[HH-33] War Without End | Нет войне конца

[Monique]

War Without End

Horus Heresy book 33

The Warmaster’s rebellion spreads to every corner of the galaxy in this Horus Heresy anthology. The galaxy will never know peace again, not in this lifetime or a thousand others...

READ IT BECAUSE

Been dying to read some of the stories from event-exclusive books? Now's your chance with this great collection of tales from the length and breadth of the Heresy.

THE STORY

The Emperor’s vision of mankind ascendant lies in tatters. The Great Crusade is naught but a fading memory. The dream of Unity is no more. But with Horus’s rebellion spreading to every corner of the Imperium and war engulfing new worlds and systems almost daily, there are some who now ask: were the signs there to be seen all along? In these dark times, only one thing is certain – the galaxy will never know peace again, not in this lifetime or a thousand others...

This anthology contains twenty-one stories from the Horus Heresy:

Sermon of Exodus by David Annandale

Howl of the Hearthworld & Lord of the Red Sands by Aaron Dembski-Bowden

Black Oculus by John French

The Laurel of Defiance, A Safe and Shadowed Place & Twisted by Guy Haley

Artefacts, The Phoenician, Imperfect & Chirurgeon by Nick Kyme

The Devine Adoratrice & Wolf Mother by Graham McNeill

Hands of the Emperor & The Harrowing by Rob Sanders

Virtues of the Sons by Andy Smillie

All That Remains & Gunsight by James Swallow

By the Lion's Command by Gav Thorpe

Allegiance & Daemonology by Chris Wraight

FREE EXTRACTS: ePub | mobi

INTERNAL ILLUSTRATIONS

(кликабельно)

Нет войне конца

Антология

Мечты Императора о возвышении и господстве человечества рассыпались прахом. От Великого крестового похода остались лишь тающие воспоминания. Веры в единство больше нет. Мятеж Хоруса простирается во все уголки Империума, едва ли не каждый день война охватывает все новые миры и целые звездные системы. Кто-то начинает задаваться вопросом: возможно ли было все эго предвидеть? Но в темные времена только одно ясно наверняка — Галактика больше никогда не познает мира…

Антология, которую вы держите в руках, содержит двадцать один рассказ от лучших авторов Black Library, а именно: Дэвида Аннандейла, Аарона Дембски-Боудена, Джона Френча, Гая Хейли, Ника Кайма, Грэма Макнилла, Роба Сандерса, Энди Смайлли, Джеймса Сваллоу, Гэва Торпа и Криса Райта.

"ОЗНАКОМИТЕЛЬНЫЙ ФРАГМЕНТ"

НЕТ ВОЙНЕ КОНЦА

АНТОЛОГИЯ ПОД РЕД. ЛОРИ ГОЛДИНГА

The Horus Heresy®

Это легендарное время.

Галактика в огне. Грандиозные замыслы Императора о будущем человечества рухнули. Его возлюбленный сын Хорус отвернулся от отцовского света и обратился к Хаосу. Армии могучих и грозных космических десантников Императора схлестнулись в безжалостной братоубийственной войне. Некогда эти непобедимые воины, как братья, сражались плечом к плечу во имя покорения Галактики и приведения человечества к свету Императора. Ныне их раздирает вражда. Одни остались верны Императору, другие же присоединились к Воителю. Величайшие из космических десантников, командиры многотысячных легионов — примархи. Величественные сверхчеловеческие существа, они — венец генной инженерии Императора. И теперь, когда воины сошлись в бою, никому не известно, кто станет победителем.

Миры полыхают. На Исстване V предательским ударом Хорус практически уничтожил три верных Императору легиона. Так начался конфликт, ввергнувший человечество в пламя гражданской войны. На смену чести и благородству пришли измена и коварство. В тенях поджидают убийцы. Собираются армии. Каждому предстоит принять чью-либо сторону или же сгинуть навек.

Хорус создает армаду и цель его — сама Терра. Император ожидает возвращения блудного сына. Но его настоящий враг — Хаос, изначальная сила, которая жаждет подчинить человечество своим изменчивым прихотям. Крикам невинных и мольбам праведных вторит жестокий смех Темных богов. Если Император проиграет войну, человечеству уготованы страдания и вечное проклятие.

Эпоха разума и прогресса миновала. Наступила Эпоха Тьмы.

ВОЗЛЮБЛЕННАЯ СУПРУГА

ГРЭМ МАКНИЛЛ

Благоухающий дым струйками вытекал из стилизованных под клыкастые пасти курильниц, наполняя спальные покои ириторно-сладкими ароматами меда и корицы. Первые утренние лучи золотистыми полосками проникали в комнату сквозь щели в зарешеченных окнах. Свет лениво окутывал изможденных любовников, лежащих в обнимку на роскошной кровати. Их тела лоснились от масел и пота, открытые глаза смотрели в пустоту. В блаженной неге каждый был поглощен собственными мыслями.

На резном прикроватном столике ручной работы стояли три пустые бутылки от изысканного кэбанского вина. Алые пятна на простынях свидетельствовали, что благородный напиток поглощался без каких-либо церемоний. Рэвен поднял руку с плеча Лике и нежно провел пальцем по витиеватой татуировке у нее за ухом. Обычно этот символ скрывала от посторонних глаз копна рыжевато-каштановых волос.

— Ты хоть представляешь, сколько неприятностей навлечешь на свою голову, если кто-нибудь увидит этот знак? — спросил он.

— Ты его видел.

— Да, но я-то не собираюсь доносить на тебя.

— Тогда мне не о чем беспокоиться, — ухмыльнулась девушка, — никто, кроме тебя, его не видел.

— А как же Альбард?

— И уж точно не Альбард.

Ликс рассмеялась, но Ровен почувствовал, что ее веселость напускная.

— Ты же не всерьез связана с культом Змея, верно?

Девушка покачала головой и поцеловала его.

— Ты можешь себе представить, чтобы я голая плясала в лесу?

— Теперь могу. А они и правда так делают?

— Поговаривают, что да, — ответила Ликс, — а еще приносят в жертву девственниц и совокупляются с нагами.

Рэвен изобразил гримасу отвращения. Он, как и все прочие, наслушался россказней о зловещих ритуалах последователей культа Змея, об их ложной вере в старых богов и полном неприятии любой формы власти, но, как и остальные, не верил этим слухам.

— Там выпить ничего не осталось? — спросила Ликс.

Рэвен потянулся через нее и осмотрел бутылки. Они оказались пусты, и он со вздохом повалился обратно на кровать.

— Нет, ничего не осталось.

— Неужели мы все выпили? — спросила Ликс, поворачиваясь на бок.

Одеяло соскользнуло, и обнаженная девушка наградила любовника лучезарной улыбкой. Рэвен на миг залюбовался ее золотистой смуглой кожей, на которой от холода начали проступать мурашки.

— Боюсь, что все, — произнес он.

— Тогда понятно, почему у меня голова трещит так, будто ее стискивают ручные наги твоего папаши.

Рэвен потер глаза и облизнул пересохшие губы. Кожа у него была того же оттенка, что и у Ликс, — цвета молодого дуба. Под ней хорошо просматривались бугорки мускулатуры. В отличие от пышнотелого брата Рэвен был худощав и строен, тогда как Альбарда в лучшем случае можно было назвать просто грузным.

За неимением выпивки Рэвен приподнялся и потянул за конец длинной скрученной трубки из аждархидовой кожи. Он долго всасывался в бронзовый наконечник, пока не разгорелись тлеющие угли в чаше, стоявшей на полке над изголовьем кровати. Рэвен выдохнул ароматный дым и вновь улегся, заложив руку за голову.

— Сомневаюсь, что дряхлеющие Оруборос и Шеша еще в состоянии что-либо стиснуть, — произнес он спустя какое-то время. — Так что твое сравнение неуместно.

— Но ты ведь меня понял, — надулась она.

— Понял, но мне нравится, когда ты обижаешься. Тебе это идет.

— Так вот почему ты так жесток со мной?

— Это только одна из причин, — признал Рэвен, позволяя ароматному дыму сгладить беспокойство, которое он ощущал каждый раз, когда просыпался в одной постели с Ликс. Несмотря на всю ее чарующую привлекательность и искушенность в постели, было в их занятиях любовью нечто противоестественное… Да и любовью ли? Пожалуй, это не самое подходящее слово. Едва ли между ними было подобное чувство. Скорее их отношения походили на спаривание животных. Да, этот термин вполне передавал их неистовость, но не вполне описывал волнующее предвкушение запретного удовольствия.

Взгляд генетически улучшенных глаз Рэвена вдруг упал на обручальное кольцо на пальце Ликс. Он едва не расхохотался, когда прочел клятву верности, выжженную лазерным лучом на платиновой поверхности.

— Что смешного? — спросила Ликс.

— Ничего, — ответил он, — просто я прочел клятву, которую мой брат начертал на твоем кольце.

Пожав плечами, девушка покраснела и убрала руку под одеяло.

— Оно красивое, и ты сам настоял, чтобы я его оставила.

— Да, — ответил Рэвен, отпуская курительный шланг, — мне нравится смотреть на то, что я опорочил.

Она улыбнулась и притянула его к себе. Пальцы девушки скользнули по обрамленным сталью выемкам на спине и шее любовника. Ликс содрогнулась, коснувшись холодного чужеродного металла. Рэвен не без удовольствия заметил промелькнувшее в ее взгляде отвращение.

— Тебе они не нравятся?

— Нет, они холодные.

— Пора бы уже привыкнуть к ним, — сказал Рэвен, прижимая ее к кровати, но девушка отвернулась от его поцелуев.

— Больно было? — спросила она. — Ну, когда сакристанцы тебя резали?

Все еще опираясь на локти, Рэвен кивнул:

— Да, сакристанцы нас обездвижили, но отец решил, что мы должны пройти все процедуры без обезболивания, так же, как он в свое время. Мы были парализованы, но в сознании.

Девушка содрогнулась, представив, как ее режут железноликие жрецы Марса и их прихвостни сакристанцы. Рэвен почувствовал, что и сам стиснул зубы при воспоминании об этой операции — они с Альбардом лежат лицом к лицу на бронзовых каталках в недрах Святилища, в комнате, где стены покрыты зеленой плиткой и кругом хирургическая сталь.

— Думаю, отец ждал, что я буду кричать, но я не доставил ему такого удовольствия.

— Ты привык к ним? — спросила девушка, проводя по металлической кромке разъема. Несмотря на нескрываемое отвращение, ее пальчики скользнули внутрь.

Такова была натура Ликс. Порой ее брезгливость в один миг сменялась неприкрытым любопытством. Когда он впервые привел ее в свою постель, девушка отчаянно отговаривала его, называла их связь безнравственной. Но почти каждую ночь она вновь и вновь сама приходила к нему за тем же.

— Они стали частью меня, — пожал плечами Рэвен, — как будто я с ними родился.

— А у Альбарда они воспалились, — сказала Ликс, проводя пальцем по коже вокруг нейронного разъема. Ее дыхание участилось. — Мне приходится втирать ему обеззараживающие мази по несколько раз в день.

— Ему это нравится?

Девушка покачала головой:

— Его это бесит.

— Вот и отлично, — сказал Рэвен, целуя ее.

Ликс приняла его ласки.

Позже, когда Ликс уснула, Рэвен откинул одеяло и тихо пересек комнату. В предгорье над долиной воздух был прохладным, и толстая шкура маллагры на полу — охотничий трофей, добытый его дедом в джунглях Куша, — приятно согревала ноги. Проступивший недавно пот мгновенно остыл, и юноша набросил на голое тело зеленый халат с подпушкой из меха ксеносов. Снаружи доносились звуки города — нестройный гул десятков тысяч голосов, собравшихся на празднование. Несмотря на то что покои Рэвена располагались в одной из трех башен родового замка в сотнях метров над толпой, юноше казалось, что он отчетливо слышит каждого гостя, прибывшего приветствовать сыновей лорда Девайна в день их Становления. Локуашские купцы оживленно торговались с покрытыми татуировками людьми из Энатепа, мастера Часового города [ну уж нет]валивали свои тикающие механические чудеса, но не слишком громко, дабы избежать нежелательного внимания сакристанской стражи. Благородные семейства, конечно, прислали на церемонию своих лучших сынов, храбрейших рыцарей, и наперебой хвастали друг перед другом охотничьими трофеями и плодородием своих сатрапий. Народ Луперкалии стоически переносил это нашествие многотысячной толпы в твердой уверенности, что ни один из прибывших на празднество благородных родов не сравнится с домом Девайнов.

Рэвен распахнул тяжелые шторы, раздвинул ставни и вышел на каменный балкон, ощущая себя так, словно весь город принадлежит ему одному.

