Onarh

В любом правиле есть исключения. Я не думаю, что "тридцать семь восемь тирэ один один", или как там, смотрелось бы красиво.

"так вроде бы грамотнее" - так вроде или точно? В) 50 в тексте пишется, как пятьдесят. Цифры пишут буквами. И опять не могу не заметить, как все обращают внимание на что угодно, кроме самого рассказа. Я что, шрифт презентую? Если бы я хотел показать шрифт, я бы шел к каллиграфу Лебедева за рецензией.

To Doctor_Mengele Конечно, мне нужна критика. Говоря про другие рассказы, я имел ввиду, что народ их читает, и рассуждает про идейность (собственно, для чего рассказы и пишут), при этом мало обращая внимания на технику. А у меня два человека любезно поискали ошибки, но при этом о стиле ничего сказано не было, никаких мнений. А я его задумывал, как более приближенный к реализму - т.е., с участием нужных ваховских персонажей, но в контролируемых порциях. Вот мне и было интересно, получилось начало али нет. To AN_XI: Достаточно. А вообще, господа, мне ужасно нравится подпись в профиле уважаемого куратора LynxCancer

Мне вот кажется, или у вас такой иронический скептицизм? :) Я человек, и мне свойственно ошибаться. Спасибо, поправлю. Меня только слегка удивляет, что на форуме спокойно читают другие рассказы с немаленьким количеством косяков, и все прекрасно себя чувствуют.

Я вгляделся внимательнее. Вообще-то, это не косяк - я написал именно обдертый. Я имел ввиду, что нос ободран мелкими метеоритами - это и есть космическая пыль. Видимо, надо по человечески написать, что нос ободран попаданием мелких метеоритов :) По поводу шестерен - шестерни есть. И скрип шестерен, и вращение шестерен, и поломка (изготовление) шестерен. (через минуту) надо все таки уточнить склонение.

Вы будете смеятся, но про Ворд я забыл, при том, что писалось в нем, конечно, и работаю я в редакции :D Это магнитные бури, однозначно. За косяки спасибо, я дома поправлю.

Amunt: надо, надо :) LynxCancer: работаем. Хотелось бы только немного конкретики по стилю. Не может быть, чтобы не было замечаний.

