Огромная благодарность камраду Винни Пуху за корректуру текста.
3-ий Малахитский Мобильный
http://forums.warforge.ru/index.php?showto...E8+%EC%E5%ED%FF
http://forums.warforge.ru/index.php?showtopic=6342
http://forums.warforge.ru/index.php?showtopic=8275
Вы спросите, для чего эта глава, которая меняет привычный порядок кусков “ Танкисты- солдаты”…на самом деле она задумывалась давно и, в общем, реализовывалась параллельно общей канве рассказа. Это еще один взгляд на битву за космопорт Улисс. Это сражение не раз я упоминал в рассказе и во всевозможных флэшбэках. И один полноценный и по моему свой лучший рассказ я написал именно о нем, об этом сражении. Но кроме того что это еще один взгляд, это история репортера, история солдата, история офицера.
От автора.
Газетное дело — профессия столь же древняя, как... словом, это вторая древнейшая профессия.
Роберт Сильвестр
Я все еще помню их, русских солдат. Они сидели верхом на своих танках, в танкистских шлемах времен Второй мировой войны, курили папиросы и смотрели на нас с вызовом. Очень уверенные в себе…
Маурицио Блонде.
Вместо интерлюдии
Вторая древнейшая профессия
Я заблудился.
Глупо повернул не в ту сторону. Заплутал среди трех сосен, как говорили древние.
Вот как можно заблудиться на войне, спросите вы?…
А ведь можно, варп раздери. Мне сколько таких историй нарассказывали - вы бы знали!
Надеюсь, однажды о них узнают, и более чем уверен, что уши нашего комиссара Гейла должны будут свернуться от этих опусов в трубочку, а потом развернуться подобно цветку мутантокапусты.
Многие байки и рассказы пострашнее, пожестче - я записал в свой дневник.
Многое снимал на голокамеру. Многое что допускали, публиковал. Например, в боевом листке своего родного полка, дивизиона, корпуса, армии.
Я публиковался даже в центральной газете сектора Сциллы.
А это вам не пятая нога чебурахера.
Я запишу в свой родной дневник, и расскажу вам, как я заблудился.
Впрочем, сразу оговорюсь, дорогу, которую вместо меня выбрала судьба и наш Император, нельзя было назвать той, по которой невозможно было бы пройти.
Я прошел ее, как прошли ее солдаты и офицеры, которые сражались со мной.
Я прошел этот трудный, долгий, полный сражений путь, был ранен, и выжил, потому что так было угодно Ему, и тем людям, которым я обещал.
Я обещал, что расскажу о битве на плацдарме Улисс.
О месте, где горели танкисты далекой северной планеты Принципий в своих боевых машинах, но продолжали сражаться. Где артиллерия Дранхенвельта показала такое искусство, что казалось, их направляла длань древнего забытого в веках “Бога Войны”.
О месте, где погиб и воскрес 7-ой гвардейский батальон Иридии.
О месте, оставшемся в истории Аквилы, как «Последний поход Одиссея»…
Я обещал, и я выполню.
Расскажу и ради вас – прочитавших, и ради всех, кому вы это поведаете…
Слишком уж часто героев быстро забывают, историю растаптывают и сравнивают с землей. Триумфаторами вдруг становятся командующие, всевозможные Мастера и Магистры Войны, Космические Десантники, комдивы, комкоры и прочие достойные люди, конечно сделавшие многое для победы, но не принесшие и толики по сравнению с тем, что делает на самом деле простой солдат. Короткая Память - вообще одна из плохих черт Человечества.
И вот за это, я, как и многие прошедшие горнило войны, осуждаю вас, простых людей, которые-то и войны не видели. Зато научились рассуждать о ее последствиях, о ее жертвах, по пустым сводкам Имперской Пропаганды, иногда правдивым - иногда не очень.
Вместо сводок и распечаток, взгляните в глаза любого солдата.
Взгляните, и преклоните колени перед ним. Столько боли, скорби, застывшего в зрачках бессилия вы не увидите более нигде.
Глаза солдата - это как памятник и напоминание живым о погибших, о тех, кто сражался за твою и мою свободу.
