Genestealer Cults | Культы генокрадов

[Survivor]

Genestealer Cults

A Legends of the Dark Millennium novel

Members of a seemingly loyal cult devoted to the Emperor make a pilgrimage to the world on which their order began. But what they find there puts all they believe into question…

READ IT BECAUSE

It's a typically thoughtful and bizarre tale from Peter Fehervari that exposes just how insidious and devastating Genestealer Cults can be.

THE STORY

The galaxy is vast, and worship of the God-Emperor by His faithful takes many forms. The Spiral Dawn is one of the countless sanctioned sects of the Imperial Cult. As a gathering of Spiralytes make their holy pilgrimage to Redemption, the sect's world of origin and a shrine world of the Imperium, they find not a haven of enlightenment and introspection, but a soot-choked hellhole where their order's founders and an unorthodox regiment of Astra Militarum maintain an uneasy coexistence. As tensions between the serene congregation and the superstitious Guardsmen mount, the new arrivals begin to unravel the dark secrets concealed at the heart of their faith.

4.43 / 5

Культы генокрадов

Галактика огромна, и верующие в Бога-Императора почитают Его во множестве образов. Спиральная Заря — одна из бессчетных сект, разрешенных Имперским Культом, — зародилась в мире-храме Искупление. Паломники ожидают найти здесь тихую гавань просвещения и благочестия, а попадают в затянутый сажевыми облаками ад, где с трудом уживаются основатели их ордена и необычный полк Астра Милитарум. По мере того как возрастает напряжение между «мирными» сектантами и суеверными гвардейцами, вновь прибывшие постепенно узнают мрачные секреты, таящиеся в сердце их религии.

"Ознакомительный фрагмент"

Культы бесчисленны и разнообразны, но под завесой святости, труда или греха, поддерживаемой ими, истинная цель их остается единой и неизменной. Все, связанное с ними, начинается и заканчивается во тьме.

Инквизитор Ганиил Мордайн из Ордо Ксенос о культах генокрадов

Коронатус — коронованный (лат.)

Веритас — истина (лат.)

Каститас — целомудрие (лат.)

Хумилитас — смирение (лат.)

Вигиланс — бдительный (лат.)

Каритас — уважение (лат.)

Клеменция — милосердие (лат.)

Темперанс — умеренный (лат.)

ПРОЛОГ

ПЕРЕРОЖДЕННОЕ ИСКУПЛЕНИЕ

День и ночь в этом опаленном мире отличались лишь оттенками темноты. Сутки медленно, неторопливо скользили из серости в черноту на протяжении тридцати одного холодного часа. Солнца-близнецы планеты, даже вместе поднявшись в зенит, казались просто бледными пятнами на небе, двумя свечками за грязной вуалью.

И все же четверо ловчих передвигались только по ночам, покидая логово под топливными цистернами космопорта лишь в непроглядном мраке. Они не помнили, откуда пришли, но им было все равно — создания стремились к совершенно ясной цели.

Они не нуждались в свете и [ну уж нет]одили добычу по ее теплу, рыская на окраинах загнивающего города, где сами пробудились когда-то. Пойманные одиночки получали стремительный поцелуй-укол, который навсегда связывал их с ловчими кровным родством.

За три дня они полностью изучили тайные закоулки своей новой территории и захватили десяток рабов. При всей странности темного мира он стал для них просто охотничьими угодьями.

Правда, для одного из ловчих — того, что первым нашел жертву, — это было не совсем верно. Существо изменилось, изменилась и манера его охоты. Оно лишь смутно осознавало происходящее, но с каждым часом его мысли обретали четкость, а из простых установок, необходимых для выживания, появлялись ростки новых возможностей. Так ловчий превратился в Искателя. Его главная задача осталась прежней, однако животное чутье быстро сменялось более интенсивным, насыщенным осознанием мира, что позволяло существу думать и планировать свободно, как никогда раньше.

Прежде всего Искатель понял, что собратья-охотники не меняются. Хотя всех четверых связывала единая цель, трое были созданиями чистого инстинкта и навсегда ими останутся. Теперь они следовали за Искателем, без колебаний подчинившись ему. Став вожаком, хищник не почувствовал ни гордости, ни самодовольства. Он, как и остальные ловчие, был заложником своей природы.

Искатель многое узнал от рабов, вытянув из глубин их разума знания и концепции, что показались бы бессмысленными в его прежней, забытой жизни. Новый мир не знал недостатка в добыче, но она была разбросана по изломанному кольцу игловидных пиков, за которыми лежала только огненная смерть. Личная территория вожака включала в себя огромную базальтовую мезу. Казалось, что кто-то невообразимо могучий, однако весьма аккуратный, отсек вершину горы и создал ровную площадку для последующих обитателей. Рабы называли эту возвышенность Плитой, а свой одинокий город, убогий и дряхлый, что съежился возле ее северного края, — Надеждой.

На окрестных вершинах налипли струпья храмовых зданий, катакомбы под которыми уходили глубоко в недра подземного мира. Каждый из этих Шпилей являлся отдельным владением, но все они соединялись с Плитой каменными мостами. С вершины самого высокого пика ими правила одна сила, которую существа-рабы в равной степени уважали и боялись.

Они называли эту власть Сороритас.

На пятую ночь после пробуждения хищник взобрался на крутое нагорье у границы своей территории и воззрился на Шпиль, где скрывались правители мира. В ущелье под ним дрожала алая дымка — там текла между скал бурлящая кровь планеты. Над бездной вздымалась пелена сажи и дыма, непроглядная для меньших созданий, но взгляд рожденного в пустоте Искателя пронизывал ее, как и тьму.

С силой, об источниках которой он не задумывался, Искатель направил сознание через теснину, к скоплению куполов и башен возле вершины горы. Бесплотным змеем оно проскользнуло сквозь преграды из железа и камня, выискивая плоть и разум. Извиваясь на грани восприятия, оно преследовало мысли добычи, хватало мимолетные эмоции, цеплялось за убеждения.

Но, найдя одну только твердую решимость — зеркальное отражение его собственной, — Искатель понял, что Сороритас могут быть для него лишь врагами. Такими, что со временем начнут охоту на охотников.

Трое ловчих, что наблюдали за ущельем с валунов позади вожака, беспокойно шевелили когтями. Они чувствовали, как повелитель становится все агрессивнее. Существа обладали эмпатией, но не разумом, однако понимали единственное, что имело значение: скоро мы будем убивать.

Покои умирающей женщины [ну уж нет]одились в центральной башне аббатства, сразу под куполом из витражного стекла, где вихри цветных узоров сливались в изображения крыльев. Эта была высочайшая точка здания, что копьем чистоты пронзало небо Витарна, точно так же, как сестринство Терния Вечного более трех веков пронзало собою духовную трясину планеты. Во время яростных бурь, когда ветра разрывали покров из смога, вялые солнечные лучи просачивались в атмосферу планеты, и в куполе словно шел радужный дождь, который равно очищал комнату от теней и скорби.

Но сегодня вечером царили безветрие и почти полная темнота. Генератор аббатства снова отказал, а от свечей, зажженных женщиной в начале церемонии, остались только огарки. Теперь вокруг нее стягивалась петля мрака.

Она стояла на коленях, подняв глаза к бронзовому барельефу Бога-Императора, перед которым меркло все прочее в покоях. На этой священной реликвии, Мучении Нескончаемом, Он изображался в центре увитых терниями созвездий. Их шипы пронзали плоть Императора, и из Его распахнутого рта вырывался безмолвный крик. На лице божества, расчерченном прямыми линиями шрамов, пылали, словно живые, покрытые лаком глаза. Жестокий образ для поклонения, но женщина чувствовала в нем редкую искренность.

Важнейшая опора Империума — не слава, а жертвенность.

Это было кредо ее наставницы, но с течением времени и страданий оно стало ее собственным. Наставница всегда знала, что так произойдет.

— Но насчет моей смерти ты ошиблась, — прош[оппа!]ла женщина в прошлое.

— Ты умрешь хорошо, — предсказала тогда канонисса Сантанца, изучая стоявшую перед ней забрызганную кровью девочку с огнем в глазах, истерзанную, но не сломленную Испытаниями Подтверждения. — Но смерти, даже самой хорошей, недостаточно, ведь после нее ты уже ничего не сделаешь. — Девочка замерла под ледяным взглядом, давно лишенным доброты. — Империум ведет бесконечную войну, и долг Адепта Сороритас так же бесконечен. Тебе ясно, послушница?

— Да, госпожа.

Но они обе понимали, что это неправда, что это не может быть правдой. Уж слишком жаркое пламя пылало в сердце тринадцатилетней девочки.

За пятьдесят пять лет служения ее огонь ослабел, но не угас. Несмотря на ужасы, пережитые ею, и праведные ужасы, творимые ею во имя веры, сердце канониссы Веталы Авелин так и не обратилось в кусок льда. Только Бог-Император был вправе решать, стала она от этого лучше или хуже своей наставницы.

«Скоро узнаю», — подумала Авелин, ощутив, как медленный убийца в ее легких снова сжал когти. Подступил кашель, но женщина издала лишь влажный лающий звук. По чертам бронзового Императора прыгали отблески свечных огоньков, и казалось, что Он смотрит то ли с сочувствием, то ли с ухмылкой.

«Жалея или высмеивая меня за жизнь, растраченную в благочестии…»

Выйдя из транса, Ветала раздраженно [ну уж нет]мурилась: в покоях стоял полумрак, сбоящим машинным духом так никто и не занялся за время долгого обряда. Энергопитание отказывало в третий раз за три недели, и сестрам приходилось полагаться на свечи и жаровни — а сейчас свет им был нужнее, чем когда-либо. Хранители аббатства уже несколько дней ощущали чье-то мрачное присутствие, психическое давление, которое словно бы следовало за ними.

— Это не наш старый враг, — объявила настоятельница. Она изящно поднялась с молитвенной циновки, ничем не выдав мучительную боль. — Можешь прервать бдение, целестинка. Я осталась собой.

Из ниши позади нее выступила высокая женщина. В отличие от канониссы, носившей простую рясу, целестинка была облачена в полный боевой доспех из элегантно сработанных пластин. Отполированный до жемчужного блеска, он мерцал в полутьме. Лицо сестры скрывалось за скошенным забралом, но Ветала без лишних подсказок чувствовала беспокойство давней соратницы.

— Знаю, Феста, ты не одобряла идею с церемонией, но я пошла на необходимый риск, — сказала Авелин. — Следовало убедиться, что демон не вырвался на свободу.

— Другая сестра могла бы взвалить такое бремя на себя, канонисса.

— Но я — сильнейшая из них.

«По крайней мере, духом, — подумала Ветала. — Я оставила душу беззащитной на долгие девять часов. Любой демон клюнул бы на подобную приманку, даже зная, что идет в ловушку…»

— Ты думаешь, что тебе меньше всех терять, — поправила Феста.

Как всегда, целестинка видела самую суть проблемы. Они с Авелин почти три десятилетия были сестрами по оружию и вместе преодолевали тяжелейшие испытания в мрачных подземельях этого мира, но иногда прозорливость Первой сестры утомляла настоятельницу.

— Черное Дыхание покончит со мной за месяц. Воздух этой планеты убил меня, чего не удалось ни одному демону, — беззлобно произнесла Ветала. — но я отвечу на его отраву очищением.

— Значит, Конвент Санкторум удовлетворил твой запрос, — догадалась Феста.

— Подтверждение пришло вчера, — холодно улыбнулась Авелин. — Витарна больше нет. Планета переродилась как Искупление.

Канониссе не хотелось упоминать, что за именем следует номер 219. К сожалению, «Искупление» было достаточно распространенным названием в Империуме, но Ветала твердо верила, что мало какие миры заслуживают его больше, чем ее собственный.

— Ты никогда не говорила мне, какое имя выбрала, — тихо сказала целестинка.

— А тебе оно не по душе? — спросила Авелин.

Феста помедлила с ответом.

— Это благочестивое название, канонисса.

— Это название, которое сделает нашу планету благочестивой, — пылко заявила Ветала, — но дело не только в нем! Конвент признал безгрешность Шпилей, мое прошение о смене категории принято.

Она положила морщинистую руку на плечо сестры.

— Витарн — Искупление — объявлен миром-святыней Империума. Такое наследие я оставляю сестринству.

«Такое наследие я оставляю тебе, моя Первая сестра, — добавила про себя Авелин, — ибо вскоре ты наденешь мою мантию».

— Это темная планета, при всех ее храмах, — возразила Феста. — Новое имя ничего не изменит.

«Оно изменит все! — хотела крикнуть Ветала. — Имена формируют суть вещей».

Но она знала, что целестинка никогда не согласится с таким мнением. Возможно, даже назовет его еретическим, хотя Авелин была уверена, что Бог-Император, которому служили они обе, точно понял бы эту мысль.

— Тьма под Искуплением посажена на цепь, сестра, — пошла в наступление Ветала. — Мы сковали ее верой и пламенем два десятилетия назад!

— И все же зло вновь простерлось над Шпилями. Иногда порча лежит слишком глубоко, канонисса, и ее уже не вычистить.

— Ты ошибаешься, — отрезала Авелин. У нее горели легкие, и ей хотелось поскорее закончить спор. — Мы одолели старого врага и одолеем нового.

