никогда не нравился ни их бэк ни миньки, просто мне выпало задание написать про этих арабо самураев
в процессе написания и изучения их бэка вплоть до богомерзкого гото я таки начал любить этих сендниггеров а гдес - аве ей. перевела это с анфарси на человечий.
в общем критика мысли по персонажам и все все пинки для творч роста приветствуются
Часть 1.Горе побежденных\ Убитый праведник\Оскорбление восьмых
”Ветрам пустыни безразлично, чьи кости они гложут...”
- эндимионская поговорка.
- Эти ублюдки смотрят на нас как на предателей. Сторонятся нас, как предателей. Будто мы пораженные порчей варпа отступники из Мальстрима, а не верные воины Императора, - прорычал Раир Синк, знаменосец восьмой роты Воинов Богомолов. - Капитан, мы не должны были приходить сюда, словно шавки Инквизиции. Мы Астартес, а не люди-рабы. Мы должны вести войну сами по себе, как учил нас тому Пророк Пустыни, славься имя его.
Улир Иррод хотел опровергнуть слова знаменосца роты, заставить его изменить мнение или - что было бы лучше всего - вовсе замолкнуть, дабы капеллан Дамаск не разозлился на глупца. Но и сам он видел, что они здесь потому, что подчинились приказу прибыть на совет - приказу, даже скорее угрозе, а вовсе не уважительной просьбе, которыми эти паразиты человечества его обычно заваливали в прошлом; это явно говорило о положении ордена. Единственное, чем утешал свою и так израненную гордость Улир, так это тем, что у него не было выбора. Не было иного ответа ради сохранения и так запятнанной чести ордена, и ради самого его выживания.
Послание, адресованное лично ему, было сухим и коротким:
"Велением Святой Инквизиции Воины Богомолы прибывают на конклав Сатрики Минорис, для борьбы с вторжением Красных Корсаров, либо орден будет расформирован за неповиновение Его воле. Лорд-инквизитор Арнзо."
- У нас не было выбора. Орден более не имеет своей воли, - констатировал ситуацию капитан и отвернулся от остальных, показывая, что разговор окончен. Никто не спорил.
На ультиматум лорда-инквизитора отозвалась вся восьмая рота. Пятьдесят семь астартес появились на борту ударного крейсера "Защитник Эндиминиона" через неделю после получения письма. Крейсер встал на высокой орбите обособленно от многочисленных флотилий Империума, что во множестве прибыли на орбиту увядающего мира-улья. Еще многие раны не зажили со времен восстания Тирана Бадаба - и самыми опасными из них были обиды и жажда мести. И Богомолы не хотели совершать новых ошибок, равно как и умереть с кинжалом в спине.
Подтверждением тому стал торпедный залп линкора "Звезда Галии" из боевого флота Карфаген. Более двух дюжин лет тому назад флот Воинов Богомолов сильно потрепал судно, полностью уничтожив двигатели и выведя из строя орудия левого борта вместе с системами жизнеобеспечения. Видно, новый экипаж все еще помнил, кто обрек на мучительную смерть их предшественников. Никто не заметил тогда несколько таранов "Цест", что безмолвно и незаметно подкрались к жертве. Когда Богомол пожелает - никто не увидит его удара. Но сегодня не будет ударов, только боязнь подвести орден. Только когда линкор во избежание возмездия встал на низкой орбите, Богомолы выдохнули с облегчением. От крейсера Астартес что давно был в жалком состоянии, и многие годы не знал ремонта, было бы мало проку в открытом космическом бою.
Выглянув в иллюминатор "Громового ястреба", Иррод безрадостно и отстраненно наблюдал оживление под тяжелыми свинцовыми небесами. Ни орды имперских летательных аппаратов, что затмевали небеса, ни многочисленные корабли, что встали на низкой орбите, не отвлекали его. Он смотрел в одно место не отводя глаз, зная, где находятся его кровные враги, чуя их страх. Только увидев судно, на всей скорости падающее на иной улей-континент в тысячах километрах отсюда, он, улыбаясь, позволил себе обернуться к братьям, стряхивая сладостный морок. Иногда даже астертес не могут добиться исполнения желаемого.
