Небо тонуло в пыли. Крик и гомон многих часов переправы, скрип повозок, грохот копыт, плеск воды – все сливалось в назойливый гул, забирающий силы и без того уставшего тела. Хотелось снять доспех, с головой окунуться в манящую воду… Хатхусха вздохнул и побрел к реке. Соратники удивленно смотрели вслед, но никто не остановил одного из ближнего круга военного вождя, который уже вошел в ленивые воды отмели. Даже на середине брода было ему лишь по бедра, а вечерний зной все усиливался, отражаясь от зерцала волн. Хатхусха развернулся против течения. Вскоре вода уже покрыла пояс, нагрудник, наплечники. Последним исчез из виду шлем. Латник остановился. Постепенно доспех стал остывать, приобретая приятную прохладу. Шли минуты. Дыхание советника вождя было ровно и размеренно, отсутствие воздуха нисколько не тяготило облаченного в причудливые латы гиганта. Внезапно показалась глупая щука, но замерла в полуметре от странной фигуры и быстро-быстро, напрягая все силы, уплыла назад. Ноги мягко вбирал в себя придонный ил, однако все его потуги оказались тщетны, когда воин без видимого усилия выдернул себя из липких объятий и пошел назад, к броду. Там все еще тянулась переправа – конница, колесницы, пехота поодиночке и группами пересекали сотни шагов водной преграды и сразу же разбивали лагерь, готовясь к ночи.
Близилось время темноты, время отдыха и время бесед.
---
-Ургрешха угнездилась в мире смертных на берегу Тумана, что еле различим среди месива ледников, скал и черных хвойных лесов, в более мягкотелых странах именуемого севером Норски. Ургрешха, обитаемая и лишенная жителей, очаровывающая и отталкивающая – кто знает, попадая в ее мягкие объятья, ожидающее его будущее? Грозные клыки камней оберегают ее с моря, а зеленый язык ледника – с суши. Только дважды в день, когда вечный туман приобретает почти трансцендентные черты, словно насыщаясь незримым огнем и ветром, опаляя паруса и сдувая за борт неосторожных, когда его потоки явственно отражают лики необычайных духов и чудовищ, только тогда каменная пасть распахивается и поглощает тех избранников судьбы, что оказались ближе всего к ухмыляющейся утробе Ургрешхи. Идущих по суше сковывает огненный туман, навеки вплавляя их в зеленый лед. Поистине несчастен разумный, чей путь завел его в Ургрешху, но дважды горе покинувшего ее. Мне довелось проникнуть в нее дважды, а третьего раза не суждено пережить никому.- Говорящий умолк, задумчиво выводя узоры в песке босым пальцем ноги. Его лицо было трудноразличимо в черноте, словно незримым кругом ограждающей два посоха пространства от пламени в центре. Возле костра сидело или полулежало еще четверо, с разной степенью интереса слушавшие пятого.
-Я слышал нечто похожее, но про местечко на юге Катая, тамошние называли его Багровой Глоткой. Вроде как оно должно – любят катайцы выспренный слог, рисом не корми - отделять от души излишние страсти, желания или пороки, и превращать их либо в зеленый лед, либо в огненный туман. Оставшееся – словно полированный клинок, к которому нечего добавить и от которого нечего убрать. Хмм, зачем же ты ходил в Ургрешху дважды? – ленивый голос лежащего на спине мужчины басовитым гулом заполнил очерченное светом пространство. В его удивительных, темно-синего цвета зубах уютно расположилась трубка из вишневого дерева.
-Говорили, во второй раз можно попытаться вернуть утраченное в первый – шепот первого был еле различим, но он был услышан.
-Дарующий Смерть, Мясник из Пронта сожалеет о содеянном? Удивительно, – прогудел насмешливый бас.
