Вскрикнув, Кроагер проснулся – вынырнул из пустоты без сновидений, ужасной в своем сходстве с забвением смерти. В горе пересохло, он часто дышал, с трудом вспоминая, где [ну уж нет]одится. Через входной проем в блиндаж просачивался тусклый свет, и внезапно Кроагер остро ощутил: что-то не так.
Он встал и неслышными шагами двинулся к выходу. Тени сплетались вокруг него, и смутное чувство чего-то неправильного превратилось в абсолютную уверенность. Он потянулся за мечом и еще больше разозлился, не обнаружив его на месте. Неужели эта маленькая смертная дрянь взяла его? Она жизнью поплатится за такое преступление.
Внезапно Кроагер почувствовал, что в блиндаже еще кто-то есть, и медленно повернулся. В сумраке виднелось неестественное свечение, и он прищурил глаза, стараясь понять, что это. Доспех его был там же, где он снял его, но что-то изменилось... Кроагеру потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что именно.
Доспех его был на ком-то надет. И этот кто-то держал его меч.
– Кто бы ты ни был, ты покойник, – пообещал Кроагер.
Незваный гость покачал головой.
– Нет, Кроагер, покойник – это ты. Ты нам надоел, и больше мы в тебе не нуждаемся.
Кроагер вздрогнул: он узнал этот голос. Но это невозможно. Это не могла быть она – его слабая, скулящая пленница.
Она поплатится за такую наглость. Он бросился вперед, занося огромные кулаки для смертельного удара. Женщина уклонилась от атаки, взмахнула мечом, и на боку его появился разрез шириной с ладонь. Кровь хлынула из раны алым потоком, и Кроагер взревел.
Но он не успел оправиться от удара: меч обрушился на него снова и вспорол живот, выпуская наружу внутренности, которые упали на земляной пол блиндажа. Кроагер рухнул на колени, с мольбой глядя на противника, но последовал новый удар, и ему пришлось вскинуть руки в бесполезной попытке защититься.
Тот, кто теперь носил доспех, не ведал пощады и просто кромсал его на куски. Сначала он лишился ладоней, затем меч отсек его руки до локтя. Кроагер завалился на спину в луже собственной крови, окруженный обрубками собственных конечностей; наконец женщина опустилась на колени, садясь на него верхом, и отбросила меч в сторону.
Нарочито медленно она сняла шлем, и Кроагер закашлялся кровью, увидев лицо заново родившейся Лараны Уториан.
Испуганная женщина, которую он мучил все эти долгие недели, исчезла; искаженное лицо новой Лараны не выражало ни жалости, ни сострадания – только ненависть, от которой Кроагера до мозга костей пробрал холод.
Держа затупившийся костяной нож обеими руками, она подняла его высоко над головой; а затем существо, когда-то бывшее Лараной Уториан, вогнало нож в глазницу Кроагера и продолжало наносить удар за ударом, пока череп ее мучителя не превратился в кровавое месиво.