На шестой день внутреннего странствия в разуме Искателя выкристаллизовалось истинное самосознание. С ним пришло понимание перспектив, отдаленных во времени и пространстве, далее хлынул целый поток абстрактных идей и образов. На переднем плане мелькало настойчивое видение — спираль, которая непрерывно вращалась и медленно разворачивалась. Вожак не понимал значения этой картины до наступления сумерек, когда ее суть внезапно обрела четкость. Спираль обозначала великую цель, к достижению которой стремился его род.

Сороритас назвали бы ее символом.

Охваченный холодной страстью, Искатель быстро перебрал фрагменты суждений, которые украл у врагов, проникнув в их цитадель. Понятия, прежде ничего не значившие для него, теперь озарились смыслом, и в одно из мгновений он назвал великую цель святой.

На седьмую ночь Искатель снизошел с этим откровением к своим рабам, и они вырезали Священную Спираль в реальности — на дереве и камне, некоторые — на своей плоти. Последние, выказав такое поклонение, возвысились до учеников, а их благоговение, в свою очередь, вознесло Искателя в Пророки.

К девятой ночи путь вожака был ясен, но сияние Спирали омрачала тень: женщина-воин, что невольно вдохнула в нее жизнь.

Вооружившись верой, Пророк еще раз направил свой разум в крепость врагов на неприступной скале, желая испытать их новым внутренним взором. Теперь ему удалось отыскать трещины безумия в духовной броне неприятелей. Как правило, оно лишь укрепляло сплав, но иногда разъедало его, и наиболее сильно это проявлялось у существа, называемого «сестрой Этелькой». Волю ее осла[эх жаль]ли мрачные сомнения и еще более мрачные сожаления.

Ночь за ночью Пророк нашептывал воительнице вопросы, которые она полагала своими, исподволь проникал ей в голову и направлял ее взгляд, пока женщина не увидела тайные ереси сестер. Тогда ее верность рухнула, обернувшись сначала отвращением, затем ужасом и, наконец, ненавистью. Так сестра Этелька, вовлеченная в Священную Спираль, стала ее первым апостолом.

На девятнадцатую ночь Пророк собрал паству и огласил приговор: «Те, кто отвергает Божественную Цель, да будут очищены».

В тот же час канонисса Ветала Авелин вырвалась из увитого шипами лабиринта лихорадочного сна и пробудилась в святилище аббатства, распростертая перед Мучением Нескончаемым. Искаженный пыткой бронзовый лик Императора был забрызган каплями крови и черной мокроты из легких женщины.

— В чем истина имени? — спросил кто-то из ниоткуда.

Затем Авелин услышала крики.

Грохот стрельбы и свист пламени, что разносились по сводчатым коридорам цитадели, вплетались в какофонию рыков, гортанных песнопений и нескончаемых бессловесных шепотов, которые словно сочились из воздуха.

Пылали настенные гобелены огромного нефа, и в их адском сиянии целестинка Феста с тремя выжившими сестрами обороняла от захватчиков алтарь аббатства.

Судя по саже, въевшейся в кожу, и кроваво-красным глазам, еретики были обычными заблудшими жителями Витарна — добытчиками магмы, рабочими очистительных заводов и мелкими чиновниками, благодаря которым еще держалась чахлая прометиевая индустрия Плиты. Столь блеклые личности всегда служили Архиврагу пушечным мясом, но Феста горько сожалела об их падении.

— Мы должны были заботиться о ваших душах, — ш[оппа!]ла она, кося людей очередями из штурмболтера, — но глаза наши смотрели в прошлое.

Невозможно было понять, сколько проклятых ворвались в крепость, но целестинка боялась, что слишком много. Их самодельные дубины и секачи не могли сравниться с благословенным оружием сестер, но еретики сражались с яростным бесстрашием одержимых.

На глазах Фесты костлявый подросток справа от нее прыгнул вперед, обхватил болтер сестры Галины и направил его себе в грудь. Снаряд разорвал юнца на куски, и воительницу окатило кровью, но жертва отступника принесла его товарищам несколько драгоценных секунд. Добравшись до женщины, они просто погребли ее под своими телами. Целестинка пыталась прорубиться к Галине, но толпа оказалась непроходимо плотной.

«Нас слишком мало», — поняла Феста, отступая к алтарной части храма вместе с уцелевшими соратницами. В миссии Терния Вечного насчитывалось меньше пятидесяти Сестер Битвы, и многие умерли еще до того, как поднялась тревога. Большинство из них зарезали во сне.

— Нас предали! — прошипел голос Авелин из вокса в горжете целестинки. Феста знала, что настоятельница сейчас в святилище, наблюдает за боем из глаз сервочерепа, который парил над ордой. — Кто-то открыл ворота еретикам. Одна из нас!

— Невероятно.

Целестинку попытался схватить старик, бледный, как мертвец. Он еще улыбался, когда женщина размозжила ему голову прикладом болтера.

— Это единственный вариант, — измученно прохрипела Ветала. — Не доверяй никому, сестра.

Феста представила, как сгорбленная старуха сидит во тьме, пока ее воительницы истекают кровью во имя Терния. Она знала, что Авелин едва может ходить, не то что сражаться, но в сердце своем не чувствовала к ней жалости. Именно канонисса навлекла на них погибель.

«Следовало оставить этот мир его судьбе, Ветала», — горько подумала целестинка.

Когда ее отделение поравнялось со статуей Пракседы Возносящейся, необъяснимое чутье заставило сестру взглянуть наверх. К мраморным плечам святой приник темный силуэт — какая-то бесформенная, ощерившаяся горгулья, создание из одних лишь костей, клыков и слишком многих лап. Прежде чем Феста успела выкрикнуть предупреждение, существо выбросило вниз неправдоподобно длинную руку и пробило нагрудник сестры Арианны когтями, похожими на силовые косы. Тем же резким движением тварь вздернула женщину в воздух. Выжившие сестры накрыли плечи изваяния огнем, но враг нырнул в укрытие. Миг спустя толпа обрушилась на них, еретики цеплялись за оружие воительниц и угрожали повалить их наземь, как несчастную Галину.

— Демон! — рявкнула Феста, размахивая штурмболтером.

Она пыталась вырваться из давки, не упустив при этом из виду горгулью. Чудовище перескочило на другую статую, унося в лапах Арианну, будто сломанную куклу. Испустив пронзительный вой, оно выпрямилось и прыгнуло на целестинку.

Не обращая внимания на удары еретиков, Феста нырнула в толпу и пробилась через нее, раскидывая врагов всей мощью доспеха. Горгулья врезалась в пол позади нее, снесла голову что-то распевавшему безумцу и вихрем когтей разорвала другого в клочья, преследуя воительницу. Женщина вскрикнула, почувствовав, как лапа твари глубоко распорола наспинную пластину и плоть под ней. Потеряв равновесие, она с такой силой рухнула на пол, что на забрале осталась вмятина.

— Еретичка! — прорычал грузный рабочий, вставая между чудовищем и целестинкой.

Замахнувшись, он опустил на ее шлем секач, который держал двуручным хватом. Удар сотряс череп Фесты и сломал ей нос, но не пробил священный керамит. Прежде чем здоровяк повторил выпад, рвущаяся к цели горгулья разодрала его в алые ошметки. Это мгновение передышки позволило целестинке поднять штурмболтер и встретить тварь очередью снарядов.

— Отправляйся к Тернию! — оскалилась Феста, видя, как болты врезаются в разинутую пасть, раскалывают частокол клыков и отбрасывают существо назад. Миг спустя снаряды взорвались, распылив череп горгульи, и целестинку забрызгало черным ихором. Даже после смерти, дергаясь в резких судорогах, тварь несла гибель. Толпа сомкнулась вокруг женщины, закрыв от нее упавшее чудовище.

— С ними пришли демоны, — выдохнула Феста в вокс, когда еретики обрушили на нее град ударов. В мире не осталось ничего, кроме боли в изрезанной спине и пьянящего, кисло-сладкого аромата крови мерзкого отродья. Смрад вызывал головокружение, но был странно привлекательным. Словно отзываясь ему, шепоты, что звучали из стен, приобрели лукавые бархатные нотки. Они говорили без слов, но их обещание было безошибочно ясным: страдания закончатся, как только она изопьет чудесной крови, темной как вино…

Феста отвергла искус с первобытным ревом, средним между смехом и плачем.

— Я — Адепта Сороритас! — выкрикнула она, заставляя себя подняться на ноги и силой доспеха пробиваясь через толпу. — Страдание — мое вино!

Прежде чем противники успели вновь навалиться на целестинку, она перебила их короткими точными очередями и продолжала стрелять, пока не осознала, что враги закончились.

Видимо, штурм завершился, или же толпа отступила. Пошатываясь, Феста оглядывала следы побоища в нефе, пока ее руки сами по себе вставляли в оружие новый магазин. Зал усыпали десятки изувеченных тел, среди которых лежала и Отокито, последняя из ее сестер, но павших быстро окутывала тьма — гобелены на стенах уже догорали. Генератор аббатства снова отказал, но на сей раз, как подозревала воительница, не просто так.

— Целестинка? — затрещал вокс.

Снизившийся сервочереп уставился на Фесту бездушными глазницами, из которых торчали датчики.

Не отвечая канониссе, женщина включила нашлемный люмен-обруч и обвела помещение его узким лучом. Нечто мелькнуло среди колонн справа от нее, целестинка резко повернулась и послала вслед неприятелю скоростную очередь, но не смогла как следует прицелиться в сгорбленное многорукое стремительное существо, и оно исчезло в тенях.

— Здесь еще демоны, — прошипела она в вокс, — возможно, много.

— Я видела их, — скованно ответила Авелин, — но не могу их опознать.

Феста представила, как настоятельница яростно роется в запретных текстах ордена, пытаясь соотнести облик живых горгулий с набросками в пагубных томах — выискивая путь к спасению ее ложного Искупления.

«Ты всегда слишком глубоко всматривалась во тьму, сестра», — мысленно осудила ее целестинка. В луч света попало еще одно уродливое создание, теперь уже слева, но оно ускользнуло до того, как Феста успела выстрелить. Значит, тварей две, и они обходят ее с обеих сторон.

— Ты должна отправить сообщение! — потребовала воительница, уже понимая, чем закончится схватка. — Необходимо известить Конвент Санкторум об этом вторжении. — Ответа не последовало. — Другого выхода нет, Ветала!

— Целестинка, я…

Чудовища бросились на Фесту, и она утопила голос Авелин в грохоте очередей. Атаковав из мрака, враги двигались идеально синхронно, прижимались к полу и огибали колонны, не давая прицелиться воительнице, которая вертелась между ними. Несмотря на размеры и странную манеру двигаться, они приближались с пугающей быстротой и уже тянули к целестинке когти.

— Ладно, заберу одного, — прош[оппа!]ла Феста, резко пригнулась и сосредоточилась на противнике справа.

Сервочереп Веталы метнулся вниз, наперерез выбранной цели, жужжа, словно кибернетическая оса. Горгулья отбросила хрупкий автоматон с дороги, но на мгновение замедлилась, и целестинка изрешетила ей грудь. Когда враг по инерции пролетел вперед спутанной грудой конечностей, женщина точным выстрелом разнесла ему череп.

— Предупреди их! — крикнула она в вокс.

Зная, что уже слишком поздно, Феста развернулась ко второму существу. Очередью она вспорола ему левый бок и отстрелила пару рук перед тем, как оказаться в когтистых объятиях.

Гололитический передатчик зазвенел, подтверждая, что сообщение Авелин получено орбитальной станцией-ретранслятором. Оттуда голосигнал переправят агентам тайной разведывательной сети Конвента. Но Искупление было захолустным миром, и даже с выставленным приоритетом «Диаболус Экстремис» послание Веталы достигнет адресата лишь через несколько месяцев.

Безвольно откинувшись в кресле, канонисса не сводила глаз со светящихся рун на пульте управления передатчиком, будто искала в них ответы. Как и остальные древние машины в святилище, передатчик обладал собственным источником энергии. Наверное, этому следовало порадоваться.

— Искушала ли я судьбу? — обратилась Авелин к нему.

Такой вопрос скорее следовало задать Мучению Нескончаемому, что наблюдало за настоятельницей со стены позади нее, но Ветала еще не была готова к разговору со своим богом. Кроме того, она сомневалась, что сумеет подняться из кресла. За прошлую неделю ее состояние ухудшилось, и дыхание женщины превратилось в удушливый хрип — ей едва хватало воздуха.

— Давно надо было передать командование Фесте, — покаялась Авелин терпеливой машине. Пожертвовав сервочерепом, она больше не могла видеть целестинку, но все было ясно по молчанию сестры. — Я последняя…

— И по счету, и по важности, — довершил мысль чей-то голос. Непонятно, то ли ее собственный, то ли Мучение Нескончаемое вынесло канониссе приговор. — А есть ли разница, Ветала?

Женщина усмехнулась, и смешок перерос в кашель, который едва не прикончил ее. Когда спазмы ослабели до глухих, сотрясающих тело толчков в груди, Авелин поняла, что в действительности кто-то пытается высадить дверь святилища. Она не уделила происходящему внимания. Ничто, кроме тяжелого оружия Астра Милитарум, не могло пробить цельные титановые врата, а настоятельница сомневалась, что у захватчиков найдется таковое. К счастью, в аббатстве тоже ничего подобного не имелось, иначе еретики уже воспользовались бы его арсеналом. Стены покоев были армированными, Ветала привела в действие щиты купола, что накрыли витражное стекло металлическими панелями в[ну уж нет]лест. Никто не войдет сюда.