Молчание было ему ответом. Трубка выпускала во тьму клубы серого дыма, в которых при желании и должной зоркости видны были узкие улочки, беснующаяся толпа и пляшущая фигурка с двумя кривыми клинками, рассекающими, раздирающими, умерщвляющими…
-Ургрешха это просто. Судя по описанию, полузакрытое пересечение с Владениями, причем с Пределами Колдуна. Хрустальный лабиринт проецируется в наш мир как триединство льда, пламени и тумана. Ну а про его свойства менять сознание, полагаю, все наслышаны, - человек в красных одеяниях, из которых выступали желтые, лишенные растительности, несколько маслянистые конечности, самодовольно ухмыльнулся и, отцепив от веревочного пояса увесистый мех, сделал большой глоток, отмечая свое умозаключение. Лысая голова служила поляной для веселого танца ярких бликов, отбрасываемых костром.
-Ах, ну если даже это для тебя просто, то что же тогда способно удивить достойного? – зажатая в руке трубка описала величавый полукруг, блеснула синезубая улыбка.
-Я был искренне удивлен, покинув Владения живым и не лишившись разума, - не надо скромничать, первый, ты как-то рано забыл о небольшом довеске к своему разуму – скрипучий женский голос разодрал плавную речь желтолицего, а один черный глаз оказался скован серым льдом холодного бешенства. –Нас тут двое, и это легкая цена за смелую прогулку между Садами Разложения и Хрустальным Лабиринтом. Не стоило гневить богов!
Черная смола вновь проступила в левом оке желтолицего, но довольная ухмылка исчезла с его лица.
-Да, за все надо платить, но оно того стоило – только когда пожиратели душ учуяли мое присутствие, я был уже слишком далек от своего хода во Владения, и мне пришлось заключить мелкую сделку с мелким духом. Бывает и такое, однако величие и омерзение неистовой зелени Садов или волшебство светящихся кристаллов действительно оставляют неизгладимый след в моей памяти, ведь порождения божественной мысли изначально превосходят творения смертных рук. Чудеса, мои любезные слушатели, секреты и незримые нити, управляющие небесной механикой – как можно их сравнивать с грязью и серостью человеческого мира?
-Даже возле Трона-из-Черепов редка настоящая кровь, все больше обман и отражения. В мире смертных проще утолить жажду, - властный баритон с рычащими нотками заставил огонь радостно вспыхнуть. Могучая голова с черной гривой волос возвышалась над телом, закутанным в звериные шкуры. Тело сидело возле самого пламени, явственно наслаждаясь жаром и светом. Правая рука воина привычно покоилась на рукояти боевой секиры из черного металла. Лезвие поглощало все падающие на него отблески, и неискушенному глазу казалось, что оно лишь частью находится в одном месте и в одно время.
-Мне кажется, все сравнения достаточно бессмысленны, ведь Владения и мир материи – две стороны одной монеты, или же, если почтенным будет угодно, разные склоны одного неприступного хребта, преодоление коего доступно только немногим. Мы же, так сказать, пчелы мироздания, собирающие мед бытия и там и сям. – Сравнение было достаточно смелым, даже по меркам собравшейся у костра компании, и в ответ на сентенцию синезубого раздались недовольные возгласы.
Мерный рокочущий голос спокойно спросил:
-Сравнения всегда лживы. Где пчелы, там и ульи, и мед, и трутни и прочее. Не слишком-то просто найти все это у нас.
- Хатхусха, кому, как не тебе знать, что в тех случаях, когда Владения встречаются с не-Владениями, может быть что угодно? На самом деле провести линии между означенными тобой частностями мира материи и особенностями нашей жизни крайне легко, - синезубый самодовольно улыбнулся и продолжил. –Улей – это та совокупность сил, людей и нелюдей, что составляют или поклоняются или питают, сознательно или бессознательно, одного из Великой Четверки. То есть Темный Бог – это в какой-то степени и улей, и пчелы, и луг с цветами – само его существование дает нам возможность собирать нектар и порхать между склонами хребта – осторожнее при переходе, кивнул он в сторону желтолицего, ведь на вершине сильнее всего ветер, готовый сломать хрупкие крылья. В тоже время без смертных цветов и пчел улей опустеет и умрет, поэтому-то часть меда достается нам, трудолюбивым пчелкам.
-А трутни? Я не слышал о таком, чтобы награды Богов доставались кому-то постороннему, - желтолицый явно был недоволен сравнением себя с пчелой, но сдерживался, ведь разделять кровью традицию ночной беседы было святотатственно в глазах людей и богов.