Отсюда открывался вид на просторную равнину. Городские террасы каскадом спускались от крепости к плодородным полям. Разноцветные строения всевозможных форм и размеров боролись за место на улицах, спроектированных согласно принципам легионов, возвративших этот мир в лоно Империума.

Лев воздвиг Рассветную цитадель на возвышенности, в самой узкой части равнины. Примыкавшие к ней прямые улицы пролегали в строгом геометрическом порядке. Там, где местный ландшафт вздумал противиться задумке градостроителя, он был стерт с лица земли силами Механикум. Ниже, в долине, улицы сплетались в причудливый лабиринт. Такая свободная, но все же организованная планировка должна была символизировать тактические приемы лорда Хоруса. Хан же решил не увековечивать свое имя в камне, предпочтя лесную глушь и высокогорья. Никто точно не знает, какое наследие оставил за собой примарх Белых Шрамов, но горожане на кухнях поговаривают, будто он делился секретами с дикими племенами и благородными домами где-то на самом краю света.

Одной из немногих улиц, объединявших разноликий город, была Виа Аргентум — широкий и прямой как стрела проспект, пересекавший всю долину от низовья до высеченной в желтых скалах крепости. Рэвен приложил руку ко лбу, вглядываясь в причудливый горный пик, искусно сформированный в большей степени человеком, чем природой.

Вокруг его талии обвились женские руки, запахло жасминовым маслом, которым любила натирать кожу Ликс. Рэвен чувствовал, что она по-прежнему обнажена, и задумался, успеет ли еще разок побывать с ней в постели, пока за ним не придет мать.

— Нервничаешь? — спросила Ликс.

Рэвен посмотрел на мраморный купол цитадели. Первые утренние лучи горели в бронзовых перекрытиях, соединявших голубые кессоны. Рассердившись на подобное предположение, юноша тряхнул головой.

— Нет, — ответил он, отталкивая Ликс. — Меня готовили к ритуалу Становления с тех пор, как мне исполнилось десять. Я прекрасно знаю, кто я, и готов ко всему, что может произойти. Если даже такой олух, как отец, выдержал испытание, то мне нечего бояться.

— Говорят, перворожденный сын дома Тахаров погиб, а трое его братьев сошли с ума во время обряда.

— Дом Тахаров? — усмехнулся Рэвен. — А чего ты ждала от кочевников, до сих пор жгущих навоз и не способных даже построить нормальный город? Наверняка какой-то занюханный шаман, вырядившийся сакристанцем, сдуру залил им священный яд наги в нейроразъемы.

— Не злись, — сказала Ликс, — ты должен быть спокоен. Отпечаток трона Механикум зависит от твоего психического состояния в момент воссоединения.

Рэвен развернулся к Ликс и расхохотался. Это был очень недобрый смех.

— А, ты у нас теперь жрица Механикум, что ли? Ну, давай, открой мне свою кладезь секретов. Или твои познания ограничиваются только прописными истинами?

Ликс поджала губы:

— Мне не нравится твое настроение.

— Ты сама его таким сделала! — огрызнулся Рэвен. — Впрочем, как и всегда.

Ликс хотела дать ему пощечину, но многовековые генные манипуляции в мужской линии рода Девайнов обеспечивали Рэвену куда более быструю реакцию. Он перехватил руку девушки, вывернув ее за спину, втолкнул Ликс обратно в комнату и бросил лицом вниз на кровать. Она повернулась на спину, он распахнул халат. На лице ее вновь появилась смесь отвращения и обожания. Ликс была такой с детства.

Однако прежде чем Рэвен успел что-либо сделать, дверь в его покои открылась, и в комнату решительно вошла величественная дама в длинном платье из блестящей чешуи. Голову женщины венчала корона из шкуры наги. За ней последовали ослепленные ядом слуги. Каждый нес в руках костюм для Рэвена на выбор.

— Мама! — вскрикнул Рэвен, возмущенно всплеснув руками. — Вас что, не учили стучаться?

Кебелла Девайн покачала головой и погрозила пальцем:

— Разве мать станет стучаться, заходя к сыну в день его Становления?

— Уже вижу, что нет.

— Ну, хватит, — произнесла Кебелла, проводя длинным ногтем по мускулистой груди сына. — Ты не должен на меня сердиться. Только не в такой день.

— Хватит, мама! — огрызнулся Рэвен. — Ликс уже всецело просветила меня в вопросах предстоящего события.

Выражение лица Кебеллы стало гораздо суровее, когда она повернулась к лежащей на кровати девушке. Та встретила ее взгляд с откровенным презрением.

— Одевайся, Ликс, — произнесла Кебелла, — тебе неприлично быть здесь сегодня.

— Только сегодня? — рассмеялась девушка.

— Если ты хочешь в будущем стать супругой-поклонницей Рэвена, пора научиться вести себя соответственно.

— Такой же супругой-поклонницей, какой вы стали Киприану?.. — прошипела Ликс, сжимая кулаки. — Нет уж, спасибо.

— Пошла вон! — произнесла Кебелла с каменным лицом. — Альбард скоро придет. Уходи через туннели для прислуги и не попадайся мне на глаза, пока все не кончится.

— С превеликим удовольствием! — ответила Ликс, плохо сдерживая ярость. Собрав с пола свою одежду, она легко проскользнула в платье — сказывался опыт — и уже при полном параде неспешно подошла к Рэвену и поцеловала его в щеку. — До скорой встречи.

Кебелла щелкнула пальцами и приказала:

— Кто-нибудь, откройте окна, а то здесь пахнет, как в борделе.

— О да, вы в этом эксперт, — пробормотала Ликс напоследок, прежде чем скрыться за дверью.

— Так, — Кебелла бросила оценивающий взгляд на сына, — посмотрим, получится ли привести тебя в более-менее приличный вид.

Спустя несколько часов, облаченный в роскошные черные и зеленые шелка, подвязанные двумя кушаками, малиновым и синим, — и все это поверх обтягивающих светло-бежевых брюк, заправленных в ботфорты на высоком каблуке, Рэвен спускался по лестнице вслед за матерью. Она долго перечисляла имена и титулы высоких гостей, прибывших на празднование их с Альбардом Становления. Рэвен не слушал. Вместо этого он прокручивал в голове подробности прошлой ночи, проведенной с Ликс. Подобные воспоминания всегда вызывали у него легкое чувство сожаления с пикантной примесью постыдного удовольствия.

Когда ступеньки наконец привели их в просторный зал на нижнем этаже башни, Кебелла с новой силой обрушила на Рэвена материнскую заботу:

— Ты хотя бы вполуха слушал, о чем я тебе говорила?

— Не особо, — признался Рэвен, прислушиваясь к ликующему гомону толпы, доносящемуся снаружи.

Прежде чем Кебелла успела отчитать его за столь безответственное поведение, в зал вошло целое воинство суровых мужей при полном боевом облачении, каждая деталь которого создавалась с единственной целью — нести врагам как можно более изощренную и мучительную гибель. Воин, возглавлявший процессию, был облачен в тяжелый фузионный доспех, хотя и начищенный до серебряного блеска, но явно устаревший. Он куда гармоничнее смотрелся бы на конном рыцаре пятивековой давности, при условии, конечно, что ему под стать нашелся бы конь, способный выдержать этакую тяжесть.

Мужчина был грузен и широкоплеч. Юношеские черты лица постепенно вытеснял второй подбородок, доставшийся ему в наследство от отца. Пол-лица покрывали шрамы от плохо заживших ожогов, правый глаз заменял аутентический имплантат — последствия неудачной охоты на норовистую маллагру, которая в отчаянном броске раскроила обидчику полчерепа.

Альбард Девайн, перворожденный сын и наследник дома Девайнов, покачал головой, глядя на Рэвена:

— Ты одет не как воин.

— А ты как никогда наблюдателен, братец, — ответил Рэвен с легким поклоном.

— Зачем ты так вырядился? — не отступался Альбард.

Он говорил медленно и с явным усилием, стараясь, чтобы его слова звучали отчетливо. Когда Альбард забывался, из-за изуродовавших лицо шрамов речь его становилась неразборчивой, как у деревенского дурачка. Каждый раз, глядя на брата, Рэвен про себя радовался тому, что он родился младшим и, следовательно, был избавлен от ритуального прижигания лица по достижении совершеннолетия.

— Я так оделся, — произнес Рэвен, — потому что считаю нелепым тащить на себе тяжелую архаичную броню всю дорогу вверх по лестнице к цитадели, просто чтобы потом снять ее там. Ты только подумай о реакторах. Они же такие древние, и наверняка из них идет утечка радиации. Твои кости уже облучаются. Ты еще помянешь мои слова и пожалеешь, что нацепил на себя это уродство, когда решишь зачать наследника.

— Мужчины рода Девайнов носят серебряный доспех с тех самых пор, как возвысились над прочими и стали править этим миром, — сказал Альбард, подходя ближе к брату и сверля его взглядом. — Ты не опозоришь отца, нарушая традицию. Ты наденешь броню.

Рэвен покачал головой:

— Нет, мне и так хорошо.

Альбард поморщился — его обоняния наконец достиг запах, исходивший от волос Рэвена. По лицу воина стало ясно, что аромат ему знаком. Рэвен едва сдержал злорадство, когда заметил, что брат узнал запах ароматических масел своей жены.

— От тебя несет так, словно ты всю ночь шлялся по девкам, — сказал Альбард, обходя вокруг брата.

— Ну, если тебе интересно, была у меня сегодня одна счастливица… — начал Рэвен и едва успел увернуться от удара тяжелой бронированной перчатки. — Полноте, братец, тебе за мной не угнаться.

Альбард бросил взгляд на Кебеллу. Рэвен улыбнулся, прекрасно зная, как сильно эти двое ненавидят друг друга.

— Это все ты, — сказал Альбард, — ты воспитала сына самоуверенным хамом.

— Альбард, сын мой… — начала Кебелла, но он не дал ей закончить.

— Ты мне не мать, ведьма! — гаркнул он. — Моей матери уже давно нет, а ты просто шлюха, которая влезла в постель к отцу и плодит ему нежеланных отпрысков…

Воины за спиной у Альбарда напряглись, ожидая ответного выпада младшего брата. Они достаточно хорошо знали Рэвена. За утонченными манерами, взбалмошным характером и напускным легкомыслием скрывался искусный воин. Слишком многие дворяне, в свое время недооценивавшие его, к своему несчастью, осознали ошибку, только когда их пронзила чарнобальская са[эх жаль].

— Осторожно, Альбард, — сказал Рэвен. — Кое-кому может не понравиться, когда его мать оскор[эх жаль]ют.

Старший сын и сам понял, что зашел слишком далеко, однако извинения были не в его правилах — еще одна черта, доставшаяся ему от отца.

— Давай покончим с этим, согласен? — произнес Рэвен, проходя мимо Альбарда и его тяжеловооруженной свиты. — Не будем заставлять отца ждать.

Кортеж неспешно продвигался по Виа Аргентум под ликование многотысячной толпы. Люди заполонили все прилегающие улицы, оккупировали крыши домов, с которых открывался вид на процессию, прильнули к окнам. Рэвен направо и налево посылал воздушные поцелуи девушкам и бодрым взмахом кулака приветствовал мужчин. Оба жеста были чистой воды клоунадой, но, похоже, народ это вполне устраивало.

— Тебе обязательно паясничать? — спросил Альбард. — Это все-таки торжественное событие.

— Да ну? — удивился Рэвен. — Это отец так считает? Тогда я тем более не перестану.

Альбард промолчал, неподвижно сидя в открытой антигравитационной повозке, медленно и величаво ползущей в гору вслед за целым хускарлским полком кавалеристов в серебристых мундирах с пурпурными плюмажами на шлемах. У каждого было по длинной пике со сверкающим острием в руках и зачехленному мушкету за спиной. Позади повозки чеканили шаг еще пять полков пехотинцев в масках и с новенькими лазерными ружьями на плече. Блестящие серебристые знамена у них над головами поднимались и опускались в такт марша.

И это была лишь малая часть вооруженных сил под командованием лорда Девайна.

Позади, в укрепленных ангарах своего часа дожидались сотни тысяч мотострелков, дивизии сверхтяжелых танков, артиллерийские батареи и когорты боевых роботов, готовых выдвинуться по первому приказу имперского главнокомандующего. То, что кто-то посчитал отца Рэвена пригодным на эту роль, было очевидной глупостью, одной из тех, что встречались на каждом шагу в новом Империуме.

