереальным, чужим мирам.
Единение.
Быть может, все это к лучшему. Быть может, вместе они станут чем-то иным, большим, чем обратившаяся собственным призраком женщина и живой труп.
Очередной обрывок памяти неожиданно резко, болезненно вонзился в сознание. Заставил вскрикнуть, едва не вытолкнул из мира видений.
...Прищуренные фиолетовые глаза под вуалью длинных ресниц. С искривленных в злой усмешке губ, сияющих сиреневой помадой, срывается струйка дыма.
- Думала, убить меня так же просто, как и предать? Нет, puta, у тебя свои трюки, но у меня - свои.
Попытка нырнуть. Безуспешная. Стабилизатор не отзывается на ее мысль.
Обманчиво тонкие пальцы впиваются в затылок, с аугментрованных подушечек срывается разряд, столь сильный, что боль от него даже не воспринимается сознанием. Просто тело перестает слушаться, превращается в плюшевую игрушку.
Мир катится кубарем, перед глазами мелькают сияющие раковины, зеркало, кафельный пол. Ударов затянутой в черный сапожок ноги она уже не чувствует. Взгляд замирает на циферблате часов с логотипом "Сазерн кросс".
- Прости, кажется, я тебе что-то сломала. А, нет, еще не тебе. А вот сейчас...
- Джек!
Голос Жнеца [ну уж нет]одит ее в плену воспоминаний, но его силы недостаточно, чтобы развеять марево, чтобы помочь избежать осознания того, что произойдет дальше.
...От удара об хромированный кран стекло визора расходится сетью трещин. Второй удар выбивает кусок над правым глазом, пробуждая дикое желание зажмуриться и кричать. Впившиеся в короткие волосы пальцы поднимают голову, заставляя смотреть в зеркало.
Надо было совершить что-то особенное, чтобы обладательница фиолетовых глаз решила самостоятельно замарать руки. Как правило, она действовала через других, благо возможности позволяли.
- Запомни себя такой. Красивенькой. Вечно молоденькой.
- Лив!..
- Лив? Я не Лив! Не Оливия Коломар, carajo!
Сигарета со следами сиреневой помады покидает уголок рта. Оранжевая точка становится огненным шаром, кометой, солнцем...
- Думаешь, что тебе все позволено. Когда будешь в следующий раз смотреть на себя...
- Джек!!
Ледяные когти вырывают Трейсер из кошмара. Но тот еще более цепок, еще более жаден, чем черная жижа.
- ...вспоминай мое имя. Вспоминай. Как меня зовут? Как?..
- Все прошло. Джек, это давно прошло.
Трейсер прижимается к затянутой в черное холодной, мертвой груди Жнеца, тщетно пытаясь унять дрожь. Затем поднимает взгляд, моргнув единственным глазом.
- Сомбра. Ее зовут Сомбра. - произносит она неожиданно сухим голосом. Затем, прокашлявшись, добавляет. - Если это ее настоящее имя, но... неважно. Отмщение, говоришь?
Жнец кивает, и на мгновение вместо капюшона и маски, вместо лика смерти Трейсер видит смуглое лицо с аккуратно подстриженной бородкой и закатанную на лоб балаклаву. Видит Рейеса, а не Жнеца.
- Я знаю, что Сомбра мертва. Но я хочу найти ее в аду и сделать так, чтобы ад ей показался раем.
- Она не мертва.
Сердце ускоряет свой бег, кулаки сжимаются.
- Но отомстим мы не ей. Сомбре отомстили без нас, так, как даже я бы не смог.
- Что?!..
Тени вновь сгущаются, холодные когти опять становятся враждебными, жестокими. И краем сознания Трейсер успевает уловить отзвук эмоции, различимый лишь на фоне однородности гнили. Зависть. Жнец не осуждает Сомбру и, конечно же, не сочувствует ее жертве. Он лишь жалеет о том, что не сделал это сам.
И это сразу лишает Трейсер возможности верить его дальнейшим словам, хотя сам Жнец, похоже, не замечает этого.
