(II) Legio Humoristica

[Стрилятель]

Раввин липовый, жиды Иисуса богом не признают.

[Mad_Rat]

Очевидно же, что он троллил хрюсов, например. Для этого ему не надо верить, надо, чтобы они верили.

[Halward]

Служу сейчас в армии, описываю иногда окружающую меня действительность... И, знаете, кажется, в Юмористике этим рассказикам самое место.

"Об армейской очаровательности"

Как-то, стоя дневальным в ночную смену, я читал Стивена Кинга. О его литературных достоинствах можно спорить, однако эти книги будоражат фантазию в достаточной мере для того, чтобы вызвать страх – страх несильный, но неотвязный, только и ждущий самого незначительного повода, чтобы набросится на тебя. Страх полумрака, шорохов и приоткрытых дверей.

В казарме темно, только лампа над моей головой, да дежурное освещение в конце расположения, казарма полна шепотов и вздохов спящих солдат. Ночная казарма таит в себе много разного… но в какой-то момент я отчетливо и ярко осознал, почему мне совсем не страшно.

Два месяца армейской жизни так сильно вбили в мою голову представление о незыблемости своего порядка, что любое, пусть даже и потустороннее вмешательство в него кажется немыслимым.

Самая ужасная сила тьмы слабее приказа ротного командира не потому, что командир святой или паладин света, а потому что его действия соответствуют нашему армейскому мироустройству, сила же тьмы воинского звания и должности не имеет, а потому в казарменном помещении находиться не может.

Любой страх ночи будет развеян всего одним криком «Рота, ПОДЪЕМ!» и касанием тревожной кнопки – помещение затопит свет, голоса, топот и такие злые, но такие жизнеутверждающие лица. Неисчерпаемый источник жизненной энергии находится от меня на расстоянии вдоха и вытянутой руки, через мои пальцы и мой голос пройдет и перельется в полусотню яростных парней тот порядок, что объединяет армию и делает ее непобедимой, я действительный страж на пограничье, и я знаю, какая сила за мной! Какие уж тут кошмары.

Вот она, светлая магия.

"Silentium."

«6 отдел 6 центра 88 главного центра Министерства обороны РФ». Какой особой напряженностью наполняется это название, если знать, что за ним скрывается секретное делопроизводство – веселые, жизнерадостные люди со стальными глазами, которые разговаривают с моим начальником только наедине и никогда не выпускают из рук свои документы. Как будто нарочно кто-то дразнится и прячет за искусственно подчеркнутой невзрачностью какое-то настоящее название грозной службы. Легкое недоумение – «как, это все?» – сродни зубной боли, и одновременно возникающее ощущение особого значения этого умалчивания.

Ощущение приближения к области, в которой истинные имена лучше действительно не знать…

"Экстатическое."

Утро, плац перед казармой, снегопад. Неуклюжий толстенький полковник у трибуны скороговоркой «Личнсоставусмен-набоевоесменнодежурсвозаступитьшаго-о-м-МАРШ!» И пошли – Тр-ра-та-та-та-та, та-ра-та-та-та-та!.. Колонна по трое, зеленая многоножка, смена заступает на боевое дежурство. У каких-то прапорщиц в руках обычные сумки, задняя шеренга не попадает в ногу, сержант на правом фланге размахивает оттисками печатей. «Смир-р-рнорне-НА-право!». Руки прижаты, глаза щурятся от снега, носы к небу и качаются в такт шагам. «Вольно!» Ладонь от козырька рывком в отмашку, шаг сбивается, разговоры, шум, уходим, развод окончен.

А сквозь всю суету и неряшливость сцены нет-нет, да и проглянет великое: то призрак ополчения, уходящего в ноябрьскую стужу с Красной площади, то строй моряков обреченного крейсера у пристани Чемульпо, то блеск осеннего солнца на трех сотнях спартанских копий.

Пронзительный ритуал.

"Самое..."

Самое главное – громко и четко сказать «Есть!». И вообще внятно разговаривать; на каждый вопрос иметь короткий, спокойный и обстоятельный ответ, успокаивающий любые подозрения. Исполнять порученное при этом вовсе не обязательно.

