-...каждый человек имеет свою цель, смысл жизни, говорю тебе. Свой смысл, индивидуальный...
-Нет, ты не прав. Вера и долг пред Императором - вот весь смысл нашей жизни. Ничего больше.
-Я знаю это, но помимо долга...
-Раз знаешь, тогда не задавай глупых вопросов!
Последняя фраза прозвучала на повышенных тонах и бойцы опасливо обернулись. Я сделал вид будто не слышал их. Оба солдата были по-своему правы... и не правы одновременно. Но сказать им это я не имел права. Даже при всем желании.
Вера, долг, смысл...
Механик заглушил двигатель нашей машины, наступила полная тишина и пехотинцы спешно отошли в сторону.
Щелкнула зажигалка. Отвратный дурман дешевого табака полез в мою глотку.
Не могу сказать, что жизнь моя в раннем возрасте была совсем лишена какого то ни было смысла. Тогда я просто не понимал что это такое, поэтому и не задавался подобными вопросами. Но текла она вяло, серо, однообразно, может быть поэтому в памяти ничего не отложилось о ней, как бы я не старался вспомнить теперь. Надежная крыша над головой, теплый климат, питание на зависть многим в Империуме, полная безопасность, тепло, любовь родных людей, которым я был окружен повседневно и... беспрекословное подчинение им. О войне мы слышали лишь из редких сводок новостей и газет. Альватрус, мой родной мир, никогда не знал войны. Колонизированный в далеком М37 он стабильно и скучно влачил свое существования в рядах Имперских миров. От него требовалось совсем немного - обеспечивать жильем многомиллионное населения, держать на уровне ежегодные квоты по призыву мужчин в ряды Имперской гвардии, да содержать в чистоте и порядке крупные продуктовые базы. Со всем этим он прекрасно справлялся и претензий к нему не возникало. Альватрус был как раз одним из тех миров, которые обеспечивали стабильную работу всей гигантской машины Империума, его винтиком, а я, в свою очередь, являлся одним из винтиков Альватруса. Таким же стабильным, правильным и... невзрачным.
Все изменилось внезапно. Дурацкое, банальное знакомство с молодой девушкой на улице перевернуло всю мою жизнь. И я благодарен ей за это и по сей день. Все то, что было завалено под тоннами мой теплой, сытой жизни - прорвалось наружу. Она стала для меня тем самым, чего так не хватало, она стала для меня катализатором жизни, в которую моментом впрыснули все краски радуги.
Поначалу мы встречались редко, затем чаще, а потом и вовсе не могли друг без друга. Потому что и я и она были одинаковыми. Все здесь были одинаковыми, но именно в этой встрече мы нашли свою индивидуальность. Вот тогда я впервые задумался над смыслом своей жизни. Была ли эта встреча случайной или же мы целенаправленно шли навстречу друг другу все это время?
Как бы то ни было, но я осознал, что способен в одиночку удержать хвост той самой змеи, под названием - судьба. Бросив, едва только начав, гражданское училище, - я пошел в военное. Отец был в ярости, но меня это уже не волновало - я начал чувствовать вкус жизни. Своей жизни. Время летело незаметно, днем я пребывал в академии, вечера проводил у возлюбленной - дома меня не бывало, но это не могло длится вечно и настал момент, которого я так долго ждал. Мне исполнилось семнадцать, когда срок выпуска курсантов академии приблизился вплотную. Тогда в моей голове уже четко сформировалось направление, план, которому я должен следовать. Его трудно охарактеризовать одним словом, скорее я следовал велению сердца. Подальше от беззаветной тишины, покоя. Естественность, самостоятельность - вот чего тогда я хотел от жизни больше всего. Слишком долго я делал что мне говорили, слишком долго я наблюдал лица родителей, словно маски в клею, желающие мне только добра и не понимающие... Тупая вата, деградация личности, от всего этого я избавился в момент, когда одним из первых записался в формирующийся из курсантов полк Имперской гвардии. Времени почти не оставалось - эшелоны с новобранцами уходили к портам уже на рассвете и я не знал что делать... Ту ночь мне захотелось провести одному, наблюдая с крыши высотного здания за закатом. Я не хотел покидать этот мир, покидать тех, кого я любил, но не мог поступить иначе. Просто знал - так надо. В конце концов, это было лишь годовое обучение в условиях, приближенных к боевым на ближайших к Таниссии мирах ...
Я ожидал от него всего что угодно, но только не этого. Отец просто пожал мне руку и добавил: "береги себя" В глазах его не было даже намека на злобу или недовольство - только одобрение и быть может, гордость. Почему то именно этот момент запомнился мне больше всего, а не длинный поцелуй с той, ради которой я все это делал. А он был действительно долгим, но не запомнился.