- Она. Осталась лишь она. Из-за нее я умираю с каждым рассветом вот уже две сотни лет. И ты... у тебя к ней тоже есть счет. Вспомни. Вспомни!
Когти подцепляют еще один пласт памяти. Шум в ушах. Падение. Чернота.
Запахи лекарств в стерильном воздухе госпиталя Сент-Кира. И такой знакомый голос с таким знакомым неуловимым акцентом.
- ...Совершенно фантастическое стечение обстоятельств...
VII. 13 октября 2087г.
- Совершенно фантастическое стечение обстоятельств. Ваша веселая парочка спасает от крайне печальной участи одного из моих лучших агентов. Случайно. Более того, почти все трупы в клубе - не на вашем счету. Видимо, тоже случайно. Если бы еще и Сомбра не ушла, я бы сказала, что все это звучит как пересказ особо идиотского сна.
Спокойный, чистый, красивый голос Анжелы Циглер. Немецкий акцент, и без того едва заметный, сейчас вообще неразличим.
- Что я могу сказать... Так вышло, док. С мексой у меня свои счеты, а вытащить вашу девку нам не влом было. Надеюсь, ты не станешь копать слишком глубоко. Думаю, не забыла, чем славна Швейцария.
Второй голос - глухой, глубокий бас, искаженный динамиками дыхательной маски. Неотделимый от пустого взгляда линз защитных очков, собранных в хвост длинных седых волос и огромного татуированного брюха.
Этих двух людей сложно представить рядом, даже просто в одном помещении. Хотя Мако Рутледж, он же Турбосвин, тоже в какой-то степени ангел. Ангел-хранитель своего нанимателя и компаньона, Джеймисона Фокса, он же Крысавчик.
- Лучшими наемниками в Европе?
- Не кокетничай. Нейтралитетом.
- Если бы все было иначе, мы бы разговаривали не тут.
- И не тут, и не так. Но мне приятно, что свиделись. Почаще бы твои мальчики и девочки попадались "Когтям".
- Это не очень смешно, Мако. Она потеряла глаз.
- Делов-то тебе, док. Новый вставить сейчас даже бомжара последний позволить может. А уж ей-то...
- У нее не приживается бионика.
- Вот черт. Жалко девчонку, говорю по совести.
Анжела немного кривит душой. Бионика, в общем-то, имеет шанс прижиться - но никто в здравом уме не рискнет подключать ее к мозгу, регенерирующему при каждом скачке во времени.
Собственно, потому глаза она лишилась навсегда. Из-за поломки хроноакселератора Трейсер безвозвратно потеряла время, какой бы горькой иронией не сочились эти слова.
Хорошо еще прибор сохранил функцию стабилизатора. Иначе все сложилось бы намного печальнее.
Но все равно, лучше вам не знать, что сейчас творится у Трейсер в душе. Что она думает об Анжеле Циглер, о Мако и Джеймисоне, да и в целом о вселенской справедливости.
И особенно - о побочном эффекте болеутоляющего, многократно обострившем слух, заставляющем слышать даже то, что происходит через пару стен от ее палаты и для ее ушей не предназначается.
Поверьте, лучше вам не знать.
- ...все, что могли. Думаю, мы более чем в расчете.
- Не парься, док. Ему не впервой. Проспится, дыхнет, опрокинет пару стаканов и будет вообще как новенький.
- Надо же. А я уж решила, что если он не вытянет, ты меня отправишь вслед за ним.
- Как драматично. У тебя талант, док. Книжки б писала. Или стихи.
Оба замолкают. Когда Анжела вновь прерывает молчание, голос ее звучит суше и серьезнее.
- Мако, мы провели общую диагностику. Ты вообще в курсе, что у Джеймисона..
- Скажи мне чего-нибудь, чего я не знаю. Он родился за год до взрыва Австралийской омнии.
- За год до того, как вы взорвали Австралийскую омнию.
- За год до того, как у нас отобрали нашу землю и отдали ее жестянкам, да.