С подоконников свисали вымпелы, развевались знамена и стяги, черные и золотые, цвета слоновой кости и морской волны. С каждым из них соседствовал флаг, на котором нага оплетала орла — новый герб дома Девайнов, видоизмененный с тех пор, как имперские легионы посетили этот мир девяносто семь лет назад. Тогда же, с безропотного согласия, достигнутого в том числе благодаря скрупулезности летописцев рыцарских домов, существующая система летоисчисления была упразднена в пользу нового имперского календаря. По нему текущий год обозначался как «966.М30» и «Год сто шестьдесят восьмой от начала Великого Императорского крестового похода». Рэвен считал такую систему чрезмерно кичливой, но она, по всей видимости, прекрасно соответствовала реалиям растущей галактической империи.

Многочисленные геральдические эмблемы свидетельствовали о присутствии в городе представителей других благородных домов. Большинство из них Рэвен знал — сказывались годы принудительной зубрежки в детстве, — но некоторые видел впервые. Скорее всего, это приехали на праздник провинциальные семьи, которые и благородными-то можно было назвать с большой натяжкой. Едва ли во всем роду у них насчитывалось больше одного стоящего воина.

Рэвен откинулся на жесткую деревянную спинку своего сиденья, наслаждаясь обожанием толпы. Он видел, что в основном народ чествовал Альбарда, но это не имело значения. Людям нравилось, чтобы их короли-воины и выглядели как воины, а брат куда больше соответствовал этому образу.

Впереди, рыча от натуги, повозку тянуло огромное мощное существо с широкими плечами, как у грокса-тяжеловоза. Длинная мускулистая шея твари, возвышавшаяся над телом метра на четыре, оканчивалась хищной птичьей мордой со злобными глазками и острым клювом. Это был аждархид, нелетающая птица, в природе обитающая в равнинной местности небольшими семейными группами. Несмотря на нелепый вид, аждархиды считались опасными хищниками, способными с легкостью разделаться даже с хорошо вооруженным охотником. Черепные имплантаты, всверленные в голову птицы, заставляли ее подчиняться воле новых хозяев. Рэвен порой думал, что произойдет, если их удалить. Проснется ли в прирученном звере дикая природа хищника?

Однако аждархид был не единственным монстром в кортеже.

Следом за повозкой тяжело ступала обезьяноподобная маллагра — одна из последних представительниц своего рода, обитавшего в высокогорных лесах Унтарской возвышенности. Выпрямившись в полный рост, она достигала семи метров в высоту. Тело маллагры покрывал густой рыжеватый мех. Это было чрезвычайно мощное животное с короткими полусогнутыми ногами и длинными руками, достаточно сильными, чтобы пробить даже очень прочную броню. Голова маллатры, по форме напоминающая пулю, представляла собой кошмарную помесь хитиновой брони, как у насекомого, и зубастой акульей пасти. Такой ничего не стоило заглотить человека целиком. У маллагры было шесть глаз: первая пара смотрела вперед, как у хищника, вторая располагалась по бокам, как у падальщика, последняя скрывалась в складках кожи у основания шеи.

Альбард не понаслышке знал о том, что такое расположение глаз делает охоту на маллагр крайне непростым занятием. Как и у аждархида, в череп маллагры были встроены имплантаты, подавлявшие животные инстинкты. Этой твари была уготована особая роль в триумфальной процессии. Шею и запястья животного надежно сковывали колодки из кости и бронзы, на которых висел десяток человеческих трупов. Они покачивались в такт гигантским скачкам монстра. Ветер переменился, и запах мертвечины хлынул в повозку. Альбард сморщил нос:

— Трон Императора, как же они воняют!

Рэвен повернулся, чтобы взглянуть на обнаженные тела. К ребрам каждого была прибита дощечка с указанием его вины. Лишь одно правонарушение каралось подобным образом — ересь.

— Боюсь, за все приходится платить, — пробормотал он себе под нос.

Альбард [ну уж нет]мурился:

— О чем это ты?

— На поклонников змеиных богов устраивают облавы перед каждым торжественным событием, — пояснил Рэвен. — Как-никак должны же мы демонстрировать наше рвение в соблюдении новых порядков, а также ревностно искоренять былые пороки этого мира. Имперская истина требует жертв. — Рэвен усмехнулся. — А всего сотню лет назад там могли бы висеть мы с тобой.

— Дом Девайнов отрекся от веры в змеиных богов больше ста лет назад, — ответил Альбард, когда хускарлский полк впереди начал перестроение.

— Повезло нам, да? — сказал Рэвен. — Как там мама говорила? Ах да: «Вовремя предать — это не предать, а предвидеть».

Альбард резко обернулся при упоминании о ненавистной мачехе, но Рэвен не придал значения реакции брата.

Пред ними предстала цитадель — монолитный каменный массив, вырезанный из толщи горы геоформирователями Механикум. Рэвен тогда еще не родился, но видел пикты и читал историю создания цитадели — пронизанное пафосом повествование о том, как по воле примархов раскалывались континенты, менялся облик целых миров… ну и так далее в том же духе.

Архитектурное творение и вправду поражало воображение. Это был истинный монумент искусству строителей, не жалевших средств и усилий и не упустивших ни единой возможности укрепить бастион любыми средствами. Только полному безумцу в голову могла прийти мысль брать приступом эту крепость с толстыми стенами из желтого камня, высокими башнями, единым порталом из посеребренного адамантия и хитроумной системой потайных ходов.

Перед серебряными вратами стоял сам Киприан Девайн, прозванный врагами Адским Клинком. Для жителей этого мира, своих подданных, он являлся главнокомандующим силами Империума.

Рэвен звал его отцом.

Лорд Девайн возвышался над полом на добрых десять метров в облачении рыцаря-сенешаля — огромном двуногом конструкте с суровыми очертаниями и несглаженными углами, созданном по имперской технологии тысячелетней давности. Он стоял, слегка пригнувшись, так, словно вот-вот ринется в бой. Ноги рыцаря состояли из поршней, оплетенных кабелями, которые поверх закрывались пластинами зеленой с черным брони, [ну уж нет]одящими одна на другую, словно у гигантского болотного черепашника.

Нага, оплетающая орла, красовалась на трепещущих знаменах, закрепленных на подвесе родового цепного меча и двуствольных турболазерах. Когда повозка подъехала ближе, забрало шлема поднялось, выплеснув в воздух капли охлаждающей жидкости и клубы пара, словно гигантская машина испустила жаркое дыхание.

В кресле пилота, подключенный к машине многочисленными проводами, восседал легендарный Киприан Девайн. Когда он обратил свой взор на прибывших сыновей, ликующая толпа взревела с новой силой, и ее гул, словно раскаты грома, пробежал по всей долине. Оба животных вздрогнули от шума, маллагра затрясла руками с подвешенными на них мертвыми телами, а аждархид громко и пронзительно заклекотал. Какофонию дополнили залпы оружейного салюта и звуки десятков оркестров, грянувших, когда Альбард и Рэвен вышли из повозки.

Сыновьям лорда Девайна предстояло пройти ритуал Становления, чтобы получить причитающийся им по праву рождения титул рыцарей Молеха.

Столь важное историческое событие заслуживало пышного празднества.

По легенде, Святилище со всеми его стальными коридорами создали еще первые поселенцы многие тысячелетия назад. Ликс в этом даже не сомневалась. Старинные палубные настилы, железные перекладины, трубы, с шипение испускавшие пар, — все эти конструкции были настолько непостижимы, что с трудом верилось, что их создали человеческие руки.

Прислушавшись, Ликс могла различить гул колоссальных генераторов, погребенных в толще горы, едва ощутимое сердцебиение дремлющих двигателей в подземных хранилищах и далекое эхо миллионов голосов, прокатывающееся по всем комнатам, когда ночи становятся длиннее и тени выползают из углов. Ликс знала, что и другие их слышат, но, кроме нее, никто не понимал, отголосками чего они были.

По дороге ей встретились несколько слуг, хускарлов и стражников, но никто не посмел подать виду, что узнал ее. Они считали, что у нее дурной характер. Поговаривали, что она непредсказуема. «Переменчива», — говорили другие.

Ликс, насколько она помнила, ни разу никого не убила. Конечно, была у нее одна служанка, которая уже больше никогда не сможет ходить, и еще одна, которую она ослепила горячим тисаном за то, что напиток оказался недостаточно сладким… и лакей, который лишился рук за то, что, проходя мимо госпожи в конюшне, случайно коснулся ее обнаженной руки. Рэвен искалечил несчастного в чудовищной односторонней дуэли, отрубая ему пальцы по одному, пока мальчишка умолял о пощаде с поднятыми руками. Воспоминание об этом вернуло улыбку на лицо Ликс, и она вновь стала прекрасна.

Служанкам отлично удалось скрыть все следы бурной ночи и поспешного отступления из покоев Рэвена. Им не впервой приходилось маскировать последствия фривольного поведения хозяйки. Облаченная в подобающее случаю старинное платье из медных пластин и тонкого кружева с корсажем из маллагровых косточек, она шествовала по темным туннелям, словно призрак. Волосы, присобранные серебряной проволокой и перламутровыми заколками, ниспадали блестящим каштановым водопадом. Тщательно продуманная прическа полностью скрывала татуировку за ухом. Ликс выглядела именно так, как и должна выглядеть супруга-поклонница, которой она так стремилась стать. Но не неотесанного Альбарда, а Рэвена.

Судьба уготовила ей иной путь, отвратительный и нечестивый. Но голоса нашептывали девушке, что все еще можно изменить. Если ради этого придется поступиться принципами и пренебречь общепринятыми нормами морали, ну что ж поделать.

Ликс взбиралась по решетчатым железным ступеням, ведущим к верхним ярусам Святилища. Она торопилась — Альбард и Рэвен с минуты на минуту должны были отправиться к цитадели.

Последний лестничный пролет заканчивался очередным железным коридором, который обвивал все здание по кругу, но Ликс устремилась к первой же двери. Она легонько постучала и вошла, как только ей открыли.

Эта комната выглядела самым старинным помещением древнего Святилища. Здесь повсюду валялись груды блестящих деталей и потрескавшихся стеклянных шаров, стонали переплетенные в змеиный клубок трубы и тарахтели генераторы. Мужчина, к которому она пришла, закрыл дверь и обжег Ликс страстным горящим взглядом.

— За тобой никто не шел следом? — спросил он, задыхаясь от нетерпения.

— Конечно нет! — огрызнулась она. — Разве кто-то, кроме тебя, станет по доброй воле следовать за мной?

Рот мужчины беззвучно открывался, как у вытащенной из воды рыбы. Ликс внутренне содрогнулась от мысли, что позволила ему прикоснуться к себе. Сакристан Надежда, худощавый мужчина средних лет с получеловеческим-полумеханическим лицом, был одним из техников, что обслуживали рыцарей в самом сердце Святилища. Человеческую сторону его лица частично скрывало вытатуированное изображение змееподобной наги, свернувшейся в кольцо вокруг его глазницы.

Это был еще не вполне Механикум, но уже и не человек.

Хотя кое-что человеческое осталось ему не чуждо.

— Наверное, никто, — ответил он с явным облегчением. Хмурая складка у него на лбу распрямилась. — Но они не знают тебя так хорошо, как я. Они не видели, какой ты можешь быть нежной. Ты так тщательно скрываешь это за своими царственными манерами.

Ликс едва не расхохоталась ему в лицо, но дело не терпело отлагательств, и ей пришлось сдержаться.

— Потому что я никому больше этого не показываю, — произнесла она, кокетливо проводя пальчиком вдоль шеи. — Только тебе одному.

Надежда облизнул пересохшие губы, вожделенно уставившись на ее декольте.

— А мы успеем еще раз… ну… до того, как прибудут сыновья лорда Девайна?

Ликс почувствовала себя так, словно ее сдавило в тисках. Больше всего ей сейчас хотелось вытащить косточку из корсета и вонзить ее Надежде в горло. С трудом переборов это желание, она тихо вздохнула. Надежда принял ее вздох за согласие и принялся неуклюже развязывать пояс своего алого балахона.

— Да, любовь моя, — произнесла Ликс, прикусив губу, чтобы не выдать переполнявшее ее отвращение. — Но после я хочу кое о чем тебя попросить. Ты сделаешь это ради нашей любви?

— Все, что угодно, — ответил Надежда.

— Я так рада это слышать, — промурлыкала Ликс.

Альбард и Рэвен шли бок о бок навстречу отцу. Младший брат, каким бы своенравным он ни был, все-таки чувствовал себя одетым не по случаю. Конечно, о том, чтобы нацепить на себя древнюю фузионную броню, которую для него готовили еще с десятилетнего возраста, не могло быть и речи, но, пожалуй, стоило бы надеть ножны с мечом или кобуру. Он еще издали заметил, что лорд Девайн взбешен роскошью его наряда.

Рэвен подумал, что если он переживет обряд Становления, то ему предстоит серьезный разговор с отцом.

