До конца
Скрип. Металлический. Мерзкий, противный, высокий. Слишком высокий.
Амадей стиснул зубы – скрип отозвался болью, будто в каждый зуб вонзили иглу.
Тварь сообразительна, это точно. Её основной инстинкт не выживание, а дикий садизм, от которого она наверняка получала неописуемое наслаждение. Мощная стальная двустворчатая дверь могла бы выдержать серьезный взрыв, но для существа, что находилось сейчас по ту сторону, это никакая помеха.
Амадей уже видел, как она вскрывает двери. Легко, как открывалка консервную банку. Если бы она хотела, то еще минуту назад раскурочила бы толстую сталь. Но она чувствовала, что ненавистный человек рядом, всего в нескольких метрах… Черт знает, как можно чувствовать за герметичной системой, но гвардеец не сомневался, что она чувствует. К его сожалению, он и это тоже видел. И теперь вряд ли сможет когда-нибудь спать спокойно.
Она не разрывала дверь, потому что хотела поиграть с добычей. Амадей знал, как это будет. Сейчас это существо ведет страшным когтем по двери, ведет нарочито медленно, чтобы скрип не прерывался как можно дольше. Чтобы добыча знала, что охотник близко, чтобы добыча поняла, что обречена. Чтобы сходила с ума от страха… Тварь наверняка чувствовала и страх жертв тоже.
Потом она начнет вскрывать дверь. Медленно. Сначала слабые редкие удары, которые будут становиться все сильнее и сильнее, и чаще, пока не перейдут в гулкую барабанную дробь. Дверь начнет мяться, прогибаться… потом станет тихо, и жертва решит, что дверь выдержала напор, смерть не смогла пробиться и отступилась. Наивная и глупая мысль. Потому что твари только это и нужно – почувствовать, как добыча успокоилась и перестала трястись. И тогда тварь ворвется. Она не станет убивать, нет. Она будет творить…
Гвардеец сглотнул. Если он выберется отсюда, то умрет от передозировки наркотика. Жить с такими воспоминаниями значит быть редкостным психом. Это значит слышать леденящие вопли истязаемого человека, агонизирующего в страшных муках, и довольное урчание твари. Это значит бояться закрыть глаза, бояться спать. Бояться ножей, бояться мяса и крови. Когда он выберется… нет, если он выберется, кровь, мясо и ножи будут напоминать ему об этом кошмаре.
Скрип прервался. Времени осталось совсем немного.
Стоит жертве побежать, и тварь ворвется через пару секунд. Амадей знал это и потому не двигался с места. Он ждал. И готовился к приёму.
Когда ухнул первый удар, оставалось зарядить еще половину магазина. Он судорожно хватал из коробки патроны и вставлял поочередно бронебойные и со смещенным центром тяжести. Ему, можно сказать, повезло вдвойне – найти на одном из трупов боеприпасы, и увидеть, как в тварь пытались стрелять. Короткая очередь обычными патронами не смогла её хоть сколько-нибудь замедлить, и единственная надежда была на комбинирование. Амадей надеялся, что это остановит тварь. А если нет, то исчезнет и без того куцый шанс.
С этой мразью необходимо было расправиться сейчас. Если он не убьет её и при этом сможет уйти, такой возможности больше не представится. «Судьба решила помочь мне, не иначе, - подумал Амадей, защелкивая очередной патрон. – Показала врага. Подкинула патроны. Дала возможность подготовиться. Подарок, на…»
Удары становились громче, промежутки между ними реже. Дверь стонала, по намечающимся вмятинам уже можно было различить, куда приходятся удары.
Амадей вставил магазин, передернул затвор. Проверил, снято ли с предохранителя. Хотел было снять бронежилет – от когтей все равно не спасет, но, посмотрев на связку гранат, передумал. «Мало ли», - мелькнула мысль. Кое-как приладил к поясу дробовик, так, чтобы можно было быстро схватить. Требовалась мощь, а времени на перезарядку второго магазина для автомата не было. Потом примотал к небольшой упаковке взрывчатки детонатор, выставил таймер сначала на сорок пять секунд, затем снизил до тридцати. Лучше всего было бы десять-пятнадцать, вряд ли он продержится дольше, да и муки так будут короче.
«Проще всего пустить себе пулю в висок. Быстро и безболезненно».
Но желание жить оказалось сильнее.
Гвардеец запихнул взрывчатку за пазуху, встал, пятясь, отошел к колонне, быстро огляделся. Помещение было большим, но совсем не просторным – чуть ли не до потолка загромождено тяжелыми металлическими ящиками с двуглавым орлом на каждом. Кладовая, должно быть. Оно и к лучшему, в тесноте он, может, и справится.
