Cандрос давно нарывался. Очень давно. Он нарывался с самого первого дня,
когда сержант Инграм, в порыве энтузиазма, вызванного получением сержантского
чина, заставил его полсотни раз полностью собрать и разобрать огнемёт. А вся
оплошность Сандроса была только в том, что он не успел счистить нагар с
выбрасывателя смеси. К концу примерно тридцатой сборки пальцы покрылись
кровоточащими мозолями, которые жгла и разъедала чистящая жидкость, а от запаха
пирогеля в голове у Сандроса мутилось. И он не забыл обиды. Первая попытка
отомстить была неудачной. Более того, она заставила большинство бойцов
отвернуться от Сандроса, так как он в разгар боя попробовал убить сержанта.
Выстрел ласгана оставил большой ожог на левой руке, лишь чудом не спалив
локтевой сустав. Отделение стояло в охранении, вдалеке от основных сил, и
частенько пересекалось с патрулями культистов, поэтому Инграм оставил разборки
до возвращения на базу. И зря. Во время одной из стычек сержант допустил
оплошность и в рукопашную столкнулся с огромного роста культистом. Тот был одет
в расшитую еретическими рунами и металлическими пластинками робу и с лёгкостью
орудовал длинной металлической трубой с шипованным навершием и огромного калибра
однозарядным самопалом, каждый выстрел которого выплёскивал сноп металлических
кусков рвущих плоть при удачном попадании. Сержанту почти удалось избежать
выстрела, но один из осколков чиркнул Инграма чуть выше стопы, перебив
сухожилие, а второй ударил сержанта точно в нагрудную пластину, почти вышибив
дух. Теряя сознание Инграм пытался отползти от торжествующе занёсшего дубину
культиста, одновременно пытаясь освободить из подсумка гранату. Сандрос сжёг
гиганта точно отмеренной порцией пирогеля.
По возвращению на базу сержанта обвинили в проявлении трусости на поле боя.
Как оказалось, Сандрос сообщил одному из комиссаров, что Инграм панически
убегал, даже не попытавшись отбиться. Несмотря на явную бредовость обвинения,
сержанта изолировали. Четыре дня он провёл прикованным к стене, в одной из
тюремных камер. Незаживший ожог и рана на ноге воспалились, жар, голод и
развивающаяся болезнь погрузили Инграма в полный бредовых видений мир, ему
казалось что он плывёт по безграничному ярко красному морю и всплывающие пузыри,
полные светящейся солнечным светом боли подбрасывали его к небу, которое было
точно таким же морем.
Он очнулся, когда моря застыли, превратившись в бескрайние поля льда, и
очередной полёт закончился страшным ударом. Возврат к реальности был страшен.
Сержант очнулся прикованным к креслу, от ножек которого тянулись выдолбленные в
каменном полу стоки, в которых маслянисто поблескивали потёки запёкшейся крови,
а справа от кресла чуть слышно посвистывал микродвижками медицинский сервитор.
Выходящий из манипуляора инъектор был воткнут сержанту в шею, и что-то льдистое
толчками закачивалось в тело. Напротив него, нескольких метрах, стоял письменный
стол, за которым сидел седовласый мужчина, и с интересом смотрел на сержанта.
Просторный балахон расшитый религиозной символикой и выведенными металлом
славословиями Императору явно указывал на принадлежность седовласого к
Экклезиархии. - Очнулись? Хочу вас обрадовать, обвинение в дезертирстве с вас
снято. Но не радуйтесь. Находясь в бреду, вы проявили недостойное Гвардейца
малодушие, и усугубили грех сий богохульствами. Сержант попробовал что-то
сказать, но пересохшее горло отказывалось реагировать, и единственным звуком,
что вырвался из Инграма - был кашель. - Вы были без сознания, а это значит, что
вырвавшиеся слова были вашим внутренним убеждением. Тем, что вы скрывали,
старались утаить. Болезнь не оправдание вам, это было испытание вашей воли. Вы
его провалили. От богохульств и малодушия недалеко до ереси. Ересь это червь,
что постоянно подтачивает волю человека, и лишь немногие могут осознанно
бороться с её скверной. Обычным людям помогают молитвы Императору, они укрепляют
решимость каждый день, каждую ночь, всегда и везде бороться с ересью и не давать
Хаосу ни единой возможности захватить очередную душу, сделать её своим орудием.