А ведь и вправду, немного же во всем Империуме памятников Простому Солдату, человеку с лазганом. А если они и есть, то их можно пересчитать по пальцам.
Вспомните хотя бы десяток, не можете? Знаю, что не можете…
Есть куча величественных монументов губернаторам, лордам, правителям.
Церковникам и святым, политикам и дипломатам…
А вот в Крейтисе - столице Иридии, что в Аквиле, такой памятник есть.
Это огромное, страшное древо с миллионами рук-ветвей, выполненное в камне и граните.
Длани донельзя уродливые, безобразные, устремились в небо, словно взывая к Императору, словно прося Его принять души бойцов.
Простить их грехи, и наградить за усердие и мужество…
Говорят, на этом древе нет ни одного высеченного звания выше полковника.
Древо солдат - как его называют здесь, древо героев.
О которых надо помнить и не забывать. Всем нам выжившим.
И об этом я тоже расскажу.
Но это все будет потом.
А еще, я вернусь на Аквилу после войны, и увижу памятник.
А пока…Пока, я Фил Флоренс, Филипп Флоренс, если быть точнее - старший лейтенант 3-его Малахитского Мобильного. Красавец мужчина, человек-песня. Репортер Имперской Гвардии, издатель и создатель боевой газеты Крестового Похода Аквилы, газеты которую я назвал “Лавровый венок”, и которую мои недоброжелатели кличут “Похоронным”. Я, совмещающий в себе все то, что любят женщины, дети, и вообще народ. Я заблудился.
Я в начале своего пути.
С головы до ног укатанный в черную флотскую плащ-палатку, стою на перекрестке. Грязный, жалкий, одинокий…
Вокруг ревут моторы, устало шагают солдаты, и я, одиночка, посреди этого сумбура размышляю, куда направил свои стопы мой родной Малахитский Мобильный.
После того ранения, что заставило меня провалятся в госпитале на Геркароде, прошло лишь немногим более недели. А я уже намеревался рвануть в родную часть.
Меня конечно отговаривали - иногда матом, грозили карами, поркой, причем публичной.
Доктор Мечников, начальник госпиталя, и по совместительству полковник с неизвестными мне нашивками неведомо как попавшего на Аквилу полка, которые я так и не смог распознать, распекал меня на все корки.
- Вы должны беречь себя, - Мрачный, он скупо выдавливал из себя подобия чувств, но все таки чувствовалось, что он не хочет выпускать меня из “больнички”.- У вас все еще болит предплечье, останьтесь хотя бы на сутки.
- Нет, - Твердо ответил я, поправив рваную полу медицинского халата.- Устал, хочу к ребятам.
- Но вы с трудом будете даже фотографировать, - Привел последний аргумент Мечников.
Я второй раз отрицательно покачал головой. Все заживет, и все вернется ко мне. Ловкость пальцев, движений. Голоаппарат бы в руки взять, а там дело пойдет. Да даже такой калечный и убогий, как выразилась одна из медсестричек, я просто хотел вернуться.
Домой, к солдатам, к офицерам, даже к Флокхарту и Гейлу, этим двум смутьянам, что чуть не погубили нас в начале всех этих приключений.
Мечников кивнул, нет смысла бороться с тем, кто так хочет Туда. Это бесполезно, это все равно, что воевать с ветром, ссать против него, как напомнил мне пожилой офицер востроянец, которого выписали вместе со мной.
Нам повезло, колонна Первенцев, оказавшаяся как раз кстати близ госпиталя, слава Ему, остановилась близ нас двоих, мокнущих под непрекращающимся ливнем, и ожидающих попутки.
Это было подарком судьбы.
Быстро смекнув что к чему, вприпрыжку, через лужи мы бросились к ним, там нас сначала встретили откровенно враждебно, и чуть ли не дали пару раз в пятак, когда я уцепился за борт одной из машин. Но потом успокоились…
Колонна побежала, поскакала, догоняя противные серо-черные тучи, окутавшие и без того хмурое небо Аквилы.