Удары стихли. Дверь прогнулась вовнутрь.
Еще чуть-чуть и начнется…
От страха хотелось убежать, забиться в какую-нибудь дыру, в темный далекий угол, где никто не найдет. Забиться и сидеть там обезумевшим от ужаса, наедине с торжествующим страхом. Сидеть, и чтобы никто не нашел.
«О, Император Человечества,
Взгляни на меня с добротой
Следи за своим слугой и солдатом
И защити меня от опасностей»
Дверь пронзили когти, длинные, черные, иззубренные. Похожие на ножи.
«Сейчас… Иди сюда… Думаешь, поиграть со мной? Поиграем… Черта с два ты до меня доберешься. Ты сдохнешь, [собака]. Может быть одна. Может быть вместе со мной. Но сдохнешь». Амадей мрачно ухмыльнулся. Нет, молитва не придала сил. Но с каждым мгновением в душу вкрадывалось холодное безумие.
Со скрежетом, тварь стала раскрывать двери, сминаемая сталь застонала и легко поддалась. Невероятная сила.
«Четыре»
Он сорвал гранату, катнул её к двери.
«Три»
Из темной дыры пролезла тварь. Она была огромной, крупнее взрослого медведя, и отвратительной – вытянутая узкая челюсть, рыло, множество ассиметрично посаженных узких щелей антрацитовых глаз; покрытое сплошными гнойными коростами и редкими длинными волосами тело было обмотано колючей проволокой. У суставов покров корост полопался, из трещин сочился гной. В груди блестел кусок железа с рваными краями, будто вырвало взрывом и обломок шрапнелью попал в тварь, и в ней остался. На тускло поблескивающем железе была выведена восьмиконечная звезда.
Хаос. Такой образ под силу только Хаосу. Никакое больное воображение и извращенный разум не смогли бы придумать ничего и близко похожего.
«Два»
Подергивая рылом, тварь смотрела на гвардейца. Стоит ему дернуться, и она одним молниеносным рывком окажется перед ним, схватит, растерзает.
«Один»
Он отпрянул за колонну за мгновение до разрыва гранаты. Громыхнуло, отродье хаоса пронзительно закричало человеческим голосом, тяжело рухнуло на пол. Амадей выглянул с автоматом наизготовку, внутренне возликовал – под тварью растекалась темная лужа, гранату он бросил верно, - и нажал курок.
Автомат резко задергался, изрыгая огонь. Со смачным чавканьем пули прошивали огромную тушу насквозь; звонко высекая искры, впивались в сталь раскуроченной двери; рвали плоть, разметывая куски и поднимая фонтан кровавых брызг и гнойных ошметков. Тварь затряслась, содрогаемая очередью, но не повалилась, устояла.
Магазин разрядился в пару мгновений, затвор сухо щелкнул и автомат утих. Амадей четко отметил, как звякнула последняя гильза. Из ствола шла струйка жидкого дымка. Сильная отдача отозвалась тупой болью в плече. Не будь он привычен, рука онемела бы обязательно.
Твари досталось страшно, она стала просто месивом мяса и крови вперемешку с гноем. Не твердо, но она стояла. Куски кожи болтались, из жутких ран обильно сочилась кровь, но ужасное создание не издало ни звука!
Амадей ощутил, как внутри расползается холодный страх. Страх смерти, страх перед исчадием Хаоса, страх неизбежности…
Черные узкие глаза, те, что не тронул свинец, неотрывно следили за ним, и не моргали. Тварь затряслась, захрипела, и вдруг с места метнулась на человека.
Его спасло то, что он предусмотрительно встал за колонну. Удар разнес бетон, обнажив арматуру. Чудом не пронзившая бронежилет лапа, как кулак разъяренного огрина бросила Амадея на пол.
Ненавистный взгляд черных глаз. Свисающий меж кривых клыков растроеный язык Подергивающееся влажное рыло.
Друг от друга их отделяла пара метров. Почти коррида.
Только круче.
Между концом жизни и всего лишь началом смерти – краткий миг.
Амадей отбросил автомат, рванул с пояса дробовик и лежа выстрелил. Тварь отшатнулась, будто её неожиданно сильно толкнули. Посыпались куски корост. Из раскрытой пасти вырвался зловонный поток воздуха, язык затрепетал. Но кроме звука сильного выдоха ничего более не было, ни рева, ни воплей.
Лязгнула резко передернутый затвор, гулко ухнул дробовик, и снова выстрел, и еще один, заставивший таки тварь рывком отбежать.
