Стихи

[Lord Velard]

Ну что с того, что я там был? Я был давно, я всё забыл.

Не помню дней, не помню дат, ни тех форсированных рек.

Я неопознанный солдат, я рядовой, я имярек.

Я меткой пули недолёт, я лёд кровавый в январе.

Я прочно впаян в этот лёд, я в нём, как мушка в янтаре.

Ну что с того, что я там был? Я всё избыл, я всё забыл.

Не помню дат, не помню дней, названий вспомнить не могу.

Я топот загнанных коней, я хриплый окрик на бегу,

Я миг непрожитого дня, я бой на дальнем рубеже,

Я пламя Вечного огня и пламя гильзы в блиндаже.

Ну что с того, что я там был, в том грозном быть или не быть?

Я это всё почти забыл. Я это всё хочу забыть.

Я не участвую в войне — она участвует во мне.

И отблеск Вечного огня дрожит на скулах у меня.

Уже меня не исключить из этих лет, из той войны,

Уже меня не излечить от тех снегов, от той зимы.

Вдвоём — и с той землёй, и с той зимой уже меня не разлучить,

до тех снегов, где вам уже моих следов не различить.

Юрий Левитанский (1922—1996)

[Пользователь №24 492]

Давай отольём!

[Strange]

"Законсервированная культура"

Над молодёжным поселком у Буга -

вьюга и скука,

скука и вьюга,

и марсианский печальный историк

ночью увидит

лишь хлипкий костерик.

У костерка,

обжимаясь блаженственно,

пары танцуют

под Майкла Джексона

в ржавом каркасе среди пятилетки,

будто забытые детки в клетке.

Законсервирован Дом культуры...

Вьюжное небо взамен потолка,

и арматура торчит колтунно,

больно царапая облака.

В клетке уродской:

девчонки-малявки,

местные модницы из малярки,

топчут снежок

"луноходами" тяжкими

с парой асадовских строк под кудряшками.

В этой же клетке -

их ухажеры,

и у галантного слесаря Жоры

под ливерпульской чуприной косматой

фильм с Пугачевой,

хоккей с Канадой,

и вылез Мегрэ

из кармана ватника,

что-то мотая на ус аккуратненько.

Что вы подбрасываете в костерик,

чей узнаваемый дым так горек?

Законсервированная культура -

это костер,

где строки Катулла,

еще не прочтеннные смазчицей Элкой,

страшно счастливой чулками со стрелкой.

Можно ли,

чтобы детей акварели

вместе с народным театром сгорели

и сварщику Грише,

смущенно носатому,

не выпала роль Сирано

или Сатина?

Ноты Чайковского лижет пламя...

Как же не дрогнула в страхе рука,

культуру

вычеркивая

из плана,

у бонапартика-плановика?

Не обрекайте

грядущую нацию

ждущую выплеска,

на консервацию.

Законсервированная культура -

это жестянки консервные лиц,

это за пазухой политура

и наркомана трясущийся шприц.

Боремся с водкой,

но нету науки -

как же нам быть

с бормотухой скуки.

Разве водчищу менять на скучищу -

путь,

чтобы стали мы лучше и чище?

Двадцатилетние,

вам досталась

века двадцатого

дряхлая старость.

Что принесем к двадцать первому веку -

в клетке заржавленной дискотеку?

Стали консервами духа -

кассетки.

Быть одноклеточным -

это быть в клетке.

Законсервированная культура -

шлягерный шлак в ушах штукатура,

для коего даже понятия нет,

что Пастернак не трава,

а поэт.

Вам бы повыкричаться без ошейника,

вам бы повыплеснуть

злость,

озорство,

вам бы -

нового Евтушенко

лучше старого -

раз во сто!

Я вас люблю,

потому и обидно.

Мир неделим

на элиту

и быдло.

Чем оно станет,

ваше наследие,

без Достоевского,

без Бетховена?

Будет безъядерное тысячелетие,

если не выродится

в бездуховное.

И, ободрав до крови ладоши

о клетку

с танцующей в ней тоской,

глазами вас жжет

Карамазов Алеша,

а вы и не знаете -

кто он такой.

© Евгений Евтушенко, 1986.

 

Изменено 8 января, 2017 пользователем Strange

[Strange]

"Кострожоги" (Анатолий Жигулин)

В оцеплении, не смолкая,

Целый день стучат топоры.

А у нас работа другая:

Мы солдатам палим костры.