Я так и не смог сказать ей всего того, о чем так долго думал, которое можно было выразить всего одним словом, одним небольшим словом, которое она так ждала. Не смог, даже когда скрипнули оси огромного состава и он медленно тронулся. Лишь позже, на подножке вагона я очнулся, но было уже слишком поздно. Взгляд мой еще долго выхватывал из толпы провожающих ее слезы и отчаянно машущую мне руку, потом поезд набрал скорость и стремительно понес нас по широким равнинам на юг.
С тех пор, единственным, что связывало меня с ней и родными - были письма. Мы ждали почту каждые десять дней. Очень ждали. Кому-то везло, как мне, кому-то не очень и им писали редко. Но я знал, что там, за далекими звездами есть те, кто ждет и любит меня, есть те, мысли о ком не позволяют мне сойти с ума от чудовищных нагрузок здесь, сдаться, закричать, просто упасть и больше не вставать. Ради них, ради себя - я сделаю это.
Поэтому, каждые десять дней на орбиту восьмого спутника Таниссии исправно прибывал транспорт, десантируя на Арвусах продовольствие, припасы и почту. Писали друг другу о многом и часто. Я делился впечатлениями, она - жаловалась на тоску. Но груз службы сильно давил на меня и сам того не замечая, я начал сдаваться, жаловаться в письмах. Ответы шли все реже и реже, а я писал по-прежнему часто. По-настоящему откровенен я был только с ней, потому что только она знала меня таким каким я был - настоящим, родителям писал исключительно хорошее, опуская неприятные моменты. Не написал, когда меня вытаскивали полу-живого из Лемана, угоревшего от газа во время учебных стрельб. Вентиляция даже на новых машинах была ни к черту, экипаж либо угорал, либо привыкал. Был и третий вариант - выбить сами вентиляторы и держать спонсонные люки открытыми, что не было предусмотрено уставом. Ветераны так и делали, но мы не знали об этом. Меня выворачивало три дня и казалось, вот-вот кишки окажутся на земле.
Не писал я и о том, как чуть не утоп в болоте с тяжелым вокс-кастером за спиной. Одна ошибка и тяжелый аппарат в мгновение утянул меня на дно. Наш капитан среагировал первым. Сунув клинок меж зубов, он прыгнул следом и успел срезать ремни до того, как руки мои окончательно наполнились ватной слабостью... говорили, из меня вытекло не менее двух литров болотного дерьма, а за потерю оборудования меня приговорили к дисциплинарному наказанию. На моей спине до сих пор живут десять ожегов от плети.
Кормили на удивления хорошо, однако, даже это не могло компенсировать, хоть как то смягчить боль от многочисленных воспалений, ссадин, оставленных жесткими фиксаторными ремнями...
Часто приходилось писать в темноте, на колене, дрожащими от судороги пальцами, отчего бумага была сродни тексту - такая же жалкая и отчаянная. Иногда ответы от нее приходили на мятой, размытой бумаге - она плакала. Она больше не могла. Нам оставалось лишь ждать. Ждать окончания моей службы, до которой оставалось менее месяца. А потом пришло последнее письмо. Его текст врезался в мою память навсегда - я стал отцом. Родители писали еще про что-то, про новую работу кажется, еще что-то... но это более не имело значения. Я не замечал более ничего - я уже был практически там. Дома. До конца службы оставался всего месяц.
Я помню это утро. Серое и холодное. Подъем был как обычно - в шесть утра по местному времени.
Капитан был необычайно молчалив и хмур. Внезапно он сказал, что мы больше никуда не летим - некуда. Тишина. Альватрус, он... Тридцать часов назад он оказался уничтожен, ровно как и все миры соседних систем - тираниды.
Мыслей абсолютно не было, я просто сидел и смотрел в одну точку. Весь день. И пытался понять кто же я такой теперь.
Я больше не держал судьбу-змею за хвост - она держала меня, обвив своим холодным кольцом шею. Я что-то хрипел, бросая ответы на редкие вопросы - сильно мешал дышать и говорить плотный ком в горле. Так получилось, что все, к чему я стремился, за что боролся - оказалось бессмысленным. Они сожрали Альватрус всего за час и прошли дальше. Выбросили его, словно обглоданный огрызок. Выбросили мое прошлое и будущее, оставив только настоящее.
В тот момент все курсанты Альватруса остро осознали навалившуюся реальность. Реальность, из которой исчезло прошлое и будущее.
Осталось только настоящее, Император, Империум и гвардия. Именно так. Больше ничего.
Это знал и я, но почему-то до сих пор, нажимая каждый раз на спусковой крючок лазгана, я вижу не Императора, а ее глаза... именно ее глаза.
Кто-то когда то сказал, что истинными воинами становятся только сироты. Причем, ставшие таковыми на войне, которую сами и ведут.
Подписываюсь.
Самокурка резко обожгла пальцы и я отбросил ее в сторону. Бронетехнику заправили, все было готово - короткая остановка подошла к концу.
-По машинам!
