Скованные
За вычитку и правку огромная благодарность Farseer Trias
«И если случилось худшее, и ваш уоррент-савант поддался порче, молитесь, чтобы кондиционирование Псайканы выдержало. Если вам повезло, он бросится на свой кинжал милосердия прежде, чем что-то ужасное сумеет воплотиться.
Если же он не вскрыл себе вены... что ж, это уже тема для другой лекции» -
офицерские занятия, латунный 104й.
- Мел, скажи, то, что я слышал о твоем прошении - это правда?
Неопределенно-молодые и облаченные в одинаковые серые робы, они сидели друг напротив друга, избегая прямого взгляда. Оба были санкционитами, и каждый нёс на себе клеймо дара, который слишком многие считали проклятьем. Спросивший нетерпеливо выстукивал тонкими длинными пальцами какой-то мотивчик, ожидая ответа, без которого не собирался уходить.
- Да. А тебя что-то удивило, Абакус? – ярко-синие глаза, напоминавшие цветом полузабытую небесную высь, оторвались от книги, - Я достаточно сильна и у меня крепкий желудок, как ты знаешь.
- Милитант, это не только море крови, Мел. – Тонкие бледные губы мужчины раздвинулись в подобии улыбки, когда речь зашла о личных качествах собеседницы, - С твоей силой ты могла бы попросить о чем-то большем…
Пригладив коротенький ежик серебристых волос, Мел встала и решительно захлопнула книгу. Это оказался экземпляр «Наставлений и поучений Имперскому гвардейцу…». Абакус даже догадывался, кто из наставников мог посоветовать прочитать подобное.
- Пошли. Скоро молебен и нам лучше не опаздывать.
Она и сама знала, что вполне могла бы претендовать как на возможность стать частью самой пугающей организации Империума, так и на величайшую честь, которую могут оказать псайкеру – возможность присоединиться к хору Астрономикона. Но предпочла иной путь. На её взгляд лучше было недолго побыть бойцом, чем стать вещью и угасать в муках до конца дней своих.
Пока нет нужды, все старательно делают вид, что их не существует. Они всегда рядом с обычными людьми и, в то же время, отделены незримой преградой, которую лишний раз никто не хочет пересекать. Даже заклейменные и связанные незримыми путами, они все равно остаются вратами для порчи Варпа. Поэтому за псайкерами постоянно наблюдают, и любое подозрение может запросто послужить поводом для казни. Но, тем не менее, отказаться от их силы невозможно…
Когда комиссар Антоний Ругер просматривал бюрократическую нудятину, касающуюся пополнения личного состава полка, то едва не подавился горячим напитком, который имел несчастье прихлебывать в тот момент. Как следует, прокашлявшись, он снова нашел в списке имя псайкера и глухо выругался. Проблема заключалась в том, что Антоний не мог представить себе Примарис-женщину. Астропатов условно обоих полов комиссару наблюдать все же доводилось, но вот чтобы боевой псайкер… Хотя полк был смешанным, так что Ругер прекрасно знал, что некоторым дамам немногие уступят в умении хотя бы и держать лазган, не говоря уже о том, чтобы из него стрелять. Но все-таки псайкер – это другое. Еще в Схоле Антонию говорили, что нельзя недооценивать исходящую от них опасность. Они полезны, лишь пока чисты от скверны...
Стоило только комиссару увидеть эту самую Мел, как он подумал, что это какая-то ошибка. Её предшественник, за которым Антоний плотно присматривал, по документам был того же возраста, но выглядел глубоким стариком. А здесь Ругер увидел молодую девушку в форме псайкера Примарис и, что самое интересное, не лысую. Разъемы, кабели и прочие штуковины, названия которых комиссар не удосужился запомнить, мирно соседствовали с клочками серебристо-серых волос. Виски у Антония, несмотря на то, что он был, вроде как, в самом расцвете сил, были точно такого же цвета.
- Мел Катор? – спросил мужчина на всякий случай, видя, как неуверенность во взгляде необычайно синих глаз смешивается с любопытством.
- Да, комиссар…
- Скажи, что для тебя Император?
- Опора и оковы души моей.
- Скажи, что я для тебя?
- Палач и последняя надежда.
- Скажи, когда закончится твое служение?
- Оно будет вечным даже после смерти.
