Гостинец с севера

[Defenderus]

-Марк, у тебя есть неделя. Удачи.

Дверь хлопнула, но Марк Альжинэ не заметил грубости. Он в смятении стоял, чуть сутулясь, дрожа, вертя в руках связку ключей от дома. От дома, которого его хотели лишить. За что? Он жил здесь с рождения, уже больше четырех с половиною дюжин лет… Это дом его родителей, его собственной семьи. Голова болела от шквала горячих и горьких мыслей – позор, нищета, гибель рода. По его вине? Вовсе нет.

Несколько недель назад его хороший знакомый, глава восточных путей, попросил оформить задним числом подорожную на караван, ушедший к Аверланду. Дело казалось пустяковым – пока не стало известно, что караван подвергся нападению зверомордых из-за того, что охрана была вдвое меньше против обычного. Глава восточных путей не учел приказа от магистрата об отправке усиленных морских патрулей, что отвлекло наемников от рутинной караванной службы. Те купцы, что потеряли немалые деньги на промахе чиновника, жаждали крови. Крайним случился Марк, которого обвинили в преступном небрежении. Все попытки Марка объяснить ситуацию наталкивались на глухую стену молчания, а решением суда ему приказывалось продать все имущество для возмещения вреда. Хлопнувший дверью советник магистрата «из жалости» дал ему неделю времени. На самом деле хитрец хотел сам выкупить прекрасный, стоящий в богатом квартале Мариенбурга двухэтажный, просторный дом. Чинуша не жалел мягких слов, но Марк был слишком потрясен событиями самой страшной недели в его жизни, чтобы думать. Мир, бывший ясным и добрым, внезапно обратился к нему многоликим звериным оскалом. Приятели разбежались, муж старшей дочери жил в другом городе, члены магистрата смотрели, как на пустое место, и, подобно раненому пловцу, он уже видел приближение острейших зубов.

Семья – сестра и младшая дочь – с надеждой смотрели на своего покровителя и защитника, и от преданного взгляда их глаз в голове у Марка прошелестел гневными мыслями еще один шквал сомнений и тревог. Мариенбург – недобрый город, он старался уберечь их от него, но что ныне стоят все его усилия и замыслы? Что-то неразборчиво буркнув домочадцам, опальный советник заперся в своей комнате.

Сон не шел. Болезненная сутолока зловещих теней вонзала кривые крючья страха в измученный разум. Марк ворочался, но сон не шел. Так прошло два дня, на исходе которых советник впал в какое-то животное оцепенение. И – провалился в забытье. И - увидел отца.

Отец Марка служил городу иначе. Кондотьер, глава двусотни тяжелой кавалерии, силач, твердой рукой управлявший своими буйными подопечными – именно он получил от города этот дом и место для сына в магистратском хозяйстве. Сам Марк немало достиг своим трудом, но он всегда помнил, кому он обязан благополучием. И вот – сын растерял наследие отца. Это было просто несправедливо. Но Мариенбург – недобрый город, богатый, надменный и жестокосердный.

Марк с покорностью ждал, что призрак отца гневно посмотрит на него и грозно нахмурит кустистые брови, как бывало ранее. Ему было уже почти все равно. Но старый солдат лишь грустно усмехнулся, его правая рука указала вверх, и единственное слово густым басом отозвалось в голове Марка – «Действуй».

Марк проснулся, впервые за три дня почувствовав голод. Он вымылся, с отвращением соскребая коросту отчаяния и безнадежности. Затем жадно ел и пил, чувствуя прилив сил и зная, что сейчас он поднимется наверх, на давно заваленный барахлом чердак, и попытается понять, что хотел сказать ему отец.

Свежевыбритый, советник уверенным шагом поднялся по скрипучим ступеням и нашел на связке старый ключ позеленевшей бронзы. Ключ неприятно холодил пальцы, но замок открылся бесшумно, словно его совсем недавно смазывали. Запахи пыли, множества ненужных или забытых вещей – Марку пришлось сделать пару глубоких вздохов, чтобы привыкнуть к необычной обстановке. Лучи осеннего солнца пробивали уютный полумрак, скопившийся под черепичной крышей дома на Степенной улице. Толстые пауки ловили сонных мух в свои тенета. Некоторое раздражение охватило советника – он вышел на середину чердака и медленно рассматривал одну вещь за другой, в нетерпении постукивая ногой. Неясное чувство заставило его подойти к дальнему завалу и убрать с него толстую ветошь, что должна была сохранить добро. Ничего примечательного. Несколько старых, хорошей работы стульев и глиняный кувшин для масла. Марк вернул покрывало на место и вновь стал изучать покрытые тканью груды рухляди. И тут его снова что-то повело к дальнему завалу. Он зачем-то сдвинул кувшин, но пол под ним не проявлял ни малейших признаков люка или скрытого в половице тайника. В порыве гнева Марк дернул кувшин на место – в чреве толстой глины явственно звякнул металл. Надежда и тревога рванули сердце пожилого советника, он торопливо опрокинул сосуд, тщетно рассчитывая увидеть хлынувшее золото – но из кувшина выпал только небольшой – размером в локоть - свинцовый тубус. Марк разочарованно наклонился и поднял тяжелый предмет. В следующее мгновение он уже отворачивал плотно пригнанную крышку. Клочок шелка вылетел из темницы, но советник успел его поймать с неожиданной для себя ловкостью.

