0.5 Кота

"№ 6" Очищение Мы гневили Бога, отринув божественность. Он принял ее. – Нет, ты сделаешь, терранец. – Зачем? Во Имя Императора, что ты творишь, Этана? Прекрати! Они сдались без боя. Они принимают Кредо! – терранец показал рукой на перепуганных людей, стоявших в пыли посреди небольшого туземного поселения. – Капитан Этана, сержант, – поправил командир. – Это прямой приказ. Господин Эреб будет недоволен. Мне придется доложить о твоем неподчинении, – капитан мерзко улыбнулся. – Эреб не одобрит твои методы. Мы не палачи. И не смей прикрываться его именем, Этана! – Капитан Этана, терранец! – воин в серой броне взревел, брызнув слюной в сержанта. – Выродок, ты будешь ко мне обращаться по званию! Ты обязан уважать мое слово! И ты исполнишь все то, что тебе велено, – смуглое лицо колхидца побагровело от злости. На шее от напряжения вздулась вена. – Немедленно! Немедленно! Сержант Сарпанит пренебрежительно окинул взглядом вопящего. Аккуратное, но странно невыразительное татуированное лицо с цитатами из Книги Лоргара. Серая броня, полностью покрытая вытравленными кислотой колхидскими глифами. Почему-то они резали взгляд, а еще, казалось, что письмена будто бы разбегаются в глазах читавшего. Все в капитане было отталкивающим и раздражающим. Начиная от странных, будто бы специально нанесенных свежих шрамов на щеках и новой багровой краски на элементах доспеха, вплоть до кривых кинжалов и зеркальных монет, что висели на поясе. Последние годы терран семнадцатого Легиона назначались на самые опасные и даже самоубийственные миссии. Потери среди уроженцев колыбели человечества были подозрительно высоки в сравнении с боевыми утратами сынов Колхиды и иных миров. Некоторые бесследно исчезали, некоторые умирали от совершенно незначительных ран, а некоторые сходили с ума, и им была дарована милость Императора. Сержант Сарпанит, ветеран Легиона, наблюдал за изменениями, происходящими внутри. Легион менялся. Мутировал. Отмежевавшись от армад Великого Крестового Похода, начал вести свою собственную кровавую войну, понятную лишь Лоргару и его приближенным. Все началось после испытания верности на Монархии. Интриги были неспроста. Узы братства распадались, и их место занимали подковерные игры, подпитываемые интригами образовавшихся тайных лож. Мнимая равноправие членов этих тайно проводимых встреч казалась лицедейством перед строгой и честной структурой иерархии Легиона, созданного Богом-Императором. По молчаливому одобрению Лоргара, гниль лож распространялась по всему Семнадцатому, отравляя изнутри. Метастазами ложь распространилась и на другие братские Легионы. Шестнадцатый, Сыны Гора, принял пошесть с удовольствием, а почти весь офицерский состав Третьего и вовсе утонул в интригах, излишествах и похоти. Не взирая на частые уговоры братьев, сержант игнорировал возможность вступить в одну из них. Все эти тайные игрища были мерзостью для сына Лоргара, уделом слабых, которые пытаются спрятать свою низменность в темных альковах при свечах и благовониях, атрибутах ненужного фетишизма. Только железная воля и чистый разум могли привести к светлому будущему, что дарует всеблагой Бог-Император. Только вера, не религия, а вера, чистая и праведная, в Него и Его Слово. В Его Имперскую Истину. И все больше сомнений вызывали слова Эреба, первого капеллана, и Кора Фаэрона, наставника и приемного отца примарха. По-змеиному струились их речи, когда с кафедр и с помостов читали они слова Имперской Истины. Но никогда не было у Сарпанита сомнений в слове Уризена, названого так жителями пустынной Колхиды. – Нет, Этана. Именем Лоргара и Императора, я отказываюсь принимать участие в этой бойне. Они не враги. Полудикари, но Человечество. Это все похоже на какое-то дикое жертвоприношение, – голос стал ледяным. – Будь уверен, даю слово, ты не уйдешь от наказания, совершив ее. Ярость капитана схлынула. Он отвел взгляд куда-то вдаль, за серые холмы, и медленно кивнул. – Я знал, что ты откажешься. Последний сын далекой Терры в моем отряде и первый, кто бы пошел против моего слова. А[ну уж нет]ронизм прошлого, препятствующий новому будущему. Ты бы не понял его, не увидел. Ты бы не принял, ибо никогда не был одним из нас. – От удивительно мягкого тона голоса Этаны рука сержанта непроизвольно потянулась к гладию. – Жаль, Сарпанит, ты был отменным воином. Он поднял глаза и взглянул на сержанта горящим взглядом. Капитан вмиг изменился. На его лице, словно выгравированная, застыла гримаса слепого фанатизма. Сухой пыльный ветер лениво трепал печати чистоты, прикрепленные к доспеху. Отблески жаркого солнца плясали в глазах, придавая воину инфернальный облик. Несущий Слово стал похож на всеми забытого злого божка из древних легенд, которому приносились кровавые жертвы. – Господин Эреб более не потерпит тебя, твоей дерзости, неверный! –прошипел капитан, – Много, очень много терпели. Много раз! Много! Сержант выхватил гладий. – Ты полоумен, Этана. Тот улыбнулся, но улыбка вышла кривая и жуткая. – Нет, Сарпанит, я благословлен! Взять его! Двое Несущих Слово, до этого молча стоявшие по обе стороны от капитана, двинулись к сержанту. Терранец сделал шаг назад и стал в боевую стойку. Космодесантники обнажили оружие. Тот, что слева, Айдрут, высокий и молчаливый мечник. Справа – Явне Тоц, мастер топора и пламенный последователь Эреба. Это были профессионалы своего дела. Оба мясники. Они напали на него сразу, прикрывая друг друга. Терранец выбрал того, что слева. На вызванный предательством шок наложилась ярость. Первый быстро рубанул, вынудив Сарпанита поставить блок, чтобы у второго была возможность рубануть топором по ногам. Айдрут быстро отступил, дав место топорщику для удара. Терранца не нужно убивать сейчас, его надо захватить живым. Обездвижить, искалечить, но не убивать. Сержант закружился в пируэте, обошел и резанул второго кончиком гладия внизу под коленом. Брызнула кровь. Тоц издал недовольный рык. Лоялист плечом толкнул мастера топора в сторону, чтобы сбить ему темп, развернулся, и с размаху рубанул в локтевое соединение. Гладий с ультимой на гарде погрузился в плоть, рассекая сухожилья. Топорщик заорал, но не от боли, а от злости. Показалось, что голос двоился. Айдрут вскинул меч. Все они были легионес астартес – сверхлюдьми, идеальными машинами убийств и завоеваний. Отдельно каждый из них мог противостоять роте обычных солдат, вместе же они являлись поистине апокалиптической силой разрушения. Но у ветерана одно преимущество перед ними всеми – вековой опыт сотен битв во имя прогресса Человечества. Рожденный на Терре, среди полярных техноменгиров-исполинов Мерики, он был одним из первых, кого Император назвал своими герольдами и отправил нести Его слово и Его свет во тьму космоса. Светлокожий, рыжеволосый и сероглазый, он разительно отличался от братьев-легионеров не только внешностью, но и характером. Там, где меднокожий колхидец предпочел бы действовать хитростью и словами, он, сын Терры, выбрал бы честную прямоту. Это и роднило его с Ультрамаринами, воинами-королями Тринадцатого. Клинок, рассекший плоть Тоца, был выкован на Макрагге, родине этого благородного Легиона. За десятилетие совместных кампаний Орден Эбонитовых Врат и Четвертую роту Ультрамаринов связали узы несокрушимого братства. И в тот день, когда экспедиционные флоты двух легионов разъединились и пустились каждый в свое плавание, сержант Ветан из Тринадцатого подарил свой гладий кузену по крови, но брату по душе, сержанту Сарпаниту из Семнадцатого – во имя вечной дружбы и преданности. И где-то очень глубоко-глубоко в душе, Несущий Слово любил и ценил маленькую ультиму на гарде больше, чем большую раскрытую книгу с пламенем на наплечнике. Терранец парировал молниеносно, грубо, без изыска. Мечник, воспользовавшись инерцией парирования, совершил пируэт и ударил с полуоборота, широко, размашисто и мощно. Слишком мощно. Сержант уже отпрыгнул, попутно выхватив болт-пистолет и выстрелил Тоцу в живот. Колхидский тяжелый клинок, значительно более тяжелый, чем клинок с Маккрага, прорезал воздух, и молчаливый астартес сделал лишний шаг. Инерция потянула его за мечом. Сарпанит уже рядом. Посмотрел в изумленные глаза на искаженном от ненависти лице. Ударил. Коротко, но очень сильно. Гладий вошел в подбородок и вышел из темени. Айдрут сделал еще один шаг. Последний. Второй подбежал с топором наперевес. Сержант взял гладий обратным хватом, развернулся и обратным ударом пробил ранец Несущего Слово. Силовые кабели лопнули и ранец вспыхнул. Колхидец, не обращая внимания на огонь, крутанув, впечатал топор в грудную пластину верному астартес. Доспех раскололся. Потекла кровь. Топор опаснее, но меч – быстрее. Сержант успел поставить блок, как на него обрушился новый удар. Он заблокировал, но ощутил всю мощь, вложенную атаку. Во рту почувствовал привкус крови. Колхидец резко, очень резко даже для сверхсолдата, приблизился и головой в шлеме, словно бык, ударил в нос Сарпаниту. Хрящи превратились в кашу. Фонтаном брызнула кровь, залив лицо и курчавую рыжую бороду алым. От удара сержант шагнул назад, получив достаточно места для выстрела. Противник открылся и терранец дважды выстрелил в пах. Топорщик стал евнухом. Лоялист приблизился для казни. Подарок ультрамарина рассек гофрированное сочленение горжета доспеха, пробив трахею воина по имени Явне Тоц. Раздался булькающий звук, и астартес упал на колени. Из раны на сухую землю Тетраваала потоком полилась густая, удивительно темная кровь. Сержант всадил в грудь заряд из болт-пистолета, прямым взмахом отсек кисть руки с топором. Тут же упавшая конечность, будто бы паук, поползла к сержанту сквозь пыль, быстро перебирая пальцами. Сарпанит скривился от омерзения и раздавил сабатоном противоестественное проявление жизни. – Умри же ты наконец! – проревел Сарпанит, выпустив оставшиеся болты в лицевой щиток противника. Мозговое вещество вперемешку с осколками костей и керамита вылетели из затылка. Закованное в броню тело покосилось и грузно упало в раскаленную пыль. То, чем стал боевой брат Явне Тоц, умерло. – Ты прекрасный боец, – Этана, наблюдавший за схваткой все это время, развел руки приветствуя покрытого кровью брата. Лицо безумца превратилось в маску притворщика. – Нет, я действительно восхищаюсь твоим мастерством, сержант. И по правде, пусть и никогда открыто не говорил, всегда считал одним из лучших моих солдат, даже не взирая, что ты терранец, – последнее слово капитан выплюнул. – Всегда стоек, надежен, верен. Истинный легионер и воин Слова. – К чему столько пустых слов, предатель? К чему лизоблюдство? – Сарпанит перебросил окровавленный гладий из руки в руку. – Дерись! Дерись со мной, Этана! Дерись! – воин тяжело дышал. Ребра от удара Тоца лопнули и пробили легкое. Терранец сплюнул кровь на землю. – Давай, трус, подходи! – Не вижу оснований умирать из-за этого мусора, – капитан указал тяжелой силовой булавой на людей. – С каких это пор ты стал противиться приказам, сержант? Передружил с Ультрамаринами? – лукаво спросил и по-птичьи наклонил голову в бок. – Достаточно болтать! Дерись, ублюдок! Или боишься? – Как пожелаешь, брат! – мерзко ухмыльнулся капитан, активируя силовую булаву. Среди грязной пыльной застройки глинобитных хижин стоял израненный астартес. Глупый, дремучий, слепой. Последний воин мертвых порядков. Реликт прежней эпохи. В его взгляде таилась чистая, невозмутимая и ничем незамутненная ненависть. Этана понял, что живым не взять. Впрочем, если смотреть объективно, ничего другого от Сарпанита ожидать не стоило. Не теша себя иллюзиями относительно его выбора, Этана принял его выбор как данное. Сержант стал бы отличным служителем нового порядка. Старые Боги Колхиды, порождения которых издревле блуждали в глубоких темных пустынях, ш[оппа!]ли новые слова, слова веры, слова правды. Старое падет. Галактика будет гореть под смех алчущих Богов. Хоры нерожденных пели Этане об этом. И хотя в любом совершенстве есть свой изъян, который делает это совершенство совершенным, изъян этот должен быть уничтожен. Демагогия слов, не более. Господин Эреб отрыл глаза капитану в тот момент, когда горечь от утраты Монархии выжгла душу, оставив только холодные угли ненависти. Слова Первого Капеллана переродили его, воскресли, слово Феникса. То новое, чем стал Этана разрушит, обратит в пепел, все то, что было ценное ему прежнему. Но сейчас он убьет Сарпанита. Удар. Вспышка боли ослепила. Он закашлял, и кровь вперемешку с кислотной слюной потекла изо рта, с шипением закапала на горячий песок. Сарпанит не заметил, что гладий выпал из обессиливших рук, не заметил, что парализовало нижнюю часть тела. Одно сердце перестало биться, а ритм второго сбит и угасает. Зрачки закатились за веки. Он попытался что-то сказать, но губы лишь беззвучно двигались. Жизнь покидала его. Рядом с ним опустился на колени Этана, держась за рану в боку. Половина аккуратного красивого лица срезана острым лезвием. Глазное яблоко лопнуло от удара и висело на нитке нерва. Капитан сорвал две зеркальные монеты с пояса, положил каждую на глаз брату. Снял с пояса кривой кинжал. Провел по лезвию кончиками пальцев в латной перчатке. Аккуратно, почти нежно, запрокинул голову рыжеволосого астартес, оголив тому горло. Занес руку для удара. – Да, мой брат, мой вернейший брат, ты прав. Прав. Прав, как никогда перед раньше. Это не просто похоже на жертвоприношение, это и есть оно. Рука опустилась. Кровь из рассеченного горла окрасила серый доспех багрянцем. Самый верный воин Ордена Эбонитовых Врат пал. "№ 7" Тьма окутывает века истории. Триумф человечества почти забыт, а те, кто его ещë помнит, слишком страшатся правды. Тысячелетия кропотливого труда, мучений и жертв осыпаются прахом уже сегодня. И в час величайшей нужды, когда люди стояли перед неминуемым концом, явился он — Омниссия. Великий Бог-Машина. Под его могучим руководством заговорили древние кузни. Огромные плавильные печи заливали Красную Планету нестерпимым жаром, а молоты, подобно сгинувшим богам, ковали оружие для завоевания Галактики. Миллиарды солдат, миллионы танков, тысячи титанических размеров машин, воплощений самой Омниссии, подобно гигантской волне, хлынули на просторы космоса. Начался Великий Крестовый Поход. Это было время героев. Непоколебимая воля человечества неумолимо приближала его к звëздам. Триумф, некогда потерянный и стëртый, вновь возвещал о владычестве людей. Но Галактика жестока. Она не смогла противопоставить людям ничего, поэтому выставила самого страшного врага — их самих. Началась Ересь Хоруса. Самое кровавое, самое жуткое, самое страшное, что только могли себе представить люди. Братоубийственная война, какую ещë не видел безбрежный и бесконечный в своей холодности космос. Люди выстояли. Словно скала, противостоящая приливной волне, человечество встало на защиту своих земель. Но слишком большая цена была отдана в этот раз. Тысячи миров не пережили эту бойню. Ещë больше — скатились в первобытный век. Знания оказались священны и запечатаны. Слишком мало осталось тех, кто был властен над механизмами. Мир-кузня Фелиция Прайм — один из таких миров. Он пережил великую братоубийственную войну и стоял на протяжении десяти тысяч лет, словно стена щитов пред вратами ада. Но Галактика неумолима; сколь бы сильным не было поражение чужаков, они всегда возвращались. Снова и снова. И теперь новым защитникам придëтся встать на защиту этой воистину священной планеты. Потому что во мрачном будущем нет ничего священнее, чем знания. Гамма-43 осматривал карту бушующего сражения с помощью лицевого дисплея. На заднюю панель маски выводились данные об особенностях рельефа, расположения и состояния войск. Аугментации мозга позволяли в мгновения ока считывать необходимую информацию и делать верные выводы. Их теснили. А потому его подразделению вскоре предстоит вступить в бой. Сотня скакунов ждала своего часа в отведëнном ангаре. Статные, величественные машины, похожие на животных с древней Терры. При одном только взгляде на их совершенную гидравлику, механические мышцы и переливания сплавов хотелось пасть ниц и молиться Омниссии, благодаря еë за великолепный дар. Среди служителей культа Бога-Машины не было тех, кто воспротивился бы такому порыву. Но Гамма-43, и вся сотня всадников держала себя в руках. Их глубоко аугментированные тела были послушными, подобно цепным псам, и не менее бесстрастным, чем машины. Немногие готовы принять дары Омниссии. Стать проводниками Его воли в эту бренную вселенную. Но те, кто их принимал, отдавался служению без остатка. А потому Гамма-43 снова и снова осматривал карту поля боя, в надежде получить приказ выступать. Ноосфера молчала. Все бойцы его манипулы были опытными скитариями. Прошедшие горнило войны в разных мирах эти воины доказали, что достойны носить святые механизмы в своём теле. Все они без исключения были лишены плоти, не считая мозга. Элита воинства механикум. И именно из-за этого их держали как подвижный резерв, готовый в любую секунду броситься на глупого соперника Бога-Машины. Манипула вздрогнула. Поступил долгожданный приказ о выдвижении. Ноосфера мерно загудела на бинарном коде, и скитарии обнажили силовые скимитары. Клинки, чья изящность не уступает смертоносности. Металлические скакуны двинулись вперёд. Они были прекрасны сами по себе, но только в движении можно было узреть истинное величие Омниссии. Ни одно живое существо было не способно двигаться с той же грацией, с тем же изяществом, и той же гордостью, что эти машины. Духи машин беспокойно фыркали. Они тоже чувствовали своё природное превосходство над теми, кто посмел отвергнуть Бога-Машину и выступить против Него. Ощущали власть над ними и желание карать гнусных безбожников. Металл столкнулся с рокритом, но лишь для того, чтобы встретиться с ним вновь. Манипула ускорялась. Всадники, подобно их древним предкам с Терры, скакали навстречу своему врагу. Прорвавшемуся, самоуверенному врагу, не ведающему и жалкой доли могущества Омниссии. Поворот сменялся другим. Обширные улицы, ведущие к, казалось, бесконечным скадам, сборочным цехам и кузницам были пусты. Никто не преграждал путь слугам Омниссии к выполнению их священного долга. Никто, кроме кучки глупцов, что осмелились нарушить священный гул работающего оборудования своими отвратительными двигателями. Их было много. Сотни, если не тысячи мотоциклистов летели прямо в сторону центра управления. Манипула скакала галопом, разгоняясь с каждой секундой всё сильнее. Вот и они. Фиолетовые порождения космоса, в своём высокомерии считающие себя людьми. Служители культа генокрадов. Они не держали строя, ревя своими примитивными моторами. Триста метров… Двести метров. Гамма-43 запечатлел момент атаки в пикт записях для будущего отчёта своему командиру — Сомнабуле-88. Его аугментированные глаза выхватывали малейшие детали снаряжения чужаков, их мерзкие лица и отвратительный дух. И то, какая ужасная и неотвратимая смерть придёт за ними. Скитарии кинули клич на священном языке, что для непосвящённых звучал подобно душераздирающему визгу, и влетели в строй врагов. Их алые плащи развевались от потоков горячего воздуха, а скимитары рубили неверных. Гамма-43 видел всё в мельчайших подробностях: как его клинок входит в слабую плоть, отрубая голову мутанта, как осквернённая машина заваливается на бок, и как мёртвое тело, отказывающееся признавать собственную гибель, отчаянно пытается стрелять из своего жалкого, примитивного оружия. Их не щадили. Сотня скитариев, облачённая в священные алые плащи, летела навстречу лавине чужаков и рубила, рубила, рубила. Это было прекрасно. Несмотря на то, что многие аугментации блокировали эмоции, Гамма-43 и вся его манипула всё ещё могла их чувствовать. И они чувствовали благоговейный трепет пополам с отвращением. Ощущали, какая ересь существует в обители знаний, и как они её безжалостно уничтожат. Слуги культа генокрадов кинули свой запоздалый клич. Он тоже был похож на визг, но всякий, услышавший его, сперва бы подумал про кучку безмозглых животных. Воодушевления не произошло. Слишком стремительно скитарии пробивались сквозь их нестройные ряды, слишком страшен был образ всадников, облачённых в металл и красные плащи. Образ тех, кто нёс врагам Омниссии неумолимую смерть на остриях своих клинков. Гамма-43 получил первое повреждение за бой. Линза его левого аргументированного глаза отказала после попадания туда маломощного твёрдотельного боеприпаса. Остановило ли это скитария? Нет. Глупец, возомнивший себя победителем, остался без половины черепа, а остатки его тупой морды с влажным хрустом врезались в рокрит. Воля скитариев, верных слуг Омниссии, так же непоколебима, как воля самого механизма. Внезапно манипула остановилась. Впереди была лишь пустая автомагистраль, и никаких признаков противника. Гамма-43 повернулся назад, хоть этого и не требовалось. Восемьсот двадцать один труп на шестисот двадцати трёх мотоциклах усеяли два километра прямого пути. Их красная кровь, пополам с ихором затопила широкую дорогу. Из скитариев не пал ни один. Ноосфера мерно загудела. Бойцы его манипулы передавали пикты и прочие графические пакеты файлов для предварительной сортировки и отправки командиру. Новых приказов не поступало, а потому они встали без движения. Гамма-43 вновь взглянул на тактический дисплей. Несмотря на многократное технологическое превосходство Адептус Механикус, их по прежнему теснили. Контратака манипулы всадников позволила избежать критической ситуации, но не изменила в ходе боя решительно ничего. Тишина ноосферы вновь лопнула. Пришёл новый приказ. Время обороны прошло. Настала пора наступления. Ряды скитариев были подобны жидкому металлу. Там, где образовывалась брешь, новые бойцы стремительно занимали места павших. Это была самая простая и, вместе с тем, самая совершенная манера ведения войны. Но в этот раз она не оказалась столь эффективной. Культ Четырехрукого Императора, эти мерзкие ксеносы, смеющие считать себя людьми, показали поистине нечеловеческую численность. Миллиарды тварей заполонили мир-кузню. Но это не остановило хранителей знаний, что непоколебимой поступью идут выжигать заразу из своего дома. На стыке склада боеприпасов и космического порта встретились две волны. Одна, влекомая жаждой разрушения и завоевания, и вторая, чья доблесть и верность клятвам ведёт её сквозь тысячелетия. Два мира, существующих в одной вселенной, но не способных к сосуществованию. Ибо во мрачной вселенной, освещаемой слабым мерцанием злорадных звёзд, должен остаться только один. Гамма-43 во главе своей манипулы летел по широкой полосе, гордо подняв над собой силовой скимитар. Он ощущал благоговейный трепет, когда его верный клинок без промаха разил врага. Должно быть, его чувства разделял всякий служитель Омниссии на этом поле боя. Неожиданная атака подвижного соединения принесла ожидаемые плоды. Жалкое подобие строя порченного отродья было рассеяно в пыль, а чужаки безжалостно уничтожены. Тяжёлый снаряд разорвался у самых ног скакуна Гаммы-43, а его самого отбросило в сторону. Удар о рокрит привёл несколько сенсоров в негодность, но правый аугментированный глаз всё ещё работал. Скитарии не остановились. Наоборот, они лишь ускорились, отдаляясь от своего командира всё дальше. Это были правильные действия. Ведь настоящий руководитель — Сомнабула-88. Гамма-43 лишь собирал и структурировал необходимые данные. Это, как ни что иное доказывало совершенство подхода служителей Омниссии. Невозможность отрубить голову змее — невозможность обездвижить армию. Но Гамма-43 об этом уже не думал. Он тяжело поднялся на ноги и устремил взор вперёд. А впереди его ждали орды кровожадных тварей, посягнувших на священные знания. Подняв свой клинок, он устремился в толпу, желая в последний раз отдать долг Омниссии. Ибо для он был взращен. Ибо для этого был рождён.

Начало в 20:00 Участники до сих пор сдают работы. А голосование обязательно будет. Как же иначе?

Суровый мужчина!

Какие зловещие клоуны... Так и фобию можно получить =)

Осталось меньше дня до начала! Поспешите, участники!