-Тут сложнее, однако…
-Я расскажу. Это старая история, - Мясник из Пронта внезапно прервал словоблудие синезубого. Тот пожал плечами, но промолчал.
-Итак, в забытые века случалось много того, что ныне считается невозможным - даже во Владениях…
---
Сильные пальцы искусно сминали, разглаживали, подправляли бесформенный кусок чего-то, отдаленно напоминающего белую глину. Много пальцев, много рук – не менее шести, но материала для работы находилось вокруг скульптора в избытке. Трехметровая фигура изредка отвлекалась от созидания и бродила по улочкам опустевшего села, подбирая тела мужчин, женщин и детей. Живые, но оцепеневшие тела – лучшая глина для избранника Бога Удовольствий, ценителя изящности и причудливой красоты, создателя многих изысканнейших творений Шести Кругов Адского Блаженства. Поселение пало за считанные мгновения – добавленные в колодец секреции демониц в сочетании с первыми лучами заката привели в действие сонное заклятье, обездвижившее всех обитателей отдаленного норского поселения. Чемпион Слаанеша был безмерно счастлив избежать обычной для его собратьев грязной работы по добыванию материала. Тихо мурлыча себе под нос убаюкивающую мелодию, он не замечал, как одно из тел внезапно зашевелилось.
Подросток был тщедушен и невзрачен – иначе бы темный скульптор уже включил бы его в свой шедевр. Однако в тощем теле скрывался коварный и мстительный разум. Сразу же осознав безнадежность своего положения, истинное дитя Норски, с молоком матери впитавшее легенды Севера, человечек начал молиться. «Кхорн, взывал он, дай мне силы покарать труса, без боя лишившего тебя многих славных воинов! Тзинтч, дай мне мудрости одолеть того, кто смешал нити судеб без твоего спроса! Нургль, надели меня стойкостью, избавь меня от жуткой участи!». Тьма-на-Севере молчала. «Слаанеш, я смогу стать куда лучше, чем эта бездарность, возьми меня в ученики!». Юноша с ужасом увидел, что последняя просьба привлекла к нему внимание не Темного Князя, но его чемпиона – и тот, ухмыляясь, направляется в его сторону. Ненависть и отчаяние переполняли северянина, он проклинал и темного скульптора, и слабость односельчан, поддавшихся колдовству, и безразличие Богов. Он клялся отомстить им даже в их собственных Владениях! И в этот момент он стал избранником того, кто противостоит Хаосу, сам являясь частью Хаоса – воплощению анархии и восстания – Малалу.
Крайне редко Малал получает возможность отметить смертного своим знаком, но и дает он больше, нежели иные Боги Хаоса. Многорукая фигура с изумлением увидела, как худой подросток с легкостью поднимает тяжелое колесо от повозки и швыряет его словно обычный дротик. Массивный снаряд переломил темного скульптора как тростинку, однако то было лишь начало. Избранник Малала забрал не только жизнь чемпиона Слаанеша. Он принес его в жертву тем самым способом, что любимец Бога Удовольствии хотел применить к людям. Он сделал его частью вечно живущей, вечно умирающей скульптуры, в которой тела односельчан всю оставшиеся до конца времен эпохи терзают и мучают своего убийцу. Удивительно, но Бог Желаний не заметил обмана, погрузившись в поток экстатической агонии, исходящей от приношения. Так чемпион Малала обрел дары Слаанеша.
-Малалов выкормыш? Я слыхал о таком одном. Слушайте меня и знайте – сказанное мною не может быть ложно! - Воин с секирой довольно оскалился, с вызовом уставясь на тех, кто мог бы попытаться помешать ему рассказать свою повесть.