Я даже не представлял куда направляюсь, по обрывкам разговоров солдат и двух офицеров, что кроме меня и старика востроянца ютились в подобравшем нас грузовичке, я понял, что колонна ползет, как и вся огромная машина Империума к фронту.
Если уж быть точнее, то в северо-западном направлении. Что это было за направление, и тем более находился ли там мой полк, я конечно же, не знал.
Но точно знал, что моя карточка офицера-пропагандиста и бумаги, удостоверяющие в том, что некий носатый господин с голографом на шее, это старший лейтенант Флоренс, позволят мне передвигаться в любом направлении.
И рано или поздно, я найду своих ребят.
Прежде всего я репортер, и даже такая ситуация, как та, что я сейчас в не самом завидном положении, не угнетала меня.
Находить выход из подлостей, которые подбрасывала судьба, было одним из моих кредо.
А уж эта ситуация вызывала у меня умиление. Можно было скрасить время, взять пару интервью у мальчишек или офицеров.
Поговорить о боевом духе, сделать пару снимков.
Все для газеты, и во благо всех тех, о ком я всю свою сознательную жизнь выводил каракули стилусом.
Но я не сделал ни первого, ни второго, ни третьего. Хотелось спать, хрюкающий сопящий старенький грузовичок резво скакал по колдобинам, но даже при такой тряске, я, устроив свой вещмешок к плечу старого офицера, закрыл глаза.
Отчего-то вспомнилось про то, как меня свела судьба с моими товарищами, капитаном и комиссаром, не так уж горячо любимыми, хочу я сказать, но все-таки уважаемыми. Флокхартом и Гейлом, любителями совать свой нос куда не надо.
По долгу службы мне приходилось брать интервью у многих. У этих же жуликов пришлось брать это самое интервью аж три раза.
Все именно из-за того, что они любили копаться в чужом белье. Расследовать, вынюхивать и все в подобном духе.
Освещая ряд дел этих, с позволения сказать “детективов”, я написал о них пару очерков, связанных с не слишком приятными событиями, связанными с событиями, которые я обозвал как “Тело-душа”, “Забери меня во тьму” - очерки имели огромных успех, и даже тиражировались среди других полков, правда, без некоторых событий. Мой цензор, комиссар Шлитцбах, был непробиваем, много пришлось чуть приукрасить, а кое-что буквально уничтожить.
- Этого не должен знать никто… А тут пятно позора на весь Крестовый Поход, - Гудел он, поправляя пенсне, и тыкал бионической культей в очередную, исправленную версию моего очерка. – В общем неплохо, но и этот кусок надо бы изъять…
- Есть, – Лишь козырял я. Можно было устало вздыхать, причитать, молиться, и пускаться в дикий пляс, но толстяк был по-своему прав.
Искать на свой зад приключений он явно не хотел.
- А ты показывал свои художества собственно героям очерка? - Некстати напомнил мне Шлитцбах, после некоторой паузы.
Я закивал с таким усердием, что казалось, еще немного, и моей головой можно гвозди забивать.
Толстяк хмыкнул, и вернул мне текст с красноречиво красующейся красной кляксой “Одобрено с исправлениями”.
Вплотную познакомится с Гейлом и Флокхартом мне удалось при крайне противных обстоятельствах. При которых А) пострадал я, Б) они...вообще впервые произошла такая мощная офицерская потасовка, в которую оказались втянуты абсолютно все кормящиеся в соответствующей столовой. И в которой пострадали, так или иначе, все.
Что самое неприятное, почему-то мне досталось со всех сторон, и только впоследствии я понял - почему.
Но тогда, в канун знаменитой драки, на флагмане“Мосмерон” лорда Сциллийского Франсуа Даана, я мирно обедал в одиночестве, если не считать бутылки амасека и вырезки из макатагга, и не подозревал, как мне достанется “на орехи”.
Впрочем, мирно - было более чем утрированно. Поскольку некоторые из людей совершенно не умеют пить, я, отсев как от востроянцев, так и своих собратьев с Малахита, занял столик ближе к двери.
Чтобы в минуту опасности улизнуть, или пострадать не так сильно, как этого хотелось бы местным забулдыгам.