Стужа — будто Северный полюс.

Аж трещит мороз по лесам.

Мой напарник — пленный японец,

Офицер Кумияма-сан.

Говорят, военный преступник

(Сам по-русски — ни в зуб ногой!).

Кто-то даже хотел пристукнуть

На погрузке его слегой...

Все посты мы обходим за день...

Мы, конечно, с ним не друзья.

Но с напарником надо ладить.

Нам ругаться никак нельзя.

Потому что все же — работа.

Вместе пилим одно бревно...

Закурить нам очень охота,

Но махорочки нет давно.

Табаку не достанешь в БУРе.

Хоть бы раз-другой потянуть.

А конвойный стоит и курит,

Автомат повесив на грудь.

На японца солдат косится,

Наблюдает из-под руки.

А меня, видать, не боится,

Мы случайно с ним земляки.

Да и молод я.

Мне, салаге,

И семнадцати лет не дашь...

— Ты за что же попал-то в лагерь?

Неужели за шпионаж?

Что солдату сказать — не знаю.

Все равно не поймет никто.

И поэтому отвечаю

Очень коротко:

— Ни за что...

— Не бреши, ни за что не садят!

Видно, в чем-нибудь виноват...—

И солдат машинально гладит

Рукавицей желтый приклад.

А потом,

Чтоб не видел ротный,

Достает полпачки махры

И кладет на пенек в сугробе:

— На, возьми, мужик!

Закури!

Я готов протянуть ладони.

Я, конечно, махорке рад.

Но пенек-то — в запретной зоне.

Не убьет ли меня солдат?

И такая бывает штука.

Может шутку сыграть с тобой.

Скажет после: «Бежал, подлюка!»

И получит отпуск домой.

Как огреет из автомата —

И никто концов не найдет...

И смотрю я в глаза солдата.

Нет, пожалуй что не убьет.

Три шага до пня.

Три — обратно.

Я с солдата глаз не свожу.

И с махоркой, в руке зажатой,

Тихо с просеки ухожу.

С сердца словно свалилась глыба.

Я стираю холодный пот,

Говорю солдату: «Спасибо!»

Кумияма — поклон кладет.

И уходим мы лесом хвойным,

Где белеет снег по стволам.

И махорку, что дал конвойный,

Делим бережно пополам.

[Strange]

"Песочные Часы" (Владимир Солоухин)

Сыплется песок в часах песочных.

Струйка, право, тоньше волоска.

Над ее мерцаньем худосочным

Масса,

Толща плотного песка.

Я бы счел задачей невозможной

Счет песку, как мелкая пыльца.

Этой струйкой, право же, ничтожной,

Век ему не вытечь до конца.

Он еще пока незыблем явно

За стеклом в футляре и в руке.

Но уже ворончатая ямка

Появилась сверху на песке.

Сыплются песчинки — вот причина,

Льются в бездну нижнего стекла.

Только это вовсе не песчинки,

Глядь-поглядь, минута утекла!

Исчезают, падают мгновенья,

Что бы ты ни делал, все равно.

Жутко — беспрерывного теченья

Никому замедлить не дано.

Ты в кино, на пляже, на охоте,

В шахматы играешь, пиво пьешь,

Спишь и ешь... Они всегда в работе.

Ни одно обратно не вернешь.

Жизнь течет. То лег, а то проснулся.

Пишешь. Любишь. Голоден и сыт.

Чуть забылся, только отвернулся —

Года нет!

Работают часы.

Остановишь? Спрячешь? Черта в стуле!

Плачь не плачь, не сделать ничего.

Бездной вниз часы перевернули

В день и час рожденья твоего.

II

Поезду кажется, что земные пейзажи

Мчатся мимо него,

Скользят за окнами,

Плывут, содрогаются и летят.

Убегают в безвозвратное прошлое,

Так что кустик каждый

Никакими силами не вернешь назад.

Песчинкам в песочных часах представляется,

Что стеклянные стенки

Все время несутся куда-то вверх,

Словно ткется бесконечная нить.

Утекают,

Ускользают,

И никакими силами

Их невозможно остановить.

Нам, на земле живущим, кажется,

Что движется время.

Иногда ползет,

Плетется,

Тянется,

Едва ли не останавливается,

Иногда летит на всех парусах.

В зависимости от того,

Что мы делаем сами,

Мы -

Поезда, идущие через земные пейзажи,

Мы -

Песчинки, сыплющиеся в песочных часах.