- голос седовласого был всё так-же бесстрастен, и только взгляд, почти
вещественным потоком бивший в лицо сержанта говорил о непоколебимой вере и
уверенности в своей правоте. - У вас будет возможность искупить грех слабой
души. Мы раскалённым металлом и проповедью вызжем ересь из вас, именем
Императора укрепим дух, сделаем его прочнее адамантия и острее любого меча. Вы
станете верным оружием воли Императора. Смертоносным, быстрым и свободным от
столь разрушительных мыслей оружием. Сервитор чуть дёрнулся, получив неслышимую
команду, и с лёгким щелчком резервуар, присоединённый к всё ещё утопленному в
шее Инграма инъектору, сменился на иной. Поток холодной жидкости, вернувшей
сержанта к жизни, сменился чуть тёплой струйкой, которая за секунду погасила
сознание.
Больше существо по имени Инграм не возвращалось в сознание. То малое,что
осталось от его личности навечно повисло в ментальном пространстве заполненном
стыдом, гимнами славящими Императора и постоянной, не прекращающейся молитвой,
которая одна спасала его от окружающего столь маленький мирок его воли от
давления боли, ужаса, и проглядывающего между кошмарами ядовитого сияния Хаоса,
ждущего и не устающего ждать, когда молитва прервётся. Но ощущения идущие от
бренного тела больше не мешали Инграму в его борьбе за свою душу. Он не
прекращал молиться. Никогда. Ведь и время перестало существовать. Лишь иногда,
изредка, почти незаметно, сквозь всё уплотняющуюся скорлупу усугубляющегося
безумия и религиозного экстаза пробивались какие-то ощущения идущие от того,что
когда-то было его телом. И чаще всего это была ярость и чистый как звёздный
огонь, гнев...
Хирургеоны переговаривались еле слышно, чтобы звуки голоса не мешали
прислушиваться к изменениям тональности работы вычокочастотного генератора.
Лежащее на массивной мраморной плите тело почти скрывалось в паутине проводов,
чуть более толстых трубок капельниц и шлангов искусственного питания. Голова
полностью скрылась в квадратном ящике с прозрачными стенками и колыхающимся
медицинским гелем, сквозь стенки было ясно видно вскрытую черепную коробку и
открытый мозг. Извилины были густо утыканы еле заметными металлическими иглами,
которые изредка подрагивали, и тогда, в гель вырывались красные облачка
кровоизлияний. Глаз у тела не было, вместо них в череп входили два толстых
провода, с зелёными помигивающими индикаторами около основания. - Брат Дариус,
будьте любезны, прибавьте напряжение на блоке эмоционального контроля, у объекта
начинается тремор мимических мышц. А то ещё сбросит коннекторы. - Хирургеон
низко наклонился над головой лежавшего и опустив на глаза сложного вида
оптический прибор аккуратно перекладывал пласты тканей мозга гибким щупом.