Примечание: рассказ специфический, одного человека расстроил. Если не место в Стимпанке, я сниму. Мне просто любопытно, удался ли тот переход, который я задумывал. Спасибо за внимание. Хромворт Ночью улица Десяти Фонарей выглядела совсем по другому. Ламповые фонари на ней тушили после того, как над горизонтом, перечеркивая закат, показывался длинный зубец Часового Колеса, и город заливало чернотой. Но некоторые кварталы были хорошо освещены – такое могли себе позволить богатые гильдейские сэры, некоторые лавки, хозяева которых принимали ночных посетителей, и, конечно же, Монарший переулок. Если забраться ночью на развалины старой башни, стоящей недалеко от дома Дарлингтона-старшего, можно было увидеть этот ночной бал огней – островки света, разбросанные то тут, то там. А Грок, гадкий мальчишка из дома Лонхоттеров говорил как-то ему, что с башен некоторых гильдий можно увидеть край света. И откуда ему знать это, с раздражением вспоминал Даргли. Можно подумать, что его пустили сунуть свой нос хоть в одну гильдию, а если даже и пустили, то вряд ли выше первого этажа. Сейчас же Десять Фонарей пугали его до дрожи в коленках. Длинная, узкая улица казалась дорогой в черную пустоту. Не как в страшном сне — Даргли про себя называл их «зевотными» – ну право же, скучно, попугаешься чуток и больше ничего интересного — так вот, во сне ты куда-то идешь, идешь, а впереди тебя ждет что-то ужасно нехорошее, но оно пришло именно за тобой! В том-то и разница. А здесь была просто «пустота», именно такое «ничего», которое съест тебя, не заметив даже, и будет тысячу лет ждать следующего глупого мальчика. По обеим сторонам улицы стояли дома с закрытыми медными ставнями, из-за которых не доносилось не звука – будто сейчас почтенные семьи не ужинали дома, греясь перед камином, слуги не мыли посуду, беззлобно переругиваясь между собой, а дети не играли в свои вечные игры. Не слышно было даже вездесущих котов. Мальчик замирал каждый раз, когда проходил мимо темных промежутков, разделяющих дома. Ему казалось, что в каждом из них притаился Дикий слуга, ожидающий момента, чтобы прыгнуть — рраз! И забрать его, Даргли. И каждый раз он облегченно вздыхал, но потом с новой силой начинал бояться, когда заканчивался очередной дом. И ему еще надо было читать вывески! В темноте приходилось внимательно всматриваться в каждую. Как можно одновременно читать вывески и смотреть по сторонам? Да еще в такой темноте, хоть глаз выколи. — Если вернусь домой целый и невредимый, – думал он, обязательно скажу матери, куда меня посылает старший брат по ночам. Правда, после такого признания Хенартли точно не будет делать ему новых заводных жуков. Вот вывеска оружейного мастера Тиголло: черные, металлические буквы, а под ними висящий дулом вниз бундельвер. Настоящий. Вот строгий костюм Джонни Ренарта, буквы покосились и напоминают оплывшую свечу. Портному следовало бы иметь более приличную вывеску. Вот книжный магазин Хе Граффы, единственная вывеска с печатью доверия на этой улице – такая выдавалась Малым торговым советом после двадцати пяти лет честной торговли. Даргли даже удивился, почему хозяйка предпочла Десять Фонарей для своего магазина. Ее с радостью приняли бы в любом квартале города. Дальше шли: продукты Фирацеско, аптека Гройля, купальный дом Люнтарна, пивная. Возле вывески, рядом с которой горела небольшая ночная свеча, ноги Даргли остановились сами. На деревянной пластине, окрашенной в розовое и фиолетовое, было написано только одно слово. Мальчик на секунду покраснел, стыдливо покосился по сторонам, и пошел дальше. Как ни странно, теперь он стал меньше бояться — странно как-то было думать, что возле дома хихикающих, веселых леди оттирается какое-нибудь чудовище. Теперь Десять Фонарей подрастеряли свой пугающий вид. Конец улицы был уже близко, далеко за ним Зубец упирался в луну. Из северной части города ветер принес рваный шум – это башня Скрипучка поворачивалась вокруг своей оси. Значит, половина ночи уже прошла. Наконец, ему попалась на глаза вывеска, на которой было много всяких вещей: колбы, проволочки, шестеренки, оправленная в квадратную рамку ткань, какой-то камень, большая вилка, а венчала это все надпись ”Треубан Корти. Всякая всячина”. Даргли остановился перед ней. Сейчас середина ночи, и все порядочные люди видят уже восьмой сон. А вдруг здесь закрыто, и он зря проделал такой путь? Но Хенартли сказал, что хозяин не будет спать. Пока он колебался, ему в голову пришла замечательная идея. Закрыто, или не закрыто – неважно. Теперь росказням Грока про гильдейские башни суждено поблекнуть перед Страшным Ночным Приключением Дарглингтона – спорю на что угодно, усмехнулся он, что все соседские мальчики развесят уши. Надо будет только добавить сюда порочку взбесившихся автоматонов, диких крыс, величиной с бочонок, и… и… Дверь, натужно скрипя, открылась, и сердце Даргли упало в пятки. На какую-то секунду он даже подумал, что намочил штаны. На пороге стоял высокий человек, поигрывая хлыстом. — Я тебя заждался уже, – сказал он ворчливо. — Сс-э-эр, я… — Внезапно стал заикой, я вижу. Извини, если напугал. Давай, проходи внутрь, – мужчина подтолкнул Даргли рукой и закрыл за ним дверь. Магазин оказался небольших размеров. Входя, покупатель оказывался перед длинной стойкой, которая делила комнату на две части, от стены до стены. На стойке было разложено много товара – но когда Даргли поднял глаза, они невольно округлились от удивления – на задней стене его было еще больше. С многочисленных полочек буквально свисали всякие непонятные штуки. Особенно выделялись тонкие, скрученные, как сушеные змеи, бутылочки с разноцветными этикетками. — Вы мастер-алхимик? – уважительно спросил он человека. Тот улыбнулся. — А что, по твоему, мастер алхимик делал бы в такой дыре? Даргли пожал плечами. — Не знаю. Я видел книжный магазин на вашей улице… — Это Граффа. Да, ей тут точно делать нечего. Ну, а теперь выкладывай, что там передал Хенартли. Мальчик осторожно достал из кармана серый сверток. — Вот, держите. Хозяин лавки радостно выдохнул, и с не меньшей осторожностью принял посылку в свои руки. Затем, положив сверток на прилавок, он сел на кособокий стул, и о чем-то напряженно задумался. Даргли осмелился напомнить о себе: — Эээ… сэр… — Что? А, да. Держи десять кролингов, и чеши отсюда. Это человек плохо знал Даргли. Даже тетка Флорисса из далекого южного города, ужасно нелюдимая и ворчливая особа, признавала его способность выманить у любого парочку кролингов на сок с печеньем в любое время суток. Он мог быть милым, как пуховое одеяло, или противным, как кактус – в зависимости от того, какого подхода требовала очередная жертва. И сейчас ему нужны были отнюдь не деньги. Он вытянул лицо, стараясь смотреть на хозяина одновременно глупо и с восхищением. Взрослые просто обожают рассказывать о чем-то (главным образом потому, что другие взрослые их не слушают), нужно только подтолкнуть их к этому. — Сэр, а что там внутри? Брат никогда мне не говорит. — Ага. Я бы сказал, что это не твоего ума дело, но давай проясним один вопрос — смотри на меня — ты ни разу не пробовал посмотреть? Совсем ни разу? Ну даже чуточку? Даргли посмотрел на хозяина, и понял, что врать бесполезно. — Один раз, сэр — уныло признался он. — В таком случае, если