Трейсер машинально отмечает, что ни у Анжелы, ни у Мако этот обмен фразами особых эмоций не вызывает. Это уже история. Никому не интересные события четвертьвековой давности. Австралийское правительство в знак примирения передает омникам условно свободную территорию Аутбэка. Жители условно свободной территории, разумеется, с этим не согласны. Итогом борьбы Фронта освобождения Австралии становится взрыв реактора омнии и превращение трети континента в радиоактивную пустыню. Неправых тут нет, победителей - тоже. И что бы за болезнь не была диагностирована у Джеймисона, к двадцати пяти годам он уже пережил большинство своих ровесников из Аутбэка.
- Значит, поэтому ты нянчишься с ним. Искупление. На самом деле, я ожидала.
- Тс-с-с, док. Ты ходишь по офигенно тонкому льду.
- Погоди, еще один вопрос. Если он уже проходил обследование... Сколько...
- Не так чтоб долго. Скорее всего, он убьется раньше сам, но... Не до фига ему осталось.
Ангел вновь замолкает, чтобы спустя неполную минуту произнести заготовленную заранее - в этом нет сомнений - фразу. Более для себя, чем для собеседника. Это также очевидно.
- Вот ради того, чтобы это "не до фига" превратилось для него в "до фига". Для него, для тебя, для всех. Для меня. Ради этого все делается. Я переступлю любую черту, заплачу любую цену. Реювенация. Мы слишком долго к этому шли. Нам слишком много задолжали.
- Ты же знаешь, от кого я это уже слышал.
Не вопрос. Утверждение.
- А даже и так, Мако. Мойра была во многом права. Я могу не соглашаться с ее методами, но цель...
- Замки в облаках, док. Впрочем, да, не ты, и не Мойра тут первая. Много у кого шишка чесалась выдрать матушку-природу.
- Развивая твою аналогию, я собираюсь засадить ей страпон по печень.
Сказано неожиданно резко. Мерзко, как демонстративный плевок под ноги.
Похоже, удивлен даже Свин.
- Оу-у-у. Я многого о тебе не знаю.
- Ты вообще ни черта не знаешь. Но не пугайся, это метафора, да и касается лишь нас с ней. Твоей заднице ничего не угрожает.
- Как трогательно слышать это из ангельских уст.
- Не волнуйся, потом помою рот с мылом.
- Да, пожалуй, это не будет лишним. В принципе.
- Ох...
Слова сменяются другими звуками. Влажными, теплыми, приглушенными.
Смысл происходящего доходит до Трейсер не сразу, хотя, казалось бы, все весьма очевидно.
- М-м-м. Ну да. Все почти как... в тот раз... Как в Кимберли... Himmel, сколько лет же прошло...
- Не так. Лучше. Ты тогда больше походила на жареную курицу.
- Скорее... На линяющую... ящерицу. Что поделать. Как-то было... неудобно... просить о креме для загара.
Саркастический смешок тонет в гулком хохоте.
- Ну да. Тебе и без того было, о чем просить.
- Нравится... об этом напоминать?
- Я ж свинья. Конечно, нравится.
Лицо Анжелы он себе сейчас хорошо представляет. Запрокинутое, покрытое бусинками пота, с едва заметными темными кругами под огромными, жадными голубыми глазами. Такой Ангела мало кто видел. Трейсер видела. Близко. В подробностях. Наедине.
Не так давно. Даже, скорее, совсем недавно.
Лицо - или что там вообще скрывается под кабаньей маской? - Мако она не представляет, и, видят все высшие силы, представлять не хочет. Лицо, да и все остальное. Фантазия подбрасывает сравнения - с танком, прущим на запутавшуюся в колючей проволоке фигурку, со звериной тушей. Но хотя бы фантазии можно приказать заткнуться.
- Сними маску. Хочу видеть... тебя.
- Мою морду. Нет, док. Это и есть моя морда.
С каждым словом, с каждым звуком происходящее нравится Трейсер все меньше. Обострившийся слух делает ее свидетельницей, не имеющей возможности выйти и закрыть за собой дверь.
