Половинка второй части. Скоро уезжаю на две недели, пока попинайте.
Хех, а так у меня и на четыре части наберется...
Вторая часть.
1.
"Пуля "Харпера" способна пробить три-четыре человеческих тела подряд, в зависимости от места попадания.
Поверь мне, Линда, я знаю, о чем говорю.
У преступников, начинавших свою карьеру при Империи, есть одно слабое место. Одна уязвимая точка. Они подсознательно продолжают видеть на месте своих преследователей обычных людей из имперской полиции. Тех, кого учили "служить и защищать". Кто потратит хотя бы мгновение, проверяя на весах своей совести соотношении веса жизни заложника и смерти преступника. В этом преимущество такого врага. В этом его слабость.
И мы не были бы тем, что мы есть, если б не умели воспользоваться этой слабостью.
Нет, Линда, мы не бездушные фанатики-убийцы. У некоторых из нас есть семьи. У многих - друзья. Ничто человеческое нам не чуждо, извини за каламбур.
Просто любой из нас - скажем, я - может без колебаний нажать на спусковой крючок, когда между ним и противником - несколько ни в чем не повинных людей. Когда нет времени концентрироваться для ментального удара. Когда секунда промедления сведет на нет плоды нескольких месяцев расследования, да чего там - лишит меня жизни. Потому что у противника такая же бледная кожа, такие же заостренные уши и такой же склад ума, как у моего прадеда. Потому что он ривен. Нелюдь. Он убьет меня, если я не убью его. А сколько тел прошьет пуля, прежде чем достигнет истинной цели - не волнует ни его, ни меня.
Ты сейчас спросишь, почему я вообще работаю против, как ни крути, своих родственничков. Потому, Линда, что я родился за три года до того, как император Йозеф III признал независимость Карии, Аринема и Изира, испугавшись восстаний нелюдей. Потому что через полгода началось Очищение. Потому что для тебя голод - это когда на завтрак приходится есть тосты без джема. А для меня голод - это когда за пайку хлеба или пару нутритаблеток могут избить до смерти. Для тебя кризис системы образования - это сокращение бесплатных мест в училищах. А для меня - тест на интеллект, который определит, пустят ли вообще тебя на порог училища, или твое место - в канаве, где ты родился. Физический тест. Там не надо выбирать варианты в списке. Там тебе на голову одевают психосканер, и через сорок минут весьма неприятных ощущений судья в белом халате соизволит вынести вердикт.
Я не верю в разделение на людей и нелюдей, Линда. Я знал немало ривенов и цвергов, которые ничем не отличались от меня или тебя. Я знал немало людей, которым - будь моя воля - висеть бы на фонарных столбах с надписью "враг человечества" во все брюхо. Душа - если предположить, что вообще есть душа, как утверждают мессианцы - это больше, чем биология. И животное ты или человек, хочешь жить за счет других или попытаешься что-то сделать сам, абсолютно не зависит от того, какой формы у тебя уши и сколько пальцев на ногах. Повторюсь, так считаю я. Трибунал со мной согласен не во всем.
Почему я с Трибуналом? Почему я не исполняю свой долг у станка, на ферме или в лаборатории? О, поверь, не из брезгливости. От брезгливости меня отучили раньше, чем научили говорить. И я всегда мог бы бросить медальон на стол и вернуться в нормальное общество. Но вот как раз нормальным это общество и делают такие, как я. Что нами движет? Скажу за себя. Я ненавижу тех, кому нечем гордиться, кроме своего происхождения. Кто упивается исключительностью и наказание за свои проступки объясняет ксенофобией. Из таких выходят самые отъявленные мерзавцы. И по большей части они являются нелюдями. В обоих смыслах.
Теперь ты поняла? Нет? Ну и тарг с тобой."
- Феттел…
"Добавлю, что мне порой не хватает белых перчаток. И луча белого света, который бы картинно озарял шпиль Легитариума.
В Аринеме всегда пасмурно. А белый цвет не вызывает приятных ассоциаций.
Белые бусы из эрзац-жемчуга, покрытые россыпью красных пятнышек.
Белая пыль наркотика, запорошившая полированное дерево барной стойки.