Если издалека рыцарь выглядел впечатляюще, то вблизи он вселял ужас.

Рэвен никогда не видел богоподобных механизмов, но предполагал, что даже они не выглядят столь устрашающе. Они, несомненно, были больше, но, судя по архивным записям, представляли собой огромные неуклюжие махины. Ожившие горы, которые выигрывали битвы за счет превосходства огневой мощи, а не тактического гения.

Если титан был боевой машиной, то рыцарь — воином.

У Рэвена зубы свело от одного вида ионных щитов отцовского рыцаря. Даже издали он почти физически ощущал его недовольство.

Несмотря на напускное безразличие, Рэвен тщательно изучал замысловатые протоколы и сложные церемониальные традиции ритуала Становления. Он знал, что сначала его будут долго расспрашивать о долге, чести и преданности, и наизусть заучил все слова, якобы способствовавшие воссоединению с рыцарским конструктом, которым ему предстояло управлять, если все пройдет успешно.

Однако только сейчас Рэвен вдруг осознал, что этот день изменит его дальнейшую жизнь. После воссоединения с рыцарем он уже никогда не станет прежним. Червь сомнения зашевелился где-то глубоко под кожей.

Альбард припал на одно колено перед лордом Девайном. Приводы его древней фузионной брони громко заскрипели. Рэвен на миг замешкался, и, прежде чем он успел повторить движение брата, позади него раздались крики. Прогремели выстрелы, послышался звук разрывающейся гранаты. Обернувшись, Рэвен увидел, как, расталкивая толпу, к ним бежит человек в длинном развевающемся балахоне. Лицо его было наполовину механическим. Вокруг левого глаза обвивалась вытатуированная змея. Позади него остались лежать умирающие зрители, разбросанные взрывом, прорвавшим брешь в барьере, отделяющем толпы зевак от Виа Аргентум.

Он бежал прямо к Киприану Девайну. Рэвен заметил, что на груди у него было крест-накрест пристегнуто нечто, напоминающее патронташ, — небольшие черные коробки, похожие на миниатюрные генераторы. Личная стража лорда открыла стрельбу. Воздух пронзили пули и лазерные лучи, но нападавший был словно заговорен — все выстрелы пролетали мимо него, даже не задевая. Рэвен, пригнувшись, поспешил спрятаться за братом, когда одна пуля пролетела у него над ухом, а следующий выстрел расколол камень мостовой у самых ног.

«Змеиный бог жив!» — выкрикнул нападавший и дернул за самодельную чеку. На миг Рэвену показалось, что он где-то видел его раньше. Но прежде, чем он смог узнать его в лицо, голову нападавшего снес хускарлский выстрел. В этот миг устройство детонировало.

Рэвена сбило с ног взрывной волной, но это была не обычная бомба — иначе нюхачи еще на подходе учуяли бы запах химикатов и обезвредили бы нападавшего. Здесь было нечто куда более страшное — мощнейший электромагнитный импульс разросся огромным куполом чудовищной силы, выводя из строя все технические устройства в радиусе сотни метров.

Антигравитационная повозка рухнула на землю, лазерные ружья смолкли, энергоблоки мгновенно разрядились.

И черепные имплантаты маллагры и аждархида синхронно взорвались фонтанчиками искр.

Рэвен на миг зажмурился.

Маллагра испустила тоскливый рев и с легкостью сорвала колодки. Обломки оков вместе с висящими на них трупами она, раскрутив, зашвырнула в толпу. Третье веко на многочисленных глазах заморгало так, словно животное только что очнулось ото сна и обнаружило соперника на своей территории. Аждархид встрепенулся, рванул было вверх, рассекая воздух крыльями, и отчаянно завизжал, обнаружив, что он впряжен в громоздкую металлическую повозку.

— Подними меня! — прорычал Альбард, согнувшись под весом собственной брони.

Рэвен непонимающе уставился на брата:

— Ты о чем? Сам вставай, ты же у нас воин в блестящем доспехе!

— В фузионном доспехе, — подчеркнул Альбард, и тут до Рэвена дошло.

— Ты не можешь пошевелиться, — произнес Рэвен. — Система вырубилась.

— Я знаю, черт тебя подери! — зашипел Альбард. — Помоги же мне.

Рэвен перевел взгляд на маллагру. Монстр рычал, обнаружив новую жертву, на которой можно было выместить ярость. Хускарлы пошли в атаку на чудовище. Энергические разряды заплясали на остриях лазлэнсов. Но животное бросилось на них в широком прыжке, оттолкнувшись от земли руками, и разметало конников, словно игрушки. Переломанные тела солдат и лошадей, беспорядочно кувыркаясь, разлетелись в стороны.

Воздух пронзили выстрелы ружей, но и они лишь опаляли густую шерсть и не могли пробить толстую морщинистую шкуру и чрезвычайно твердую мускулатуру маллагры.

Рэвен обернулся. Он не понимал, почему отец не участвует в сражении. Среди всего имевшегося поблизости арсенала орудий только рыцарь мог всерьез противостоять маллагре.

Конструкт Киприана Девайна трещал и искрился. Бортовые системы отчаянно боролись за жизнь. Рыцарь оказался на самом краю взрыва, электромагнитный импульс задел его лишь частично. Однако повреждений избежать не удалось, и теперь все системы бронекостюма экстренно перезагружались.

— Ну, как всегда, — произнес Рэвен, — именно когда ты больше всего мне нужен.

Младший брат вытащил из тяжелых ножен Альбарда его меч и разразился проклятиями, когда понял, что оружие тоже энергетическое и, следовательно, выведено из строя. У этого меча даже лезвия не было. Броню противника, по замыслу, должны были пробивать одни лишь энергетические потоки.

Позади раздался грохот — это аждархид освободился от упряжи.

— Быстрее, Рэвен! — взмолился Альбард. — Помоги мне!

В глазах старшего брата был ужас. Альбард слышал рев маллагры, от которого кровь стыла в жилах, и топот когтистых лап за спиной, но не мог даже повернуться. Страх перед неизвестным лишил его мужества. Когда-то он лишился глаза по вине точно такого же монстра и не желал больше становиться у него на пути.

— Прости, брат, — произнес Рэвен, все еще сжимая в руке бесполезный меч.

Прежде чем он успел развернуться и броситься прочь, маллагра настигла его.

Многочисленные глаза твари были налиты кровью. В них все еще читалось замешательство, но человеческую плоть монстр узнал сразу. Трехпалая когтистая лапа попыталась схватить Рэвена, но благодаря ускоренной реакции тот вовремя успел пригнуться, нырнуть под руку чудовища и с размаху стукнуть по ней мечом. Оружие отскочило от толстой шкуры, не нанеся монстру никакого вреда. Тварь взревела и мотнула отвратительной акульей головой. Острые зубы вспороли тонкую ткань его костюма, оставив глубокие раны на груди и плече. Рэвен вскрикнул и покатился кубарем, уворачиваясь от лап чудовища.

На помощь бежали солдаты, от бедра стреляя в обоих монстров. Аждархид отбивался. Каждый взмах крыльев был словно удар булавой. Когтистые птичьи лапы успели разорвать уже несколько десятков человек. Острый клюв перекусывал воинов напополам вместе с лошадьми.

Рэвен кое-как поднялся на ноги и побежал к цитадели, надеясь, что кому-нибудь там внутри хватит ума открыть для него треклятые ворота. Он был уже совсем близко, когда рядом на землю со скрежетом опустилась металлическая нога, в которую он едва не врезался. Встречный поток от пробежавшего мимо рыцаря развернул Рэвена на сто восемьдесят градусов. Включившиеся ионные щиты конструкта сбили его с ног, прижав к земле. Сзади из железного воина сыпали искры и тянулись полосы протекающего топлива.

Маллагра бросилась на Киприана и обхватила его руками, но отец Рэвена был не в том настроении, чтобы бороться врукопашную. Турболазеры конструкта проделали несколько кратеров в груди монстра, пробив гигантскую тушу насквозь. Монстр взревел от боли и ярости, но его слаборазвитая нервная система позволяла ему оставаться на ногах. Оглушительной силы удар пришелся как раз в голову рыцаря. Рэвен успел заметить, что его отец упрямо не опускал забрала. Внутрь конструкта врезались куски искореженной стали. Затем на голове рыцаря со страшным рыком сомкнулась пасть монстра, но зубы соскользнули, оставив на блестящей броне глубокие борозды. На Рэвена посыпались обломки брони. Он едва успел выскочить из-под огромного куска изжеванного металла. Турболазеры снова вспыхнули. На этот раз маллагре досталось еще серьезнее.

Сверху пролился поток густой крови — это лорду Девайну удалось высвободить руку с цепным мечом.

Встроенный в оружие генератор наконец-то превозмог последствия электромагнитного импульса. Когда огромные зубцы, каждый длиной с руку взрослого человека, завертелись с такой скоростью, что их стало невозможно различить, Рэвен отбросил бесполезный меч Альбарда.

Оружие Киприана с визгом вспороло тело монстра, пробив сердце и легкие, и раскроило тушу до самого плеча. Чудовище завыло. Когда Киприан извлек все еще набирающий обороты окровавленный меч, рука маллагры вместе с частью груди отделилась от корпуса и рухнула на землю.

Киприана Девайна не просто так прозвали Адским Клинком.

Смирившись наконец с неизбежной гибелью, маллагра рухнула на колени. Ее уцелевшая рука соскользнула по забрызганной кровью броне рыцаря и безвольно обвисла. Монстр повалился на бок. Тошнотворная вонь чудовища смешалась с запахом горелой проводки израненной машины.

Лорд повернул рыцаря и посмотрел сверху вниз на сына. Лицо Киприана было залито кровью. Тело в двух местах пробило кусками брони, один проколол живот, второй прошел через плечо.

Конструкт скривился, словно сочувствуя раненому пилоту, но сам Киприан Девайн вовсе не собирался умирать от ранений, которые для иных считались бы смертельными.

— Бери брата и идите в Святилище! — приказал он, скрипя зубами.

Рэвен, почувствовав, что жизни его больше ничто не угрожает, вытер лицо рукой.

— Ты же не заставишь нас проходить обряд Становления сегодня, после всего, что тут произошло?

— Именно сегодня! — выпалил Киприан. — Делай, что я сказал, сынок. Вы оба должны запечатлеться со своей броней. Ваши рыцари уже освящены и подготовлены. Они ожидают вас в зале Трансценденции. Если вы не соединитесь с ними сегодня, они вас больше не примут.

Рэвен кивнул. Его отец развернул своего рыцаря и, прихрамывая, отправился усмирять разбушевавшегося аждархида. Клекот и хриплые визги вырвавшегося на свободу монстра доносились с противоположного конца улицы, где с ним безуспешно продолжали сражаться солдаты.

По лицу Рэвена медленно расползалась улыбка — толпа скандировала его имя. Он не сразу осознал, что стоит над поверженным трупом маллагры с силовым мечом в руке. Клинок к этому времени уже заработал, его окутывало фиолетовое свечение. Какая разница, кто именно убил монстра, главное, что Рэвен принимал в этом участие.

Он вскинул вверх позаимствованный у брата меч и провозгласил: «Девайн!»

Два полка стражи ожидали братьев в Рассветной цитадели. По протоколу церемонии они должны были торжественно приветствовать сыновей лорда, однако все условности были отброшены, как только стало известно о попытке покушения. Солдаты и офицеры побросали парадные шлемы и праздничные флаги. Они сняли позолоченные нагрудники с серебряной гравировкой и хотели бы сражаться бок о бок со своим лордом-повелителем, но приказ не позволял им покинуть цитадель, пока в ней [ну уж нет]одились его сыновья.

Рэвен на миг пожалел, что нападение маллагры лишило его права торжественно пройти к святилищу мимо стройных рядов солдат, но он довольствовался и тем, что толпы людей снаружи продолжали скандировать его имя.

— Будь я суеверен, то посчитал бы нападение дурным знаком, — произнес Рэвен.

— Если бы я верил в дурные знаки, я бы с тобой согласился, — ответил Альбард, задыхаясь. Он с трудом шел под тяжестью громоздкой фузионной брони с перегоревшим генератором, полностью выведенной из строя.

— Ты видел эту маллагру? — спросил Рэвен, стиснув зубы. Рана на плече ощутимо саднила. — Трон Императора, я думал, мне конец.

— Мы оба едва не погибли. — Альбард был бледен как мел. Единственный его глаз стал круглым от ужаса.

— Это я едва не погиб, — поправил его Рэвен, придерживая раненую руку и стараясь не показывать, как сильно она болит. — Этот монстр вовсе не на тебя смотрел, как на закуску.