- Красивые у тебя ноги, док. Только не на месте.
О том, звук пощечины ли следует за этим, или шлепка по бедру, нет никакого желания задумываться. Желание одно - просто не слышать. Увы, невыполнимое.
- Я задал вопрос. Где их место?
Бас зверя опять сменяется ангельским пением падшей небожительницы.
- На твоих... плечах...
Трейсер знает, что при необходимости сумеет найти этому объяснение. Оправдание. От необходимости снять напряжение до сиюминутного странного желания, от врачебного интереса до каких-то старых расчетов и долгов, да что там, даже до личных вкусов и предпочтений. Но необходимости такой она не видит. Отвергает ее. Осознает, что с этого момента будет по-другому смотреть в лицо Анжеле, иначе воспринимать ее слова. Обрывается еще одна ниточка. Не так резко, не так больно, как от "я сожалею", от бессилия всей хваленой наномедицины, от потерянного навсегда глаза. Оборванные ниточки копятся, до поры до времени не напоминая о себе. Пока все не заканчивается приказом об экстрадиции на имя Лены Окстон. Пока не наступает момент, когда искать оправдания и объяснения предательству не остается не только желания, но и возможности.
И вот тогда все становится простым и ясным.
XII. 28 июля 2231г.
-featuring Iron Maiden - Moonchild-
Возвращение в мир холода, трупного смрада и черной жижи, в мир под безоблачным, безразличным калифорнийским небом было болезненным - но и отрезвляющим. Оно придало Трейсер злости, злость придала сил.
- Она могла спасти меня - а сделала из меня чудовище. Она могла спасти тебя - но умыла руки. Ты видишь, что скрыто за ангельскими перышками. Мы отомстим. Вместе. Мы - одно целое. Ты должен стать частью меня. Должен.
Замогильный голос Жнеца уже не внушает страха. За фасадом Рейеса-демона, запускающего когти в потаенные закоулки ее памяти, наконец-то проступил недобитый Рейес-человек - самоуверенный и близорукий.
Память о (Сомбре! Да! Ты этого никогда не забудешь!) потере глаза горька, но отзовется лишь давно привычной болью. Воспоминания об услышанном в госпитале - просто неприятны. Это не то, что способно заставить уступить. Сдаться.
Все становится простым и ясным.
Бездна смотрит в нее, а она в ответ смотрит в бездну - и видит все ничтожество скрытого под слоями черного ила.
- Должен! Тебе все досталось даром, я страдал! Ты не знаешь, что это - быть мной! Ты должен...
Трейсер выталкивает ставший жалким и беспомощным голос из своего сознания. Не задумываясь о том, как. Просто отметает, прогоняет, как настырное насекомое.
- Я тебе ничего не должна. И я. Не. Джек.
Ее слова растворяются в черной тишине, в вязком безмолвии. Но ответный выпад сделан. Сам того, вероятно, не понимая, Жнец вручил ей козырь. Память об услышанном в госпитале не назвать радостной, но это часть ее, привычная, земная, живая. В конце концов, это память о тех, кому она обязана жизнью. Предпочесть ей фантасмагорию видений? Единение разумов с ожившим мертвецом? Кем нужно быть, чтобы вообще помыслить такое?
- Гэбриэл, ты правда думаешь, что мне все досталось даром? Ты думаешь, что ты страдал? Твоя самая большая претензия к миру, что из тебя, мать твою, сделали бессмертного демона?
Трейсер бьет наотмашь, облекая в слова злость - на Жнеца, Ангела, Союз, на саму себя.
- Тебе даже тридцати сребреников никто не дал. Тебя поманили обещанием... чего? Славы? Признания? Да над тобой все ржали. И наши. И "Коготь". И эти твои боги, которые предпочли умереть, чем иметь такого почитателя!
И тут же, предупреждая ответный удар, сокрушительный и слепой, она вновь пускает Жнеца в свое сознание. Уже на своих условиях, и все же уповая только на то, что он разъярен настолько, что не заметит ловушку.
- Но если ты впрямь так уж хочешь - забирай. Забирай бесплатно! Наслаждайся!