"№ 3" Они падали с неба Они падали с неба. Словно слёзы разгневанного отца, посадочные капсулы неумолимо приближались к планете. Зенитки молчали, молчали пусковые установки; некому было остановить их стремительный полёт. С каждой секундой, с каждым метром смерть была всё ближе. Корпуса капсул накалялись. Казалось, сам воздух, сама планета не желает пускать вестников смерти к тем, кто не способен себя защитить. Но тщетно. Металл был равнодушен к мольбам атмосферы, как космос равнодушен к мольбам смертных. Астартес летели к планете. Внизу кипел бой. Десятки, сотни тысяч, миллионы солдат ожесточённо бились за право владеть этим некогда прекрасным, а ныне изуродованным куском камня. Они ревели, грызли друг-другу глотки, своими монструозными танками давили всякое сопротивление, а чудовищными снарядами рвали города на части. Люди не ведали ни сострадания, ни милосердия. Лишь отчаянная храбрость и воистину человеческая жестокость. Но было чувство, отделяющее людей от победы. Страх. Давящий на виски, чёрный, словно смола, густой, словно мазут, он проникал в самые потаённые части души и ш[оппа!]л. Ш[оппа!]л остановиться, прекратить стрелять, лечь на землю и лежать, не высовываться из укрытия. Конечно, люди не были бы покорителями галактики, если бы не могли преодолевать это омерзительное чувство. Но этого оказалось мало. И вот, в час величайшей нужды, пришли они. Ангелы Смерти Императора. Подобно древним богам, эти воины не ведали страха. Их рука не дрогнет, а разум очищен от сомнений. Их души чисты, их идеалы святы. Их оружие смертоносно, а тактики безупречны. Они — величайшие воины Человечества. Они — Адептус Астартес. Пули чиркнули по правому наплечнику. Словно камень, встретившийся со скалой, они бессильно отскочили от священного доспеха. Воин повернулся. Он засек четыре фигуры в мрачном чреве полуразрушенного административного здания. Бесстрастно, словно железный автоматон, закованный в керамит палец четыре раза нажал на спусковой крючок. Ревущие болты всё также бесстрастно пролетели две сотни метров. Раздались вопли, хруст, а потом и бессильное бульканье. Ангел не обратил на это внимания. Келбора чувствовал недовольство. В первую очередь, несовершенными системами наведения, что разбросали его боевых братьев. Во вторую, зенитной установкой предателей, что разбила на куски его дроппод перед самим приземлением. И, наконец, в третью, самим собой, что оказался слишком далеко от предполагаемой точки высадки. И теперь он вынужден двигаться средь дымящихся руин в одиночку, почти не встречая врагов на своём пути. Его это раздражало. Раздражало то бездействие, в которое его загнал враг, раздражал тот затянувшийся пролог перед битвой. Келбора легко злился и прекрасно об этом знал. И ни медитации, ни тренировки, ни наставления капелланов не могли помочь исправить его натуру. Канонада войны приближалась. Кровь, витающая в воздухе, напряжение, которое можно трогать руками. И страх смертных, что так отчаянно движутся к своей гибели и также отчаянно пытаются её предотвратить. Келборе нравилась война. Эта чистая, ничем не сдерживаемая ненависть и жестокость. И более всего ему нравилось, что именно в битве он может отдаваться долгу перед Императором без остатка. Первый предатель упал с развороченной грудью. Броня не прикрывала торс, поэтому сочащееся кровью красное мясо было хорошо видно. Раздробленные кости казались неестественными, чужеродными паразитами, хитростью и коварством забравшиеся в тело несчастного. Потом был второй, третий, четвёртый. Келбора, как и весь его орден, не был похож на остальных боевых братьев. Где одни предпочитали ярость, он брал холодным расчётом. Ненависть к чужакам, предателям и еретикам никуда не делась. Но её сдерживали. И сдерживали отнюдь не только ради эффективности. Он двигался быстро. Точными, даже механическими, движениями космодесантник пробивался через гущу врагов. Он разрывал их на части болтерным огнём, рвал кулаками и топтал керамитовыми саботонами словно муравьёв. Во тьме, среди горящих зданий и неба, залитого зенитным огнём, Келбора быстро приближался к точке сбора. Наконец, опустошив два магазина, он добрался до цели. — Ты долго, — сказал командир отделения. Он говорил так же, как и все в его ордене — холодно, не давая показаться и тени эмоции. — Прошу простить, меня выбросило слишком далеко, — они общались по зашифрованному каналу связи через личные воксы. Не самая редкая технология, но одна из самых полезных. Особенно для них. — Твоё наказание подождёт. Выдвигаемся, — огромный гигант в массивном керамитовом доспехе шёл легко и плавно. Обычный человек вряд ли смог бы двигаться хотя бы с десятой долей его ловкости. План составили ещё на орбите. Планета, некогда принадлежавшая Империуму, сейчас [ну уж нет]одилась под властью еретиков и предателей. Её захватили относительно недавно, всего пятьдесят стандартных терранских циклов назад. Но и этого времени оказалось достаточно, чтобы старые и обветшалые бастионы окрепли, превратившись в грозные крепости. Силы Империума осаждают города-ульи уже два с половиной года. Слишком малый срок для истощения запасов, но достаточно большой, чтобы начать беспокоиться. Задача при высадке у шестой роты Вестников Бури была ровно одна: зайти в тыл основным силам предателей и уничтожить командование. «Отруби змее голову, и тело распадётся само», — Келбора любил воспроизводить в своей памяти слова наставников. Это… делало задачу более ясной. Отделение остановилось. Вооружённые одними только болтерами, они заняли позицию в узком переулке. Командный штаб предателей [ну уж нет]одился глубоко под поверхностью мира, в одном из бункеров планетарного губернатора. Тот, похоже, очень любил свою жизнь, раз смог построить настолько мощное укрепление. Келбора чувствовал к нему только презрение и зарождающееся раздражение. Вместо того, чтобы встречать своего врага грудью, эта крыса забилась в угол. Космодесантник искренне не понимал его мотивов. — Отделение, цель — пусковая шахта номер двадцать три, — командир отделения, Фор Гракс, говорил кратко. Он не отдал приказа на проверку полученной всеми бойцами карты. Не дал команду составить маршрут. Всё это должно было быть понято и сделано без слов командира. — Вперёд. — короткий приказ, и пятёрка космических десантников вышла из тени. Удивлённый патруль не успел ровным счётом ничего. Щелчки спусковых крючков — и десяток изумлённых бойцов противника падает на дорогу под аккомпанемент тяжёлой поступи керамитовых саботонов. Они двигались быстро. Словно нож сквозь масло, отделение Астартес проходило один блок-пост за другим. Подняли тревогу. Достаточно рано, чтобы побеспокоиться о боекомплекте, но слишком поздно, чтобы что-то изменить. Рота космических десантников в один момент перекрыла всякие пути отступления командованию предателей и уже двигалась к залу управления. К тому моменту, когда еретики подтянут резервы, их командный пункт уже будет уничтожен. Обветшалые коридоры, заваленные ходы и трещины, не внушающие никакого доверия. План стремительно превращался в эти самые коридоры. Уже пятый маршрут из семи возможных оказался погребён под тоннами обломков. Взрывать в таком месте мельта-заряд будет равносильно самоубийству. Никто из них не нервничал и не задавал вопросов. Доктрина ордена заставляла их быть холодными, молчаливыми и бесстрастными. Никакой ярости в бою, никаких эмоций. Только здравый расчёт. Это давало свои плоды, но и дань требовала немалую. Келбора часто смотрел на своих братьев из других орденов и не знал, завидовать им или сочувствовать. Слепая ярость не всегда приводит к выполнению поставленной цели. Скорее, наоборот, она позволяет сиять ярко. Но после каждой вспышки огонь разгорается всё сильнее, съедая Астартес заживо. Келбора смотрел на них и понимал, что, хоть они и сгорают быстро, но всё же живут ярко. Ярче, чем кто бы то ни было из Вестников Бури. Он видел в их доктрине неестественность. Чуждость его естеству. Как будто машинерия древнего механизма, что превращает человека в нечто страшное и уродливое. И… эффективное. Первый оборонительный пункт показался через четыре минуты и две секунды. Два стабберных пулемёта и три десятка солдат. Как будто это могло их остановить. Келбора вновь почувствовал раздражение. Было такое ощущение, будто противник ими… пренебрегает? Недооценивает? Он не знал. Но ему это не нравилось. — Фор Гракс, — Келбора обратился к командиру. В его словах читалось больше эмоций, чем того требовалось. — Твои ошибки вызывают беспокойство, брат. Что ты увидел? — Я… мне кажется, или сил, расположенных здесь, слишком мало? Они слишком плохо вооружены. — Я понимаю, о чём ты. Не тревожься, это был лишь первый заслон. Всё это время отделение не останавливалось. За свою долгую историю Астартес заслужили звание Ангелов Смерти. В какой бы бой они ни вступали, враг всегда [ну уж нет]одил свою смерть. И не важно, был ли один труп на боевого брата или тысяча. От смерти не ускользал никто. Так было и сейчас. Храбрость, отчаянная отвага, смелость. Всё это теряло свой смысл перед космодесантниками. Подобно надеждам, пули бессильно отскакивали от керамита, а массивные болтеры неумолимо несли смерть. Ангелы не промахиваются. Их группа почти добралась до цели. Зал управления был всего несколькими этажами ниже. Келбора время от времени бросал взгляд на тактический дисплей. Множество отделений с совершенно разных направлений двигались к одной точке. Это было похоже на жизнь. Галактику населяют триллионы и триллионы людей, каждый со своим жизненным путём, целями, убеждениями и желаниями. Но, в конечном итоге, все они приходили к одному единственному итогу — к смерти. Келбора её не боялся. Страх был чужд Астартес сам по себе, но он не страшился её не поэтому. Ещё в самом начале своего пути он знал — его ждёт смерть. От когтей злобных хищников, от рук ксеносов или еретиков, наконец, по глупой случайности. Орден лишь укрепил в нём его веру. Смертны все, но те, кто ходят по краю, внезапно смертны. И Келбора был готов встретить свою внезапную смерть с абсолютным безразличием на лице. Так их учили. Так они погибали. Перед ними показалась последняя преграда. Большая, массивная и очень тяжёлая бронированная дверь, посечённая осколками и брызгами крови. Приказа не было. Боец с мельта-бомбой молча подошёл и установил заряд. Пара секунд на отход. Взрыв. Одновременно с шести сторон в зал управления полетели дым, пыль и гранаты. Раздались взрывы. Фонтаны осколков взрывались то тут, то там, но ни один не достиг цели. Астартес влетели в зал. Пусто. Никого. Лишь побитая аппаратура и один большой экран когитатора, показывающий странного человека. — Ангелы Смерти Императора. Астартес. Я ждал вас. — Мужчина говорил с вызовом, чуть подняв подбородок и сложив пальцы домиком. Его одеяние было крайне странным для предателя или культиста. Келбора тут же понял, почему он показался ему ненормальным. Инсигния. На его груди висела инсигния. — Кто ты такой? — капитан шестой роты подошёл ближе к монитору. Он тоже принял участие в операции. Не надев ни одной из своих наград, Антоний, тем не менее, был истинным капитаном роты Астартес. И никакие регалии, никакие великие почести не заменят эту осанку и этот низкий, ледяной голос. — Я инквизитор Ордо Хронос. И я ждал тебя, Антоний. Или кого-то, вроде тебя, — фигура сменила позу, откинувшись на спинку трона. — Мне известно, что ты озадачен. Что ж, хорошо, я буду краток. Зайди в дверь номер шесть, и узнаешь ответы на свои вопросы. Времени не так много, Антоний. Поспеши. Капитан хотел [ну уж нет]муриться. Он понимал, что никто не увидит его искорёженное от попадания болта в шлем лицо. Но Антоний сдержался. Он не был бы капитаном, если бы не выполнял все предписания со скурпулёзностью клерка Администратума. Тяжёлой поступью он направился к двери с цифрой шесть. Она была справа, в дальнем углу зала. Серо-зелёного цвета, как и всё здесь. Подобно холопу, который повинуется своему хозяину, дверь покорно отъехала вверх. Её машинерия была грубой. Множество проводов, гидравлических систем и совсем архаичных шестерёнок. Но она работала тихо и беспрекословно. Вот что такое человеческие технологии. Грубые снаружи — совершенные внутри. Инквизитор был один. Он сидел на троне, что отливал серебром, окружённый, должно быть, десятком когитаторов. Его лицо, спрятанное под стилизованный клюв ворона, металось от одного экрана к другому, быстро работая на множестве клавиатур самых разных размеров. Антоний взглянул на изображения. Они транслировали самые разнообразные точки ведения боевых действий. Догадаться, что здесь происходит было не так уж и сложно. — Я начинаю подозревать… — проговорил капитан и тут же был прерван. --… что ничего не понимаю, — должно быть, под этой маской играла улыбка. Должно быть, инквизитор лучился самодовольством, что так ловко перебил капитана роты космического десанта. Антоний, несмотря на всю свою выдержку, начал медленно кипеть. — Я вызвал тебя не для игр с твоим самолюбием. Есть дела, которые надо закончить, прежде чем мы перейдём к другим, — голос мужчины был холоден. Он неотрывно смотрел в лицо Астартес, не выражая ни страха, ни почтения. Лишь оценивающий взгляд и холодный расчёт. Наконец, инквизитор встал, отсоединяя собственные аугментации от портов трона. Его фигура была внушительна. Для обычного человека, конечно. Одеяние представляло собой панцирную броню, богато украшенную серебром. На одном бедре висела силовая са[эх жаль], а на другом — плазменный пистолет. — Следуй за мной, — инквизитор двигался быстро. Как будто он куда-то спешил, но яростно старался это скрыть. Антонию не нравилось в теперешней ситуации решительно всё. Не уничтоженное командование предателей, наличие странного инквизитора с непонятными целями и мотивами и, наконец, поведение этого инквизитора. Слишком много высокомерия, слишком много спеси. Пока что Антоний молчал. Но мысли о тихой ликвидации и последующей чистке навещали его всё сильнее. — Вы когда-нибудь слышали о моём ордосе? — инквизитор начал внезапно. Видимо, это было одной из его неприятных привычек. — Ничего. — Антоний отвечал честно. Он вообще плохо разбирался во внешнеполитических делах его ордена. Задача Астартес — воевать, и капитану шестой роты этого было достаточно. — Сочту за похвалу. Наш ордос, как несложно догадаться, занимается временем. Вернее, влиянием различных сил на искажение времени и, впоследствии, пространства. Довольно сложная задача, не правда ли? — инквизитор шёл, соединив кончики пальцев на ладони. — Не сложнее остальных, — беседа затягивала Антония всё глубже под землю. Чтобы не прятал там этот странный ордос, оно было действительно важным. — Я ожидал такой ответ. Впрочем, это не столь важно. Я прибыл на эту планету шестьдесят лет назад по наводке одного ныне сгинувшего еретика. Он бредил, будто бы в недрах этой планеты [ну уж нет]одится механизм, способный прокрутить время всей вселенной на миллионы лет. Не самая сумасшедшая фраза, которую мне доводилось слышать, — инквизитор несколько раз пробил пароль на очередной двери. — Полагаю, как бы не была безумна его теория, она оказалась правдива, — Астартес всегда учат предполагать худшее. В этом инквизиция и космодесант были схожи. — Да, — инквизитор замер перед огромной машиной. Своими размерами она превосходила “Карающий Клинок”, а по технологии, должно быть, сам линкор типа «Император». Антоний смотрел на машину и никак не мог поверить, что такое реально. Она казалась… совершенной. Будучи в полуразобранном состоянии, никакая обшивка не могла скрыть огромное количество самых разнообразных механизмов. И всё это великолепие излучало слабый свет цвета имперской плазмы. — И… оно работает? — проговорил Антоний. — К сожалению, да, — голос инквизитора сделался каким-то глухим, подавленным. — Мы не можем оставить её здесь, — вдруг сказал Антоний. Странное чувство тревоги возникало у него при виде этой машины. — Вы правы, капитан. И есть только одно место, достаточно надёжное, чтобы спрятать это чудовищное по своей мощи чудо Тёмной Эпохи, — инквизитор выразительно посмотрел на космодесантника. — Терра, — Антоний не оторвал взгляда от машины. — Надо вызвать механикумов и… — было начал капитан, но инквизитор его тут же прервал. — Исключено. Вы, должно быть, и сами знаете, какой жадностью обладают эти жестянки. За такой дар Омниссии они готовы утопить в крови целый Сегментум. Даже адепт Марса из моей свиты не знает, чем я занимаюсь на этой планете последние шестьдесят лет, — инквизитор выражал такую простую человеческую эмоцию как… неприязнь. Видимо, он не раз и не два сталкивался с интересами механикумов. — Но как же нам перенести её на корабль? — — Путь есть. Шестьдесят лет я потратил на изучение этой машины и понял одну вещь: все её механизмы Империмум сможет воссоздать. Не тот уровень мощности, но работать будет. С этой деталью, — инквизитор подошёл к выдвижной панели и быстро забарабанил по клавиатуре. Из сияющей машинерии выдвинулся цилиндр с ручкой. Размером он не превышал предплечье взрослого мужчины. — Это — ключ к разгадке. Мне неизвестно как, но этот реактор способен вырабатывать чудовищную по своей природе энергию. Именно она и питает машину. Без него она отключится, и ту можно будет спокойно взорвать. — внезапно Антоний осёкся. Лишь секундой позже инквизитор услышал шум. Ревущий звук болтерных снарядов и крики. В личном воксе капитана прозвучало одно сообщение: «Предательство!». Инквизитор выразительно посмотрел на космодесантника. — Похоже, время вышло, — мужчина позволил себе смешок. Антоний не успел ответить, как в помещение влетел один из его бойцов. Его сияющий белизной доспех был покрыт кровью и следами от попаданий болтов. В руках он сжимал болтер и боевой нож. Казалось, космодесантник пытался что-то сказать, но его оружие заговорило раньше. Два болта угодили Антонию в шлем и плечо. Инквизитор среагировал первым. Заряд плазмы из древнего и крайне капризного оружия пробил голову Астартес-предателя, оставив за собой лишь сожжённые мозги и толику удивления в сияющих визорах шлема. — Преданности ваших воинов можно только позавидовать. — Даже в такой, казалось бы, сложной ситуации инквизитор не переставал острить. Возможно, годы, проведённые под землёй, сказались на его психике не лучшим образом. Антоний не ответил. Он коротко кивнул в сторону выхода и пошёл первым, на ходу вынимая силовой меч и плазменный пистолет. Не такой древний, как у инквизитора, но достаточно гордый, чтобы быть его преемником в вечной резне среди звёзд. Капитан вновь оказался в зале управления. Он был залит кровью и завален трупами космических десантников. Разорванные на части доспехи, выпотрошенные тела и безразличные лицевые маски на шлемах. В просторном помещении осталось стоять пятеро. Астартес, перемазанные кровью, с пробитыми доспехами, они продолжали сжимать оружие, даже не смотря на командира. — Братья! — Антоний не стал медлить; вскоре резерв предателей подтянется, — доложить обстановку. Он говорил в слух, а не по засекреченному каналу связи. Капитану казалось, что будет лучше, если инквизитор услышит всё сам. — Гидра. Я видел у одного из них на лице изображение гидры, — один из космодесантников повернулся к Антонию. У него не было правой руки по локоть, а левая вся в зарубках и осколках. Ещё чуть-чуть, и он перестанет быть боеспособной единицей. Но боец сохранял хладнокровие. Орден мог гордиться своим боевым братом. — Действовать согласно плану, — Антоний понял ситуацию. Половина из его бойцов просто не была братьями ордена. Это пугало, пусть Астартес и не ведали страха. Отряд торопился. Подобрав с павших боеприпасы, они двинулись по одному из множества запутанных коридоров. Подкрепление предателей должно было быть близко. Но их никто не ждал. Астартес не привыкли держать глухую оборону. Скорее, наоборот. Они штурмуют планеты, захватывают крепости и ищут врагов Императора везде, где только можно. Так случилось и в этот раз. Это не предатели были охотниками и загонщиками. Это не они были преследователями, идущими по горячим кровавым следам. Их жалкий разум осознал всю тщетность этой ничтожной попытки только в последний момент, когда град болтов в узком пространстве начал рвать храбрых, но простых людей на части. Не было погони, не было преследования. Была лишь бойня. Антоний замыкал цепь бойцов. И хоть им приходилось держать относительно медленный темп из-за инквизитора, их порядки всё равно растянулись. Это не было проблемой сейчас, но могло стать ею в будущем. Пока пушечное мясо безрезультатно пытается их остановить, есть риск появления предателей Астартес. Если отряд попадёт в ловушку противников, равных себе, им конец. Антоний это прекрасно понимал. Как и осознавал, что рано или поздно это случится. Коридор вновь заполнили крики боли и ужаса. Очередной заслон, призванный остановить продвижение космического десанта хотя бы на минуту, не продержался и трёх секунд. Или у предателей закончилось тяжёлое вооружение, или оно ещё не подошло. В подобную слабость Антоний не верил. Впрочем, как и все остальные. Его бойцам пришлось туго. Пусть каждый из них был Ангелом Смерти, но даже это не спасало от ран. Один из них потерял много крови. Слишком много, чтобы выдержать этот марш-бросок. Наверное, он и сам понимал, что умирает. Но это его не останавливало. Обычный человек, завидев эту картину, зашёлся бы благоговейным трепетом. Антоний этого не испытывал. Он чувствовал горечь утраты. Злость на коварного врага и чувство долга, ставшее несоизмеримо тяжёлым. Они вышли из бункера. И вместо группы сопровождения и «Громового Ястреба» их встретил шквал огня тяжёлой боевой техники. Идущего впереди боевого брата порвало на три части. Остальные быстро отступили назад. Антоний думал, разгоняя способности своего улучшенного мозга до предела дозволенного. И не мог понять, что ему делать дальше. Связи нет, её отрезали в самом начале атаки гидры. Их осталось всего шесть, один уже не жилец, хоть и может послужить делу. Остаётся только… — Инквизитор, — холодная маска треснула. Голос Антония перестал быть холодным, превратившись в грубый, обжигаемый солнцем гранит. — Нам нужен план. У нас есть план. Надо продержаться двадцать минут, — с этими словами Инквизитор активировал плазменный пистолет. Вопросов не последовало. Других вариантов не было, только довериться безымянному инквизитору. — Если мне суждено здесь умереть, я бы хотел знать, как тебя зовут. — коридор вёл только в две стороны, и бойцы расположились так, чтобы накрывать любое пространство, отделяющее их от обезумевшей толпы глупцов, не понимающих счастья быть в лоне Империума. — Штерн Курц, — инквизитор всматривался в коридор, туда, откуда доносился топот. Враг не атаковал. Секунды потянулись минутами. Когда-то на древней Терре один мудрец сказал: «Ожидание убивает». Его слова были чистой правдой. Но ожидание убивает не человека, нет. Оно убивает его разум. И вот уже не выдержавший напряжения безумец мчится навстречу своей смерти. Так было с этими предателями и еретиками. Слишком храбрые, чтобы бросить вызов Империуму, но слишком трусливые, чтобы противостоять его лучшим воинам. Антоний начал первым. Его плазменный пистолет выплюнул сгусток раскалённого газа, и тот понёсся навстречу храброму, но глупому солдату. Секунды тянулись минутами. Капитан видел, как медленный пучок неумолимо приближается к груди. Видел в глазах осознание и ужас. Видел жалкую попытку уклониться. Тщетно. Заряд вошёл прямо в центр грудной клетки, не останавливая свой ход. Он пролетел дальше, задев ещё нескольких. Боец стал заваливаться, словно в замедленной съёмке. Возможно, кто-то бы назвал это театральным. Антоний перевёл свой равнодушный взгляд с уже мёртвого человека на новую цель. Время ускорялось. Всё новые и новые вспышки, разрывы и пучки энергии летели с разных сторон. Началась бойня. Жестокая и беспощадная. Суровая, не прощающая ошибок борьба. Такая, какой её знало человечество с самого своего рождения. Такая, какую принимала Галактика. Только кровь, насилие и жестокость. Никто даже не задумывался, по кому и по чему стреляет. Возможно, у кого-то из них была мечта. Возможно, кто-то из них хотел жить. Антоний не придавал этому значения. Никто не придавал. В жестокой вселенной нет места любви, милосердию и состраданию. Либо ты, либо он, третьего не надо. Груды тел заполонили коридор. Десятки, если не сотни бойцов предателей лежали с оторванными конечностями, разорванными телами и гримасами боли пополам с ужасом. Их было настолько много, что некоторые пытались сделать из них бруствер, укрыться за менее удачливыми товарищами. Напрасно. Коридор полнился запахом смерти. Этой тошнотворной аурой, что так любят братья из других орденов. Антоний не любил битвы. Особенно такие остервенелые, когда каждую секунду твоя жизнь на волоске. Это заставляло его дикую натуру пробуждаться. Становиться монстром в человечьем обличии. Жаждать испить человеческой крови. Это касалось всех Вестников Бури. Всех наследников примарха Сангвиния. Кто-то принял этот дар и [ну уж нет]одится на грани ереси. Кто-то отчаянно сопротивляется, не меняя старые порядки. Но они пошли по другому пути. По пути изоляции эмоций, убийстве их в самом себе. Это не было правильным выбором. Не было самого правильного выбора. Всем наследникам Кровавых Ангелов суждено обратиться в чудовищ. И именно такие битвы приближают его самого и его братьев к этой черте отчаянно близко. Силовой меч прошёл сквозь двух человек, не встречая никакого сопротивления. Словно безвольные куклы, части тел глухо ударились о пол. Бой ненадолго прервался. Отчаянные, самоубийственные атаки предателей ни к чему не привели. Сколько не закачивай человека боевыми наркотиками, он рано или поздно осознает страх смерти. Так и случилось. Антоний не знал, скольких они убили. Может, сотню, может, две. Но одно он знал точно: один из его братьев заплатил за эту короткую передышку своей жизнью. Он пал красиво, как гордый воин человечества, с оружием в руках. Но это не умаляло утраты. Их стало меньше. И станет ещё меньше. Боеприпасы на исходе. Совсем чуть-чуть, и придётся идти в рукопашную. — Штерн, — Антоний позвал усталого инквизитора, который сидел на полу, прижавшись к стене. Цилиндра из рук он так и не выпустил, за что и поплатился двумя пальцами на левой руке. Ужас для обычного человека — обыденность для слуги Золотого Трона. — Я… цел, — инквизитор говорил с натугой и хрипотцой в голосе. Он устал, ему плохо. Человек, насколько бы натренированным он ни был, никогда не достигнет уровня Астартес. — Осталось пять минут. Скажи мне, инквизитор, что ждёт нас через эти пять минут? — Спасение или забвение, — Штерн рассмеялся. Рассмеялся тем самым смехом сумасшедшего, безумца, что потерял разум в обмен на великое знание. Вдруг в коридоре, со стороны зала управления, показался космодесантник. Чистый, в сияющих доспехах цвета лазури, он нёс на броне чешую и знак гидры. Воин был один. В руках он нёс силовой меч с активированным полем, а на шее болтался розарий. Лоялисты переглянулись. Было очевидно, что одолеть его можно было только в ближнем бою. Антоний ничего не сказал. Он не долго смотрел на своего противника. Плазменный пистолет звучно прилепился к бедру, и Астартес медленно двинулся вперёд. Дуэль. Древняя традиция. Нечто, покрытое таинством тысячелетней истории, чести и человеческих эмоций. Даже Астартес, даже Вестникам Бури не были чужды дуэли. И вот, он собирается сразиться со своим братом-предателем один на один. Гнев вспучивает вены, заставляет два сердца биться чаше. Нервы натянуты как тетива, мышцы напряжены как пружина. Трудно себя сдерживать, когда предатель-Астартес стоит перед тобой. Более того, тот, кто повинен в уничтожении целой роты. Но он не сдастся. Во имя своих братьев и самого Бога-Императора, Антоний не поддастся искушению выплеснуть на противника всю свою ярость. Предатель начал первым. Коридор был достаточно широк, чтобы выдержать взмах силового меча гиганта. Простой удар, справа налево наискосок, просто проверить, кто с тобой сражается. Антоний принял удар на жёсткий блок и не менее жёстко отшвырнул клинок от себя. Гнев давал знать о себе. Он заставлял действовать грубо, хоть и умело. Следующий ход был за Антонием. Тяжёлые удары его массивного силового меча оставляли на стенах и потолке зарубки. Он не жалел сил, вкладываясь в каждый свой удар. Тщетно. Его противник был опытен и силён. Ни один удар не достиг цели. Искры двух клинков плясали в визорах наблюдателей. Они видели каждый стремительный пирует, каждый финт и жёсткий блок. Чувствовали всем телом, как коридор содрогается от битвы гигантов. Слышали как мечи с громоподобным гулом встречались друг с другом. Это завораживало. Опытные, искусные воины сражаются не как ремесленники. Для них война рано или поздно превращается в искусство. В грубое, животное, но всё же искусство. Антоний парировал удар и уже замахнулся для следующего, как вдруг сзади раздался оглущающий взрыв. Обломки металлической стены разлетелись, обдав наблюдателей пылью. Заревели болты. Капитан этого не видел. «Они справятся», — психологическая установка позволила сосредоточиться на битве. Но лишь для того, чтобы в мельчайших подробностях увидеть, как меч предателя отрезает ему левую руку и плавным движением доводит до коленного сочленения. Это было поражение. Позорное поражение грубо прерванной дуэли. Его не победили в честной схватке, не одолели силой и мастерством, нет. Лишь грязная уловка для отвлечения внимания. Антоний посмотрел в лицо предателю. Лицевая маска не выражала ничего. Бездушные визоры шлема бесстрастно взирали на него сверху вниз. Видимо, хаосит устал. Ему стало скучно, поэтому он просто перерубил капитану шестой роты горло. Антоний трепыхался не долго. Всеми оставшимися силами он судорожно пытался остановить предателя, ухватившись за его ногу. Всё напрасно. Антоний умер, так и не исполнив ни своего долга, ни своих желаний. Смерть — вот высшая награда неудачнику. Штерн продолжал сидеть на полу. Вокруг него лежали тела Астартес. Восемь человек, пятеро из которых были предателями. Троих лоялистов он не запомнил. Состояние инквизитора было ужасным. Правой руки нет, левая нога разорвана попаданием болта, а правый глаз рассечён метким ударом ножа. Само его выживание в подобной ситуации — чудо. Не на долго. Он видел, как убили Антония. Штерн следующий, это было очевидно. Поэтому он сделал один единственный верный поступок. Достал архаичный детонатор и нажал на красную кнопку. Весь город-улей, в недрах которого и скрывался бункер бывшего губернатора, уплыл под землю. А потом свет затопил всю планету. И она, вместе со всей звёздной системой, превратилась в облако космической пыли. Погибли миллиарды. Но спасены триллионы. Такова цена, которую платит человечество во имя выживания. Такова цена, которую заплатил инквизитор Штерн Курц. "№ 4" Судьба скитария Орбита системы GM-116, ковчег Механикус “Железная Воля” Гудят и щелкают когитаторные массивы. Шипят и потрескивают катушки памяти. Под сводами командной палубы слышны молитвы, обращенные к Духу кора[эх жаль]. Огромные реакторы непрерывно производят энергию для бесчисленных систем. И Архимагос Терций ощущал эту мощь всем своим существом. Однако не стоило поддаваться эйфории от соединения с кораблем. Пришел враг. Проклятый