Конфликты происходили на почве любого брошенного слова, или даже косого взгляда. Пьяного окрика и неправильно, по мнению противоположной стороны, нашитого шеврона.
Алкоголь туманит сознание.
Одни падают мордой в салат, и их уносят в персональных кубрик.
Другие же становятся агрессивными, и дай им возможность помахать кулаками, уничтожили бы столовую на корню.
С офицерами справиться было вдвойне сложнее.
Вот все кричат: солдаты, пьяные солдаты – мол, как с ними бороться?
По уставу - палками по пяткам, да чуть ли не до расстрела.
А офицер? Натравите на него флотских из СБ? Ха, укатают в пол и не заметят, позовете дежурного - которого вся эта пьяная гурьба просто не заметит, пробежится по нему, и останутся от бедного майора только ноги и руки.
Вот и приходилось всем лавировать, обедать с солдатами как бы не положено, да и у гвардейцев есть своя столовка. Строем вроде ходить офицерам не прикажешь - конечно, командующий может всех застроить и надавать подзатыльников, но выход ли это?
И был ли он?
Был.
Как оказалось, какая то светлая голова из флотской СБ составила графики, высчитала количество народа, и начала разводить наиболее антагонистически настроенных друг к другу товарищей по разному времени. Мол, красный сигнал по кораблю - едят востроянцы и вальгальцы, синий - Иридия и Принципий, желтый - мой родной Малахит, и Катачан.
Все было гладко, с эксцессами конечно, куда уж без них, но без потасовок.
Но в тот день когда я пил в одиночестве амасек, Иридийские офицеры почему то соседствовали с моими поплечниками.
Я уже начал опрокидывать очередную порцию доброго винца себе в глотку, как рядом, буквально в метрах четырех, зашуршали, на пол шмякнулась еда, зазвенела посуда. Вилки, ножи, где-то в дальнем углу загудел противень.
В отражении бутылки явно просматривалась намечающаяся драка.
Народ столпился с двух сторон, набыченный, злой.
Видимо, были задеты чьи-то высокие чувства. С удивлением, и даже почти ахнув, я обнаружил, что, собственно, оказался ближе к стороне Иридийцев, чем к стороне своих. Я проклял стол, который был расположен так неудачно, и проклял заодно и себя.
А потом проклял и смутьянов, что затеяли стычку.
Я узнал их… Гейл и Флокхарт, и какие то офицеры с Иридийской стороны.
Тоже комиссар и капитан.
Получилось прямо отражение - с нашей стороны зачинщиками выступали комиссар и капитан, и с их стороны такая же публика. Вокруг создавали массовку остальные провокаторы и драчуны.
Кто-то еще пытался увещевать, но кто-то даже науськивал свою партию на враждебных ему офицеров.
Шаткое положение, конечно, не могло держаться долго.
Слово за слово, и капитаны с обоих сторон, подбадриваемые свистом и воплями типа “мочи козла” накинулись друг на друга. С моей стороны это было похоже на бой гладиаторов, разве что им позволили сделать пару ударов.
Комиссары с обеих сторон, почти одновременно, взбешенно, яростно выкрикнули что-то похожее на ”Брэк”, и дерущихся разняли.
- Господа, это слишком, надо разойтись, давайте не привлекать к делу службу безопасности “Мосмерона”, -Заявил Гейл. Комиссар со стороны Иридийцев кивнул, и сделал жест рукой, успокаивая офицеров за своей спиной. Кто-то из доброхотов тут же поставил между дерущимися кресло, словно отмечая границу конфликта.
- Комиссар говорит дело, давайте обойдемся без рукоприкладства.
- Да уж, - Вставил капитан со стороны иридийцев, и едко добавил, - Прямо сейчас отложим, и позже соберемся вновь. Завтра. Рандеву, Флокхарт?
Он обернулся к своим товарищам и пожал плечам. Словно говоря: все, “конец игры”.
Казалось, жаждущая драки публика разочарованно вздохнула, и кое-кто начал разбредаться, стремясь доесть оставленное на столах.