Белые лица, на которых застыло равнодушие. "Подумаешь, нелюдь-санкционит убил нелюдя-преступника. Подумаешь, при этом погибло три человека. Я-то жив, а прочее - издержки."
- Феттел!
Равнодушие, Линда, вот что самое страшное. Я не прошу славы и почета. Меня устроила бы даже ненависть, будь она искренней, а не лицемерным завыванием демагогов. Сложнее всего делать грязную работу, когда для окружающих ты - пустое место. Когда порой не знаешь, как оценить собственный поступок.
Как-то так."
2.
- Феттел!
…Вязкая глубина наркоза неохотно отпустила своего гостя. Шепотки утихли. Растаял овал лица призрачной собеседницы.
Дуэйн открыл глаза. Было светло и тихо. Стерильный воздух лазарета "Гончей" наполнил легкие, еще хранившие память о дыме пожара на "Звезде Севера".
Пронзавших его тело трубок и проводов он не чувствовал. Как и боли вообще, хотя, знал, что должен бы.
Боль обычно не спрашивала разрешения и не предупреждала о своем приходе.
- Просыпайся, просыпайся. Подлатали мы твою шкуру, будешь как новенький. Неплохо они тебя отделали. Но ты молодец. И не только потому, что тех двоих в Бездну спровадил.
Феттел скосил взгляд в сторону говорившего. Пирофант Ян Серкис восседал у изголовья койки, с трудом помещаясь на табурете. Круглая физиономия прямо-таки сияла от удовольствия. Распространенное и, в общем-то, банальное сравнение с котярой, объевшимся сметаны, было тут не к месту - так щериться могла только зверюга, сожравшая не меньше килограммовой банки икры. Правда, проницательные серые глазки, сверкавшие из-под кустистых рыжих бровей, напоминали, что кот - тварь хищная и злопамятная.
- Сегодня прямо-таки день хороших новостей, Феттел. Я получаю сообщение, что наши вышли на Стоварта - и тут ты умудряешься не только пережить Охоту, но и притащить на блюдечке четкий след портала! Ты понимаешь, что это значит?
Феттел понимал, и лишний раз спрашивать его об этом не было нужды.
Прошло какое-то время, прежде чем он смог заставить себя произнести одеревеневшим от наркоза языком:
- Я… что-нибудь говорил в отключке?
Серкис ухмыльнулся.
- А как же. Эту… Линду поминал. Никак успел, хе-хе, провести допрос с пристрастием?
Феттел только прикрыл глаза. Терпишь шефа, мирись с его манерами.
- Ладно, а теперь к делу. Ждем здесь буксир, мне нужно удостовериться, что все сделают правильно. Карийские судовладельцы пусть поцелуют меня в зад. Как подготовим лайнер к транспортировке, в три корыта идем на север и через сутки будем в Нарфене. Сдадим лайнер нашим спецам, а ты вылетишь в Изир. Там работает группа Андеривза. Стоварта видели несколько раз в Селиоре, это на северном побережье Изира. Вроде бы он спелся с одной из местных сект. Разберешься на месте, контакт я буду поддерживать. Главное - выйти через него на архив.
Как всегда, Серкис любил останавливать внимание подчиненных на очевидных вещах, сообщая о них с видом ученого, совершившего открытие. Впрочем, многие фламиники прекрасно понимали, что это лишь часть имиджа эксцентричного толстяка, которым Ян прикрывал свою истинную сущность. Он был далеко не идеальным, но хорошим начальником, умным, проницательным, жестоким, порой мстительным и подозрительным - но без самодурства и твердолобости, присущих людям из числа оперативников Трибунала. Делать что-либо в обход Серкиса было не проще, чем разминуться с его тушей в тесном коридоре. Он запоминал тех, кто проявлял излишнюю инициативу. Гарантией хороших отношений с пирофантом было соблюдение баланса между подчинением и самостоятельностью. И отсутствие щепетильности.