бы ты смог посмотреть, что там, ты бы не задал этот вопрос. А раз не смог — то, мой дорогой, это по прежнему не твоего ума дело. Брату привет, – сказал хозяин, и вывел Даргли из лавки. Мальчик сделал вид, что идет домой. Проходя мимо аптеки, он юркнул за угол, в темный проулок — подумать только, полчаса назад он не зашел бы сюда ни за какие коврижки. Но, что чудесно знал Хенартли, и не знал Треубан Корти, Даргли был так устроен, что его движителем мог стать любой природный позыв, вспыхивающий, как спичка, от малейшего огонька. Сейчас его съедало жуткое любопытство. Предыдущие получатели просто отмахивались от Даргли, как от назойливой мухи, не считая важным даже соврать по человечески: это было так естественно, что мальчик не особо пытался узнать, что же там такое, спрашивая каждый раз чисто по привычке. Но здесь пахло чем-то тайным! Для мальчиков тайна хуже, чем для мухи мед или для бабочки — фонарь. Потому что, в отличие от бессловесных тварей, они прекрасно понимают, что им влетит за попытки ее узнать — но все равно ничего не могут с собой поделать. Прокравшись обратно к «Всякой всячине», Даргли внимательно ее обследовал. Дом вырастал из глухой, высокой стены, которая разделяла собой некоторые старые улицы. Единственное окошко возле двери было закрыто ставнем. Дагрли почти отчаялся, но вспомнил, что в старых домах бывает слуховое окошко, обычно под самой крышей — такое есть дяди Стомпа. Оттуда еще вечно дует, и приходиться затыкать его старым хламом. Стена, подрастерявшая за долгие годы куски штукатурки и кирпичи, представляла собой отличную возможность забраться наверх. Мальчик, пыхтя, дотянулся руками до карниза, подтянулся, и оказался на скрипучей листовой крыше. Секунду спустя он понял, что дома мать таки задаст ему взбучку — крыша была ржавая, будто ее сто лет мочили в тазу, и колени штанов наверняка приобрели цвет бурой меди. Подползая к тому месту, где должно было находиться окошко, он чуть не заорал в голос, наткнувшись на торчащий из крыши гвоздь. — Там просто обязано быть что-то интересное… – скривившись, пробормотал Даргли. Окошко было на месте. Сперва ему показалось, что все зря — оно зияло чернотой, как заколоченное или плотно закрытое. Но, протянув руку, он понял, что окно представляет собой пустую раму. Чуть помедлив, Даргли просунул туда голову. Удивительно — он смотрел сверху вниз на чердачное помещение, заставленное сундуками. Между досками пола снизу, из комнаты, пробивался яркий свет. Даргли высунулся обратно, развернулся, и влез в окошко ногами. Потом, повиснув на руках, отчаянно болтал ими, пока носки сапог не уткнулись в крышку ближайшего сундука. Обретя точку опоры, мальчик спустился на пол, и приник глазом в щель между досками. Его глаз оказался прямо над прилавком. Там, где лежал часом раньше серый сверток, теперь находилась только оберточная ткань. На прилавке танцевали багровые тени, а тихий скрипучий голос — Даргли не видел его обладателя, но по красоте он мог поспорить со штопором в ухе — декламировал: — Ешьлоб кат учохен я! Ешьлоб кат учохен я! Ешьлоб кат учохен я! Что-то стало происходить. Даргли поменял щель, но отчетливо рассмотреть не смог. Ему показалось, что лавку заполняют толстые, кроваво-красные щупальца. Их становилось все больше и больше, и теперь мальчик не мог оторовать взгляда. Он знал, что это — не понимая, откуда в нем живет такое знание — знал, и как будто терял связь с реальностью — Хромворт, отец с матерью, Хенартли, друзья, вчерашний сливочный торт, цирк, деревянная кровать с резными фигурками, шишка на лбу, полученная в Тысячник, прошлогодняя ярмарка, все, день за днем, уходило куда-то, таяло, как масло на сковороде. Вскоре исчез и чердак, и даже его одежда — только сам Даргли, безразличный, оказался в темном мешке, полном мягких, мокрых подушек неправильной формы, которые двигались, подчиняясь неведомому ритму. Мешок был разумен. Мешок был огромен. Даргли хотел бы всегда оставаться здесь. Мешок заговорил с ним внутри себя: — Хочешь ли ты начать путь снова, с самого начала? — Да… Простонал кто-то невдалеке, и Даргли понял, что спрашивали не его. — Ты хорошо подумал? — Как ты можешь спрашивать меня об этом? – ответил голос. И Даргли вдруг оказался внутри головы того, кто отвечал — как будто нырнул в глубокое озеро, только каждая капля была краской, или звуком, и картины мыслей накрыли его шумным водопадом. Вязкий привкус воздуха, затхлый запах опостылевшей жизни. Мысли человека сложились в площадь невероятных размеров, и на ней выросли столбы, — их были тысячи, десятки тысяч, высоких, тонких, раскачивающих пустые фонарные клетки под холодным ветром, — и на каждом висела табличка «Зачем?» — Игра-а-а – распахнули свой зев стоки канализации, слизывая с мокрых камней чьи-то слезы. — Боль-шая иг-ра, где на-до приду-ма-ть се-бе пра-ви-ла, и раз-вле-кать се-бя, как в де-ше-вом те-ат-ре, зак-ры-вая гл-аза на пло-ху-ю по-ста-но-вку — мерно отбили часы на ратуше. На площадь вышли механические люди, скрипя шарнирами сочленений. Они махали руками и пересказывали бородатые анекдоты; спорили, рассказывали новости, и обменивались рецептами лимонного пудинга; обнимались, дрались, кричали, читали стихи, молчали, припадали к земле, как животные, или, бродя в отдалении, натыкались на столбы, глядя в небо. Их улыбки разбрасывали искры, сверкая брилльянтовой отделкой, но немного выше были пустые глаза. — Я хочу… Я хочу! – сказал человек. — Да будет так, – ответил мешок. 14:39 по местному времени, больница Гудуотер. Студент Юзеф Мрачек лежал на кровати, едва дыша. Его руки тряслись, выдавая нервное перенапряжение. Лежащий на соседней кровати крупный мужчина содрогнулся, свернулся в позу эмбиона и заорал во всю силу легких. Мрачек вздрогнул и заплакал. Картер, врач пациента, бросил ему: — Юзеф, вдох-выдох, вдох-выдох. Это отходняк. В комнату вошли санитары с койкой. С пациента сняли электроды, переложили на койку, и увезли. Картер подошел к нему, помог встать, и распутал головную манжету. — Сколько пальцев? – спросил он. — Д-два. — С кем ты занимался сексом первый раз? — И-ик-ди в жопу. Картер довольно хмыкнул: — Жить будешь. Пойдем на свежий воздух. На ступеньках у Юзефа подкосились ноги, и он сел. Картер, подобрав халат, тоже. — Слушай, и так что, каждый раз? — Что каждый раз? Это тебя как на сафари отправили. Я тебя вообще-то записал к Николаю Рейнбеку. — А это кто? — Это девятилетний мальчик, который любит своих домашних зверюшек поджаривать в микроволновке. Юзефа затошнило. Картер сначала поскалил зубы, а потом посерьезнел: — Думай сам. Ты даже не представляешь, что твориться в голове у особо запущенных. Экзамена не будет — мое рекомендация последняя. Если говоришь «да» – мы идем сейчас пить пиво, а завтра будешь работать с Николаем, уже как молодой специалист. Говоришь «нет» – мы идем пить пиво, а потом смотрим, куда тебя определить дальше. У тебя с биохимией хорошо — три месяца перекадровки, и пойдешь в возрастологи. Платят хорошо, работа интересная. Высокопрофильному возрастологу люди ноги целуют. «Пустые глаза», вспомнил Юзеф. — Если что, скажешь завтра. И не делай из выбора личную трагедию. Все нормально. Ну что, по пиву? — Да, – сказал Юзеф. — О, кей! — Нет, я… — Я все понял, – улыбнулся Картер. — А теперь пошли.