Не мешкая, Амадей в перекате вскочил на ноги, на ходу выдернул чеку, выпустил из руки гранату и нырнул в сторону, за ящик. Граната загремела, покатилась, ударилась об металл ящика. Тут же послышались быстрые мягкие шаги.
Взрыв. И жуткий, яростный беззвучный рев.
Чего?
Боли? Ярости?
Черт его знает.
Гвардеец уже стоял на ногах, шагах в пяти. Вдруг из-за угла появилась лапа, ударила по ящику на высоте метра, пробив черными когтями металл. Потянувшись лапой, тварь молниеносно рванулась за угол, и, сопровождаясь уханьем дробовика, сочащаяся кровью уродливая морда взбурлила, лопнули последние уцелевшие глаза.
Тварь вслепую ринулась вперед, но подобраться к не поддающемуся человеку не смогла – он отстреливался, мгновенно передергивая затвор, и отступал назад.
Жертва стала охотником, почти ликовала в предвкушении победы.
И в этот самый момент неожиданно кончились патроны.
Амадей опешил. Вот и конец. Но тварь, похоже, и не думала кинуться на него, а, напротив, стояла на месте, отвернув голову и прикрываясь лапой. Боялась дроби, защищала и без того изувеченное тело, чтобы не сдохнуть и добраться до человека, растерзать его. Отыграться.
Прошла секунда. Выстрелов больше не было. Человека она не видела, но чувствовала, что тот рядом.
Не зная, что делать, Амадей сделал то, о чем раньше даже и не думал. Это было глупо и нелепо в своей наивности, поступок неразумный и наверно даже детский, но иного выхода не оставалось, а если он и был, Амадей не успел до него додуматься. Он подпрыгнул, зацепился за верхний с выступом край ящика, подтянулся и забрался наверх. Потолок был низкий, пришлось присесть и наклониться, двигаться, опираясь на руку.
Тварь с грохотом и скрежетом когтей о металл вскочила следом, зацепила бронежилет. Гвардеец упал ничком, перекатился. Держась за край, свесился с ящика, очутившись на полу, упал. А, поднимаясь, увидел, что тварь едва пролезает, двигается рывками, вонзая черные когти в ящик и подтягивая себя. С каждым рывком она с треском рвущейся ткани обдирала холку, оставляя по потолку размазанную полосу крови с кусками корост, и была все ближе… А на боку, прямо за лапой, виднелось наклоненное человеческое лицо, прикрытое складкой и пучком волос. Мутные глаза исподлобья следили за человеком.
Выход оставался только один. Отходя по направлению к двери, Амадей достал из-за пазухи взрывчатку. На циферблате таймера четверка как раз сменила пятерку. Эта секунда показалась бесконечно долгой…
Он бросил взрывчатку на пол и прыгнул сквозь дыру в двери. Истошно завопил человеческий голос. Реальность ослепительно вспыхнула рванувшимся из двери языком огня и погрузилась в звенящую тишину.
Стоило сказать твари спасибо – дыру она проделала не слишком высоко и не слишком низко, как раз так, чтобы в неё можно было прыгнуть, и чтобы потом взрывная волна и пламя не дотянулись. Когда Амадей встал, у него только дымилась слегка опаленная одежда.
Он заглянул внутрь и отшатнулся – от обожженных бесформенных кусков несло отвратительной гарью. Тварь успела соскочить, но оказалась над взрывчаткой в момент взрыва, и её разорвало. Тяжелые ящики не сдвинулись с места ни на миллиметр. Единственная уцелевшая лампочка, прикрытая стальным углом, мерцала.
Хорошо, что Амадей имел мало взрывчатки, причем слабой. Иначе он сейчас тоже вонял бы.
«А ведь я хренов герой, - подумал гвардеец, сотрясаемый крупной дрожью - адреналин из него сейчас хоть насосом качай. – Но кроме меня об этом никто не знает. Сам себе герой».
Он шел коридор за коридором, минуя кровавые следы бойни, до тех пор, пока не нашел открытую дверь. За дверью было совсем темно, а вдали маленьким прямоугольником белел выход.
Амадей шагнул через порог. Когда дверь закрывалась, недалеко от него в слабом свете коридорной лампы мелькнули глаза. Черные, узкие, посаженные во множестве и ассиметрично.
Сердце ёкнуло от испуга, в душу полился вязкий холод…
Лязгнул затвор.
Может быть, он выживет. И сейчас, и потом.
Может быть нет.
Но не остановится, будет продолжать идти. Не подастся страху. Несмотря ни на что, несмотря ни на кого.
Он пойдет вперед.
До конца.