Серкис обожал ставить цели, оправдывающие средства, и использовать методы, выходившие за рамки даже аринемского закона, известного своей гибкостью в отношении деятельности Трибунала. Он прошел хорошую школу в имперской полиции. И было символичным, что именно Серкису поручили поиски архива Академии Наук Его Императорского Величества. Точнее, хранившихся в нем работ Ламберта Мальтраверса, единственного ксенолингвиста, сумевшего частично расшифровать манускрипты аэнве, попавшие в людские руки во время Экспансии.
- Приходи в себя, в общем. И… я рад, что ты жив.
- Взаимно, мэтр.
Феттел позволил себе погрузиться обратно в полудрему. Потом у него вряд ли хватит времени даже на обычный отдых.
Бирюзовые глаза уставились на него, стоило растаять образу Серкиса.
"Да, Линда, забыл сказать. Когда я говорю о нелюдях… я имею в виду не цвергов. Не ривенов. Даже не таргов. Не-люди, анти-люди… это аэнве. У Трибунала было двадцать лет, чтобы научиться их ненавидеть. У них - много больше, чтобы научиться ненавидеть нас.
А вообще, какого тарга я сейчас выворачиваю душу перед тобой?
Ведь тебя нет.
Ты умерла."
3.
"Получено две сотни, десять и пять теней. Состояние от хорошего до удовлетворительного, за исключением четырех, испорченных до состояния непригодности.
Примечание: обратить внимание на командира третьей десятки. Предоставленные им тени были в наихудшем состоянии. Возможна недобросовестность. Возможно прямое оскорбление.
Два десятка и четыре тени, соответствующие нормам возраста и здоровья для роли украшений, конвоируются в Багряный Дворец, где напрямую поступают в распоряжение Хозяина. Прочие временно переданы третьей и четвертной трудовым группам для дальнейшего распределения по работам.
Состав группы теней-украшений: девятнадцать женщин, пятеро мужчин. Физические повреждения в пределах нормы. Применено слабое ментальное подавление.
Состояние медноволосой тени, отмеченной Хозяином, будет отслеживаться особо. Примечание: на момент записи тень чувствует себя лучше, чем ожидалось. Возможен эффект расслабления после исчезновения непосредственной угрозы жизни. Будет подан запрос на дальнейшие испытания с целью выявления пределов устойчивости к подавлению."
Бакр положил исписанную бисерным почерком табличку в один из многочисленных карманов на пересекавшей грудь перевязи. Кроме нее и ремня, на котором держалась кобура со спящим Смертоносцем, тело тарга украшали только выгравированные на панцире символы, изображающие разные этапы пути воина, телохранителя и палача. Впрочем, в одежде Бакр и не нуждался, ее заменял толстый слой хитина.
- Хозяин ждет свою добычу, смотритель. Подгоните теней, клянусь Предвечным Небом, я не намерен ползти, как новорожденная личинка!
Бакр не придерживался верований своего народа - да и не имел о них внятного представления - но любил поминать при аэнве Предвечное Небо. Просто потому, что их это злило.
…Весь город, как казалось Линде, представлял собой огромное здание. В нем не было ни одной прямой и длинной улицы. Пленников вели короткими переходами и лестницами, расположенными, на первый взгляд, совершенно бессистемно. Процессия пересекала небольшие площади, украшенные по центру фонтанами или скульптурными композициями, поднималась по пандусам, шла узкими галереями. Линда отметила, что по мере продвижения к цели пути уровень поверхности повышался, все чаще ей и остальным рабам приходилось подниматься по узким ступеням, не имея возможности даже держаться за перила. Их конвоиров крутизна лестниц, похоже, никак не беспокоила.
Первое время девушка пыталась запоминать путь, которым их вели, но это было невозможно. Человеческое восприятие пасовало перед творением нечеловеческих рук. Архитектура высоких ажурных зданий из полированного камня, который, казалось, светился изнутри, давила на сознание неправильностью очертаний и нарушением привычных пропорций. Время от времени взгляд цеплялся за приметную деталь - алебастрово-белую статую, покрывающий стену ковер вьющихся растений, рельефное изображение панорамы города над воротами - но рассмотреть подробности у конвоируемых возможности не было.