Самое ненужное – это моя должность «командир отделения», записанная в военный билет одновременно с присвоением звания. От сержантских лычек есть хотя бы прибавка к зарплате, а с этим – вообще непонятно, что делать.

Самое интересное – это истории, которые рассказывают офицеры, ждущие приема у начальника. Рассказывают иногда мне, иногда друг другу. Обо всем – о службе, о женщинах, о командировках, о молодости, о политике, о футболе... Только здесь можно услышать, как замминистра называют «лялечкой», обыденным языком говорят о миллионных суммах и, не сдерживаясь в выражениях, комментируют новости армейской и государственной жизни.

Самое странное – это потеря ощущения времени. День похож на день, час похож на час, поэтому все что происходит, привязывается в памяти в лучшем случае к числам, а при переводе календарей по вечерам я удивляюсь – как, уже середина недели? Уже конец? Вчера только выходные были...

Самое приятное – это компьютер. Хочешь – читай, хочешь – играй, хочешь – кино смотри. Инструмент для творчества или прожигания времени. Только в экран через плечо никому не давай заглядывать.

Самое трудное – это не спать. Отбой после полуночи, подъем в семь утра – а кресло мягкое, а звук вентиляторов убаюкивающий, а кругом ни души... Все тело наполняется дремотой, голова сама склоняется набок, веки тяжелеют... Спасти может только звонок телефона или чей-нибудь начальственный окрик.

Самое страшное – это, конечно же, заместитель Министра обороны. Не знаю, почему его все боятся, но на всякий случай тоже боюсь. Мало ли у министров заместителей, но в наших стенах, если услышишь «Замминистра сказал, замминистра сделал» – никому и в голову не придет переспрашивать, о ком речь. Так что самое значимое – это тоже он.

Самое сюрреалистическое – это подготовка секретных документов к уничтожению. Мне строго приказано бумаги из генеральского шредера всячески уминать и утрамбовывать перед сдачей в секретный отдел, чтобы эта макулатура там меньше места занимала, так что раз в две недели картина – сверху я, обрезки бумажные как тесто замешиваю, или на мешке с секретами как на батуте прыгаю, а снизу Государственные Тайны. Так и живем.

Самое умилительное – это момент, когда мой начальник отменяет совещание. Офицерам сразу становится так легко, радостно, и кто-нибудь обязательно кричит «Побежали! Скорее побежали!..». И бегут. Как школьники, узнавшие, что контрольной не будет.

Самое печальное – это открытие, что люди в погонах мыслят теми же категориями, что и люди в штатском.

Самое неприятное – это моменты, когда тебя замечают спящим на рабочем месте. Кто-то делает замечание, кто-то шутит, кто-то жалеет – но все равно неловко.

Самое незаменимое – папка с бумагами. Ила даже без бумаг. За эту идею Покровскому спасибо. Людям с папками везде у нас дорога, людям с папками везде у нас почет.

Самое абсурдное – это легкий налет игры, условности на всем, что меня окружает. Возвращаешься с ужина, а в приемной офицеры сидят и спорят, кого же это начальник в своем кабинете воспитывает так, что крики сквозь две двери слышно. А тот выйдет, отряхнется, как петух после драки, и словно не было ничего.

Самое успокаивающее – это рассказывать себе стихи. Или напевать про себя. Но стихи лучше. Только текст, интонация – и расплавленное сознание утекает в «дела давно минувших дней, преданья старины глубокой…»

Самое завораживающее – это опечатывание помещений. И не потому даже, что печать является символом власти, а потому что процесс притягателен своей театральностью. Это действие настолько нерядовое, что его достаточно для представления себя каким-то героем, но, в то же время, настолько распространенное, что выбор героев огромен. От стражников гроба Христа и скупого рыцаря до Уинстона Черчилля и леди Интегры Ван Хеллсинг.

Самое тревожное – это звук вызова прямой связи с кабинетом начальника. Вроде и поводов для испуга уже давно нет, а я все равно вздрагиваю от завываний у себя за спиной даже во время простой проверки связи.