Все они – его братья - стояли перед ним в полном боевом облачении. Понурые и сломленные, они не могли отомстить за поруганную честь так, чтобы не подвести орден. Они все еще жаждали крови карфагенских ублюдков, но эта жажда, пусть и неохотно, научилась смирению. За последние десятилетия орден сильно изменился, стал жестче, ожесточеннее.
Семь из них спустились на поверхность мрачной, пепельно-серой планеты. Семь из них спустились с аппарели "Громового ястреба", хищно оскалив зубы под личинами шлемов в ужасном подобии презрительной улыбки.
Капитан хотел лететь один, но капеллан Дамаска потребовал, чтобы орден был представлен на конклаве пышно и гордо. Никто не должен счесть их раздавленными, даже если так оно и было, поэтому вместе с капитаном полетели его командный отряд и сам капеллан в полном ритуальном облачении .
Первым в скудно освещенный ангар спустился сам Иррод. Следом за командиром, отставая лишь на шаг и сохраняя церемониальное построение, шли капеллан Дамаска и апотекарий Варид. Следом за ними сошел чемпион роты - брат Зарван Парак. Никто в роте не владел клинком, как он, а его защита была непроницаема, словно буря в пустыне. Свой золотой шлем он выиграл по праву, победив в честном спарринге чемпионов иных рот, доказав свое мастерство и готовность защищать Улира Иррода, после того как его предшественник – Касир Орид – погиб от рук Огненных Ястребов во время предательства на Скорби.
Следом за чемпионом было гордо и надменно вынесено знамя восьмой.
- Тени, бичующие неверных! - взревел Раир Синк, и девиз, многократно усиленный как динамиками шлема, так и эхом ангара, заставил буквально повалиться с ног большинство из делегации встречающих.
Благодарственная речь экклезиарха Нибера Василия, что восхваляла орден за поимку кардинала Харфы, сильно понравилась древним братьям восьмой роты, что первыми обнаружили Антипата в его логове. Тогдашний легендарный капитан восьмой, Сарадин, кнутом выбил из Антипата спесь и желание огрызаться. Его мастерская работа не ускользнула от палачей церкви и, как следствие, от самого экклезиарха. Говорят, экклезиарх как ярый приверженец подобных наказаний испытал неподдельное наслаждение, созерцая работу Богомолов. Его восхищение явно отразилось и в речах, и во многочисленных благодарностях, которыми был осыпан орден. Восьмые же, что всегда ценили мастеров слова, выдернули самую эмоциональную часть речи экклезиарха, сделав ее своим новым девизом.
Замыкая процессию, сошли братья Сарид Пату и Накош Вази: с болтерами наготове, озираясь, словно сторожевые псы, они охраняли знамя ордена и прикрывали Раира Синка. Кроме самого Иррода, они были единственными в роте, кто прослужил ордену более двух веков.
Из толпы встречающих то и дело неслись просьбы, призывающие астартес помочь в решении жалких людских проблем; звучали и требования возместить баснословные потери, понесенные якобы вследствие восстания Богомолов. Иррода не волновали их финансовые трудности. Про себя он пожелал этим паразитам попасть в плен к темным эльдар, ибо смерть была для них щедростью, на которую капитан никогда не был способен.
Херувимы, что сновали всюду в крепости Инквизиции, возвещали о прибытии делегации Богомолов мерзкими, пискляво-механическими голосами. По пути в зал стратегиума капитан видел слишком много отвратительных ему лиц, которых он открыто считал врагами, и слишком мало тех, кого он с натяжкой мог назвать другом или союзником. Восстание четырех орденов пролило слишком много крови в Зоне Мальстрима, и Иррод был склонен думать, что раны, нанесенные войной, никогда не затянутся. Он был согласен со своим магистром: Богомолы должны уйти из Зоны Мальстрима и никогда не возвращаться; но в ближайшие сто лет Богомолам предстояло научиться жить без права выбора - в том числе и того, где им находиться.
Капитан Иррод позволил себе нарушить этикет и не отвечать на приветствия; он проигнорировал десятки иных формальностей, обдумывая будущее восьмой роты и ордена Богомолов в целом. Отныне они - игрушка Инквизиции и жалких лордов Терры. Собака на поводке у блохи.