— Тебе повезло, что ты жив, — ответил Альбард.

Рэвен принял защитную стойку и выставил вперед меч Альбарда.

— Мне? — переспросил он, широко улыбаясь. — Это маллагре повезло, что твой меч закоротило. Иначе я бы ей показал.

— Хорошо, значит, этой маллагре повезло.

— Если бы не отец, который вмешался и даровал ей слишком быструю смерть, клянусь, я бы заживо резал ее на куски.

Сдвоенный фузионный генератор в доспехе Альбарда вдруг застучал и заискрил. Процессы в нем стали неконтролируемыми, наружу вырвались вентилирующие газы. Из безнадежно поврежденной электроники начал валить синий дым.

— Помоги мне снять этот треклятый доспех! — крикнул Альбард.

Редкий момент согласия между братьями бесследно прошел.

Генератор в костюме Альбарда издавал пронзительный визг. Рэвен попятился от брата, прекрасно запомнив за годы тренировок в подобном доспехе, что древние генераторы крайне нестабильны. Только жрецы Механикум могли управлять настолько стародавними технологиями, но и они не горели желанием обслуживать эти семейные реликвии.

— Я тебе не лакей какой-нибудь, — ответил Рэвен. — Сам снимай.

— Скорее, пока фузионный реактор не прожег пластинчатую броню!

Рэвен замотал головой, затем махнул рукой троим сакристанцам, ожидавшим его позволения приблизиться.

— Эй, вы трое, вытаскивайте его из костюма. И поспешите, пока фузионный реактор не прожег пластинчатую броню!

Трое мужчин в красных балахонах бросились на помощь старшему сыну лорда Девайна. Сакристанец, за спиной которого висел огромный цилиндр с нанесенными на нем предупредительными знаками, подсоединил к аварийному доспеху несколько кабелей, чтобы ввести коды деактивации реактора. Одновременно по покрытым инеем трубкам в доспех началась подача охлаждающих жидкостей. Двое других с электроинструментами стали поспешно извлекать болты, открывали замки и один за другим снимали с Альбарда дымящиеся куски серебристой брони. Рэвен наблюдал за их работой со стороны. Неожиданно он вспомнил человека, взорвавшего электромагнитные бомбы на Виа Аргентум.

— Он был сакристанцем, — произнес Рэвен.

— Кто? — спросил Альбард.

— Бомбист. На нем был сакристанский балахон.

— Не говори ерунды, — ответил Альбард, сверху вниз взглянув на троих человек, помогающих ему выбраться из доспеха. — Зачем какому-то сакристанцу убивать отца?

— Поверь мне, с его характером он много кому не нравится.

Нападавший был сакристанцем, и Рэвен видел его раньше по пути на тайные свидания с Ликс возле ее покоев несколько месяцев назад. Он слонялся без дела на верхних этажах башни Альбарда. Он еще отчитал его за татуировку вокруг глаза, напоминающую культистский знак. Кланяясь и шаркая, тот поклялся, что удалит татуировку, и Рэвен вскоре о нем забыл.

Тогда он подумал, что сакристанец слонялся по башне по каким-то делам, связанным с техническим обслуживанием рыцаря, но после случившегося эта версия казалась уже не столь убедительной.

Альбард стряхнул с себя последний кусок брони и брезгливо отошел от груды дымящегося металла, словно это были экскременты ксеносов или какой-нибудь проситель.

— Спасибо за помощь, Рэвен, — съязвил Альбард, глядя на искореженную броню.

— Я же говорил, что только дурак станет надевать…

— Как ты меня назвал?!. — спросил Альбард, подавшись вперед и злобно глядя на брата.

Если Альбард надеялся запугать Рэвена подобными представлениями, он явно был еще глупее, чем казался.

— Ты же в любом случае собирался снять его в Святилище, — ответил Рэвен. — После сегодняшнего ритуала ты все равно не стал бы больше его носить, так какая разница?

— Это бесценная семейная реликвия, — ответил Альбард, — и теперь она безнадежно сломана. Я бы передал ее своему старшему сыну и наследнику, а он своему…

Неизбежное развитие конфликта прервали вошедшие стражники Рассветной цитадели и представители других родов войск. На некоторых еще оставались отдельные элементы парадной униформы, и в целом это воинство смотрелось, словно комические актеры, которые играют на сцене солдат.

— Милорды, — обратился к братьям старший офицер, — мы должны незамедлительно сопроводить вас.

— Куда? — спросил Рэвен. — Маллагра мертва, аждархид наверняка тоже.

— Так точно, милорд, — ответил офицер, — но, насколько мне известно, какой-то бомбист взорвал электромагнитный заряд на Виа Аргентум.

— И ему отстрелили башку, — уточнил Рэвен. — Так что, надо полагать, опасности он больше не представляет.

— Маловероятно, чтобы он действовал в одиночку, — ответил офицер. — Полагаю, что у него должны быть помощники.

— С чего вы взяли? — спросил Альбард.

— Если бы я планировал покушение на лорда Девайна, я бы поступил именно так.

Рэвен положил руку офицеру на плечо и широко улыбнулся брату:

— До чего ж приятно слышать, что те, кто нас охраняют, обдумывают план покушения, да?

Офицер побледнел, но Рэвен рассмеялся:

— Давай, добрый воин, показывай дорогу, пока культисты нас всех не перебили.

Альбард и Рэвен в сопровождении трехсот тяжеловооруженных воинов шли по внутренним укреплениям цитадели. То, что изначально задумывалось как триумфальный парад, превратилось в поспешное бегство под прикрытием солдат, готовых отразить внезапную атаку из-за угла. Они прошли еще через трое ворот, и каждый раз створка приоткрывалась лишь настолько, чтобы они могли протиснуться, и тут же захлопывалась у них за спиной.

Если саму цитадель когда-то выстроили из желтого камня, то Святилище, расположенное в самом сердце крепости, создавалось еще первыми поселенцами Молеха и поэтому разительно отличалось от своего окружения.

Оно было невообразимо древним. Судя по округлой форме купола, когда-то он венчал корпус космического кора[эх жаль]. Святилище практически полностью было создано из звездолета. Пики башенок когда-то были мачтами, выступавшими из надпалубных строений, стены — обшивкой, а огромные черные с серебром двери перенесли из какого-то просторного внутреннего помещения судна. Теперь они служили вратами в зал Трансценденции. Короли Молеха проходили через эти врата, когда отправлялись на войну.

За прошедшие тысячелетия корабль надстроили и приукрасили. Строгие конструкции, некогда несшие исключительно практическую функцию, ныне стали флагштоками для пестрых знамен. Выступы обросли горгульями, стальные шпили — декоративными наконечниками. На центральном шпиле купола реяло знамя с имперским орлом. Чуть ниже располагались геральдические символы рыцарских домов. Каждому было отведено свое место в иерархии. Рэвена всегда удивляла прямолинейность подобной схемы расположения. Императору стоило только щелкнуть пальцами, чтобы призвать жителей Молеха на войну, и им ничего иного не оставалось, кроме как подчиниться его воле.

Неужели только его, Рэвена, бесило подчеркнутое превосходство имперской символики над гербом Молеха? Не может быть, чтобы никто этого не замечал, но, похоже, он был единственным, кого это волновало.

Огромные парадные лестницы из черного железа поднимались по обе стороны от ворот, обвивали здание и встречались над ним на круглой площадке с небольшим входом, судя по высоте, изначально сделанным для простых смертных. Проход открылся, и навстречу братьям вышли две колонны сакристанцев в красных балахо[ну уж нет], готовые сопроводить сыновей лорда Девайна к месту проведения ритуала. Рэвен позабыл о своем негодовании по поводу имперского гнета, как только представил, что сидит за пультом управления и ведет через врата Трансценденции собственного рыцаря. Лицо его залил румянец, и, бросив быстрый взгляд на Альбарда, он ожидал прочесть на исчерченном шрамами лице брата такое же радостное предвкушение. Но тот был бледен как мел. Его тело покрывал внезапно проступивший холодный пот.

Зал Отголосков был назван так не за особые акустические свойства, хотя и они впечатляли. Звуки шагов громогласно отражались от далекого потолка, состоящего, казалось, из сплетения толстых кабелей и шипящих труб, напоминавших лианы или змеиный клубок. Пол был сделан из стальных решеток — бывшего палубного настила древнего звездолета, растерзанного на куски ради создания Святилища.

Тусклый ультрафиолетовый свет исходил из трубок над головами. Электрические факелы мерцали в развешанных по стенам трубках, некогда служивших крышками поршней в двигателях. В самом центре зала на возвышении было установлено два огромных механизированных трона, расположенных таким образом, чтобы занимавшие их сидели друг к другу лицом.

— Трон Механикум, — произнес аколит, возглавлявший процессию. — Здесь каждый из вас воссоединится со своим рыцарским доспехом.

Процессия прошла несколько кругов по Святилищу, теряя по ходу движения одного сакристанца за другим. Они отделялись от группы, чтобы занять свои места по всему зданию и подготовить ритуал. В конце концов остался лишь один чисто выбритый слуга, который обычно прислуживал отцу.

Рэвен без слов понял, какой из механизированных тронов предназначен ему, и вскарабкался по железным ступеням. Едва он уселся, как тяжелые стальные оковы обхватили его запястья и щиколотки. Серебристый капюшон выдвинулся из спинки трона и покрыл его голову. Рэвен почувствовал жар электроконтакта, когда кабели с тихим жужжанием заползли в разъемы у него на шее и в позвоночнике.

Вторжение в его организм было внезапным и холодным, но в некотором роде даже приятным.

Когда связь установилась, Рэвен услышал вокруг многоголосый шепот, словно некий незримый хозяин отдаленных наблюдателей беззвучно вошел в зал, чтобы засвидетельствовать его Становление.

— Милорд, прошу, — произнес сакристанец, указывая на трон напротив Рэвена.

Альбард кивнул, но не сделал ни шагу.

— В чем дело, брат? — спросил Рэвен. — Волнуешься?

Альбард бросил на него полный злости взгляд.

— Все должно было быть иначе, — ответил он. — Катехизис, наши клятвы. Я ожидал другого.

Сакристанец кивнул:

— Приняв во внимание печальное происшествие на Виа Аргентум, лорд Девайн приказал нам сократить официальную часть ритуала, предшествующего акту Становления.

По тону сакристанца было ясно, что он думает о подобных изменениях в программе. Как и их механические владыки, сакристанцы свято чтили традиции, ритуалы и догматы.

— Но ведь вступительная часть должна была подготовить нас к воссоединению с броней, — запротестовал Альбард.

— Лорд Девайн счел, что вы и так более чем готовы, безо всяких предисловий, — ответил сакристанец. — Он настаивал.

Альбард сглотнул. Рэвен наслаждался замешательством брата. Редким удовольствием было видеть напуганным его, обычно такого же заносчивого и грубого, как отец.

— Милорд, проходите, пожалуйста, — повторил сакристанец.

— Ладно, черт с тобой! — выпалил Альбард, взбираясь по ступенькам.

Активировались пристегивающие механизмы, серебристый капюшон закрыл верхнюю половину лица. Альбард задергался. Соединительные провода заползли в его тело. Когда жужжащие провода коснулись воспаленной плоти вокруг нейроконнекторов, лицо его исказила гримаса боли.

Взгляды братьев встретились. Рэвен не без удовольствия отметил в глазах Альбарда слабость. Потаенную, обычно сокрытую от большинства тех, кто его знал, где-то в глубине его души и вдруг вырвавшуюся наружу, почти кричащую.

— Готов, брат? — спросил Рэвен.

Альбард ничего не ответил. У него от страха стучали зубы.

Удостоверившись, что оба брата надежно пристегнуты к своим тронам, сакристанец нагнулся к Альбарду и шепнул ему на ухо несколько слов. Акустические особенности зала позволили Рэвену расслышать каждое слово. У него самого расширились зрачки, когда он увидел, какой ужас исказил лицо его старшего брата.

— Змеиный бог жив, — прош[оппа!]л сакристанец.

Над долиной едва забрезжил рассвет, когда Кебелла Девайн увидела, что Ликс поднимается к ней на стену, с которой открывался вид на вчерашнее побоище. Хускарлы, телохранители Кебеллы, уважительно отступили на подобающее расстояние. Сердце супруги-поклонницы лорда Девайна бешено колотилось.

— Все закончилось? — спросила Кебелла, не поворачиваясь к девушке.

— Да, — подтвердила Ликс.

— И что?

— Были некоторые… осложнения, — ответила Ликс, явно наслаждаясь нетерпением Кебеллы.

— Не тяни, Ликс, рассказывай.

— Рэвен удачно соединился со своим доспехом. Его рыцарь словно конь, бьет копытом и рвется в бой.