Богом-Машиной инквизитор привел союзников. Архимагос знал, что это произойдет. Рано или поздно, ему попытаются помешать. Но расчеты говорили о том, что это произойдет минимум через шесть месяцев. Однако Варп внес свои корректировки в идеальный план техножреца - флот Терция вышел из Варпа позже на три месяца, а противник прибыл слишком быстро. Несмотря на это, задача, которую перед ним поставил Генерал-Фабрикатор кузни еще могла быть выполнена - Астартес, имея в своем распоряжении лишь ударный крейсер и три эсминца, не будут атаковать флот. С вероятностью в 88,768 процентов прибегнут к десантированию на шаттлах, с целью захватить и уничтожить объект “Просвещение”. Перехватить их невозможно, но если задержать их на достаточное время, то корабль с объектом сможет взлететь. Магосу была отвратительна сама суть ксенотехнологии, но учение Плотиния гласило, что машины ксеносов-есть искажение истинного пути, и исследуя их принципы работы можно постичь новое. Мостик ПКО, рейдер Адептус Механикус “Претор” Магос-Милитант Алекс Нейвор ощущал зенитные орудия корабля так же, как немодифицированные ощущает свои органические конечности. Мысленной командой он отдал приказ о зарядке. Сервиторы покорно забормотали и стали подносить и заряжать боеприпасы. Он уже видел цель-пятнадцать шаттлов типа “Громовой Ястреб” входили в атмосферу. Они принадлежали Караулу Смерти-об этом говорили данные орбитальной съемки, которую сделала одна из “Фурий” разведки. Алекс мысленно потянулся к когитаторам-Духи машин ответили ему о готовности к работе. Малые корабли Астартес считались неподдающимися зенитному огню-большинство орудий были недостаточно мощны, чтобы пробить многослойную броню челнока Астартес, а из достаточно мощных просто не удавалось попасть по проворным “Ястребам”. сейчас это утверждение будет опровергнуто. Он загрузил траектории вражеских шаттлов в ноосферу и начал вычисления. Вокруг линий, обозначающих движение аппаратов, заплясали расчетные таблицы, баллистические вектора и тысячи различных обозначений. Он отмахнулся от лишних параметров и сосредоточился на самом главном. Открывать огонь сейчас не следовало. Противник слишком далеко, следовало подпустить его поближе. На расстояние в 763 километра. Это произойдет примерно через тринадцать секунд, которые показались вечностью. Первыми выстрелили три сдвоенных турболазера носовой части. Их зеленые лучи вонзились в строй челноков, заставив отклониться от оптимального курса. Один из них закоптил двигателями и начал разворачиваться, пытаясь спасти себя от неминуемой гибели. Это была фатальная ошибка-залп перезарядившегося турболазера разрезал его пополам. На какое-то время огонь прекратился. Потом небеса вокруг вторженцев наполнились огнем-в дело вступили зенитные макроорудия, посылая огромные взрывчатые снаряды, которые детонировали среди “Громовых Ястребов”, осыпая их осколками и бритвенно-острыми поражающими элементами. Два шаттла не выдержали такого обстрела, рассыпавшись искрами пылающих обломков. Остальные бросились в рассыпную, окончательно нарушив строй. Огонь зенитных орудий сосредоточился на тех “Громовых Ястребах”, которые все еще пытались прорваться к кораблю. Один за другим они взрывались в ослепительных вспышках пылающего топлива… —Архимагос, противник рассеян и вынужден отказаться от десантирования на наши позиции. —Великолепно. Это даст нам еще немного времени. Грейс-16-Гамма-8 Что может быть прекраснее заката на планете земного типа, когда светило медленно уплывает за горизонт, напоследок наполняя небеса огнем. Только рассвет, который знаменует начало нового дня, а, значит и продолжение великой работы Культа Механикус. Но для многих из нас, рассвет уже не наступит. Я, как и все солдаты Механикус был свободен от животного страха перед смертью, пережитка слабой плоти, которая стремится продолжить свое существование любой ценой. Предстоял бой. С Астартес Караула Смерти. Нашей задачей не была победа - нужно лишь дать рейдеру “Претор” достаточно времени, чтобы взлететь с планеты вместе с бесценными образцами технологий. Наш Повелитель, Архимагос Терций всегда говорил о том, что не все разделяют его стремления к прогрессу. И рано или поздно, имперские власти попытаются ему помешать. Когда новость о предстоящей схватке распространилась среди скитариев, ноосфера буквально взорвалась от обсуждений. Все скитарии, начиная от Альфа-Примуса и заканчивая рядовыми ржаволовчими, наперебой обсуждали предстоящего противника. Каждый из нас старался загрузить все доступные документы об Адептус Астартес. Не имеет значения, почему мы с ними будем сражаться. Важно лишь то, как мы будем сражаться. Сомнения в воле Бога-Машины, которую несут нам техножрецы с “Марс Ультор” суть ересь, а ересь должна быть искоренена. Ровно через пять минут после объявления, Терций выгрузил в ноосферу всю имеющуюся у него информацию о Карауле Смерти ++Всем войскам-выйти на позиции++ Я поднялся из окопа, отряхивая черную шинель и читая Литанию своему оружию на бинарном коде. Бойцы моего отделения подхватили ее. Духи Машины, Во всем вашем необъятном величии и мудрости, Даруйте оружию моему долговечность, Чтобы оно могло служить мне, Как я служу вам, С верой, заботой и раболепием. Я устанавливаю гальваническую винтовку в заранее изготовленную рогатину, попутно настраивая оптику для боя на средней дистанции ночью. Мир вокруг меня расцветает новыми красками, омниспектральные линзы позволяют видеть практически любые электромагнитные волны. Я получаю подтверждение от подчиненных и, в свою очередь, отсылаю данные о готовности Альфе моей когорты, Лямбде-8-Гамме-16 В ответ командир начинает транслировать на сетчатку схему движения противника. Они наступают по земле, как и предполагал Лямбда-8, чтобы не попасть под огонь ПКО фрегата. По приказу Альфы счетверенные зенитные автопушки были установлены для стрельбы по наземным целям еще вчера и тщательно замаскированы. Их пустят в ход, когда станет совсем тяжело, а в том, что так будет, можно и не сомневаться. Они наступают. Но пока не стреляют через плотные заросли, от которых до наших окопов было сто девяносто метров. Четыреста метров Боец Авангарда с плазменным каливром снимает его с предохранителя, читая литанию Войны. Наверняка под шлемом его лицо полно мрачной решимости. Триста метров Окопавшийся недалеко от меня рейнджер с обозначением Грейс-56-Зет с трансурановой аркебузой делает первый выстрел в этом бою. Судя по его ноосферной ауре, он попал. Ему тут же ответили лазерным лучом, который превратил его в кучку обгорелой плоти и бионики. Двести пятьдесят метров. Из зарослей вырывается шквал болтов, который тут же начинает рвать тела моих товарищей. Астартес стреляли так, что почти ни один болт не уходил впустую, вонзаясь в плоть и бионику, разрывая жертв на части. Я стреляю в ответ, выбрав целью проворного десантника с модифицированным болтером. Он не стоял на месте, передвигался рывками, скрываясь от огня нашего оружия за стволами деревьев лишь затем, чтобы через мгновение атаковать вновь. Но все же он совершил ошибку - на мгновение задержался на удачной позиции, расстреляв расчет искореняющего лучевика справа. Мне этого вполне достаточно. Сервиторный боеприпас вонзается в сочленение левого плеча , вызывая энергетическую вспышку за броней. Тело Астартес содрогается в конвульсиях, но он все же успевает скрыться от второго выстрела. Внезапно шестое чувство взвывает об опасности и я пригибаюсь. Над головой раздается вой снаряда тяжелого болтера. Просто отлично. За мной охотится опустошитель. Нужно срочно что-то делать. Если высунуться из окопа, мне конец. Если же не делать этого, то мой долг перед Богом-Машиной не будет исполнен. Я проверяю сигнатуры бойцов моего отделения… Все мертвы. Я не чувствую ничего - мозговые импланты делают свое дело, сосредотачивая моё внимание на бое. Судя по отсутствию сигнатур вокруг меня, все бойцы первой линии тоже погибли. Сейчас противник пойдет в рукопашную. Без оружия, способного убить космодесантника с единственного выстрела, мне конец… Я подбираю на удивление целый плазменный каливр. Его обладатель был разорван на части выстрелом тяжелого болтера. Оружие может перегреться и даже взорваться после того, как я попытаюсь из него выстелить. Впрочем, это не имеет значение. Либо я погибну от взрыва каливра, либо от рук врага, может, даже убив одного из них. Я отступаю по проходу в окопе к задней линии, наводя оружие на приближающихся Астартес. Через мгновение один из них замедлился и я совершил перекат. А в то место, где я стоял, ударили два масс-реактивных болта. Я увеличиваю изображение этого Астартес. В одной руке он сжимал болтер с плазменным подствольником, из которого стрелял по мне, а в другой - силовой топор с выгравированным черепом на широком, сверкающем полированным адамантием лезвием. Я выпускаю длинную горизонтальную очередь плазменных сгустков. Я чувствую радость Духа оружия, которому ,наконец, позволили начать убивать. Два выстрела достигают цели. Один лишил космодесантника левой ноги, превратив ее в дымящийся обрубок, а другой, пройдя через выставленную на его пути руку, ударил в живот. Вспышка, удар… Не знаю сколько я пробыл без сознания… Может быть, три секунды а может и три часа… Необходимо провести внутреннюю диагностику. Активация внутреннего диагноста… Ошибка, отсутствие необходимых датчиков… Повторить…. Ошибка, отсутствие диагностического модуля… Меня кто-то поднимает и куда-то несет… Потом тряска…. Наверное, шаттл… Знать бы ещё, кто и зачем меня везет… Не хотелось бы попасть к еретехам. Медицинский отсек корабля-ковчега Механикус номер 11 “Марс Ультор”, орбита GM-112 На десяти столах аугментации кипела работа. Магосы Биологус вместе с множеством аколитов и сервиторов работали над техобслуживанием поврежденных в предыдущем бою скитариев, сшивая плоть, восстанавливая разрушенную бионику и устанавливая новую. Жужжали пилы, шипели лазерные излучатели, щелкали многочисленные манипуляторы, и подавали хозяевам инструменты, детали и выращенные в баках ткани. Работа не стихала ни на минуту. Периодически из отсека выходили те, кому уже помогли. Некоторых выносили на носилках, обширные бионические перестройки требовали абсолютного покоя в течение нескольких дней для успешной адаптации к новому состоянию. Внесли очередного раненого. Им оказался скитарий-рейнджер с идентификатором Грейс-16-Гамма-8. Его поместили на только что освободившемся столе. Хотя то, что выгрузили из носилок, напоминало кибернетического солдата лишь отдаленно. Судя по всему, в него попали из болтера Астартес. Ног не было, тело представляло собой остатки корпуса с вываливающимися внутренностями. Оптика тоже была уничтожена, ударная волна вбила выпуклые линзы в череп. Этот случай был вызовом мастерству магоса, и он с нетерпением взялся за работу. Он просканировал тело скитария. Повреждения были чудовищны– практически полностью уничтоженный бионический каркас и гидравлика были наименьшей из проблем. Изнутри тело кибернетического солдата напоминало мясо фаршированного грокса, в которое добавили пару килограмм металлолома. Выкинуть было намного проще и дешевле, чем починить. Но героизм, проявленный единицей Грейс, должен быть вознагражден. И Магос принял решение. Необходимо было стабилизировать состояние солдата, чтобы он дожил до доставки на баржу “Торий”. Там работал один из величайших генеторов Стигии-8-Метахирург Ибуверон. Сам техножрец тоже мог собрать новое тело для этого скитария, но результат не будет столь элегантен и надежен… Баржа “Торий”, личный отсек метахирурга Ибуверона В помещении царила тьма. Единственными источниками освещения были алые люм-сферы, которые практически не давали света в видимом оптическом диапазоне. Такое освещение было не мерой экономии, а личным предпочтением обитателя этих комнат. Чрезвычайно сложные призматические сенсоры с биологическими фотоматрицами могли дать наилучшее изображение при освещении лишь с определенных углов. Техножрец, обитавший здесь, предпочитал использовать для этого механодендриты со встроенными лампами нужного спектра. Сам хозяин помещения сейчас пребывал в состоянии сна. Его биомеханическое тело, по пропорциям напоминающее человеческое, представляло из себя переплетение синтетических волокон, трубок, кабелей со встроенными электронными схемами, насосами и многими другими эзотерическими устройствами. Головы не было – колбы с фрагментами мозгового вещества были равномерно распределены по всему торсу. В отличие от своих собратьев, Ибуверон не скрывал тело под священными покровами. На его спине был установлен большой цилиндрический биореактор с многочисленными ответвлениями и вспомогательными системами. Его мерное гудение на границе слышимости заполняло помещение. Трое младших адептов в черных балахонах тоже пребывали в спящем режиме, сидя на пласталевых стульях около своего господина и учителя. Через какое-то время ритм работы установки стал меняться: гул постепенно сходил на нет, уступая место жужжанию многочисленных насосов. Ученики проснулись раньше самого Метахирурга. Так было задумано. И так происходило уже более десяти лет. Они начали готовится к работе: проверять и настраивать интегрированные в тело инструменты и приборы под читаемые нараспев литании Богу Машине. Через несколько минут, старший техножрец тоже начал подавать признаки жизни. Из-под кабелей и трубок выдвинулись массивные механодендриты, несущие подобные телескопам оптические приборы, заменившие Ибуверону глаза. Они начали осматривать помещение. Три из них сфокусировали линзы на учениках почтенного генетора. Они уже были готовы: все медицинские инструменты были развернуты, стерилизованы, смазаны и откалиброваны. Теперь их ждала работа. На корабль доставили очень перспективный образец для аугментации. Это был один из скитариев-рейнджеров, поврежденных в ходе последнего боя с Астартес Караула Смерти. Его тело было практически уничтожено попаданием болт-снаряда и Метахирургу предстояло собрать новое. Хотя “собрать” не совсем верное слово. Скорее сотворить. Техножрец подошел к своему рабочему месту, на который продвинутые медицинские сервиторы уже укладывали пациента, переключая его на местную систему жизнеобеспечения. Рабочее место представляло из себя огромный, свыше трех метров длиной рабочий стол, состоящий из многочисленных гексагональных сегментов. Каждый сегмент представлял из себя отдельную сервоединицу, способную менять свое положение по команде с управляющих массивов. Около стола были установлены чаны с биологическим материалом, стеллажи с деталями, которые обслуживались специализированными сервиторами, многочисленные манипуляторы с инструментами. Управлялось все это оборудование через прямое подключение. Когитаторы, обычно устанавливаемые в таких местах, отсутствовали. Ибуверон был сам себе и когитатором, и хранилищем, и рунным банком. Младшие адепты заняли свои места около рабочего стола, и старший генетор корабля дал команду о начале работы. Ибуверон просканировал пациента. Необходимо кибернетическое воскрешение. Сейчас, даже с подключенным жизнеобеспечением, скитарий скорее мертв чем жив-его системы не работали совсем, мозг проявлял минимальную активность, фиксировались лишь единичные всплески мозговой активности, по характерным для свежего трупа шаблонам. Сначала требовалось спасти разум кибернетического солдата. А это весьма непросто-необходимо восстановить синапсы и аксоны, реанимировать нервные клетки, не подлежащие восстановлению заменить нейроволокном. Но самым сложным было запустить сознание. Необходимо подать серию электрических импульсов по восстановленной и аугментированной нервной системе, достаточно мощных, чтобы пробудить дремлющие нервные клетки, но при этом не повредить ничего-иначе воскрешенный потеряет рассудок. Магос приказал своему первому ученику, Рему Вендетт, провести инъекцию нейропротекторов в нервную систему скитария. Он мог сделать это сам, но обучающимся нужна практика. Второй, Аннете Верг, он приказал начать изготовление адамантиевого черепа по выгруженному в ноосферу чертежу. Третий по счету, младший из учеников, Грег Валентайн, был отправлен в хранилище за необходимыми для ритуала Полного Воскрешения компонентами, инструментами и материалами. Сам же Ибуверон занялся подготовкой. Сначала необходимо особым образом извлечь и обработать мозг пациента. Это заняло около трех часов по стандартному времени. Дальше предстояла деликатная работа. В мозг скитария были имплантированы два когитаторных ядра, система ноосферной связи, вокс-передатчик, подавитель боли, многочисленные корковые электросхемы. Вся эта аугментика была работоспособна, но по сравнению с продвинутыми образцами, которые Ибуверон планировал установить, была примитивна. И следовало удалить зоны мозга, ответственные за накопление информации, их место займут дополнительные катушки памяти, на которые генетор записал всю память Грейса. Ведь без прошлого невозможно и будущее. Еще через четыре часа он установил все необходимые импланты и включил стазис-поле в контейнере с мозгом. Теперь следовало заняться телом. В качестве каркаса Ибуверон решил использовать дюросплав, армированный адамантием, а броня должна представлять из себя многослойные пластины с чередующимися слоями керамита и пластали. Аннета Верг как раз закончила изготовление черепа для воина Омниссии. Он сильно отличался от человеческого-отсутствие носа, огромные глазницы для аугментической оптики, форма была приближена к форме купола, для обеспечения максимальной защиты. Внизу, в области подбородка имелись гнезда для установки химических датчиков. Работа была идеальной-генетору не пришлось вносить ни одного изменения. Дальше происходила сборка тела. Над рабочим столом были слышны молитвы, клубился ладан, жужжали инструменты, щелкали бионические конечности. На сборку и настройку ушло более восьми часов. Но результат более чем впечатлял. Новое тело воина Омниссии было два метра в высоту и по пропорциям отдаленно напоминало человеческое. но на этом сходство со слабым людским организмом заканчивалось. Источником энергии был ядерный реактор-древняя и полузабытая технология, позволяющая получать достаточное количество энергии для всех систем без необходимости постоянной дозаправки-энергии урановых стержней могло хватить на десятилетия. Лица в привычном понимании не было - более двух третей передней части головы занимали две огромные линзы сложнейших оптических устройств обеспечивали возможность видеть во всех известных диапазонах электромагнитных волн, были абсолютно устойчивы к ослепляющему оружию, а так же имели увеличение изображения в 64 раза без потери качества. Встроенное оружие тоже впечатляло-в обе бионические руки были встроены хеллганы производства Марса, два оружейных механодендрита несли волкитный пистолет и фосфорную серпенту. Основным оружием скитария должна стать древняя плазменная винтовка паттерна “Риза-13-М” сочетавшая скорострельность с приличной дальнобойностью, надежностью и мощностью. Броня была окрашена в характерный черный цвет мира-кузни Стигии и имела позолоченные вставки, говорившие о новом статусе носителя-Альфы. Основную защиту обеспечивали пластины из слоев дюросплава и керамита на адамантовом каркасе. Помимо этого, был установлен археотехнический генератор двухслойного силового поля. Теперь предстояло запустить системы Грейса. Магос подал энергию по подключенным к телу кабелям, параллельно выводя аугментическую нервную систему в рабочий режим. Вокруг скитария вспыхнул ноосферный ореол - многочисленные когитаторные системы начали загрузку базовых протоколов и подпрограмм. Он разгорелся еще ярче и запульсировал, когда были подключены системы жизнеобеспечения. Магос внимательно контролировал процесс, проверяя свою работу и внося коррективы в протоколы. Линзы шлема вспыхнули мрачным, чуждым всему живому зеленым светом. Сервоприводы и фибромышцы загудели, накапливая заряд. В какой-то момент из-под спины скитария вырвалась струя раскаленного, пропитанного радиоактивными миазмами воздуха - основной реактор начал свою работу. Теперь следовало объяснить перерожденному, что произошло. Магос просто загрузил в разум солдата сведения о произошедших событиях. Когда Грейс осознал произошедшее, из неотрегулированного аугмиттера раздался дребезжащий, слишком громкий и примитивный поток бинарного кода. Основными вопросами были дальнейшая судьба а так же судьба погибшего отделения. Магос не стал это скрывать - ложь может привести к очень плохим последствиям. Теперь Грейса-16-Гамму-8 должны были направить в одно из отделений специального назначения, создававшихся для борьбы с космодесантом, как лояльным так и нет. Архимагос усвоил урок и стал готовиться к масштабному противостоянию с Караулом Смерти... "№ 5" Тихой сизой дымкой вверх уходила маленькая струйка дыма. Она равномерно выплывала из глубокой воронки. Стояла тишина. И в эту редкую минуту простой солдат курил. Рассла[эх жаль]л натянутые до предела нервы, вспоминал быстро мелькающие эпизоды боя. Словом, отдыхал. Его зовут Санчес. Он не знает, какие приказы отдали его роте, ведь в ней никого не осталось. Он не знает, какое сейчас положение на фронте, ведь стоит оглушительная тишина. Ему неведомо ни расположение врагов, ни расположение своих. Ему это было не нужно. Он смотрел на небо. На чистое, голубое небо, что медленно розовеет, будто в смущении от прямолинейного взгляда Санчеса. Ему нравится голубой цвет. Однажды, давным-давно, когда ещë совсем маленький мальчик ходил под стол, ему подарили игрушку. Грубую, суровую и тяжëлую. Это была фигурка обычного Имперского Гвардейца. И Санчес смотрел на выкрашенную в голубой цвет униформу и мечтал, что однажды тоже будет защищать маму и весь Империум от кровожадных ксеносов, подлых еретиков и нечистых мутантов. Что ж, его мечта сбылась. На поле послышался стон. Древняя человеческая молитва, наполненная болью, страданием и отчаянием. Сколько раз их слышит солдат за свою недолгую жизнь? Наверное, тысячи. А, может, и больше. Санчес не считал. Стон повторился. Боль и отчаяние медленно превращались в злобу. Мало кто хочет умирать. Умирать не в пылу битвы, когда кровь бешено отдаëт в виски, когда каждое мгновение может стать последним, а вот так. Ползая на холодной земле, истекая кровью от полученных ран, моля о помощи давно убитых боевых товарищей и с тоской вспоминать о доме. Санчес скривился. Он не хотел нарушать тишину. И не хотел разрушать ту идиллию спокойствия, что воцарилась после отгремевшего сражения. Но было поздно. Эйфория исчезла, возвращая в сознание запах палëной человеческой плоти, ощущение кислинки во рту и скверное настроение. Солдат поднялся. Его старая зелëная униформа была грязной, броня потëртой и посечëнной множественными попаданиями, а верный лазган весь в царапи[ну уж нет]. Санчес не являлся первым обладателем этой поистине древней винтовки. Хмурое, обветренное лицо чуть-чуть высунулось из-за края воронки. Перед ним раскинулось поле, усеянное попаданиями артиллерии, трупами, мутноватой водой и выпотрошенными танками. А вдалеке на него бесстрастно взирали тысячи оконных проёмов. Зловещий оскал разрушенных зданий выглядел кроваво-угрожающе в пред вечерних сумерках. Как будто страшное напоминание агонии города. Как он горел, как его жители принимали мучительную, не заслуженную смерть. И этот оскал смотрел на поле боя, предвкушая новую бойню, в которой его обидчики будут безжалостно убивать друг друга. Должно быть, ему это нравилось. Этому жалкому, порочному и извращённому лицу некогда прекрасного города. Война уродует лица. Но, в первую очередь, она уродует души. Солдаты двух сторон лежали недвижимо. С перекошенными от ужаса и ярости лицами, с оторванными конечностями, с вываливающимися из разорванного брюха розовыми, блестящими кишками. Но всë это временно. Вскоре война в этих местах отгремит своë, и землю закатают в рокрит. Убитые будут преданы забвению, как и поколения жителей, что были до них. Как и поколения тех, кто придëт потом. Одна из комков грязи внезапно дëрнулась. Это был тот самый стонущий боец. Имперец. Повезло ему, думал Санчес. Окажись он предателем, неизбежно бы получил лаз-болт в лоб. Тишина перестала быть другом. Совершенно внезапно, она превратилась в тревожный знак. Не может быть такого, чтобы на таком большом поле остались они одни. Не может быть такого, чтобы ни один другой человек не пришëл на стоны раненого. Санчес в это не верил. Он наблюдал за округой. Происходящее с каждой секундой не нравилось ему всë сильнее. Расслабленные нервы вновь начали медленно натягиваться. Как стальные тросы в шахте лифта, они скрипели и стонали не хуже умирающего человека. Ожидания потянулось минутами. Ветер гулял по полю, разнося трупный смрад и остатки былых надежд. Когда-то давно, с самых первых дней учебки, Санчесу намертво вбили в голову, что во всяком механизме есть дух. Нечто незримое и неосязаемое, оно неустанно помогает человечеству в нескончаемой войне. Скорбят ли духи лазганов по погибшим товарищам? Горюют ли по павшим? Обливается ли дух того подбитого танка горючими слезами бессильной ярости от того, что члена его экипажа вот-вот убьют? Он не знал. Но ему хотелось в это верить. Ведь семья где-то там, среди звёзд. Настолько далеко, что даже величайшим героям из простых солдат не суждено встретиться с ними вновь. И ежели так, должен же быть кто-то, кто будет их оплакивать? Санчес не ошибся. Природное чутьë и многолетний опыт вновь дали о себе знать. Медленно и аккуратно, к стонущему, должно быть, танкисту подползали несколько фигур. Они были такими же грязными, как и все на этом проклятом поле. Санчес подтащил винтовку и прицелился. Нельзя сказать, что прицел давал хороший обзор. Он был достаточно удобен для стрельбы по не самым дальним мишеням. Двести, триста метров. Дальше Санчес попасть не мог даже с четырëх кратной оптикой. Но что можно было сказать наверняка, так это то, что отличить добропорядочного имперского гражданина и солдата от предательской псины этот прицел позволял. За что Санчес его и любил. Они действовали неумело. Не координировали свои действия, прятались плохо, выдавали свои позиции звуком. «Не солдаты», — подумал Санчес. Да, эти предатели, атаковавшие мирную имперскую планету, могли грабить людей, жечь города, насиловать баб, а то и маленьких девочек, и убивать. Убивать, убивать, убивать. В такие моменты хвала Императору возносится просто за то, что он дал тебе право убивать этих мразей в ответ. Один из них, облачëнный в рваную коричневую робу и уродливый противогаз, подполз совсем вплотную и поднялся на колени. Он стал возносить руки к небу и что-то говорить. Санчес не слышал с такого расстояния. Впрочем, ему это было и не нужно. Одинокий лазерный луч за жалкое мгновение пересëк полторы сотни метров и прожëг предателю грудь. Тот резко упал, покатившись в ближайшую воронку. Следующий, прятавшийся за разбитым траком как маленький ребëнок, получил лаз-болт в лицо. Времени добивать остальных не было. Пусть и не профессиональные солдаты, но стрелять в сторону предполагаемого противника они умеют. Загрохотали стабберы. Пули летели криво, то слишком высоко, то слишком низко. Но Санчес не играл в героя. Он не будет высовываться, пытаясь их подстрелить. Потому что если ты умрëшь, то это конец всему. После смерти не совершаются подвиги. И после смерти ты не сможешь нести возмездие Императора для глупцов и клятвопреступников. Что Санчес сделать мог и обязан, так это сменить позицию. На то, чтобы спасти товарища он уже не надеялся. Будь врагов трое, он бы рискнул. Если соотношение четыре к одному — шансов нет. Беглый неприцельный огонь по-прежнему вëлся. Санчес не думал, что у них есть оптика, поэтому шанс проскочить к подбитому гражданскому автомобилю был. Если бы против него сражались противники уровня имперского гвардейца, пришлось бы туго. Минимум гранаты, максимум — тактическое отступление. Но с этими шанс оставался. Дыхание участилось. Ладони вспотели. Он не Астартес и не герой. Ему страшно. Санчес ощущает его, этот мерзкий извивающийся чëрный клубок в области брюха. Он ненавидит его. Страх заставляет дрожать колени, лежать и не высовываться. Он принуждает к рабскому бездействию. Но человек не был бы человеком, если бы не мог преодолеть страх. Нервы дошли до критической отметки и с характерным звоном достигли пика. Санчес рванул. Он бежал так, как не может бегать ни один рабочий. Когда лëгкие опаляются огнëм, когда кажется, что мышцы вот-вот порвутся. Санчес не любит этот бег, но был благодарен своему телу за такую возможность. Три пули выбили искры из кузова. Сплав выдержал, и Санчес медленно выдохнул. Жив, он всë ещë жив. И знает, где укрылись эти крысы. Шесть секунд на восстановление дыхания, а потом — новая игра со смертью. Да, он не играет в героя. Но жить полем боя и не играть со смертью означает только одно — быть мëртвым. Остаток энергии батареи ушëл на четыре очереди. Лаз-болты опалили землю и человеческую плоть. Округа стихла. Тишина вновь опустилась на поле боя. Санчес встал на ноги и осторожно пошëл вперëд. Его острый взгляд скользил от одного свежего тела до другого. Повреждения фатальные. Ни один обычный человек без аугментаций не переживëт несколько попаданий лаз-болтов в грудь или голову. Танкист лежал на боку. Он свернулся калачиком, зажимая рану на животе. Санчес уже хотел позвать его, но вдруг осëкся. Глаза бойца были стеклянными. Он не успел. На душе стало гадко. Нет никаких сомнений в том, что Санчес бы не успел. А если бы и попытался, то лежал бы сейчас с простреленной башкой. Стоит ли одна товарищеская жизнь четырëх жизней врагов? Наверное, да. Простая математика. Ты жертвуешь меньшим, чтобы добиться большего. Санчес не первый год в Гвардии. Он прекрасно это понимает и каждый раз думает, что привык. Но снова и снова гибель товарищей, даже тех солдат, которых он не знал лично, вызывает тоску. Желание приложиться к бутылке с амасеком и палочке лхо. На войне несобранные умирают первыми. Поэтому Санчес скинул с себя этот груз в колодец памяти и вновь осмотрел округу. Вечерело. Чистое голубое небо медленно затягивали редкие розовые тучи. Это было так… красиво. Так прекрасно на фоне вязкой грязи, смрада разлагающейся плоти и вездесущей смерти. Это угнетало. Солдаты — не герои. Они не те, кто с широкой улыбкой идут громить врага одним единственным ударом. Они — грубые люди, идущие умирать. Не потому что они так хотят. И не потому что их заставило общество или закон. Потому что некому. Потому что если они не встанут заслоном перед страшной угрозой, все их дома, которые останутся в их могилах, все их семьи, которым суждено жить и умирать в неведении, всё пойдёт прахом. Будет безжалостно уничтожено и стёрто. В этом и есть сила человечества. Знать, что тебе уготована смерть, но всё равно идти. Знать, что никто не будет тебя оплакивать, но всё равно идти. Жертвенность — вот источник неисчерпаемой силы человечества. Санчес осёкся. Он вновь взглянул на тело не дождавшегося помощи танкиста. Вокс-передатчик! Танкист держал в руке крупное устройство с решëткой и маленькой антенной. — Спасибо тебе, — проговорил Санчес, переворачивая тело на спину. Большего он сказать не успел: вспышка, а затем ударная волна откинула его назад. Сознание померкло, и разум погрузился во тьму.