Второй хирургеон присел, и пробормотав литанию о надёжной технике, звонко
перещёлкнул группу переключателей. - А не кажется ли вам, что объект слишком
быстро достиг уровня эмоциональной капсуляции? Обычно их приходится ломать
месяцы, а этого нам, по сути, привезли тёпленьким. Неделя болевой идентификации
нервных волокон, транквилизаторы и умиротворяющие литании по всем органам чувств
и он уже готов. Странно это. - Дариус, вы невнимательно читали предысторию. Он
умудрился подхватить "горячку Вейнера", когда его привезли, она уже ввела его в
стадию коллапса. Хорошо, что у нас была вакцина. - Парацельсий, капнул в гель
несколько капель чуть зеленоватой жидкости, когда она достигала мозга - тело
бывшего сержанта Инграма еле заметно дёргалось, всё слабее с каждой новой
каплей. Последнюю каплю Парацельсий слизнул с пипетки и довольно улыбнулся. -
Кисленько... Витамины и чуть-чуть заживляющего энзима... Брат мой, пора нам
закрывать черепушку и переходить к следующей стадии. Вы справитесь, или вам
помочь? Дариус демонстративно проигнорировал это заявление. - Не обижайтесь, вы
ведь знаете, что флагелянта готовить, это не сервиторов лепить. Чуть ошибёшься -
и долгая работа пойдёт насмарку. Приступайте, а я пока подберу подходящий
пацифик. Голова у нашего пациента крупновата, боюсь, придётся перекраивать...
- Настоящее произведение искусства, не так-ли, Дариус? - Парацельсий
прошёлся чуткими пальцами по матовой поверхности умиротворяющего шлема. Гладкий
металл не был зачищен до зеркального блеска и мягко мерцал спокойной
несокрушимостью. Его изящные формы не нарушали отверстия для глаз и неуклюжие
забрала, только выгнутая поверхность и зализанный гребень идущий вдоль всего
шлема. - Ваша идея очистить ему челюсть от плоти весьма оригинальна. Как мы
назовём наше изделие? - Следующая запсиь в каталоге - VT27/4467. Слово-инициатор
ему Инквизитор сам назначит. - Дариус, в вас отсутствует поэзия и романтика. Это
прискорбно. Что-ж, пусть будет VT.
Теперь тело Инграма было похоже на человека только очертаниями.
Закрывающий голову глухой шлем-пацифик, с нанесённой тончайшим резцом гравиркой.
Выглядывающая из-под шлема костяная челюсть, сверкающие металлом зубы бритвенной
остроты, чудовищно вздувшиеся мышцы, сквозь извивы которых проглядывали
металлические тяжи добавочных сухожилий, адамантиевые кожухи, прикрывающие
суставы, вживлённые в грудную клетку и живот броневые пластины, с ещё сочащейся
из мест соединения с плотью сукровицей. Вдоль спины шёл искусственный
позвоночник, из которого густо торчали блоки инъекторов, призванных в нужный
момент насытить кровь этого существа стимуляторами и энергетиками. Ноги были
почти полностью заменены металлом, лишь на бёдрах ещё виднелась обескровленная
кожа. VT больше не имел половых признаков, пах был полированной пластиной
адамантия, и ничто не нарушало математически выверенных очертаний. Лишь
беспомощьные культи вместо рук казались неуместной шуткой хирурга. - Уважаемый
Парацельсий, вы уже решили, что именно будет основным оружием нашего друга? -
Дариус задумчиво потрогал обрубок руки флаггелянта, ковырнул ногтем налипший на
металл разъёма кровяной сгусток. - Нужно сначала прогнать тесты мышечного
тонуса. Тело-то взято у кадрового военного. Многие моторные навыки уже давно
въелись в его нервы, это надо учитывать. Надеюсь, вы не забыли зафиксировать
пациента полностью, а не как в позапрошлый раз. Дариус густо покраснел, он
слишком хорошо помнил, что именно сотворила с попавшимся сервитором
незакреплённая нога. Толстые полосы пластика, уходящие прямо в плиту, на которой
лежал VT, охватывали все суставы, шею, торс, ноги. Каждый из фиксатором мог
слегка растягиваться, но ровно настолько чтобы отследить движение, не давая
возможности высвободится. Сервитор стал методично втыкать проводки, с острым
жалом разъёма на конце, в ещё не закрытое технологическое отверстие на задней
части шлема-пацифика. Закончив, он негромко бибикнул и отодвинулся в сторону.