— И никто не выйдет отсюда, Авелин.

Зашипел вокс, установленный рядом с передатчиком:

— Канонисса, как слышите меня?

С неземной прозорливостью умирающей Ветала уловила нотки измены в голосе собеседницы.

— Враг изгнан, — доложила сестра Этелька, — но погибли многие сестры. Вы нужны нам, госпожа.

Авелин не ответила ей. Она ничего не могла поделать с предательницей, и у нее не осталось сил на пустые обвинения. Со временем Император принесет воздаяние отступникам.

— Воздаяние… — прош[оппа!]ла она. — Да, такое имя подошло бы лучше.

Этелька то требовала, то умоляла канониссу, затем перешла к лести, сменившейся угрозами, но, наконец, оставила ее наедине с тем единственным голосом, что имел значение.

— Посмотри на меня, Ветала, — настаивал он из теней внутри и снаружи.

— Скоро, — пообещала она.

Пророк убрал щупальца своего сознания из аббатства и возвратился в тело, ждавшее за тесниной. Древняя, животная часть его разума жаждала сражаться рядом с последователями, но предназначение запретило ему рисковать. И это было мудрым решением, ведь враг оказался опасным. В ходе штурма вожак лишился большей части своей армии, включая двух сородичей-ловчих, но не сожалел о потерях. Пожертвовав собой, они расчистили путь для Священной Спирали, и скоро на их место придут другие. Многие другие.

«Все едины в Священной Спирали, — изрек Пророк в жаждущие умы уцелевших рабов, — и Спираль есть Все».

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ИСКУПЛЕНИЕ В ТЕНИ

Сейте первые семена четырехрукого бога во тьме, взращивайте благословленный звездами приплод в тенях, скрывая его от пытливых взглядов Постороннего, иначе погубит он чудо, прежде чем пустит оно корни и расцветет.

Из «Апофеоза Спирального Змия»

ГЛАВА ПЕРВАЯ

До того, как на борт «Железной Каллиопы» поднялась целая толпа путешественников в белых одеяниях, дух почти три месяца просидел в грузовом трюме один. Это громадное, словно пещера, пространство было его личным королевством — страной опломбированных ящиков, забытого кем-то барахла и привидений погибших матросов. Он заплатил за еду и проезд на транспортнике из остатков денег, заработанных кровью в бандитских войнах на Тетрактисе. Тогда фантом почти не сомневался, что его обдирают как липку, но слишком устал, чтобы торговаться. Билеты на межзвездные рейсы стоили дорого, однако многие капитаны, ходившие в рейсы по торговым маршрутам Империума, соглашались на разные теневые схемы. В общем, грузовой космолет был не первым кораблем, где поселился призрак, и не будет последним. Каждый из них становился лишь очередным шагом на долгом пути домой.

«Иду почти семь лет, — тускло подумал фантом, — и даже не на половине пути».

После вторжения он затаился на пару дней, изучая незнакомцев, пока те раскидывали палатки между складских стеллажей и неторопливо колонизировали его владения. В последние годы незаметность стала хлебом призрака, так что он играючи ускользал от невнимательных, болтливых и многочисленных соседей. Дух насчитал больше четырехсот человек, примерно поровну мужчин и женщин, причем только молодых, и ни одного ребенка.

Все они, несомненно, были людьми религиозными, но ничем не походили на фанатиков Имперского Кредо, с которыми порой доводилось иметь дело призраку. Значит, какая-то гражданская секта, наверняка стандартный вариант единой веры — хотя почитаемый ими символ спирали он не распознал. Этот знак встречался везде: на белых комбинезо[ну уж нет], на хрустальных брелоках пассажиров, в татуировках на тыльных сторонах их кистей. Самые рьяные носили рясы и выбривали тонзуры, и на их лысых макушках виднелись нанесенные по трафарету изображения спирали. Фантому они казались нелепыми — впрочем, он давно уже не верил в веру.

«Паломники, — решил он, — тупые и безобидные».

К сожалению, он не мог скрываться бесконечно — разве что залег бы на дно до отбытия захватчиков, то есть еще на пять месяцев. Из их разговоров фантом понял, что они направляются в какой-то малозначимый мир-святыню дальше по маршруту «Железной Каллиопы». Разумеется, ему не улыбалось провести пару десятков недель, играя в прятки с дураками.

Нет, пришло время отмежевать себе участок.

— Но оно было таким настоящим, — испуганно произнесла Офель, — вообще как наяву.

— Не переживай, — посоветовала Арикен. — Ты просто по дому скучаешь.

— Я ненавижу наш дом. — Изящное, вытянутое лицо Офели осунулось, под красными глазами темнели круги. Как и многие паломники, девушка уже несколько дней плохо спала.

«С тех пор, как корабль вошел в варп», — прикинула Арикен.

Большая часть ее спутников не обращали внимания на подобные вещи, но медике со всей тщательностью изучила опасности космического перелета до того, как пуститься в странствие. Хотя полученные знания были отрывочными, она понимала, что звездолет проходит через измерение, которое настолько же гибельно для души, как немудреный межпланетный вакуум — для тела. Помимо Офели еще кое-кто в пастве ощущал злобную, насмешливую неправильность, которая словно сдавливала транспортник.

— Перемены всегда пугают, — мягко сказала Арикен, — даже если ты искренне ждешь их.

Или нуждаешься в них.

Медике достала из ящичка с лекарствами пузырек и протянула девушке. Офель была немногим моложе Арикен, но все равно казалась ей ребенком.

— Принимай по одной таблетке перед каждым ночным циклом [Имеется в виду «искусственная ночь» — выключение освещения на космолете.]. Если через пару суток не станет лучше, опять обращайся ко мне.

Проводив Офель из палатки, Арикен заметила, что песнопения общины сменились глухим бормотанием.

— Что случилось? — спросила она стоявшего рядом брата.

— Незнакомец, — ответил паломник, указывая на дальний конец лагеря. — Появился из ниоткуда.

«Из ниоткуда… или кое-откуда?» — поежилась медике, вспомнив о кошмарах пациентов.

Любопытство заставило ее прочесть не только одобренные тексты о космических путешествиях, но и мрачные истории с намеками на то, что священные щиты звездолетов не застрахованы от сбоев. Порой из внешней тьмы сквозь них проскальзывало нечто…

«Нет, — хмуро решила Арикен, — если бы произошло такое, люди уже начали бы вопить».

Борясь со страхом, она протолкнулась сквозь толпу и увидела человека, ждущего на границе палаточного городка. Он стоял неподвижно, изучая паломников через густую завесу седеющих волос, которые выбивались из-под банданы. Правый глаз незнакомца закрывала повязка, а нижнюю часть лица — пышная борода, спадавшая на грудь. Непросто было определить его возраст, но медике решила, что мужчине где-то ближе к пятидесяти.

«Он будто провел здесь целые годы», — подумала Арикен.

Незнакомец, облаченный в солдатскую одежду мышиного цвета, носил на плечах, сгибах локтей и коленях отдельные фрагменты брони, а на левой кисти — кожаную перчатку. Лоскутная униформа придавала ему воинственный облик, но он казался безоружным, если не считать заткнутого за пояс кинжала.

— Это привидение? — прош[оппа!]ла Офель.

Медике и не заметила, что девушка следовала за ней.

— Просто человек, сестра, — ответил звучный голос позади нее. — Не беспокойся.

Арикен и Офель расступились перед духовным вождем паломников. Тот, миновав их, подошел к незнакомцу.

— Меня зовут Бхарло, друг, — с теплой улыбкой заговорил пастырь. — Я — поводырь Сорок второй конгрегации Развертывания.

Хотя ему было лишь немного за тридцать, Бхарло изъяснялся с непринужденной уверенностью человека, который привык, что его слушают. Он обладал могучим телосложением, а на его обнаженных руках виднелись поблекшие татуировки, намекавшие на темное прошлое, — калейдоскоп пылающих черепов, пронзенных клинками, останки дракона… Рясу наставник стягивал на поясе шнуром из пурпурного шелка, а спираль, украшавшая эбеновую кожу бритой головы, сверкала позолотой. Она спускалась по щекам Бхарло, обвивая лицо подобно змее.

— Прости нас, друг, — продолжал пастырь, — но мы не знали, что делим сей ковчег с другим путником. — Он вскинул руки ладонями к гостю, показав еще две золоченые спирали. — Преломишь ли ты с нами хлеб?

Видение нехорошо уставилось на Бхарло, но это как будто не обеспокоило наставника. Через несколько долгих секунд незнакомец ткнул рукой в дальний угол трюма, покачал головой и демонстративно чиркнул пальцем себе по горлу.

— Думаю, нам все понятно, друг, — с прежней улыбкой заявил пастырь, — но знай, что мы всегда примем тебя, если передумаешь.

Когда человек с кинжалом развернулся и зашагал прочь, Арикен поняла, что боялась вздохнуть.

— Он точно привидение, — убежденно произнесла Офель.

Призрак знал, что проще было бы выразить предупреждение словами, но решил, что паломники лучше воспримут знак.

«И еще мне понравилось, какие у них стали физиономии, — признался он себе. — Теперь они скорее выпрыгнут из кора[эх жаль], чем подойдут сюда».

Вот только их лидер — их пастырь… Он может стать проблемой. Судя по мышцам и сплетению из черепов и клинков на руках, когда-то святоша был бандитом, скорее всего — вышибалой или даже мелким бригадиром в клане. Возможно, такие люди способны меняться, но в них всегда остается часть прежней жесткости. Призрак достаточно часто убивал их, чтобы разбираться в этом вопросе. Честно говоря, раньше, когда долг требовал участия в боях, боец из него получался невеликий, но он быстро научился драться на долгом пути домой.

На протяжении нескольких последующих недель дух строил себе укрытие — оттаскивал контейнеры и оторванные панели на свою территорию, где возводил некое подобие хижины. Он отступил в самый дальний конец трюма, вплотную к корпусу космолета. Там было холодно, большая часть потолочных люменов не работала, и призрак вынужденно обходился свечами, которые таскал из ящиков. Впрочем, это была приемлемая плата за возможность держаться подальше от спиралеголовых.

В начале каждого ночного цикла он сидел во мраке, скрестив ноги, и пытался не обращать внимания на приглушенные молитвы паломников. Призрак почти не сомневался, что их никто не слышит.

Однажды, когда он возвращался с очередной мародерской вылазки, еле удерживая неустойчивую колонну картонных коробок из-под продуктов, сзади раздался чей-то голос:

— Привет, призрак.

Удивленный, он резко повернулся, и несколько коробок упало. Перед ним, с откровенным любопытством изучая его, стояла девушка. Она носила белый комбинезон, как и все паломники, однако фантом заметил только одну спираль, вышитую на нагрудном кармане. Стриглась коротко, но не выбривала тонзуру в темно-русых волосах.

— Не знала, что призраков так легко напугать, — добавила она.

Словно не замечая, что мужчина [ну уж нет]мурился, девушка подобрала упавшие коробки и бережно водрузила их обратно.

— Зачем? — спросила паломница, когда призрак повернулся уходить.

— Что? — машинально ответил он.

Это было первое слово, произнесенное им за несколько месяцев, и собственный голос показался призраку чуждым хрипом.

— Зачем собираешь барахло?

— Если его использовать, это уже не барахло.

Девушка кивнула, как будто ответ заставил ее серьезно задуматься. Призрак решил, что ей около двадцати пяти; паломница была наделена тихой, аккуратной красотой, но по-настоящему его поразили ее внимательные серые глаза. В них жило спокойствие, необычное для молодой женщины.

— Арикен, — назвалась она.

— Крест, — произнес он, сам не зная почему.

Девушка вновь кивнула, обдумав этот ответ столь же сосредоточенно, что и предыдущий.

— Ты опасен, Крест? — Увидев, что мужчина сдвинул брови, паломница быстро продолжила: — Я спрашиваю, потому что ты пугаешь других пассажиров, а многие из них и так уже достаточно напуганы.

Призрак зашагал прочь, но девушка, посуровев, заступила ему дорогу.

— Они хорошие люди, — заявила Арикен.

Хороший человек — мертвый человек…

Призрак едва не произнес присловье вслух, но удержался.

— От меня проблем не будет, — сказал он вместо этого.

— Спасибо, мне это и нужно было услышать, — улыбнулась паломница. — Увидимся, Крест.

Через пару дней фантом еще раз столкнулся с Арикен, и они снова поговорили, так же кратко и скованно. Однако в течение последующих недель эти случайные беседы становились все более уверенными и теплыми. В какой-то момент Крест внезапно осознал, что ищет их встреч. Нехотя он признал, что у него появился друг. Призрак не понимал, как ему поступить с этой дружбой, но не мог просто отказаться от нее. Возможно, он слишком долго был призраком.

Или недостаточно долго.

Следуя молчаливому уговору, паломница никогда не вторгалась в убежище фантома или в его прошлое. Он сказал, что держит путь домой, и Арикен не стала расспрашивать, как будто знала: любопытство разрушит возникшее доверие.

Сама она, напротив, совершенно открыто рассказывала о своем прошлом и пути. Как и все остальные пассажиры, Арикен родилась на Хостаксе IV, планете-улье, задыхающейся под тяжестью собственной промышленности. Медике по профессии, она хотела увидеть что-нибудь кроме искусственного неба и миллиарда серых лиц, отражений ее собственного, но прежде всего искала цель в жизни.