— А что Альбард?

Ликс на миг замолчала, притворившись грустной.

— Как ни прискорбно, по после происшествия на Виа Аргентум Альбард оказался не готов к ночи в зале Отголосков.

— Он выжил?

Ликс кивнула:

— Выжил, но рыцарь не принял его. Бионевральное отторжение было столь сильным, что необратимо повредило разум Альбарда. Боюсь, мы его потеряли.

Кебелла наконец удостоила Ликс своего взгляда. Посторонний мог бы счесть, что лица женщин выражают объединившую их печаль, но на самом деле это были лица соучастниц.

— Твой ручной сакристанец устроил тот еще спектакль, — наконец произнесла Кебелла.

— На что только мужчины не идут из-за похоти, — согласилась Ликс.

— Но ему не удалось убить Киприана, — сказала Кебелла. — Две смертельные раны, а старый брюзга еще жив. Я им почти восхищаюсь. Почти.

— Верно, Киприан выжил. Но посмотрите, чего достиг Рэвен, — подчеркнула Ликс. — Народ видел, как он противостоял маллагре с одним лишь неработающим силовым мечом. Из таких историй и рождаются легенды.

— Нужны ли нам легенды?

— Будут нужны, — ответила Ликс.

В этот миг голова у нее закружилась, и перед глазами возник образ — огненное око в небесах, пылающих от края до края.

— Опять видение? — спросила Кебелла, поддерживая Ликс.

— Возможно.

— Что ты видела? — прош[оппа!]ла Кебелла.

— Грядет время великих перемен, — ответила Ликс. — Не сейчас, спустя много лет здесь разразится чудовищная война. Дом Девайнов будет играть в ней решающую роль.

— Что будет с Рэвеном?

— Он станет великим воином. Его действия изменят ход истории.

Кебелла улыбнулась и отпустила руку Ликс. Она посмотрела на предрассветное небо и представила себе миры, которые склонят колени пред ее сыном. Ликс была не единственной, кто обладал даром предвидения, но ее тайная сила росла с каждым днем. Кебелла впервые видела такую мощь.

Я смотрю, у тебя большие планы на брата, — произнесла Кебелла.

— Не больше, чем у вас, мама, — ответила Ликс.

ВОЙ РОДНОГО МИРА

ААРОН ДЕМБСКИ-БОУДЕН

Его звали Тринадцать Падающих Звезд. И он только что плюнул на землю перед Владыкой Зимы и Войны. — Вот мой ответ, Русс.

Владыка Зимы и Войны был королем без трона. Он призвал эйн-иев [Эйн-ии (др. — исл. einherjar, ед. ч. einheri) — в скандинавской мифологии лучшие воины, павшие в битве, живущие в небесной Вальгалле и составляющие дружину бога Одина.], поклявшихся кровью, без всяких церемоний, и воинский суд проходил на голой земле. Все присутствующие здесь были сородичами, все были равны и все знали, что этот день завершится падением топора палача.

Взгляды собравшихся были устремлены на шестерых воинов, под плач грозы ожидавших приговора. Они не пытались соблюдать какое-либо построение, но инстинкты подсказывали им держаться друг от друга на достаточном расстоянии, чтобы свободно вынуть оружие и замахнуться им. Братья стояли перед своим господином, их накидки из волчьих шкур потемнели от дождя, а мокрый серый керамит доспехов грязно поблескивал.

Ветер все еще разносил химическую вонь горящего топлива — одно из последствий недавней высадки легиона. Никогда еще воинский суд не проводился в космосе — традиции есть традиции, и даже Владыка Зимы и Войны не мог пойти им наперекор. Все воины, будь то уроженцы Фенриса или Терры, имели право принять смерть, стоя на твердой земле.

Ярлы и таны других рот образовали кольцо вокруг обвиняемых. Вооруженные и облаченные для боя, вожаки тихо переговаривались друг с другом глубокими низкими голосами взбудораженных медведей. Безо всякого стыда они делали ставки на судьбу своих соратников, и в размен вместо бессмысленных монет шли талисманы и обереги.

Наконец Русс заговорил. Чужеземцы часто сравнивали его голос с собачьим лаем, но здесь, среди своих сыновей, он был лишь одним из тех, в чьих словах звучал звериный норов.

— Я больше не желаю слышать отказов от Воя Родного Мира.

Тринадцать Падающих Звезд кивнул:

— Тогда больше не проси нас.

Верховный король улыбнулся, обнажив грозные клыки, и сверкнул глазами. Подобно богам, он был неподвластен времени и покрыт шрамами так, как никогда не будет ни один трус. Двое волков бродили вокруг него, вечно настороженные и ревностно преданные. Владыка Зимы и Войны праздно провел пальцами в латной перчатке по меху ближайшего зверя.

— Я предлагаю вам честь, — сказал он, — и вот как вы отвечаете мне?

— Ты предлагаешь нам ссылку, мой король. Мы отказываемся. Мы останемся на охоту. Мы будем сражаться вместе с легионом, ибо были рождены для этого.

— Вот как.

В Империуме примарха знали по множеству имен и титулов, для своих воинов он всегда был Владыкой Зимы и Войны, а чаще всего — просто Руссом, первым и самым знатным сыном древнего племени Руссов.

И, столкнувшись с непокорностью своего сына, Леман из Руссов продолжал улыбаться. Болезненная веселость исказила рисунок шрамов на его обветренном лице. Как бывало часто в подобные моменты, мысленно он задавался вопросом, служило ли плачущее небо неким предзнаменованием. Если так, то, похоже, весьма очевидным.

— Вы знаете, что по праву поклявшихся кровью я вправе снять вам за это головы. Неужели Вою Родного Мира так не терпится подставить шеи под лезвие моего меча?

Тринадцать Падающих Звезд выступил вперед. В своем потрепанном войной доспехе типа «Крестоносец» он выглядел гордо и благородно, но подлинную величавость ему придавала накидка из коричневого меха, ныне почерневшая от льющейся с бушующего неба воды. Даже по меркам своего рода, Тринадцать Падающих Звезд был престарелым воином — одним из первых Волков, кто покинул Фенрис подле своего примарха. Жизнь наградила его множеством шрамов, но он продолжал дышать вопреки всем бедам и опасностям, что посылала ему Галактика. Многие доблестные воины из первых поколений фенрисийцев пали в тысячах сражений, которые Волки Фенриса вели по всему разрастающемуся Империуму, оставив после себя лишь прах и воспоминания. А большинство тех, кто выжил, уже давно покинули свои первые стаи, либо будучи со всеми почестями назначенными в состав Волчьей Гвардии, либо получив право вести в бой целые роты.

Тринадцать Падающих Звезд всегда сражался достойно, не для того, чтобы подняться по воинской иерархии, а наоборот, чтобы остаться на своем месте. Он был охотником, следопытом, убийцей, а с марширующими армиями и плавающими в пустоте флотами пусть возятся другие. Его место — в стае, его долг — вести Вой Родного Мира сквозь дым и кровь с топором в руке и ревом на устах.

Просунув пальцы в заплетенную и скрепленную кольцами из слоновой кости бороду он почесал подбородок. Казалось, еще вчера его борода была совершенно черной лишь с редкими белесыми пятнами. Теперь же она была белой с серыми прожилками. Воин может сражаться с чем угодно, кроме неумолимого времени и неотвратимой судьбы.

Прежде чем заговорить, Тринадцать Падающих Звезд изогнул губы и обнажил свои длинные клыки — жест старца, делящегося вековой мудростью с молодняком.

— В этом нет чести, мой король. Это изгнание. Сколько ни приукрашивай ее россказнями о героическом долге, ссылка есть ссылка.

Русс обратил свою зубастую улыбку к остальным вожакам.

— Сородичи, Сигиллит попросил нас об услуге. Сейчас, здесь, на этом суде, ответьте же мне — для вас в этом нет чести? Сам Регент Терры умоляет нас следить за владыками легионов.

Несколько танов ударили сжатыми кулаками по нагрудникам своих доспехов, тогда как остальные издали лишь тихие, не громче шепота, возгласы одобрения. Русс рассмеялся над их прохладной реакцией. Он прекрасно знал, что никто из них не горел желанием брать на себя подобную ношу, и любил своих сыновей за честность. Но долг есть долг.

Тринадцать Падающих Звезд оставался неподвижен. Глаза на его угловатом, словно вырубленном из камня лице, обветренном и потемневшем от бесчисленных войн под чужими солнцами, решительно взирали на короля.

— Если Малкадору нужны надзиратели, пришли надзирателей. А мы воины, Русс.

— Только вот другие стаи согласились без тени возражений.

— Нам там не место! — Тринадцать Падающих Звезд зарычал, и слюна брызнула сквозь его стиснутые зубы. — Мы говорили с Тенью Низкой Луны, как и с Гласом Ночи. Ты отправил их на битву, пусть даже это и вынуждает их воевать вместе с другими легионами. Нас же ты лишаешь всех надежд на хорошую схватку. Другие стаи не выказывали противления, потому что им не светит быть закованными в цепи и сосланными на Терру. Ты предлагаешь им войны на новых рубежах, а нам — лишь изгнание.

Русс больше не улыбался. Мог бы, поддавшись гордыне, но невозмутимость взяла верх.

— Довольно огрызаться на всех вокруг, пора брать на себя ответственность. Малкадор обратился ко мне с просьбой, и я предоставлю ему все, что нужно.

Тринадцать Падающих Звезд замотал головой. Холодок поражения поднимался по его хребту. Он не скрывал ярости в своем взгляде, но то была ярость побитого зверя.

— Мы ему не трэллы [Трэлл (др. — сканд. praell) — раб в скандинавском обществе в эпоху викингов.], чтобы по первой прихоти бежать на его зов. Рогалу Дорну не нужны надзиратели, а если нужны, значит, Империуму уже конец. В этом изгнании на Терру нет никакой чести, Русс. Много ли славы в мирной, бескровной участи торгашей, фермеров и прочей челяди? — Последние слова он произнес, словно омерзительное проклятие.

— Слава меня сейчас заботит меньше всего. Ваша непокорность порадовала меня, и я горжусь пламенем в ваших сердцах. Но если вы и дальше будете стоять на своем, то в архивах Шестого легиона вас навеки запомнят первой и единственной стаей, которая воспротивилась приказу примарха. Такого наследия ты хочешь Вою Родного Мира?

Воцарилась тишина, внезапная и резкая. Никто не хотел ничего говорить, даже Тринадцать Падающих Звезд.

— Я так и думал, — наконец взял слово Русс. — Для путешествия на Терру я дарую вам «Дамаркус». Будьте готовы к отлету через двенадцать часов.

Воины Воя Родного Мира остались на месте — безмолвные и неподвижные.

Зато вперед выступил Весельчак Йормаг, заняв место Тринадцати Падающих Звезд. Как вожак Плача Скорбящего Дракона, ярл Тольв и господин многих стай он имел право говорить за любого из них на воинском суде.

И ему было что сказать.

— Мой король, — обратился он, не сводя с Русса взгляда серых, как ревущая над их головами буря, глаз.

— Твой король слушает, Весельчак.

— Русс, — вожак говорил строго, без малейшего намека на улыбку, — так нельзя. Я не могу отправлять воинов моей роты выполнять работу, от которой я бы сам отказался. Если ты посылаешь Вой Родного Мира на Терру против их воли, я полечу туда вместе с ними.

Он взялся за бронзовый обруч на своем горле. Рука в латной перчатке крепко сжала толстое потускневшее металлическое кольцо. Леман из Руссов лично надел его на шею Весельчака Йормага, когда воин впервые принял командование.

В первый раз с момента созыва суда примарх засомневался.

Редко сыновьям удавалось удивить его, но сейчас один из величайших военачальников легиона собирался сорвать с шеи символ своего положения и оставить подчиненных ради службы с одной-единственной своенравной стаей. Казалось, в воздухе похолодало, и вовсе не от леденящего ветра. Плач Скорбящего Дракона был внушительной силой в составе роты Тольв. Потеря одной стаи практически ничего бы не изменила, но потеря лидера — это уже совсем другое дело.

— Благородный порыв. Но кто поведет Плач Скорбящего Дракона в твое отсутствие?

— Мне все равно. Моим преемникам придется сражаться за обруч.

Русс представил себе возможные последствия, и они ему пришлись совсем не по душе. Но воинский суд уже зашел слишком далеко, и обратного пути не было. И примарх доверился своим инстинктам. Интуиция еще ни разу его не подводила.

— Да будет так. Ты отправишься с Воем Родного Мира.

С жалобным стоном напрягшегося металла Весельчак Иормаг сорвал обруч и бросил его на землю к ногам примарха. На несколько ударов сердца снова опустилась тишина.