Служба оказалась довольно интересной, разве что огромное количество незнакомых людей поначалу пугало Мел. Но постепенно она втянулась в тот маленький мирок, искусственно созданный вокруг псайкеров. Правда, кого именно оберегали подобным способом – самих одаренных или простых людей, - сказать было трудно. Среди «своих» было комфортно, хотя каждый все равно оставался вещью в себе. С жадностью новичка она глотала неписаные законы жизни, которым не могли научить в Схоластике, жаргонные словечки и рассказы других псайкеров. За ней, как и за другими, постоянно присматривали, опасаясь порчи. Мел не могла сказать, что надзиратели так уж неправы... Отдельно жить, спать, есть, даже молиться Императору, чтобы не тревожить предрассудки «слепцов», не навлекать на себя их бессмысленную и беспощадную злобу. Все это добавлялось к тому грузу, что уже лежал на её разуме, поэтому Катор с благодарностью вспоминала суровое обучение и годы послушания. Без всего этого и впрямь можно было сорваться. Иногда она вспоминала свой самый первый разговор с комиссаром, думая о том, все ли сделала правильно. Пока что Антоний Ругер относился к ней… никак. Ни видимой неприязни, ни нетерпения, ни брезгливости в её присутствии. Просто долг и ничего более. За такого надзирателя и палача Мел Катор не раз благодарила Императора, искренне считая, что это был самый наилучший из возможных вариантов.
В общем и целом полет в Варпе прошел довольно спокойно, даже тревожных и неприятных снов у псайкеров практически не было. Проблемы начались, когда Мел, тенью сопровождая комиссара на брифинг, заметила жреца-искупителя рядом с группой офицеров. Таких как она приписывали далеко не к каждому полку, равно как и этих рьяных фанатиков. Оставалось лишь молиться Повелителю Человечества, чтобы её не заметили, но, видимо, Его божественное внимание в тот момент было обращено на кого-то другого. Негодующий вопль искупителя прервал объяснение боевой задачи – а именно, уничтожение каких-то мятежников, решивших отделиться от Империума, - где-то ближе к концу.
- Что здесь делает это отродье Варпа? - проглотить такое оскорбление Мел сумела, но горький привкус обиды всё же остался. Теоретически она знала, что среди слепцов есть те, кто наиболее уперт в своих заблуждениях и не видит ничего, кроме своей ненависти и страха, но сталкиваться с этим так вот сразу… Самое мерзкое, что Катор никак не могла ответить на такие нападки, даже если бы дело дошло до физической расправы. Она просто не имела права защищать себя при помощи собственных способностей, обращая их против верных слуг Бога-Императора.
- Прошу вас меня простить, - мягко вмешался Антоний, незаметно указывая Мел на выход, - но Примарис Катор Мел отродьем Варпа быть никак не может, иначе её бы здесь не стояло.
Чем именно закончился этот неприятный инцидент псайкер так и не узнала, сочтя за лучшее исполнить невысказанный приказ и убраться прочь.
До самой высадки Мел нарушала свое молчание лишь во время молитв, подавляя легкую дрожь привычными с детства словами и краткими медитациями. Всех псайкеров предпочли разместить отдельно от солдат, поэтому Катор оказалась рядом со «связкой» полковых собратьев, чьи надзиратели явно были не в восторге от своих обязанностей.
- Хорошо...
- Что ты…
- С нами…
Трое псайкеров заговорили, продолжая слова друг друга и смотря на Мел своими одинаково темными глазами. Подобное поведение свидетельствовало о том, что их разумы были связаны достаточно прочно. Еще Катор слышала, что раньше их было четверо, но одного надзиратели пристрелили еще до её появления. Не зная, что сказать, девушка кивнула, старательно подавляя возникшие ростки жалости в своем разуме. Она не хотела оскор[эх жаль]ть псайкеров, которые не готовы стать Примарис или же никогда ими не станут.
- Пока ты...
- Рядом…
- Мы незаметны…
- Для них… - последнюю фразу произнесли все трое сразу, и Мел снова кивнула, прекрасно понимая, о чем шла речь. Действительно, её сила была больше, чем у тех, кто [ну уж нет]одился в «связке», а потому риск стать добычей демонов Варпа был куда выше.
Больше разговоров никто не заводил и остаток пути к поверхности планеты Примарис провела в медитации, внутренне готовясь к тому, чтобы снова воевать, но уже в несколько ином качестве.
То, что в Империуме с завидным постоянством [ну уж нет]одились идиоты, желающие отдалится от опеки Святой Терры, тихо раздражало комиссара Ругера и уже довольно давно. На памяти Антония полку не раз и не два приходилось подавлять подобные мятежи, спровоцированные самыми разными причинами: от жадности местной элиты, до тлетворного влияния ксеносов и еретиков.