- Захлопни варежку, капитан, мы продолжим, - Это была ошибка Флика, и именно он сделал шаг к уничтожению хрупкого перемирия… И зачем он спровоцировал своего противника? Был взбешен, зол… Хотел ли он драки?
- Что?- Каркнул иридиец, медленно развернувшись - он уставил на Флокхарта взгляд немигающих серых глаз. - Саранча… тебе мало?
- Много, не мало - Ввернул малахитец.
Все остальное произошло в одно мгновение, иридиец, упершись сапогом в спинку кресла, неожиданно одним рывком вскочил на нее, и поднявшись над головами всех присутствующих по широкой дуге, словно подрубленное на корню дерево, упал на Флокхарта, замахиваясь в полете кулаком.
К чести малахитского капитана, тот завалился на спину, поддерживаемый товарищами, лишь прижал колени к груди и встретил падающего на него противника, уперев сапог тому в грудь.
На долю секунды иридиец замешкал с ударом, но Флокхарту этой секунды хватило.
Распрямившись, словно пружина он откинул ногами иридийца, и тут же, оттолкнувшись руками от товарищей, встал в боевую стойку.
Впрочем, воспользоваться некоторым преимущество он не смог. Несколько рук тут же схватило его за жилет и увлекло назад, перехватывая занесенные для удара кулаки и того, и другого.
- Все ваши подопечные ведут себя так, комиссар? – Наш Гейл уже был взбешен. - Мало вам брифинга, где мы первый раз сцепились?
- По крайней мере, комиссар, - Парировал комиссар иридийцев, - Они предпочитают заниматься делом, а не молоть языком. И когда дело доходит до драки – встречают врага лицом к лицу, а не убегают от него, как ваши подопечные. Или вы специально научили их такой тактике, да? Это же в духе вашего полка “ударил-убежал”, ага…
Обвинение в трусости – самое серьезное оскорбление для выходца из Схолы Прогениум. Рука сама собой легла на эфес меча.
Во кровищи будет - подумал я.
Гэйл встал в стойку, резко взмахнув пустой рукой от эфеса клинка, он уставил лезвие воображаемого меча в лицо комиссару иридийцев.
- Честь требует отмщения! Защищайтесь! - И первым бросился в атаку.
- Ах ты, саранча…- Рявкнул тот.
- Понеслась!!! - Сакраментальное и избитое выражение, почему-то именно радостной вестью ворвалось сейчас. Драка! Если уж комиссары дерутся, то остальным дай только волю. Эгегей! С дикими, торжествующими воплями, офицеры набросились друг на друга.
В ход пошло все стулья, столы, кулаки, ноги… Но, хотел бы отметить, без поножовщины…
Сразу же обозначилось два фронта.
Малый, с комиссарами во главе, и большой - со всеми остальными.
Мутузили всех, кто попадался под руку. Свои, чужие, все равно. Как будто людям надо было выплеснуть весь негатив, всю энергию, накопленную за весь поход.
Броуновское движение драки захлестнуло, наконец, и отдельно схлестнувшихся комиссаров. Поглотило.
Для этого ли их всех собирал лорд Даан на флагманском корабле?… Цвет Империума, мать вашу.
Мои гениальные мысли прервал удар по затылку, я вскочил со своего места и тоже бросился в гущу событий.
Пинаемый со всех сторон. Даже не понимающий, за что дерусь. Но с таким удовольствием раздающий всем вокруг зуботычины и оплеухи…
Грузовик жалобно скрипнул, приостановился. Я вырвался из воспоминаний, хватая ртом вонючий, спертый воздух. Приподнялся со скамейки. Востроянец рядом закашлялся, ушанка сползла на нос. Я сделал шаг к свободе, стремясь приподнять грязный брезент, что закрывал от нас громадным противным колпаком, воздух.
Вовремя, о Император, как вовремя. Рядом что-то шваркнуло, громыхнуло. Я почувствовал, что куда то лечу. Лечу, и мой полет не прекращается. Парю, знаете ли, как птица. Хрясь, хрясь, и крыльями по воздуху. Хрясь.
Я чувствую, как содрогается воздух, как он пылает.
Полет бесконечен, и приземление тем отвратительнее. Бросает в темноту. Боль… Много боли, и я уже кричу. Размазывая по лицу кровь. Из ушей кровь, носом льется моя кровь. Господи, Господи. Я пытаюсь продрать глаза, ору благим матом.
Вокруг свет, так много света, что я начинаю его ненавидеть.
Это сейчас я описываю ощущения, пытаюсь анализировать свои действия… А тогда, со стороны выживших в артналете была такая картина – какое-то безумное, грязное существо, в рваном флотском плаще вдруг поднялось близ разбитого прямым попаданием грузовика, и начало подобно слепому кутенку пищать, ища мамку в поисках защиты и сиськи.
Мне говорили, что звал Мать, я кричал – «мама, мама!».
Мне было больно, страшно, и я ничего не видел - ничего.
Продирая глаза, размазывая кровь по лицу, я ходил вокруг пожарища словно привидение.
А вокруг кипел бой. Рядом шмякнулись мины, хлестанул тяжелый болтер. Звуки были где-то далеко, словно бой шел где-то за горизонтом.
- Мама, мамочка, я не вижу, мама, - На мне загорелся плащ, и если бы не подоспевшие востроянцы, привидение превратилось бы в головешки.
Господи, как было страшно тогда. Самое страшное - потерять способность видеть. Потерять визуальную картинку.
Быть калекой, убогим, слабым. Тем, кем нельзя быть на войне.
Война не прощает слабаков. Она вообще никого не прощает, и косит всех, подобно тому, как крестьянин выпалывает надоевшие ему сорняки.
Меня повалили на землю, катнули, словно газовый баллон. Я плюхнулся в лужу, или мне показалось, что это лужа…. Она была глубокая, грязная, вонючая, кажется, я даже попал в конский навоз.
- Тринадцатый, [собака] тринадцатый, где танки? - Рядом кричали, кажется, раненый - его материл санитар, тут же был, похоже, кто-то из офицеров.
- Командир, холмы, гасить холмы надо…
- Танки! Мне нужны танки, связь мне… В рот - мат, мат, мат вперемешку с проклятиями.
И среди героев, пытающихся сражаться…
Я.
Я жалкий трус… Сейчас, я пытался как крот забраться в землю, глубже, глубже. К ядру земли. Уйти от ужаса. Или вдруг проснуться, поняв что это все только сон.
Я никогда не забуду этот ужас. Слепоту. Боль. Я грыз землю, стремясь в ней укрыться.
В лужу что-то шлепнулось, меня окатило. Свет, давивший на глаза, внезапно пропал. Я увидел руку, свою руку, сжимающую голограф. Я вижу! Я чуть не подавился от радости.
- Тринадцатый, твою баранку через задницу! Нам тут худо, да накройте же их! - Кричавший внезапно закашлялся.
- Командир!- заорали рядом.
Это была как литания, как молитва.
Убило…! Скорбная, жалостливая. Реквием войне.
- Убило, убило командира. *****!
Но видимо, клич о помощи подхватили. И вновь…
- Тринадцатый… Тринадцатый - Голос тоненький, почти плачущий. Просящий у Него чуда.
- Тринадцатый… - Воздух плавился, земля как живое существо, содрогалась от ударов врага. И я, трус, жалкий трус, как последний подонок, как червяк, тоже молился Ему… И, о нет, не о помощи ребятам, не о танках - а о своей шкуре.
- Спаси, спаси, спаси.
- Тринадцатый - Я не видел что творилось рядом – Тринадцатый…
Лужа, где даже начало мелькать мое отражение, рука, сжимающая голограф, вот весь пейзаж.
Я боялся даже просто поднять голову.
И опять молотом по голове:
- Тринадцатый!
И вдруг, захлебнулся этот тоненький голосок, словно заткнули его.
Убило парня… Убило на - мелькнула мысль. И я, сам не понимая, что делаю, оторвался от спасительной гавани, оторвался от земли. Я уже не мог смотреть на свое отражение. Отражение скота, труса, почти предателя. Хотя было ли оно тогда, или опять мне все причудилось.