Парацельсий торжественно воздел руку с н6ебольшим пультом. - Ну, помолясь,
начинаем. Флаггелянта резко, будто за невидимые ниточки, рвануло вверх.
Фиксаторы натянулись до предела. Потом столь же резко мышцы расслабились и снова
напряглись. Потом всё тело стало мелко-мелко дрожать, дрожь поднималась от бёдер
и волной шла вверх. - Так, а ежели вестибулярный дёрнуть... - Хирургеон ткнул
пультом в висящую перед ним голограмму. Тело, зажатое прочнейшим пластиком
билось, подчиняясь неслышным командам. Там где живая плоть соединялась с неживой
материей, выступали чёрные капли технических жидкостей, смешиваясь с красными
потёками крови...
Конвульсии закончились. Отщёлкивающиеся пластиковые узы уползали в стол.
Дариус в нетерпении подскочил к застывшему флаггелянту с тряпкой смоченной
чистящим раствором, и оттирая потёки спросил - Ну что? Цеп-разрядник готовить
или просто усиление рук? - Нет. По тестам он предпочитает уклоняться
вращением,перекатом. Во вращение. Поэтому ему пойдут парные клинки, и усиление
защиты до локтя. Ну и добавочные инъекторы с акселератором. Будет из себя волчок
изображать. - Парацельсий аккуратно убрал пульт в нагрудный карман. - Что ж, мы
свою работу сделали. Пойдёмте, брат Дариус, оформлять нужные документы.
Хирургеоны ушли, и только неутомимый сервитор старательно заполировывал наглухо
запечатанное технологическое отверстие на шлеме флаггелянта. Когда Инквизитор
расскалённым клеймом своей воли выжжет слово-инициатор в яростном мозге
флаггелянта, тогда и на шлем падёт императорская печать. А пока металл надо
хорошенько зачистить.
То, что оставалось от личности Инграма окончательно растворилось в
бесконечном океане ярости, непрестанно атакующего окружающие его стены из
холодного как лёд металла с еле заметными Имперскими гербами в бликующей толще.
Слой за слоем металл превращался в кровавого цвета ржавчину, но всё новые и
новые плиты возникали на пути субстанции столь стремящейся к разрушению. Этот
океан медленно, но верно становился существом, которое не знало о себе ничего,
кроме нового имени. И не умеющего ничего иного, кроме как разрушать. Так
продолжалось долго. Бесконечно долго. Всегда. Но однажды всё изменилось. ГОЛОС
возник отовсюду, он произносил слова, смысл которых некому было воспринимать, но
смысл и не был им нужен. Сказанное сотрясало всё сущее до основания, и с каждым
слогом стены окружающие беснующийся океан становились холоднее и холоднее.
Последнее слово - слово МИР, на миг застыло в пространстве, засияв чистым, как
Воля Императора светом, и обрушилось в океан. Флаггелянт нашёл вторую вещь, что
вместе с разрушением составляла теперь смысл его бытия. Он осознал ПОКОЙ. Океан
застыл огромным кристаллом.
////////////////////////////// Внештатный агент-Арбитатор Фусп откровенно
наслаждался представлением. Нечасто задание бывает столь приятным. В данный
момент правая рука Фуспа утяжелялась огромным картонным стаканом с разбавленным
газировкой фруктовым вином, а на коленях лежала коробка с солёными хлопьями из
вспененной клетчатки. Это в лучшую сторону отличалось от папок с документами или
от тяжеленного дробовика. На арене муниципального цирка-шапито кружились и
порхали воздушные акробатки, сверкая глянцевыми от пота ягодицами, обведёнными
красным сосками внушительных грудей и белоснежными, застывшими улыбками. Висящий
под куполом круговой экран показывал особо пикантные моменты с увеличением,
вызывая одобрительный гул мужских голосов и редкие возмущённые взвизги жён.