"№ 2" Побежденные и победители 1 Разложение. Только таким словом Георг Хокберг мог охарактеризовать окружавшую его действительность. Вольный Торговец ехал на своей чахлой кобыле через лагерь войск маршала Альбрехта фон Валлена, направляясь на военный совет, и в очередной раз думал о том, что здесь ему не место. Грязные заросшие мужики в лохмотьях, бывших некогда мундирами, расставляли под грязно-серым небом грязные дырявые палатки на хлюпающей после ночного дождя, истоптанной тысячами ног земле. Липкая вонь болезни и немытых тел, хоть и ставшая уже привычной, неотступно преследовала Георга. Возможно, исходила от него самого. Периодически ветер добавлял еще и жесткий запах гари от случайно подожженного во время грабежей городишки неподалеку. Огонь еще не успел охватить все здания, но успел пересечь ту черту, когда пламя уже не унять. Георг не запомнил ни название городка, ни его внешний вид. В памяти осталась лишь горечь осознания того, что из-за пожара ему не суждено ночевать под крышей. Еще несколько месяцев назад капитан новорожденного Свободного Отряда не мог и представить, куда его приведет желание поправить плачевное финансовое положение участием в убогой гражданской войне на убогой планетке. “Мы переломим конфликт дикарей за неделю и улетим из этой дыры с деньгами и репутацией” - с самоуверенной улыбкой сказал тогда Джон Фрундс, друг и помощник Георга, убедивший Вольного Торговца податься в наемники. Практика показала, что Джон понятия не имел, что несет. Война на Стирии длилась несколько десятков лет, и только дурак мог предположить, что горстка иномирян положит ей конец. Впрочем, судьба наказала Джона сполна - месяца два назад тиф уложил его в безымянную могилу где-то под Нюренбергом. Или под Пражью? Георг уже не мог вспомнить. Слишком долгие марши, слишком много разоренных городов, слишком много безымянных могил. Марши, разорения, могилы - три столпа этой кампании. Плетущиеся по пыли, по грязи, по снегу - в зависимости от погоды - колонны ожесточенных и обтрепанных войной людей блуждали на континенту, покрывая обочины истоптанных дорог бесконечными кладбищами. Иногда жизни уносил разнузданный грабеж, который некоторые звали фуражировкой, иногда сражение, но в основном - голод, холод и болезни, и неважно, на какой стороне ты сражаешься, да и сражаешься ли вообще. Среди местных солдат ходила мрачная присказка, что ни один стириец не умрет своей смертью. Выражение это они с угрюмой решимостью претворяли в жизнь. Высокой смертности не миновал и Свободный Отряд. Из высадившихся на планету двух тысяч солдат в живых осталась едва ли половина, остальных заменили местные. Разоренные земли не могли обеспечить наемников самым основным - боеприпасами, едой, медикаментами. Но хуже всего - топливо. Оказалось, на Стирии крайне непросто достать прометий. Собственные запасы Свободный Отряд израсходовал в первую же неделю, и с тех пор перебивался редкими подачками от нанимателя, когда Лиге Шестерни удавалось закупить топливо у иномирян. Происходило это нечасто, а собственных месторождений на планете не было. - Руки наxep убрал! - Я только посмотреть! - Пиздуй отсюда, я сказал! - Но… - Увижу тебя тут еще раз - башку твою откручу и тебе ж в очко ее суну! Георг успел заметить, как раздраженный и грязный механик Свободного Отряда высунулся из полуразобранной башни “Химеры” и метнул гаечный ключ вслед улепетывающему послушнику местных шестеренок. Солдат в сердцах сплюнул на землю, заметил проезжающего мимо Георга, мрачно и без всякого почтения буркнул “Мое почтение, капитан” и пошел подбирать выброшенный инструмент. В отсутствие прометия культ Механикус на Стирии обрел необычный взгляд на технику и Движущую Силу. Основным источником энергии провозгласили пар, что обернулось рождением чудовищных кадавров на паровом ходу. Искалеченные “Леманы Руссы”, “Василиски”, “Кентавры” жутко чадили, таскали за собой телеги, груженые углем, воняли и ревели как тысяча больных гроксов, стравливая пар. Децимос, магос-эксплоратор, служивший некогда отцу Георга, назвал переоборудованную таким образом имперскую технику “поруганием Омниссии” и отказался высаживаться на планету. Несмотря на неудобства, Георг упорно сопротивлялся всем предложениям по перестройке “Химер” Свободного Отряда. Во-первых, чтобы не расстраивать Децимоса, и так взвинченного техноересью. Во-вторых, хотелось иметь под рукой нормальную технику. После памятного отступления из-под Манхайма Георг всегда старался хранить небольшой запас горючего. Отсюда проистекал и интерес местных техножрецов к “классической” технике, что и становилось причиной множества конфликтов. Полностью избежать общения с Механикус не удавалось - по бесконечным дорогам Стирии “Химеры” таскали паровые тягачи шестеренок. Взаимное неуважение экипажей машин порой доводило до драк, иногда с кровью. Миновав стоянку тягачей и расположение другого пехотного полка, Георг достиг ставки маршала фон Валлена. Он аккуратно слез с лошади, и осторожно погладил ее по шее. Лошадь равнодушно покосилась на него мутным глазом и пренебрежительно фыркнула. Опытные всадники говорили Хокбергу, что скакуна нужно баловать чем-то вкусненьким, но добыть вкусненькое было решительно негде. Георг оставил животное у коновязи и поспешил к шатру. Кивнув поразительно чистеньким и подтянутым часовым, он вошел внутрь. Народу внутри толпилась уйма. Ближе к столу, заваленному картами местности, стояли приближенные офицеры Альбрехта фон Валлена и сам командующий: широкополые шляпы, свободные куртки, ленты через плечо, начищенные сапоги, бородки клинышком и подкрученные усы. Для себя Георг решил, что обязательно заведет себе такую же растительность на лице - уж больно лихой вид она придавала носителю. Но - после того, как вырвется из этой дыры, чтобы никто не подумал, что наследник древнего рода подражает дикарям. Георг непроизвольно потер двухнедельную щетину. Алые рясы, подпоясанные медной проволокой, грубая латунная аугметика, выставленная напоказ. Шестеренки. Шестеренки везде: вытатуированы на лицах, отпечатаны на одежде, отлиты в металле. Это - защитники веры Лиги Шестерни. Люди, балансирующие на безумной грани рационального и иррационального, техножрецы, покорившие пар. Горячее механическое сердце братоубийственной войны. Присутствовал на совете и третий сорт людей. Те, кто искал здесь не военной славы и службы отечеству и уж точно не защиты религиозно-технических догматов. Нет, эти люди верили в чеканную монету, в золото, окропленное кровью. Георг поставил себе мысленную засечку: кровь и золото - неплохо звучит. Так или иначе, без наемников не обходилась ни одна битва. Георг занял место среди них. - Я уже и не надеялся вас увидеть на совете, капитан Хокберг, - произнес фон Валлен. - Какое счастье, что вы почти не опоздали. - Виноват, господин маршал. Размещение компании заняло слишком много времени, - на самом деле Георг избавлялся от улик, что именно его люди нечаянно подожгли городок. Пара взяток, несколько угроз. - Ситуация с… С Люценом, - название городка внезапно обнаружилось в памяти. - Ветер несет дым пожара прямо на мои позиции. - Вам пора бы привыкнуть к запаху пожарищ, Георг, - генерал Апенгейм усмехнулся, и офицеры поддержали его сдержанными смешками. - К завтрашнему утру дымом затянет всю долину. Надышимся гарью вдоволь. - Я не вижу цели в нашем пребывании здесь, - голос подал один из техножрецов, Райна, если Георг правильно запомнил. - Маршал, мы должны атаковать силы Унии! - Шестеренка с лязгом ударил бронзовым кулаком по стальной ладони. - Возьмем их на подходе к Нюренбергу! - Сейчас? По размокшей дороге, с уставшими, деморализованными людьми? - Да! У нас численное и техническое превосходство. - Нет, господин Райна, - фон Валлен медленно покачал головой. - Решительное наступление сейчас совершенно неприемлемо. Ди Адольфо - сладкоречивый лжец, но не дурак. - Но… - Не перебивайте! - фон Валлен повысил голос, и шестеренка заткнулся. - Наступать сейчас - значит принять навязанную Унией игру в маневры. Близится зима, а наши ресурсы прискорбно малы. Союзники поддерживают нас золотом, - маршал неопределенно мотнул головой в сторону, намекая на армейскую казну в бронированном самоходном хранилище. - но монетой нельзя пообедать, как и нельзя зарядить ее в винтовку. Армия Лиги будет готовиться к зимовке. Офицеры заш[оппа!]лись. Кто-то со сдержанной улыбкой, кто-то - в основном Райна и его шайка - недовольно. - Однако, для спокойной зимовки мы должны предпринять некоторые решительные действия, - продолжил фон Валлен. - Генерал Апенгейм, я хочу, чтобы вы взяли три полка кавалерии, столько же пехоты и захватили Гале. Командующий и генерал склонились над картой. - Гале занимает одна рота Страдиотов, и нет оснований предполагать, что они не готовы к защите. Однако, нам необходимо, - фон Валлен сделал ударение на этом слове. - взять крепость. Оттуда мы сможем всю зиму угрожать путям снабжения ди Адольфо. - Можете на меня положиться, маршал, - Апенгейм закрутил и без того невероятно залихватский ус. - С такими силами я возьму Гале с марша. 2 Промозглый осенний ветер принес очередную порцию вонючего дыма со стороны Люцена, и сержант Агнец скривился - измученную годами военных тягот спину болезненно прострелило. Старый солдат старался не думать, как отыграется на его пояснице стылая и влажная стирийская зима. На задымленную долину потихоньку опускались сумерки. Холодало, и Агнец начинал задумываться о том, чтобы перебраться в палатку, но слишком уж редко выпадала возможность вот так вот спокойно посидеть под открытым небом. Когда Апенгейм, забрав утром три полка пехоты, роту танков и прорву кавалерии, отбыл в сиянии славы, солдаты в основном лагере остались предоставлены сами себе. Время коротали по-разному. - Поднимаю на сорок, - Агнец подвинул невысокий столбик монет вперед. - Пас, - Ренетти положил карты на походный стол. - Пас, [эх жаль]! - Шанти швырнул свои карты, так что одна из них перевернулась в полете. Двойка. - Что за говно! - Хм-м-м… - Авраам нехотя отсчитал монеты и выложил их на центр. - Поддерживаю. Агнец возликовал в душе, но не подал виду. В некотором смысле контролировать эмоции ему было проще, чем многим - почти вся левая сторона лица была парализована из-за старой раны от пули с нейротоксином, полученной еще при отце Георга. Считай, вдвое меньше усилий. Агнец бросил быстрый взгляд на Авраама. Лицо Астартес - а Авраам был настоящим космодесантником, принесшим клятву верности роду Хокбергов многие десятки лет назад - оставалось непроницаемо. Однако, Агнец готов был поклясться, что здоровяк повелся. - Открывай. Ренетти перевернул еще одну карту. Авраам уставился на Агнца, не мигая. Агнец обратился в камень. Авраам уже не единожды доказывал, что сверхчеловеческое зрение лучшего воина человечества годится не только для того, чтобы высматривать врагов - считать мельчайшую эмоцию с человеческого лица оно также поможет. А если этот навык подкрепить лично авраамовским чутьем дельца, то комбинация получалась предельно смертоносной. На карточном столе, разумеется. Но сегодня другое дело - карта шла сержанту как никогда раньше. Сегодня он на все деньги взгреет космодесантника, творение рук Бога-Императора! - Ну? - Агнец подавил ухмылку. - Сто, - Авраам пальцем подвинул монеты в общую кучу, не сводя мертвого взгляда с Агнца. Агнец хмыкнул, перевел взгляд на пару карт в лапище космодесантника. Потом взглянул на свои. Что ж, все или ничего! Бог-Император его сегодня любит, а Авраам уже плотно сидит на крючке. Сержант потянулся к своим деньгам. - Берегись! - позади раздался топот лошадиных копыт. Ренетти с круглыми глазами выскочил из-за стола, опрокинув табурет. Шанти поскользнулся, вставая, и упал на спину, перевернув легкий стол. Карты и монеты взмыли в воздух, кружась и блестя. Авраам выпихнул возмущенного Агнца из-за стола. На то место, где наемники только что сидели, упала взмыленная лошадь, подминая под себя не менее взмыленного седока. Изо рта животного текла розовая пена, ноги сводило судорогой. Агнец понял, что в падении выпустил из руки карты. Он завертел головой, ища их взглядом, заметил почти сразу - вот они, прямо возле перевернутого табурета Авраама. Одна лежала рубашкой вверх, а вот вторая… Агнец почувствовал, как сердце пропустило удар и поднял глаза на Авраама. Десантник посмотрел на карту, на сержанта, пожал плечами: - Видимо, этот круг не в счет, - и ушел. Магическим образом Авраам даже успел собрать свои деньги. - [собака]! - Агнец ударил кулаком по грязи и, кряхтя, поднялся. День резко обернулся из удачного в говеный. Ренетти, Шанти и еще пара подоспевших солдат уже извлекли всадника из-под испустившей дух лошади. Выглядел парень неважно: лихорадочная испарина покрывала лоб и щеки, глубокие тени залегли под глазами, форму пятнала подсохшая кровь. Даже на фоне ароматов лагеря и дерущего горло дыма из Люцена, Агнец явственно ощущал запах страха и стирийского дымного пороха. Дышал всадник глубоко и прерывисто, будто ехал не на лошади, а бежал на своих двоих. На ногах он стоял только потому, что с двух сторон его поддерживали Ренетти и Шанти. - Ну и че ты тут устроил, урод? - так и подмывало дать поганцу по шее, но сержант усилием воли подавил этот позыв. - Вести, срочные… - парень закашлялся. - Для маршала. - Да ладно, bля? Может, для самого губернатора Фердинанда? Рация на что? - Радиста… убили. Весь разъезд... убили. - Кто? - Уния, - парень перевел дух, облизнул губы. - Армия Унии в полудне марша и идет сюда. Шанти выругался. Ренетти присвистнул. Агнец сокрушенно вздохнул. Не прошло и пары минут, как день резко обернулся из просто говеного в крайне говеный. - Проводите его, парни. Наемники увели хромающего разведчика, и Агнец опустился на корточки, принялся собирать рассыпанные в грязи монеты и карты. Когда маршал получит такие вести, день совершит еще одно фантастическое превращение и обратится из крайне говеного… в какой? Классификация Агнца для дней на мгновение дала сбой. Пожалуй, в катастрофически говеный. Возможно, их ждет изнурительный марш в ночи. Неизвестно в какую сторону маршировать хуже: вперед, на ублюдков Генерала Вьюги, или назад, по разоренным голодным землям. Или, возможно, их ждет копание траншей по уши в грязи. Ни тот, ни другой вариант не грели сердце Агнца. Мысли о любом из них заставляли сержанта чувствовать себя старым и уставшим. Впрочем, он и правда был уже и старым, и уставшим. Постарел еще в дни службы отцу Георга, а устал прямо сейчас. Над лагерем запели трубы, подавая сигнал тревоги, подготовки к бою. Не к маршу. Агнец с кряхтением встал. Хотел было отряхнуться, но одернул себя - зачем? Все равно теперь несколько часов кряду копаться в земле. 3 Антонио Маргаретти засыпал на ходу. Тяжелые веки смыкались, на полминуты он погружался в сон, начинал клевать носом. Он видел небольшое отцовское поместье, родителей, сестер, пастбища, голубое безоблачное небо. Потом его лицо достигало жесткой гривы коня, и он просыпался. Выпрямлялся в седле, морщась от резкой боли в затекшей спине и отбитой заднице. Оглядывался осоловелыми глазами вокруг, обнаруживая себя в плотной колонне таких же усталых рейтар, плетущихся в ночи, и вновь начинал клевать носом. - Привал! - передаваемая по колонне команда вырвала Антонио из дремы. - Привал, служивые! Над колонной пронесся вздох облегчения. Солдат мешком вывалился из седла, чудом приземлившись на ноги, и повел скакуна на обочину и дальше, следуя за широкой спиной сержанта Келера. Затекшие ноги кололи сотни холодных иголок, но неприятные ощущения хотя бы немного взбодрили солдата. Келер остановился, потоптался на месте, оценивая выбранный пятачок земли. Обернулся: - Встаем здесь, братцы. С лошадками не филоним. Филонить Маргаретти и не собирался. До желанного сна нужно было позаботиться о скакуне: почистить, проверить копыта, накормить. Кавалерист, не заботящийся о своем ближайшем друге, долго не протянет. Антонио снял перевязь с тяжелыми револьверами с груди, уложил ее в седельную сумку, расседлал коня. Освобожденный от лишнего веса скакун словно ожил - фыркнул, ткнулся носом в плечо Маргаретти, выпрашивая угощение. - Прости, Сахарок, сегодня у меня ничего нет, - Антонио погладил коня по морде и присел, чтобы осмотреть копыта. - Завтра в Гале найду тебе сладостей. Желудок неприятно скрутило. Маргаретти очень надеялся добыть еды в закромах Гале и для себя. Последние пару недель солдаты жили впроголодь. - Если выживешь, - буркнул Карло, один из солдат отделения. - Не загадывай никогда наперед. Седоусый Карло был самым старым солдатом в батальоне и, как поговаривали, пережил уже тысячу сослуживцев. Антонио не знал, правда ли это, но нрав ветерана соответствовал этой истории - от окружающих он ожидал только скорой смерти. - Не накручивай, старый трус, - капрал Тьяден возник из ночной тьмы и с выдохом поставил на землю два полных ведра с водой. - Ему помирать нельзя. На следующем привале его очередь воду таскать. - Я и не собирался помирать, - ответил Маргаретти с широкой улыбкой. - Я серьезно настроен. Добуду славу, стану как Апенгейм. Рейтары дружно рассмеялись. - Ну а чего вы смеетесь? - Маргаретти продолжал улыбаться во весь рот, но говорил искренне. - Апенгейм в девятнадцать командовал батальоном. У меня целых два года в запасе. - А что, дело мальчишка говорит, - Тьяден высунулся из-за своего вороного жеребца. Капралу было всего двадцать два, но он неизменно называл Антонио мальчишкой. - Я тоже за славу! Буду адъютантом генерала Маргаретти. Унию вместе к ногтю прижмем! За словами капрала последовал новый взрыв смеха. Даже мрачный Карло широко улыбнулся. - Герои! - Келер подошел к ведрам и зачерпнул воды в котелок, умылся одной ладонью. - А я считаю так: в жопу эту славу. Домой хочу. Жену уже три года не видел. Смех затих. Маргаретти почувствовал, как улыбка сползает с лица. Родную деревню Келера разграбили и сожгли пару лет назад, но сержант упорно продолжал говорить о доме так, будто ничего не менялось. Может, не желал признавать, может, тронулся умом. И это не было бы проблемой, если б Келер не поминал дом при любом удобном случае. По долгу службы рейтары часто участвовали в фуражировке, и невинные слова сержанта затрагивали самые мрачные уголки души каждого из них. - Келер! Бек! Страччи! - из ночи донесся голос лейтенанта Рицци, созывающего сержантов. - Ко мне! - Ох bля, началось… - проворчал Карло, когда Келер ушел. - Будет кровь, мужики, попомните мои слова. Келер вернулся совсем скоро с рожей мрачнее тучи. - Собирайтесь. Апенгейм ведет кавалерию назад. Маргаретти застонал. Его и несчастного Сахарка вновь ждали десять часов марша. 4 Георг мало что понимал в укреплениях. Сказать по правде - не понимал ничего. Однако, даже на его дилетантский взгляд, выкопанные за ночь траншеи смотрелись жалко. Жирная грязная насыпь едва прикрывала капитана Свободного Отряда по пояс, а идущему позади Аврааму так и вовсе едва доставала до середины бедра. Под ногами хлюпала грязь. Удушливый дым горящего города выедал глаза и резал легкие. К тому же с самого утра долину накрыл густой непроглядный туман, оседающий на коже ледяной испариной, скрывающий все дальше пятнадцати-двадцати шагов. Находиться здесь было неприятно. Умереть здесь было бы неприятно вдвойне. Не радовало и состояние укрывшихся здесь бойцов - как моральное, так и физическое. Воспаленные глаза на чумазых заросших лицах смотрели на него мрачно и устало. Чуть больше энтузиазма вызывала громоздкая фигура Авраама, облаченная в угловатый силовой доспех. Несмотря на необычный характер странствующего десантника, одну половину компании обжулившего в карты, а другую - обдурившего в кости, от огромного воина исходило ощущение огромной неодолимой силы. Силы, которая в случае чего спасет союзнику жизнь, а врага со всей неумолимостью смерти сотрет в порошок. Георг такой аурой похвастаться не мог. Стирия украла весь его былой энтузиазм, и теперь при взгляде на его бледное, неуверенное лицо с черными кругами под глазами обычный солдат мог ощутить лишь раздражение. Максимум - жалость. Совершенно не те эмоции, которые надо бы испытывать человеку перед битвой. Впрочем, Георг желал это исправить. Капитан забрался на кое-как обложенную мешками с землей “Химеру” - четыре десятка боевых машин разместили чуть позади пехотной траншеи - и осмотрел позиции компании. Не увидел нихрена, кроме клубящейся смеси дыма и тумана. Что ж, пусть его и не видно, но слышно точно. К тому же тут, повыше, было легче дышать. Георг прочистил горло и начал, искренне надеясь, что мощи его голоса хватит, чтобы донести мысль: - Солдаты Свободного Отряда! Говорит ваш командир, капитан Георг Хокберг! Священная Уния наступает на нас, приближается битва! - прояснить ситуацию следовало до конца. - Последние недели выдались непростыми! Голод, болезни, бесконечные марши, мелкие стычки! Мы теряли товарищей, мы страдали! И вот, наконец, всему этому фарсу, - Георг на секунду запнулся, решая, поймут ли бойцы, что такое фарс. Не поймут. - всей этой нелепости пришел конец! Грядет настоящее, большое сражение! Сражение, которое положит конец нашим страданиям, пусть и на время! Разумеется положит, армия и так должна была уйти на зимовку. Однако, в глазах тех пяти солдат, что Георг мог разглядеть с “Химеры”, зажглись огоньки интереса. Повезло. Он коснулся нужных струн. Пришла пора перейти к основному. - Каждый из вас всей душой болеет за этот разоренный войной край! Но все вы помните, я помню, что Свободный Отряд сражается за звонкую монету! - Георг выложил на стол главный козырь, и тот подействовал. В траншее даже перестали кашлять из-за дыма. Теперь он точно завладел вниманием. - И мы сражались! Мы хорошо сражались! - сражались они прескверно. - Остался последний рывок! Георг перевел дыхание. Горло немилосердно драло, хотелось как можно скорее надеть противогаз. - Нам выпала честь удерживать центр! Мы не имеем права дрогнуть, не имеем права отступить! Оборона Лиги Шестерни держится на наших плечах! А поэтому, когда мы победим - а мы обязательно победим - каждый получит тройное жалование! Тройное! Жалование! - Слава Георгу Хокбергу! - рявкнул Авраам. - Ура! - Ура! Ура! Слава Георгу! - подхватили наемники. Георг рассмеялся и спустился с “Химеры”. У него не было совершенно никаких средств, чтобы выполнить обещание, и фон Валлен не повышал ставку наемников. После этого сражения он разорвет контракт с Лигой Шестерни, заберет причитающиеся деньги и сбежит с планеты. Разорвал бы и до, но никто бы не позволил ему спокойно уйти. А солдаты… жаль тех, кто прилетел сюда вместе с ним. Пусть порадуются хотя бы сейчас. На мгновение Георг почувствовал тошноту от отвращения к самому себе, но резкий тоскливый свист откуда-то сверху отвлек от неприятных ощущений. 5 - Артиллерия! - заорал Агнец. - Ложись! Сержант дисциплинированно выполнил собственную команду: шлепнулся ничком в траншейную грязь, придерживая каску пятерней. Земля задрожала. Рев рвущихся снарядов немилосердно терзал барабанные перепонки, гарь не позволяла нормально дышать, и жалкая тряпичная повязка на лице никак не спасала. Артиллерия Унии лупила вслепую, как Бог-Император на душу положит, и Агнец возносил Ему молитву за молитвой, чтоб в их траншею не залетело ничего лишнего. В одно мгновение обстрел утих, оставив после себя лишь дрожь в коленках и протяжный звон в ушах. Агнец поднялся - сперва на четвереньки, потом встал на одно колено. Клубы белого дыма от разорвавшихся снарядов смешались с туманом и гарью Люцена так, что не удавалось ничего рассмотреть и в десятке метров. На секунду Агнцу показалось, что он остался один в целой Вселенной. Впрочем, наваждение быстро прошло - сквозь звон в ушах, на пределе слышимости, сержант уловил боевой клич, который не спутать ни с чем: - За Императора!!! Сложно сказать, кто кричал, но Агнец рассудил, что Императора просто так поминать не будут - а значит, Уния идет в атаку. Сержант пристроил винтовку на земляную насыпь и зажал спусковой крючок. Пули полетели куда-то вперед, в неизвестность, а стирийский дымный порох внес свой вклад в непроглядную завесу. В землю рядом с лицом Агнца ударила пара ответных пуль, взметнув фонтанчики жирной грязи, еще несколько с визгом пронеслись над головой. Уния и правда шла в атаку. - Non terrae plus ultra! - старый боевой клич рода Хокбергов сейчас оказался как нельзя к месту. Наемники палили вслепую, ориентируясь лишь на грохот ответного огня и металлический скрежет наступающей техники. Хлопки выстрелов слились в один непрекращающийся рокот, и позиции Свободного Отряда погрузились в еще более непроглядное грязно-белое марево. Агнец вытянул руку и не смог разглядеть кисть. Глаза слезились, легкие горели огнем. Неожиданно к вытянутой руке прикоснулось что-то твердое, и Агнец машинально отпрянул, вскинул винтовку и выстрелил. Из тумана прямо на сержанта с жалким всхлипом упал солдат в цветах генерала Вьюги, зажимая рану в животе. - Ох, [эх жаль]! - Агнец отпрянул еще дальше, задницей уперся в скользкий край траншеи. - Примкнуть штыки!!! Солдаты генерала Вьюги с боевыми кличами на устах посыпались в траншею. Над головами наконец-то начали бить мультилазеры “Химер” - экипажи только теперь смогли рассмотреть паровые тачанки Унии. Завязалась кровавая рукопашная, и для Агнца схватка слилась в одну сплошную багровую полосу перед глазами. Он выхватил лазпистолет и добил хнычущего раненого на дне траншеи. Лазерное оружие удручающе плохо работает в дыму и тумане, но Агнца от цели отделяло меньше метра. Луч на средней мощности прожег аккуратное отверстие в фуражке и в голове противника. Сержант успел заметить темную фигуру, вывалившуюся из тумана, и встретил нового врага точным выстрелом в лицо. Луч подпалил козлиную бородку, пробил шею насквозь, и солдат захлебнулся боевым кличем. Следующий боец Унии обрушился на Агнца всем весом, сбил с ног, замахнулся ножом, зажатым в грязном кулаке, но обмяк и свалился в сторону. Ренетти с окровавленным штык-ножом протянул Агнцу руку, но упал в брызгах крови - крупнокалиберная пуля снесла наемнику половину черепа. Шляпа с мягкими краями и пышным пером закружилась в воздухе. Не вставая, Агнец дважды выстрелил в убийцу. Первый раз в сердце, но кираса поглотила лазерный заряд и в одну секунду раскалилась докрасна. Второй - в лицо, и солдат опрокинулся навзничь, широко раскинув руки. Агнец покрутил головой, держа пистолет наготове, но новые враги так и не появились. Кряхтя, сержант поднялся на ноги, убрал оружие в кобуру, вытащил брошенную винтовку из-под тела Ренетти. Покрутил головой. Насколько он мог судить - отбились. - Сержант Агнец! У меня чисто! - рявкнул он в белесую хмарь. Голоса других офицеров и сержантов подтвердили его предположение. Уния отступила, но следовало ждать следующей волны. 