Около разбитой “Химеры”, выкрашенной в цвета Востроянского 53-ого пехотного, сучил ногами солдатик.
Он пытался зажать свое растерзанное, посеченное осколками горло руками.
И что меня тогда поразило, держал в руке передатчик вокс-рации.
И все еще пытался, сквозь боль, сквозь ужас, докричаться до неизвестного Тринадцатого.
Что это было, болевой шок?
Я не смог объяснить этого тогда, и сейчас не могу.
Или он просто он был героем, маленьким героем этого страшного боя…
Казалось, вокруг никого не было, возможно были убитые, раненые. Но тогда мне казалось, что на всем свете, на всем этом проклятом белом свете лишь я, и этот “молодой”.
Я действовал как сомнамбула, вырвал из “разгрузки” медпакет, зачем-то сорвал изодранный плащ, подскочил к парню.
Вырвал из рук передатчик, предмет шлепнулся о землю, презрительно загудев.
Я видел взгляд солдата, тоскливый, так смотрят за миг до смерти. Глупо может, но я почему-то запомнил этот взгляд.
Страшный, словно наказание для труса.
Попытался наложить повязку.
Гвардеец криво улыбнулся. Да твою ж ты мать, ругался я. Да твою мать, вот так должны помирать, да, настоящие герои… Господи помилуй.
Он обмяк, повис на моих руках.
Не выпуская востроянца, я схватил с грязной земли прямоугольник передатчика и нажал клавишу, активируя Дух Машины.
Теперь я молился на что-то эфемерное, но такое родное.
- Тринадцатый! Тринадцатый, да слышит ли меня кто?
Время бесконечно, время уничтожает волю во время боя. Время с каждой секундой превращает героя в труса, ибо с каждой секундой боя вам становится страшнее. Вы один. Так кажется, а может так и есть на самом деле…
Вы когда-нибудь слышали как приближается танк? Если приложить ладонь к земле, в спокойной, мирной обстановке, вы слышите зов земли.
Ей больно! По ее телу ползает что-то громадное, толстое, массивное, страшное. И она зовет вас, убейте этот ужас, заставьте нечто остановится! Уничтожьте!
Рев двигателя… Черно-желтый борт с налипшей, висящей безобразными гроздьями грязью.
Во сне, все как во сне. Металлическое чудовище с 29-ым номером на башне появилось, словно из-под земли. Он был огромен, этот танк, выплывая из черного отвратительного дыма, торжественно, каждым оборотом гусениц словно утверждая мне, кто здесь хозяин.
Я поднял убитого и шагнул к танку. О чем я тогда думал, что я хотел сделать?
Я сделал еще шаг и рухнул на колени и умоляюще взглянул на безликую страшную неизвестную мне боевую машину.
Башня танка вздрогнула, медленно поползла в сторону, куда-то в направлении ухающих гаубиц и каркающих минометов.
Было слышно как работает мощная гидравлика, на секунду мне показалось, что я услышал, как вошел с отвратительным скрежетом в тушу пушки снаряд.
И я закричал в лицо убитого солдата, словно прося у него прощения.
-Аааа- хотелось кричать, что они услышали, что они пришли - но получилось что-то нечленораздельное и оттого безумное. И в тоже время торжествующее.
Смогли, достучались.
Я не слышал звука выстрела.
Меня, сжимающего в руках убитого парня, контуженного, очумевшего... Минуту спустя материл механик-водитель, который высунулся из своего люка. И лишь обрывки фраз - чумазая рожа то и дело открывала рот и крутила у виска пальцем.
- [Отзывчивый], мы …тебя …задавили, чего ….под танк?
- Чего там, Рыжий?- раздался еще один голос.
- Живой...
И потом темнота, потом словно отрезало.
Я слышал голоса, пытался открыть глаза. Но первое движение далось с таким трудом, что я застонал.
- Очнулся? - Женский голос был требователен и строг.
- Да, госпожа лейтенант! Разрешите привести его в чувство. - Устало ответил кто-то следом.
- Выполняйте, Хауден!