Вскоре акробатика закончилась, и на усыпанную опилками арену четверо дюжих
служителей вытащили металлический столб толщиной со среднее деревце и длиной
метра в три. Им старательно мешал маленький, но чрезвычайно юркий ратлинг в
шутовском колпачке, красном комбинезончике, с нашитыми бубенцами, лоскутками
разноцветных тканей и кусочками зеркального стекла. Он прыгал, ходил на руках,
прыгал на одной ноге. Он пытался повиснуть на руках несших столб. Отвешивал им
пинки и корчил уморительные рожицы. Он добился своего. Служители улучили момент
и постарались уронить железяку прямо на клоуна. Тот тоненько заверещал,
заметался, но в последний момент отпрянул, взбив ногами песок, и столб ухнул на
арену, чудом его не раздавив. Клоун подпрыгнул особенно высоко, крутанул пируэт
и приземлившись сделал стойку на одной руке. Пока зал рукоплескал - за кулисами
что-то загрохотало, а потом на арену пушечным ядром вылетел один из
служителей,так и не выпустивший из рук огромного ящика из грубых досок. Следом
за ним прилетел чугунный, рухнувший прямо промеж ног бедняги, который, ошалело
крутя головой пытался встать. Зал возбуждённо загалдел. За кулисами раздался
громоподобный рёв, в котором явно различались весьма солёные выражения, и на
арену вышел голый по пояс огрин. Похожая на неровный валун голова, покатые от
чудовищных мышц плечи, заросший густым и жёстким волосом торс, на спине неровная
проплешина похожая на ожог. Чресла прикрывали просторные шаровары из чёрной
ткани. Обуви на ногах огрина не было, впрочем, таким лапищам она и не к чему. Он
нёс окорок и плетёную корзину с фруктами и чудовищных размеров бутылью с
мутноватой жидкостью. Наверное, собрался на огринский пикник. Клоун тоненько
засмеялся, подобрал с земли толи камушек, толи гайку и метнул её в сторону
огрина. С слышным всему цирку звоном у бутыли отлетело горлышко. Огрин охнул,
как-то по-бабьи всплеснув руками, выхватил бутыль и стал лихорадочно пить. Когда
жидкости стало меньше на четверть - он оторвался от бутыли и опустил её на
песок. Клоун тем временем копался в оставленном прилетавшим служителем ящике,
вот он радостно заверещал и упираясь ножками пытался вытащить из ящика что-то
массивное и продолговатое. Огрин игнорировал клоуна, заинтересовавшись столбом.
Он поднял его, со свистом крутанул в ладони, будто это была тросточка. Потом
подбросил пару раз, потом ещё и еще,увеличивая высоту броска, а потом стал
подбрасывать так,чтобы столб прокручивался в воздухе. Когда количество оборотов
достигло трёх, огрин не прекращая, подошёл к всё ещё надрывавшемуся клоуну и
высвободил интересовавший того предмет. Это был топор. Большой, уродливый топор.