Линда поймала себя на мысли, что представляла себе это место совсем по-другому. Хотя что могла она знать о городе, куда попадали немногие и откуда не возвращался никто? До вчерашней ночи сами аэнве были для нее легендой, страшной, но красивой. Высокомерные и жестокие существа, убивающие и похищающие людей ради развлечения - они казались реликтами темных веков, оттесненными в прошлое новыми ужасами. Кого пугала Дикая Охота, когда в газетах не без смака расписывались "подвиги" борцов за права человека в цвергийских кварталах и публиковались пространные интервью с пережившими таргийский плен? Кого могли ужаснуть рассказы о развращенности и кровожадности аэнве, если ночная жизнь карийской столицы таила не меньше противоестественных соблазнов и смертельных опасностей?
Линда помнила, как однажды - давным-давно - отчим заглянул в ее тетрадь с рисунками. Как обычное благожелательное выражение лица сменилось гримасой гнева, когда он увидел на клетчатом листке изображение скачущих по небу всадников с треугольными лицами. Он не кричал на нее, не взялся за ремень. Просто вырвал листок, отнес на кухню и сжег в фаянсовой раковине. "Не смей рисовать ЭТО", сказал он сглатывающей слезы Линде, тихо и как-то буднично. "Никогда не смей рисовать то, о чем не имеешь понятия."
А вот через несколько лет она уже втихую смеялась над предрассудками старшего поколения. Среди школьников ходили нелегальные распечатки книг изирского писателя Энтони Леоминстера, а кое-кто мог похвастаться и привезенными из-за границы оригинальными изданиями. Эти романы если и не прославляли аэнве, то показывали их вполне понятными существами, способными на любовь и героизм. Конечно, через пару лет для Линды и ее одноклассников книги Леоминстера стали тем, чем они и являлись изначально - графоманией ремесленника, который знал о Старшей Расе не больше своих читателей. Но след в душах юнцов они оставили.
Вечно молодые охотники за душами, пьяные от вседозволенности и неуязвимости, аэнве превратились для нового поколения Карии в притягательный символ "хорошего зла". О них говорили - без ненависти, но с завистью. Им подражали. Отгораживаясь от проблем реального мира, не имеющие ощутимых перспектив парни и девушки искали выход в выдуманных мирах. Линда знала об этом не понаслышке, и сейчас она понимала, сколь жалкими были попытки людей изображать из себя Старшую Расу.
4.
Казалось, череде подъемов и переходов не будет конца. Девушка не могла точно определить, сколько времени их вели по узким улицам безымянного города, но с заката прошло не меньше нескольких часов: когда ей удалось бросить взгляд наверх, узкая полоска неба уже являла собой россыпь звезд на антрацитовом фоне. Впрочем, в городе было светло, хотя по дороге им не встретилось ни одного фонаря - словно бы сами стены за долгие века пропитались сиянием славы аэнве, не вобрав в себя, однако, ни капли черноты их помыслов.
"Бездна побери, я не выдержу…"
Ноги наливались тяжестью, спина адски болела из-за необходимости поддерживать баланс без помощи рук. Одну туфлю Линда потеряла на лестнице, вторую, пользуясь секундной передышкой, скинула перед очередным подъемом - отчаянно надеясь, что конвоиры не обратят на это внимания. Но идти не стало легче, камень плит через тонкую ткань чулок казался похожим на лед - холодным и неестественно гладким. Линда даже удивилась, что еще ни разу не упала. Другие пленники тоже каким-то чудом держались, словно бы на них уже начинала действовать воля зловещего города, не давая оступиться там, где это не доставило бы хозяевам развлечения.
После подъема по очередной лестнице - широкой и сравнительно удобной, но очень долгой (Линда насчитала около двухсот ступеней, прежде чем сбилась) - рабам наконец-то дали придти в себя. Конвоиры, окружившие сбившихся в кучку людей, признаков усталости не выказывали, но казались чуть менее настороженными, чем в начале пути. Один начал обход группы пленников, пристально разглядывая лица, на которых усталость мешалась с отчаянием. И тут случилось неожиданное.