«Эти вещи ты сумеешь найти только при крайней нужде – но для спасения нашего рода - действуй. Я уплатил за гостинец с севера великую цену, но он того стоит».

Дерге Альжинэ – следующему за ним.

Марк чуть не выронил тубус, когда значение записки проникло в его сознание.

Жизнь отца делилась на две части – до похода на север и после. До того он был вполне обычным – насколько кондотьер может таковым быть – человеком – склонным к жестоким шуткам весельчаком, работающим по найму главой отряда (как говорили злые языки, главарем шайки) «Бранцевых дробов» в двести клинков. Дерге был склонным скорее к получению более надежного дохода от охраны караванов и судов, нежели к более рискованному от нападения на оные. У него был своеобразный кодекс чести – так, он всегда преследовал работорговцев, предавая их при возможности огню, всегда принимал вызовы на поединок, брошенные достойным противником. Но он никогда не сдерживал своих волков от грабежа «взятого на меч», будь то мошна купца или отказавшаяся платить подати деревня. Он был щедр в схватке на удары и в гулянке на золотые. И рубаки действительно шли за ним не за страх, а за совесть.

Затем случилась экспедиция на север – четыре больших корабля, способные идти как под парусом, так и на веслах, заполненные вооруженными людьми, что должны были уберечь купцов от грубости дикарей южного побережья Норски. Меха, кость мамонта, нарвала и других, более странных существ попадут в Мариенбуг, а затем – рассыпавшись по всему миру, вернутся в свободный город золотом и серебром. Опасное, но весьма прибыльное дело. Дюжина купцов и приказчиков, триста моряков и - «Бранцевые дробы», вооруженные арбалетами и мечами – возможные противники не имели хороших доспехов и какого-либо метательного оружия, помимо топоров. С кораблями даже отправился один из городских магов – мессир Дункан, Мастер воды и ветра. В общем и целом, ничего не предвещало несчастья – южная Норска считалась варварской, но не недоступной – подобно Нагароту или Вампирскому Берегу – землей. Весь путь туда и обратно должен был занять от пяти до семи месяцев.

Марку в то время было восемь лет. Ему успело исполниться десять, когда два корабля из четырех медленно вползли в гавань Мариенбурга. Самое удивительное, что для вернувшихся прошло всего полгода. Но они испытали столько, что иным хватило бы на всю жизнь. Один из кораблей еще на пути в Норску дал по неизвестной причине течь, и его пришлось оставить. Прибыв во фьорды, южане успели расторговаться с пятью разными кланами, прежде чем клан Синего Медведя решился попробовать на прочность дух мягкотелых пришельцев. Дальнейшее – когда низкие лодки варваров окружили корабли и орущая орда полезла на палубы – слилось в один сплошной кошмар для уцелевших в том бою. Маг пытался установить свою хрупкую жаровню, с помощью которой проводил свои долгие и не слишком-то действенные ритуалы. Но шаман дикарей призвал нечто, выпившее глаза Мастера воды и ветра. Ослепший Дункан впервые в жизни ощутил внутри себя дыхание Хаоса, и свеча его разума погасла. Южане лишь успели увидеть матовую воронку на месте корабля с магом, сожравшую все вокруг – и мага, и большинство северян, и шамана. Вдобавок ко всему, два оставшихся судна оказались в плотной пелене тумана, закрывшей фьорд. Марево цеплялось за весла и паруса, мешая ходу кораблей, фьорд казался бесконечным, а ночами людей мучили кошмары.

Дерге Альжинэ в том бою сразил вражеского вожака – но поплатился за это левой рукой и глазом. Удивительно, но дикарь хохотал, когда лезвие южанина вспороло ему брюхо –тело главаря рассыпалось в мелкую пыль, оставив после себя лишь вооружение. Дерге был счастливчиком – вожак убил восемь наемников своим тяжелым топором. Говорили, что при все этом вожак был однорук.