Огрин поймал столб, - БАНГ!!! БАНГ!!! - двумя ударами отрубил от столба два
куска. Оставшуюся часть он взял в руки, и чуть скривившись от стона насилуемого
металла, согнул в дугу. Зал восторженно заорал, на арену полетели бутылки,
мелкая монета, кто-. Обиженный тем, что цирк о нём забыл клоун оглушительно
свистнул. Все посмотрели в его сторону. Клоун размахивал огромным пистолетом,
невесть откуда появившемся в его лапках. Мимикой и позами он показывал,что
вызывает огрина на бой. Он показывал, как оторвёт противнику голову и засунет её
ему-же в задницу, как вырвет сердце и печень... Огрин озадаченно чесал в
затылке. Потом радостно улыбнулся, и достав из корзины ярко-оранжевый фрукт -
водрузил его себе на голову. Клоун поднял пистолет, и с трудом удерживая слишком
тяжёлое для его тоненьких ручек оружие, стал стрелять. Экран демонстрировал, что
пули попадали огрину в грудь, но так и не пробивали толстенную кожу, застревая в
ней. Последний выстрел пришёлся огрину точно между глаз, и тот раздражённо
взревев, сорвал с головы фрукт и раздавил в кулаке. Потом достал из корзины ещё
один плод - раза в три больше предыдущего. Поставил его на макушку, прикрыл
ладонью глаза и что-то рявкнул клоуну. Тот старательно утоптал на песке
площадочку, ухватил пистолетную рукоять поудобнее и стал целиться. Ствол
выписывал кренделя, восьмёрки и другие фигуры. Поэтому когда выстрелы раздались
снова - сидевшие за спиной огрина закричали в испуге, а кое-кто даже спрятался
за сидениями. Клоун выпустил остаток обоймы за секунду, каждая пуля с чмоканьем
попадала в плотную фруктовую мякоть. Когда стрельба прекратилась, камеры
показали, что все отверстия на кожуре слились в стилизованную улыбающуюся
рожицу. Огрин воспользовался тем, что клоун вовсю наслаждается вниманием толпы,
и снова присосался к бутыли. Ополовинив остаток, он достал из бездонного ящика
очередное произведение огринского оружейного гения. Большущую фузею с раструбом
на стволе. Клоун выронил пистолет, засуетился, в панике стал хлопать себя по
карманам, что-то искать... Он нашёл нож. Блестящий нож, казавшийся в его руках
почти мечом. Огрин выстрелил и в тот же момент ратлинг метнул нож. Что-то
оглушительно звякнуло, а клоун зашатался, картинно всплеснул руками и застыл на
песке в предельно героической позе непобеждённого, но павшего война. Огрин
выронил фузею и что-то бурча неуклюже побежал к упавшему, но на полдороги на
чём-то поскользнулся и упал. И камеры показали,что споткнулся он о пробивший
огромную свинцовую пулю, выпущенную из его оружия, нож. Тот нож, что метнул
ратлинг...
Фусп еле оторвался от представления. Допив напиток и обнаружив что все
хлопья из его коробки сожрал сосед справа, он вздохнул и стал пробираться к
выходу. Разговор с информатором нельзя вести в столь шумном месте, благо
договорённость была такова - дождаться в гримёрной. Информатором был тот самый
ратлинг-клоун, по имени Рябушка. Охранник был предупреждён и пропустил без
особых разъяснений причин посещения. В тесной гримёрке пахло потом и почему-то
пряностями. Большая часть пространства занимала громоздкая мебель огрина и его
личный сундук, больше похожий на сейф. Вещей ратлинга не было видно, да и вообще
казалось, что обитатели этого помещения собирались съезжать. Ждать пришлось не
слишком долго. Огрин пригнувшись, протиснулся в дверь, а ратлинг умудрился
проскользнуть одновременно со своим громоздким товарищем. Огрин уселся на пол,
пислонившись к двери, а Рябушка запрыгнул на сундук и уселся, уютно устроив
голову на подогнутых к груди коленях. - Фусп, ты извини. Я похоже зря тебя
побеспокоил. Маэстро явно пошёл вразнос. Нам пришлось сообщить в Экклезиархию.