Кресту была знакома эта история; древняя, как человеческая душа, она разветвлялась бесконечным множеством дорог. В случае с девушкой конечным пунктом оказалась Спиральная Заря.

— Как по мне, звучит еретически, — заметил Крест, когда в разговоре всплыла тема секты. Когда он заставил ее всплыть.

— Только потому, что ты ничего не слушаешь, — сердито ответила Арикен. — И вообще, какое тебе дело до ересей? Ты ведь ни во что не веришь, призрак.

— Неважно, во что я верю. — Он перестал отдирать от стены неподатливую панель и строго посмотрел на паломницу. — Важно, во что верит остальной Империум.

— Спиральная Заря — разрешенная секта Имперского Культа. — Казалось, что медике цитирует какой-то одобренный текст. — Бог-Император есть центр Священной Спирали. Он — Единый-во-Всем, и из него разворачивается всяческая истина.

— Тогда чего вы ищете в космосе?

— Развертывание открылось Спиральному Отцу на Искуплении, — зловеще объявила Арикен. — Все верные искатели перерождаются в Спирали на сей планете-колыбели.

— Ты же и в половину этой чуши не веришь, правда?

— В половину, пожалуй, верю. — Она ухмыльнулась. — В ту, где есть Император, уж точно.

— Девочка, это не игра. Скажи, кто оплачивает вашу святую поездочку?

Помедлив, она поджала губы.

— Ты не знаешь, ведь так, Арикен?

— Пастырь договорился обо всем, — осторожно произнесла паломница.

— Договорился перевезти четыре сотни людей через семь систем? — Призрак покачал головой. — Что-то здесь не так.

— Как и с тобой, Крест.

В тот момент она ближе всего подошла к прямому вопросу о его прошлом, и оба отвернулись, неожиданно испытав смущение. Левая рука призрака заныла под перчаткой, как всегда, когда он злился.

— Им нельзя доверять, — тихо произнес он.

— Кому?

Всем!

— Жрецам! — злобно выговорил Крест. — Чем выше они забираются, тем хуже становятся.

— Вот это точно ересь. Видно, придется указать на тебя ведьмознатцу, призрак.

Он покачал головой:

— Надо было тебе остаться дома, девочка.

— Там для нас ничего нет.

— А здесь есть нечто намного худшее, чем ничего.

«Тени вроде меня», — подумал Крест.

Через несколько дней Арикен посетил пастырь Бхарло. Она ждала его визита.

— Ты веришь, что наш призрак — добрый человек?

Наставник терпеливо ждал, пока медике обдумывала вопрос.

— Он думает иначе, — наконец ответила она.

— С хорошими людьми часто так бывает, — заметил пастырь, — но, хороший или плохой, он опасен. — Бхарло положил девушке руку на плечо. — Ты исполнила долг бдительности перед паствой, сестра. У тебя нет никаких обязанностей перед незнакомцем.

Медике помолчала.

— А если он — мой друг?

Наставник печально взглянул на нее.

— Не всякого человека можно изменить, Арикен.

«Люди меняются. Ты изменился», — подумала она. Но это был банальный, избитый довод, тем более девушка не считала, что он подходит к Кресту.

— Мы с ним разгадали друг друга при первой же встрече, — продолжил Бхарло. — По какому бы пути ни ступал наш призрак, он зашел слишком далеко и уже не свернет.

Вскоре Крест разорвал дружбу с Арикен. Поначалу он избегал ее, затем, когда это стало невозможным, ответил на все вопросы паломницы жестокой ложью, которую назвал суровой правдой. Призрак разрушил их доверие с такой же расчетливостью, какую проявлял в сражениях, выставил девушку невежественной, обманутой, обреченной дурой. Она встретила его удары с полным достоинством, из-за чего предательство далось призраку тяжелее, чем он ожидал.

— Надеюсь, Крест, ты вернешься домой, — сказала Арикен напоследок. — Где бы он ни был.

— Мне жаль, — произнес дух, когда медике ушла. Он не знал, кому предназначены извинения — девушке или ему самому.

Левая рука фантома словно пылала. Скривившись, он стянул перчатку и изучил омертвелую клешню, прицепленную к запястью. Бескровную кожу испещряли струпья, но Крест знал, что это всего лишь шрамы над очень глубокими ранами. Из-за паразитов, вгрызшихся в плоть, он едва не погиб на той серой, щедрой на заразу планете, что поглотила его товарищей семь лет назад. Порой ему казалось, что он умер вместе с ними, а бесконечный, бесцельный путь домой — просто его личное чистилище.

«Я был ползучим мертвецом, — вспоминал Крест. — Я не мог выжить».

В последующие месяцы перелета он пытался сбежать от себя и вновь стать тенью. Но пустота, в которой обитал призрак, уже исчезла.

Искупление-219 выглядело как полосатый шар в серых то[ну уж нет], покрытый воспаленно-багровыми шрамами в тех местах, где ветра разгоняли пепельные облака. На фоне колоссальной планеты огромный корпус «Железной Каллиопы» казался белым пятнышком, а челнок, извергнутый ею, — лишь крохотной яркой пылинкой.

Десантное судно спикировало к темному миру и выровнялось, коснувшись его мутной экзосферы. Несколько мгновений оно скользило над дугой планеты, затем включившиеся ускорители швырнули челнок вперед, и он понесся на огромной высоте над пылающими океанами в поисках аномалии, которую забытый философ или безумная женщина назвали Кольцом Коронатус.

Расплавленную поверхность мира пронзали шипы обсидиановых островов, что торчали из магмы наподобие обугленных костлявых пальцев. Хрупкие существа в десантном судне не нашли бы там тихой гавани: единственным убежищем для людей служили Семь Шпилей и плоская гора, окруженная ими.

Приблизившись к цели, челнок резко опустил нос и прорвался через внешние слои атмосферы в бурлящие облака планеты.

Спуск на Искупление ощущался бесконечно хуже, чем взлет с Хостакса. Сгорбившись в литом кресле, Арикен цеплялась за привязные ремни, пытаясь удержаться во время содроганий и взбрыкиваний десантного судна, которое словно попало в шторм. Офель, съежившаяся слева от нее, неистово ш[оппа!]ла какую-то молитву и сжимала в правой руке ладонь медике. За время путешествия бледная девушка стала второй тенью Арикен — следовала за ней, как потерявшийся ребенок, пока та не сжалилась и не «удочерила» ее в качестве усердной, но совершенно бесталанной ассистентки.

«Видимо, я привыкла к потерянным душам», — подумала медике.

За пять месяцев, прошедших со дня необъяснимого предательства, они с Крестом порой сталкивались, но расходились, не говоря ни слова. Ближе к концу странствия Арикен подумала, не стоит ли попрощаться с призраком, но что бы она сказала ему? Пастырь был прав: для Креста нет пути назад.

Челнок резко тряхнуло, и паломники, набитые в пассажирский отсек плотными рядами по двадцать человек, одновременно вздрогнули на сиденьях. Здесь была вся конгрегация, все четыреста сорок четыре души, что покинули Хостакс в поисках просветления, надежды или просто перемен. Медике знала, что многие из них не были искренними апологетами Развертывания. Арикен и сама верила не слишком рьяно, но это не мешало ей молиться вместе с остальными, пока судно боролось с турбулентностью. Ей удалось занять место у иллюминатора, однако за стеклом царила кромешная тьма, словно транспортник погружался в бездну.

«Если мы погибнем при высадке, я так и не узнаю, истинно ли Развертывание», — поняла девушка.

С другой стороны, если оно истинно, то Арикен в любом случае узнает об этом после смерти. Несомненно, ее душа просто вольется по спирали в великий замысел Бога-Императора, и все обретет смысл. А в таком случае, какая разница?

«О, разница есть!» — свирепо подумала медике. Ни вера, ни логика не могли опровергнуть простой факт, который она чувствовала всеми клетками своего существа.

Я хочу жить.

Сначала Арикен прош[оппа!]ла эти слова, тут же убедилась, что никто не услышит ее за ревом турбин, и прокричала их. Затем еще раз, уже громче.

— Я хочу жить!

Возможно, ее молитва была самой искренней из всех.

ГЛАВА ВТОРАЯ

— Слышишь это? — спросил Бенедек.

Его почти заглушила буря, что выла снаружи и царапала стены заставы.

— Помрачение же, ничего не слышу, кроме твоего нытья, — не оборачиваясь, отозвался капрал Энцио Кридд, который возводил карточный домик на крышке вокс-станции.

— По шуму похоже на корабль, — не отступал боец.

— Бартал, у тебя корабли в голове шумят с тех пор, как стаббер выстрелил над ухом. — Затаив дыхание, Кридд установил очередную карту на вершину башенки. Видя, что постройка держится, капрал улыбнулся. — Это не значит, что они настоящие.

— Лейтенант сказал, что сегодня прилетит один.

— Значит, гости выбрали паршивую ночку для посадки! — Энцио откинулся на спинку стула, решив начать следующий этаж после того, как сослуживец заткнется. — Несчастные ублюдки.

Обернувшись, он ухмыльнулся:

— Добро пожаловать на Искупление! Здесь вы можете замерзнуть, сгореть и задохнуться во имя Трона — все за один вечер!

— Мы же в дозоре, — серьезно заметил Бенедек.

Долговязый боец стоял у смотровой щели тесного бункера и вглядывался в ураган, как будто от его бдительности что-то зависело.

— Тут не за чем наблюдать, друг, — вскинул руки Кридд. — Надо просто высидеть смену.

Бартал был неплохим напарником, но становился дерганым во время помрачений, и, честно говоря. Энцио не сильно винил его в этом. Сажевые бури сами по себе были скверными, даже если ты скрывался от них за стенами Кладовки вместе с остальным полком, но снаружи, на Ободе, от них становилось реально не по себе. А уж на Ободе внутри Заставы-6… Ну это нечто совсем неописуемое.

Застава-6. Дозор Призраков, как ее называли солдаты.

Формально бункер являлся обычным звеном в цепи постов прослушивания, установленных полком на периметре Плиты, но все знали, что это нехорошее место. Аванпост ютился у входа на осыпающийся мост, который вел к Шпилю Каститас, где [ну уж нет]одилось старое аббатство Адепта Сороритас. Даже Спиралюбы, верховодившие на остальных горах, избегали подходить к Каститасу и мрачным развалинам крепости.

— Как считаешь, в аббатстве водятся привидения? — спросил Бенедек, который явно думал о том же.

— Считаю, Бартал, ты многовато треплешься.

— Говорят, сестры там обезумели и накинулись друг на друга.

— Накинулись, да? — Энцио сально подмигнул Бенедеку, и явно ошеломленный боец тут же осенил себя аквилой. — Расслабься, друг. Просто прикалываюсь над тобой.

— Капрал, о таком не шутят, — неожиданно строго произнес боец.

«Особенно когда аббатство под боком», — решил Кридд, которому столь же внезапно расхотелось веселиться. Интересно, как там остальные гвардейцы, оставшиеся в Кладовке? Даже самые крепкие ублюдки ненавидели тяжелые смены на Ободе. Тут ничего не было, кроме ветра и темноты, а во время помрачений ты еще и утопал в сажевых барха[ну уж нет].

— Ты когда-нибудь задумывался, зачем мы здесь? — спросил Бартал.

— В жрецы Спирали записался? — с беззлобной усмешкой откликнулся Энцио.

Боец мрачно покачал головой:

— Нет, я имею в виду, зачем мы тут, на этом обгорелом булыжнике?

— Мы идем, куда прикажут, — пожал плечами капрал. — Так устроена Гвардия, друг.

— Но мы здесь уже шесть… почти семь месяцев, — возразил Бенедек. — Тут ничего не происходит. И сержант Грихальва сказал, что нас поставили в очередь на кладбище.

Так в Гвардии говорили о полках, которым предстояло вымереть в гарнизоне какой-нибудь планеты. Убогий способ завершить служение Трону, но после мясорубки последней кампании Кридд считал, что бывают и намного более скверные. К тому же Энцио уже слышал все это раньше — у каждого солдата в Восьмом имелась собственная теория насчет Искупления — и сомневался, что даже командованию известно, зачем их разместили здесь. Тем более полковник был сам не свой с тех пор, как вторая рота целиком погибла на Облазти…

— Вот я думаю, мы тут из-за Спиралей, — мрачно произнес боец. — Что-то с ними не так.

— Они просто жрецы, Бартал. И покладистее других, должен сказать.

— Тогда почему на Шпили не пускают тронобоязненных людей? — Бенедек вновь сложил руки в знаке аквилы. — Они что-то скрывают. Проповедник говорит…

Со стороны входного люка донесся скрежет, долгий и скрипучий, словно кто-то провел ногтями по металлу. Гвардейцы застыли, Бартал выпучил глаза. Кридд, выхватив лазпистолет, указал на смотровую щель. Боец уставился на капрала, и тот резко кивнул. Нехотя, будто подбираясь к змее, Бенедек выглянул наружу.

— Ничего не вижу, — наконец сказал он.

«Здесь нет привидений, — твердил себе Энцио. — Их вообще не бывает».

Но он понимал, что это ложь. Каждый гвардеец из Бездны Вассаго знал это. Призраки жили в их крови.

Нечто ударилось в дверь.

— Наверное, кусок скалы, — с надеждой проговорил Бартал. — Ветер очень сильный, верно?

От второго толчка люк содрогнулся на петлях. Удары продолжились, и Кридд крепче сжал лазпистолет, хотя и сомневался, что из него удастся застрелить неизвестного агрессора.

