Я кстати несколько отрывков перевёл кроме того, который уже скидывали. Особо не спойлерные, но представление дающие. :rolleyes:
"Отрывки"- Здравый смысл делает тебе честь, - Фабий махнул рукой, показывая на далёкие шатры и баррикады. - Кто там главный?
- Зависит от того, кого спросишь.
Байл кивнул, ничему не удивляясь. Теперь лишь дисциплина была табу для третьего легиона...
- Ну, думаю тогда мы спросим у всех, не так ли? - он покосился на Мерикса. - Если хочешь, можешь забраться в дыру, откуда вылез, и подождать, пока всё стихнет.
- И пропустить веселье? - из горла легионера вырвался дребезжащий и хрипящий смех. - Ну уж нет, - он направился следом за Аррианом и остальными. - К тому же я хочу увидеть их лица, когда они поймут, что ты не умер.
- Так ведь я умер. Подумаешь, плёвое дело.
- Даже после Парамара... после всех этих лет... я никак не привыкну, - Мерикс встряхнул головой и опять размял руку. - Иногда я думаю, как здорово было бы оставить эту израненную оболочку позади так же легко, как ты. Сбросить застарелую кожу, словно змея.
- Это можно устроить, - тихо усмехнулся Фабий. - Мне не составит труда создать здорового и невредимого клона.
- Но чего мне это будет стоить?
- Уверен, ты сможешь расплатиться, - Байл пожал плечами. - Впрочем, учитывая состояние твоего имеющегося в наличии тела, я не могу гарантировать, что клон будет хоть чем-то на тебя похож. Даже интересно, что могло бы получиться... - манипуляторы хирургеона зашевелились, словно от нетерпения взять образец. Мерикс отшатнулся, прищурив красные глаза.
- Знаешь, думаю что пока я себя вполне устраиваю.
- Ах, если бы больше наших братьев думали так же... - Фабий снисходительно взмахнул рукой, - то это избавило бы нас от стольких проблем.
- А ты сам-то о чём думал?
...
- Так зачем ты пришёл ко мне, Флавий? Уверен, что у тебя так много важных дел... - Байл подтащил поближе поднос с эльдарскими свитками, принесёнными близнецами с мира-кора[эх жаль], окинул взглядом пергамент, а затем оторвал кусок и вцепился в него зубами. Увидев, как скривился Алкенекс, он лишь улыбнулся ртом, полным разорванных клочьев и проглотил их. - Знаешь, брат, среди эльдаров есть те, кто хранит знания на слоях искусственно выращенной кожи, что "запоминает" информацию так же, как человеческий мозг. Методом многих проб и ошибок я приучил свою омофагию поглощать и перерабатывать информацию с такого пергамента.
- Ты и в самом деле ешь... эту мерзость?
- Флавий, мы ведь ели и худшие вещи, - Фабий оторвал ещё кусок и начал жевать. - Помнишь Гейст? Скольких рабов роя улаши мы съели, пытаясь найти их боевую королеву?
- На вкус они были как дерьмо, - проворчал чемпион.
- В этом мало удивительного в свете того, как работали их внутренние органы.
- И зачем тебе жрать пергамент, когда можно взять куда более приятные блюда? - Алкенекс покачал головой. - Паук, ты всегда был странным.
- Ты как был, так и остался олухом, Флавий, а я так надеялся, что за прошедшие века ты исцелишься от глупости. Не хочешь ли всё-таки объяснить, зачем прервал мою экспедицию?
- Мне казалось, что я спасаю твою жалкую шкуру... - чемпион расхохотался. - О, все слышанные мной истории бледнеют по сравнению с правдой - грозным Свежевателем, преследуемым кучкой клоунов-ксеносов. Паук, не знаешь, зачем им так сильно хочется оторвать твою голову?
- Полагаю, это месть за моё участие в рейде на Лугганат, - он откусил ещё кусок, покосившись на белую ухмыляющуюся маску. Психокость всё ещё покрывала кровь её предыдущего обладателя - ещё один дар близнецов, - Если я поймаю хоть одного живьём, то обязательно спрошу.
- Возможно, однажды ты сможешь это сделать, - Алкенекс усмехнулся, - а пока я взял на себя смелость приказать команде твоего мостика проложить курс на Гармонию. С тобой хочет поговорить Эйдолон.
- Гармонию? - Фабий обернулся, прищурив глаза. - Чего он меня хочет и почему именно там? Это его очередная бестолковая шутка? - Чувство юмора Эйдолона проснулось лишь после того, как Фулгрим отрубил ему голову, и потому неудивительно, что оно было таким извращённым и непредсказуемым. Часто ребячество первого лорда-командора оставляло целые планеты безжизненными.
- Ха, даже если бы я знал, то не сказал бы тебе, Паук. Не беспокойся, едва ли Эйдолон просто хочет уберечь тебя от дружелюбных ксеносов. Наслаждайся своим обедом.
Фабий наблюдал за уходящим Флавием, а перед глазами у него мелькали образы распластанного и расчленённого тела брата на смотровом столе.
...
- Склониться перед судьбой. Судьбой… - слова срывались с языка Фабия, как проклятия. – Какой ещё судьбой? Судьба – слово, которым невежды начинают причинно-следственные связи. Её определяет не космический замысел, но простая цепь причин и следствий. Человек делает выбор, определяющий происходящее потом. По воде идёт рябь. Но рябь не предопределена. Так не бывает.
Поверить в судьбу значит покориться ограничениям своего бытия, чего Фабий Байл никогда не смог бы сделать. Судьба требовала от него умереть от скверны, терзающей тело. Требовала погрузиться в пучину порока, как сделали братья. Требовала умереть бессчётные тысячи раз.
- Но я всё ещё здесь, несломленный, пусть и не неизменный, - он смотрел на маску, следя за её вечно меняющимися контурами, и улыбался. – Если бы я был поэтом, то сказал бы, что вот оно – моё истинное предназначение. Быть скалой на пути реки, вечной и непоколебимой, - он посмотрел на заботящихся о нём закутанных существ, и улыбка пропала. – Но как долго я могу продержаться? Что потом будет с вами, мои малыши? Что станет со всем, что я создал, когда я умру?
Думал ли об этом Труп-Император, сидя на Троне, в последние часы перед тем, как отдать приказ, обрёкший его на вечную полужизнь?
- Думал ли ты в последние мгновения о том, выбрал ли верный путь? Понимал ли, что будешь вечно нависать над своими творениями, словно мрачная тень, из которой им не сбежать? – Нет, нет, это было бы совершенно непохоже на Императора Человечества. Он бы просто сделал выбор, веря, что его путь – единственно возможный. – И я должен быть таким же уверенным, ведь без веры в себя возникают сомнения, а сомнения ведут к неудаче, - пальцы сжались на маске, расколов её на части. – Я буду продолжать, пока не завершу свой труд. А потом уйду. Я не стану душить их развитие, как это сделал ты. Когда они больше не будут нуждаться во мне, я с радостью уйду со знанием, что оставил наследие, которые переживёт вечность. Пусть галактика горит, ведь мои дети будут править тем, что воспрянет из пепла, - он смахнул осколки. – Но не сегодня. Ещё нет.
...
- Совершенство. Ты говоришь это слово так, слово оно значит для тебя что-то кроме ублажения всех пороков, - Фабий посмотрел на Эйдолона. – Какого рода совершенства ты ищешь?
- Единственно важное. Энтропия – естественное состояние вселенной, и мы едины с ней, мы следуем за ней к её высочайшему выражению. Каждым излишеством мы ломаем оковы, не дающие тому, что есть, стать тем, что может быть, преграды между несовершенным и совершенным. Каждым восхитительным ощущением мы бросаем дрова в костёр феникса. Рождение, смерть и перерождение – такова природа вселенной, - Эйдолон окинул взглядом собравшихся, и его вульгарное лицо скривилось в кривой усмешке. – Мы – искры очищающего огня времени, братья, мы всепоглощающее пламя. И лишь в этом огне можно найти совершенство.
Из толпы декадентов раздались хриплые одобрительные крики, ведь даже для них вера была сильнейшим пристрастием. Они пристрастились к необходимости быть частью чего-то большего так же сильно, как ко многому другому, и отказаться от неё уже не смогли бы. При виде того, как братья восхваляют собственное уничтожение, Фабий сплюнул на землю. Воцарилась тишина. Казалось, что это развеселило одного Эйдолона, внимательно осмотревшего аптекария, словно желая запечатлеть его для будущих поколений. А затем лорд-командор расхохотался.
- Ах, Фабий, как же ты любишь гасить пламя воодушевления, а?
- То, что ты зовёшь воодушевлением, для меня – лишь глупость! – Фабий встретился взглядом с пронзающими его полными ненависти взорами. – Никогда прежде я не видел овец, так очарованных бойней. Любовью к бессмысленным проповедям вы посрамили пыл фанатиков Лоргара!
- Пыл лучше, чем покорность в помертвевших глазах приговорённого. Лучше наслаждаться последними мгновениями, а не предаваться бесконечной скорби.
- Забавно слышать это от тебя, мечник… да, Вечный, я даже отсюда узнал твой голос. И нет, нет, не снимай маску. Я не желаю видеть твою словно сшитую из лоскутков морду, - Фабий мрачно покачал головой. – Ах, вечность. Как будто я не единственный здесь, для кого смерть – постоянная забота. Братья, ваши последние мгновения растянулись на невероятно долгое время. Не сомневаюсь, что я умру задолго до самых жалких из вас, и буду этому рад.
- Лишь ты стал бы гордиться несовершенством, Повелитель Клонов, - донеслось эхо другого голоса. Хриплого и нечеловеческого, звучащего так, словно существо с чуждыми голосовыми связками пыталось подражать человеческой речи. Ещё один знакомый голос, ещё один друг, ставший врагом. Но разве так не случилось со всеми ими? – Лишь ты направил бы на нас свою слабость так, словно это сила.
- А разве нет? Моя слабость – моя сила! В отличие от вас, глупцов, у меня есть истинное предназначение. Да взгляните же на себя! Неужели вы так ослеплены блеском Фулгрима? Разве мы бешеные псы Ангрона, готовые без промедления броситься на его погр[лобзал]ьный костёр? Разве мы щенки Гора, страдающие, когда он больше не может держать нас за руки?
- Фулгрим – Фениксиец, а мы – его сыны, - с ленивой усмешкой ответил Эйдолон.
- И мы уже так долго хорошо справлялись без него, - Фабий посмотрел на первого среди лордов-командоров. – Эйдолон, тебе так не терпеться вновь быть обезглавленным во время его детской истерики, а? – Лорд-командор прикоснулся к шее, и ехидство исчезло из его взгляда. Даже сейчас мысль о смерти заставляла его помедлить. – Фабий улыбнулся. – Да, как думаешь, сколько времени на этот раз ты сохранишь свою голову? А без меня её пришить будет некому…
...
- Гармония – мир, где легион умер в третий раз. Трижды мы сгорали в пламени, и трижды возрождались. Это священный мир, место для размышлений паломников.
- Это развалины, населённые призраками.
- Назови мне хотя бы одно действительно важное святилище, которое является чем-то другим, - Эйдолон небрежно махнул рукой. – Мы возродились на Гармонии из пламени твоего безумия, Фабий, все мы, даже ты. Или ты скажешь мне, что остался таким же, каким был до того, как Абаддон метнул копьё?
- Нет, - Байл помедлил. – Даже у моей гордости есть пределы.
- Это место так же важно для нас, как потерянный Кемош или кровавые поля Терры, ибо это памятник нашим грехам и нашей силе, - Эйдолон кивнул. - Здесь враги обрушились на нас силы, способные расколоть мир, и всё же мы живы, мы выстояли и растём. Да, Фабий, за это легиону стоит быть тебе благодарным. Без твоего безумия мы впали бы в бессмысленное прозябание, как столь многие из наших братьев.
- И наградой моей стало изгнание.
- В которое ты сам решил уйти.
- Ты пытался меня убить.
- Едва ли это был первый раз. Убийцы каждый день приходили за тобой, Фабий, пока ты пытался укрепить свою власть над легионом. А сколь многие пытались уничтожить нашего брата, Люция, или меня? Тебе бы стоило воспринимать это как похвалу.
...
- Значит братья для тебя враги?
- Ты мне скажи, - Фабий расхохотался, погладив рукой один из стоящих на полке биогенных сосудов. В каждом было геносемя, извлечённое из воина двенадцатой миллении. – Мы были созданы для особой цели, но не смогли её достичь. Мои творения не подведут меня так, как мы подвели своего создателя.
- Так ты возомнил себя императором? Богом-королём, окружённым раболепным гаремом генетически изменённых женщин? – Алкенекс усмехнулся. – Я же вижу, что ты души не чаешь в своей гончей. Зачем ещё тебе создавать таких бесполезных созданий? Брат, неужели ты наконец-то поддался пороку? – он склонился ближе. – Неужели Слаанеш разжёг твои чувства и заставил подняться твой…
- Довольно, - Фабий посмотрел в своё отражение в зеркале. – Ты действительно хочешь узнать, почему я усовершенствовал представителей обоих полов, Флавий, или тебе достаточно пошлых фантазий?
- Расскажи мне, - помедлив, спросил чемпион.
- Если говорить попросту, то я не буду с ними вечно, - мрачно усмехнулся Байл. – Я ведь как ходячая рана. Поэтому мои создания должны выживать без моего участия. Конечно, некоторые даже овладели частью знаний, но, как и все дети, они придают здравому смыслу своего родителя почти религиозное значение.
- А какой человек не хочет стать богом?
- Боги для слабаков, Флавий. Что они могут дать людям, что человек не может создать себе сам без лишних проблем? Нет, пусть они почитают меня, если хотят, но я не бог. Я не так высокомерен. Достаточно того, что я их прародитель.
- Не так высокомерен…? Паук, да ты воплощение высокомерия! Ты всегда был таким, напыщенным и довольным, ведь Фулгрим давал тебе власть гораздо большую, чем позволяла должность в легионе.
- То же самое можно сказать обо многих из нас, - Фабий пожал плечами. – Почему это теперь важно?
- Это важно, ведь ты создаёшь своих чудовищ из нашего геноесемени. Важно, потому, что в гордыне своей ты извращаешь наше совершенство ради своих целей…
- Ты меня не слушаешь, - перебил его аптекарий. – Мой труд не даст мне ничего, кроме удовлетворения от наконец-то исполненной задачи. Мы были созданы, чтобы сделать галактику безопасной для человечества. И так я и сделаю, сделав людей сильнее, чтобы они могли выжить среди высвобожденных нами ужасов. Моё новое человечество распространиться по галактике, покорит её так, как не смогли их предшественники. Их будет направлять моя философия, возможно, моя мудрость, но не я. Как и любое оружие, однажды я сломаюсь. И тогда моим останкам найдётся лучшее применение, из разбитого меча сделают плуг.
- Да ты поехавший… - поражённо уставился на него Алкенекс.
- Возможно я и высокомерный безумный глупец, - улыбнулся Фабий, - но чем тогда я отличаюсь от братьев?
...
- Хотел бы я избавиться от всех богов и их поклонников.
- Что, даже от себя? – Фабий резко обернулся, и Саккара развёл руками. – Патер Мутатис, Отец Всех Мутантов, ты бог, пусть и один из меньших. Меньше даже Квестора, которому как Носителю Тёмных Истин поклоняются на миллионах планет. Но всё равно бог для почитающих тебя низших существ. И моё недовольство это никак не изменит.
- Я не требовал от них поклонения.
- Его не требовал и Труп-Император, садясь на этот чёртов трон. И погляди, что из этого вышло, - Саккара фыркнул. – Еретик, ты ведь помнишь, как много раз мы вели этот разговор? Мы оба знаем, что ты держишь меня не ради развлечений и не как инструмент, но чтобы тебе было с кем спорить. Ты знаешь, что я прав, и отчаянно хочешь доказать мне, что я ошибаюсь, - он впился в Фабия суровым взглядом. – Если Квестор сказал тебе что-то, то только истину. Не единственную, ведь их столько же, сколько звёзд на небе, но всё равно – истину. Ты не веришь в богов, но это не значит, что они не верят в тебя.
- Абсурд.
- А как они могут не замечать того, кто за века отправил им столь много подношений? Ты служишь им лучше, чем многие из надрывающих глотку в хвалебных песнях. Я видел это своими глазами и слышал от той, кого ты любишь сильнее всего, - Фабий замер. Несущий Слово расхохотался. – О да. Мы говорили с ней в грёзах, я и она, твоя блудная дочь. Я видел, как в мускусных садах Тёмного Принца она танцует в серебристом свете скованной луны – возлюбленная Его и Его избранного наследника.
- Наследника… Фулгрима?! – голос Фабия стал хриплым, надломленным от изумления. Он метнулся вперёд, схватив Саккару за шею, и вздёрнутый в воздух Несущий Слово закашлялся, задыхаясь. Клинки, пилы и дрели хирургеона метнулись вперёд, словно лапы разъярённого насекомого. – Объяснись, - зашипел Байл. – И будь краток. Что она сказала?
Саккара вцепился в руку аптекария, пытаясь ослабить давление на шею. Он знал, что пленитель не убьёт его, но это отнюдь не избавляло от боли или ран.
- Лишь то, что ты следуешь по тому же пути, что и всегда, что смерть ожидает тебя впереди и позади, - просипел Несущий Слово. – Но что ты не сойдёшь со своего пути, даже когда придёт пламя.
- Загадки… Проклятые загадки, - Фабий выпустил его. – Если она хочет предупредить меня, то почему нельзя сказать прямо?
- Таковы пути нерождённых, - Саккара закашлялся, потирая шею, - а теперь она нерождённая, кем бы ни была прежде. Кем бы ты не хотел её сделать, - он посмотрел на своего пленителя и засмеялся. – Какая ирония – то, что при всей своей мудрости ты не можешь осознать таких простых вещей.
- Тогда может объяснишь мне? – свирепо посмотрел на него Фабий.
- Нет, думаю, что не стану этого делать, - Несущий Слово сел поудобнее, скрестив ноги и выпрямив спину. – Думаю, что я оставлю тебя при твоих выводах. А потом ты вернешься, и мы снова будем спорить. И снова, и снова, и снова, - он закрыл глаза и вновь начал концентрироваться. Нерождённые, жаждущие свободы, выли и скрежетали по стенкам сосудов. Он услышал, как пленитель уходит, как плащ хлопает по броне, и позволил себе торжествующую улыбку.
- Боги любят тебя, Фабий, - прош[оппа!]л Саккара. – Ты дал им легион. Своим безумным гением ты открыл дверь, которую не смог бы отворить сам Эреб, и продолжаешь это делать каждый раз, когда высекаешь лезвием красную полосу на плоти. Вселенная состоит из двух частей, жертвенного кинжала и алтаря, и те, кто не держит нож, ложатся на камень. А ты так хорошо владеешь своими скальпелями…
...
- Не сомневайся, что Дедушка любит тебя, Фабий, - лукаво сказал Хораг. – Таков его путь. Ты никогда не преклонишь колени перед его алтарём, но ты такое же его дитя, как и воинственный Тиф. Болезнь, с которой ты вечно борешься, этого его дар.
- Дар? Да я гнию заживо!
- Да, и если бы было иначе, добился ли бы ты хотя бы половины того, что сделал? Или же погрузился бы в недра порока вместе со своими братьями, - Гвардеец Смерти издал свистящий смешок. – Не думаю. Но быть может я ошибаюсь. Как думаешь, пролили ли твои последователи достаточно крови, что насытить Кхорна? И как много переплетений в твоей невообразимой паутине интриг и ответов на заговоры? Как сильна в тебе надежда, Фабий?
Байл отвернулся.
Похожие вещи ему говорил Саккара, и потому ему было неприятно слышать их вновь от Хорага.
- Безумие, - пока он смотрел, звёзды словно приняли очертания огромного заливающегося смехом лица. Лишь на мгновение, а потом оно исчезло, но и этого было достаточно, чтобы ещё больше обеспокоить Байла.
- Истина, - пожал плечами Хораг. – Впрочем, как ты сам наверняка заметил, безумие и истина это часто одно и то же. Мы питаем богов, Фабий, нравится нам это или нет. Даже если ты прав и они – лишь приливы и отливы огромного психического океана, они всё равно могущественны. Почему же ты противишься тому, что они тебе предлагают?
- Потому, что это не дары, а сделка, как на свою беду узнал Гор, а до него Фулгрим. В космических миазмах, которые как ребёнок называешь «дедушкой», нет доброжелательности. Это просто… дисгармония. Нота, выбивающаяся из музыки сфер, - он оскалился, глядя на своё отражение на поверхности иллюминатора. Лицо, смотревшее на него, было здоровым, но вытянутым и худым. Тело вновь начинало пожирать себя изнутри. – Несовершенство.
Хораг молчал, а затем засмеялся. Смех был мягким и звонким, но одновременно похожим на лопающийся нарыв, и почти добрым, искренним весельем.
- Лишь ты мог бы увидеть в этом недостаток, - он постучал изъеденными ржавчиной костяшками по стеклу. – Фабий, именно изъяны делают вещи интересными. Песня без ошибок – всего лишь шум.
- И лишь такой угрюмый гнойник как ты бы назвал ошибки искусством. Вселенная подобная часам, Хораг – огромным механизмам и шестерням, работающим в идеальной гармонии. Но если одна из частей износится и будет идти в разнобой, то окажет давление на весь механизм. Боги, которым ты служишь, это соскочившая шестерня. Энтропия, которой простаки дали лицо и имя.
- Лучше принять энтропию, чем противиться ей, Фабий. Один человек не может остановить наводнение.
- Нет, но он может перенаправить его. Построить дамбу. А если не сможет, то уйти с пути наводнения. Ты, Хораг, не сможешь этого сделать. Слишком поздно, ты уже утонул. Но моя голова всё ещё над водой.
- Возможно. Но надолго ли, друг мой? - Спросил Хораг, на мгновение положив тяжёлую руку на наплечник Фабия. Лишь на мгновение – хирургеон не любил, когда другие подходили слишком близко. Жужжащая костная дрель метнулась к лицу Гвардейца Смерти, но не ударила. Её сверло могло бы пробуриться даже сквозь доспехи терминатора. Медленно и осторожно Хораг шагнул назад.
- Времени хватит, чтобы завершить мой труд, - ответил Фабий.
...
- Знание, дитя. Во всей галактике не найдётся более острого разума, чем заточённый в порченном куске мяса в его черепе. Он забыл о внутренней природе людей и ксеносов больше, чем когда-либо узнал любой другой аптекарий. Я пришёл к нему, чтобы научится создать новые и лучшие болезни, дабы легче разносить благословения Дедушки. В этих контейнеров хранятся забытые моры Долгой Ночи и вирусные инфекции, добытые из осыпающихся костей давным-давно умерших эльдари, - Хораг погладил крышку канистры. – С такими редкими материалами и его помощью я создал чудеса и ужасы, немыслимые даже для моих самых сбрендивших братьев. Хвори, способные пожрать даже жёсткую плоть детей Дедушки…
- Демоны не страдают от болезней смертных, - презрительно усмехнулась Савона.
- Нет, не страдают, - довольно кивнул Хораг. – И всё же я сам видел результаты опытов. Вот что он предложил мне, дитя, возможность создать восхитительное изобилие в его тени.
- А ему от этого какой прок?
- Разве ты не слушала? Болезни, дитя. Быстро распростроняющиеся хвори, способные невероятно быстро опустошить целые системы, - Гвардеец Смерти задохнулся от смеха. – О, его разум – творение изломанной красоты. Даже Абаддон бы не задумался о проведении такого геноцида, но для нашего главного аптекария это не война, а так… избавление от паразитов, - он покачал головой. – Представь великое безмолвие, разом опускающееся на систему. Целый сектор. Все несовершенные творения, исчезающие, как задутое пламя свечи. А затем… ах, затем новое начало.
- Его новое человечество… - выдавила Савона, пытаясь осознать размах замысла. Даже в худшей ярости она не могла и представить чего-то столь хладнокровного и чудовищного. – У них есть иммунитет?
- О, полагаю да. Он следит за моими экспериментами, разабатывая соответствующие прививки и вакцины. И это заставляет меня трудиться ещё усерднее, варя хвори, способные поглотить даже самые выносливые из его творений. Интересная игра, тебе так не кажется?
- Да, - сказала она голосом более тихим, чем хотела. По коже пошли мурашки от взгляда на ряды канистр, от влажного запаха столь сконцентрированной смерти. Заметив это, Хораг снова засмеялся.
- А почему ты служишь ему, Савона из Разрубленного Узла?
Прежде чем ответить, она задумалась лишь на мгновение. Савона часто задавала себе этот вопрос в тихие мгновения между кровопроилитием. На него можно было дать самые разные ответы. Покровительство Фабия было верным путём к лидерству над 12-й. Служа ему, она имела защиту от тех, кто пришёл бы за головой Савоны лишь потому, кем и чем она являлась. Однако правда была гораздо проще. Верность Байлу давала то, за чем она вообще встала на путь служения Тёмному Принцу. Савона улыбнулась.
- С ним всегда интересно.
