В не подумайте, что я анархист, но песенки у Монгол Шуудана очень душевные:
Дальняя дорога
Дальняя дорога,
И свободы воздух не отнять.
Я поехал с Богом,
Чтобы за свободу воевать.
И в бою горячем пал
И, как дым костра, пропал…
Мама, ты не плачь,
Я сражался за тебя и вот:
Хрипло гаркнул грач,
Клювом биться стал в раскрытый рот.
Саблей сзади наугад
И испортил мой наряд…
Сапоги стянули,
Но уже бессильная рука.
И штыком пырнули,
Чтобы уж тогда наверняка.
Воля вольная моя,
Не дождался я тебя...
Чекист
Пуля навылет через шею
Хлестнула кровью, и хрен с тобой.
Мы этих гадов закатим в траншею,
Мы этим гадам покажем разбой!
А в амбразуре голые ляжки,
Там еще с вечера пьют самогон.
Наш командир в рваной тельняшке
В пьяном угаре прёт на рожон.
И не страшны нам ни черти, ни бесы,
И что картечь летит со свистом.
Врежем залпом из обрезов:
Был чекист, и нет чекиста!
Кровью умылися белобандиты.
«Нестор Иванович! Давай, дорогой!»
Мы подползем, будет всё шито-крыто
К секретарю, что сидит за свечой.
Если петля не намазана мылом,
И перекосило в винтовке патрон,
Не испугает свинячее рыло,
Белая Гвардия, Чёрный барон.
И не страшны нам ни черти, ни бесы,
И что картечь летит со свистом.
Врежем залпом из обрезов:
Был чекист, и нет чекиста!
И если Буденный ударит всей мощью,
И Ворошилов свой танк привезет,
Детка, не плачь, будь чуть попроще.
Не с этим рубались, авось пронесёт.
И не страшны нам ни черти, ни бесы,
И что картечь летит со свистом.
Врежем залпом из обрезов:
Был чекист, и нет чекиста!
Эй, не страшны нам ни черти, ни бесы,
И что картечь летит со свистом.
Врежем залпом из обрезов:
Был чекист, и нет чекиста!
Горькая
Эх, судьбина, в сердце рана.
Выстрел в ночь да в белый свет.
Под знамёна атамана
Я пришёл держать ответ.
Чёрный дым окутал гарью,
Выпил слезы и умчал.
В грудь, под сердце штык ударил
И с тоскою повенчал.
Моя жизня невесёлая,
Жизня горькая моя.
Смерть грозит мне полуголая.
Доберусь я до тебя.
Смертушка с размахом косит
Самых близких и родных.
Взмах косы душа попросит,
Будет ждать, когда поддых.
Встречный ветер, разбиваясь
В сталь клинка на две струи.
Тело, мягко поддаваясь,
Мелко рубится в куски.
Моя жизня невесёлая,
Жизня горькая моя.
Смерть грозит мне полуголая.
Доберусь я до тебя.
В гробовом затишьи грозы
Станут молнии метать
И оставят след угрозы
Под дождями умирать.
Веет смерч какой-то тайный.
Власть пожарам, блеск клинкам.
Пуля встретит свою рану
Да промчит к своим богам.
Моя жизня невесёлая,
Жизня горькая моя.
Смерть грозит мне полуголая.
Доберусь я до тебя.
Моя жизня невесёлая,
Жизня горькая моя.
Смерть грозит мне полуголая.
Доберусь я до тебя.
Любо, братцы, любо
Как на чёрный берег, на высокий берег
Ехали казаки, сорок тысяч лошадей.
И устлали берег, и устлали берег
Сотнями изрубленных иссеченных людей.
Любо братцы, любо. Любо братцы жить.
С нашим атаманом не приходится тужить.
Любо братцы, любо. Любо братцы жить.
С нашим атаманом не приходится тужить.
А первая пуля, а первая пуля,
а первая пуля ранила коня.
А вторая пуля, а вторая пуля,
а вторая пуля попала в меня.
Любо братцы, любо. Любо братцы жить.
С нашим атаманом не приходится тужить.
Любо братцы, любо. Любо братцы жить.
С нашим атаманом не приходится тужить.
Атаман узнает, кого не хватает,
Эскадрон пополнит и забудет про меня.
Жалко только волюшки да во широком полюшке,
Солнышка горячего, да верного коня.
Любо братцы, любо. Любо братцы жить.
С нашим атаманом не приходится тужить.
Любо братцы, любо. Любо братцы жить.
С нашим атаманом не приходится тужить.
Ехали казаки
Эх, воспитанница многих пьяниц,
Любимая и гордая Русь моя,
Вновь поганит землю твою иностранец,
Без ножа режет твои края.
Забраться бы в могилу, чтобы не видеть
Разврат могучей и сильной страны.
Наверно, был сделан я, чтобы обидеть,
Наверно, исчадие я сатаны.
Ехали казаки стороной, о-о-о-ой.
Потешались громко над войной, о-о-о-ой.
Верили в удачу под хмельком, о-о-о-ой.
И ломали всё вверх кувырком, о-о-о-ой.
Ну, хватит смеяться! Ты тоже, наверно,
Мне свою пулю в горло пошлёшь
И будешь глумиться мне своей смертью,
А может быть сам свою смерть и найдешь.
Поверь мне, я всё же не мусульманин
И будёновки никогда не носил.
Поверь, что я не монголо-татарин,
И никогда под них не косил.
Ехали казаки стороной, о-о-о-ой.
Потешались громко над войной, о-о-о-ой.
Верили в удачу под хмельком, о-о-о-ой.
И ломали всё вверх кувырком, о-о-о-ой.
Я не ходил по сёлам в кожанке
И не совершал никогда продналёт.
Быть может, висел бы ты в траурной рамке,
Если б не клацал бы мой пулемёт.
Наганом не тыкал в морду народам
И в магазинах не воровал.
Корчагин себя на рельсах угробил,
А я за другое жизнь отдал.
Ехали казаки стороной, о-о-о-ой.
Потешались громко над войной, о-о-о-ой.
Верили в удачу под хмельком, о-о-о-ой.
И ломали всё вверх кувырком, о-о-о-ой.
Ехали казаки стороной, о-о-о-ой.
Потешались громко над войной, о-о-о-ой.
Верили в удачу под хмельком, о-о-о-ой.
И ломали всё вверх кувырком, о-о-о-ой.