Вспомнив о недавнем конфликте со жрецом-искупителем и неприятном разговоре с комиссаром другого полка, Ругер едва не выругался, как последнее отребье, но вовремя сдержал готовые сорваться непристойности и тяжело посмотрел в сторону полковника Карсена. Тот являл собой воплощение правдивости древнетерранской мудрости о том, что инициативный дурак во много раз хуже вредителя, а потому тоже тихо бесил Антония.
С Амилом Карсеном надо было разговаривать как с огрином, не допуская ни малейшей неточности в формулировке приказа. Рядом с ним псайкер Катор выглядела практически идеальным офицером, несмотря на все свои странности. Хотя, разве кто-нибудь видел нормального псайкера?
Мятежники начали нападать с самого первого дня, но их неорганизованность и скверное вооружение были только на руку гвардейцам. Можно было бы смело называть это легкой прогулкой, если бы не численность противника… У Антония создалось впечатление, что четыре пятых населения планеты внезапно сошли с ума. Гражданских, сохранивших верность Трону Терры, приходилось где-то размещать, выискивать среди них возможных предателей и расспрашивать, получая тонны стенаний на одну крупицу ценной информации. Жрец-искупитель развернул бурную деятельность, и теперь у него не оставалось времени на то, чтобы выражать недовольство по поводу наличия псайкеров в составе другого полка.
Комиссар оторвался от своих мыслей и посмотрел в сторону замершей неподалеку Мел, отметив, что её губы шевелятся, вновь и вновь повторяя слова молитв. Заунывные распевы также доносились от палатки полковых псайкеров и, кажется, стихали только ночью, но Антоний давно привык к тому, что это необходимо для них как воздух.
Полку предстояло занять более выгодную позицию в полуразрушенном поместье какой-то важной шишки из местных. Конечно, по свидетельствам беженцев, оно несколько пострадало, однако, все равно оставалось практически идеальным вариантом… Тем не менее, Антоний Ругер не мог отделаться от скверного предчувствия, что самое худшее еще впереди. И, что самое паршивое, оказался прав.
Поместье, представлявшее собой немаленький комплекс зданий, встретило верных воинов Империума выбитыми дверями, пустыми окнами, вытоптанными клумбами и неприятным запахом, вызвавшим легкую тошноту. Ни одного живого человека, точно мятежникам не нужно вовсе столь стратегически выгодное место… Когда обеспокоенная Мел коснулась руки комиссара и прош[оппа!]ла, что у них проблемы, Ругер даже не удивился и достал из кобуры свой болтпистолет.
- Что есть величайший долг?
- Служение Богу-Императору и Империуму Человечества.
- Что есть величайший грех?
- Предательство.
- Что есть величайшая награда?
- Милосердие Императора.
Неприятные ощущения и гнилостный привкус начали преследовать Мел задолго до того, как она получила возможность обследовать поместье. Словно неведомая мерзость мягко скреблась о её разум, желая проникнуть внутрь, порождая отвращение, которое невозможно передать словами. Постепенно это усилилось и стоило только псайкеру зайти в одну из пристроек, как недавно съеденный сухпай резко запросился обратно. Так что к комиссару она почти бежала, не обращая внимания на то, как солдаты шарахаются и хватаются за оружие.
- Комиссар Ругер, у нас проблемы, - легкое прикосновение к локтю заставило мужчину вздрогнуть и обратить внимание на запыхавшуюся Катор, - большие проблемы…
- Веди, - Антоний явно ждал чего-то в таком роде, потому как быстро вытащил оружие и не стал тратить времени на лишние церемонии.
Сама пристройка когда-то явно служила для того, чтобы размещать транспорт прибывавших гостей, но теперь здесь произошло нечто жуткое, богохульное по природе своей: изувеченные тела были прибиты большими штырями к стенам и полу, а в центре располагался столб, вытесанный из какого-то темно-красного камня, на котором тоже распяли не менее восьми человек. И, естественно, у порога уже столпились гвардейцы, не решавшиеся войти внутрь и ожидавшие прямых приказов. Появившийся будто из воздуха полковник Карсен кинул один взгляд внутрь постройки, позеленел и начал блевать, что, на взгляд Мел, было очень кстати. Карсена псайкер не любила за редкую мелочность и непроходимую тупость, хотя тут с ней были солидарны многие. Мысленно произнеся короткую молитву Богу-Императору, Примарис спокойно ступила за порог помещения, ставшего оплотом скверны, и направилась прямиком к столбу, переступая через мертвецов. Похоже, здесь были все обитатели поместья… Хозяева и слуги, дети и старики – нечестивцы не пощадили никого ради своей грязной цели. Стоило Мел подойти ближе, как один из распятых на столбе зашевелился, и на него немедля нацелилось не менее пяти стволов, исключая болтпистоль комиссара. Псайкер чувствовала, что оружие Ругера нацелено точнёхонько на её голову, но к этому ощущению она уже успела привыкнуть. Что-то в искаженном мукой лице показалось ей знакомым, и Мел подошла чуть ближе, чтобы лучше рассмотреть…
- Абакус? – тихо произнесла Катор, когда вспышка узнавания, наконец, взорвалась в её мозгу. Распятый замычал, но так и не смог произнести, ни единого слова, а в его глазах плескалось глубочайшее море мучений, из которого для этого несчастного был только один выход.