Хорошая рассказюка. И слог хороший. Но чисто технически я (имхо) кое-что поправил бы. Бездна. Безмолвная бездна космоса. Алмазные россыпи далеких светил тихо мерцают на покрывале безграничной тьмы. Есть такое выражение, да, тихие звезды, но звезды вообще бесшумные, и не мерцают не тихо, не громко. Кроме того, сам образ слова (мерцают) уже подразумевает тишину. Им нет никакого дела до одинокой далекой звезды, Им нет дела до одинокой звезды. затерянной в бесконечных глубинах космического холода и стоящей как маяк на пути к галактическому центру. холод - это состояние, характеристика. Но вдруг что-то изменилось. Пространство начало судорожно бурлить, словно нечто изо всех сил пыталось вырваться из плена вселенского мрака. споткнулся Огромных размеров космический корабль, окрашенный в цвета ночи – темно-синий и черный – явился из бездны, дабы нести погибель любому противнику, которого встретит на своем пути я бы убрал Множество уродливых горгулий, застывших химерическими изваяниями образ обеих слов уже подразумевает гротеск, две штуки - много Сотни батарей, исписанных нечестивыми символами, могли в любую минуту открыть чудовищный по мощности огонь. готовы, разразится гибельным огнем. Могучие орудия орбитальной бомбардировки презрительно взирали на светило неодушевленный предмет. Можно, но сложно. + перебор эпитетов могучести - и огонь чудовищный, и орудия могучие. высокомерно взирала в пространство корабль нашпигован глазами. Огромный зал, наполненный угольно-черным мраком наполненный мраком. он уже черный подавлял своим равнодушием любого подавил. Огромный зал, наполненный угольно-черным мраком, подавлял своим равнодушием любого, кто осмелился бы нарушить его безмолвный покой и медитацию коленопреклоненного гиганта, застывшего в круге призрачного света в середине центрального нефа перед огромной статуей вообще длинное предложение. Их много :) бездушный камень камень по определению бездушный. Я не придираюсь, но тут нужно поработать :). С уважением,