Конвоир, не дойдя до Линды, согнулся и беззвучно осел на землю. В груди у него торчал дымящийся арбалетный болт. Через мгновение град таких же болтов обрушился на группу, не делая различий между людьми и аэнве. Парень в кителе стюарда упал с пробитой шеей, толкнув Линду перед собой. Это спасло ей жизнь - болт прошел в дюйме от ее лба, опалив волосы. Девушка ударилась спиной о камень и тут же попыталась отползти подальше. Ее примеру последовали и другие пленники, но далеко не все - многие в панике заметались, спотыкаясь об тела.
К крикам пострадавших добавились резкие голоса аэнве. Отступив к каменному портику и спрятавшись за колоннами, они пытались вести ответный огонь, но у нападавших было явное численное преимущество. Тарг, как заметила Линда, также укрылся за каменным столбом. Болт ударил его в плечевую пластину, прожигая толстый слой хитина. Монстр даже не поморщился. Через мгновение в его клешне появилось что-то похожее на огромный пистолет - и шипение болтов перекрыл грохот, от которого, казалось, с колонн посыпалась каменная крошка. За спиной Линды кто-то закричал по-аэнвийски.
Сердце девушки колотилось в бешеном темпе.
"Беги, дура! Другой попытки не будет!"
Кто и с какими целями совершил нападение, не имело никакого значения. Важно было лишь то, что это давало ей шанс, который, скорее всего, больше не представиться. Линда не задумывалась о том, что, даже покинув место перестрелки, выбраться из города она вряд ли сможет. "Лучше сделать и жалеть, чем не сделать и жалеть" - до сих пор этот девиз не подводил ее.
Линда осмотрелась. Ограждение лестницы, по которой она поднялась сюда, было достаточно высоким, чтобы скрыть ее от глаз и конвоиров, и нападавших. Вот только бежать со скованными руками имело не больше смысла, чем лежать и ждать победы одной из сторон. На то, что у убитого охранника найдутся ключи или что-то подобное, она и не надеялась. Но в футе от нее, как по заказу, в плиту вонзился выпущенный по крутой дуге болт. Раскаленный добела металический стержень, казалось, всем своим видом намекал на то, что уж цепочку от наручников он одолеет без проблем.
Девушка медлила. Страх ожога пересилил все прочие чувства. Память не спешила подкидывать мысль о пережитом на корабле ужасе, способную подстегнуть желание сбежать.
"Решайся, тарг тебя отдери!"
Глубоко вздохнув, Линда перевернулась на бок и попыталась на ощупь накинуть цепочку поверх болта. Это получилось с первого раза, но промедление стоило ей шанса на побег. Стержень уже остыл - вероятно, таково было свойство заряда - и металл ему не поддавался.
"Вот и все."
Оставив в покое стрелу, которая уже даже не опаляла кожу, она прислушалась. Стрельба прекратилась. Совсем рядом послышались тяжелые шаги.
- Вот и все, - повторил за ее сознанием скрипучий голос тарга, - Хозяину будет доложено.
Линда прижалась щекой к каменной плите и разрыдалась.
5.
Бакр безучастно смотрел, как надсмотрщики загоняют рабов обратно в строй. Пять теней, двое старших убитыми. Восемь теней, пятеро старших ранеными, из них одну тень пришлось лишить жизни ввиду тяжести ранения. Шестеро нападавших старших убиты, один ранен и взят под охрану. Что-то еще? Ах, да, медноволосая тень, отмеченная Хозяином, попыталась воспользоваться суматохой и сбежать. Проявление несвойственной теням решимости. Поощрение или наказание - решит Хозяин.
А Гарл и Рег, дети Смертоносца, отняли по жизни каждый. Хорошая работа.
Бакру не было нужды лишний раз тревожить Смертоносца, отдыхающего в кобуре после славного кровопролития. Он знал его с рождения на оружейном верстаке. Знал каждый изгиб затейливой резьбы, которой кропотливо покрывал стальную кожу своего друга. Знал его детей - Гарла, Рега, Чопа, Лагра, Серса и Берга, и десятки оставшихся дома, ждущих своего часа. У каждого было имя, выгравированное на латуни колыбелей рукой, которая, казалась, неспособна удержать что-либо тоньше рукояти цепного кнута.