— Это не изгнание, — еще раз напомнил Русс. — Вы говорите, что в этом нет чести. Здесь, на воинском суде, нет места лжи. Вы правы, братья, — в подобном уделе нет чести. Это всего лишь жест навстречу дипломатии Сигиллита. Он считает непозволительным, чтобы дозорные стаи присматривали только за отдельными примархами. Либо за всеми, либо ни за кем.

— Так пусть же не будет ни за кем, — осмелился подать голос Весельчак. Многие из собравшихся ярлов кивнули при его словах. — Всеотец не хотел бы такого. Не нам…

— Всеотец занят в катакомбах Терры! — Русс зарычал подобно скрежету точильного камня. — В его отсутствие власть в руках Регента. На этом довольно препирательств.

Но после он смягчил тон, поборов первую подлинную вспышку гнева.

— Настороженность Сигиллита со временем пройдет. Несколько лет на Терре подле моего брата Дорна — вот и все, о чем я вас прошу.

— Прекрасно, сир, потому что это все, на что мы согласны. — Тринадцать Падающих Звезд на мгновение запрокинул голову, оголяя шею в знак покорности.

Братья по стае повторили его жест. Никому из них слова примарха не принесли ни толики облегчения, но, будучи верными сынами, они приняли их.

— Призови нас вновь на войну, мой король, и не жди слишком долго. Не дай нам зачахнуть и умереть мирной смертью на Терре.

На борту боевого корабля «Дамаркус» их уже ждал один из эмиссаров Регента. Прелат Квилим Йеи оказался низкорослым тощим человеком, укутанным в черную мантию. На тонкой шее он носил золотой амулет в форме стилизованного символа Малкадора. Его голос был совершенно невзрачным и монотонным, что одновременно забавляло и раздражало воинов Воя Родного Мира. Он не демонстрировал ни капли страха, хотя большинство смертных трепетали при виде могучих космодесантников. Наоборот, чиновник держался спокойно и проявлял лишь самую сдержанную учтивость, справедливо полагая, что не стоит докучать варварам больше, чем необходимо.

Прелат сообщил Волкам, что в его обязанности входит записать все подробности в их послужной список для сохранения в архивах Терры. Трон получал полные отчеты от каждой экспедиционной флотилии Империума, включая приказы о благодарностях и списки потерь легионов Астартес, но потоки информации были медлительными и ненадежными, учитывая колоссальные расстояния и объемы информации, передаваемой из одного конца Галактики в другой. Для того чтобы воины легиона могли прибыть в Солнечную систему и ступить на землю великой Терры, требовались более актуальные сведения.

Именно такими словами он встретил воинов в одном из корабельных залов проведения инструктажа вскоре после того, как те поднялись на борт. В ответ один из дикарей смачно плюнул на палубу прямо прелату под ноги. Но вместо того чтобы оскорбиться, Квилим даже слегка польстился этим дерзким жестом. Он многие годы изучал VI легион и его примитивный родной мир и знал множество ритуалов и традиций Фенриса, сохранившихся в рядах Космических Волков. Подобный плевок для них был не просто низменной привычкой — в древних суевериях некоторых племен это считалось жестом, отгоняющим несчастья. Хотя кто-то видел в нем выражение недовольства и пренебрежения к чужим словам. Квилим полагал, что в данном случае сошлось всего понемногу.

— Как грубо, — заметил он с предельной учтивостью в голосе. — Полагаю, вам бы больше хотелось сейчас лететь на Просперо со своим легионом, нежели на Терру?

Плюнувший Волк покачал головой.

— Как быстро наружу полезло твое невежество, писец. Эйн-ии летят, чтобы первым делом выслушать магистра войны. Хорус Луперкаль пожелал говорить с Владыкой Зимы и Войны. Лишь после этого Стая отправится судить Алого Короля.

«Интересно, — подумал прелат. — Малкадору это будет очень интересно».

— Разумеется, — все так же нейтрально ответил Квилим. — Прошу простить мне мою устаревшую информацию. А теперь давайте перейдем к делу. Назовите, пожалуйста, свои имена и звания. Я понимаю, что вам это неприятно, но Седьмой легион в полном составе прошел такую же строгую…

— Заткни пасть, — рыкнул второй Волк, — или я тебя убью!

Прелат запнулся. Кибернетический стилус на месте его левого указательного пальца замер над поцарапанной поверхностью изношенного инфопланшета. Эмиссар наблюдал за воинами — этими громадными нескладными немытыми дикарями с железными кольцами в бородах и неровными руническими татуировками на лицах. Они воняли потом, оружейным маслом и старыми, вымоченными под дождем шкурами.

Квилим втянул было носом воздух, чтобы ответить, но под напряженными взглядами серо-голубых глаз мягко выдохнул и медленно, спокойно положил планшет на центральный стол. В тот же момент Волки потеряли к нему всякий интерес и принялись обмениваться горькими ухмылками и перебрасываться гортанными словечками на своем диком языке.

Квилим несколько минут терпел это унижение. Затем, улучив момент, как ему казалось, спада их «беседы» с оскалами и рычанием, он прочистил горло.

— Ты все еще здесь? — удивился один из Волков. Этот на плече держал топор — оружие длиной с рост самого Квилима. — Чего тебе?

Но прелат никогда бы не поднялся до своего на вид скромного ранга, если бы его было так легко запугать. Он возносил порядок превыше всего и долгом был обязан творить его везде, куда бы его ни занесла служба. Как и эти закованные в керамит варвары, он тоже по-своему нес ответственность за мир и стабильность в Галактике, и Малкадор избрал его для этого задания не по сиюминутной прихоти. Сигиллит доверял ему и полагался на его действенность.

— Мне нужны подробности ваших послужных списков, — повторил он, стараясь говорить мягко и спокойно, чтобы вновь не распалить норов этих диких, необузданных животных. — Если вы хотите поскорее избавиться от меня, придется сотрудничать. А теперь, если позволите, начнем с ваших имен и званий.

Первым заговорил Весельчак Йормаг — воин с проседью в бороде и кучей шрамов. Его доспех был инкрустирован бронзовыми рунами, относящимися к одному из нескольких десятков местных языков его родного мира, Фенриса.

Он был военачальником Плача Скорбящего Дракона, почитаемым ярлом Тольв, и, когда эта нелепая ссылка останется в прошлом, ему снова придется бороться за свое место. Свое фенрисское прозвище он получил от сородичей, которые, расплывшись в улыбках, заявили, что его юмор такой же блеклый и холодный, как лед, сковавший укрепления Аетты. До сего дня он вел шесть сотен воинов на войну под чужими солнцами и лунами, проливая целые океаны вражьей крови во имя Русса и Всеотца. Теперь же он стоял вместе с Воем Родного Мира, связанный с ними клятвой на время их общего изгнания.

Но он ничего об этом не сказал. Такое не предназначалось для ушей чужеземцев.

Вместо этого он назвал имя и звание, которые ни для кого в легионе практически ничего не значили.

— Меня зовут Йормаг. Я магистр ордена Скорбящего Дракона и командир Двенадцатой Великой роты.

Прелат Квилим Йеи облизал свои тонкие губы, старательно записывая сказанное. Он либо не заметил, либо предпочел не замечать издевательских усмешек, которыми обменялись Волки.

Если у Весельчака борода только-только серела, то у воина, чей черед настал следующим, она была совершенно белой и закрывала собой весь нагрудник, а кожа на состарившемся лице имела желтовато-коричневый оттенок.

Это был Тринадцать Падающих Звезд, тан Воя Родного Мира. Свое имя он заслужил после ночи в свою десятую зиму, когда он впервые пустил врагу кровь и когда огонь с небес обрушился на земли его племени. Он был еще мальчишкой, когда Леман взошел к власти в племени Руссов, и плавал с примархом к звездам, когда Всеотец призывал завоевывать все сущее вместе с ним.

Но, как и Весельчак Иормаг, ничего этого вслух он не произнес.

— Я Каргир, — сообщил воин прелату, — сержант Девятнадцатого отделения.

И дальше, один за другим эйн-ии Воя Родного Мира стали называть имена, данные им при рождении, скрывая свои подлинные прозвания от ушей — и пера — этого чужака.

Следующий заговоривший был облачен в белую волчью шкуру, запятнанную грязными розоватыми следами, — кровь настолько глубоко пропитала мех, что как его теперь ни оттирай, чистым ему уже никогда не выглядеть.

Это был Эхо Трех Героев, названный своей бабкой, старейшиной племени Вакрейр, в честь предков, на которых он очень походил. В шипении вражьей крови на тающем снегу он часто слышал призрачный шепот своих праотцов.

— Я Ваэгр, — представился он. — Служу в отделении сержанта Каргира.

— А вы? — спросил прелат следующего по очереди воина.

У этого Волка были короткие волосы — непослушная бледно-коричневая копна на макушке. Его борода была острижена коротко, но неровно, словно воин грубо резал ее ножом, один и безо всякого зеркала.

То был Побратим Ночи, прозванный так за черноту, что зачала его, и тьму, что породила его. Он охотился незримо и убивал незримо. Он сам был подобен теням, что отбрасывали его братья. Он был клинком, что прикрывал их спины. Кинжалом, сокрытым под щитом.

— Ордун, — сказал он. — Служу в отделении сержанта Каргира.

— Вы?

На лице следующего Волка красовалось больше дикарских татуировок, чем у любого из его братьев. Рунические письмена сбегали вниз от уголков его глаз подобно слезам, рассказывая свои истории языком слишком чуждым, чтобы прелат мог что-то прочесть.

Сын Бури получил свое прозвище благодаря урагану, что бушевал над деревянными кора[эх жаль]ми его племени в ту ночь, когда мать вытолкнула его из своего чрева. И в тот момент, когда она собственным мечом перерезала пуповину, связывавшую новорожденного с ее телом, ребенок впервые закричал, словно наперекор громыхающим небесам. Не существовало предзнаменования хуже, чем прийти в мир на волнах яростного моря, но, несмотря на это, Сын Бури здравствовал и преуспевал и в сражениях, и в жизни. Руны-слезы на щеках были шаманскими благословениями, призванными уберечь его от несчастий, предреченных ему по рождению. И они еще ни разу его не подводили.

— Брандуин, — произнес он с ехидной ухмылкой лжеца. — Я тоже служу в отделении сержанта Каргира.

— А вы? — Квилим спросил следующего — того самого, кто грозился убить его.

С головой укрытый толстыми шкурами и увешанный ремнями с гранатами, воин скалился металлическими зубами, вживленными в аугментированную челюсть.

Это был Железная Песнь, названный так за свой голос — в разговоре неказистый и ломкий из-за многочисленных ран на лице, но дивным образом преображающийся, когда дело касалось баллад и песен у костра. Его восстановленная челюсть служила всем вокруг ярким напоминанием о том, что бить головой врага в шлеме — не самая лучшая идея.

— Херек, — сообщил он. — Служу в отделении сержанта Каргира.

— А вы?

Длинная черная грива Волка была откинута с лица и собрана сзади в охотничий хвост. Его глаза казались лишенными всяких эмоций бездушными голубыми шарами, бледными, как летнее небо. Точильным камнем он заострял зубья цепного топора, хоть надобности в этом и не было. Когда он заговорил, то голос его прозвучал мягче, чем у любого из его сородичей.

— Я Не Оставляю Врагов.

Прелат поднял глаза от своего инфопланшета, и морщины взбороздили его лоб.

— Это не имя.

Не Оставляю Врагов встретил взгляд прелата не моргая. Не злобно, но и не спокойно — просто сдержанно.

— Это имя, — настоял он. — Мое имя.

— И как кому-то могло достаться такое… имя?

— Кто-то сражается, — ответил воин, — пока вокруг не остается врагов.

Квилим снова облизал губы, даже не сообразив, насколько явно этот жест выдавал его раздражение и нервозность.

— Рикат, — вмешался Тринадцать Падающих Звезд. — Его зовут Рикат. Он служит в моем отделении.

Не Оставляю Врагов перевел взгляд своих мертвых глаз на лидера стаи, но ничего не сказал. Прелат же записал информацию в планшет.

— А вы? — спросил Квилим последнего из Волков.

Голова воина была выбрита практически налысо, за исключением двух толстых длинных кос на висках, а вся задняя часть черепа была закрыта бронированным психочувствительным капюшоном. Он носил черную волчью шкуру, тогда как остальные — серые, коричневые или белые.

Это был Бой Последней Зиме, говорящий с духами и воин-жрец Рун, Ветра, Мороза и Костей. Прозвище он получил после своего первого видения, в котором он узрел конец всего сущего в будущем, когда триумф Всеотца рассыпался прахом. И он готов был умереть, лишь бы не позволить этой судьбе исполниться.