- Это шабаш бесчестья, но мы не задержимся здесь больше положенного. Мы уйдем сразу, как только наши задачи в этой войне будут определены. Не позволяй крови растопить лед твоего сердца. Помни: мы - Тени, что бичуют неверных. Никто не должен видеть Тень колеблющейся.
Нервозность капитана передавалась остальным Богомолам: они явно чувствовали напряжение капитана, но не подавали виду. Никто, кроме юного Раира. Как и большинство юнцов-Богомолов, он не умел держаться бесстрастно. Пятьдесят четыре года от роду. Его кровь еще не закалилась в горниле войны, не была смыта песками времени - он не стал еще холодным и бессердечным, словно тень, воином пустыни. Это было заметно не только самому капитану, но и жалким простолюдинам. Синк с шипением оглядывался на недругов, его дыхание, каждое его движение были отрывистыми и беспокойными. В крепости не было и ветерка, но знамя его трепетало. Штурмовая восьмая рота состояла в большинстве своем из таких вот юнцов, чью горячность надо сдерживать и направлять в нужное русло, лишая со временем новых посвященных этого недуга, что они приобретали в роте скаутов. Клин вышибали клином – бросая их в самое пекло в стремлении выбить из них все ненужное. Капитан отчитывал себя за такое нарушение своих обязанностей.
- Ты мне веришь, брат? – Иррод насторожился, когда знаменосец помедлил с ответом.
- Я верю вам, мой лорд, - еле кивнув, сказал Раир и поднял знамя выше. - Слишком много заклятых врагов, чью кровь мы пускали столь мало лун назад. Слишком много смешанных чувств.
- Не позволь им выйти наружу, как обычно, и осрамить Богомолов, - третий воин, доселе не проронивший ни слова, вмешался в разговор. - Будь тих и незаметен с этой минуты, словно зыбучие пески Спокойствия, иначе я лично сдеру с тебя кожу в реклюзиуме в течение месяца твоего посвящения в Батуруги. Ты меня понял, носящий знамя? Ты уже достаточно навел песка.
Даже капитан почувствовал холодок ужаса от подобного заявления. Оно было абсолютно верным, хотя и обещало страшнейшее из наказаний. От того, как хорошо Богомолы сумеют продемонстрировать кротость и смирение, зависело, увидит ли орден завтрашний восход над песками Ущелья Девяти Ветров. Все понимали, что в это непростое время орден должен прежде всего выжить. Должен восстановить свое имя. Должен вернуть родной мир. Любой ценой. Даже ценой жуткого оскорбления и унижения.
Синк напрягся, рука дрогнула, отчего знамя вновь слегка поникло. Любой Воин-Богомол так реагирует, когда слышит такую угрозу из уст капелланов, ибо это не шутка. Батуруги, или "Ритуал посрамления бесчестного воина" - худшее наказание для Богомола после помещения в саркофаг дредноута. Только те воины-астартес, что так или иначе посрамили честь ордена и были осуждены высшим советом, подвергались этому жуткому ритуалу. Для начала с воина заживо снимали кожу жуки-кожевники под бдительным взором апотекариев и под гневные речи капелланов, посрамляющие воина и желающие ему вечных мук. Все лишние и сверхценные органы изымались в течении последних семи дней, оставляя от боевого брата жалкую, еле живую тень. После этого месиво обнаженных мышц, некогда бывших человеком, сбрасывали в пещеру соляных змей, и если космодесантник выживал, убив весь выводок, то его голову отрубал раб. Если же он падал замертво - библиарии ордена насильно удерживали душу, приковывая ее к телу и не давая ей обрести избавление. Мозгу не давали умереть, помещая его в специальные машины - Дзинны, духи кошмаров, где разум воина окунался в бездонные воды безумия, насылаемого варпом, под вопли таких же жертв. Не было судьбы хуже, не было угрозы страшнее.
- Да, реклюзиарх Дамаска, - боязливо отозвался знаменосец.- Моя песнь и песнь ордена не будут посрамлены.
- Славно. А теперь неси знамя гордо, чтобы все видели наши цвета и то, что они непогрешимы, - бесстрастно подытожил капеллан. – Нас сегодня и так ждет достаточно позора. Идем далее.