6 Сказать, что Антонио Маргаретти устал - не сказать ничего. Если несколько часов назад ему просто сильно хотелось спать, то сейчас ему хотелось умереть. В глаза словно насыпали горячего песка, спину ломило, а задницу он уже просто перестал чувствовать. Живот сводило от голода. Хуже того, он все более уверялся, что Сахарок прихрамывает на переднюю левую ногу. Если это правда, то конь просто не выдержит предстоящую атаку. Чем ближе колонна всадников подбиралась к Люцену, тем гуще становился туман, и тем сильнее воняло гарью. Когда зуд в глазах и резь в горле стали нестерпимы, Маргаретти надел противогаз, но вот для Сахарка у него ничего подобного не было. Тогда Антонио начало казаться, что конь не только хромает, но и дышит с хрипом. Нервные мысли о здоровье скакуна исчезли, когда где-то впереди загрохотал гром. - Пушки, - проворчал едущий рядом Карло. - Будет кровь, мужики. Будет кровь. Не нашлось никого, кто возразил бы ветерану. Впереди запел горн. Горнисты подразделений подхватили мелодию. - За мной, парни! - лейтенант Рицци ударил пятками своего еле живого коня. - Наш батальон на левом фланге! Колонна перестраивалась широким фронтом, но маневр мало напоминал отточенные и быстрые передвижения вроде тех, что Маргаретти видел на учениях. Нет, мельтешение напоминало какой-то особенный уголок ада - безликие сгорбившиеся всадники на истощенных скакунах появлялись из ниоткуда и исчезали в никуда. Батальоны перемешивались из-за усталости и паршивой видимости и никак не могли собраться вновь. Лейтенанта Рицци Маргаретти потерял из виду почти сразу, и старался следовать за сержантом Келером, но и тот исчез в тумане, когда в их строй вклинились кирасиры из другого полка. Маргаретти понял, что едет бок о бок с вообще незнакомыми людьми. Более того, он понятия не имеет, как в этом бардаке найти свое отделение. Рицци сказал, что их батальон на левом фланге, но как понять, где сейчас [ну уж нет]одится сам Маргаретти? Когда Антонио уже на полном серьезе собирался развернуть Сахарка налево и ехать позади строя до тех пор, пока не увидит лейтенанта Рицци, в бледной пелене впереди он разглядел знамя самого Апенгейма - золотой баран на красном поле и девиз “Ante ferit quam flamma micet”. Разумеется, Маргаретти не знал высокого готика, но перевод девиза помнил на зубок: “удар падает прежде, чем вспыхнет пламя”. Воодушевленный тем, что сам прославленный генерал будет рядом, Маргаретти занял место в строю неизвестных рейтар. На него никто не обратил внимания. - Солдаты! Мои славные кавалеристы! - могучий голос перекрыл грохот тысяч копыт и рев боя впереди. Апенгейм проезжал перед строем. Генерал словно и не маршировал почти сутки со своими людьми - на золотистом камзоле ни пылинки, броня, отливающая бронзой, начищена до блеска, усы подкручены, а глаза словно светятся. Могучий белый скакун генерала также был свеж и бодр, не хромал и не хрипел, в отличии от несчастного Сахарка. - Нас ждет битва! Прислушайтесь, сражение взывает к нам! - Апенгейм вскинул шпагу и указал ей в ту сторону, откуда доносился грохот артиллерии. - Сегодняшний день войдет в историю! Проигравшие будут с ужасом вспоминать, как бились в в самом аду, когда вокруг них не было ничего, кроме тумана, огня и крови! Победители же улыбнутся и вспомнят, как отринули страх и усталость, сражались плечом к плечу и, благодаря этому, сокрушили врага! Маргаретти почувствовал, как его пробирает дрожь, а на глазах проступают слезы. - И знаете что, мои верные всадники?! - воскликнул Апенгейм. Он указал шпагой на свое личное знамя, и алое полотно затрепетало под порывом ветра, словно подчиняясь этому жесту. - Пока я жив, мое знамя не увидит поражений! Именно мы расскажем потомкам, как победили при Люцене! - Апенгейм поднял коня на дыбы. - Вперед! Смерть и слава! Ура! - Ура! - рейтары вокруг Маргаретти и он сам в едином порыве обнажили оружие. - Ура!!! Генерал развернул коня и первым направился в туман. Кавалеристы перешли на рысь, стараясь не отставать от командира. Они берегли и без того измученных коней для решающего рывка. Канонада впереди сменилась стрекотом выстрелов и криками ужаса. Крики ужаса приближались быстрей. Через пару минут Маргаретти увидел выбегающих навстречу пехотинцев. Лица солдат были искажены паникой, форма изодрана, заляпана кровью. Многие были безоружны. С каждой секундой бегущих становилось все больше и больше. - Стоять, трусы! Стоять! - Апенгейм неистовствовал, потрясая шпагой. - Вспомните клятвы, вспомните, зачем вы здесь! Поднимите оружие, воспряньте духом и вернитесь в бой! Ибо генерал Апенгейм пришел к вам на выручку! На многих трусов слова генерала и правда производили впечатление. Люди видели, что помощь пришла - огромная масса кавалерии, теряющаяся в тумане, возвращала храбрость в сердца. То тут, то там, солдаты сбивались в группы и рассеянными шеренгами следовали за наступающими всадниками. Апенгейм притормозил, позволил строю поравняться с ним. Маргаретти оказался в считанных метрах от прославленного генерала. Апенгейм кивнул горнисту и воскликнул так громко, что, казалось, его услышали бы и в Люцене: - Смерть и слава! К победе! Запели горны, подавая сигнал к атаке. Лавина всадников перешла с рыси на галоп. Они неслись сквозь белую пелену, не видя ничего перед собой. Топот тысяч копыт слился в сплошной угрожающий гул, сотрясающий мир вокруг. Из молочно-белого марева ударили лазерные лучи. Засвистели пули. Рейтары слева и справа от Маргаретти падали из седел. Кто-то опрокидывался с воплем боли, кто-то молча сползал вниз, под копыта галопирующих скакунов. С тоскливыми криками падали лошади, летели кубарем в грязь их седоки. Антонио заорал от ужаса, но даже не услышал своего крика. Он вытянул руку с револьвером вперед. Деревянная рукоять скользила во вспотевшей ладони, и жесткая отдача выстрелов едва не вырвала оружие из нетвердой хватки. Шесть патронов ушли в одно мгновение. Не имея времени на перезарядку, Маргаретти сунул первый револьвер за пояс и вытянул из кобуры второй. Сахарок дернулся, и оружие выскользнуло из руки Антонио. Он машинально пригнулся, пытаясь поймать летящий вниз револьвер. Это его и спасло. Силовой палаш разминулся с его головой на считанные миллиметры. Из тумана на рейтар Лиги вылетели всадники Унии. Бешеная скачка в одно мгновение превратилась в кровавую рукопашную. Клинки взлетали и опускались в веерах кровавых капель, кричали люди и кони. Маргаретти бросил Сахарка в сторону, уходя от колющего удара справа, едва успел выхватить шпагу, чтобы парировать мощный рубящий удар слева. Запястье пронзила боль. Он неуклюже ткнул в ответ, но клинок лишь с жалким звоном ударился в кирасу. Солдат Унии замахнулся для нового удара, но чей-то меткий выстрел убил под ним коня. Подоспевший кавалерист Лиги вонзил охотничье копье в грудь упавшему. Направленный взрыв разворотил и кирасу, и ребра. В каких-то десяти метрах впереди Антонио увидел Апенгейма, сошедшегося в схватке с офицером Унии. Выглядел вражеский командир словно тяжеловооруженный рыцарь из далекого прошлого Стирии: закован с ног до головы в крепкую панцирную броню, на голове каска и противогаз. Конь был под стать седоку, хотя и конем-то это животное можно было назвать лишь с натяжкой: на ладонь выше обычной лошади в холке, вместо копыт острые когти, а из пасти торчат клыки, которыми тварь не стеснялась пользоваться. Впрочем, грозный вид не помог офицеру в схватке с великим Апенгеймом. Генерал сбил его на землю ударом по голове. Пристрелил чудовищного скакуна точным выстрелом промеж глаз. Заколол пришедшего на помощь командиру солдата. Вскинул пистолет, чтобы добить врага. Грянул взрыв. Осколки со свистом пронеслись совсем рядом с Маргаретти. Он зажмурился, а когда открыл глаза, увидел, что Апенгейм лежит на земле, а кираса его залита кровью. Среди схватки разорвалось еще несколько снарядов, и Антонио со всей ясностью ощутил - здесь ему не место. Он выронил шпагу, ударил пятками Сахарка, уткнулся лицом в гриву, не имея больше сил смотреть по сторонам, надеясь лишь, что верный конь вынесет его из этого ужаса. Маргаретти не мог сказать, сколько времени прошло, и где он [ну уж нет]одится. Бой остался где-то позади, но нельзя было определить, как далеко. Антонио остановил коня. Он понятия не имел, что делать дальше. В груди нестерпимо горело чувство стыда из-за того, что он струсил и сбежал. Впереди послышался шум голосов. Рука Антонио метнулась к ножнам. Шпага пропала, и он даже не мог понять, когда ее потерял. Маргаретти вытащил из-за пояса револьвер, откинул барабан. Пусто. Голоса приближались. Маргаретти принялся лихорадочно перезаряжать оружие. Дрожащие пальцы упорно отказывались вставлять патроны в каморы, но Антонио твердо решил, что больше он сегодня не побежит и, если нужно, примет бой. - Эй, ты кто? - донеслось из тумана. Голос будто бы показался знакомым. Антонио облизнул пересохшие губы. Фигур всадников он насчитал восемь, и неизвестно, сколько еще скрыто за пеленой. Патронов в револьвере лишь шесть, а шпагу он потерял. - Рядовой Маргаретти, второй кавалерийский, - Антонио искренне надеялся, что в армии Унии тоже есть второй кавалерийский. - Уф, Антонио, ебена мать, - в голосе послышалось неприкрытое облегчение. - Это мой боец, мужики. Из тумана показались кавалеристы Лиги. Десятка два, не меньше. Потрепанные, хмурые, окровавленные. Вел их капрал Тьяден. - Я уж думал, ты труп, - капрал говорил глухо и слегка шепелявил. На нем не было ни шлема, ни противогаза, и Антонио увидел, что весь подбородок и грудь Тьядена залиты кровью. - Потрепали нас. - Апенгейм погиб. - М-м, - казалось, ни на Тьядена, ни на кого-либо еще в небольшом отряде весть о гибели генерала не произвела впечатления. - Не он один. - Что наши? - Келер отправился домой. Карло тоже свое отслужил, - Тьяден истерично хохотнул и сплюнул кровью. - Остальных не видел. Где-то совсем неподалеку неожиданно и зло прогрохотало три болтерных выстрела. Тоскливо закричала лошадь. Всадники нервно заозирались, сжимая оружие. - Давай с нами, мы отступаем к ставке, - Тьяден ткнул пальцем прямо перед собой. - Туда. - Ставка разве там? - Хуй знает. Мне кажется, да. 7 Лейтенант Ринфри тщетно пытался что-то сказать, но говорить с развороченной челюстью - занятие не из простых. Наконец, офицер издал последний жалобный всхлип и затих. Агнец быстро обшарил подсумок и карманы мертвеца в поисках боеприпасов и чего-нибудь ценного. В конце концов, если он наследует командование в этой траншее, значит, он наследует и остальное. Агнец мельком взглянул на свой истерзанный взвод. Немногим больше отделения! Сержант хмыкнул. Даже как-то обидно. Уния бросала в мясорубку все новые и новые волны пехоты. Дважды бойцы генерала Вьюги выбивали наемников из траншеи, дважды они откатывались к “Химерам” и дважды отбивали свои укрепления назад. Каждая такая атака стоила Свободному Отряду такой крови, что обещание Георга о тройном жалованье уже не казалось таким уж невероятным. Выжившие просто получат долю убитых, да еще останется. Впрочем, Унии такой напор тоже не давался даром. В каждой следующей волне солдат шло меньше, чем в предыдущей, и Императора они поминали уже потише. Агнец перевернул труп вражеского офицера, удовлетворенно хмыкнул - ему попался один из немногих счастливчиков, сберегший в перестрелке накоротке голову в целости. Сержант стянул с мертвеца противогаз, и с блаженным вздохом надел резиновую маску, затянул кожаные ремешки на затылке. Очищенный от вонючей гари воздух показался Агнцу самым прекрасным, что он только ощущал в своей долгой и безрадостной жизни. Свист. - Ложись! В этот раз пушки били не в пример точнее - координаты артиллеристам уже были известны. Агнец открыл рот, насколько позволял противогаз, зажал руками уши. Осыпавшиеся после нескольких атак и обстрелов края траншеи не давали совершенно никакой надежды на защиту, и сержант вновь осмелился просить Императора о заступничестве. Агнец чувствовал, что благосклонность Властителя Человечества уже на исходе. В серо-бурой взвеси на дне траншеи, сквозь запотевшие стекла маски, Агнец увидел перед собой какое-то движение. Сдвинув кобуру поудобней, сержант пополз вперед, и столкнулся нос к носу с Шанти, волочащим за собой короб рации. Радист что-то прокричал в лицо Агнцу, но грохот разорвавшегося совсем рядом снаряда съел фразу. - Че?! - Агнец повернулся и уперся ухом почти в лицо Шанти. - Правый фланг просит подкреплений! - А мы-то тут при чем?! Агнец прочел непонимание в воспаленных глазах радиста. С раздраженным рычанием сержант снял противогаз, и горло снова ободрал едкий дым. Он притянул Шанти к себе и заорал тому в ухо: - Мы тут при чем?! - Им больше никто не отвечает! Агнец выругался. До этого момента он не задумывался, как шли дела на других участках. Выходило, что паршиво. На долю секунды сержанта взяла гордость за Свободный Отряд - наемники подкреплений не просили. Потом в голову пришла назойливая мысль - бежать, пока правый фланг не лопнул, и они не угодили в окружение. - А про левый фланг вестей нет?! - Нет! Артобстрел смолк. - Вот здорово, - Агнец снова натянул противогаз и поднялся. - Справа жопа, слева тишина. Из тумана опять раздался боевой клич Унии: - За Императора! - Non terrae plus ultra! - рявкнул Агнец в белесую пелену и несколько раз выстрелил из винтовки вслепую, чтоб добавить веса словам. - Так что ответить правому флангу, сержант? - Ответь, пусть в жопу идут, - Агнец готов был поклясться, что уже видит силуэты врагов, и взял на прицел ближайший. - Потом радируй капитану, что нам [ой!]ец. Вдруг он не знает. 8 Небольшой отряд рейтар наугад двигался в тумане уже почти полчаса, когда впереди показались силуэты тройки всадников. Маргаретти похолодел: на мгновение ему показалось, что это кирасиры Унии навроде того офицера, поверженного Апенгеймом - уж слишком здоровенные скакуны. Однако, он не был уверен, что это не шутки его измученного сознания. На всякий случай Антонио вытащил револьвер и взвел курок. - Тьяден, это… - Маргаретти понял, что говорит шепотом и слегка повысил голос. - Тьяден, это Уния! - Че? Да брось, - Тьяден презрительно ухмыльнулся. - Тут до ставки уже рукой подать. - Посмотри, какие они огромные!.. - Ну и что? У нас что ль славных лошадей нет? - Тьяден пренебрежительно махнул рукой и выехал вперед на полкорпуса. - Эй, мужики! Как далеко отсюда штаб? Мы вышли из боя и слегка заплутали. - До штаба километра три. Мы тоже туда едем, - ответил ближайший всадник. - А почему вы вообще… Огромный конь говорившего приблизился достаточно, чтобы Маргаретти разглядел кирасира Унии на клыкастом коне. Тот тоже наконец увидел своего собеседника и осекся на полуслове. Немая пауза. - Уния! - Лига! Кирасир рванул из ножен палаш. Маргаретти выстрелил из револьвера, но пуля с визгом отрикошетила от кирасы. Вторая угодила в шею коню, но живучая тварь лишь вскрикнула. Загрохотали выстрелы, взметнулись клинки. Не имея шпаги, Маргаретти не стал лезть в свалку, а наоборот развернул Сахарка в сторону. Кирасиры держались достойно, и их тяжелые палаши собирали свою жатву. Однако, их было лишь трое против двух десятков кавалеристов Лиги. Один из кирасиров, исколотый шпагами, истерзанный крупнокалиберными пулями, зарубил рейтара прямо перед собой и, ударив своего монструозного скакуна шпорами, попытался вырваться из боя. Не вышло. Не хватило сил. Проскакав метров двадцать, кирасир не удержался и вывалился из седла. Скакун, израненный не меньше хозяина, против всех ожиданий развернулся и бросился на Маргаретти. Получил три пули и упал. Ноги животного заскребли в агонии по земле, оставляя глубокие борозды. Кирасир был все еще жив. Он медленно полз дальше, оставляя на влажной траве кровавый след. Только сейчас Маргаретти сообразил, что выглядит раненый как важная шишка: украшенные гравировкой доспехи, шлем с позолоченным гребнем, золотые шпоры. Левая рука офицера - а Маргаретти заключил, что это кто-то из высоких штабных чинов Унии - была небрежно перемотана окровавленными бинтами. Видать, был ранен еще до стычки. Антонио подъехал поближе, спешился, подошел к кирасиру. Тот уже почти не шевелился. Маргаретти увидел, как из колотой раны на шее офицера толчками выливается кровь. Смертельная рана, если ничего не предпринять. Антонио присел перед умирающим, наклонился, стянул с него глухой шлем. Кирасир поднял наполненный болью взгляд на рейтара. Темно-карие глаза, большой прямой нос, витые усы и клин бороды. Маргаретти это лицо показалось знакомым. Неужели?.. - Ты кто такой? - спросил Антонио. - Я был генералом Вьюгой, - ответил умирающий. У ног Маргаретти лежал сам Густаво ди Адольфо. Величайший полководец Стирии, ведущий Священную Унию к победе. Не раздумывая, Маргаретти приставил к виску генерала Вьюги револьвер и спустил курок. Шум схватки позади стих. Не дожидаясь, пока его хватятся, Маргаретти сорвал с Густаво золотые шпоры, бросил их в седельную сумку и запрыгнул на изможденного Сахарка. Конь выглядел смертельно усталым, но Маргаретти ударил его пятками, посылая вперед. - Давай, Сахарок, последний рывок! Не подведи меня, малыш! Очевидно, что ставка фон Валлена в другой стороне. Где точно - можно только гадать, но теперь известно хотя бы примерное направление. Маргаретти твердо решил, что первым доставит маршалу весть, что Густаво ди Адольфо убит. Пал в бою от руки рядового второго кавалерийского полка Антонио Маргаретти - героя Люцена, переломившего ход всей войны. 9 Винтовка в очередной раз издала звучный “клак!”. Агнец в очередной раз помянул матушку мрази, собравшей этот оружейный мусор. Несколько минут назад, а может часов, а может и дней - сержант уже потерялся во времени - его старая добрая штурмовая винтовка, с которой Агнец воевал еще в звездах Грендль, приказала долго жить из-за сместившейся от перегрева ствольной коробки. Он не глядя подобрал ублюдочное творение стирийских оружейников с ближайшего трупа и с тех пор не единожды пожалел. Калибр оказался такой, что впору бешеных гроксов валить, а не людей. От веса патронной сумки мертвеца уже начинала болеть поясница, а правое плечо превратилось в одну сплошную гематому. К тому же - и это главный недостаток, напрямую приближающий Агнца к глупой и кровавой смерти - выброс гильз работал из рук вон плохо, через раз приводя к осечке. Агнец перехватил оружие за ствол и, орудуя как дубиной, размозжил череп солдату Унии, бегущему на него со шпагой. Снова замахнулся и с яростным воплем метнул винтовку в туман. Пистолет надежнее. Свободный Отряд давным-давно потерял свою траншею. Удача отвернулась от наемников, и вернуть себе укрепления они больше не сумели. Некоторое время схватка кипела возле укрепленных “Химер”, но как только солдаты Унии сожгли несколько машин бутылками с зажигательной смесью, Георг приказал отступать дальше. Капитан даже расщедрился и позволил потратить прометий, ценившийся на Стирии на вес золота. Впрочем, трудно сказать, насколько верным было решение - теперь наемники сражались в чистом поле, укрываясь за вяло огрызающимися уцелевшими “Химерами”. Следующая пехотная цепь Унии, маячившая в тумане, исчезла под истеричный вой горна. Отбились. Снова. - Шанти, какие новости?! Воспользовавшись короткой передышкой, Агнец присел за чадящим остовом парового тягача возле склонившегося над рацией бойца. Впрочем, возможно, это была все еще действующая техника - со стирийскими образцами не угадаешь. - Шанти, [эх жаль]! - сержант аккуратно потормошил радиста. Шанти медленно поднял перебинтованную кое-как голову. Еще в траншее осколок угодил радисту в глаз, располосовав заодно и половину лица. Агнец всадил парню лошадиную дозу обезболивающих, и с тех пор наладить контакт с Шанти было непросто. - Левому флангу крышка, серж. Правому, в принципе, тоже. Агнец выругался, встал, морщась от боли по всему телу, и быстрым шагом обошел новые позиции взвода - пара сгоревших машин, несколько целых, замечательная груда камней, где наемники развернули тяжелый стаббер. В этот раз почти без убитых. Причина успеха обнаружилась на рокочущей “Химере”. Авраам, облаченный в громоздкий и угловатый доспех, сидел на броне, свесив ноги. Покрытый иссиня-черным нагаром разряженный болтер висел у космодесантника на плече, а в руках он держал выброшенную Агнцем винтовку. Здоровяк выдрал спусковую скобу, чтобы не мешала, и примеривался к оружию. - Ну и че ты ее выбросил? - Осечки через раз, - Агнец ощутил, как в душе опять вскипает ненависть к ублюдочной винтовке. - Даже не пробуй. - Зато калибр какой, - Авраам оттянул затвор, извлек патрон из патронника и крутанул в бронированных пальцах. - Бешеных гроксов валить можно. - Ага. Успехов. - Еще патроны есть? Агнец понял, что до сих пор таскает неподъемный подсумок с собой. С огромным облегчением он расстегнул ремень и бросил боеприпасы Аврааму. - А где капитан? - спросил Агнец. - Поехал к маршалу. Хочет лично доказать, что отступать пора. Агнец раскрыл было рот, чтоб сообщить, что идея на удивление здравая, но его отвлек топот копыт в тумане. Чертовски быстро приближающийся со стороны их старой траншеи. Пока сержант вглядывался в белесую пелену и тянулся к кобуре, Авраам зарядил патрон в винтовку и, не целясь, выстрелил. Раздалось наполненное болью лошадиное ржание, и из тумана кубарем вылетели всадник и его конь с огромной рваной раной в груди. Космодесантник немедленно перевел винтовку на кавалериста и спустил курок. Оружие сказало “клак!”. Осечка. Только теперь Агнец рассмотрел, что на неизвестном солдате форма рейтар Лиги Шестерни: песочного цвета замшевая куртка, черные штаны, вороненая кираса. - Стой, стой! - Агнец замахал руками. - Свои же! Авраам пожал плечами и принялся изучать заклинившую винтовку. Агнец присел возле рейтара. От удара о землю тот потерял сознание и лежал лицом вниз. Сержант перевернул солдата, снял с него противогаз. Рейтар оказался совсем еще мальчишкой. Агнец проверил пульс. Ровный. Прислушался к дыханию, [ну уж нет]мурился, услышав нездоровый хрип - возможно, переломы ребер. Внезапно парень широко раскрыл глаза и ухватил Агнца за руку: - Густаво ди Адольфо мертв! Я его убил! Агнец сперва даже не понял, о ком идет речь. Потом понял и счел, что мальчишка еще и головой неслабо ударился. И правда - при ближайшем рассмотрении сержант рассмотрел в черных волосах кровь. - Сержант, - сзади подошел Шанти. - Капитан приказал отступать по его координатам. И оружие, говорит, держите наготове. Мальчишка-рейтар, запинаясь и кривясь от боли, продолжал нести свою околесицу - что-то про шпоры и про коня, но Агнец его уже не слушал. Новость об отступлении - лучшая новость последних тысячелетий. Смущали лишь слова про “оружие наготове”. Агнец вырвал руку из слабой хватки раненого, встал в полный рост и воскликнул: - По машинам, мужики! Сожжем чутка топлива! - сержант взглянул на Авраама и кивнул на вновь потерявшего сознание рейтара. - Помоги парня погрузить. Не бросать же его теперь тут. 10 Маршал фон Валлен не давал приказа отступать. Наоборот, он потребовал от Георга Хокберга, чтобы его люди стояли до конца - иначе денег им не видать. В то же время командующий выводил из сражения другие части, оставляя погибать лишь наемников. Сражение очевидно было уже проиграно, и фон Валлен пытался спасти армию от тотального уничтожения. Причем маршал даже не озаботился тем, чтобы об отводе остальных войск не услышал Георг - он диктовал приказы радисту прямо при капитане Свободного Отряда. По сути усатый засранец в лицо заявил Вольному Торговцу, что он и его люди - просто расходный материал. Жалкий аристократишка из дыры, принявшей свет Бога-Императора только в М34, говорит ему, потомку Феррандо Хокберга, адмирала Великого Крестового Похода и соратника самого Повелителя Драконов, что его жизнь ничего не стоит! Георг не смог выразить всю степень своего возмущения маршалу лично, так как не нашел слов. Выйти, хлопнув дверью, тоже не удалось - у штабного шатра не было двери. Вот так, кипя от гнева, Георг Хокберг стоял посреди лагеря Лиги Шестерни и негодовал. Солдаты командного отделения вопросительно смотрели на капитана, а он понятия не имел, как поступить. Вдруг его внимание привлек громкий гудок. Георг завертел головой и натолкнулся взглядом на массивное передвижное хранилище, которое техножрецы готовили к отходу. Выглядела машина как нечто среднее между “Гибельным Клинком”, паровозом и гигантской кастрюлей. Мощный тягач с крупнокалиберным орудием наверху тащил за собой четыре бронированных контейнера на колесах. Три из них были загружены углем, а вот в четвертом… В четвертом хранилась казна армии, из которой фон Валлен планировал до весеннего потепления платить солдатам жалование. Сопровождение хранилища составляли несколько десятков пехотинцев-шестеренок, с важным видом расхаживающих по крышам контейнеров, да один “Леман Русс”. Георг улыбнулся и похлопал по плечу радиста командного отделения: - Марко, да? - Марио, мой капитан. - Я так и сказал. Передай-ка, друг Марко, всем нашим парням, что маршал разрешил отступать. Пусть двигаются по нашим координатам, а мы, - Георг ткнул пальцем в сторону тронувшегося хранилища. - проследуем вон за той штукой. - Будет сделано, мой капитан! - И кстати, Марко... - Марио, мой капитан! - Добавь, чтобы оружие держали наготове. Они успели отъехать от лагеря километров на десять, не меньше, когда Георг наконец расслышал позади знакомый рокот “Химер”. Звук работы нормальных прометиевых двигателей показался капитану музыкой по сравнению с визгом стравливаемого пара, который он имел удовольствие слушать последний час. Хокберг направил коня к обочине, ожидая приближения своих бойцов. Георг знал, что вскоре по этой дороге пойдут и остальные отступающие части армии Лиги. Следовало сделать все молниеносно. 11 Все закончилось так быстро и легко, что Агнцу и не верилось. “Леману Руссу” сопровождения хватило одной бронебойной гранаты под корму, после чего он с жалким свистом взорвался, насмерть ошпарив пару человек кипятком. Внутренности тягача зачистил Авраам, вышибив люк мельтабомбой. Пехоту шестеренок наверху перестреляли из мультилазеров и закидали осколочными. Самым сложным оказалось разгрузить целый вагон золота, но Агнец готов был поклясться перед Золотым Троном, что приятней работы мир не видывал. Сержант вытащил из контейнера последний увесистый звонкий мешочек и аккуратно вышел по опущенной ребристой рампе. Он почтительно протянул ношу Георгу Хокбергу, восседающему на лошади. Капитан с благосклонным кивком принял подношение, и поднял мешок над головой. - Кровь и золото! - воскликнул Георг, и наемники поддержали его восторженным ревом. - По машинам, парни! Нас здесь не было! Солдаты рассмеялись и побежали к нагруженным золотом “Химерам”. Они оставили на затянутой туманом дороге чадящие остовы паровой техники, несколько десятков трупов и пустую казну. Впереди их ждали богатство и разудалый кутеж. Конечно, Лиге Шестерни ограбление не придется по вкусу, но каждый наемник, переживший этот адски длинный день, плевать хотел на Лигу, на фон Валлена и даже на губернатора Фердинанда. Агнец с ухмылкой побрел вслед за всеми, держась за больную спину. - Дайте-ка, мужики, я поудобней устроюсь, - галдящие бойцы в десантном отсеке со смехом пропустили сержанта внутрь. Агнец добрался до скамьи, на которую уложили раненого рейтара. Стыдно признать, но сержант ощущал некий долг перед парнем и желание позаботиться. Возможно, так и приходит старость. Та самая, настоящая, когда тебя необъяснимо тянет опекать молокососов. Агнец с протяжным стоном уселся на пол рядом со скамьей, уперевшись спиной в груду мешков с золотом. Жесткая, но чертовски приятная опора. Сержант заметил, что мальчишка проснулся и завертел головой. Со всех сторон его окружали грязные, оборванные, окровавленные, но чрезвычайно довольные наемники, скалящие зубы в широких улыбках. - Мы победили? - спросил рейтар. - Ну… - сержант потер большим пальцем щетинистый подбородок. - Да. 12 Рассвет. Золотые лучи потянулись из-за горизонта, прогнали тьму и заставили тени прятаться между шаттлами на посадочных площадках Франконии. До того, как старые соглашения рухнули, и Уния с Лигой перестали существовать в старом виде, город и прилегающий к нему космопорт не пользовались популярностью. Основным транспортным узлом Унии был Лейпц, Лиги - Пражь. Франкония располагалась слишко далеко, на отшибе. Однако теперь, когда многолетняя гражданская война превратилась в совсем уж кровавое и грязное безумие, удаленное расположение превратилось в существенный плюс. Люди тянулись сюда. Люди хотели покинуть Стирию. Свободный Отряд, или как Георг его теперь называл - Classis Libera, готов был предоставить стирийцам такую возможность. Разумеется, не всем. Со дня памятной битвы при Люцене Хокберг лишь приумножил угодившее в его руки богатство. Множество локальных кампаний, в которых наемники не несли критичных потерь, но прилично зарабатывали, создали Свободному Отряду репутацию счастливчиков. Наемная армия росла до тех пор, пока не превратилась в серьезную силу. При желании Георг мог попробовать побороться на трон губернатора и иногда, на особенно бурных пирушках, смеха ради объявлял присутствующим о таком намерении. Решение неизменно срывало аплодисменты, и давало начало новым подковерным интригам местной аристократии. На самом же деле Вольного Торговца уже изрядно тошнило от Стирии. Властвовать над этой дырой - последнее, чем Георг хотел бы заниматься. Кровь предков звала его к звездам - к новым планетам, к новым мирам и землям, к новым авантюрам. Бесконечные богатства, которые предстояло взять в честном - или не очень - бою, будоражили фантазию капитана. Свободный Отряд без сопротивления занял Франконию и объявил о финальном наборе. Тысячи потрепанных войной людей стояли в очередях к столам вербовщиков. Ожесточенные ветераны, восторженные юнцы, бойцы, медики, снабженцы и инженеры - докажи, что ты полезен, и получишь билет в лучшую жизнь. Беспристрастные вербовщики вершили судьбы кандидатов, решая, кто достоин увидеть далекие звезды. И в лучах обещанных звезд сиял капитан Георг Хокберг.