Жопой чую, сегодня всё и случится. Мне поверили и кажется, без Инквизиции не
обойдётся. Лично я и эта дубина рвём когти и перебираемся поближе к Магистрату,
- чуть свистящий голосок ратлинга звучал испуганно. И имено это заставило Фуспа
собраться. Испугать ветерана Имперской Гвардии, умудрившегося демобилизоваться
не на тот свет и будучи снайпером отправившего туда немало врагов, могло только
что-то по настоящему жуткое. Мнения огрина спрашивать не стали, хоть тот тоже
был ветераном, но главным в их дуэте был Рябушка. - Надеюсь, вы не собираетесь
сбежать. - Нет,- ответил ратлинг,- если моё чутьё меня не обманывает, а оно
врядли станет это делать, то лучше побыть на виду. Мне не хочется прослыть
еретиком или потерять статус гражданина Империи. Я сообщил, что и куда надо, я
жду решения. Ситуация такова, что оставаться здесь или бежать из города -
равносильно смерти. Добровольно отдаться расследованию - значит получить шанс
выжить. Всё. Нам пора... - А как-же зрители? Их там почти полтысячи!!! - Если
Маэстро выйдет в город - погибнет больше. Поверь, я видел что бывает с такими
как он. Он сейчас упивается силой... Всё. Прощай. Если ещё свидимся - приходи на
представление. Храни тебя Император, и прости меня... Рябушка соскользнул на
пол, и огрин крякнув, взвалил сундук на плечо. Они ушли не оборачиваясь. Фусп
пытался собраться с мыслями. Они неплохо сошлись с клоуном,и тот иногда
рассказывал разные истории из времён службы в Гвардии. Как-то он упоминал о
полковом псайкере, сошедшем с ума. Неохотно упоминал, вскользь. Несмотря на
страх Фусп чуствовал, как любопытство становится всё сильнее и сильнее. Одним
глазком. Краешком уха. Он будет осторожен... Он включит коммуниктор на передачу.
Да, так и сделаем...
Он не стал возвращаться на своё прежнее место и устроился поближе к
выходу, стараясь чтобы его было не видно с арены. Служители ровняли граблями
песок, готовясь к следующему выступлению... И вот освещение чуть пригасили,
динамики извергли торжественный марш и вышедший в центр конферансье
провозгласил: - А сейчас выступит наш любимец!!! Маэстро!!! Его восхитительная
ловкость рук и актёрское мастерство столь велики, что каждый месяц Маэстро
должен проходить проверку и доказывать отсутствие в фокусах ереси и богомерзкого
колдовства!!! И он с лёгкостью проходит её!!!! И снова даёт нам поводы
усомниться!! Встречаем!!! МАЭСТРО!!!!! Музыка стала громче, а потом плавно стала
стихать до еле слышного шёпота. Зал замолк, заинтригованный. В какое-то
мгновение свет потух, и сразу же вспыхнул вновь, но конферансье уже исчез. Его
место занял хрустальный ящик, в котором висела на сверкающих цепях обнажённая
девушка. Её опущенное лицо скрывали длинные чёрные волосы. Рядом стоял высокий
мужчина в чёрном как ночь комбинезоне, на котором звёздами посверкивали блёстки.
Его волосы были снежно-белыми, а черты лица почему-то были неразборчивыми, лишь
улыбка и прищур карих глаз бросался в глаза. Он держал в руках по два длинных
клинка, похожих на шпаги без гард. Взмах, взмах, поворот, взмах... Маэстро
вогнал два клинка в песок,а оставшиеся два с размаху вбил в ящик, пробив стекло
и женское тело. Лезвия вошли в живот, а осколки исперщили белую кожу росчерками
порезов. Девушка вскинула лицо к обмершим зрителям, и камера показала её
счастливую, полную радости улыбку. Оставшиеся клинки пробили ей глаза, но улыбка
так и осталась радостной... Поражённые ужасом зрители вскинулись было, но
невидимое нечто заставило их сесть обратно... - Куда же вы... Представление
только началось... - вкрадчивый голос звучал в головах зрителей. Кто-то не
выдержал, и заорав стал рвать пальцами своё лицо. Кто-то истерически смеялся, но
большинство сидело не шевелясь, и не отводя взглядов от арены. Фусп очнулся от
парализовавшего его ужаса, когда с верхнего ряда кресел упало чьё-то тело, и
тяжёлый ботинок впечатался прямо в лицо. Фусп сдержал вопль, и не замечая холода
в давно обмоченных штанах пополз под конструкции удерживавшие ряды сидений,
пробираясь к стене цирка. Она была сделана из натянутого пластика, и можно было
попытаться её разрезать. Пластик поддавался с трудом, но Фусп не останавливался.