Убрал, извиняюсь. От переизбытка чувств :rolleyes:

Добрый вечер, уважаемые форумчане. Выложил начало того, что у меня расписано по плану (и даже сам план есть :), как серьезный анбэк. Причины: Ваху люблю, но детские мотивации и прочее меня лично раздражают. Можете прочитать, или просто сказать, что вы думаете по этому поводу. Также, если вам мой стиль чем-то придется по душе, рад бы был побеседовать насчет соавторства, или, как минимум, вычитки. Я периодически загораюсь, и так же быстро потухаю, нуждаюсь в медицинских пинках под зад. Легион Ноль Глава первая. Марс. Марс, орбитальный космопорт Да Хесто Волариум 4, низкая орбита Изрытая кратерами, черно-серая поверхность планеты наводила тоску. Облокотившись на поручень, капитан Кархэм вглядывался в россыпь далеких огоньков на южном полушарии – это светились исследовательские станции, разбросанные по планете. Огоньки, будто яркие насекомые, стекались в один поток, который, расширяясь, припадал к подножию титанического шпиля, закрывающего часть звездного неба. Гора Олимп. Капитан наклонил голову и прижался лбом к толстому смотровому стеклу. Он думал о том, что все самое невероятное, что только можно представить, иногда воплощается еще в более странных формах. Что, например, маноджианин забыл на железном Марсе, Великой Кузнице человечества? Он погрузился в прошлое. Кархэм вырос на Манодже, аграрной планете, где на каждую семью приходилось несколько сот акров земли. Они были почти полновластными хозяевами бесконечных равнин, полей и высоких холмов – конечно, при условии, что десятая часть урожая вовремя отходила Администратуму. - Что же, - говорил отец маленькому Кархэму. Каждый человек должен быть на своем месте. В Империуме все чем-то заняты. Отец смеялся. - Мы не солдаты. Мы мирные люди, и даже если дать нам оружие, толку не будет. Мы не привыкли нагибаться, прыгать, уклонятся, стрелять, колоть – наши хищнические инстинкты давно атрофировались. - Ты знаешь, - говорил он. - Я когда-то видел кадианца. - Ухх! – выдохнул мальчик, блестя глазами. - Страшный человек. Не внешне, нет. Но его движения и больные глаза… Я тогда подумал, что такой человек при желании может завоевать всю Маноджу в одиночку – и мы ничего ему не сможем сделать. - О чем это я… Так вот, мы не солдаты. И не ученые тоже. Мы не сможем сидеть согнувшись над манускриптами – нам нужно чувствовать ветер в легких, землю в пальцах, дождь на коже. Мы крестьяне, это наше призвание. Но то, что мы вырастим, будет есть солдат, иначе не сможет хорошо драться, и ученый, иначе не сможет много думать. Видишь, как все просто, мальчик мой? Каждый должен быть на своем месте. Маноджа. Голубое небо, желтая пшеница, зеленоватые воды реки – все это, отпечатавшись в его сознании навечно, снилось ему снова и снова, как только он засыпал в очередном блоке-отеле на Фобосе, где его встречали душные, глухие стены, вонь, соседи, свисающие слева и справа и койка, похожая на прокатный стан. Но альтернатива – спать в Мехафактории – ему нравилась еще меньше. А корабль опечатывали после каждого рейса, тщательно продезинфицировав. Утром капитан чувствовал себя болванкой для пушки. Зарядили – выстрелили. Еще раз. Рейс с Фобоса на Марс. Еще раз. С Марса на Фобос. Еще раз. Обратно. Что везем? Кархэм один раз попробовал спросить. И навсегда запомнил ответ старшего инженера-надзирателя, магоса Люктара. Тогда они стояли возле грузового отсека транспортника, в который, надрываясь, его люди и сервиторы затаскивали тюки с отпечатанной на всех сторонах шестеренкой. Магос, услышав вопрос, повернулся к капитану. Его лысый череп, обтянутый болезненной кожей, отражал свет ламп. Над его левым глазом вращался миниатюрный вентилятор, вставленный прямо в череп, над правым бежали медные охладительные трубы. Люктар был логистиком, и отвечал за бесперебойное перемещение и складирование грузов. Безобидная должность. Но Механикус, как понял Кархем, все имели зубы. Люктар почти улыбнулся и проскрипел: - Если капитан еще будет проявлять эмоцию, классифицируемую, как “любопытство”, его ждет сервиторная операция. Возможно, это была шутка, но Кархэм решил не проверять наверняка. Капитан поморщился, выкинул из головы ту сцену, и вернулся к созерцанию Красной планеты. Через несколько минут его мысли нарушил резкий звук. На опорной колонне включился громкоговоритель. - Капитан транспортника 31-8-170-2, заправка окончена. Капитан транспортника 31-8-170-2, заправка окончена. - Пора идти, - пробормотал Кархем. Он двинулся к лифту. Шум механизмов снова накрыл его, как только он отошел от внешнего края платформы. Поднимались и опускались формовочные прессы. В ремонтных доках сервиторы заваривали поврежденные места корабельной обшивки. Кархем засмотрелся на гигантский вентилятор, обеспечивающий платформу затхлым воздухом, и чуть не попал под шагающий кран. Магос-водитель хлестнул его серворукой, отбрасывая с дороги. Кархем застонал, но поспешил убраться. Возле лифта стояла новая смена техностражей. Старший поднял ладонь: - Пропуск. Кархэм предъявил. Ему совсем не понравилась эта парочка, тем более, что младшего стража звали Туи – бывший член его команды, осужденный Механикус за воровство. Он мог отделаться работой на нижних уровнях, но его подвели прекрасные физические данные. Теперь у Туи четверть головы заменял массивный оптический прицел с целеуказателем. Кархэм даже засомневался, может ли он разговаривать. - Туи, - шепнул капитан, пока старший диктовал в вокс номер пропуска. На мгновение ему показалось, что в глазах человека мелькнуло понимание, но затем он увидел, как от целеуказателя протянулась тонкая, красная линия, конец которой был где-то у него между глазами. Кархем буквально физически чувствовал эту точку, она жгла ему кожу. Он побоялся снова назвать имя, чтобы не дать повод полумашине выстрелить. - Отставить, - сказал старший страж. Туи погасил прицел и уставился в пол. - Можете ехать, капитан. Створки лифта, зашипев, открылись. Струйки пара из гидравлических механизмов потоком воздуха занесло в кабину. Кархем вошел, нажал клавишу “уровень заправки” и расслабился. Лифт тронулся вниз. Внутренности капитана сделали прыжок к потолку. Ноги Кархэма