Рассказы команды "Order": "№ 1" Название: Победители и побеждённые Сеттинг: Wh40k Жанр: драма/боевик Рейтинг: 18 + (эпизодическое описание жестокости, употребление алкоголя, нецензурная брань) Аннотация: Уже не первый год Стирию раздирают междоусобные войны. Но забрезжил свет – на родину вернулся знаменитый имперский полководец Густаво Ди Адольфо, прозванный Вьюгой. Многие видят в нём героя, который завершит кровавые распри. Глоссарий Доломан – (долман, венг. dolmány) — часть гусарского мундира: короткая (до талии) однобортная куртка со стоячим воротником и шнурами. Рейтузы – (нем. Reithose "штаны для езды верхом") — вязаные шерстяные штаны, плотно обтягивающие ноги. Шенкель — в кавалерийской посадке: часть ноги ниже колена (икра), прилегающая к бокам лошадей. Ко́мель — толстая часть ствола дерева непосредственно над корнем и корневищем, толстый "нижний" конец бревна или растения. Донжо́н (фр. donjon "господская башня" от ср.лат. dominionus) — главная башня в европейских феодальных замках. Фашья (лат. fascia) — деталь церковного облачения католического клирика. Фашьей называют пояс. 1 Рассвет. Золотые лучи потянулись из-за горизонта, прогнали тьму и заставили тени прятаться на развалинах Нюренберга. До войны этот город славился архитектурным разнообразием. Можно было поспорить, а потом искать на его улицах похожие дома, и, спустя несколько часов – в случае беспримерного упорства, суток – сдаться. Раскрашенная всеми цветами радуги штукатурка; декоративный кирпич, складывающийся в сцены из священных писаний; черепица, как переливающаяся рыбья чешуя; художественная роспись стен; нарочито дешёвые молодёжные граффити, показательно дорогие колонны, балясины и пилястры – чего только не было в Нюренберге. Даже бомбардировка не стёрла очарование и многообразие города. И никто больше не сотрёт, потому что над Нюренбергом взошла не только звезда, но и Густаво Ди Адольфо, прозванный Вьюгой, генерал Смолланских Страдиотов, герой и мессия, посланный Богом-Императором закончить смуту на Стирии. Густаво, хоть и разменял первую сотню лет, но, благодаря омолаживающим процедурам, оставался всё так же силён и напорист. Он забрался на сколоченный из досок помост и встал за трибуну. Густаво щёлкнул пальцем по микрофону, от чего из крупных динамиков раздался неприятный грохот. Однако генерал улыбнулся и окинул взглядом собравшийся народ: личную гвардию – красу и гордость Астра Милитарум, три кольца телохранителей, солдат из союзных армий Священной Унии, жителей Нюренберга и беженцев, которые пришли сюда с сожжённых земель. Даже последние были готовы простить Густаво всё на свете, несмотря на то, что изнывали от голода. Генерал собирался выступить на фоне единственной стены, оставшейся от особняка мэра, на которой искусные художники изобразили острые пики Альпен, покрытые ледяными шапками. Рядом с трибуной ветер трепал знамёна страдиотов с тремя острыми шестилучевыми снежинками, а сам Густаво излучал северный ослепляющий свет и словно бы даже дарил людям освежающую прохладу. Генерал смотрел и улыбался, улыбался и смотрел, а потом помахал рукой собравшимся и начал речь: – Знатные, мудрые, смелые, честные, добрые, – не торопясь, проговаривал Густаво. – Землевладельцы, господа, солдаты, ремесленники и крестьяне. Я приветствую всех, кто пришёл сегодня сюда, чтобы отпраздновать победу истинных сынов Стирии, которые не жалеют живота своего, чтобы вернуть на любимую родину времена её расцвета, тот Золотой Век, который я запомнил, когда отправлялся в Крестовый Поход в самые тёмные глубины космоса. Густаво сделал паузу и глоток воды. – Мои верные страдиоты сражались с чужаками, еретиками и чудовищами. Мы заслужили право на завоевание, право осесть там, где нам понравится жить. И что же мы выбрали? Пожелали ли мы навсегда распрощаться с любимым домом? – Нет! – раздался выкрик из строя солдат. – Именно! – воскликнул Густаво. – Ибо во всей вселенной нет планеты краше, чем Стирия! Раздались аплодисменты и одобрительный гул. Густаво широко улыбнулся, помахал рукой и даже отправил воздушный поцелуй девушке, которая подняла над головой портрет генерала. Но внезапно он переменился в лице, вздохнул и произнёс: – Не передать словами, как мы опечалились, увидев, в каком состоянии Стирия теперь. Да, губернатор Мазза умер, не оставив наследника. Но это не повод превращать Стирию в руины! Это не повод идти на поводу жадности! Это не повод воевать! Поверьте мне, человека в космосе ждёт множество опасностей, и последнее дело – обращать оружие против собственного брата. Проливать его кровь! – Да! Да! Не повод! – прозвучали крики. – Но уже скоро всё закончится, мои дорогие соотечественники, – произнёс Густаво. – Мы все устали от сражений, но наши враги – разжигатели войн, бандиты, мародёры и разбойники – тоже ослабли. Осталось сокрушить только бездушных марионеток Лиги Шестерни, и больше никто не оспорит моё право на трон, моё право покончить с распрями, моё право на мир, прекраснейший мир во вселенной! Ура! Ура, мои добрые земляки! Вперёд! К победе! – К победе! – закричали солдаты. – Ура! – воскликнули жители Нюренберга. – Мир! – взмолились беженцы. – Мир! – подхватил Густаво. – Да здравствует Мир! Пришлось приложить усилия, чтобы увести генерала с площади, потому что все хотели пожать ему руку или даже обнять. Густаво сиял в лучах восходящей звезды. 2 Всадница на вороном коне пересекла лагерь Смолланских Страдиотов и остановилась около шатра главнокомандующего. Всадницу звали Манрикеттой Мурцатто. В полку она служила чуть меньше семи лет, но сделала головокружительную карьеру и теперь занимала должность генерал-квартирмейстера. Чёрные как смоль волосы, темные глаза, тонкие черты лица, алебастровая кожа, атлетическое телосложение – Мурцатто жаждали многие солдаты и офицеры кавалерийского полка, но высокого звания она достигла не благодаря красоте. Манрикетта не без оснований считала, что всего добилась сама, но злые языки постоянно вспоминали Джованни Мурцатто, маршала сил планетарной обороны Стирии тех времён, когда СПО ещё представляли какую-никакую, но силу. Манрикетта соскочила с коня, похлопала его по шее, а потом подула в ноздрю. Зверь довольно фыркнул. – Хороший мальчик! Молодец, Повеса! Держи! Мурцатто достала из заплечной сумки очищенный корень клекулозы, и Повеса со скоростью молнии выхватил угощение с ладони. Девушка оставила Повесу у коновязи. Кроме него своих хозяев дожидались почти два десятка коней настолько ухоженных, лощёных и пышущих здоровьем, что хоть сейчас выводи на парад. Мурцатто вытащила из нагрудного кармана серебряные часы на цепочке. Хотя она приехала последней, но до совещания оставалась ещё целая минута. Часовые вытянулись по струнке при виде Мурцатто. В шатре, освещённый лампами с люминесцентными грибами, над картами склонился весь цвет Смолланских Страдиотов, а также их союзников. Высокие фуражные шапки с изображением снежинок вдоль канта, чёрные доломаны с серебряными шнурами, белоснежные рейтузы, сапоги, начищенные до зеркального блеска – такая мода преобладала нынче среди страдиотов, которые не отличались постоянством. Рваные рясы, подпоясанные бечёвкой, в прорехах которых можно разглядеть бронежилеты. Аквилы на шеях, аквилы украшают мечи, аквилы нанесены чернилами татуировщиков на лица. Это – защитники веры Священной Унии, избранные воины экклезиархии Стирии. Нет страшнее мясников, чем эти фанатики. Горе побеждённым ими! В противовес дисциплине кавалеристов и вере крестоносцев на собрании присутствовали те, кто даже слово такое "дисциплина" написать не могли без ошибок, а верили больше в золото, чем в непонятного далёкого полумёртвого старца. В их отсутствие вздыхали с облегчением, но без наёмников не происходило ни одно сражение на Стирии. Грязные, заросшие по самые глаза ублюдки с печатью вырождения на лицах. Одетые ещё хуже фанатиков-аскетов, они, так или иначе, продавали жизни за деньги и были незаменимы, потому что ни Уния, ни Лига, ни тем более другие игроки на политической арене, уже не могли похвастать полноценными регулярными армиями. Густаво Ди Адольфо заметил появление квартирмейстера и кивнул ей. Остальные офицеры тоже ограничились кивками, а вот полковник 1-ого батальона по имени Беренгарио Де Веймариз хмыкнул и облизнулся. – Ну что ж, господа. Все в сборе, – проговорил Густаво. – Пора покончить с Лигой! Полковник Росси, как обстоят дела с крепостью Гале? Обладатель почти таких же пышных усов и седой козлиной бороды, как у генерала, полковник Росси отозвался: – Защитники даже не сопротивлялись. Они сложили оружие, как только увидели наши знамёна. – И? – Я оставил там роту капитана Биджи. Вокруг Гале скалы, да и у самой крепости отвесные стены. Запасов достаточно, чтобы выдержать долгую осаду. Не думаю, что фон Валлен решится на штурм. Во-первых, мы стоим достаточно близко. Во-вторых, ну не дурак же он. – Хорошо, – кивнул Густаво. Генерал наклонился над картой и вписал круг под названием Гале в шестиугольник. Когда он закончил, то спросил: – Что будем делать дальше? – Не нужно хитрить, командир! – прогромыхал Беренгарио. Он ударил пудовым кулаком в широкую ладонь и продолжил: – Прижмём артиллерией, а потом раскатаем их по полю на подходе к Люцену! Этого они от нас не ждут! – Прямо сейчас? Без подготовки? – улыбнулся Густаво. – Удивить – победить? – Да! – воскликнул Беренгарио. – Даже лучше, если прямо сейчас! Солдаты Лиги уставшие, после марша. Достаточно одной атаки, и трусливые шавки побегут! – Хм, – [ну уж нет]мурился Густаво. – Уже в Саксе их войско разрослось до двадцати тысяч. Сколько их сейчас, узнаем на днях, но не думаю, что сильно меньше. У Лиги весомое численное превосходство. Да и… бронетехника. – Превосходство в трусах и ржавых вёдрах, – прищурился Беренгарио. – Вы не были в Голште, господин, – произнёс полковник Делла Вилла, коренастый командир 32-ого бронетанкового полка СПО с правой аугметической рукой и правым же оптическим имплантатом-моноклем. – В армии фон Валлена много мерзавцев, но они точно не трусы. Беренгарио усмехнулся, а потом приложил руку к уху и произнёс: – Что? Не расслышал? Вы что, снова рассказываете сказку об Ангелах Смерти? Делла Вилла насупился, стиснул зубы и сжал ладони в кулаки. Он ответил: – Я знаю, что видел! Ангелы Смерти! Ангелы Смерти как на иконах! Беренгарио рассмеялся. На лицах других офицеров тоже появились улыбки. Страдиоты знали, что Ангелов Смерти на Стирии быть не может, потому что на орбите планеты нет ни одного корабля ни одного из известных капитулов космического десанта. Густаво покачал головой и произнёс: – Сомневаюсь, что это были именно Ангелы Смерти, полковник Делла Вилла. При всём уважении, я видел и даже разговаривал с ними. Вы же могли спутать десантников с какой-нибудь тяжёлой пехотой. Лига Шестерни на то и Лига Шестерни. У них много хитрых устройств. Полковник опустил взгляд и отошёл от стола, а потом и вовсе потерялся за спинами офицеров. – А почему бы не остановиться здесь, в Нюренберге? – сказала Мурцатто. Повисла тишина. Густаво спросил: – Мадемуазель... вы справились со всеми делами, которые я поручал? – Да, господин, – кивнула Мурцатто. – Госпиталь развернут, военная полиция борется с мародёрами, а отдельные группы солдат помогают нуждающимся. – А что с лошадьми? – спросил Густаво. – Вроде бы от господина Кавалло давно не было вестей. – Господин… – Так что с лошадьми? Беренгарио ухмыльнулся как наглый кот, которого никогда не накажет покорный хозяин. – Господин, ферма Кавалло разорена, а сам он убит, – ответила Манрикетта. – Но ваш приказ исполнен. Шесть сотен лошадей готовы к работе. – Видел я этих кляч! – воскликнул капитан Тристан Столханд, командир гаккапелитов, телохранителей генерала. – Такие даже на колбасу не годятся! – Я определила их в обоз, – отозвалась Мурцатто. – Даже таким лошадям можно найти работу. Если бы вы попали в моё подчинение, капитан, было бы сложнее. – Что?! Покрытый множеством рубцов офицер схватился было за саблю, но Густаво положил руку на навершие оружия и не дал тому покинуть ножны. – Тише, друг, – произнёс генерал, а потом вновь перевёл взгляд на Мурцатто и спросил. – Как же вы вышли из положения, мадемуазель, если наш основной поставщик мёртв? – Я обмениваю лошадей на пайки… на монеты, – ответила Мурцатто. – Сезон прошёл, и мало кто из здешних заводчиков уверен, что сможет пережить зиму без потерь. Им бы всё равно пришлось забивать животных. – Хорошо, – кивнул Густаво. – Плохо, что я узнаю об этом только сейчас, но… хорошо. Он посмотрел на офицеров и произнёс: – Тратить деньги на лошадей – хорошо. Моя жена извела бы всё на тряпки. Мужчины посмеялись, а Беренгарио ещё и добавил: – Хорошо, что госпожа Ди Адольфо не наш квартирмейстер, командир! – Тихо. Густаво взмахом руки пресёк шум. – Прошу прощения, мадемуазель, – проговорил генерал. – Отличная работа. Вы очень инициативны. – Спасибо, господин, – слегка поклонилась Мурцатто. Она не смогла скрыть румянца на щеках. – Так что же вы хотели предложить по стратегии? Мурцатто прочистила горло, расправила плечи и произнесла: – Скоро зима, те самые вьюги, благодаря которым вы, господин, и получили грозное прозвище. Я предлагаю окопаться в Нюренберге. – Ага, сейчас! – Беренгарио фыркнул. Густаво поднял руку, призывая к тишине, потому что со стороны офицеров раздался оскорблённый шёпот, грозивший перерасти в ругань. – Продолжайте, – попросил Густаво. – Стены почти не пострадали, мы быстро их восстановим. Также мы удерживаем долину, – Мурцатто показал на карте Нюренберг, Гале и ещё несколько укреплённых точек. – Фон Валлен никак нас не отрежет от линий снабжения, а если решится на осаду, то проиграет войну. Быстро город он не возьмёт, задержится у стен на пару недель и… – ...мороз и голод завершат разгром, потому что в его войске таких квартирмейстеров, как вы, мадемуазель, нет, – закончил Густаво. – Мне нравится. – Но, командир! – воскликнул Беренгарио. – Тогда… – Что? – Тогда кампания затянется ещё на полгода-год! Полковник побагровел. – А я сохраню больше наших солдат, – ответил Густаво. – Ты разве не устал воевать, мой друг? Сколько ты в строю? Тридцать… – Тридцать два года, – отозвался Беренгарио. – Пора уже греть ноги у камина, нет? Беренгарио поморщился и сказал: – Задумка, может быть… не лишена смысла, но против духа нашего благородного полка. Мы... – Мы наступаем. Противник превращается в пыль под копытами наших коней, – кивнул Густаво. – Но, возможно, именно этого от нас и ждут, – генерал выдержал паузу и продолжил. – Нельзя слишком долго воевать против фон Валлена, – генерал оглядел офицеров и добавил, – глядишь, он научится сражаться. И снова смех, и даже Беренгарио немного успокоился, отчего перестал напоминать перезрелый плод персиора. Густаво обратился к Манрикетте: – Мне очень жаль, что ваш отец сейчас не с нами. Он был бы счастлив узнать, что вы переняли у него только самое лучшее. – Спасибо… Голос Мурцатто дрогнул, стал тихим и грудным. Она прочистила горло и воскликнула: – Благодарю, господин! – Ваш план хорош. Должно произойти что-то невероятное, чтобы я от него отказался. 3 Джарландо Бруно, сержант первого отделения второго взвода разведывательной роты Смолланских Страдиотов, дожидался пополнения. Ему поручили подобраться к армии Лиги Шестерни, и, по возможности, взять языка, но вот отправляться на задание без связиста сержант не хотел. Предыдущий продержался всего ничего, но был правильным мужиком, и дело своё знал. Если бы не своевременное сообщение о поддержке огнём, то сейчас разведку поручили бы кому-нибудь другому, а Джарландо гнил на подступах к Нюренбергу вместе с большей частью своего отделения. На замену погибшим пришли новые силы в лице молодого человека настолько тощего, что громоздкий ранец с вокс-станцией на спине заметил бы и подслеповатый старик. Худой как смерть юноша соскочил с точно такой же дохлой серой кобылы и направился к сержанту. Белая полоса, пересекающая каску. Дебильная улыбка на лице. Потёртая и исцарапанная противоосколочная броня. Застиранная чуть ли не до дыр военная форма на пару размеров больше, чем нужно. Старые сапоги со сбитыми носами. В руках древнее, наверняка куда старше не только владельца, но и сержанта, лазерное ружьё типа "Кантраэль". – Аха, вот это номер! – воскликнул Анджело Марино, стрелок первого отделения. – Штабные крысы… – прош[оппа!]л Джарландо. – И этого?! В разведку?! Призывник остановился за четыре шага до сержанта, вскинул руку к виску и совершил воинское приветствие. – Рядовой Вилхелм ван Дейк для несения службы… – как из пушки выпалил молодой человек, но сержант махнул рукой и прервал речь. – Боже-Император, примархи и святые-мученики, мальчик, сколько тебе лет?! – спросил Джарландо. Рядовой ничуть не смутился и ответил: – Семнадцать, господин сержант! Джарландо поморщился и проговорил: – Прекрати орать. Ты попал в разведку, сынок. Тут не орут. – Виноват! – рядовой заметил налитые кровью глаза сержанта, а поэтому чуть понизил громкость. – Господин. – Вот так, вот нормально, – Джарландо вздохнул и осмотрел новобранца внимательнее. – Что это за xepня? Сержант показал пальцем на плотно набитый вещевой мешок, который болтался у Вилхелма под вокс-станцией. – Личные вещи, господин. – Высыпи их вон в той палатке, – приказал сержант, – но мешок оставь, пригодится. – Мне ещё нужно отметиться… – Рядовой… как-тебя-там… разве ты не понимаешь всей важности миссии, которая на нас лежит, а? Да без разведки всё это войско и шага из лагеря не сделает! А тебе нужно отметиться… Да пока ты отмечаешься, фон Валлен засядет в кустах через дорогу, мерзко посмеётся, а потом выебет нашего пресветлого генерала в жопу! А тебе "отметиться надо". Иди в ближайший шатёр и высыпи это говно! Живо! – Есть, господин. Рядовой отправился выполнять приказ, а Джарландо повернулся к своему крохотному отделению и произнёс: – И спрашивается, на кой - стоило сюда возвращаться? Помните Марахию, ребята? Солнце! Тепло круглый год! А какой там океан был! А какая рыба! М-м-м, пальчики оближешь! – Говорите за себя, сержант, – отозвался Бенвенуто Греко, последний боец отделения. – К концу кампании меня уже тошнило от рыбы. – А что, тут лучше что ли?! Говёная еда, говёная вода... говёное пополнение. Боже-Император, награди Густаво язвой, подагрой и сифилисом! Не стоило нам возвращаться. – Густаво – клёвый! – воскликнул Анджело – И ты туда же, дeбил, – поморщился Джарландо. – Густаво был клёвым, а теперь превратился в обычного политикана. Я охуел от той речи в Нюренберге. "Победа истинных сынов Стирии?" "Нюренбергский триумф"? Как же?! В городе шаром покати, поживиться нечем, баб по подвалам прячут… – Зато красиво… – произнёс Анджело. – Нашли музей, долбоёбы... – Да ладно, серж, – Бенвенуто поднялся на ноги и закинул автоматическое ружьё за спину. – Война идёт. Кто ж знал, что так всё повернётся? – Густаво знал! Не стоило нам вообще вмешиваться! Ох, парни... вроде учишь вас, учишь, но в одно ухо влетает, в другое вылетает. Ладно… собирайтесь. Вон наш герой возвращается. Джарландо кивнул в сторону связиста. – По коням, – приказал сержант. Разведчики покинули лагерь. Первое время они двигались по пыльной дороге, но когда разминулись с блокпостом, Джарландо велел скакать по полям. На горизонте высилась лесополоса – висарисы, хвойные деревья, похожие на зазубренные копья, вонзившиеся в землю. Очень старое насаждение – некоторые висарисы вытянулись приблизительно на двадцать метров. Точнее можно было сказать, только приблизившись. А по обе стороны от тёмно-зелёной полосы раскинулись пастбища с диким бушем, карликовым кустарником, настолько выносливым, что он мог расти даже при минусовой температуре под слоем льда. Офицерские лошади даже близко не подходили к коричневым зарослям, а вот солдаты приучали животных питаться, чем придётся, если прижмёт. В этом все живые существа похожи. – Эй, рядовой… Как-тебя-там, – позвал Джарландо. – Меня зовут Вилхелм, господин сержант. Вилх… – Я буду звать тебя рядовым Как-тебя-тамом. Имя ещё нужно заслужить. Рядовой раскрыл рот, чтобы что-то сказать, но потом передумал и кивнул. – Какими ветрами тебя занесло в армию, рядовой? – Я доброволец. – Серьёзно? – Да. Густаво Ди Адольфо собирается закончить войну. Благородная цель! Я не мог остаться в стороне. – * ты глупый. Мама с папой не отговаривали? Рядовой Как-тебя-там насупился, но ответил: – Они погибли. Я родом из Эйдхевэна. – А… проходили как-то маршем по руинам. Так ты, значит, был одним из тех чумазых голодранцев? Как-тебя-там покол[лобзал]ся с ответом, а поэтому Джарландо произнёс: – Ну звиняй. Может, ты и не глупый. Выбора-то особого не было... – сержант вздохнул. – Такие дела. Тем временем разведчики добрались до лесополосы. Глазомер не подвёл Джарландо, висарисы вокруг и в самом деле почти двадцатиметровые. Сержант спрыгнул, взял лошадь за поводья и направился в чащу. Папоротники покрывали землю сплошным ковром. Комели деревьев обросли бахромой грибов с небольшими плоскими шляпками. Джарландо встретил по пути пару кустов бакавики, растений с крупными пунцовыми ягодами, размером с грецкий орех, который он с удовольствием ел на Нутории. Сержант привязал лошадь к стволу молодого висариса – ствол старого не обхватить и трём взрослым мужчинам – а потом приказал: – Ладно, парни, дальше пешком. Анджело, стой на стрёме. Не появимся завтра к закату – линяй. – Так точно, – отозвался разведчик. – Оставил бы я ещё кого, но сам понимаешь. Людей нет. – Да ладно, мне и так хорошо, – отмахнулся Анджело. – Везёт же тебе, cyка, – проговорил Бенвенуто. Анджело, недолго думая, занялся обустройством лагеря: достал из-за пояса топорик и начал рубить сухие ветки. Сержант же повернулся к остальным членам отряда и произнёс: – Ну, что, детишки. Начинается самое интересное. Дальше идём пешком, потому что иначе можно нарваться на какой-нибудь конный разъезд. Армия фон Валлена – раздолбаи почище нашего брата, но какая-никакая дисциплина есть. А мы сейчас даже с такими раздолбаями не справимся, учитывая, что в нашей троице настоящих воинов полтора. – Эй, алё! Серж! – воскликнул Бенвенуто. Сержант отмахнулся: – Молчи, пацан! Бенвенуто стиснул зубы, но ничего не ответил. Джарландо же на всякий случай окликнул новичка: – Идём цепочкой. Я веду, ты замыкаешь. Старайся идти по следам напарника. Если я говорю "лежать", падай, если "***чь", стреляй, если "бежать", то… беги, но желательно в противоположную от врага сторону. Понятно? – Да, господин сержант! Нас этому учили, господин сержант. – Рассчитываю на это, Как-тебя-там. И прекрати меня звать "господином сержантом". Это долго. Говори "серж". – Есть говорить "серж", господин серж! Джарландо подавил смех, закашлялся, а потом проговорил: – Пойдём. Разведчики двинулись к цели. Половину пути до Люцена они уже преодолели, но теперь начиналась самая сложная часть, потому что вероятность нарваться на противника по мере приближения к городу росла в геометрической прогрессии. Сержант весь истёк потом, когда преодолевал холмы. Можно отыскать маршрут удобнее, но Джарландо вёл отряд подальше от дорог и тех мест, где велик риск встретиться не только с вражескими наблюдателями, а вообще с людьми. Даже молодым приходилось нелегко, что уж говорить о пожилом ветеране всего что только можно. Джарландо, конечно, хотел говорить о себе, как о человеке, который в страдиотах с самого начала, но ведь вот какая штука – сержант не знал никого, кроме Густаво, кто бы пережил почти сорок лет непрекращающихся галактических войн. – Ф-у-у-у… эй, молодой! – воскликнул Бенвенуто. – У разведчиков принято помогать друг другу. Возьми мою пушку, а то я что-то задыхаюсь. – Конечно! Рядовой Как-тебя-там стал напоминать праздничное дерево, обвешанное опасными игрушками. Бенвенуто расцвёл, а Джарландо сплюнул и сказал: – В этот раз сам виноват. Тащи. Но, на будущее, помни, каждый несёт своё. – Серж. Обидно, да! Вы так обо мне не заботились! – сказал Бенвенуто. – Потому что ты, Бени, уже тогда был бычком, а этого Как-тебя-там ветром может сдуть. – Так вот я его и нагрузил, чтобы не сдуло, – ухмыльнулся разведчик. Отряд преодолел ещё один крутой склон, когда сержант приказал залечь. Сам Джарландо ползком достиг вершины и осмотрел окрестности в бинокль. Опустились сумерки, а поэтому сержанту пришлось переключиться на режим ночного видения. На расстоянии полутора километров от его расположения около небольшой речушки, никак не обозначенной на карте, [ну уж нет]одилась деревня под названием Рипах. Джарландо насчитал девять дворов с ближайшей стороны, и ещё примерно столько же скрывались от взора. Некогда живописное место: двух, а то и трёхэтажные деревянные дома с двускатными крышами и широкими верандами; вытянутые хлева, крытые соломой; гаражи для сельскохозяйственной техники; много плодоносящих деревьев и кустарников. Джарландо с удовольствием устроился бы здесь на постой, чтобы выпить домашнего сидра, да пощипать хозяйку за толстую жопу, вот только мечты остались мечтами. Разведчики опоздали, деревню сожгли. Некоторые дома до сих пор чадили. Сержант переключил режим бинокля на поиск по тепловому следу и заметил среди ярких развалин светящиеся пятна. Вроде бы замечательное устройство – армейский бинокль – но с такого расстояния и не разберёшь, кто в деревне: разбежавшиеся животные, дети, помехи или засада. Джарландо перебрался на пару сотен метров на северо-восток и оценил вид с другой перспективы. Сержант вернулся к бойцам, и все вместе они двинулись к Рипаху. Когда разведчики вошли в деревню, рядовой Как-тебя-там покачнулся и опёрся руками о колени. Тяжело видеть место казни, особенно такой жестокой. На ветвях тысячелетнего кверкуса повесили всех жителей деревни, не делая различий между мужчинами и женщинами, стариками и детьми. Людям по всей Стирии связывали руки, натягивали на голову мешки и набрасывали на шеи верёвки, но здесь таких мер показалось недостаточно, поэтому убийцы ещё и животы вспарывали висельникам. К земле протянулись кровавые гирлянды. – Л-люди ли это сделали?! – спросил Как-тебя-там. – Однозначно, – пожал плечами Джарландо. – *****… *****, сраные шестерёнки… Рядовой сжал ладони в кулаки. И вроде бы уже не грех свалиться от усталости, но Как-тебя-там даже выпрямился, несмотря на рацию, лазерное и автоматическое ружья. Хороший настрой. Сержант не стал его портить предположением о том, кто мог это сделать. Он повернулся к Бенвенуто, тот развёл руками. Война шла давно, и испачкаться успели все. Джарландо хлопнул в ладони и отдал команду: – Ну что, братва, осмотрите дома. Может, что полезное осталось. – Господ… серж! – воскликнул рядовой. – Надо бы их похоронить по-человечески! – Мы здесь ненадолго, Как-тебя-там. Давай быстрей, время-деньги! – Но ведь… Джарландо проскрежетал зубами и подошёл к Как-тебя-таму. Сержант посмотрел на рядового снизу вверх, но так, что тот даже отступил на пару шагов. – Слушай сюда, мальчик. Если нас кто-то здесь увидит, даже за таким важным и благородным занятием, как предание тел усопших земле, то спасибо не скажут, а повесят подле. Так что бери свой [фруктовый] мешок и добудь что-нибудь полезное! Напоследок Джарландо ещё и подзатыльник Как-тебя-таму отвесил. Рядовой со слезами, но всё-таки пошёл к ближайшему дому. Сержант вздохнул, а потом направился в приглянувшийся курятник. Бенвенуто мог переворачивать дома вверх дном и ничего не найти, потому что всё уже и так, скорее всего, выгребли, а вот Джарландо в деле фуражировки был подкован куда лучше. Он прощупал солому и отыскал девять крупных яиц. Казалось бы, ничего серьёзного, но здорово разнообразит сухой паёк, на который сержант за годы службы уже смотреть не мог. Джарландо закрыл пластиковый контейнер, приготовленный как раз для таких случаев, и собирался уже отправиться дальше, когда услышал гул: топот лошадиных копыт по дороге, крики. Джарландо забросил добычу в вещевой мешок, достал из-за спины лазерное ружьё и присел. Шум становился сильнее. Сержант осторожно выглянул за дверной проём и попросил у Императора, чтобы его товарищи были не менее осторожны в любопытстве. И минуты не прошло, как деревню пересекли первые солдаты: и всадники, и кони в металлической броне. У одного Джарландо разглядел свёрнутое знамя коричневого цвета, прикреплённое к седлу. Вариантов, кто бы это мог быть, немного: войско Колосажателя сейчас в провинции Янымур, а дружина Винсента Кабана грабит Атросию. Сержант размышлял скорее над тем, конный это разъезд или нечто большее, потому что всадники не кончались, а превратились в подобие реки, около который и построили когда-то Рипах. Кавалерия Лиги Шестерни пересекла деревню, подняв облако пыли, но Джарландо не спешил выйти и оценить их число. Он услышал ещё и грохот танков. Сержант вытащил из-за пазухи карту. Не оставалось никаких сомнений – фон Валлен послал крупное подразделение на Гале. Он или не знал, что крепость уже захвачена, или не собирался мириться с тем, что Густаво надёжно прикрыл линии снабжения. Сержант довольно оскалился. В любом случае, эта информация могла принести ему медаль и, что ещё лучше, соответствующие премиальные. Только когда пехота Лиги Шестерни промаршировала по деревне и скрылась из виду, Джарландо вышел из курятника. Он от укрытия к укрытию перебежал в крайний дом с обрушившейся крышей, поднялся на второй этаж и сквозь дыру в стене осмотрел войска противника. Кавалерия уже скрылась из виду, оставив на память только пыльное облако, а вот технику и пехоту Джарландо разглядел хорошо. Он увидел несколько пёстрых батальонов наёмников – может быть, даже целый полк – пару "Василисков", танковую роту с машинами на базе "Леман Русса", дюжину "Кентавров" с прицепами, наполненными углём. На Стирии как ни старались, так и не нашли ни прометия, ни каких-либо нефтяных месторождений, а поэтому о привычных двигателях пришлось забыть. Вместо них техножрецы использовали паровые установки, которые топили углём. Да, имперская техника, переоборудованная под эти громоздкие аппараты, выглядела скорее неуклюже, чем грозно, но всё равно внушала. Ветераны Астра Милитарум ухмылялись при взгляде на паровые танки, но новобранцев приходилось ломать, чтобы те перестали бояться металлических гор, извергающих чёрный дым и рычащих как демоны из преисподней. Возле каждой трясущейся как в агонии боевой машины Джарландо увидел всадника в алом плаще верхом на роболошади. Паровые танки часто выходили из строя, а поэтому младшим техножрецам приходилось сопровождать технику даже в бою. Сержант закончил наблюдения, вышел во двор и позвал полушёпотом: – Как-тебя-там, подь сюды. Рядовой выбрался из-под развалин. Джарландо встретил его улыбкой и приказал: – Разворачивай станцию. Сейчас в штабе бомба разорвётся! 4 Сержант Джарландо Бруно преуменьшил масштабы реакции, которая последовала за сообщением о том, что Альбрехт фон Валлен, главнокомандующий Лиги Шестерни, разделил войско. В штабе Священной Унии встали на уши. Все намеченные работы были отменены, и Густаво объявил наступление, уже не интересуясь чьим-либо мнением. Манрикетта Мурцатто сделала всё, что от неё зависело, но любой человек мог прочесть по кислому выражению лица отношение к приказу главнокомандующего. Мурцатто заметила, что движение колонны замедляется. Она подтолкнула Повесу шенкелем, и конь перешёл с шага на рысь. Мурцатто обогнула колонну и увидела тачанку с установленным тяжёлым болтером. Повозка лишилась одного колеса и завалилась на обочину. Усатый невысокий капрал крыл подчинённых матом, но призывники, настолько молодые, что ещё, наверное, даже не брились ни разу, никак не могли вытянуть тачанку на дорогу. – Капрал Ферро, вы нас задерживаете, – проговорила Мурцатто. – Да фланец на заднем мосту ослаб, госпожа генерал-квартирмейстер! Сейчас поддомкратим и подкрутим! Мурцатто перевела взгляд на солдат. Тощие мальчишки тяжело дышали, а серая военная форма на них вся потемнела от пота. – Капрал Ферро, помогите солдатам, – приказала Мурцатто. – Да я бы с радостью, госпожа, – отозвался капрал и схватился за поясницу, – да только прихватило что-то. Ревматизм! – Капрал Ферро, я надеюсь, что это не очередная попытка избежать сражения… – Да когда я… – Всегда! – отрезала Мурцатто. – Но на этот раз не ждите послаблений! Если я не увижу вашу тачанку у Рипаха, то вы пойдёте под трибунал по обвинению во вредительстве. Хватит. Мне надоели ваши оправдания! Капрал снял каску и опустил голову. Он ответил: – Мы доберёмся до Рипаха, госпожа. Обещаю! – Жду. Повеса почувствовал настроение хозяйки и сорвался с места чуть быстрее обыкновенного, но до слуха Мурцатто всё равно долетел шёпот: – Вот пи3да... Мурцатто даже вздрогнула, но не стала возвращаться. Она поскакала к центру колонны, где надеялась встретить Густаво Ди Адольфо. Через несколько минут она, наконец, разглядела гаккапелитов. Если обычные кавалеристы Смолланских Страдиотов мчались в бой налегке – не все даже бронежилеты надевали – то эти воины облачались в кирасы и глухие шлемы. Телохранители генерала напоминали древних стирийских рыцарей, но только внешне. Тяжёлую броню так просто не пробьёшь, а внешний слой композитных доспехов ко всему прочему ещё и рассеивал тепло излучателей. Убить такого всадника – та ещё задача, учитывая, что он не будет стоять на месте и вооружен не хуже, чем защищён. Повеса – игривый и бойкий конь, но рядом с чудовищами гаккапелитов он всегда терялся. И немудрено, потому что и Густаво, и его телохранители, и почти все высшие офицеры страдиотов предпочитали генномодифицированную породу – дар Корпусов Смерти Крига во время Бретенфильдской кампании. Таких зверей даже лошадьми можно назвать только с большой натяжкой: в холке выше далеко немаленького Повесы приблизительно на пятнадцать сантиметров; куда тяжелее; никакой шерсти, а только бугры и жгуты крепких мышц, покрытых плотной бледной кожей; копыта видоизменились так, что напоминали когти; из пасти чудовищ торчали изогнутые клыки. Кони гаккапелитов не обратили на появление далёкого собрата никакого внимания. Повеса опустил голову и сбавил ход, поэтому Мурцатто наклонилась и погладила его по шее. – Спокойно. Всё хорошо, – прош[оппа!]ла она. Мурцатто поднялась и встретилась взглядом с Густаво. – А! Мадемуазель! Прекрасная новость: Беренгарио отбросил передовые части фон Валлена! На рассвете мы сокрушим Лигу! – Господин, я получила данные с ближайшей метеостанции. Близ Люцена последнюю неделю не утихали дожди, а завтра обещают туман! Густаво усмехнулся и проговорил: – Милая Мурцатто... на Норгороде-III пришлось спешиться, потому что кони утопали в грязи, а на Тивине облако пепла извергающегося вулкана покрыло всё поле битвы. Я не боюсь тумана! В конце концов... я – Вьюга. – Тогда прошу… хотя бы сами не ходите в атаку, господин генерал. Вы, наверное, и представить себе не можете, какое влияние оказываете на… – Конечно, могу. И представляю. У меня всё в порядке с фантазией, – улыбнулся Густаво. – Но… – улыбка исчезла, генерал вздохнул, – с возвращением на Стирию моя популярность среди солдат падает с каждым днём. Я опасаюсь худшего, если прекращу появляться на поле боя. – Нет. Не может быть! – Вы хорошо выполняете свои обязанности, генерал-квартирмейстер, но следите ли вы за настроением подчинённых? – Я… я, в общем… занята… всегда. – Печально, но факт, – произнёс Густаво, – рьяные и неудержимые страдиоты устали. И я тоже устал. Мне сто семь лет, мадемуазель. Завтра я хочу переломить хребет Лиги. И, с подачи фон Валлена, у меня высокие шансы победить. – Пожалуйста, господин. Глаза засверкали от слёз. – Мне льстит ваша забота, но… Я – Густаво Ди Адольфо, генерал армии Империума. Я бился против огненного демона эльдаров, сокрушал мрачную пирамиду некронов и ревущие мусорные горы зеленокожих. Меня не пугает солдатня фон Валлена! Это я их пугаю! Это я завтра одержу победу! Мурцатто не нашла, что сказать, а лицо Густаво превратилось в холодную свинцовую маску. Он произнёс: – Вы – молодая девушка, мадемуазель. Я понимаю, вам сложно взять вверх над чувствами, но, пожалуйста, ради меня. Он помолчал немного и добавил: – Возвращайтесь к работе. Проследите, чтобы орудия были развёрнуты до трёх часов ночи. Я хочу, чтобы боги войны оповестили всех о том, что страдиоты на поле боя. 5 Стало тяжело на душе. Сержант сначала выставил левую ладонь назад, а потом и вовсе приказал жестом залечь. Как-тебя-там спрятался в кустах, Бенвенуто за толстым корнем кверкуса, вьющимся над землёй, а сам Джарландо упал там, где стоял, и осыпал себя опавшей листвой медно-рыжего оттенка. Предчувствия не обманули. Через минуту рядом пронеслись всадники, точно такая же небольшая группа разведчиков, посланных уже фон Валленом, чтобы наблюдать за войсками Священной Унии. Во время прошлой операции Джарландо приказал бы тепло поприветствовать гостей, но сейчас численное преимущество было не на его стороне, а без численного преимущества сержант предпочитал не вступать в бой. Такое обычно плохо кончалось. Это был уже третий отряд, встреченный разведчиками Унии, если не считать воинского соединения, посланного на Гале. В воздухе пахло бедой, и жутко воняло гарью. Джарландо закашлялся. – Как думаете, сержант, что произошло? – спросил Бенвенуто, когда врагов уже и след простыл. – Л… кх-кх... лес... кх-кх… под… о, Боже-Император, спаси! – взмолился сержант и ударил себя по груди. – Подпалили! О, спасибо тебе, Боже-Император! – Джарландо отдышался и добавил. – Что-то я не подумал взять противогаз. – А у меня был, – сказал Как-тебя-там. – Я предвидел нечто подобное и поэтому приказал… кх-кх… оставить его в лагере, чтобы мне… кх-кх... не так обидно было. Джарландо усмехнулся и проговорил: – Всё у нас через жопу. Привыкай. Разведчики двинулись дальше. Чем ближе они подбирались к Люцену, тем более ядовитым становился воздух вокруг. Глаза слезились, горло першило. Джарландо порвал рубаху, свернул ткань и повязал на лицо самодельный платок, но таких мер оказалось недостаточно. В безнадёжной борьбе с дымным облаком сержант потерпел поражение и задумался о том, чтобы после операции подать прошение об отставке. Он слишком стар для всего этого дерьма. Джарландо вышел на опушку леса и занял позицию за стволом висариса. Глаза уже не просто слезились, дым беспощадно резал их, словно заплечных дел мастер. Но даже так Джарландо смог убедиться, что был прав насчёт лесного пожара, который был вызван, в свою очередь, пожаром в Люцене. Всю низину вокруг города заволокло грязно-белой пеленой. Джарландо смог в ней что-то рассмотреть только благодаря языкам пламени и чёрному дыму в том месте, где когда-то [ну уж нет]одился Люцен. – Как-тебя-там… кх-кх… сообщи в штаб… кх-кх… что тут творится. Рядовой стащил с плеч ранец, вытянул антенну, взял в руки трубку, когда… Джарландо окатило кровью, а спустя мгновение он услышал гром выстрела. Бенвенуто упал на землю с простреленной головой, а Как-тебя-там привстал, чтобы рассмотреть угрозу. Сержант успел повалить его на живот за секунду до того, как в кору дерева прилетела ещё одна пуля. – [собака]! [собака]! Су… кх-кх… ка. Джарландо выдернул чеку, метнул гранату и поднял дымовую завесу. Неизвестный снайпер замолчал, но зато мимо засвистели пули его товарищей. Сержант перевернул Бенвенуто – взгляд бедняги потух, вперившись в одну невообразимо далёкую точку – подобрал автоматическое ружьё, взял гранаты, а потом крикнул Как-тебя-таму: – Бежим! – К-куда?! – отозвался рядовой. Глаза бледного как смерть юноши теперь могли сравниться по размерам с золотыми монетами. Он весь дрожал, и, похоже, даже не понимал этого. На секунду Джарландо самому захотелось заскулить, но он вдохнул, выдохнул, вдохнул, закашлялся, а потом схватил Как-тебя-тама и повёл за собой. Под огнём противника разведчики побежали не в сторону позиций Священной Унии, [ну уж нет]одящихся в нескольких десятках километров от этого места, а вдоль опушки леса. Джарландо обыкновенно прятался там, где никто его искать не будет. Сержант посмотрел на рядового. Как-тебя-там обоссался и дрожал. Джарландо усадил его около ствола дерева и дал пощёчину. – Так, – прош[оппа!]