Что было дальше – никому не известно. Из тумана вырвалось вдвое меньше живых душ, чем попало туда, и еще нескольких пришлось убить – их тела были странным образом искорежены. Некоторые просто сошли с ума. Остальные добрались до дома, отягощенные дорого оплаченным товаром.

Дерге Альжинэ после блужданий в тумане стал иным человеком – от былого веселья не осталось и следа, а потешные поединки с ним прекратились сразу после того, как однорукий боец снес в первое мгновение голову своему противнику. Друзья убитого решили отомстить – и еще семь тел, разрубленных страшной силы ударами остались лежать в грязном закоулке. И еще – он стал вкладывать деньги, в караваны, а не проматывать их в кутеже или раздавать бойцам. Вокруг Дерге даже витали слухи, что он видит человека насквозь, и никто не может его обмануть. Он превратился в очень осторожного, беспощадного человека, твердо знающего, что он хочет достичь. Мариенбург ценит подобных людей, и отец Марка смог получить желаемое. Марк в детстве часто просил показать диковинное оружие северян или странные фигурки, сделанные из кости неведомых зверей. Но того, что лежало в футляре он никогда ранее не видел, хотя происхождение предметов не вызывало сомнений.

Первым к нему на ладонь выпала тонкая костяная игла. При солнечном свете стали различимы тончайшие узоры, но уже подслеповатые глаза Марка не могли рассмотреть сложное переплетение без увеличительного стекла. Повинуясь неосознанному порыву, он зачем-то воткнул иглу себе в складку кожи за левым ухом. Мир на мгновение потерял четкость, но потом вернулся в прежнее сонное состояние.

Второй предмет был завернут в черный шелк, прошитый золотыми нитями. К нему прикреплялась вторая записка:

«Против живущего вне закона людей. Но – берегись! Пути назад уже не будет».

Дерге Альжинэ – следующему за ним.

Советник подумал – и не стал прерывать многолетний плен неведомого талисмана. Аккуратно сложив его в тубус, он вернул все на свои места и закрыл чердак. Удивительно, но Марк забыл про иглу из кости. Будто и не было ее.

Холодное осеннее солнце еще заставляло тянуться к нему взглядом, но плащи и перчатки прочно обосновались на телах спешащих людей. Привычная неровность брусчатки отозвалась в немолодых костях Марка приятной ломотой. Быстрым шагом преодолев расстояние до жилища бывшего коллеги, предлагавшего ему продажу дома, советник резко стукнул в медную табличку у двери специальным молотком. Где-то в глубине толстых каменных стен звонко отозвались колокольчики. Вскоре хозяин появился на пороге.

-А, Марк – заходи, конечно, - растерянно, но приветливо сказал он.

-Да, Генрих.

Расположившись в уютной гостиной, где потрескивал почти погасший камин, два советника задумчиво пили поданный им чай. Катайский напиток весьма быстро стал неотъемлемой принадлежностью деловой беседы среди купцов. Равно как на севере в обычае была медовая брага, а на востоке – кислое кобылье молоко.

Генрих отстраненно наблюдал за Марком. Ему рассказали, что убитый горем бывший советник превращается в совершеннейшую развалину. Но – сидящий перед ним, явственно увлеченный лишь чаем человек не походил на потерявшего разум. Наоборот, Генриха несколько настораживала непривычно уверенное рукопожатие Марка. Он мысленно пожал плечами, и вернулся к насущному – к деньгам:

-Могу ли я предположить, что цель твоего визита, любезный Марк, как-то связана с достойными сожаления неприятностями, постигшими твои дела? Возможно, что речь пойдет о твоем доме? Всего за неделю я смогу собрать достаточную сумму, чтобы…

-Не бей веслом по воде, Генрих, – равнодушно бросил его собеседник. Хозяин дома оторопел от такой грубости, в нем боролось изумление, гнев, негодование, но возмущенно сказать что-то или возразить он не успел.

Затылок словно обожгло кипящим варом, после чего Марк осознал, что мир вокруг него стал другим. Все оказалось просто и понятно. Исчезли цвета и запахи, черно-белое переплетение безрадостных теней не позволяло сознанию отвлекаться от сути. Или сущности – у Генриха внутри копошилось сразу несколько мерзовидных, липких мыслей – алчности, зависти, презрения, пытающихся выпустить щупальца к Марку – точнее, к пылающему внутри него образу семейного очага, его дома. Но воля Марка и незримое действие иглы корежили отростки, заставляя распадаться их клочьями гнилой ветоши. Затем острие иглы добралось до головы Генриха, и он закричал. Но звуки не имели власти выйти из содрогающегося горла, черные пряди ужаса рвали на части гортань и сердце, и единственный гаснущий островок сознания услышал равнодушный голос – «Теперь – говори». И Генрих, захлебываясь скомканным криком, торопливо заговорил.