-Эт было лет сорок назад, когда мои родичи из Пятнистых Тхулов отняли у слабаков из племени Дохлого Неба стойбища мясных козлокрысов, что в отрогах Нечистых Гор. Славная была рубка – грят, вороны так обожрались падали, что лопались, пытаясь взлететь! Мой дядя, так же меченый Хозяина, тарк Граадор по прозвищу Бешеная Печенка, в те дни десятками собирал черепа для большого приношения. К его походному бунчуку присоединялись дюжинами повозок! Дядя хотел большего – он хотел выжрать сердце тарка Стаалько из племени Клювоголовых, поклоняющихся Древнему Обманщику. Хозяин алкал того же, посему тарк Граадор получил много даров и великую силу. Грят, под конец дней мой дядя голыми руками свернул шею северному мамонту и сделал из его бивня громадный клевец, равно крушащий головы и скалы гор. Но умер он не в бою! Такой вот Малалов ублюдок испортил черепа, собранные для приношения Хозяину! Он тайно подменил их головами бежавших с поля брани подлецов и засунул вовнутрь конский навоз! Хозяин испепелил бедолагу Граадора! Еще бы! Вместо вкусных душ воинов ему в нос ударила вонь нечистот и, хуже того, смрад душ прирожденных трусов! Сам же негодяй тут же провел ритуал – с настоящими черепами – а разгневанный Хозяин не разглядел в бешенстве своем знака Малала – и ублюдок уцелел! С тех пор весь мой род ищет того гада, что б отдать его потроха на корм козлокрысам, а душу – Дереву Скорби!
-Любопытное совпадение. Среди идущих тропой Бога Магии ходит схожая байка о крадущем благословения. Забавная история, достоверность которой, правда, столь же прочна, как и любое другое слово из уст тзинтчита, - настала очередь Хатхусхи.
-У колдунов странные игры. В один из дождливых дней, когда Пустоши окутались серой тоской, явным порождением Бога Отчаяния, девять магов решили обменять близость Владений на простой уют человеческого города - Мираглиано. Заодно тзинтчиты хотели определить степень искусства каждого в умении обмана и коварства. Наградой, традиционно, была жизнь и могущество, а гибель неудачников не интересовала амбициозных и самолюбивых адептов. Правила гласили – нельзя покидать пределы города, нельзя напрямую, посредством ли магии, телесных сил или слов, влиять на соперников, нельзя творить чары при свидетелях. Для остроты схватки в городе волей, хм, судеб оказался инквизитор Империи – трогать которого, и прямо и косвенно, было запрещено.
-Короче, - буркнул владелец секиры. Хатхусха фыркнул, но счел возможным сократить повествование.
-Инквизитор был фальшивкой, но мы догадались об этом слишком поздно, когда четверо из нас уже обратились в прах на кострах «священного правосудия». Еще трое к тому моменту пали в славной схватке за благосклонность Бога Обмана, поэтому наказывать ложного служителя церкви пришло всего двое – я и мой последний соперник. Я не стану утомлять вас подробностями произошедшего, достаточно упомянуть, что два городских квартала были втянуты во Владения Хаоса, а я очнулся в сотне лиг от города, в мерзком болоте, да еще и с полностью снятой кожей. Мы проиграли.
-Легенды не щедры на подробности, уцелел ли он сам после совершенного? Однако доподлинно известно, что по сей день там и здесь, среди идущих в поход армий, видят похожего человека. Иногда его узнают до того, как он похищает чужую славу, но он успевает скрыться. Скорее всего, сам Тзинтч не слишком-то любит соперников-шутников. Поэтому... мне, единственному тзинтчиту, выжившему в пучине схватки, удалось сотворить простенькое заклятие – поставить метку на славном последователе Малала. Теперь я проверяю всех Избранных, попадающихся мне на пути.
Хатхусха сделал рукой плавный жест – и подле голов собеседников ярким пламенем вспыхнули метки богов – кровавый череп Кхорна над здоровяком с секирой, черное железо Хаоса неделимого над Мясником из Пронта и желтолицым. Шлем Хатхусхи мерцал в отблесках многоцветья символа Тзинтча. Над синезубым вначале была пугающая серая пустота, которая вскоре превратилась в переплетение ярко-белого и ослепительно-черного. Безумный знак безумного Малала.
Нечленораздельный рев лишь на мгновение предвосхитил мощный удар секиры, рассекшей синезубого надвое. Остальные собеседники окружили тело, жадно вглядываясь в останки легендарного предателя.
Под забралом шлема никто не видел улыбку Хатхусхи. Улыбку, открывшую множество ярко-синих зубов. Зубов, алчно жующих душу, выпущенную из бренной оболочки ударом секиры.
