Спасибо Кроньяку и Deever’у, за ценные указания на ляпы.
Написано под влиянием рассказов Г. Лавкрафта
Это мой первый блин, комом не комом, будет понятно после ваших оценок, но не судите строго....
Господин Туккенс – воскреситель мертвых
Совсем юный паренек лет 17-18 был привязан к стулу, стоящему в темной комнате. Над ним стоял здоровенный детина, в форме Арбитра, а рядом на другом стуле сидел писец, записывающий весь процесс дознания.
-Хорошо, я расскажу, как все было...- прохрипел Шняга, сплевывая кровь, наполнившую рот после очередного
удара дознавателя.
***
До того как я встретил господина Туккенса, как он сам назвал себя, я был никем – нищим попрошайкой, уличной грязью. В крупных городах, тем более в городе-улье Кзюрбобе такие как я долго не живут. Рано осиротевший, лишившийся жилья, ворующий еду с прилавков грязных торгашей, без будущего вот кем я был. Но однажды, когда на ярмарке на нижнем уровне я попытался стащить кошелек у некоторого господина, впервые, прошу заметить, нужда толкнула меня на такое, тот поймав мою руку у себя в кармане уже занес руку для удара, но что-то его остановило. В его глазах я увидел то, что нынче так редко проявляется в черствых людях нашего 41 тысячелетия. Жалость и сострадание. Таинственный господин Туккенс не только не сдал меня Арбитрам но и приютил меня. Нужно сказать что жил и работал он в крематории, но даже такому жилью я был рад. В обязанности Туккенса входило проводить процесс кремации и ремонтировать топки. Весь процесс сожжения трупов был автоматизирован, от Туккенса требовалось лишь нажимать кнопки и двигать нужные рычаги, произнося литании, что, впрочем, он делал далеко не всегда. Это был вечно мрачный, разочаровавшийся в жизни, молчаливый, замкнутый в себе человек. Из того немногого, что он рассказал о себе я узнал, что в уличной потасовке он потерял жену и сына которому было как и мне 16 лет. Собственно из-за схожести меня с его погибшим сыном господин Туккенс меня и приютил.
Крематориум был мрачным зданием, достаточно большим внутри, что резко контрастировало с улицей где каждый сантиметр был занят лавчонкой очередного торгаша. В мои обязанности входила уборка пепла из топок и подметание вечно душного, темного печного зала. Топки были старые, и потому в зале было пыльно, пепел просачивался через воздуховые фильтры. После того как меня, надышавшегося остатками сожженных, однажды стошнило, я стал повязывать на лицо мокрую тряпку.
Жили мы небогато, господину Туккенсу платили гроши, за то, что он, по сути, выполнял работу сервиторов. Конечно, тех, кого мы сжигали в топках, а обычно это были нищие и бандиты (так как на высших уровнях улья, где жили люди побогаче было несколько собственных частных крематориев), трупы которых обирали на улицах до нитки, но я все же обшаривал тела на предмет ценностей и денег и иногда что-то находил. Господин Туккенс смотрел на это через пальцы, поскольку доход от находок шел в наш с ним общак.
Туккенс был одержим идеей вернуть к жизни жену и сына которых он поместил и содержал в установке-генераторе стазис поля. Нужно сказать, что раньше он был врачом на высших уровнях улья, имел немаленькие сбережения и неплохую квартиру, умирающей жене он поклялся, что вернет их любым способом. После их смерти продал квартиру и потратил все сбережения на мертвых жену и сына. Это было не совсем законно, поэтому мы побаивались властей и старались не вступать с ними в контакт.
Однажды когда я в очередной раз выносил пепел, Туккенс таинственно поманил меня пальцем.
- Я хочу показать тебе кое что, но ты должен пообещать что ни за что никому об этом не расскажешь.
Он завел меня в комнату. В комнате на столе лежало тело. Еще свежее. Туккенс достал откуда-то из своего мешковатого плаща странную книгу в темном переплете.
- Я наконец-то нашел способ вернуть их к жизни! - произнес он, имея ввиду, конечно же, свою жену и сына.
Он открыл книгу на нужной странице и стал читать совершая пассы над трупом. Он читал на каком-то странном языке и от слов его веяло древностью и страхом. Клянусь, слова эти были наверное древнее самого Империума. Словно зашевелилось что-то древнее и жуткое в глубине пространства. Безумная улыбка светилась на лице Туккенса.
Йа! Йа! Зи Азаг!
Зи Азгак! Йа! Йа!
Ктулху Зи Кур! Йа!
Но вдруг я почувствовал сбой в ритмике заклятия. Туккенс запнулся, но дочитал заклятие до конца, хотя звучание слов и изменилось. Они стали просто словами, лишенными какой-либо силы и смысла
И вдруг труп открыл глаза! Это было настолько неожиданно что мы даже отпрянули от него. Но в его глазах читалось лишь безумие. Потом все произошло очень быстро. Труп издал дикий леденящий душу вопль после чего вскочил с кушетки, опрокинув ее и начал рыча карабкаться по стене к окну. Его ногти царапали стену, он разбил стекло головой и выбросился наружу, оставив кровь и кусочки кожи на осколках торчавших в раме.
