Вот, что-то всё читаю и читаю, так все здорово пишут, что и самому захотелось)
Вдохновлялся всякими там боевиками, так что глубокого смысла не ищите.. :-
Пока готова первая часть, небольшая, повествующая о бойце подразделения ОКА - Освободительной Кадианской Армии, то бишь, простого солдата-хаосита.
Каждая часть - это взгляд одного из персонажей на события, по мере их развития.
Ну, подскажите, чего не так, в общем, мнения и комментарии приветствуются ^_^
Часть 1.
Сознание постепенно возвращается ко мне. Я лежу на полу, усыпанный кусками кирпича и отстрелянными гильзами. Над ухом грохочет тяжёлый болтер, да так, что барабанные перепонки того и гляди лопнут. Новый поток гильз обрушивается на меня. Маленькие железяки больно бьют по голове. Пытаюсь сесть, нога ужасно болит…
Рядом кто-то кричит. Слышу звук падающего тела. Линзы противогаза совсем запылились, протираю их и вижу, что один из наших лежит, а вместо лица у него кровавое месиво.
— Сражайтесь, отбросы! — орёт сержант, выпуская короткие очереди из своего комби-болтера.
Делать нечего, подбираю винтовку и ползу к окну. Чёрт, как нога-то болит! Пока Тима и Паки перезаряжают пулемёт, я высовываю оружие в окно и даю очередь, надеясь, что смогу кого-нибудь зацепить. В ответ прилетает десяток пуль, выбивая из стены куски бетона размером с кулак. Белая пыль забивается в фильтры противогаза, становится трудно дышать. Приходится срывать себя грязную маску с линзами.
Свежий воздух втекает в мои лёгкие, стараюсь дышать полной грудью. Хорошая порция кислорода немного освежает мозг.
Я решительно пытаюсь вспомнить, как же меня угораздило отключиться в самый разгар боя.
— Тима, — кричу я, — Тима, мать твою! Что происходит?
Пулемётчик орёт: «Чего? Что ты сказал?»
— ЧТО ПРОИСХОДИТ? — я ору, так, что больно в горле.
Тима. Он хочет мне что-то ответить, но ему мешают его выбитые мозги, сползающие со стенки. Его дырявый череп ещё дымится.
Его напарник, Паки, заканчивает заправлять новую ленту в пулемёт и смотрит на меня сквозь отражающие тусклый свет линзы. Хоть я не вижу его глаз, но в его взгляде чувствуется боль утраты близкого друга. В ответ я лишь пожимаю плечами.
Я отползаю от пулемётного гнезда к двери, ведущей на балкон. Моя пострадавшая память подсказывает мне, что там расположился Марик с гранатомётом. У меня нет ни одной гранаты, и я, стремясь пополнить боезапас, тащу своё тело к нему, так как нога совсем отказывается сгибаться.
Подобравшись к изрешеченной двери, толкаю её и … чуть не падаю на разбитые бетонные плиты, похоронившие под собой Марика. Залп из ракетницы разнёс почти весь балкон, но на моё счастье гранатомёт моего сослуживца лежит на чудом уцелевшем куске пола.
Во дворе десятка два вражеских пехотинца при поддержке взвода космодесантников засели за обломками небольшого здания. Почти целая вывеска сообщает, что некогда это был пункт выдачи питания.
Один из космодесантников был тяжело ранен в грудь и остался лежать прямо посреди двора, в увеличивающейся луже собственной крови, что, впрочем, не мешало ему отстреливаться из болтера.
Раненый должен быть лёгкой мишенью, говорю я себе. Вскидываю винтовку, целюсь. Руки дрожат так, что мои шансы попасть стремительно снижаются до нуля. Ложусь поудобнее, упираю приклад в плечо. Стараюсь не дышать.
БАХ!
Пуля пробивает череп космодесантника, забрызгивая бетонную плиту его мозгами. Один из его товарищей выпускает в меня остатки магазина. Я еле успеваю схватить гранатомёт и откатиться в укрытие.
Рядом кто-то яростно матерится.
Это Бени, мой приятель. Мы родились в одном сталелитейном цеху на Медренгарде.
Он судорожно старается засунуть гранату в РПГ.
— Дай сюда,— говорю я и вырываю у него из рук гранатомёт. Зарядив оружие, возвращаю его Бени. Он целует ствол ракетницы, шепчет молитву Неделимому и выпускает заряд в противника.
Раздаётся взрыв, в окно летят осколки асфальта и ошмётки чьих-то тел.
С улицы начинают доноситься жуткие вопли.
Ну, рано или поздно это должно было закончиться.
Мы с облегчением вздыхаем и выглядываем наружу. На пехоту взрыв подействовал очень даже облагораживающе – почти каждый второй кадианец лишился конечности, некоторых просто разорвало на куски. Космодесантники пострадали меньше, одному оторвало руку, а остальные вроде живы, только немного контужены. Один из них громко просит кого-то на том конце вокс-канала срочно прислать подкрепление.
Надо что-то делать, пока они не оклемались. Это понимает и сержант, который оглушающим рёвом приказывает нам открыть огонь. Грохот стреляющих винтовок перекрывает голос орущего в вокс космодесантника. Наши пули, направленные волей Тёмных богов выкашивают сверхлюдей одного за другим, впиваясь в их накачанные тела между пластинами брони, проделывая свой путь вглубь их генно-модифицированного организма, к обоим сердцам.
После нашего залпа, когда три десятка винтовок хором выстрелили по оглушённому врагу, на улице не осталось ни одного живого имперца. Хвала Неделимому, говорил каждый из моего отряда. Мы радовались, как дети, хлопали друг друга по плечам, обнимались, одним словом – праздновали победу. Все, кроме сержанта.
Разве я ещё не рассказывал про нашего сержанта?
О, это была выдающаяся личность. Представьте себе высоченного космодесантника Хаоса, которому на днях стукнет десять тысяч лет, лицо которого наполовину составляет железная маска скалящегося черепа, налитые кровью глаза, закованного в насквозь проржавевший терминаторский доспех, с которого свисают цепи с насаженными на крючья головами. Если этого недостаточно, то скажу, что у нашего сержанта очень неприятный, со звенящими нотками металла голос и ещё более скверный характер. В общем, редкостный мерзавец.
Так уж мне повезло, что я служу с ним уже не первый год и привык к его приступам ярости, когда лучше не попадаться ему под ноги. Но некоторые бойцы, такие, как Енот или Степан совсем недавно появились в нашем отряде, и ещё не знают, на что способен сержант, если вывести его из себя.
— Эй вы, стадо,— рычит он. — Надо уходить, пока не пришли подкрепления имперских собак. Вы что, не видели, что один из этих уродов вызвал подкрепление?!
Он начинает повышать голос. Плохой признак.
— А ну все за мной, скот, — рявкает он и выходит из здания, перемалывая в порошок обломки кирпичей своими стальными сапогами. Мы послушно топаем за ним.
Мы движемся через разрушенные бомбардировкой тяжёлой артиллерии улицы, мимо руин когда-то величественных сооружений. Топчем пожухлую траву в парке, шагаем по выбитой плитке тротуара, давим отрубленные головы кадианцев, оставшиеся после налёта берсеркеров. Головы, которые кхорниты не успели забрать с собой.
Как мне рассказывал Енот, кхорнит не забирает с собой голову врага только если кто-то другой не срубит его собственную.
Эти самые берсерки гниют рядом, их доспехи изрешечены зарядами болтеров, кое-где оплавлены – наверное, стреляли из плазмомётов. Вот так вот.
Красное, как задница Кхорна, солнце клонится к закату, сержант приказывает сделать привал в разграбленной мародёрами гостинице «Надежда Кадии».