В центральном шпиле делегацию Астартес отвели в специальную залу для досмотра, битком набитую вооруженной прислугой. Иррод отдал приказ выполнять все требования.
Их оружие отняли – забрали аколиты Инквизиции. Они попытались забрать и знамя. Иррод мог поклясться именем Джагатай-хана, что в глазах Раира, не знающего, что ему делать в такой обстановке, был неподдельный страх. Ни одно низшее существо не имело права трогать знамена Богомолов, даже не всем братским астартес даровалась такая честь. В свете угрозы от капеллана Раир потерялся и словно загнанный зверь начал оглядываться на старших. Только удар Дамаски, что одним махом переломал руки наглецу, вырвал из легких знаменосца стон облегчения.
– Никто не трогает знамя Богомолов, черви. Будьте благодарны, что вы еще живы, – прошипел Дамаска, видя, как остальные прихвостни Инквизиции потянулись за оружием, а некоторые открыто нацелили свои болтеры на астартес.
Ситуация накалилась до предела. Никто не шелохнулся и не проронил ни слова. Мертвецкая тишина предвещала бурю. Аколиты опустили оружие, только когда в зал вошел седовласый, сгорбленный старик. По человеческим меркам он был очень стар – биологические часы явно отсчитали не менее трех сотен лет – и напоминал высушенную мумию: препараты по продлению жизни и омоложению уже не могли побороть его возраст.
– Лорд-инквизитор! – выдохнул главный из аколитов, вытягиваясь по струнке. – Богомолы нарушили вашу волю. Прикажете убить их?
Старик хмыкнул и тихо хохотнул:
– Лоботомизация этому ульевому отребью явно не помогла.
Он пристально осмотрел Богомолов, подходя к каждому из них почти вплотную. Кроме лоботомизированных слуг, с ним не было других охранников. Один согбенный старик в окружении воинов-астартес, доведенных до грани помыканием. Иррод почувствовал что-то вроде уважения к этому червю из рода людского за присущую только космодесантникам смелость.
– Вы капитан Улир Иррод, верно? – спросил старик, подойдя к капитану в последнюю очередь.
- Да, – ответил Богомол. – А вы, полагаю, лорд-инквизитор Арнзо.
– Он самый, чьим расположением вы рискуете. – Голос старика зазвучал раскатисто, словно гром. – Вы посмели оскорбить моих рабов и отвергли мое радушие? Это неповиновение в доме Императора? Так вы выказываете свой сепаратизм вновь?
– Ничего подобного, – возразил Дамаска. – Мы чтим ваше радушие, равно как и свою честь. Наше знамя свято, и никто кроме Воинов Богомолов не имеет право его трогать.
– Замолчите, капеллан, – рявкнул старик. Дамаска сжал кулаки, зарычал, подался вперед – и был остановлен лишь жестом капитана. Сам Иррод вздрогнул от бури эмоций, захлестнувших его разум. К злости от оскорбления примешивались неожиданные чувства: он был не только удивлен, но даже восхищался храбростью инквизитора, которая граничила с безумием. Это явно была проверка, но в чем ее смысл, капитан не мог разгадать. Он слишком давно оставил позади все человеческое и не понимал ход мыслей обычных людей; но одно он знал точно – на оплошность у него нет права.
– Хотите убить меня, капеллан? – Смех старика напоминал клекот коршуна. – Как и те миллиарды верных Императору людей? Пустите его, капитан. Ну же, брат-капеллан Дамаска! Убийца, снявший скальпы с восьми инквизиторов – пять из которых были моими учениками. Хищник Таруги, вместе с отделением скаутов – кстати, не с ними ли был и ваш знаменосец? – трусливо уничтоживший три тысячи имперских колонистов и деми-отделение Странствующих Десантников, что прибыли на их защиту. Да, я знаю все о каждом из вас – и об истории вашего предательского ордена.
Капеллан Дамаска дрожал от ярости. Все Богомолы были на грани, но их злость никогда не могла сравниться с гневом Дамаски.
– Оскорблять меня, моих братьев, весь мой орден… Да как ты смеешь? – Свирепый рев Дамаски, усиленный динамиками шлема, заставил стены дрожать, а уши инквизитора кровоточить, хоть тот даже не шелохнулся.