почему-то заныли, как случалось всякий раз, когда он покидал твердую поверхность. Он никогда не понимал, почему в лифте нельзя было поставить скамьи. Под равномерное гудение и скрип шестерен он уснул. Когда кабина третий раз просигналила о прибытии, Кархем, наконец, открыл глаза. Зевая, он вышел. В нос ударили знакомые запахи ракетного топлива. Коридор показался ему еще грязнее, чем в прошлый раз, хотя это было просто невозможно. Тяжелые частицы, оставшиеся после переработки прометиума, разносились с нижних подуровней вентиляционными потоками и оседали везде, где только можно, оставляя липкий налет. От лифта через пропасть тянулась дорожка к ангару. Перегнувшись через бронзовые перила можно было увидеть внизу далекие огни и фиолетовые вспышки. По обеим сторонам бежали другие дорожки. Кархем, не сбавляя шага, вертел головой. Справа от него шел капитан планетарного транспортника, не покидавшего стратосферу. Они обменялись приветствием. Слева, через три дорожки, другой капитан, со знаками отличия Имперского флота спешил в свой ангар. Корабль Кархэма покоился в углублении посадочной палубы. Тупой, ободранный мелкими метеоритами и обожженный солнечными ветрами нос был нацелен в черный, звездный прямоугольник. Техники отсоединяли топливные кабели и укладывали их на погрузчики. - Акте, капитан! – раздалось из-за спины. Кархэм обернулся и увидел своих ребят, которые, судя по виду, уже успели прополоскать горло низкопробным амасеком, укрывшись где-то в переплетении палубных конструкций. - Вы вообще в своем уме? – рассердился Кархэм. А если Люктар будет проводить плановую проверку? Между прочим, я две минуты назад видел Туи. - И как он, кэп? – спросил Толстяк-Демон. - Как он? Вместо башки у него теперь железки. - Чертовы шестеренки, - заворчала команда. Но в этом ропоте было совсем немного гнева, и гораздо больше страха. Механикус были в своем праве делать то, что захотят - тем более, на своей территории. Кархэм слышал историю, как некий магос отказался отгрузить какие-то водяные насосы по требованию чиновника из Администратума Терры. Чиновник съел, хоть и поморщился. При таких масштабах сложно рассуждать о правах какой-то команды какого-то захудалого корабля. - Пошли! – махнул капитан. Если кого-нибудь из вас отправят на переделку, уверен, пользы будет гораздо больше. Подходя к транспортнику, команда притихла. Странно, но эта старая, потрепанная махина, твердо стоявшая на четырех приземистых опорах, вызывала чувство нежности. Каждый человек в команде относился к кораблю, как к своему дому – а он и был таким. На трапе Толстяк-Демон пропустил всех, кроме капитана. Достав горелку, он выжег новую звездочку на обшивке, сделав рисунок из звездочек “на удачу” немного длиннее. Кархем улыбнулся. - ТэДэ, с нашими домашними полетами нам грозит разве что метеоритный дождь. - Кто знает, кэп. Кто знает. Глава вторая. Кошмары. "Здесь", - подумал он. Невдалеке виднелись шпили гробницы, белеющие в лунном свете. Под тяжелым шагом человека хлюпнуло озерцо. С дерева, крикнув, сорвался ворон, и ночная тишина была нарушена. Послышался топот. Он попытался вспомнить, кто издает при беге такой звук - но не смог. Это был кто-то тяжелый, и при этом очень быстрый. Тепловизор ничего не показывал. Кто-то бежал по крышам мавзолеев и криптов, круша черепицу. Человек слышал треск, сперва с крыши узкого здания, похожего на вытянутую руку, в тридцати метрах от него. Затем неизвестный прыгнул в окно часовни, выбив раму. Топот загрохотал по винтовой лестнице, вырываясь из башенных окон. Сейчас. Дверь распахнулась, открыв пустой проем, и скамьи в зале служений, подсвеченные белесыми отблесками мозаичных фресок. Человек ждал. Подул легкий ветер. Двери часовни начали раскачиваться на несмазанных петлях. Стонущие звуки ржавого железа разносились по святому кладбищу. Ему вдруг вспомнился орковский лифт на Манодже, который поднимали, вращая барабан, сотни рабов. Там не хватало именно этого звука - тоскливого, плачущего. Кто-то должен был оплакивать людей, они не должны были умирать под звуки пьяного хохота зеленых животных. Он видел, но не мог ничего сделать. И плакать тоже не мог. "Где он?" - подумал он. Неужели это были призраки? Нет, вряд-ли призраки могли так убедительно грохотать. Пока раздавался шум, в нем на несколько секунд всколыхнулась призрачная надежда - неизвестный, по какой-то счастливой случайности мог оказаться орком. Он горько улыбнулся, и сжал сильнее приклад. Легкая дрожь организма подсказывала, что любая терпимость имеет свои барьеры. Он хотел резать тварь по кусочкам. Он ничего не хотел больше, чем это. "Пожалуйста!", - прошептал он, живо представив себе Трон. Того, кто на нем сидел, он никогда не мог вообразить - будто что-то мешало. Он просто подменял пустоту мягким, всепонимающим светом. Но затем ожидание сменилось разочарованием. Не было страшного боевого крика. И орки не прячутся. Медленно ступая в тенях, он вглядывался в силуэты зданий. Пели кладбищенские сверчки. Мостовая, заросшая травой, скрывала шаги. Темные провалы окон хранили в себе пыль и клубящийся туман. Внезапно топот раздался снова - прямо у него за спиной. Шелест воздуха, разделяемого отточенным лезвием. Холодея, он понял, что не успеет обернутся. - Кархэ-эм! Кархэм! Задыхаясь, он сел на кровати. Сердце выпрыгивало из груди, в горле першило. - А? Что? Что? - невнятно, скороговоркой, пробормотал капитан. Анджей, навигатор, смотрел на него со смесью жалости и раздражения. Он был одет в потрепанный свитер, сшитый из остатков востроянских шинелей, купленных за бесценок в Переулках Фобоса. ТэДэ никак не мог починить обогревательную систему. Кархэм сразу вспомнил про это, как только сел на койке. Холод добрался до его костей сквозь тонкую, промасленную ткань пижамы. - Ты меня разбудил, - сказал Анджей. Мало того, что этот толстый урод каждый раз напивается и орет песни в коридоре. Стоило мне дождаться, пока он угомонится, как заорал ты. - Разговаривай повежливее со своим капитаном, - дрожа, уточнил Кархэм. Спрыгнув с кровати, он достал из шкафчика форму и подстежку. - Что тебе снится? - Кошмары. - Просто так, или... Капитан проигнорировал явное любопытство. - Пойдем выпьем.