Рег превратил в облачко красного тумана голову старшего, который отнял жизни троих теней - он и стрелял только по теням, не решаясь ввиду каких-то причин трогать соплеменников. Гарл отомстил стрелку, ранившему Бакра. Отомстил в основном за дыру в панцире, которая пару дней будет портить вид тарга, пока не затянется. За боль мстить смысла не было, потому что Бакр, как и любой тарг, ее не чувствовал. Был сигнал - повреждение, плечо, мало опасности, можно продолжать бой. Бакр знал, что старшие и, особенно, тени воспринимают сигналы иначе. И не мог, да и не хотел удержаться от эмоций радости, когда сигнал боли скомкал лицо старшего, смертельно укушенного Гарлом. Это было компенсацией за попытки старших изображать безразличие, скрывая за ним слабость. И злость на то, что Бакр был единственным рабом во всем Городе, который это слабость видел.
Лицо пленника-старшего было лишено привычной маски. Обеих масок, если быть точным. Молодое, злое и великолепно отражающее все эмоции, которые юный старший - неплохая игра слов! - еще не научился скрывать. Он унизился даже до того, чтобы шмыгнуть носом и демонстративно скривиться. Возможно, ему было неприятно разлившееся в воздухе дыхание Смертоносца - серый, колючий дым, так раздражавший старших. Или же он пытался оскорбить Бакра, намекая на якобы исходившую от него вонь. Никакой вони на самом деле не было. Уважая обоняние Хозяина, Бакр поддерживал тело в чистоте.
- Ты заплатишь за это, выродок!
Наверное, дело было все-таки в дыме. Старший чихнул, тем самым чуточку развеселив Бакра.
- Я - глаза и голос моего господина. Эти тени - его вещи.
Бесстрастный голос тарга скрипел, словно предваряя скрип шарниров орудий наказания.
- Ему будет доложено о произошедшем. И платить придется тебе. За все испорченное имущество.
Аэнве заколебался. Видно было, что ему не хочется пасовать перед таргом - но и сознаться в неправоте тоже было превыше его сил.
"А ведь ему конец", с небольшим разочарованием подумал Бакр. Его не интересовали причины нападения. Зависть? Нападения с целью захвата рабов не были чем-то экстраординарным, зачастую наглецы-налетчики даже не интересовались, кого именно грабили - даже если посягали на вещи Короля Охоты. Приказ? Хозяин мог искать смерти кого-то из конвоиров или даже теней. Либо же это было испытанием - для тени, старшего, Бакра или всех вместе взятых. Могло быть, наконец, просто проявлением мимолетного желания скрасить однообразие жизни Города.
Бакр никогда не удивлялся установленным в Городе порядкам. Только презирал их. Картина мира, выстроенная железной логикой тагра, была проста и незыблема. Существовал Хозяин, выше которого было только Предвечное Небо. Существовали старшие, которые были подобны Хозяину, но без иных распоряжений с его стороны не имели в глазах Бакром никакого веса. Существовали иные тарги - рабы, позволившие себя смирить и унизить. Их предназначением была, как правило, красивая смерть на арене. Еще существовали тени - забавные существа, отдаленно похожие на старших, но слабые и потому являвшиеся законной дичью. Впрочем, к теням Бакр относился скорее снисходительно. Они приносили пользу и удовольствие. Бесцельное лишение теней жизни или вызов у них сигналов боли ради самого процесса были для тарга делом если не бесчестным, то бессмысленным. С таким же успехом он мог ломать свои рабочие инструменты или резать амуницию.
А еще существовал Смертоносец. Он не был оружием - оружием Бакр считал висящий на поясе цепной кнут. Он был другом. С ним Бакр делил радость кровопролития и гордость за успехи его свинцовых детей.
- Хозяин ждет, смотритель. Играть с его терпением на вашем месте я бы не решился.
С некоторым удовлетворением Бакр отметил, что отмеченная Хозяином тень теперь чувствует себя намного хуже. Ее шатало, в уголках глаз стояли капельки влаги. Подумав, тарг вытащил из кармана табличку.
"Комментарий: у тени создана предпосылка для формирования крайней степени негативного отношения к моей персоне. Подаю запрос на концентрацию усилий в этой области.
Пусть она ненавидит меня. Я не хочу, чтобы она ненавидела Хозяина."
