Продолжение мои зарисовок о танковых легионах Минервы. Если не ошибаюсь, то уже четвертая)
Утро мы встретили в Сент-Коре – крохотном прибрежном городишке, впитавшем в себя запах вяленой рыбы и соленого дыхания волн.
Загнав своего «Цербера» под небольшой импровизированный навес, мы отправились в город в поисках воды или хотя бы спиртного. Многочисленные колодцы, отмеченные защитными знаками, остались далеко позади, и мысль о свежей прохладной воде донимала сильнее, чем мысль об оставленном солдатском борделе.
Поиски оказались успешны. Кое-что удалось выменять, кое- что удалось прибрать к рукам и к вечеру мы устроили настоящее пиршество, состоявшее из нескольких бутылочек вина, жареных хлебцев и сочных кусочков индейки.
Когда с едой было покончено, а молитва – до безобразия обыденная и неуклюжая – была вознесена, каждый из нас, развалившись со стаканчиком вина или надкусанной тонкой травинкой, принялся травить «бородатые» солдатские байки.
Старый Оруэлл – наш верный однорукий командир, сменивший за свою жизнь не один десяток «Гончих» и «Церберов» - сегодня был говорлив и пьян.
- Как сейчас помню, - начал он одну из своих старых баек, - стояли мы тогда под Целлоей. Холодища была ужасная. Порой доходило до того, что жгли топливо собственных «Гончих» - риск, конечно, огромный, но к тому времени нам было абсолютно все равно, рванем мы или нет. Метель глушила большинство из сигналов, поэтому, зачастую мы и не знали, что творится на передовой. Так и стояли…
Откинувшись на мягкую россыпь цветов, и закрыв свои усталые, измученные пылью и зноем глаза, я попытался уснуть, чтобы в очередной раз не слушать историю Оруэлла, но сон – мой верный наркотик от призраков дня – сегодня достался кому-то другому.
- К тому времени, – продолжал захмелевший командир, - эти мерзопакостные твари сумели-таки прорвать оборону и теперь направлялись прямиком в нашу сторону. Узнали мы об этом только тогда, когда одна из этих крылатых мерзостей снесла голову нашему командиру. Я тогда совсем юнцом был и о тиранидах знал только из баек, да сплетен. Помню, как хорохорился в баре, что бояться подобных букашек – удел баб и педерастов. А как увидел, что одна из этих тварей взмахом когтей выпустила кишки моему лучшему другу, так и перетрухнул весь: забрался значится в «Гончую» и сижу там. Только слышу, как солдаты орут да по штанам течет…
Как отпустило немного – нырнул к прицелу. И все – ни паники, ни страха, ни сомнений. Глаза бояться, а руки делают. Ору, матерюсь, а гадов этих жгу… Особенно красиво крылатые горели… На мелочь «горючки» жалко было: кто из стационарки расстреливал, кто гусеницами давил. В какой-то момент, мне это даже стало нравиться…
Только вот недооценили мы их… Сообразили гады, что нахрапом не взять, ну и подтащили своих «коров». К тому времени артиллерия прочухалась, начала было обстреливать каньон, да поздно – часть этих туш все-таки пролезла.
Толком я эту дрянь так и разглядел – в нашу машину «плевок» влетел одним из первых. Шандарахнуло так, что с минуту не понимал, где нахожусь – на том или все-таки на этом свете. Попытался было вылезти – заклинило люк. Кинулся к запасному – там бой, клыки и кровь, а у меня ни ствола, ни шашки. Решил переждать. Тут-то меня снаряд и настиг…
Как из беспамятства выбрался, сразу наверх рванул. А там – тишина…
Помню, как бродил среди костей и трупов в поисках хотя бы какой-нибудь связи. Помню, как шарахался от обездвиженных «коровьих» туш. Помню, как достал свой портативный лазган чтобы всадить себе пулю в лоб. Помню, как впервые увидел эльдара…
Этот худощавый выродок, бродил среди поверженных туш, словно в Галуеэльском музее. Казалось, что он изучает их, любуется ими…
Я отвернулся, чтобы не видеть восторженных лиц новобранцев и раскрасневшейся, опьяненной вином и обществом, морды Оруэлла. Детали истории постоянно менялись, но финал оставался одним и тем же: героическое противостояние превосходящим силам врага и дуэль с обнаглевшим ксено-захватчиком, в результате которой наш доблестный герой и стал инвалидом.
Противники менялись от рассказа к рассказу, но история с эльдар была, пожалуй, самой трагической. Мне, в свое время, понравилось противостояние «синеньким» - оно получалось наиболее масштабным и бравым – но Оруэлл в последнее время редко выбирал Тау в качестве своего главного оппонента. Возможно, всему виной был некий казус произошедший с ним в одном непримечательном кабачке, где старый вояка, испытавший «Ярость Целлои» на собственной шкуре, с удивлением отметил тот факт, что «синенькие» не только не сражались с тиранидами, а вообще никогда не объявлялись в том злополучном субсекторе.
Вообще я думаю, что все было более прозаично. Учитывая страсть Оруэлла ко всяким красивым и модным безделушкам – вроде офицерских или командирских часов – вполне можно было предположить, что руку он потерял не из-за стычки, а из-за собственной жадности. Может ее придавило покореженным остовом, может быть он ненароком задел одну из неразорвавшихся гранат, а может ее оттяпал офицерский клинок одного из тяжелораненных.
Главное – это факты. Оруэлл вернулся из боя без руки, но зато с часами и командирской саблей, которую, по его словам, ему передали лично.
Я конечно мог бы «явить миру свет», но зачем?
Ложь – это такая же необходимая на фронте вещь, как курево, жратва или чистая питьевая вода.
Что более бы понравилось новобранцем – россказни о том, как он куском обшивки добил своего командира, ради часов и шашки или его героическое противостояние инопланетным захватчикам? Что более бы укрепило их дух и веру?
Но есть еще одно «но», которое, если уж быть откровенным, удерживает меня от «сдачи» лучшего друга.
Он знает обо мне немного больше того, что положено знать.
Капитан Самуэль, никогда не передавал мне свой именной лазган.
И сапоги…