Мне понравилось. Сильно.

Tugarin, спасибо. Постараюсь продолжение написать так, чтобы не возникало подобных заминок.

"Трупа-на-Троне" - мне понравилось словосочетание. Емко. Имхо, "Император-Труп" звучит хуже.

andrei354: АА!! Тираниды!! АА!! :)

По поводу русского колорита - мне тоже чуток мозолило. Может, дело в том, что Ваха очень много заимствует от латыни с ее звучными готическими фразами. Поэтому конфликт стилизации. Это все равно что "бокал вина" и "фитнесс".

Кстати, Erenarch, забыл, что хотел сказать. Тема Гвардия vs Орки хорошо раскрыта в книге Митчелла Сканлона "Пятнадцать часов". Если не читали - посмотрите. Tugarin, ну что вам сказать. Рассказ - это не математика и не отдел светопостановки. Если мне описывают, что роза прекрасна, мне неважно, сколько у нее лепестков, и под каким углом ее лучше рассматривать для наибольшего визуального удовольствия. Читатель, безусловно, может и не видеть цвет травы - но для того же я и автор, чтобы ему об этом рассказать. Я-то ее вижу. А вы либо верите, либо нет - в том и суть. Спасибо за критику, но это я править не буду - не считаю критичным.

"хорошо, но пока смотрится так - это дерево, а вот позже я вам расскажу, что это не просто дерево, а деревянная сидушка от стула" (смеется) я понял. "вот классно описана битва ИГ с орками" - спасибо, сейчас же и почитаю.

А мне, пардон, понравились "полу - ботинки". :) "В борту оплота" - оплот скорее замок, чем корабль. Летал он только у Саймона Грина в "Искателе Смерти". "Участвовал в 2500 боевых операций" бессмертная ниндзя :) а до этого описание смахивает на русскую БФ. Еще у меня чего-то ассоциация с "Пираньей" Бушкова возникла.

Спасибо за замечания. 1. "Ну и пунктуация" - да, я люблю всякие : и ; :) 2. Прямая речь - правил. 3. За Империум - правил. 4. Батарею - правил. 5. Бронежилет - правил. 6/ "где ИГ сражаются, за что, с какими орками" - поясню, почему я веду такую политику. Мне довольно часто попадаются рассказы, в которых автор начинает детально описывать - что, где, и как - но при этом складывается впечатление, что читателя убеждают примерно таким образом: - Это стул. Но это не просто стул! Это стул с четырьмя ножками. Это стул из дерева. На нем можно сидеть. Я постараюсь мотивы драчки более подробно описать в продолжении - по ходу дела, так сказать ).