— Я знаю, вы, черви, наверное, полностью выдохлись и уже проситесь домой к мамочке, поэтому сделаем привал в этом доме, — говорит он, — Давайте, волочите свои ноги в это чёртов дом, как же вы побежите на укрепления кадианцев завтра, если вы не можете тащить свои ничтожные человеческие тушки сегодня!
О самой гостинице у меня сложилось двоякое впечатление. Мародёры хоть и повыносили почти всё, что не успели эвакуировать владельцы отеля, но далеко уйти не смогли — судя по гниющим не первый день трупам, в вестибюле их поджидал отряд до зубов вооружённых арбитров.
Мы расположились в трёх более-менее уцелевших комнатах на третьем этаже, а сержант облюбовал номер-люкс в конце коридора, с видом на пересохшее русло реки. В номерах кроватей мы не обнаружили, но зато остались дорогие шкафы из красного дерева, покрытые резным орнаментом, красивые, но с рваными сидениями стулья, как будто кто-то искал внутри сокровища. Вся оставшаяся мебель пошла на топливо для костра. Енот с помощью своего топора расколотил шкафы и изрубил стулья, после чего Юсси поджёг дрова струёй пламени из огнемёта.
Спустя полчаса я уже с наслаждением перемалывал зубами задубевшую плитку пайка. Её вкус напоминал известковую пыль вперемежку с бумагой. Восхитительный тонкий привкус моркови, а точнее ароматизатора моркови, который когда-то содержала половина плитки, всё ещё напоминал о себе, а бывший заменитель мяса, содержавшийся во второй половине плитки, стал похож на вкус сушёных червей. В этот момент я почувствовал себя настоящим гурманом. Каждого из нас грызла изнутри чёрная зависть к кадианцам, они во время привала ели нормальный суп, а мы довольствовались просроченными ворованными продуктами. На этикетке пайка написано, что надо просто добавить воды. Открыв флягу, я сделал пару глотков воды. Пить, конечно, хотелось, но до боли знакомый аромат лхо и геликанского гашиша заставил меня позабыть о еде.
Енот уже раскурил не один косячок и смотрел на остальных бессмысленными глазами. Его мускулы были напряжены, но лицо оставалось безмятежным, как у ребёнка. Кто-то передал мне дырявую пластиковую бутылку, внутри которой сидел геликанский джинн. Отвинтив крышку, я «выпил» волшебный дымок. В голове сразу вроде бы прояснилось, но тут же мозг сжали невидимые тиски, с каждой бутылкой зелья всё сильнее сдавливающие его.
Закрыв глаза, я перенёсся в бесконечный туннель. Я мчусь по нему, впереди сияет белый свет, но туннелю нет конца. Одна часть мозга говорит мне: «у меня такое ощущение, что ты сейчас сблюёшь», другая половинка отвечает: «Не слушай эту чушь, скоро ты встретишься с Повелителем Удовольствий, ты уже на полпути к нему».
С трудом раскрыв слипшиеся веки, нагибаюсь и извергаю всё, что только что съел.
От резкого крика Бени у меня остановилось сердце. Ровно на секунду, а затем бешено заколотилось о грудную клетку, качая перенасыщенную наркотиком и адреналином кровь по венам.
Бени затряс меня.
— Кадианцы, мать твою, ты что, не слышишь?! — вопит он. Его вопли прерывает хлопок болтера, отбросившего моего товарища на меня. Шестьдесят пять килограмм костей и жилистого мяса припечатали меня к полу. По скрипящему деревянному полу застучали каблуки вбежавших гвардейцев. Прошелестел кожаный плащ комиссара, зашипели в воздухе лазерные лучи, убивая спящих или «кайфующих» бойцов ОКА.
Кто-то стащил с меня бездыханное тело Бени. Кадианец.
Последнее, что я увидел в этой жизни — дуло лазгана кантраэльской сборки, уставившееся мне в лицо.