- Потерпи немного… - опираясь одной рукой на массивный посох, псайкер медленно достала из кобуры имевшийся у неё лазерный пистолет, буквально ощущая затылком холодный взгляд комиссарского болтпистолета, прицелилась, а затем выстрелила точно в голову тому, кого называла когда-то соучеником и в какой-то мере даже другом. Стоило только Мел развернутся, как взгляд её уперся в оружейное дуло.
- Примарис Катор, доложите обстановку! - голос Антония Ругер был холодней объятий Имматериума, но псайкер знала, что сейчас он весь один сплошной нерв и следит за каждым её движением.
- Все очень плохо, комиссар Ругер.
- Конкретней, Примарис Катор!
- Мы имеем дело с Губительными Силами, комиссар. Тут по определению не может быть ничего хорошо.
- Знаете что, Примарис Катор? – на лице Антония появилась ехидная ухмылка, - Среди офицерского состава вам самое место.
Находка оказалась неприятным сюрпризом, и теперь требовалось по-новому расставлять приоритеты в подавлении мятежа. С тоской думая о том, куда же смотрит Инквизиция, когда она нужна больше всего, комиссар Ругер следил за тем, как сооружают укрепления и уничтожают места подобные тому, что показала им Мел. Теперь возле каждого оплота скверны мятежники стояли насмерть, а полковые псайкеры напоминали загнанных гроксов, не прекращая бормотать молитвы ни днем, ни ночью. Гвардейцы тоже оценили разрушительную силу «мозговиков» по достоинству и к всегдашней суеверности прибавилась некая толика почтительности. Впрочем, это касалось далеко не всех… Еще не раз Антонию и его Примарис пришлось пересечься с уцелевшими экклезиархами и жрецом-искупителем, которые обоим успели надоесть до зубной боли. Один раз комиссар даже стал свидетелем весьма неприятной сцены: Мел возвращалась в палатку, после того, как доложила об очередном уничтоженном столбе с распятыми, как кто-то швырнул ей в спину камень. Ругер не был трусом, но у него едва не остановилось сердце, когда он представил, что именно может произойти, если неизвестный метатель попадет в пси-капюшон на голове Катор. Комиссар даже внезапно вспомнил, как называлась эта штука, фрагово тонкое устройство, над которым так тряслись шестеренки… Но, видимо, Бог-Император не сводил с них своего благосклонного взора и проклятый камень шлепнулся между лопатками псайкера. Мел только вздрогнула и поспешила дальше, не оборачиваясь. Антоний выдохнул, чувствуя огромное облегчение. Он уже успел посмотреть, на что способна Примарис Катор и сделал для себя вывод, что предыдущий поднадзорный значительно уступал ей в инициативности и силе.
Мел легко могла бы сделать так, чтобы камень ударился о невидимую стену или отшвырнуть его назад силой мысли, но не сделала этого. Комиссар понимал, почему. Другие же могли счесть подобное поведение признаком легкой победы, и Антоний собирался сильно разочаровать таких людей. Хотя бы потому, что подобные выходки следует вовремя пресекать. Кроме разноса на сегодня у комиссара была еще куча дел, включая небольшой военный совет – ведь все, что до этого делали гвардейцы, так это боролись со последствиями происходящего на планете, но не с причиной. Воевать предстояло еще долго, но для Ругера не было иного долга или иной жизни…
- Прозвучит смешно, но иногда я завидую вам. Слепым и потерянным.
- Это почему же?
- Изначально вы… чисты. Закрыты в блаженном неведение. При этом даже не представляя, насколько счастливы. У вас есть выбор… Свобода, которая и не снилась таким как я. Вы можете делать что захотите, не переступая черты.
- Например?
- Не верить в Бога-Императора. Делать вид, но все равно не верить. У нас нет другого выхода. Он – наши цепи и наше спасение.
- И вы верите в Него?
- Всем сердцем. Не только верим. Знаем. На каждом из нас пребывание на Святой Терре оставило свои следы. Только так можно стать частью Его силы.
На пятый день сражение превратилось в бойню: безвольные марионетки Врага наступали нескончаемым потоком и откатывались назад, встреченные огнем из тяжелых болтеров, чтобы через некоторое время снова двинуться на штурм единой массой.
Трупов было чудовищно много, а у гвардейцев просто не хватало времени, чтобы стащить их в кучу и хотя бы сжечь, так что смрад в воздухе стоял невыносимый. Порой и живых было невозможно отличить от тех, кто уже умер, а тяжелораненые, которые уже не могли держать оружие, просто угасали в отсутствии помощи. Как и чем они держались неделю, а затем и вторую, не смог бы, наверное, сказать никто, кроме Бога-Императора. Удерживавшие чудовищный натиск орды безумцев ждали подкрепления, а его все не было и не было, и не было… Антоний Ругер вдохновлял Гвардейцев не столько словами, сколько личным примером, но даже он был всего лишь смертным человеком. Когда комиссар был тяжело ранен, с ним осталась только та, за которой он должен был надзирать. И убить, дабы её душа не подверглась проклятью. Они остались на внешнем кольце обороны, и гвардейцы все-таки старались держаться от них на некотором расстоянии. Мел, как могла, сделала Ругеру перевязку и положила его голову к себе на колени. Она не чувствовала собственной левой руки, не знала толком как действовать правильно, но даже сейчас никто не решился подойти и помочь. Сила псайкера собирала кровавую жатву, пока голоса хищников Варпа скреблись о её защиту. Катор с трудом ощущала, когда накалялся кулон-псифокус и небольшая аквилла на цепочке. По массивному навершию посоха и пси-капюшону пробегали маленькие молнии.
Когда восемь воющих фигур, разодетых в какие-то тряпки и кривлявшихся в омерзительной дикарской пляске с демонстрацией непотребных символов Врага, загорелись ярко-синим пламенем, комиссар приоткрыл глаза. Но видеть он уже не мог, [ну уж нет]одясь на грани между жизнью и смертью.
- Мел…это ты? Скажи… мы… мы ведь отбросили этих тварей? – псайкер скорее прочла эти слова по губам, чем услышала среди какофонии войны, и горько улыбнулась. Её разум [ну уж нет]одился в постоянном напряжении, хотя Катор и так было совершенно ясно, что тот, кто был дан её как страж и палач не доживет до того, чтобы лично даровать ей Милосердие Императора.
- Да, комиссар.
Он улыбнулся, но уже не смог ответить…
Они походили на мраморное надгробие, замершее среди других памятников скорби, а слой псионического льда вокруг еще больше усиливал это ощущение. Подкрепление все-таки прибыло и растерзало в клочья оставшихся мятежников, но никто из гвардейцев не осмелился подойти к замершему псайкеру, сидевшему у остатков внешних баррикад с телом Комиссара. Они даже не знали, жива она или мертва. Но нельзя было их в этом винить.
- Катор Мел? Примарис Катор Мел?
Беловолосая голова чуть шевельнулась и веки с белыми ресничками медленно поползли вверх.
В ярко-синих глазах появилось что-то, кроме пустоты и боли, а затем они смогли различать направленное на неё оружие и обеспокоенное лицо полковника Летисии.
- Да, госпожа полковник. – Тело не слушалось, а все вокруг снова поплыло. - Докладываю… враги отброшены… Подвиг…. Комиссар…
- Мы уже знаем, Примарис.
Мел не видела, но неподалеку от неё стоял другой псайкер, тщательно выискивающий следы порчи. Когда он отрицательно покачал головой, полковник облегченно вздохнула.
- Вы вернетесь к несению службы. Не думайте, что отделайтесь от долга перед Императором так легко!
Из горла псайкера вырвался странный клекочущий звук, в котором мало кто смог бы опознать смех. Затем правая рука соскользнула с груди мертвого Антония и погладила обломки посоха, не выдержавшего напряжения психической энергии хозяйки.
- Лучше пристрелите, полковник. Бюрократы съедят меня из-за этой штуки. Тут одно только дерево стоит дороже, чем мои потроха…
Летисия Варрен, которой предстояло заменить погибшего старшего по званию и встретить нового Комиссара, не выдержала и усмехнулась. На грязных и уставших лицах Гвардейцев тоже появились скупые улыбки.
Мел Катор пережила восьмерых своих надзирателей, из них троих Комиссаров, прежде, чем её случаем заинтересовалась Инквизиция. После того, как она неоднократно проявила стойкость перед скверной Хаоса и выдержала множество испытаний, ей снова дозволили служить Императору. Но уже совсем в другой организации…