Чтобы перестать слышать звуки доносившиеся с арены он готов был рвать пластик
зубами. Порыв свежего воздуха отрезвил агента, и Фусп вспомнил о экстренном
вызове. Трясущиеся пальцы никак не могли утопить тугую кнопку на коммуникаторе,
Фусп взвыл и из всех сил впился зубами в предплечье. Боль помогла. Щелчок, и
экстренный сигнал ушёл в эфир. Агент вывалился из прорезанной дыры и побежал к
ближайшему переулку, с надеждой вспоминая слова ратлинга о Инквизиции. Сигнал от
Арбитаторов и запись с его комма должны были ускорить процедуру. И ускорили.
Некогда чистая арена была залита кровью. Черноволосая девушка уже не
висела в хрустальном ларце, она танцевала, а извлечённые из глазниц клинки
выписывали дуги и сверкали в выпадах. Обезумевшие зрители бросались на неё с
выражением экстаза на лицах и падали, падали, падали. Кто с рассечённым горлом,
кто потеряв обе руки, кто не дождавшись своей очереди вырывал себе глаза...
Худая девочка смеялась глядя на то, как её кавалер собирает выпавшие
внутренности. Она смеялась сильнее и сильнее, разрывая пальцами рот, чтобы
улыбка была шире.. Маэстро сидел скрестив ноги и поводя растопыренными в воздухе
пальцами, будто играя на невидимом инструменте с тысячей клавиш... Он улыбался.
Появившиеся из-за кулис фигуры могли бы показаться частью представления.
Слишком уж пафосными были их облачения. Три высоких фигуры с неясно искажёнными
очертаниями были одеты в длинные робы из грубой ткани. Капюшоны, спадавшие на
лица, не могли полностью скрыть металлических отблесков. Четвёртым, чуть позади,
шёл Инквизитор. Болтер был, пристёгнут к поясу, и покрытый благородной вязью рун
клинок не занимал положенного места в руках. Инквизитор молился.
VT наслаждался двойственностью своего состояния. Пылающее в его глубине
слово ощущалось как средоточие энергии. Оно давало надежду, на прекращение сна.
Но пробуждение было прекрасно тем, что и оно сменялось покоем... Извне пришёл
шепот, и слово вспыхнуло жаром, испарив покой, даря ярости свободу... океан
пламени, по имени VT освободился, но вокруг больше не было стен... Что-то
незаметное, маленькое, но такое родное рванулось в атаку с именеи Императора в
сердце и боевым кличем на устах. Это всё, что осталось от Инграма, и это то,что
никогда уже не исчезнет.
Маэстро прыгнул вверх, застыв в верхней точке траектории. Его
представлению помешал этот пособник засевшего где-то там, в потоках силы,
полутрупа... Проводник его воли, рука его закона и сам закон. Маэстро дал людям
освобождение всех внутренних желаний, и милосердную смерть. А Закон хотел
помешать свободе.
Зрители повернулись к Инквизитору сразу, стоило Маэстро взглянуть в ту
сторону. Псайкер хлопнул в ладоши, и людская масса единым порывом рванулась
вперёд.
Инквизитор обвёл свою молчаливую свиту и беззвучно прошептал, - Мир,
Закон, Чистота. И флаггелянты взорвались движением.
VT не управлял собой, ярость сама находила пути выражения себя вовне.
увенчанные слегка изогнутыми клинками руки, хлестали вокруг, рассекая, ломая,
разрывая слабую плоть. Тело само уворачивалось от встречных ударов, и било в
ответ. Робы флаггелянтов слетели в тот момент, когда слова-инициаторы вспыхнули
в их сознаниях, освобождая. Они двигались как безумный гибрид механического
насекомого с выверенными жестами мастера единоборств. Они убивали также
естественно, как человек дышит, и они жили в этот момент, с нетерпением ожидая
возвращения во внутреннее успокоение, полное спокойствия молитв и ожидания
нового пробуждения. Зрители закончились быстро.