- Да – именно так. Вы злитесь, капеллан? – довольно согласился инквизитор, улыбаясь. Он приложил к ушам неизвестные Ирроду устройства, явно предназначенные для восстановления утраченного слуха. – Ну же, мой милый трансчеловек! Я вижу, как вы буквально полыхаете гневом. Один удар - и все готово. Этим ударом я вам разрешаю смыть все обиды. Не имеет значения, выживу я или нет.
- Не смей, Дамаска! – рявкнул Иррод.
- Это недопустимо, капеллан! – подал голос Зарван Парак, одергивая капеллана за плечо.
- Вы будете свидетелями моим словам! – картинно произнес старик, разведя руки в стороны и оборачиваясь ко всем стоящим. – Никаких последствий для вас и вашего ордена.
Дважды предлагать не пришлось. Не успел инквизитор договорить и обернуться, а капеллан уже занес кулак. Когда инквизитор повернулся, на миг его лицо в страхе дрогнуло. На миг, который никто, кроме астартес, не заметил, в инквизиторе проснулся обычный человек, и этот человек испугался. Привычная маска безразличия быстро скрыла страх, но глаза, глаза всегда говорят все. Взгляд старика судорожно метался от одной темной арки коридора к другой, словно где-то там срывалось его спасение. Силой мысли включив ночное видение на полную мощь, Иррод окончательно понял, что происходит. Он увидел причину, почему инквизитор был столь спокоен: серые тени, возникшие во мраке. Улир кинулся к капеллану, отчетливо осознавая: что бы ни случилось сейчас, он уже не успеет сказать и слова. Видя, что запугать старика не удалось, Дамаска только начал разжимать кулак, опуская руку, но уже был обречен. Не прошло и мгновения, как капеллана Дамаски не стало.
Со свистом рассекая воздух, буквально из ниоткуда вылетела алебарда. Метко кинутая умелой рукой, немезис-алебарда пробила грудь капеллана с такой силой, что весивший более трехсот килограмм воин пролетел несколько метров и оказался пришпилен к стене, словно диковинный трофей. Двуглавый орел расколот пополам, осквернен таинственнейшими из Его воинов. Позже Улир Иррод найдет в этом иронию.
– Спасибо вам, юстикар Траций, за преподнесённый этим господам урок. Вот что бывает, если испортить мою вещь или угрожать мне. Думаю, вы можете уже присоединиться к нам. – Приглашение было кстати: инквизитор остался стоять один на один с разъяренными Богомолами.
Из теней появилось десять Серых Рыцарей; они моментально окружили шесть безоружных, но вставших в боевые стойки Богомолов, и Иррод с трудом сдерживал своих воинов. Инквизитор моментально спрятался за спиной убийцы Дамаски, довольно скалясь. Нацелив на астартес алебарды, воины в сером застыли, ожидая дальнейших приказов.
– Вы заплатили за пренебрежение моей добротой. Когда остынете – проходите в зал стратегиума, и помните – это последнее предупреждение вашему ордену, – со светской улыбкой заявил инквизитор и, нажав руну на одном из своих колец, с хлопком исчез.
– Прощенные предатели, – тихо и спокойно сказал юстикар. – Идите со мной и не делайте глупостей, как ваш капеллан.
– Он был чистейшим из нас. Кровь Хана во мне взывает к мщению за убийство, – прорычал сквозь зубы чемпион роты, подходя к неподвижному Рыцарю.
– Ты бы погиб так же, – сухо ответил юстикар, будто сообщая очевидный факт. Он указал на мертвого капеллана, которого аккуратно сняли со стены два рыцаря, и, уложив лицом вверх, остались возле него, словно почетный караул. – Его тело будет возвращено вам по окончании собрания. Думайте о будущем ордена, а не о его утраченной чести.
-Я не оставлю тело павшего брата, – сжимая и разжимая кулаки, заявил апотекарий. – Его генное семя должно вернуться в орден. Я должен завершить цикл. Это мой долг.
- Как скажешь, апотекарий. Таугар и Залерон помогут тебе в твоей миссии. А ты, капитан, и остальная твоя свита - следуйте за мной.
Никто не воспротивился. Никто не посмел.
продолжение будет...