Марк покинул дом спустя всего час после появления. За это короткое время хозяин дома превратился из самоуверенного хитреца и торговца, кичившегося своей умудренностью в делах и безжалостностью к должникам – того, кто еще три дня назад лишь смеялся при просьбах Марка об отсрочке долга, само воплощение недоброго города – в человека, глаза которого переполнял животный ужас. Глаза же Альжинэ постепенно возвращали способность видеть цвета и формы и слепли к содержанию вещей и людей.

Генрих рассказал много интересного. Сам он хотел лишь нажиться на несчастии Марка, но лукавый проныра знал и то, ради чего советника сместили. Магистрат постепенно заполнялся людьми одной из влиятельнейших гильдий города, а Марк мешал им беспрепятственно диктовать условия на восточных путях. И его уничтожили, внешне сохранив все признаки благопристойности. Заодно показали свою власть прочим независимым советникам. И сейчас Альжинэ надо было спешить – пока еще следы и слухи не смыло течением времени.

В этот долгий день угасающего солнца Марк успел побывать не только у Генриха, но и у судьи, вынесшего приговор, и у главы восточных путей, и у нескольких купцов – членов пресловутой гильдии. Альжинэ шел по городу, оставляя за собою седые волосы, сердечные приступы и развалины когда-то незыблемого душевного спокойствия. Он не мстил и не карал – он всего лишь устранял несправедливость, допущенную городом по отношению к нему и к его семье. Словно рассерженный шмель, он рвал на части сотканную паутину лжи и предательства. И, как это обычно бывает, паук пришел к нему сам.

Дом Альжинэ словно не ведал всех тревог своего хозяина. Приветливо распахнулась тяжелая дверь, стоило лишь разбудить входной колокольчик. Мягко отодвигал тени в сторону огонь стенных ламп. С кухни доносились запахи и звуки, но гость Марка пришел не для ощущения жизни – он принес с собою смерть. Невысокая фигура того, кого город знал как незаметного и серого посредника. Его черная паутина проникла в души многих властных и сильных, ввязывая их могущество в свои хитросплетенные планы, равно непостижимые для знающих и незнающих.

Марк сидел в кресле у камина, где багровые языки пламени весело плясали на черных кусках угля. Хозяин выглядел уставшим, но умиротворенным – он кивком приветствовал незваного гостя. Но «паук» явился не за беседой.

Затылок Марка опалил привычный уже жар преображения мира, но в этот раз среди переплетений черного и белого ослепительно пылал многоцветный шар, выбросивший множество тончайших нитей, уходящих сквозь стены в незримые пределы. Шар находился в груди у «паука». Жгучее щупальце стегнуло Альжинэ по голове, срезав левое ухо вместе с бессильной иглой.

Марк оказался на коленях, голову переполняла пульсирующая лава мучительной боли. «Паук», с довольной усмешкой на тонких губах смотрел на поверженного врага, неторопливо нащупывая худыми пальцами нечто незримое в воздухе перед собою, подтягивая, скручивая, выворачивая. Альжинэ с судорожным вздохом резко поднялся вперед-и-вверх. И улыбнулся. Из левой руки Марка выпал клочок тонкого черного шелка с золотыми нитями. А в правой тускло отражала яркий огонь камина ледяная полоска лезвия – устремленного туда, где находился многоцветный шар.

Громовой удар потряс весь дом. Пламя камина взбесилось и взревело. Правая рука Марка и тело «паука» рассыпались в прах – словно их никогда и не было. Ошеломленный, Альжинэ потерял сознание.

…Когда он проснулся, окна затянула серая толща тумана. Возле кровати стоял стакан воды. По привычке, он потянулся к нему правою рукой. Ухватил, чуть облившись прохладной влагой. Отпил глоток, два – затем пришли воспоминания – и стакан покатился по полу. Марк медленно повернул голову – ниже локтя, заканчивающегося страшным шрамом, не было ничего. Однако чуть подождав, он почувствовал пальцами одеяло – пальцами правой руки!

Марк закрыл глаза и постарался вернуться мыслями к семье. Перед его внутренним взором печально улыбалось лицо отца. Я рад, что тебе понравился мой гостинец, малыш…

[Ermine]

Как всегда, очень понравилось.

З.Ы. "Против живущего вне закона людей." Может "против живущих"?

[Gaspar]

Великолепно, как и все твои рассказы. Ещё будут?

[Narval]

Да, как обычно, написано очень хорошо

[Derzila]

Потрясающе.

[Locksly]

здорово

[Kот]

"Говорили, что при все этом вожак был однорук." - видимо, опечатка. Рассказ хорош. Интрига...

[talas]

Я просто в восторге. Пиши еще, с удовольствие почитаю).