В нос была залита какая-то дрянь, я на миг задохнулся, меня ударили в грудь, несильно, наверное, для того чтобы привести в чувство, я закашлялся. Было больно, но я наконец-то разлепил веки.
На меня смотрел солдат, на темно-серой каске алел крестик.
- Ну что там, санитар? - Женский голос был рядом, совсем рукой подать.
- Все готово лейтенант, он слышит и видит нас. - Откликнулся солдат.
Она впорхнула в мой мир свежим ветерком. Крохотная, симпатичная, такая…такая. В тот момент я не мог ее толком описать. Она мне показалась чудной красавицей, возможно, самой красивой девушкой на земле.
- Меня зовут Кримхильда Шлитцбах, назовите ваше имя, сэр?
- Мо-мо-, я попытался что то сказать, но губы не слушались, получилось что то невнятное, - Мо-мо.
- Вы среди друзей, 33-ая осадная сводная батарея Дранхенвельта, 13 полк… Вас передали нам находящиеся на марше танкисты. – Я поймал ее взгляд, в холодных темно-синих глазах на миг мелькнула тень сочувствия. - Хауден, принеси офицеру воды.
Я припал к фляге так жадно, и заталкивал в себя живительную влагу с таким усердием, что чуть не захлебнулся. Девушка ободряюще похлопала меня по плечу.
Так началось мое знакомство с осадной батареей Дранхенвельта и ее хозяйкой.
Тогда, казалось, был сделан еще один шаг навстречу неизвестности. Шаг, который отделял меня еще дальше от моего полка.
Я сделал тот шаг, что в конечном итоге привел меня на плацдарм Улисс.
******
Вместо глоссария.
Чебурахер - псевдокрокодил, гигантское чудовище живущее в болотах планеты Успения. Агрессивно, забавной чертой этого Успенианского ужаса называют огромного размера покрытые волосом, уши. Адептус Механикус предполагают что это возможно природная мутация.
Отдельные экземпляры достигают около 50 метров в длину.
Бог Войны - прозвище артиллерийского Омнемессии.
Фил Флоренс - для справки, все мужские имена и фамилии на планете Малахит начинаются с литеры F. И нет ничего удивительного, что в одном соединении воюют однофамильцы, известных фамилий и имен на весь Малахит категорически не хватает. Иногда родители придумывают разнообразные странные имена Франа-Флэпа, но ситуацию это в корне не меняет.
Мечников - на момент рассказа полковник Александр Мечников, в последствии, генерал медицинской службы. Создатель ряда госпиталей по всей Аквилы. Родился на планете Кинсуан(Новая Терра.) Один из самых легендарных хирургеонов Империума. Сделал около 50000 операций, поставил на ноги огромное количество, как казалось некоторым неизлечимых пациентов. Продвигал идеи взаимодействия так называемых вооруженных мобильных госпиталей- медицинских машин на основе “Химеры”. Им написано около 30 книг о врачебной практики. Автор мемуаров “Моя Аквила” и “Вторая война Пограничья”.
“Тело-душа”, “Забери меня во тьму”- одни из самых популярных в Имперских войсках рассказов Фила Флоренса, после этих произведений он написал огромное количество работ. Но именно эти два рассказа особенно затронули души и сердца многих солдат сражавшихся на Аквиле.
Плацдарм Улисс, космопорт Улисс- один из пяти космопортов Иридии, находится близ Крейтиса, столицы Аквилы. В 945.М.41 там произошло знаменитое одноименное сражение.
“Мосмерон”- флагманский корабль Крестового Похода и личный корабль командующего графа Франсуа Даана. В одиночку нанес поражение близ был Геркарода, эскадре предателя Захмашана. Эскортировал первые подкрепления на Аргус. Произвел орбитальные атомные бомбардировки почти всего Киликийского пояса.
В конце Крестового Похода задействован как и госпиталь.
СБ-служба безопасности, “держиморды” Флота.
Некоторые из людей не умеют пить совершенно и отсев, как от востроянцев- здесь автор намерено раздул размер пьянства среди востроянцев, офицерский состав как показано ниже практически везде злоупотребляет алкоголем.