— Наукрим. Я из тех, кого вы зовете библиариями. — Безмолвная неподвижность воцарилась в помещении после этих слов. — Смотрю, ты не записываешь это, маленький человек. Какие-то проблемы?

Квилим взглянул в глаза Волка — неморгающие и полные непоколебимой твердости.

— Эдикт Никеи…

— Ах да. — Бой Последней Зиме легонько кивнул, казалось бы, с почтением. — Пожалуй, мне следовало сказать — я был библиарием. Теперь я сражаюсь рядом с братьями, используя только болтер и клинок. Такой ответ тебя устраивает больше?

Прелат коснулся стилусом поверхности планшета, но так и не сделал никаких пометок.

— Кто не пользуется этими силами, такую экипировку не носит.

— Ты про мою шаманскую корону? — Бой Последней Зиме поднял руку и провел пальцами в латной перчатке по металлическому капюшону. — Снять ее будет оскорблением духа моего доспеха. Никакой другой цели она не служит.

Квилим нервно сглотнул и вдруг с поразительным достоинством выпрямился и вытянулся.

— Я не позволю лгать мне.

Волки подступили ближе. Не бросились вперед керамитовой волной, не призвали к голосу свое оружие. На их лицах лишь застыл легкий прищур воинов, которые искренне желали сделать то, что умеют лучше всего. Сервоприводы сочленений их доспехов сначала мягко заурчали, а уже в следующее мгновение зло зарычали.

За всех высказался Весельчак Иормаг:

— Мы выложили тебе все, что хотели, писец. Записывай и проваливай с глаз долой.

Квилим сощурился, и на мгновение показалось, что он колеблется в нерешительности.

— Очень хорошо, — наконец подытожил он. — Думаю, пока что мы закончили.

Железная Песнь ввел код запирания переборки сразу же, как только маленький самодовольный писец Малкадора оказался на другой стороне, и по-собачьи раздраженно фыркнул сквозь сжатые металлические зубы.

— Три месяца, — сказал он сородичам. — Три месяца до Терры, и то если течения будут спокойными. Три месяца нам развлекать эту мелкую крысу.

Тринадцать Падающих Звезд смотрел на запертую дверь так, словно мог одним лишь взглядом прожечь дыру в пластали. Он думал о прелате, и мысли его были тревожными и мрачными.

— Он продолжал лгать нам, даже когда мы лгали ему. Он не простой писец. От этого карлика так и разит приближенностью к Малкадору. Даже если он не служит Регенту напрямую, то однозначно обретается в тех же верхах. С ним следует быть поосторожнее.

Молчаливые кивки согласия стали ему ответом.

— Три месяца, — повторил Железная Песнь. — Три месяца, а между тем эйн-ии отправятся брать Магнуса Одноглазого без нас. Эх, какая могла бы получиться история. Легенда… а я все пропущу, связанный и сосланный ради пустой траты времени. Прошу, скажите, что это просто плохая шутка.

Побратим Ночи занимал себя тем, что подкидывал свой нож и ловил его точно у самого пола.

— Боюсь, на Терре нас ждет прохладный прием, братья. Вряд ли лорд благородного Седьмого Дорн будет рад видеть нас больше, чем мы его.

Никто не торопился ничего говорить об этой неприглядной истине. Сын Бури посмотрел сначала на запечатанную дверь, а затем на своих сородичей, и в его бороде медленно занялась улыбка.

— «Не Оставляю Врагов», — произнес он, довольно точно подражая своим обычно грубым и мощным голосом заносчивым интонациям прелата. — «Это не имя».

Стая вместе со своим вожаком дружно рассмеялась — впервые с тех пор, как Владыка Зимы и Войны сообщил им об изгнании на Терру. Даже Весельчак Йормаг улыбнулся — что сполна отвечало его имени, но случалось очень редко.

(кликабельно, 1536x2048)

(кликабельно, 1000x623)

Изменено 27 октября, 2017 пользователем Pictor Jack

[LND]

Там будут шрамы и это очень круто. Интересно продолжат историю Торгуна начатую в Братстве Луны или будет другой персонаж?

Да там ещё и ТА, надеюсь будет Корсвейн и его возвращение на Калибан.

Изменено 17 октября, 2015 пользователем LND

[Monique]

Там будут шрамы и это очень круто. Интересно продолжат историю Торгуна начатую в Братстве Луны или будет другой персонаж?

Да там ещё и ТА, надеюсь будет Корсвейн и его возвращение на Калибан.

Это будет из разряда Legacies of Betrayal - ничего нового.

Изменено 17 октября, 2015 пользователем Wendy

[Monique]

Главное - чтобы вошёл "Полёт Ворона". Без "Полёта Ворона" переиздание не переиздание.

[Cinereo Cardinalem]

Главное - чтобы вошёл "Полёт Ворона". Без "Полёта Ворона" переиздание не переиздание.

А потом ВНЕЗАПНО будет как с "Медузоном". :D

[Monique]

"БОЛЬШОЕ ФОТО"

[Lorik]

Кулак на обоях стоит в такой позе как будто позирует для самого жесткого рэп альбома 30 тысячника:)

Изменено 18 октября, 2015 пользователем Lorik

[hades_wench]

может, уже было - все друг у друга перепечатывают одними и теми же словами.

War Without End by Various Authors will be an anthology featuring entirely new short stories about Imperium Secundus*, in the same vein as Mark of Calth.

(с Болтхола).

* как же задолбал этот Секундус...

[Cinereo Cardinalem]

in the same vein as Mark of Calth.

Т.е. также, как к "Не ведая страха" добавили "Отметку Калта", к "Забытой империи" добавили "Войну, которой нет конца"? Мда... чувствую, потом о Секундусе временно забудут, а после выпустят про него две книги за авторством Сандерса и Аннандейла.

Изменено 18 октября, 2015 пользователем Cinereo Cardinalem

[Аналкар Навал]

Т.е. также, как к "Не ведая страха" добавили "Отметку Калта", к "Забытой империи" добавили "Войну, которой нет конца"? Мда... чувствую, потом о Секундусе временно забудут, а после выпустят про него две книги за авторством Сандерса и Аннандейла.

Сандерс неплохой писатель, но вот Ананндейл преемник славы Себастьяна Гото и Генри Зу.

Итого: три новых сборника рассказов

[Cinereo Cardinalem]

Ананндейл преемник славы Себастьяна Гото и Генри Зу.

Не, Аннандейл просто пишет через жопу. Иногда у него бывают неплохие вещи (ну, или по крайней мере - прикольная наркомания)))).

Преемником Гото и Зу является Джо Паррино aka Жопа Носорога. :D

[Аналкар Навал]

Не, Аннандейл просто пишет через жопу. Иногда у него бывают неплохие вещи (ну, или по крайней мере - прикольная наркомания)))).

Преемником Гото и Зу является Джо Паррино aka Жопа Носорога. :D

Я понял свое упущение и прочее бла-бла Волков, да.

Перепутал я, Аннагдейл любит динозавров и червей, а дЖОПаРрино написал шедевр про ассасинов, который скопировал у него в 2011 Сваллоу в Немезиде

[Str0chan]

Всегда было интересно, чем просто new отличается от entirely new (помимо повода задрать ценник на несколько колониальных фунтов, разумеется).

Изменено 18 октября, 2015 пользователем Str0chan

[Дарт Йорикус]

Entirely new это как "Медузон" или "Отметка Калта", наверное, а просто new как какое-нибудь "Наследие предательства". :D

[RedFurioso]

Перепутал я, Аннагдейл любит динозавров и червей

На самом деле Аннандейл любит классические хорроры. Очень сильно. Если почитать его твиттер, то там 90% содержания - всякие дракулы, франкенштейны и ихтиандры. Ну и атмосферу нагнетать он таки умеет, что бы о нём ни говорили. От кричащих глаз в "Пифосе..." мне было очень не по себе.

[Foghost]

На самом деле Аннандейл любит классические хорроры. Очень сильно. Если почитать его твиттер, то там 90% содержания - всякие дракулы, франкенштейны и ихтиандры. Ну и атмосферу нагнетать он таки умеет, что бы о нём ни говорили. От кричащих глаз в "Пифосе..." мне было очень не по себе.

До Кинга ему всё равно далеко. Бесит, что он тупо пользует одни и те же сюжетные ходы. При том свои же, мог бы напрячься и слямзить у коллег что-нить высокоидейное. Книга с динозаврами убила чуть меньше чем напрочь.

[Corvinvs]

слямзить у коллег что-нить высокоидейное

Ага, чтобы потом поймали на плагиате, как кого-то из авторов БЛ вроде бы поймали и заклеймили нехорошими словами. Как бы не Генри Зу.

[Marid]

Да, Зу

[Ender]

Зу не просто слямзил идею <_< . Этот уродец взял достаточно известный военный роман и переделал его на реалии Вахи, при этом не сильно напрягаясь и пропуская многие мелочи, характерные именно для современной американской военщины. На чем и погорел, и поделом...

[Аналкар Навал]

Зу не просто слямзил идею <_< . Этот уродец взял достаточно известный военный роман и переделал его на реалии Вахи, при этом не сильно напрягаясь и пропуская многие мелочи, характерные именно для современной американской военщины. На чем и погорел, и поделом...

И что за роман, если не секрет? Просто я "фанат" Зу, но про это не слыхал.

[Ender]

David Bellavia 'House To House'

"Много букафф"

The shocking plagiarism is of course the worst part. Zou has lifted characters and passages wholesale from David Bellavia's excellent Iraq War memoir 'House To House'. The worst example of which can be found on p192 of Flesh And Iron, where we see Colonel Baeder throw a smoke grenade so a dying insurgent can not see his children prior to his death, Sergeant Bellavia does exactly the same thing on p.44 of 'House to House':

Flesh And Iron

"He had done it to deny the father a chance to see his children one last time. The men he lost in Lauzon and all the good soldiers killed under his command had not been given the chance to say goodbye to their loved ones...The last Baeder saw of the dying man...utterly despondent as he tried to find his children through the thickening smoke. Baeder had denied him the last chance to say goodbye. For some reason, Baeder felt a thrill of joy. It was something he had not wanted to become.They had made him this way."

House To House

"...but also to deny their father a chance to say good-bye. My brothers who died in the field got no such opportunity to say good-bye to those they loved, and I will afford none to this man... Their father, utterly despondent..as the white smoke filled the air around him... I robbed him of his final earthly joy. I delighted as I watched his life ebb away..What have I become?"

The central units in both books are also known as 'the Ramrods'. Sergeant Major Pulver from Flesh and Iron, seems copied from Sergeant Major Faulkenberg in House To House - Faulkenberg gives up a superior technology rifle for a lesser one to help another soldier (p.62 Bellavia) and Pulver does too (p.275 Zou), their physical descriptions are near identical (p.211 of Zou and p.163 Bellavia). Depictions of a wounded soldier are also near identical in both books, complete with references to their lives being changed and rolling onto their stomachs (p.306 Zou). Insurgents mimic the voices of the US Army (p.205 Bellavia) and the insurgents do the same to the Imperial Guard (p.222 Zou).

Plagiarism is always unacceptable and this goes way beyond any claim of 'homage' or 'inspiration' into all but outright cut and paste copying. It is made all the more egregious because Zou has not merely copied the words of a novelist, but those of a brave soldier retelling his own experiences - these are real people that are described and real deaths. I am a big fan of Games Workshop and the 40K setting and I find it hard to believe as legally astute a company as Games Workshop would ever have let this book be published with the knowledge its characters, scenes, and in some places words, were lifted from a US soldier's actual memoirs and passed off as the creative work of Mr Zhou.

Изменено 20 октября, 2015 пользователем Ender

[Monique]

[Monique]

Слева направо:

Неизвестный Странствующий Рыцарь

Неизвестный Гвардеец Ворона

Неизвестный Ультрамарин

Неизвестный Имперский Кулак

Неизвестный Тёмный Ангел

Неизвестный Железнорукий

Таргутай Есугэй

Нассир Амит

Неизвестная Саламандра

1. Не многовато ли ноунеймов?

2. Где Волки?

[Corvinvs]

Неизвестный Тёмный Ангел

А не Корсвейн ли? Просто из ТА только его могу вспомнить, но то, как он выглядеть должен не припоминаю.

При этом странствующего рыцаря по началу за ворона принял, хоть серый цвет и смутил, но Мк.6 сыграл злую шутку. А ворона с болтером за железнорукого принял.

[Monique]

А не Корсвейн ли? Просто из ТА только его могу вспомнить, но то, как он выглядеть должен не припоминаю.

Корсвейн не расстаётся с Мантией Чемпиона: