Неудачник.
Сегодня хоронят погибших. Все будет как обычно: вырою здоровую яму и, под тяжелый голос священника, опустят в землю неопрятные гробы, сколоченные кое-как из грубых досок. В сравнении с со словами священника, словами о верности, чести и героизме, подобные похороны выглядят крайне жалко.
Я вызвался копать могилу. Земля плотная и сухая, копается сложно, поэтому приходиться делать перерывы. И во время этих перерывов приходят воспоминания. Я их не зову, они сами теснятся в голове. И волей-неволей – но я вспоминаю…
- «Химера» отходит! – голос по рации, искаженный помехами, звучит зловеще. Да и новости не самые лучшие. Мы остались без прикрытия.
- Ну, ребята, теперь то нам точно конец! – на меня накатывает непонятная и страшная веселость. Я видел подобное у Дайса, пока его не убили. Во время такого приступа.
- Не каркай, дубина, - сквозь зубы шипит Макс, перебирая россыпи патронов. Вот чего у нас вдоволь, так это патронов. Плохо только, что в руках у нас лазганы. А ведь еще вчера все ругались, что для автоганов патронов не найти. Было бы смешно, если б не было так грустно…
Ладно, пора копать. Лопата с треском входит в землю, в стороны бегут трещинки. Я вздыхаю и поднимаю лопату. Земля словно лопается, высвобождая лезвие лопаты, и кусок земной плоти отваливается в сторону. Из него жалко и мерзко торчат хвосты червей. Я уже подобное видел. Когда в бункер засадили из ракетницы. Только там из толщи земли торчали человеческие руки и ноги.
-Ну и что делать? – вяло спрашивает Макс. А черт его знает что делать. Но я так отвечать не могу.
-Макс, ты не о смерти думай. А об… Императоре, что ли… - сам не верю, что это говорю.
К моему удивлению, Макс умолкает и действительно о чем-то задумывается.
-Слушай, Стив, а небо… оно есть?
-Сказал же, не о смерти думай!
-Не, ну если уж помру, то небо то должно быть? Я слышал, говорили же, что там встанешь по правую руку от Госопдина…
Я злюсь.
-По правую руку от Императора встанет наш полковник. А мы куда поплоше попадем…
Зря я с ним болтал о смерти. Как накаркал…
Снаряд просвистел сбоку. Позади нас поднялся столб земли.
-Это ж танки! – Макс бледнеет.
Я только плотнее стискиваю зубы. До боли.
-Ща пехота полезет, Макс. Сваливаем.
И тут же пуля разбивает Максу руку. Он потрясенно смотрит на окровавленную ладонь, на висящие пальцы… и заваливается набок. О Император, да он потреял сознание! Неслыханно.
Я хватаю Макса под руки и тащу. И вдруг вижу шеренгу бегущих к нашему укрытию солдат. Плохо дело. Тут же мой взгляд останавливается на ящиках с патронами. И я вспоминаю, что на поясе у меня граната.
Когда солдаты забегают в наш окопчик, первым, что они увидели, были гранаты, мои и Макса, аккуратно положенный на ящики с патронами. И когда очередной взрыв сотряс землю, гранаты скатились и боеприпасов, и их скобы со щелчком отлетели…
Я нем Макса практически на руках. Он не реагировал на удары, а по другому приводить его в чувство времени не было. И когда я уже практически добежал до следующего окопчика, наши гранаты рванули. Воздух наполнился летязими во все стороны пулями. И последним, что я увидел, был окоп, куда меня швырнуло страшным ударом в спину…
Раны на спине болят. Конечно, словить три пули в спину, а потом жаловаться на боль глупо. А могила почти готова. Сегодня туда сложат Макса. Когда меня швырнуло в окоп, я отпустил его, и следующие пули достались ему. Медики посмотрели на меня и сказали: «Счастливчик». А я неудачник. Я все время остаюсь в живых.