Серая трава оросилась кровью. Затем огромный, металлический ботинок вдавил стебли в землю, смешав с плодородной почвой и липким машинным маслом. Через секунду полыхнула яркая вспышка. Белая струя огня протянулась над землей, очертив на мгновение дикие, сомкнувшиеся тени - клыкастый профиль, очертания наплечников, и меч, волей теней удлинившийся в несколько раз. Затем одна из теней пошатнулась, объятая пламенем, и начала падать. Страшный крик боли по воксу заглушали грохочущие выстрелы и лязг топоров с клинками. На траве, вскипая пузырями из краски и верхних слоев керамита, лежала силовая броня, и в ней – сваренный заживо человек. В сгустившейся вечерней тьме то тут, то там продолжали мелькать вспышки. Звуковой фон битвы изменился - в нем набрал силу мощный, многоголосый крик ”за Империум!”. На некоторое время рычащие вскрики участились – орки сдавали. Но затем, двинув вперед в массовом, сокрушающем броске, будто окутанные неуязвимостью, они выбили людей на прежние позиции. Таймон Круто, сержант Олирнского полка, оторвался от визора. В кабине ”Химеры” было что-то не так, и он явно чувствовал это даже спиной. Повернувшись, он снова увидел то, что пока ему, к сожалению, было приказано видеть. Металлическую рожу механикуса. - Ваши сервиторы все мертвы, - со злобным удовлетворением отметил он. - Правда, от них все-таки была некоторая польза. - Разбиты. - Чего? - Согласно моим данным, ваш слуховой канал в полном порядке, сержант, - сказал механикус. ”Один-один”, подумал Таймон. ”И когда эта скотина уберется из моей Химеры?”. - Где вы достали Астартес? - спросил он, снова опустив танковый визор. Механикус промолчал. Таймон смотрел, и думал такие вещи, за которые любой инквизитор содрал бы с него кожу. Ну и пусть. Инквизиция где-то очень далеко – а он здесь и сейчас, и его людей рвут на части зазубренными лезвиями, и расстреливают в упор тошнотворно выглядевшими столами. Чертовы Астартес. ”Таких людей не должно быть”. Как только эти великаны прибыли в расположение части, гвардейцы сами стали отдаленно походить на сверхлюдей. Сержант еще в жизни не видел такой дисциплины, и такого выполнения нормативов. И все это – в надежде заслужить хоть мимолетный одобрительный взгляд космического десантника. Одно было плохо. Они все-таки падали. Только что ему удалось заметить, как один оркоид с огнеметом выпустил почти в упор полбаллона топлива, и Астартес загорелся, как факел. Это било больнее, чем Таймон раньше мог представить. И это его чувства – сидящего в относительной безопасности под защитой брони. Ему не хотелось знать, как такая сцена могла подействовать на моральный дух гвардейцев, сражавшихся в самой гуще. "Смерть". Ему было страшно, но это был привычный страх – он уже несколько лет не обращал на него внимания, утешаясь несовершенством своего организма. ”Я человек, и я должен бояться. И сейчас я хочу быть там”. Еще один оркоид в поле зрения визора раскроил топором голову Унтобаро. У Таймона прямо-таки руки зачесались. - Механикус, я не могу больше сидеть здесь. Ликтра, ты за старшего! - Есть. - Сержант Таймон, - начал механикус. - Заткнись! Таймон распахнул оружейный шкафчик. На поясе у него висела булава арбитра, купленная когда-то на черном рынке. Грязно, но более надежно, чем простой меч. Из шкафчика он забрал лазган. Подумав, отстегнул термопластовый бронежилет, оставшись в простом камуфляже, и накинул на себя плащ с тонкими броневыми пластинами. Пластины Таймон вшил сам. Хочешь жить – сделаешь, что угодно. В драке с орками нужна подвижность, а от их пушек бронежилет все равно не спасет. Пробираясь по узкому проходу, заставленному аппаратурой, он почувствовал, как кто-то сзади держит его за плащ. Оглянувшись через плечо, он увидел черные, с проводками, пальцы механикуса. - Операция должна идти по плану. Сержант Таймон, я поставлю в известность вашего комиссара. У Таймона задергалась губа. Ему ужасно захотелось упереть дуло лазгана в это мертвое лицо и нажать курок. Видимо, это желание было настолько сильным, что Ликтра незаметным движением выключил камеру внутреннего слежения. Потом всегда можно что-то придумать. - Механикус, там люди умирают. ”Скажи, что это неважно, и я влеплю тебе заряд прямо в лоб”. - Я поставлю в известность вашего комиссара. - Договорились. Приоткрыв люк, сержант медленно выглянул наружу. Химера стояла в некотором отдалении, и можно было не бояться, что тебе снесет болтом голову, но осторожность не раз спасала ему жизнь. А вон и коммисар. Сержант ухмыльнулся. Черное пятно было заметно даже среди всеобщего бардака. Оно упорно пробиралось к другой заметной фигуре – высокому, худощавому орку, вокруг которого потрескивали бледные разряды. Таймон понял, что комиссар опытным глазом определил причину внезапной смелости зеленокожих, и полез ее устранять. С комиссаром в битве было спокойнее. Он, конечно, не Астартес, зато хороший пример того, сколько раз обычный, опытный человек может остаться в живых. И, между прочим, именно его плащ вдохновил Таймона. Спрыгнув на землю, он снял булаву с пояса, вдев ее в защелки на левой руке. Потом застегнул плащ, взял лазган наизготовку, и, пригнувшись, побежал к ближайшей драке. Там два орка наседали на двух людей. Вскоре голова одного из гвардейцев улетела в толпу, в ней же затерялся и второй человек, вместе с одним из орков. Второй орк, оставшись без дела, заметил приближающегося человека, и помчался к нему, размахивая топором. Вид орущего орка, горящего желанием распотрошить тебя, был очень неприятным. Таймон поймал качающуюся голову на мушку. ”Ну, давай”. Оркоид начал стрелять из пушки, которую держал в огромной лапе. Таймон большим усилием воли заставил себя не двигаться. Он знал, что так вероятность остаться в живых гораздо больше, но тело упорно хотело убраться из-под прицела. Болты взрывали землю слева и справа, входя в нее с чавкающим звуком. К счастью, ни один его не задел. Орк заревел, и выбросил пушку, метнув вместо этого в сержанта топор. Таймон упал на одно колено, зазубренное лезвие просвистело над головой. Орк уже почти добрался до него, и прыгнул, раскинув руки. Таймон выстрелил, сразу перекатившись вбок. Зеленая туша упала на землю. Встав на ноги, сержант вполоборота наблюдал за орком. Тот, загребая землю пальцами, держался второй рукой за голову. Один глаз вытек, и вокруг него змеились трещинами ожоги. - А ты прочная скотина, - пробормотал Таймон, выпустив еще два заряда. Голова орка размазалась по плечам. Сержант на несколько секунд задержался возле выброшенной пушки – ему никогда не нравились лазганы. Но ее конструкция настолько не внушала доверия, что Таймон плюнул, и побежал дальше. *** Придя в себя, он почувствовал все тело одним большим синяком. Что-то больно укололо плечо - это куски броневой пластины сместились от движения. В глазах плавали кровавые круги. Наступало утро. Лежа, Таймон видел перед собой чье-то тело в луже застывшей крови. Недалеко послышались визгливые голоса. С трудом повернувшись, он увидел зеленую остроухую фигурку, рыскавшую между тел. Затем раздался крик. На какую-то секунду Таймон подумал, что это низкий готик - но, если это был он, то настолько извращенный его вариант, что мозгу приходилось значительно напрягаться, улавливая, казалось бы, знакомые слова. - Здесь лижит ище адин! Судя по всему, его заметили. Еще несколько таких же фигурок подошли к нему. Таймон разглядел широко поставленные глаза, очень длинный, острый нос, и желтые, кривые зубы, вздергивающие верхнюю губу. Создания взяли его за ноги и за руки, и куда-то потащили. Пока его несли, Таймон успел разглядеть еще много таких же созданий, обыскивающих тела. Некоторые из них носили длинные винтовки. Создания притащили сержанта на небольшой пятачок земли, на котором сидели или лежали осунувшиеся люди. Никакой клетки или ограждения не было – по периметру круга стояли орки, раздавая пинки каждый раз, когда человеческая масса подкатывала к границе. Раскачав Таймона, мелкие оркоиды бросили его в круг. Чья-то рука нащупала его локоть, и помогла приподняться. - Ликтра! - Да, сержант. - Спасибо. Помолчав, Таймон спросил: - Все плохо? - Да, сержант. - А почему они нас не добили? - пробормотал он себе под нос, и осмотрелся. Это было действительно странно. Орки, которые их сторожили, при всем своем животном виде разительно отличались от тех сумасшедших зверей, с которыми Таймон дрался… некоторое время назад. Пленные люди сидели на небольшом холме, который слегка выдавался над равниной, что давало возможность охватить взглядом страшную картину, которую две расы изобразили на ней. Земля уже была, в основном, расчищена. Мертвые тела маленькие оркоиды волокли в кучу, а немногих живых – на холм. В разных местах жгли костры, и запах гниения то усиливался, то затихал, смотря, куда дул ветер. Сейчас на холм нашла особо удушающая волна. Люди закашлялись, а оркам, похоже, было все равно. Иногда по полю проезжал скрежещущий механизм, водитель которого вел машину вихляющими рывками. Среди общей зелено-черной массы солнечные лучи отражались от голубых керамитовых наплечников, которыми щеголяли несколько самых крупных орков. Нетрудно было догадаться, с кого они их сняли. То, что наплечники были потрескавшимися, и заляпанными крупными кровавыми пятнами, похоже, придавало им в глазах мародеров еще больше ценности. Раздался шум. Орки начали сходиться ближе к восточному краю, на котором что-то происходило. Таймон напряг зрение. Связанного комиссара выволокли откуда-то, его сопровождала стража. Даже отсюда было заметно, что орки с трудом сдерживаются, чтобы не наброситься на него всей кучей. Несколько орков взяли комиссара так, как недавно их маленькие подобия волокли Таймона, и подбросили в воздух. Силы у них было гораздо больше, а поэтому комиссар взлетел высоко. С земли по нему открыли стрельбу все собравшиеся зеленокожие. Сержант не поверил своим глазам – никто не попал. На второй раз комиссар превратился в решето. Этому сопутствовали дикий рев и потрясание пушками, топорами, и всем, что находилось в тот момент в руках орков. - Похоже, комиссар все-таки добрался до того, с молниями, - сказал Таймон. - Сержант? Вторым подбрасывали механикуса, уже без особой злобы. Он был немного крепче, и взлетал три раза, в каждый из которых из него летели ошметки железа. - Сержант! - окликнул его Ликтра, который смотрел в другую сторону. - Да? - К нам идут. Круг охранников расступился, и к людям подошел странно одетый орк. Вместо всякой нелепицы, которую они обычно любили на себя напяливать, у него просматривался какой-то стиль, немного напоминающий вычурные одежды олирнских аристократов. Правда, даже по человеческим меркам такая одежда была абсолютно безвкусной. Таймон заметил на его груди грубо нашитый символ, два скрещенных топора, орошенных кровью. Орк остановился, внимательно разглядывая их. - Льюдишки! - рыкнул он. - Мы сичас будим улитать атсюда, и бирем вас с сабой. Если кто-то хочит паказать, что он крутой – впиред, пока есть время. После пасадки на карабль таких будим сразу стрилять. Хатя, - помедлил он – все, что нужна, вы нам уже паказали. Охранники расхохотались. Таймон заметил, как на ноги поднимается Гуто, хмурый огнеметчик. - Я не буду вашим рабом, - сказал он. Лучше убейте. - Мы не убиваим после честной драки раниных, и тех, кто паварачиваится к нам спиной, - пояснил орк. - Я не поворачивался к вам спиной. - А! Извини, ашибка. Орк забрал у охранника пушку, и выстрелил в Гуто. Таймон моргнул, когда его забрызгало кусочками мозга. Люди напряглись, но охранники взяли стволы наизготовку. - Для ниво я сделал исключение. Кто-нибудь ище хочит паумничать? - спросил орк. Гвардейцы отводили глаза. - Вот и харашо. Забирайте их, - велел орк, и ушел. Остроухие оркоиды притянули сеть. Орки развернули ее, накинув на людей, сведя концы в один. Затем в небе показался грохочущий силуэт транспорта, выкрашенного в красный цвет. Таймон почувствовал, как сеть пошла вверх, и начал бороться за то, чтобы не задохнуться в окружившей его массе из тел. ________________________________________________________________________________ Континуе выложу через пару дней, надо пересмотреть свежим глазом. Спасибо за внимание.