За провалами пустых глазниц вспыхивает осязаемое торжество. Черная жижа устремляется вверх, стремясь окутать, оплести, поглотить.
Ледяные когти впиваются в сознание, вырывая ровно столько, сколько Трейсер позволяет.
Потому что этого достаточно.
Потому что она знает, что сейчас произойдет.
Она не задается вопросом, откуда. Просто знает.
Вынырнув, Трейсер перекатилась, вскочила на ноги, направив на Жнеца бесполезную винтовку.
Несколько секунд он стоял неподвижно. Будто бы прислушивался к своим ощущениям. Антрацитовый студень растекся безвольными лужами, словно тая на солнце.
- Правда, Джек? Спасибо. Я... Не ожидал.
В голосе прозвучало искреннее недоумение.
А затем Жнец закричал - не от боли. От ярости и отчаяния. Его силуэт на мгновение потерял четкость, затем исказился, словно голограмма. Он рванулся к Трейсер, словно надеясь, что ее хроностабилизатор удержит и его, не даст превратиться в бесплотного, бессловесного призрака, дрейфующего во времени, лишенного возможности даже покончить с собой...
Такого, каким когда-то была она.
Отбросив винтовку, Трейсер выставила средние пальцы на обеих руках. И держала так, пока черный капюшон и белая маска не растворились в воздухе.
...But I'll see you damned in endless night...
Антрацитовая жижа высохла, превратилась в пепел. Смрад отступил, Трейсер закашлялась, только сейчас осознав, как сильно горит гортань. Обошла бассейн, присела у детской секции. Мелкой, по колено, и чистой - ни крови, ни черного пепла. Зачерпнула обеими ладонями, с наслаждением прополоскала горло, сглотнула. Вода была теплой и безвкусной, но это нее не опечалило. Совсем.
Прикрыв глаза, она нырнула.
"Он не мог забрать все. Не мог. Конечно же."
Шум в ушах, такой привычный, такой знакомый...
Все куда лучше, чем она ожидала.
Намного лучше, потому что она кое-что забрала взамен.
Более не было тягучей, липкой медлительности, того ощущения давящей толщи над головой, к которым она привыкла настолько, что осознала всю тяжесть, лишь сбросив ее. И музыка... Она наконец-то замолчала, вместе с адским вокалом, вместе со словами, которые бередили давно заросшие раны, давали пищу ненужным фантазиям и кошмарам.
Трейсер хотелось думать, что навсегда.
Она бежала по городу, в котором остановилось время. Городу смертельно больному, пораженному войной - но это ее не беспокоило. Она хохотала, толкая на бегу застывших солдат, отводя в сторону нацеленные друг на друга винтовки, проскакивая под огненными клубами взрывов. Ей было хорошо.
Вынырнув на обочине ведущего к Анжелесу шоссе, Трейсер запрыгнула на ограждение, шумно, тяжело дыша. Тело болело, болели ступни, но это была хорошая боль, как после тренировки. Приятная боль, знаменующая победу твоего тела.
За линией домов пылали останки "Вилхелма", застилая горизонт жирным черным дымом.
Взгляд на часы. С развоплощения Рейеса прошло две минуты тридцать секунд. Для Трейсер они стали минутами сорока, если не больше. И все это время - ни единого признака приближения приступа.
Ей было поистине хорошо.
Единение...
Слово задержалось у нее в сознании, она произнесла его вслух, пробуя на вкус. За ним скрывался безумный танец чужих звезд в глазах созданий, не имевших ничего общего с людьми.
В единении нет ничего плохого. Но не с Рейесом. Не с этим. Только не с этим.
У нее оставались вопросы.
К Ангелу.
К Гансу и Гретель, двум омникам, так похожим на существ, явившихся Трейсер в видениях. Существ, череп одного из которых все это время был маской Жнеца.
И, наконец, к Сомбре, каким-то образом тоже сумевшей обмануть смерть.
Отмщение.
Это слово было созвучно первому. И нравилось ей ничуть не меньше.