Самое запоминающееся – это какие-то отдельные реплики и фразы. При просмотре соответствующего сюжета новостей: «Это его перевооружение армии – смена мамонтов на слонопотамов. Меняем устаревшее на несуществующее». Выходя из кабинета руководителя: «Начальник был мягок и спокоен, словно на обед что-то говнистое съел…». В обсуждении проходящего штабного учения: «…и тут поступил сигнал готовности. По этому сигналу офицер запирается в кабинете с бутылкой водки, а гражданский надевает каску и идет его охранять». Задумчиво: «Высшее воинское звание – полковник. Все, что выше – не воинское звание, а воинское счастье». Просто откуда-то из разговора: «…и пошел спать по тревоге».

Самое забавное – это замечать человеческий язык в служебных документах. Десятки одинаковы, сухих поручений, и вдруг – «Подготовьте вразумительный доклад». «Вдумчиво проработайте». «Подготовьте реальные (!) предложения». «Разберитесь, РЭУ – тупит». Пытаешься представить себе эмоции бюрократической машины, и улыбка сама ползет на лицо.

Самое привычное – поднимать трубку. «Департамент планирования и координации, здравия желаю». Даже в увольнениях рука сама тянется к зазвонившему вдруг рядом телефону.

Самое удивительное – язык. Не только из-за образности и яркости (тут целые поэмы писать надо, да они и написаны), а еще и из-за незаметной значимости, масштабности каждого выражения. Говоря в обыденной жизни «хорошо» мы касаемся категорий этики, отстраненно, а отвечая «есть!» утверждаем онтологический статус, что вместе с армейской дисциплиной и приводит к нужному изменению реальности – язык делает нас демиургами. А остальная речь. Словами «я есть!», звучащими в ответ на назначение места в боевом расчете, мы спорим с великим Рене, а говоря «я наряд!» на вечерней поверке разрешаем проблему самоидентификации. Произнося «Служу Российской Федерации!» – обретаем смысл жизни.

Самое необходимое – уверенность. В собственной правоте, в верности принятого решения, в истинности утверждений – на худой конец, хотя бы в том, что тебя не поймают. Со спокойным голосом и непроницаемым взглядом (и папкой в руках) из любой передряги можно выбраться, а если беспокойство заметно – лучше не начинай.

Самое безнадежное – это пытаться предугадать или спланировать будущее. Случится может самое невероятное, и вся моя история тому доказательством.

Изменено 16 июня, 2012 пользователем Halward

[трерук]

[Котенок]

Лестница упала?

Ну,хотя бы электролинию починил :)

[МЕД_ВЕД]

Сообщение #11131

он просто хотел быть ближе к солнцу :image022:

[Золушка в 24/7]

Сообщение #11131

он просто хотел быть ближе к солнцу :image022:

Он думал там машина?

[Галахад]

Барибал тырит цветмет, что непонятного?

[Baribal]

Барибал тырит цветмет, что непонятного?

Баянист! Я уже тебе отвечал, что занимал стратегическую позицию...

[Стрилятель]

Для тыренья цветмета.

[Xronik]

[Canopus]

[tilindir]

Ми-ми-ми-Рейх.

"Айн"

"Цвай"

"Драй"

[Grave]

Это не то что не смешно, а даже вызывает скорее негативные эмоции

[tilindir]

Jedem das seine, тащемта. Кнопка "спойлер" - твой друг, товарищ и корм.

[Галахад]

Это не то что не смешно, а даже вызывает скорее негативные эмоции

Согласен, у меня вызвало лишь омерзение.

[Стрилятель]

Поддерживаю, чибики редкая гнусь. Сразу вспоминается бессмертные высказывания Хрущева касательно авангардизма.

[MoonPhoenix]

Кот и мясо

http://www.yapfiles.ru/show/417975/72e08f4...html?autoplay=1

[BattleBear]

В динамике эти сфинксы еще противнее.

[Стрилятель]

[Zaknafeein Do'Urden]

Сфинксы милые, а если вы думаете иначе мы вас покусаем )

[Canopus]

[Стрилятель]

[Steinhart]

Матрица.

[Canopus]

http://www.youtube.com/watch?v=789he-8T_-E...layer_embedded#!