Когда мы с Туккенсом вышли из ступора, мы побежали на улицу. В грязном проулке, куда выходило окно, были видны следы крови. Мы следовали по ним за трупом сколько могли, но они становились все слабее и слабее и вскоре их просто не стало видно. Погоню за мертвецом пришлось остановить. Он был быстр, слишком быстр для нас. По пути в Крематориум мы решили, что Арбитрам, если у тех возникнут вопросы, скажем, что окно разбили во время уличной потасовки. Отсюда и кровь на улице. Придумав логичное объяснение происшествию, в котором мы были непосредственно замешаны, мы несколько успокоились.
Прошло несколько дней тревожного ожидания. Но за нами никто не явился. Когда я осмыслил деяние, которому я был свидетелем, мое отношение к Туккенсу изменилось. Я стал боятся его. Он тоже изменился, в его глазах был фанатичный блеск, показывающий, что теперь, когда он на шаг отдален от поставленной цели он пойдет на все и не остановится ни перед чем.
В наши топки стали поступать время от времени страшно изуродованные тела, с отгрызенными пальцами, кистями рук, а иногда и с оторванными головами. Это неприятно напоминало о том, что где-то все еще бродит наш беглец.
За покупками на близлежащий рынок ходил обычно я. После того, как начали происходить эти жестокие убийства, на рынке я время от времени видел Арбитров передвигающихся группками по трое, по двое, что-то высматривающих. Однажды я стал свидетелем сцены, надолго врезавшейся в мою память. По рынку передвигалась группка Арбитров, возглавляемая псайкером, что уже само по себе было необычно. Видно методы их работы не принесли успехов, и они решили обратиться к псайкерам. Вдруг откуда то сбоку, расталкивая толпу и прыгая на четвереньках, выбежал труп, которого оживил Туккенс. Арбитры несколько растерялись, поскольку псайкер, хоть и обернулся в сторону выскочившего трупа, его не видел. Он водил головой из стороны в сторону, но не замечал, скалившего зубы прямо перед ним трупа. Арбитры в это время были в ступоре, видя реакцию псайкера. Труп хищно оскалился и бросился на псайкера. Тут Арбитры вышли из ступора и выстрелами своих пушек вновь умертвили беглого трупа, но псайкер был мертв, как и лежащий на нем мертвец, которому положено было уже давно превратиться в пепел.
Впечатленный этой сценой, я бегом вернулся в то место, которое считал домом. Я застал господина Туккенса впопыхах собирающимся. Он толком ничего мне не объяснил. Лишь восторженно пробормотал что-то вроде: «получилось!...он заговорил…собирайся я хочу чтобы ты при этом присутствовал!». Я забежал в печной зал и увидел, что одна из топок совсем недавно использовалась. Я подошел поближе и ужасная догадка поразила меня как удар молнии: Туккенс снова читал свое заклинание над трупом, но в этот раз он предусмотрительно его связал(я понял это по кускам проволоки в пепле), чтобы не повторить прошлый опыт. Удовлетворившись результатом, Туккенс сжег его заживо, чтобы избавиться от всяких трудностей и проблем ждущих его в дальнейшем (но они показались бы ему раем по сравнению с тем, что его ждало).
Еще более неприятен стал мне этот человек. Но тон его не терпел отлагательств и мне пришлось спрятать мою неприязнь к нему.
Мы пошли с ним на средние уровни улья, где нас, в общем-то, могли арестовать лишь за одно пребывание там. Туккенс вел меня в одном ему известном направлении. Мы пришли к какому то складскому помещению. Туккенс велел мне остаться на улице. Сам он зашел внутрь и через какое-то время дверь склада открылась. Внутри это было полупустое помещение, в одном углу которого были навалены какие-то коробки, а в другом, стояла установка-генератор стазис поля, достаточно большая по размерам и по конфигурации напоминавшая печную установку у нас в крематории. Туккенс с благоговейным трепетом открыл ее отделения. В одном был парень, а в другом красивая женщина. Они не были похожи на мертвых, казалось будто они просто спят. В глазах Туккенса проступила боль, но вскоре она сменилась прежним фанатичным блеском. Он начал читать из книги то же заклятие. Сначала над женой, потом над сыном. Лицо его выражало крайнюю сосредоточенность, он ни разу не ошибся и не запнулся.
Через какое то время они открыли глаза. Сначала жена, потом сын.
- Папа! – вскрикнул сын и протянул к отцу руки.
- Ты вернул нас, ты сумел! – восторженно промолвила жена и тоже протянула к нему руки.
Туккенс, обезумевший от счастья, бросился в их объятия. То, что произошло дальше, я запомню на всю оставшуюся жизнь. И никакие муки не заставят меня забыть это. Обнимая Туккенса жена и сын повернули свои лица ко мне, и я никогда не забуду ту жуткую ухмылку исказившую их лица и демонический, зловеще - розовый отблеск глаз. После этого они вцепились в Туккенса и начали рвать его на части, безумно хохоча. Я с криками ужаса выбежал из помещения, но только для того, чтобы лицом к лицу столкнуться с Арбитрами. А дальше - беспамятство после тяжелого удара в лицо.
Дело №5366689 получило высший статус секретности. Обвинение подозреваемого по кличке Шняга в содействии чернокнижнику было доказано. Наказание – стирание памяти и превращение в сервитора. Главная улика , черная книга, была изъята и уничтожена как хранитель опасного знания. Сервитор, который когда – то был Шнягой, теперь работает там же, где и раньше – в крематории.
Но песмотря на то, что книга была уничтожена, в глубинах космоса что-то древнее и жуткое пробудилось ото сна.