«Можно ли вообще застрелить привидение? — ворочались мысли в голове капрала. — Но если там призрак, почему он просто не прошел сквозь стену?»

Нападение закончилось так же внезапно, как и началось. Энцио заметил, что домик на вокс-установке рухнул и карты рассыпались по полу. Нелепо — Кридду захотелось поскорее собрать их; однако Бенедек первым сбросил оцепенение. Действуя крайне осторожно, долговязый гвардеец снова посмотрел наружу.

«Оно не может попасть внутрь, значит, там не призрак», — решил Энцио.

Это лучший вариант? А каков другой вариант?

Капрал взглянул на вокс, но в сажевую бурю устройства связи всегда работали паршиво, доставали только на пару тысяч шагов. Нет, придется ждать следующего прохода патрульных «Часовых». До него, самое меньшее, два-три часа, но если просто затаиться в бункере, то…

— Там кто-то есть, — сообщил Бартал. — Мне… мне кажется, это женщина.

Мгновением позже Кридд услышал ее голос. Внутри своей головы.

Выйдя из челнока, Арикен угодила в леденящий черный буран. Пока медике ковыляла по десантной рампе, щуря глаза от пылевых вихрей, порывистый ветер трепал на ней одежду. Тухлый смрад серы в воздухе был таким же невыносимым, как и мороз.

«Что за?..»

Девушка чуть не упала из-за перевесившего ранца, но зацепила рукой канатное ограждение посадочной площадки и ухватилась за него, как утопающий за соломинку. Паломник, что шаркал ногами в нескольких шагах перед ней, казался лишь неясным силуэтом во тьме. Позади Арикен кто-то зарыдал от страха.

Медике обернулась и поймала размахивавшую руками Офель, которую чуть не снесло ветром с платформы. Та открыла рот, собираясь что-то сказать, и тут же набрала полные легкие пыли.

«Почему нам не выдали дыхательные маски? — гневно думала Арикен, пытаясь успокоить задыхающуюся девушку. — Или хотя бы защитные очки?»

Сунув Офели в руку страховочный канат, медике указала ей на красную дымку впереди. Ассистентка кивнула, и девушки, не выпуская веревку, зашагали к цели по узкому выступу возле края площадки. Вскоре алое пятно превратилось в сигнальный фонарь на высокой стойке. Через десять шагов им попалась такая же конструкция, и Арикен поняла, что огоньки пилонов указывают вновь прибывшим дорогу во тьме.

«Надежнее ничего не могли придумать? Почему никто не вышел встретить нас? Предупредить нас?!»

Оглянувшись, она не увидела Офель. Стиснув зубы, медике двинулась обратно, растолкала по пути нескольких паломников и нашла подругу безвольно лежащей возле направляющего каната. Какой-то мужчина неуклюже прошел мимо, не обратив внимания на упавшую девушку, и Арикен набросилась на него с руганью, но тот не остановился.

«Тр усы!» — охваченная гневом медике опустилась на колени рядом с Офель. Ее крепко зажмурившуюся ассистентку сотрясали судороги. Арикен попыталась поднять девушку, но та, пусть и хрупкая, оказалась слишком тяжелой.

«Нет, нельзя, чтобы все началось вот так! Я не допущу!..»

Внезапно девушку выхватили из ее объятий. Подняв глаза, медике разглядела паломника в рясе, который теперь держал Офель на руках. Лицо вновь прибывшего скрывал глубокий капюшон; судя по росту, над ней стоял Бхарло. Арикен казалось, что он первым покинул челнок, но, возможно, пастырь вернулся, желая проверить, все ли в порядке с его подопечными. Это было бы в его духе.

Паломник прошел чуть вперед, подождал, пока медике поднимется на ноги, и зашагал дальше со своей ношей, низко пригибаясь от встречного ветра. Следуя за ним, Арикен пыталась забыть обо всем, кроме путеводного каната в руках и покачивающейся спины пастыря.

«Здесь нет ни тьмы, ни холода, ни ветра, ни тьмы, ни холода…»

Кошмарный переход закончился так же неожиданно, как и начался. Над девушкой вдруг нависла стена, в которой открылись врата из ослепительного света. Чуть позже она оказалась внутри, а метель осталась снаружи.

— Мы умерли, — прохрипела Офель, — все мы. — Глаза ассистентки напоминали рваные белые раны на перепачканном сажей лице. — Наш корабль разбился в бурю, и…

— У мертвецов ноги не болят, — перебила Арикен. Она слишком устала, чтобы мягко успокаивать подругу. — Прости, Офель, но мы живы.

Привалившись к стене ангара, они сидели в толпе паломников, что сбились вместе в поисках тепла. Все хостаксцы дрожали и выглядели скверно — в изодранной, почти черной от грязи одежде, с вялыми от шока лицами. Даже пастырь казался сломленным. Он сидел чуть поодаль от девушек, склонив голову и сомкнув веки. На лбу Бхарло засохли потеки крови.

«Мне так и не удалось его поблагодарить», — вспомнила Арикен.

Когда глаза девушки привыкли к свету, наставник уже ушел, оставив Офель лежать возле входа. Довольно скоро появились солдаты в черной форме и загнали паломников в глубь ангара, как стадо скота. Один из них закинул подругу медике на плечо, перенес ее туда же и бросил на пол рядом с остальными. Другой ударил пастыря прикладом, когда тот потребовал объяснений, после чего оттолкнул Арикен, попытавшуюся обработать рану.

Девушка осторожно разглядывала захватчиков — поскольку, несомненно, таковыми они и являлись. Спасителями их назвать было никак нельзя.

В ангаре [ну уж нет]одились не меньше тридцати солдат, рассредоточенных группами из двух-трех человек. Они были облачены в угольно-черные мундиры и угловатые нагрудники, которые переходили в зубчатые наплечники. Броня, окрашенная в цвет чугуна, соединялась заклепками, отчего выглядела прочной и грубой, словно собранной на заводе. Большинство бойцов носили шлемы без визоров, хотя некоторые предпочли им кепи или банданы. У одних на обнаженных руках виднелись татуировки на тему войны или железные браслеты выше локтей, другие целиком прикрывали их доспехом, собранным из перекрывающихся пластин. Лица у незнакомцев, как правило, были постными и небритыми, а взгляды — жесткими.

«Они — нехорошие люди», — подумала девушка, вспомнив разговор с Бхарло. Казалось, что беседовали они целую жизнь назад.

На шлемах и нагрудниках солдат виднелись рельефные изображения гордого двуглавого орла, герба Империума, но с ними соседствовал иной символ: ухмыляющийся скелет в широкополой шляпе и со скрещенными са[эх жаль]ми в руках. Жуткая эмблема, нанесенная на наплечники, восседала над стилизованной цифрой 8. Тот же самый скелет служил главным мотивом для татуировок бойцов.

«Этот фантом ближе их сердцам, чем имперская аквила», — почувствовала Арикен.

Приглушенный рев бури ненадолго усилился — распахнулась дверь, и в ангар вошли двое. Когда они приблизились к паломникам, медике показалось, что невозможно представить менее похожих друг на друга людей. Вокруг лысины одного из незнакомцев, крупного и приземистого, торчал шипастый венчик медно-рыжих волос, совпадавших по цвету с бородой клинышком. Он носил рясу из грубой ткани и кольчужный фартук с вплетенными в него образками. В его взгляде из-под кустистых бровей сверкала та же напористость, что и в размашистой походке.

Второй, намного более высокий и поджарый, был облачен в черный плащ с подбоем, что спускался до голенищ сапог. Подойдя к хостаксцам, он надел высокую фуражку и поправил ее отработанным плавным движением. Светлые глаза мужчины, чисто выбритого и сдержанно-красивого, были такими же невыразительными, как и его черты. Медике решила, что перед ней офицер, хотя он почти ничем не походил на подчиненных.

— Они пришли помочь нам, Ари? — пробормотала Офель.

«Сомневаюсь, — тускло подумала Арикен, пока вновь прибывшие рассматривали паломников. — Сомневаюсь что нам здесь хоть кто-нибудь поможет».

— Меня зовут Шандор Лазаро, — объявил коротышка. — Я несу слово всевышнего Бога-Императора. — При этом он яростно оскалился, словно призывал кого-нибудь возразить. — Граждане Священного Империума, благословлены вы в день сегодняшний! Хотя сбились вы с истинного пути Императора, ваш Спаситель великодушен.

Проповедник изъяснялся рокочущим баритоном прирожденного оратора, но медике уловила в его голосе надломленные, отчаянные нотки.

— Ложные пророки завели вас в дебри, но я стою перед вами и говорю… что… еще… — Речь Лазаро сменилась влажным хрипом. — Еще не… поздно… — Он скрипнул зубами, пытаясь справиться с нарастающим кашлем. — Не поздно…

«Он болен, — осознала Арикен, изучая покрасневшее лицо Шандора. — Серьезно болен».

— Раскаяться… — Лазаро почти захлебнулся на этом слове.

— Воинская служба дарует искупление, — ловко подхватил человек в высокой фуражке. Он говорил мягче товарища, но с той же властностью. — И воинскую службу мы предлагаем вам, граждане.

— Какие милые люди, — отрешенно прош[оппа!]ла Офель. Глаза девушки будто остекленели, дышала она учащенно.

— На этой планете идет война, — продолжил худощавый офицер. — Мы просим вас встать рядом с нами против врагов Трона.

Сначала путники ответили ему ошарашенным молчанием, затем, понемногу осознав суть предложения, глухо и недовольно забормотали. Арикен заметила, что ропот не беспокоит высокого незнакомца — он словно ждал недовольства. Внутри девушки пробудился ледяной ужас.

Сейчас кого-нибудь прикончат для устрашения.

— Мы верны Трону, — пронзил гул толпы чей-то ясный голос, — но мы не бойцы, сэр.

Повернувшись, Арикен увидела, как поднимается на ноги паломник в капюшоне. Солдаты тут же взяли его на прицел, но говоривший медленно развел руки, показывая, что безоружен.

— Мы ничего не знали о войне на Искуплении, — добавил он.

— Это холодная война, — ответил офицер. — Неприятель таится в тенях.

— Тогда прошу вас позволить нам отбыть на следующем корабле. — Не опуская рук, человек в капюшоне вышел из толчеи. — Уверен, что Астра Милитарум не наделена правом насильно рекрутировать честных имперских граждан, сэр.

Паства неразборчиво зашумела, выражая согласие, но не слишком открыто. Никому не хотелось, чтобы на него обратили внимание. Медике взглянула на Бхарло: наставник по-прежнему сидел, опустив голову, словно не желал верить в происходящее. В этот миг Арикен вдруг осознала, что снаружи на помощь Офели пришел вовсе не пастырь.

«Это был ты», — поняла девушка, исподлобья глядя на загадочного незнакомца, который остановился в нескольких шагах от офицера.

— Мы вне вашей юрисдикции, комиссар, — сказал он.

— В чрезвычайных обстоятельствах все меняется, — парировал военный, — и здесь у нас определенно чрезвычайные обстоятельства. — Он вскинул бровь. — Кажется, паломник, ты знаком с уставом Астра Милитарум.

— Видимо, не слишком хорошо.

— Покажи мне свое лицо.

Арикен поняла, кто встал на защиту путников, еще до того, как он снял капюшон.

«Они оба опасны, — подумал Крест, стоя напротив комиссара, — но главная угроза исходит от него».

Проповедника он раскусил сразу — загнанный в угол зверь, разъяренный собственной слабостью, — но комиссары были людьми особого толка. В большинстве своем они не обладали человеческими эмоциями. Во время обучения из них изгоняли все лишнее, оставляя только полезные для войны чувства вроде отваги, презрения и ледяной ярости. Крест довольно долго сражался рядом с политофицерами и разбирался в их методах.

И все же в этом человеке имелось нечто особенное, его отличало от других…

«Ничего», — понял призрак. Именно это он увидел в прозрачных глазах офицера: ничего. Полное отсутствие эмоций и даже, возможно, собственных убеждений.

— Эти люди бесполезны для вас, комиссар, — осторожно произнес Крест. — Они не бойцы.

— В отличие от тебя.

Фантом промолчал, не видя смысла отрицать очевидное. После обучения комиссары улавливали это так же легко, как обычные люди распознавали юмор или красоту.

— Покажи запястье, гражданин! — резко скомандовал офицер.

Крест безропотно поднял правую руку и оттянул рукав. Знаки, нанесенные выше ладони, не поблекли — идентификационные метки делали на совесть. Призрак мог бы удалить их на Тетрактисе, но решил, что и так уже совершил достаточно предательств.

— Астра Милитарум, — подтвердил комиссар.

— И, подозреваю, не просто рядовой гвардеец, — вставил Лазаро. Говорил он хрипло, но кашель пока прекратился. — Истина Тронная, я не думал, что мы найдем кого-то стоящего в этом отребье, но Император… помогает.

«А ты не просто слепой фанатик, — решил Крест, пока Шандор проницательно изучал его. — Высокопарная речь предназначалась толпе».

— В каком ты был звании, солдат? — требовательно спросил проповедник.

— Капитан, — тихо ответил Крест. — Отпустите остальных.

— Выбор за ними, — лучезарно улыбнулся Лазаро. — Черные Флаги Вассаго принимают лишь достойных!

Товарищи по оружию стали чужими для лейтенанта Казимира Сенки. Моторизованные соединения полка всегда были крепко спаянным кланом, их бойцы так же мало походили на простых солдат, как и ветераны-Висельники из третьей роты, но за последние месяцы Сенка постепенно отдалился и от танкистов, и даже от собратьев по Акулам, подразделению «Часовых». Конечно, Казимир держал недовольство при себе, поскольку воины Бездны Вассаго не славились добросердечностью. Он продолжал усердно напиваться и еще усерднее играть в карты с товарищами, но с одинаковым безразличием относился к их шумным загулам и глубокому уважению, с которым они на него смотрели.

«Убийство разрушило мою любовь ко лжи, — уныло подумал Сенка, — как ложь разрушила часовни».

Оборвав нить мрачных рассуждений, он сосредоточился на управлении «Часовым», который огибал усыпавшие дорогу валуны. Высокие двуногие машины идеально подходили для пустоши на внешнем краю мезы. Благодаря широкому шагу они обладали плавностью движения, недоступной для колесных или гусеничных машин, и потому являлись отличной разведывательной техникой. Пилоту-ветерану вроде Казимира двухзвенные ноги «Часового» казались продолжением его собственных. Восседая в закрытой кабине шагохода, лейтенант возвышался над обычными людьми, и не только в буквальном смысле.

В отличие от других пилотов, он стремился в обходы, не желая сидеть в Кладовке. Во время долгих одиноких патрулей по границе Плиты офицер забывался в управлении шагоходом. Хотя Сенка и не [ну уж нет]одил ответов в своем искусстве, оно хотя бы помогало отрешиться от вопросов. Недавно, впрочем, его мысли стали блуждать и во время дозоров, неизбежно возвращаясь к той судьбоносной четвертой часовне.

— По-настоящему-то я в этом не участвовал, — вслух произнес Казимир, которому вдруг нестерпимо захотелось услышать человеческий голос, хотя бы собственный. Даже если он изрек лишь очередную ложь.

Заметив, что лучи прожектора выхватили из полумрака нечто, лейтенант наклонился вперед. Через несколько шагов среди теней возник приземистый бункер — Застава-6, следующий пункт назначения на его круговом маршруте.

Дозор Призраков, как его называли простые солдаты.

Замедлив ход, Сенка приблизился к аванпосту. Он располагался близко к краю Плиты, где попадались опасные участки рельефа. Черные Флаги уже потеряли одного «Часового», свалившегося в бездну, и Казимиру не улыбалось стать вторым пилотом, рухнувшим в Провал Дурака. Кроме того, после жестоких потерь на Облазти в полку осталось крайне мало боевых машин. Недопустимо, чтобы техника Восьмого страдала из-за безответственных пилотов; чего бы ни лишился лейтенант, но гордость всадника оставалась при нем.

— Говорит Акула Сенка, — передал он на заставу. — Совершаю обход по периметру «Дельта», на радаре чисто. Докладывайте, Шестая.

Казимиру ответило шипение белого шума.

— Застава-шесть, как слышите? — повторил пилот. — Доложите о ситуации, Шестая.

Наконец в воксе прозвучало:

— Говорит Застава-шесть.

Сенка взглянул на расписание, приклеенное скотчем к пульту управления.

— Кридд? — уточнил он. — Это ты, капрал?

Последовала пауза, словно человек на той стороне задумался над вопросом, и затем:

— Мы ждали тебя, лейтенант.

Голос собеседника казался апатичным. Потерянным.

— Ждали? — Казимир [ну уж нет]мурился.

Конечно, ждали. Они же несли дозорную вахту.

— Она велела нам подождать… чтобы потом сказать тебе… — Мучительное молчание. — Что они знают.

— Повторите, Шестая, — запросил пилот.

— Они знают тебя, Сенка.

— Не понял вас…

— Нет, ты понял меня, — настойчиво возразил собеседник. Намного тише, словно обращаясь к кому-то другому, он добавил: — Я закончил, Бенедек.

— Кридд? — повысил тон лейтенант. — Капрал, что…

Его оборвал сдвоенный треск лазразрядов — выстрелы разделила доля секунды.

— Кридд? — позвал Казимир. — Бенедек?

Он переключил каналы, пытаясь достучаться до Кладовки, хотя и знал, что во время помрачения передатчик бесполезен. Осознав, что просто откладывает следующий шаг, Сенка нехотя перевел «Часового» в неподвижную стойку. Пока ноги машины сгибались, опуская кабину, пилот натянул дыхательную маску.

«Они знают», — сказал Кридд.

Боясь передумать, лейтенант поспешно откинул фонарь кабины. Внутрь тут же ворвался песчаный шквал, жаждущий загрязнять и обдирать все подряд. Выбираясь наружу, Казимир подумал, что на базе наверняка наслушается крепких словечек от машиновидца Тарканте. До земли оставалось больше полутора метров, но Сенка знал порядок высадки лучше, чем свои пять пальцев.

«Зря я все-таки вылез», — подумал пилот, сжимая зацепы на корпусе машины. Выпустив их, лейтенант ловко приземлился на согнутые ноги. В бункер, [ну уж нет]одившийся примерно в двадцати шагах от него, по-прежнему упиралось копье света от прожектора «Часового». Казимир направился к аванпосту, словно излучавшему угрозу. Люк оказался заперт, но у Сенки были при себе коды для всех застав. Он уже поднял руку, но вдруг замер, глядя на металлическую дверь, покрытую вмятинами и глубокими параллельными бороздами.

«Вали отсюда. Беги и не останавливайся».

Сражаясь с растущим страхом, лейтенант вбил код в панель доступа и поднял пистолет. Зашипела пневматическая система, разомкнулись запирающие сцепки, и люк распахнулся.

— Кридд! — рявкнул пилот, перекрикивая бурю. — Бенедек!

Изнутри донесся булькающий, мучительный стон.

«Они знают тебя».

— Ничего они не знают! — прошипел Сенка, заходя внутрь.

Дозорные распластались у противоположных стен тесного бункера. Капрал, во лбу которого зияла обугленная дыра, сжимал в руке разряженный лазпистолет. Еще живой Бенедек с хрипом втягивал воздух, судорожно зажимая дымящуюся рану в горле. Пилот опустился на колени рядом с умирающим, и тот уставился на Казимира расширенными от ужаса глазами.

— Зачем? — спросил лейтенант. Больше ничего не приходило в голову.

— Тижерук [В эскимосской мифологии тижерук — огромное змееподобное чудовище, которое якобы обитает возле о-ва Ки (Аляска).], — просипел боец, выдавив три слога на последнем издыхании.

Сенка замер, пытаясь отогнать это древнее, гибельное слово.

«Тижерук»… Ночные Плетельщики…

За страхом явилась вина, и Казимир вновь оказался среди часовен Спирали, которые он сжигал до основания вместе с товарищами-пуританами. Эти рейды не были разрешены официально, но приказ провести их, несомненно, пришел откуда-то сверху. Вначале обходилось почти без насилия: сектанты с пустыми глазами просто стояли вокруг оскверненных знаком спирали храмов, переосвящаемых огнем. У четвертого святилища все изменилось…

«Мы убили жреца, — взволнованно подумал лейтенант. — А что, если Спираль не была ересью? Неужели мы накликали Ночных Плетельщиков на свои головы?»

— Казимир, — прош[оппа!]л чей-то голос. — Казимир Сенка…

Резко обернувшись, пилот заметил, как нечто огромное и темное выскальзывает из луча прожектора и пропадает в буре.

— Кто здесь? — заорал он, целясь из пистолета в тени за люком.

— Не бойся, Казимир, — ответил голос, ласковый и определенно женский.

«Почему я слышу ее сквозь ураган?» — поразился Сенка. но за осознанием странности происходящего почему-то не последовал ужас. Напротив, его страх ослабевал — таял, словно лед под палящим солнцем.

«Но здесь же нет ни солнца, ни света», — смутно удивился пилот.

Затем Казимир осознал, что в дверном проходе кто-то стоит. Длинная ряса, что окутывала создание, как будто распускала лепестки вокруг его головы и скрывала лицо. В существе таилась загадка, и все же лейтенант знал, что не должен бояться его — ее. Решив опустить пистолет, Сенка обнаружил, что оружие уже в кобуре. Женщина сняла капюшон и оказалась даже прекраснее, чем образ, вставший перед пилотом при звуках ее голоса.

— Мое имя — Ксифаули, — назвалась незнакомка, — и я знаю тебя, Казимир Сенка.

Лейтенант понял, что она впервые заговорила вслух.

Всякий раз, когда ярилась сажевая буря, — как нынешней ночью — Собиратель поднимался на высочайшую башню Кладовки и закрывался в комнате, запретной для всех, даже для проповедника, который возвысил его от ничтожного солдата до святого крестоносца.

Полк возвел свою крепость вокруг космопорта, защитив наиболее важный объект на планете, и построил ее в соответствии с благословенными видениями Собирателя. Главным его требованием стало наличие высокой, ничем не украшенной башни. В круглой комнате у вершины башни не было ничего, кроме грез самого крестоносца, ящичка с автоперьями, которыми он записывал содержание снов, и лестницы, ведущей на мансарду. Голые стены изначально покрывала белая краска, но эта безразличная пустота вскоре отступила.

На протяжении месяцев великий труд Собирателя обретал форму, обвивая помещение черной паутиной неразборчивых, бредовых фраз. В ее диковинные сплетения попадались бесчисленные символы: ангелы и орлы, звезды и черепа, шестерни и освященные клинки — и множество безымянных явлений, жаждавших обрести бытие.

Корпя над грандиозным узором, сновидец менял одно автоперо за другим, яростно пытаясь облечь свои грезы в чернильные кружева до того, как они ускользнут в ничто, и старался сохранить их смысл, хотя пока еще не мог расшифровать его. Порой, когда чернила заканчивались, Собиратель вонзал острый кончик стила в запястье и выводил вязь кровью. В такие часы крестоносец трудился с еще большим жаром и ощущал, как в его сердце с воплем пробуждается леденящая ярость: он словно раскалывал цепи, что связывали губительную правду. Тогда он понимал, что может узреть — по-настоящему узреть — замысел Бога-Императора, но всегда отступал, страшась, что откровение ослепит его.

— Я не готов, — вновь признался сновидец, отбросил перо и опустошенно упал на колени — в нем не осталось ничего, кроме благоговения.

Собиратель знал, что на самом деле письмена не принадлежат ему. Он был просто орудием Бога-Императора, бродячей душой на службе величайшей из сил. Эта истина одновременно принижала и возвышала крестоносца.

Чуть позже он осознал, что сажевая буря закончилась и через потолочное окно сочатся лучики серого света. Пришло время вернуться к убогим реалиям войны за душу Искупления.

— Ложь крепка лишь настолько, насколько крепок последний человек, принявший ее, — сказал сновидец клубку божественных надписей на стенах.

После этого полковник Кангре Таласка, командир Восьмого полка Черных Флагов Вассаго и Собиратель Веры, встал на ноги и спустился из башни к своим бойцам.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Крест не узнал человека, представшего ему в зеркале. Он казался таким же чужим, как и имя, принятое призраком на борту «Железной Каллиопы». Под сбритой бородой и волосами, собранными в хвостик на затылке, обнаружилось вытянутое лицо, которое скорее могло принадлежать ученому книжнику, нежели солдату. Фантом вспомнил, что когда-то носил очки, любовно храня приобретенную в юности близорукость. В зрелые годы преподаватели академии требовали от него исправить зрение, но призрак отказывался. Какая нелепая претенциозность для офицера Астра Милитарум…

— Ты даже в мир смерти отправился, нацепив очки, — высмеял он незнакомца в зеркале, который, разумеется, тут же передразнил Креста в ответ. — Дураком ты был, Эмброуз.

Глаза ему вылечили на Тетрактисе, и, по иронии судьбы, всего лишь через пару недель призрак лишился одного из них, попав в засаду. Тот, что уцелел, по-прежнему видел острее, чем два близоруких вместе, но не замечал ничего важного. Крест понял это лишь после того, как сдружился с Арикен.

— Теперь не забывай, — предупредил он двойника.

Надев черное кепи, полученное от проповедника Лазаро, Эмброуз вышел из кельи, которую выделили ему в церковной обители. Помещение не охраняли, но Креста это почти не удивило. Куда он мог сбежать, в конце концов?

«Кораблей больше не будет, — сказал ему прошлой ночью комиссар Клавель, когда гвардейцы уходили из ангара. — Мы одни встретим то, что надвигается на нас».

Политофицер говорил тихо, так тихо, что даже проповедник не расслышал его слов. Крест не желал секретничать с этим белоглазым убийцей, но чувствовал, что Клавель не лжет. Значит, единственный способ спастись от этого, чем бы оно ни было — пройти путь до конца. Эмброуз принял свою судьбу в тот час, когда украл паломническую рясу и сел на челнок до Искупления.

«Искупление… Все дело в этом чертовом имени, — подумал Крест. — Я не мог доверить твою жизнь такой планете, Арикен. В ее названии мне всегда виделась ловушка».

Шандор ждал его в алтарной части храма. Как и остальное здание, сопрестолие было собрано из модульных панелей, но жрец украсил его символикой Имперского Кредо: молитвословами, дешевыми гобеленами и массово производимыми иконами, замаскированными под реликвии. Крест не ожидал увидеть столь убогие безделушки в церкви мира-святыни.

— Так-то лучше, — заметил Лазаро, взглянув на его бритое лицо и черный мундир. — Теперь ты похож на солдата.

— Где мои друзья? — спросил Эмброуз.

Когда офицеры уводили его из ангара, сгрудившихся вместе паломников оставили внутри.

— Я же говорил, с ними все будет в порядке. Может, мы и кажемся жестокими, но мы — полк Астра Милитарум, а не банда пиратов или отступников, мистер Крест. — Шандор не повышал голос, явно опасаясь очередного приступа кашля. — Скажи, какое тебе дело до них? Ни на секунду не поверю, что ты из этой паствы.

Эмброуз замешкался, понимая, что у него нет ответа — даже для себя самого.

— Они приличные люди, — произнес Крест.

— Невинные, — подтвердил Лазаро, — беспутные души, заплутавшие в диком краю! — В голосе священника послышался хрип, и он продолжил уже тише: — Невинность ничего не доказывает, но отвага… о, это совсем другое дело.

Шандор пристально изучил собеседника.

— Ты рисковал жизнью ради толпы глупцов. Или у тебя сердце героя, или ты тоже глупец, Крест. Кто-то из этих двоих да пригодится Черным Флагам.

Подняв тяжелый зазубренный клинок, который лежал возле алтаря, жрец повесил оружие себе за спину.

— Идем, пора тебе увидеть Кладовку!

Гвардейцы вышли наружу, в пыльную зарю. Отсюда храм казался всего лишь очередной блочной постройкой в скоплении грубых, покрытых сажей зданий, что прятались за стенами крепости. Выделялся он только вырезанной на дверях эмблемой Адептус Министорум — стилизованной колонной с черепом в шипастом ореоле ближе к вершине.

— Удивляешься, почему у нас такой скромный молельный дом? — спросил Лазаро, заметив выражение лица Креста.

— Я думал, что Искупление — мир-святыня, — признался тот.

— Да, и уникальный, но здесь, на Плите, храмов нет. Святилища [ну уж нет]одятся за великой бездной, они вырублены в горах, что окружают мезу наподобие зубцов короны.

Помолчав, священник сердито добавил:

— А горы нам не принадлежат.

Сощурившись, Крест попытался разглядеть что-нибудь за стенами форта, но свинцово-серый воздух становился непроглядным уже на расстоянии в пару сотен шагов.

— Позже небо прояснится? — спросил он.

Проповедник фыркнул:

— Буря унесла большую часть взвеси, но ярче, чем сейчас, на Искуплении не бывает. И даже такой денек долго не продержится.

Пробираясь через лагерь, Крест почти машинально изучал его с военной точки зрения. Небрежная планировка казарм, хозяйственных построек и складских помещений не соответствовала стандартам его прежнего полка, однако внешняя стена, сложенная из прочных блоков скалобетона, имела больше шести метров высоты. На равных расстояниях друг от друга ее укрепляли наблюдательные вышки, где несли дозор Черные Флаги в усеянных заклепками бронежилетах, окрашенных под металл. Часовые на парапете были вооружены лазганами, однако на башенках призрак заметил и более тяжелое оружие. Все солдаты выглядели угрюмыми и настороженными, будто не могли выбрать между скукой и нервозностью.

«Бойцы не понимают, зачем они здесь», — определил Крест, разглядывая их осунувшиеся лица. Для профессиональных солдат почти не было ничего хуже.

Из форта вели только одни ворота с двумя тяжелыми цельнометаллическими створками.

— Железо? — уточнил Крест.

— Сталь, — поправил Лазаро.

— Техники у вас немного, — отважился заявить Крест, изучая уродливую «Адскую гончую», которая стояла носом к воротам.

Раскуроченный корпус БОМ залатали явно некачественно. Кроме нее, Эмброуз увидел несколько легких бронетранспортеров, горстку шагоходов «Часовой» и припаркованную возле ремонтной мастерской БМП «Таврокс» с характерно угловатыми очертаниями корпуса, но ничего более.

— Нам жутко досталось в прошлой кампании, — признал Шандор, когда они направились дальше. — В том замерзшем, опоганенном ксеносами аду под названием Облазть. — Он почти выплюнул имя. — Самые большие потери пришлись на бронетехнику.

— А как с пехотой?

— Выжило чуть меньше тысячи бойцов. Этого хватит.

— Для защиты планеты?

— Для спасения Кольца Коронатус, — ответил проповедник. — Кольцо и есть планета.

— Мне все еще неясно, какое у вас тут задание.

«Или зачем ты устроил мне экскурсию», — беспокойно подумал Крест.

— Нам приказали закрепиться на Плите и оборонять ее.

— От кого?

— От врага… что не выходит из тени. — Лицо Шандора блестело от пота, дышал он с трудом. Священник не сбавлял шаг, но прогулка, очевидно, утомляла его. — Мы прибыли почти семь месяцев назад, но…

— Эта прошлая кампания… — осторожно начал Эмброуз. — Она не завершилась победой, так?

— Нас предали, — помрачнел Лазаро. — Другой полк Черных Флагов.

«Значит, вас просто определили на гарнизонную службу, — понял Крест. — Вы слишком горды, чтобы признать это, но здесь нет никакой войны».

— Я предлагаю вам выбор, — произнесла женщина с лицом-черепом, все же нарушив зловещую тишину, которая царила в ангаре с момента ее появления.

«Прошли минуты или часы? — безразлично подумала Арикен. — Сколько нас уже держат в этом убогом месте?»

Она уже ни в чем не была уверена. Медике ухаживала за Офель, когда паломники внезапно замерли, а остекленевшие глаза подруги вдруг расширились.

— Говорила же, что мы умерли, — прош[оппа!]ла девушка, глядя куда-то над плечом Арикен.

Обернувшись, медике поняла, в чем дело. Пока она сидела спиной к входу, в ангар вошло недоброе создание, напоминающее ходячий скелет. Сначала Арикен показалось, что перед ней воплощение самого Жнеца, но вместо смерти гостья принесла лишь молчание — стоя неподвижно, она изучала перепуганную толпу. Даже охранники застыли, словно не желая привлекать к себе безглазый взор существа. Лишь собрав всю отвагу в кулак, медике сумела проникнуть под завесу обмана и разглядеть в пришелице женщину из плоти и крови, облаченную в полночно-черный доспех. Ее броню покрывали изображения грудной клетки и костей рук и ног, нанесенные белой глянцевой краской. Бледный череп, вытатуированный на темной коже лица, довершал иллюзию цельного скелета.

— Ваш выбор несложен, — продолжила гостья с необычным гортанным акцентом. — Служите под Черным Флагом… — Она улыбнулась словно какой-то понятной лишь ей шутке. — Или уходите.

Арикен ждала, что их пастырь примет брошенный вызов — поскольку это, несомненно, был вызов, — но Бхарло даже не шевельнулся. Медике подозревала, что наставник так и не открывал глаз после того, как солдат ударил его.

«Он сломлен, — печально подумала Арикен, — и здесь уже нет Креста, который выступил бы за нас».

«Это не игра, девочка», — словно укорил ее потерянный друг, когда медике поднялась на ноги. Ни одно движение в жизни не давалось ей тяжелее.

Цитадель полка целиком поглотила космопорт. Увидев, как бойцы тренируются в рукопашном бою рядом со взлетными площадками. Крест предположил, что открытые участки комплекса также используются Черными Флагами в качестве плаца. На одной из платформ стоял корабль, большой и тупоносый. Эмброуз украдкой изучил его, стараясь не выдать интереса к летающей машине. Она напоминала транспортный челнок, скорее всего, грузовой, но Крест решил, что в трюме можно перевозить и пассажиров. Ас из него был невеликий, но он выучил основы пилотирования во время воздушных рейдов на Тетрактисе.

«До орбиты я доберусь, — прикинул Эмброуз, — но не дальше. Это просто планетарный челнок, в космосе нам понадобится что-то более серьезное…»

Но проблемы нужно решать по мере поступления. Впрочем, корабль почти наверняка станет кусочком головоломки, из которой сложится план бегства.

Заметив на посадочном поле еще кое-что, Крест [ну уж нет]мурился.

— Лазаро, ты загнал нас в лабиринт, словно крыс, — произнес он.

Проповедник вздохнул, глядя на путеводный канат, вдоль которого паломники следовали сквозь ночную бурю. Он тянулся не напрямую, а извивался по площадке, что удлиняло дорогу почти втрое.

— Это была идея капитана Омазет, — сказал Шандор. — Своего рода испытание.

— Из-за его идиотизма чуть не погибли люди!

— Ее. Адеола Омазет, командир третьей роты. Она весьма… своеобразный офицер. — Лазаро стало не по себе. — Надзирает за новобранцами.

Крест схватил его за руку:

— Мне нужно увидеть моих друзей.

— Я же сказал тебе…

— Ты только что сказал мне, что их жизни в руках садистки!

— Их жизни в руках полковника, — сверкнул глазами проповедник. — Как и твоя.

Гвардейцы неотрывно смотрели друг на друга. Наконец Эмброуз вздохнул, устав от этой игры.

— Что тебе от меня надо? — спросил он.

Ярость Шандора угасла так же быстро, как и вспыхнула. Без нее жрец казался почти слабым.

— У Черных Флагов много отличных бойцов, Крест, но острых умов… — Лазаро покачал головой. — Мы потеряли на Облазти лучших офицеров.

— Ты хочешь, чтобы я служил у вас? — с явным недоверием уточнил Эмброуз. — Я, посторонний?

— Крест, ты верующий человек?

— Я не еретик.

— Вопрос был о другом. — Шандор с укором поднял руку. — Ты веришь, что оказался здесь просто по совпадению? Нечаянно встал на тот же путь, что и эти слепые глупцы, случайно связался с ними узами преданности?

Проповедник ухмыльнулся, к нему вернулась толика прежней свирепости:

— Я не верю в совпадения. Крест. Идем, мы и так заставили полковника ждать!

— Ты медике, — сказала череполикая женщина.

Это не было вопросом, но Арикен знала, что незнакомка ждет ответа.

— Я… — У девушки пересохло в горле, и она сглотнула.

Слабость, охватившая Арикен, выводила ее из себя, заставляла дерзко противостоять жуткой гостье. Вблизи медике увидела, что пустые глазницы женщины — просто обман, фокус с темными линзами. Весь ее облик создавался, чтобы пробуждать в людях ужас, но в нем не было ничего настоящего.

— Я знаю достаточно, чтобы сказать вам: мои спутники измождены, — начала девушка. — Мы не хотим записываться в вашу армию, но нам нужна помощь — вода, пища, лекарства.

— Такой вариант я не предлагаю.

— Значит, вы не предлагаете ничего! — рявкнула Арикен, которую подпитывал гнев, растущий в ней с начала мытарств на Искуплении. — Вы просто играете с нами.

— Мы заботимся о своих людях. — Незнакомка не обратила внимания на ее вспышку. — Те, кто встанут под Черный Флаг, получат все необходимое.

— Значит, мы попытаем счастья в одиночку.

Повернувшись спиной к ненавистному созданию, медике увидела, что остальные паломники смотрят на нее широко раскрытыми глазами.

«Они не пойдут за мной, — осознала она. — Никто из них».

— Я предложу тебе третий вариант, Арикен, — прош[оппа!]ла женщина.

Опорный пункт форта представлял собой восьмиугольное здание, укрепленное железными бронелистами вокруг центральной башни, что придавало бастиону вид громадного нелепого танка. Из него выступал барбакан с орудийной площадкой над двойными дверями, но внимание Креста привлекла пара существ, стоявших перед входом.

«Недолюди, — с тревогой подумал он. — Разрешенные мутанты».

Охранники, увитые мышцами великаны, обладали глубоко посаженными глазами и выступающими челюстями, по виду способными разгрызать камни. Их мускулистые туловища прикрывали белые доспехи, а головы — шлемы без забрал, с черными плюмажами. Оба создания имели при себе щиты, похожие на плиты, и увесистые булавы; при всей внешней дикости они обладали степенностью, удивившей призрака. Стражи уверенно стояли навытяжку, а выражения их лиц, скорее суровых, чем тупых, казались почти благородными.

— Безмолвные Паладины, — гордо сообщил Шандор. — Элитные телохранители полковника.

Священник осенил себя аквилой, и недолюди в ответ ударили булавами о щиты.

— Они дали обет молчания, чтобы не оскор[эх жаль]ть своей грубой речью Бога-Императора, — чуть ли не излучая благоговение, объяснил проповедник. — Происходят они с Ктолла, глубочайшего из Затонувших Миров Вассаго. Это пр оклятая, неразвитая планета, но ее жители — непоколебимые хранители веры.

Створки дверей барбакана разъехались в стороны, пропуская молодого солдата. Вместо бронежилета он носил поверх полевой формы кожаную безрукавку с железной отделкой.

— Акула Сенка, — поприветствовал его Лазаро, но парень лишь безучастно взглянул на жреца. — Лейтенант, ты в порядке?

— Виноват, проповедник, — тут же пришел в себя Сенка. — Я только что докладывал полковнику. Вчерашний патруль… скверно закончился.

Офицер неуверенно взглянул на Креста:

— Кридд и Бенедек… убили друг друга. Слышал по воксу, как они ругались. Играли в кости и поссорились. — Он покачал головой. — Простите, мне нужно заняться «Часовым».

— Трон их раздери! — выругался Шандор, когда молодой лейтенант поспешил прочь. — Мы уже столько бойцов из-за такой тупости потеряли!

Эмброуз не слушал его. Что-то в истории Сенки обеспокоило бывшего капитана.

«Нет, дело не в истории, — понял Крест. — Дело в его глазах».

В отрешенном взгляде лейтенанта не было ужаса. При всей своей изможденности Сенка выглядел почти счастливым.

— Солдаты согласились проводить паству к нашим друзьям в Спиральной Заре, — сообщила Арикен паломникам и подняла руку, обрывая их разрозненные крики радости. — Взамен капитан Омазет потребовала, чтобы некоторые из нас остались здесь. Ей нужны добровольцы.

Медике запнулась, ощутив спиной взгляд череполикой женщины.

— Сотня добровольцев.

«Мне жаль, — подумала девушка, — лучшего я добиться не сумела».

— Я согласилась остаться, — продолжила Арикен, — но меня одной не хватит.

Офель попробовала встать, но ей не хватило сил. Медике подавила прилив сочувствия: даже если подруга и сможет подняться, ей долго не протянуть среди этих чудовищ в черных мундирах. Единственный шанс для нее — добраться до Спиральной Зари.

— Капитан не примет больных, — строго добавила Арикен, — и если мы не наберем сотню, то будем предоставлены сами себе.

«Она сказала, что я не соберу достаточно людей. — Девушка оглядела море бледных лиц. — Пожалуйста, разочаруйте эту сучку».

Первым встал Коннант. Отставной боец СПО, он был старше и крепче остальных. За ним поднялась Хайке, деловая и решительная бригадирша с мануфакторума, потом сдержанный и скучный Жерем, писец Администратума, который за все путешествие почти ни слова не сказал, затем Джей, слишком молодой, чтобы иметь профессию… Так и продолжалось, пока из толпы не вышли около тридцати человек. Намного меньше объявленной квоты.

Арикен машинально взглянула на Бхарло. К удивлению медике, пастырь встретил ее взгляд, мрачно кивнул и выпрямился. Как и всегда, люди последовали за наставником, и число добровольцев выросло до сорока, затем шестидесяти, а после девушка потеряла счет. Когда поток «рекрутов» иссяк, перед ней стояло заметно больше сотни паломников.

— Забирайте вашу кровавую плату, — с ожесточенной гордостью сказала Арикен капитану

— Я возьму только сто человек, — ответила Омазет. — Только самых достойных.

— Оставь нас, друг мой, — велел полковник.

Склонив голову, Лазаро вышел из комнаты для совещаний. Эмброуз остался наедине с командиром полка.

— Меня зовут Кангре Таласка, — произнес офицер, ходивший по залу, — а тебя — Крест.

Полковник носил траурно-черную шинель с вплетенными в ткань серебряными чешуйками, что сверкали в такт его шагам. На гладкой оливковой коже Таласки не имелось ни пятен, ни шрамов, но она туго обтягивала бритый череп, словно на свежем трупе. Офицеру вполне могло быть как тридцать, так и пятьдесят лет.

— Крест, — задумчиво повторил Кангре. — Это твое настоящее имя?

Он спрашивал словно бы беззаботно, почти мимоходом, но Эмброуз не сомневался: в высоком худощавом человеке, что бродил по комнате, не было беспечности.

— Нет, — ответил он, — не настоящее.

— Имена, данные при рождении, не важны, — одобрил командир. — Значение имеют лишь те, которые мы выбираем сами.

— А ты — действительно Кангре Таласка?

Остановившись, полковник оглянулся через плечо. Он улыбался, но это лишь подчеркивало серебряную холодность его взгляда. Глаза офицера представляли собой изящные аугментические имплантаты, куда более совершенные, чем органы зрения, грубо пересаженные Кресту.

— Если я не Кангре Таласка, то кто же я?

— Ты — полковник, — рискнул предположить Эмброуз. — Твой долг перед бойцами определяет твою личность.

Улыбка командира стала шире, но глаза остались холодными.

— Хороший ответ, — сказал Таласка, — но мой долг гораздо значительнее. Я — Собиратель Веры и верных, и я не случайно оказался на Искуплении. Понимаешь меня?

«Не случайно», — Крест услышал в этом отголосок доводов Лазаро. Нет, не просто отголосок. Кем бы ни был — или ни считал себя — полковник, таковым его сделал проповедник.

— Я спросил, понимаешь ли ты? — надавил Кангре.

— Я готов учиться.

Таласка подошел к нему с грациозностью хищника.

— Комиссар Клавель сказал, что когда-то ты был офицером. Теперь ты дезертир?

Крест помедлил — его собеседника как будто распирал изнутри туго скрученный клубок жестокости.

ТЕМА С ПЕРЕВОДОМ

(кликабельно, 1536x2048)

Изменено 27 октября, 2017 пользователем Pictor Jack

[Str0chan]

Когда я знакомился с "Кастой огня", то проглатывал страницы, поэтому упустил ряд мелочей, так что теперь буду читать в процессе перевода :rolleyes:

Но по прологу уже могу сказать, что Фехервари ещё заметнее отточил мастерство описания мира и персонажей. Описание "зачатия" генокрадского культа, уныло поданное в кодексе, у него выглядит как беспощадно злая пародия на формирование человеческих религий, а поскольку среди врагов культа будут Сёстры, Петер успевает заодно пройтись по ним. Если очень сильно утрировать, "все они разочарованные в жизни психички, но это здорово помогает им сжигать еретиков".

Например, в прологе имеется 70-летняя канонисса, которой остался месяц из-за рака лёгких, и во время молитв ей кажется, что Император обвиняет то ли жалеет её, то ли насмехается над ней за зря потраченную жизнь. Единственное утешение - Конвент Санкторум признал планету миром-святыней и дал ей новое имя, Искупление. Правда, название в Империуме очень популярно, поэтому планета теперь называется Искупление-219, но канонисса об этом умалчивает, чтобы совсем не расстраиваться.

Очень круто описан процесс превращения обычного генокрада в патриарха - то, как меняется его разум, восприятие своих целей и понимание человеческих концепций после первого контакта с жертвами.

Ну и в прологе уже есть скромная маленькая закладка на будущий трындец: под корой планеты, куда высадились генокрады, сидит заточенный демон, которого удерживает только святость Сестер. И в дальнейшем туда прилетят

"гвардейские полки"

верзантцев, летийцев и

"..."

Ивуджийских Акул под началом

"..."

капитана Адеолы Омазет.

А эпиграф к книге - цитата инквизитора Ордо Ксенос Ганиила Мордайна.

Ещё есть карта населенного участка планеты, можешь добавить в шапку, если угодно:

"Карта лавового мира:"

---

Важное замечание: скорее всего, книга будет как-бы-продолжением "Огня и льда", а не "Касты огня".

Изменено 26 сентября, 2016 пользователем Str0chan

[Survivor]

Любопытно описание "работы" культа

Он распространился по храмовой планете как подкульт Имперского Кредо. Затем начал проповедовать на других мирах

Затем паломники с других миров стали приезжать на Воздаяние "для перерождения".

Завязка конфликта книги: в космопорте сидят гвардейцы, которые не любят культистов (именно что не любят - ну там, устраивают погромы их храмов и т.п.) и не хотят пускать паломников в храмы/цитадели культа. Зато они хотят чтобы паломники шли в армию )))

[Str0chan]

http://www.blacklibrary.com/new-titles/new...dow-eshort.html

Рассказ должен идти сразу после пролога - там описывается, как культисты Хаоса и Генокрадов боролись за тайный контроль над планетой.

[Marid]

Секунду, Мордайн - это кто? Имя знакомое, но не помню точно кто это)

http://www.blacklibrary.com/new-titles/new...dow-eshort.html

Рассказ должен идти сразу после пролога - там описывается, как культисты Хаоса и Генокрадов боролись за тайный контроль над планетой.

О, вот это будет интересно)

[Rost_Light]

Секунду, Мордайн - это кто? Имя знакомое, но не помню точно кто это)

Протагонист "Огонь и Лед" же

[Miralynx]

Омг, Пётр добрался до сороритас. У него только они ещё Откровение Летийское не поюзали. Что-то будет...

[Rost_Light]

ну местные летийцы кстати не такие, ибо эти не откушали горьких плодов Федры. У них свои заморочки должны быть...

[Str0chan]

Омг, Пётр добрался до сороритас. У него только они ещё Откровение Летийское не поюзали. Что-то будет...

Их орден называется Тернием Вечным, Thorn Eternal :rolleyes:

А у старушки-канониссы в покоях бронзовый Император, увитый теми самыми шипастыми терниями, вечно кричащий от пытки. Называется барельеф Crucible Aeterna, Мучение Нескончаемое.

Надо напоминать, в каком мотиве была выдержана вера Ангелов Кающихся и как назывался рассказ Петера о них? :D

---

Кстати, планета, на которой происходит действие, ещё мрачнее Сарастуса. Представьте себе ад, в котором выключили свет, отопление и горячую воду - будет примерная картина.

---

Кстати №2, у меня появился вариант названия для третьей книги Фехервари: "Warhammer 40,000: A book about Warhammer 40,000".

Изменено 26 сентября, 2016 пользователем Str0chan

[Rost_Light]

Кстати №2, у меня появился вариант названия для третьей книги Фехервари: "Warhammer 40,000: A book about Warhammer 40,000".

все равно на 146% лучше чем "каста огня". а главное правдиво не только в каком то одном определенном смысле а вообще.

[Miralynx]

А у старушки-канониссы в покоях бронзовый Император, увитый теми самыми шипастыми терниями, вечно кричащий от пытки. Называется барельеф Crucible Aeterna, Мучение Нескончаемое.

Надо напоминать, в каком мотиве была выдержана вера Ангелов Кающихся и как назывался рассказ Петера о них? :D

Терновые венцы из колючей проволоки, глубокий символизм, "пенитент энджины" местной сборки, проповеди в традиционном для Откровения тонах и мрачные соло на органе "экзорциста" в окружении основательно поехавших баб всех сортов, размеров и достоинств, облачённых в шипастые доспехи поверх власяниц. Шипами внутрь, разумеется. Всё это под низким, серым облачным сводом, в грязище и говнище, и дубак будет такой, что хоть в пламени огнемёта грейся. Прекрасно, просто прекрасно! Сдаётся мне, культисты просто эпически соснут.

[Survivor]

Сдаётся мне, культисты просто эпически соснут

Может и соснут. Но сестёр выпилили в прологе

[Miralynx]

Не удержался и спойлернул?) Зря.

[Str0chan]

"Нестрашный спойлер"

Выпилили/подчинили, новоявленный патриарх ведь сразу же начал с хитрых планов.

Это нестрашный спойлер, так как в прологе лишь отрабатывается обязательная программа по рассказу новичкам "что такое генокрад".
Ну и расставляются декорации, естественно. Тем более у Петера порой важно не то, что написано, а то, как написано. Изменено 26 сентября, 2016 пользователем Str0chan

[Miralynx]

Как-то они слабо веровали на фоне Одди и Гурджиева, походу. Совсем слабо. Ничего, следующей рысьей ставкой будут Акулы. У них капитан того... опытная.

[Str0chan]

Кстати, я тупанул - планета называется "Искупление-219", о "Воздаянии" канонисса говорит перед смертью, как о более подходящем имени.

Изменено 26 сентября, 2016 пользователем Str0chan

[Iron Duke]

Таки сестры сразу проиграли в рассказе окончательно?

[Анчар]

Таки сестры сразу проиграли в рассказе окончательно?

Я так понимаю один отряд соснул, а учитывая что там крепость-монастырь сестер, их там еще дофига

[Iron Duke]

Ну канонеска это не просто сержант же

Ладно 29 страниц придется осилить сегодня на ночь )

[Str0chan]

"О прологе:"

В монастыре было всего пятьдесят сестёр. Одну из них патриарх совратил при помощи телепатии, и она открыла ворота культистам и убила нескольких сестер в постелях, так что в итоге погибли все, кроме неё и канониссы, которая заперлась в святилище и умерла своей смертью от рака.

И я выложу пролог через час-другой, так что желающие могут не торопиться :)

[Faris001]

И я выложу пролог через час-другой, так что желающие могут не торопиться :)

Строчан ты мое солнце!

[Iron Duke]

"О прологе:"

В монастыре было всего пятьдесят сестёр. Одну из них патриарх совратил при помощи телепатии, и она открыла ворота культистам и убила нескольких сестер в постелях, так что в итоге погибли все, кроме неё и канониссы, которая заперлась в святилище и умерла своей смертью от рака.

И я выложу пролог через час-другой, так что желающие могут не торопиться :)

Нуарно

Надеюсь тентаклепрон с одной соврщенной сестрой не будет?

[MachineHammer]

Кого не любят БЛ? Правильно сестричек. Серьезно их кто только через бедро не кидал и не подчинял себе.

[Iron Duke]

Так, кажись не так давно у сестричек монастырь 3 аколита вырезали ради одного псайкера (тут кстати ыбл переод кажись да) пусть меня поправят если я не прав

[Marid]

Так, кажись не так давно у сестричек монастырь 3 аколита вырезали ради одного псайкера (тут кстати ыбл переод кажись да) пусть меня поправят если я не прав

Не, ну не всех же вырезали, просто замочили много народа, и да, сперли пленницу из-под носа. Сколько аколитов было не помню.

Мне вот Сестры нравятся, и у того же Сваллоу они нормальные и в меру крутые, но у него плоские как блин, не чувствуется такого прямо фанатизма. Надеюсь Фехервари разгуляется на полную)