л сержант, – приходим в себя. Как-тебя-там только мычал и щупал землю подле себя. Он захотел встать, но Джарландо толкнул его обратно. Рядовой ударился о ствол, потряс головой. В огромных глазах-зеркалах вроде бы даже снова промелькнул какой-никакой, но рассудок. Сержант щёлкнул пальцами. – Слушай меня, Вилхелм. Вилхелм же? – Д-да, – закивал рядовой. – В-в-вилхелм. – Я сейчас туда убегу. Джарландо показал на крохотный холмик неподалёку. – Ты сиди и не двигайся. Если кто близко подберётся, то вот, – сержант вложил в ледяные ладони рядового дымовую гранату. – Выдёргиваешь чеку и… кх-кх... бро… кх-кх… бросаешь рядом. Пусть уроды выйдут на тебя, а я их сниму. Понял? – Д-да. Джарландо хлопнул Вилхелма по плечу и улыбнулся через силу в борьбе с очередным приступом кашля. Он сказал напоследок: – Не дрейфь. Прорвёмся. Сержант пригнулся и помчался на холм, не остановившись после шёпота "не уходи". Джарландо и рад бы был уйти, даже бросив Вилхелма, но от всадников не убежать. Сержант покинул зону поражения, по крайней мере, ему хотелось думать, что покинул, упал на землю и стал готовиться к бою. Он разложил поблизости имеющиеся у него гранаты. Выдвинул и зафиксировал сошки автоматического ружья, установил его. Сержант разрядил оружие, проверил, плавно ли движется рукоять затвора, а потом снова подцепил барабанный магазин. Можно было воспользоваться собственным ружьём, но пушка Бенвенуто – почти стаббер, если сравнивать по калибру. 12,7-мм пули могли пробить и панцирную броню, не говоря уже о бронежилетах. Джарландо попытался успокоиться, чтобы в пылу схватки работать как хорошо смазанный механизм. Как и предполагал сержант, конный разъезд разделился. Часть отправилась искать разведчиков в лесу, другие вернулись прочесать тот район, где впервые заметили разведчиков. Тройка всадников не спешила въезжать под сень деревьев и даже скучковалась так, что Джарландо с трудом подавил порыв метнуть осколочную гранату. Всадники подступили ближе, и нервы у рядового не выдержали. Раздалось шипение, испуганный вскрик. Поднялась дымовая завеса. В ответ заговорили ружья и кто-то проорал: – Они здесь! Окружай! Окружай! Около холма проскакала пара солдат фон Валлена. Джарландо поймал ведущего на мушку и дал короткую очередь. Враг свалился на лошадиную шею, а спустя несколько секунд выпал из седла. Второй противник спешился и хотел укрыться за лошадью, но сержант безжалостно расстрелял её, придавив хитреца окровавленной тушей. – А-а-а! [собака]! – прогремел крик. В сторону Джарландо полетели первые пули. Он в накладе не остался. Погасил атаку в зародыше метким броском осколочной гранаты, а потом снял ещё двух противников и заставил остальных спрыгнуть с коней, чтобы спрятаться за толстыми стволами деревьев. Летели щепки, кусочки коры и сорванные пулями листья. В ответ на стрельбу сержанта солдаты фон Валлена открыли такой огонь, что холм, на котором [ну уж нет]одился Джарландо, словно бы попал в эпицентр неистового смерча. В воздух поднимались комья грязи, лазерные лучи жгли влажную траву и оставляли приятный запах озона. Джарландо использовал последнюю дымовую гранату, а после ещё и светошумовую кинул. Сержант оставил автоматическое ружьё и молнией помчался к лошади первого убитого им солдата, которая, несмотря на грохот выстрелов, не бросила хозяина и склонила к нему голову. Джарландо взлетел в седло. Лошадь попыталась сбросить незнакомого всадника, но сержант стукнул её по голове кулаком, а потом натянул удила. Он ударил пятками в бока животного и помчался к Вилхелму. Пуля попала в спину и засела в правом плече. Джарландо потерял на миг сознание, а когда очнулся, то обнаружил себя на земле. Перед глазами в такт сердцебиению бились багровые пятна. Сержант увидел, что рядовой приподнялся, а потом побежал к нему, а поэтому вытянул вперёд ладонь и крикнул: – Беги, Вилхелм! Бе... Тогда стрелок Лиги и убил сержанта. На глазах Вилхелма пуля расколола и каску Джарландо, и его череп. 6 Мурцатто нанесла последние штрихи на картину генерального штаба. Она чуть иначе повернула светильники, кое-какие карты перенесла с общего стола на соседние, чтобы офицеры и адъютанты Густаво не путались в горах бумаг, а сосредоточились на самом важном – на Люцене и его окрестностях. Мурцатто выполняла работу младших офицеров не потому, что не могла им приказать. Ей нравилось это делать. Мурцатто улыбалась, потому что грозный генерал Вьюга всё-таки прислушался к словам молодой девушки, которой сложно взять вверх над чувствами. Густаво Ди Адольфо отправил в бой полковников Веймариза, Росси и Хольмберга, а сам остался в резерве. Никто возражать не стал, потому что названные офицеры – плоть от плоти Смолланских Страдиотов. Они жизни не видели без звона мечей и грома пушек. – 1-ый батальон вступил в бой! – отрапортовал штабной связист. Он не успел расслабиться, потому что донесения посыпались одно за другим. – 2-ой батальон попал под бомбардировку! Полковник Хольмберг вступил во встречный бой с вражеской кавалерией! Запрос на артиллерийский удар по координатам… Стенографистка едва успевала записывать поступающие сведения, чтобы Густаво и адъютанты последовательно решали поставленные тактические задачи. В ответ генерал точно также диктовал один приказ за другим и отмечал положения войск на карте. Конечно, из-за отвратительных погодных условий все эти метки неточны. Даже высшие офицеры страдиотов не могли сказать точно, где они [ну уж нет]одятся без видимых ориентиров. Однако карандашные пометки помогали Густаво лучше понимать происходящее. – 1-ый батальон, приказываю спешиться и занять вражеские траншеи! Приготовьтесь к обороне! Делла Вилла, перебрасывайте свои силы с левого фланга на помощь полковнику Росси! Капеллан Фабриций, попробуйте обойти противника! Мартон Пекарь, где ваши люди, чёрт побери?! Мурцатто поблагодарила Бога-Императора за то, что в кои-то веки все на своих местах. Светлые головы – в штабе, буйные – на поле боя. 7 Дело сделано. Весь правый фланг войска фон Валлена рухнул под напором 1-ого батальона Смолланских Страдиотов и 1-ой же роты бронетанкового полка СПО. Довершить разгром "Часовым" Делла Виллы не дали и перебросили их в центр, но полковник Беренгарио Де Веймариз и не возражал. Его люди отбили, а потом и защитили траншеи Лиги Шестерни. Кавалеристы снова вскочили на коней и ринулись преследовать отступающих солдат фон Валлена. Беренгарио хлестал бегущих направо и налево так, что опьянел от пролитой крови. Он хохотал и сеял смерть. Взмах – солдат в широкополой шляпе с пером получил широкую рубленую рану на шее и повалился навзничь. Ещё один – беглец лишился головы. Третий – Беренгарио даже саблей махать не стал, а просто растоптал дезертира. Казалось бы, повернись, прицелься, нажми на спусковой крючок, и больше нет никакого безумного мясника, который преследует и тебя, и твоих товарищей, но солдаты Лиги окончательно распрощались со здравым смыслом. А отваги у них никогда и не было. Внезапно из тумана всего в паре метров от полковника показался вражеский всадник. Никаких благородных цветов страдиотов, только аляповатые тряпки, кустистая борода и золотая цепь на шее. Неизвестный кавалерист не успел отреагировать, а вот Беренгарио мгновенно выхватил болт-пистолет и превратил голову врага в алые ошмётки. Однако это не какой-то одиночка, потому что за первым последовал и второй, и третий, и вот уже Смолланские Страдиоты перестали походить на всесокрушающее цунами и столкнулись со встречной волной. Отступающие солдаты тоже вернулись к схватке, когда почувствовали, что безжалостное истребление вновь превратилось в бой, в свалку, в которой можно задавить страдиотов числом. Они набрасывались на кавалеристов Унии со всех сторон, стаскивали их с коней, кололи штыками в бок и стреляли в упор. – Убивай! – взвыл Беренгарио. – За Вьюгу и Императора! Полковник отпустил поводья – конь и сам знал, что ему нужно. Жажда крови охватила зверя. Появился следующий противник: и сам всадник, и его лошадь закованы в прочную броню. Всадник замахнулся ревущим цепным клинком, но Беренгарио оказался быстрее. Полковник отсёк кисть с зажатым оружием, а потом добавил вслед по спине. Силовая сабля не встретила препятствий. В грудь попали несколько лазерных лучей, но полковник почувствовал лишь жар раскалённой кирасы. Он пришпорил коня и бросил его к стрелкам. Беренгарио снёс голову одному солдату, выстрелом из болт-пистолета перебил позвоночник второму, а до третьего добрался конь и перегрыз тому шею. Беренгарио стрелял и разваливал противников на части. Если кто-то из войска фон Валлена ещё не встречал демона на поле боя, то увидел его в Де Веймаризе. Конь не отставал от хозяина. Когда два силовых клинка – полковника и неизвестного воина – столкнулись, породив сноп искр, зверь вцепился клыками в бедро всадника и вырвал кусок мяса. Враг завопил, выпустил оружие и схватился за страшную рану в попытке остановить кровь. Он наверняка скончался бы и сам, но Беренгарио не стал рисковать, взмахнул саблей и нанёс такой удар, что голова воина на опалённом лоскуте кожи свесилась за спину. Полковник не успел с места сдвинуться, когда получил оглушительный удар. Даже ремешки, которые удерживали каску на голове, порвались. Свет померк на мгновение, Беренгарио потерял ориентацию в пространстве и свалился под ноги коню. Зверь с Крига не растоптал хозяина, а набросился на противника, но не пережил прямое попадание из лазерного пистолета. Туша с дымящимся чёрным отверстием в голове завалилась и едва не раздавила полковника. При падении противогаз немного сполз, и сквозь щели начал проникать угарный газ. Едва сдерживая кашель, полковник поправил маску и, наконец, разглядел того, кто бросил его наземь. Беренгарио знал, как выглядят все высшие офицеры фон Валлена, и даже собирался охотиться на них, но лицо этого военачальника тоже было скрыто противогазом. Неизвестный полководец носил широкополую фетровую шляпу с пучком пышных перьев. Под отливающей бронзой кирасой был золотистый камзол с пышными рукавами. Алая лента с медалями тянулась с левого плеча и до правого бока. Офицер фон Валлена замахнулся шпагой с корзинчатой гардой и заколол бойца командного отделения, который бросился на выручку. Враг навёл пистолет на цель и собирался покончить с Беренгарио, когда поблизости прогремел взрыв. Офицер упал с коня, но успел выпустить ярко-красный лазерный луч, который поразил полковника пусть не в голову, не в сердце, но в ничем, кроме обмундирования, незащищённый пах. Беренгарио едва не задохнулся. Он хотел свернуться клубком и оказаться как можно дальше от этого белёсого марева с тысячами галдящих, обезумевших от насилия людей. Глаза слезились, потому что ниже пояса словно пожар вспыхнул. Когда жжение отступило, полковник попытался подняться, но снова скорчился от боли. Он позвал на помощь, но из горла вырвались лишь хрипы и неразборчивый шёпот, который в круговороте битвы не различить. Враги превосходили страдиотов числом. Звенели мечи и сабли, раздавались оглушительные выстрелы из стабберов и режущее шипение лазерного оружия. То тут, то там из-за попадания снарядов в воздух бил очередной земляной гейзер, а острые осколки секли и своих, и чужих. Что это? Ошибка артиллеристов Унии или огонь по своим со стороны Лиги, только бы задержать страдиотов? Нет смысла гадать. Беренгарио знал точно одно: ему срочно нужна медицинская помощь. Ещё одна мысль происходила от первой и с каждой секундой становилась всё яснее: пора отступать. Вот только воплотить её Беренгарио был не в силах. Зато рядом возник связист из командного отделения, который разглядел, как полковник копошится в грязи. Он спешился, попытался поднять Беренгарио, но тот только взвыл от боли и схватил подчинённого за ворот. Полковник подтянулся к уху связиста и прохрипел: – Срочно! Сообщение в штаб! Мы отступаем! 8 Густаво Ди Адольфо объезжал войска. Он собирался возглавить резерв, чтобы поддержать наступление Священной Унии. В первых рядах – 4-ый батальон страдиотов и 5-ая рота "Часовых" сил планетарной обороны. Позади – тачанки противотанковых и миномётных батарей, приписанных к 4-ому батальону. За боевыми повозками – разнообразная пехота от религиозных фанатиков до ярых безбожников, верящих только в Золотого Тельца. А уже совсем далеко от этого места расположилась артиллерия. 100-мм пушки раз за разом посылали в сторону Лиги Шестерни ревущую смерть. В облаках тумана и тучах поднятого пепла не было видно решительно ничего, но артиллеристы всё равно не жалели снарядов. Они ориентировались на вокс-сообщения полковников Росси, Делла Виллы и остальных офицеров, которые первыми оценили прочность обороны Альбрехта фон Валлена. – Солдаты! – Густаво обладал зычным голосом, а поэтому мог перекричать даже богов войны. – Наконец! Прямо здесь! Прямо сейчас! Судьба Стирии в наших руках! Кавалеристы салютовали полководцу, направив сабли в серое небо с далёкой золотистой звездой, чей свет едва пробивался сквозь мглу. – Нужно лишь принять эстафету полковника Веймариза и сокрушить Лигу! Пилоты "Часовых" работали в поте лица. Они, обнажённые по пояс из-за жары и взмыленные как кони, забрасывали лопатами последние горсти угля в топку. – Воистину, это сражение войдёт в историю! Проигравшие будут с содроганием вспоминать, как бились в самом чистилище, в самой преисподней, когда вокруг них не было ничего, кроме тумана, дыма и смерти! Победители же улыбнутся и вспомнят, что сомкнули ряды, сражались друг за друга плечом к плечу и, благодаря этому, сокрушили врага! Многие защитники веры забирались на тачанки, чтобы поскорее добраться до поля боя. Сражаться плечом к плечу, а уж тем более за таких друзей, как наёмники, они не желали. Последние не спорили. В их головах крутились иные мысли: не ворваться в самую гущу безбожников, чтобы рвать их на куски зазубренными фламбергами, а, напротив, избежать боя и уже под конец решить, вступать в него или нет. – И знаете что, мои верные воины, друзья, братья и сёстры?! – воскликнул Густаво. Он резко направил коня в сторону гаккапелитов и выхватил у одного из телохранителей знамя Смолланских Страдиотов. Густаво взял его обеими руками. Знамя с тремя серебряными шестилучевыми снежинками на чёрном поле затрепетало на ветру. – Именно мы будем рассказывать своим детям, как победили при Люцене! Мы! Потому что под этим флагом... нельзя отступать! – выкрикнул Густаво. – Вперёд! К победе! Ура! – Ура! – проорали страдиоты. Возбуждение передалось даже животным. Они мотали головами, стучали копытами по земле. – Ура! – выкрикнули пилоты "Часовых". Из выхлопных труб шагоходов вырвались столбы беспросветного чёрного дыма. – Ура! Фанатики Священной Унии вскинули двуручные мечи. Каждый из них уже отправился на поле боя, если не телом, то духом. Защитники веры скрежетали зубами и дрожали. Этот недуг можно излечить только вражеской кровью. – Ура-ура, – отозвались наёмники. Предстояла тяжёлая работа. – За Императора! В атаку! – выкрикнул Густаво. Ещё один поток хлынул по земле, чтобы впасть в грязно-белое море. Вперёд вырвались страдиоты верхом на легконогих лошадях. За ними грохотали "Часовые", перескакивая с одной металлической лапы на другую. Подпрыгивали на ухабах тачанки, а спицы в колёсах стали совсем неразличимы из-за набранной скорости. Приберегая силы для рывка, бежали наёмники. Только артиллерия сделала последний залп и замолчала. Даже богам иногда нужно отдыхать. Густаво вонзил древко знамени в землю, нацепил противогаз, выхватил силовую саблю и ударил коня золотыми шпорами – зверь с Крига понимал только грубую силу. Генерал сорвался с места со скоростью молнии и уже скоро нагнал бойцов в первых рядах. Из тумана в это мгновение протянулись ярко-красные лазерные лучи и засвистели пули. Рядом разорвался снаряд, опрокинув нескольких страдиотов и изранив их коней. Кровь бурлила. Густаво мог сколько угодно говорить, что он уже стар и устал, но сейчас, в этот прекрасный, в этот чудесный миг, генерал ощущал себя как никогда живым. Ни одна омолаживающая процедура не приносила такого облегчения, как сражение. Ни одно удовольствие не радовало Густаво так сильно, как сражение. По-настоящему генерал и не жил нигде, кроме сражения. Вот она – истинная причина вмешательства в грязную войну на Стирии, а не трон губернатора, который был лишь приятным дополнением. Гаккапелита справа вышибло из седла, но его конь только быстрее поскакал к цели, чтобы вонзить клыки в того, кто посмел навредить хозяину. Густаво тоже почувствовал медный привкус во рту и то, как наэлектризовались волосы по всему телу. Он жаждал убивать. И Густаво убил бы многих, очень многих так, как уже проделывал на тысячах полях сражения до этого. Вот только судьба распорядилась иначе. Густаво едва заметил очертания вражеских кавалеристов, как из тумана вырвалась шальная пуля, чиркнула по голове коня и впилась в руку генерала чуть ниже плеча. Густаво не смог сдержать крика, он чуть не выпал из седла. Генерал натянул поводья и остановил рычащего скакуна, а потом поглядел на рану. Выглядела она паршиво: пуля разорвала рукав доломана; толчками текла кровь, окропляя одежду, седло, землю. Густаво увидел костяное крошево и с большим трудом, но всё-таки переборол приступ тошноты. Так сильно его уже давно никто не ранил. Гаккапелиты окружили генерала, чтобы наступающие войска не раздавили его в стремлении поскорее сойтись в схватке с противником. Холодея, Густаво отыскал взглядом капитана Столханда и выкрикнул: – Тристан! Оставь мне пару бойцов, а сам поддержи наступление! Скорее! – Есть! – отозвался капитан, а потом обратился к гаккапелитам. – Медик! Медик! Живо сюда! Ещё не поражение, но уже неудача. Однако Густаво Ди Адольфо не был бы генералом Вьюгой, если бы не смог пережить такое. 9 Мурцатто стояла неподалёку от расположения артиллерийских батарей и наблюдала за ходом боя, если можно так описать попытку разглядеть с помощью бинокля хоть что-нибудь в грязно-белом мареве. Из тумана поднимались столбы дыма, и только они служили каким-никаким, но ориентиром, а также свидетельством того, что там горит бронетехника Унии или Лиги. Мурцатто видела, как в лагерь привезли перекинутого через седло полковника Веймариза, а вот о Густаво никаких вестей не было, хотя Тристан сообщил о ранении генерала. Мурцатто посмотрела на часы. Со времени дурной вести прошло уже полчаса. Конечно, заблудиться в такой дымке проще простого, но девушка чувствовала тяжесть на сердце, а в голове крутилась предательская мысль о том, что будет с Унией после смерти генерала, после гибели не просто военачальника, а связующего звена, лидера, который устраивал всех членов союза. – Успокойтесь, генерал-квартирмейстер! – крикнул майор Лаурсен, командир артиллерийской батареей. – Генерал – глыба! Он не раз выходил сухим из воды! Мурцатто хотела поделиться с собеседником предчувствием, когда майор отвлёкся на вокс-сообщение об очередной просьбе о помощи. Лаурсен отдал несколько приказов, и из жерла пушек снова вырвалось пламя, сопровождающее громыхающую погибель. Мурцатто открыла рот, чтобы не оглохнуть. Находиться здесь дольше нет смысла. Она запрыгнула в седло и поскакала в сторону полкового госпиталя. На подъезде Мурцатто поняла, что будет лишней в этом месте. И даже больше: она поняла, что недостаточно хорошо выполнила свои обязанности, потому что раненых укладывали на землю рядом с палатками. Конечно, Мурцатто прослужила всего ничего по сравнению с ветеранами, но она и вспомнить не могла, когда раненых было так много. Мурцатто решила, что полковник Веймариз подождёт. Она развернулась и направилась в штаб. – Перешли сообщение в лагерь под Нюренбергом, – приказала она связисту. – Пусть присылают всех свободных лошадей и повозки. Здесь останутся только те раненые, кого нельзя транспортировать. – Есть, госпожа генерал-квартирмейстер! Мурцатто оглядела адъютантов – те нависли над картами, время от времени отдавали приказы и ставили новые метки. Она хотела было выйти, но потом всё-таки спросила: – Есть какие-нибудь новости... о генерале? – Никак нет, госпожа, – отозвался связист. Мурцатто прикусила губу. Она вздохнула и всё-таки решилась на величайшую глупость в своей жизни. Мурцатто съездила к временному складу, надела бронежилет, вооружилась охотничьим копьём со взрывным наконечником. За этим занятием её и обнаружили кавалеристы 1-ого батальона, которые перегруппировались и готовились по сигналу вновь вступить в бой. – Генерал-квартирмейстер? Что происходит? – спросил майор Кальб, который взял на себя руководство, пока Веймариза оперировали. – Нужно найти генерала. До поля боя рукой подать, а его уже час как нет! Капитан ухмыльнулся и произнёс: – При всём уважении… не сходите с ума! Старик наверняка оправился и уже глубоко в тылу шестерёнок, а, может, даже зарубил фон Валлена! Мурцатто не ответила, а перевела взгляд на помятых кавалеристов. – Я понимаю, что это прямое нарушение приказа и преступная вольность, но не откажусь от помощи, – окликнула она всадников. – Нужно прочесать поле в радиусе двух-трёх километров. Его ранили в самом начале. Он не мог далеко уйти! Молчание, и только лица скривились в плохо скрываемых ухмылках. Впрочем, были и те, кто не разделял приподнятое настроение. Но эти угрюмые солдаты и офицеры оставались Смолланскими Страдиотами с нерушимой как адамантий дисциплиной. Никто и не двинулся. Мурцатто стиснула зубы. Она нацепила противогаз, потом проделала тоже с Повесой. Она бросила коня в галоп. Мурцатто обогнула холмы, на которых [ну уж нет]одился временный лагерь Унии, а потом поскакала вниз по склону, в низину у Люцена, которую заволокло дымом пожарищ и густым туманом. Только там она успокоила Повесу, чтобы тот, не дай Бог-Император, не поскользнулся и не поломал ноги во время стремительного бега по грязи. В густой пелене Мурцатто вообще перешла на шаг и не понимала, как у кого-то хватает смелости двигаться здесь быстрее. Она не могла разглядеть, что происходит дальше пяти-шести метров. Вдобавок ко всему, стёкла противогаза запотевали по краям. Мурцатто проскрежетала зубами, представляя, как над ней посмеются в лагере, когда она вернётся ни с чем, как посмеётся сам Густаво, когда появится обагрённый вражеской кровью и увенчанный славой. В расстроенных чувствах Мурцатто хотела уже повернуть Повесу, когда заметила мощный бледный конский круп с купированным хвостом. Она чуть подтолкнула шенкелем Повесу и проехала дальше. Мурцатто увидела убитого генномодифицированного скакуна. Тот умирал в агонии, а поэтому от острых копыт и когтей во влажной земле остались глубокие борозды. Ещё несколько шагов вперёд и… Мурцатто соскочила с Повесы, потому что увидела человека, со спины похожего на Густаво. Тот лежал на груди, уткнувшись лицом в грязь. На шее Мурцатто разглядела колотые раны, руки были порваны в мясо после попадания крупнокалиберных пуль. Неподалеку она увидела ещё пару убитых гаккапелитов. Всех трёх обобрали с особым цинизмом, разве что одежду не сняли. Мурцатто до последнего надеялась на чудо. Она молила Бога-Императора, чтобы изорванное тело принадлежало какому-нибудь другому могучему мужчине, но потом перевернуло его и... Тёмно-карие глаза, большой прямой нос, витые усы и острый клин бороды. Густаво Ди Адольфо, генерал Астра Милитарум по прозвищу Вьюга, нашёл свой конец в тумане Люцена. Мурцатто упала на колени, сжала ладони в кулаки, хотела кричать, бранить весь белый свет и в особенности жестокого Бога, который допустил такое, но… Генерал-квартирмейстер поднялась. Она попыталась оттащить покойного генерала и взвалить на коня, но не рассчитала сил. Густаво и при жизни казался ей громадой, а теперь и вовсе стал неподъёмным. Генерал-квартирмейстер ещё раз бросила взгляд на Вьюгу, а потом прикрыла ему веки и отправилась обратно в лагерь, терпеть насмешки. Будет лучше, если никто не узнает о судьбе лидера Унии до тех пор, пока не окончится битва. 10 Вилхелма здорово поколотили, но разведчику из другой пойманной группы досталось сильнее. Он скончался от ран задолго до того, как сюда бросили рядового, и уже начинал пахнуть, из-за чего Вилхелма тотчас же стошнило. Вилхелм бы, наверное, тоже не выдержал допросов, даже мыслей о допросе, однако следующие события вселили в него надежду. Сначала рядовой услышал встревоженные разговоры, потом заметил, как тюремщики куда-то запропастились, а, в конце концов, когда всё стихло, вообще подпрыгнул, зацепился руками за решётку, подтянулся и увидел, что вражеский лагерь пуст. Не оставалось никаких сомнений в том, кто победил, а поэтому, несмотря на слабость от ран и кашель от угарного газа, Вилхелм то и дело выкрикивал "на помощь". Где-то на границе сознания его поджидала предательская мысль о том, что никто не придёт, но Вилхелм прогонял её. Всё не могло закончиться вот так: в грязи, рядом с покойником. Бог-Император услышал Вилхелма. В лагере раздались голоса, прозвучал цокот копыт. Рядовой напрягся, подпрыгнул, судорожно ухватился за решётку и выкрикнул что есть мочи: – На помощь! Вытащ… кх-кх… вытащите меня отсюда! Над рядовым нависла тень. В багровых лучах заката Вилхелм увидел кавалеристку Смолланских Страдиотов верхом на вороном коне. Она спрыгнула, вытащила рапиру из ножен и расплавила замок темницы. Рядовой отпустил решётку, а спасительница отбросила её в сторону. Она протянула руку и помогла Вилхелму выбраться. Кавалеристка что-то проговорила, но из-за противогаза рядовой не разобрал слов. Тогда девушка сняла противогаз и повторила: – Кто такой? Из какого подразделения? Своей серьёзностью и воинственностью она походила на изображения Сестёр Битвы в святых книгах, но Вилхелм не знал никого прекраснее. – С тобой всё в порядке? – спросила девушка, прищурившись. – Э-э-э… Рядовой Вилхелм ван Дейк, первое отделение, разведывательная рота! Вилхелм вытянулся по стойке смирно и совершил воинское приветствие. – Понятно, – девушка вздохнула. Она собиралась вновь натянуть противогаз, когда рядовой спросил: – Мы победили, госпожа? Девушка помрачнела ещё больше прежнего: зубы стиснуты, кожа на скулах натянута, в глазах недобрый огонёк. Вилхелм сглотнул и вздрогнул, но кавалеристка всего лишь ответила: – Нет. 11 На небе появились луны-близнецы Стирии: Виспран и Осри. Первый спутник – холодный, по цвету напоминающий окоченевшего в холодной воде покойника, второй – жизнерадостный и светлый, в тот миг он [ну уж нет]одился ближе к звезде, спрятавшейся за горизонт, и забрал почти всё её тепло. В ту ночь луна Осри отбрасывала достаточно света, поэтому очертания мрачного замка можно было разглядеть и в темноте. Родной дом семьи Мурцатто напоминал скорее храм, нежели укрепление, потому что издревле они тесно связаны с экклезиархией. Если не брать во внимание крепостную стену, охватывающую поместье, и донжон, плавно продолжающий трёхнефное здание, то ни дать ни взять – Собор Святого Доменико в центре славного Виссера. Вдоль здания стояли каменные часовые. В таком виде скульпторы выполнили аркбутаны, поддерживающие массивные своды. Кроме грозного вида мастера добились ещё и того, что представили всю историю Стирии, начиная с древних времён, когда колонисты достигли неизвестной планеты, продолжая вырождением до почти животного уровня, и заканчивая новым рассветом в составе Империума человечества. Рядом могли соседствовать воители, вооружённые бластерами, дикари с дубинами, рыцари в громоздких, но вычурных доспехах, а также солдаты Астра Милитарум. А за строем верных защитников замка с башни-донжона наблюдали каменные горгульи, которые походили на летучих змей – знак семьи Мурцатто. Врата распахнулись. Младшая представительница благородного рода покинула замок. Она порхала по вытянутой мраморной лестнице и даже не заметила гостей, которые поднимались навстречу. Одетые в чёрное, они терялись в сумраке. Когда Манрикетта разминулась с гостями, то её схватил за локоть сгорбленный седой старик с глубокими морщинами и глазами навыкате. – И раньше за тобой было не угнаться, девочка, а сейчас посмотри на себя – метеор! – Дядя Каллисто… Манрикетта отступила на шаг, а потом заключила родственника в объятья. – Прости… я просто… я о другом думала! – Ничего страшного. Всё-таки Бог-Император любит меня, – произнёс Каллисто Мурцатто, кардинал стирийской церкви. – Он позволил увидеть тебя до того, как забрать меня на небеса. Кардинал Мурцатто носил чёрную широкополую шляпу, чёрную же сутану, подпоясанную алой фашьёй, в то время как его подтянутые крепкие спутники предпочитали грубые туники, которые не жалко порвать в драке. Каллисто опирался на трость с набалдашником в виде змеиной головы, а вот его телохранители если и брали в руки палки, то использовали их только как оружие. – Не говорите так, дядя Каллисто! – Ой, брось, – старик усмехнулся, – рано или поздно это всё равно произойдёт. – Он сделал паузу, чтобы лучше рассмотреть племянницу, а потом спросил. – Так что такого могло случится?! Ты едва меня не сшибла! Манрикетта прикусила губу, отвела взгляд, но всё-таки ответила: – Беньямино не собирается делиться со мной наследством. И мама за него! – Пожалуй, Бени подождёт, – проговорил старик. – Пойдём, поболтаем. Кардинал велел своим людям держаться в стороне, а сам провёл племянницу в сад, где в центре высился фонтан, поросший тёмно-зелёным мхом. – Хотел бы я отругать Бени за то, что запустил территорию, но… – проговорил старик, – так даже живописнее. Родственники сели на скамейку под деревом, с которого уже облетела листва. – Чем Бени объяснил свой поступок? – спросил Каллисто. – Если, конечно, не принимать в расчёт право первого наследника. – Если бы... – отмахнулась Манрикетта. – Он назвал меня смутьянкой! Обвинил в том, что мои действия наводят тень на семью. Но ведь я защищала церковь! – О… маленький Бени стал большой змеёй Беньямино, – кардинал ухмыльнулся. – Не понимаю, что происходит! Не сказать, что мы всегда ладили, но… – Тебя давно не было… да и власть может показаться куда привлекательнее родственных связей. – Что? – Беньямино сделал первые робкие шаги в серьёзной борьбе за власть. Он отрёкся от обязательств, за что я отлучил его от церкви, – старик улыбнулся и подмигнул племяннице. – Вот приехал ему об этом объявить. Хочу видеть лицо выродка. – Но… как? Что?! Что сделал Бени? – Нет веских доказательств, но, похоже, Беньямино собирает вокруг себя знать, готовую к переговорам с Фердинандом. Уния трещит по швам, а, значит, пора искать нового благодетеля. Старик трясущимися руками достал пачку сигарет и закурил, пока девушка обдумывала сказанное. – Я предполагала нечто подобное, но всё равно в голове не укладывается, – произнесла Манрикетта. – Мы ведь победили под Люценом! Лига тоже не переживёт подобного! Кардинал кивнул и произнёс: – Победа под Люценом стоила слишком дорого. Так дорого, что впору говорить о поражении. – И что теперь? – Как это ни прискорбно, но быть священником... вообще как-то относиться к стирийской церкви... сейчас опасно для жизни. Я улетаю. Пережду смуту на Сивилле-VII. Фердинанд как-то сказал: "лучше править пустыней, чем страной, полной еретиков". Что ж… пускай правит. Может быть, его ненаглядный бог-машина сможет превратить пустыню в цветущий сад… Поживём-увидим. Мурцатто склонила голову и обхватила лицо ладонями. Кардинал выпустил облако дыма, а потом просипел: – Я бы предложил тебе присоединиться к свите, но, мне кажется, Беньямино захочет поквитаться. Если не он, то Фердинанд подошлёт убийцу. Губернатор не знает такого слова – "прощение". – И что же мне теперь делать?! – спросила Манрикетта. – На твоём месте я бы попытался раздобыть поддельные документы, нашёл бы первого попавшегося капитана звёздного корабля и своими силами добрался до Сивиллы. Его Высокопреосвященство кардинал Агирре примет тебя. Манрикетта вздохнула. – Эй, выше голову! – воскликнул старик. – Ты – потомственный офицер имперской армии! Не пропадёшь! Манрикетта не была столь в этом уверена. Победа при Люцене и для неё становилась всё более и более тяжёлой. 12 Мурцатто разругалась со старшим братом и ушла, громко хлопнув дверью. С матерью девушка попрощалась холодно, но хотя бы без криков. Когда дядя Каллисто сказал "до свидания", Мурцатто почувствовала грусть, потому что, глядя на его глубокие морщины, она сомневалась, что увидит его снова. Но все эти чувства не могли сравниться с тем, что ощутила Мурцатто, когда пришла поухаживать за Повесой. Она вывела коня из стойла и позволила конюху прибраться в жилище своего верного друга, который сопровождал её и поддерживал в трудную минуту долгих семь лет. Мурцатто осмотрела одно за другим копыта Повесы, а потом принялась вычищать шерсть, стараясь не смотреть в такие большие, добрые и глупые глаза скакуна. Но всё же, когда девушка сменила щётку на губку, чтобы протереть морду, то не сдержалась. Мурцатто обняла Повесу за шею и расплакалась… тихо, так чтобы никто не заметил. Конь почувствовал что-то недоброе, он сначала попытался отступить на шаг, но девушка только крепче его сжала. Повеса опустил голову на плечо Мурцатто и стал похрапывать так, чтобы не испугать хозяйку. – Прости... пожалуйста, прости, Повеса, но нам... пора расстаться. Конь фыркнул громче, словно понимал человеческую речь. – Мне… мне нельзя здесь... больше оставаться, милый друг. Побежали слёзы, потёк нос, в горле встал пылающий ком. Порой предавать куда горше, чем быть преданным. – Это последний раз… п-прости, пожалуйста… ты был моим лучшим другом! Конь прижался к хозяйке, застучал копытом. Мурцатто вытёрла слёзы рукавом, но потом вспомнила о приличии и всё-таки достала платочек. Она привела себя в какой-никакой порядок, а потом вернулась к тому, ради чего и пришла. Она вымыла Повесу, распутала и расчесала гриву, а потом дала скакуну столько очищенной сладкой клекулозы, сколько он смог съесть. Мурцатто поставила рядом деревянную бадью с чистой водой, посмотрела на Повесу в последний раз и вышла из конюшни, где натолкнулась на разведчика, которого она вытащила из ямы в лагере Лиги. Тощий молодой человек возвращался с учений и вёл серую чахлую кобылу, которая выглядела так, словно вот-вот умрёт. – Здравия желаю, госпожа генерал-квартирмейстер! – Уже не госпожа и, тем более, не генерал-квартирмейстер. Просто Мурцатто. Брови взметнулись, разведчик раскрыл рот, а поэтому девушка объяснила: – Конфликт с генералом. Я не хочу ему служить, а он и не держит. – Да как же?! Мы ж на Адую собираемся! Сбросим Фердинанда! – Так всё-таки Беренгарио решился? – Да! Сначала губернатора, а потом и всех предателей накажем! Ну… тех, кто из Унии вышел! Мурцатто вздохнула. По крайней мере, этот солдат во что-то верил. – Слушай, как тебя… Вильгелм, не так ли? – Вилхелм. – Слушай, Вилхелм, раз я тебя вытащила тогда… не окажешь услугу? – Конечно, госпожа! – Присмотри, пожалуйста, за одним вороным. 13 Разложение. Только таким словом Манрикетта Мурцатто могла охарактеризовать окружающую её действительность. Беженцы заполонили космопорт. И это не какие-то голодные крестьяне, согнанные с земель, а некогда богатейшие люди Стирии. С утра Мурцатто видела, как граф Агустини роется в мусорном контейнере. Зрелище настолько же фантастическое, насколько устрашающее, потому что девушка знала, что её накопления за годы службы не сравнятся с богатствами этого некогда знатного мужчины. Никто не улетал со Стирии. Никто не прилетал на Стирию. По крайней мере, не прилетали те капитаны, которые дорожили жизнью, здоровьем, деньгами и честной репутацией грузо-пассажироперевозчика. Слишком велик риск ограбления. Уния распалась. Беренгарио большой кровью, но всё-таки взял Адую. Губернатор Фердинанд ушёл в подполье. В системе осталось слишком много связанных с войной людей, которым нужно было чем-то кормить солдат, пока не заключены новые договоры. А Манрикетта Мурцатто влачила жалкое существование в дешёвой гостинице при космопорте, питалась в дешёвой столовой, в которой нерадивые повара портили даже синтетическую еду, коротала вечера в дешёвых забегаловках. Мурцатто прикончила кислющее сухое вино. Излишне громко из-за опьянения она опустила стеклянный стакан на стол, едва не разбив, а потом задумалась над тем, как же так вышло. Мурцатто честно служила в армии, превзошла всех наставников в логистике, организации походов, разведки и охранения. Довелось ей и лично участвовать в битвах, где она не знала страха или жалости. Манрикетта Мурцатто – кавалер Крылатого Черепа и Креста Выдающейся Службы. Манрикетта Мурцатто – бездомная безработная пьянчуга. – Эй, дорогуша! За столик подсел дёрганый молодой человек с мокрым бегающим взглядом, гадкой ухмылкой и поблескивающей испариной кожей. – Не хочешь развлечься?! Может, немного обскуры? Лхо? – Пошёл прочь! – отмахнулась Мурцатто. Закончить жизнь обколотой шлюхой она точно не собиралась. – Ну как хочешь, дорогуша! Если нужно прогнать тоску, поищи меня! Я дам скидку... за твою улыбку! Мурцатто стиснула зубы и посмотрела на незнакомца исподлобья. Он тут же испарился. Девушка вздохнула и перевела взгляд на взлётно-посадочные полосы. Из окна пассажирского терминала она заметила, как к очередному транспортному челноку вышли встречающие: кто в полных панцирных доспехах, у кого только кираса; у первых металлические гребни на шлемах, у вторых пышные разноцветные плюмажи; одни предпочитали чёрный цвет, другие всю радужную палитру. Мерзавцами руководил крупный мужчина: гладковыбритый щегол, с тоненькими витыми усами и узким колышком бороды. Он был облачён в красную шляпу с чёрным пером, красный же атласный камзол, белые кюлоты, чулки и чёрные башмаки с пряжками. Одну руку командир наёмников держал на навершии сабли в позолоченных нож[ну уж нет], а другой махал прибывшему пополнению. Вот кто остался в выигрыше после всех произошедших событий. Не передать словами омерзения. И вроде бы простая мысль, но за время службы в полку Смолланских Страдиотов, за время под началом генерала Вьюги, Мурцатто отмахивалась от неё, как от надоедливой мухи. Но нет. Не вышло. Пришлось признать. В битвах побеждают герои, а войны ведут преступники: самые отвратительные, трусливые, жалкие и безнравственные мерзавцы; оппортунисты и лжецы; охочие до чужого грабители и жестокие убийцы; негодяи, по которым плачет виселица. Но как бы то ни было, именно во время войн они чувствуют себя как рыба в воде. Мурцатто позвала официантку и попросила ещё один стакан вина. Генерал-квартирмейстер сделала выбор между никчёмной смертью и подлой жизнью. На днях она тоже станет тем, кого всей душой презирает.

Рисунки команды "Disorder": "№ 1" "Vas exitium" ("Сосуд разрушения") "№ 2" "№ 3"

Рисунки команды "Order": "№ 1" Экипаж титана Фламма Акрис из легио Ферракс на рабочем месте. Колумнус 249.M41

Миниатюры команды "Disorder": "№ 1" "№ 2" "№ 3"

Миниатюры команды "Order": "№ 1" "№ 2" Retired blood bowl player

Чем больше подобных мнений, тем скорее наступит смерть искусства. Отака [ерунда, сэр] малята.

Ударим латынью по бездорожью! Omne simile claudicat

Добро пожаловать на конкурс "Order vs Disorder", первый конкурс после многих лет, который объединяет талантливых людей всех творческих разделов Warforge! Участники: Команда "Order" Patton Rainger-021 ZealSight Grim Silencer Slava1987 CTEPX taratekt Команда "Disorder" Сolonel-сomissar Zomanius Только Вперед Armicron Макс Хохлов Pimp Daddy DiamondAectann VanRid PiriReis Требование к работам: - тема и персонажи, изображённые на фотографиях, написанные рукой художника или воплощённые писателем фанфиков, должны соответствовать выбранной стороне противостояния; - фотографии миниатюр – слово предоставляется MrPepper'у: об устоявшихся правилах подфорума моделистов - рисунки – размер не должен быть меньше 1200 точек по большей стороне; - фанфики – объём не должен быть меньше 10000 знаков с пробелами. Дополнительные условия и информация: - конкурс анонимный. Работы нужно прислать организатору личным сообщением. Отвечать на вопросы по поводу творчества тоже можно через организатора; - можно участвовать не только в какой-то одной категории. Можно и писать фанфик, и рисовать, но баллы и за то, и за другое не будут суммироваться; - оцениваются новые работы. Творчество, фрагменты (wip) творчества, опубликованные ранее на Warforge или где-нибудь ещё, будут исключены из голосования. Однако стоит помнить, что командная работа приветствуется. Участники команды могут показывать друг другу те самые фрагменты, чтобы добиться лучшего результата. Голосование: - творчество оценивается по десятибалльной системе. Голосуем в этой теме как за миниатюры, так и за рисунки с рассказами; - для того, чтобы сохранить анонимность, участники могут передавать отзывы через организатора конкурса; - голосование продлится до 20:00 по Москве (Россия UTC +3) 05.08.2020. - голос нужно подкрепить развёрнутым комментарием (односложные комментарии, например, "этопять!" или "КГ/АМ", не принимаются). Участники не голосуют за собственные работы. Обсуждение: Для обсуждения работ и оценок есть отдельная тема:

Нажористо =)

Можно ёлку украшать!

Кхорноугодно. Классный рисунок!

Хищно, угрожающе!

Собственно, влезу не в тему, но начал тут играть в last of us 2 по ютьюбу (я - пекабоярин и прикасаться к холопским консолям не собираюсь). Джоел отъехал норм. Могло быть и хуже. Надо отпускать персонажей. Смерть - это вообще для персонажа и мира вокруг хорошо. Смерть поднимает ставки. Пока связываю хейт с отсутствием выбора и отрицанием морали истории. Ну не в первый раз на грабли наступают. Масс эффект 3.

Но была ещё тройка. Я сгорел со звёздного дитя. Биовары умерли для меня после этого.

Кто не играл, тот не может и оценить. Логично.

Да я и не призываю покупать. К фаллоуту эта игра имеет отдаленное отношение. Геймплей на любителя.

Баги остались. Но смертельных, при которых прохождение бы запарывалось и приходилось лезть в консоль, как в прошлых частях или в недавнем Отряде-Химера, нет. Порой происходят вылеты из игры (редко и, может быть, вылеты вообще связаны с железом), иногда пропадает звук у радио, анимация снятия силовой брони проходит криво, если поверхность, на которой она стоит, неровная или если близко есть какой-нибудь объект. А вот ещё, вспомнил. Противники иногда после смерти не падают, а остаются стоять. Настоящие глыбы. Не падают у ног победителя. Уважуха. ;) В остальном, доволен как слон. Аутичное путешествие по постапокалиптическим американским др[дальние дали]м. Что может быть лучше? КАНТРИ РОУУУУУД ТЕЙК МИ ХОООООМ ТУ ЗЕ ПЛЕЙС АЙ БЕЛОООНГ!