[Nelo Angelo]

По несчастью или к счастью, истина проста...

По несчастью или к счастью,

Истина проста:

Никогда не возвращайся

В прежние места.

Даже если пепелище

Выглядит вполне,

Не найти того, что ищем,

Ни тебе, ни мне.

Путешествие в обратно

Я бы запретил,

Я прошу тебя, как брата,

Душу не мути.

А не то рвану по следу —

Кто меня вернет? —

И на валенках уеду

В сорок пятый год.

В сорок пятом угадаю,

Там, где — боже мой! —

Будет мама молодая

И отец живой.

© Геннадий Шпаликов

Изменено 8 января, 2017 пользователем Nelo Angelo

[Nit]

Мой товарищ, в смертельной агонии

Не зови понапрасну друзей.

Дай-ка лучше согрею ладони я

Над дымящейся кровью твоей.

Ты не плачь, не стони, ты не маленький,

Ты не ранен, ты просто убит.

Дай на память сниму с тебя валенки.

Нам еще наступать предстоит.

© Ион Деген

ЗЫ Самые страшные стихи о войне, которые я знаю.

[Akmir]

ЗАЩИТА ВОЛКОВ

Что: прикажете коршуну жрать незабудки?

Шакалу сделаться кроликом?

Или, по-вашему, волк

сам себе добровольно

выдернуть должен клыки?

Чем вам не нравятся правые?

Чем не нравятся левые?

Отчего с таким изумлением

вы, как кретины,

уставились в телевизионный экран!

Ах, вы узрели неправду

в очередной передаче!

Но кто же тогда нашивает

на генеральские брюки

кровавые ленты лампасов?

Кто преподносит барышнику

жертвенного каплуна?

Кто, заходясь от гордости,

украшает свое урчащее брюхо,

уютно урчащий пупок

крестом с дубовыми листьями?

Кто берет чаевые —

извечные тридцать сребреников

(по курсу западной марки)

за сокрытье злодейства?!

В нынешнем мире

воров меньше, чем обворованных.

Кто рукоплещет взломщикам?

Кто возводит убийц в почетные граждане?

Кто исступленно жаждет,

чтобы его околпачили

и обобрали, как следует?

Вот вам зеркало: гляньте,

узнайте самих себя,

робких,

страшащихся грубой суровости правды,

неумолимости знанья,

передоверивших право на бессмертную мысль

стае волков!

Вденьте в ноздрю кольцо —

вот для вас лучшее украшенье!

Нет такой глупости,

которую вы бы не слопали,

самый дешевый обман

способен вас тут же утешить,

самое мерзкое рабство

примете вы за свободу.

Жабоподобные овцы,

как вы друг с другом грызетесь,

как вы друг друга морочите!

Братство царит средь волков,

в крепко сколоченных стаях.

Слава разбойникам!

Вы же,

когда вас хотят изнасиловать,

лениво ложитесь

на постель послушания.

Скуля,

вы по-прежнему лжете:

вам нравится быть растерзанными.

Нет, вы не измените мир.

ГАНС МАГНУС ЭНЦЕНСБЕРГЕР, 1957

[sidestep]

Йейтс вообще очень колоритный дядька, но конкретно вот это заходит больше всего. Всё же этот особый ирландский дух - не такой уж он и особый на самом-то деле:

Because we love bare hills and stunted trees

And were the last to choose the settled ground,

Its boredom of the desk or of the spade, because

So many years companioned by a hound,

Our voices carry; and though slumber-bound,

Some few half wake and half renew their choice,

Give tongue, proclaim their hidden name -- 'Hound Voice.'

The women that I picked spoke sweet and low

And yet gave tongue. 'Hound Voices' were they all.

We picked each other from afar and knew

What hour of terror comes to test the soul,

And in that terror's name obeyed the call,

And understood, what none have understood,

Those images that waken in the blood.

Some day we shall get up before the dawn

And find our ancient hounds before the door,

And wide awake know that the hunt is on;

Stumbling upon the blood-dark track once more,

Then stumbling to the kill beside the shore;

Then cleaning out and bandaging of wounds,

And chants of victory

amid the encircling

hounds.

[Elder.]

А у меня самое любимое это поэма Самуила Маршака "Мистер Твистер". Но приводить тут не буду, больно длинное :)

Лучше вот, стихи которые мы своей компанией декламируем на ежегодных традиционных спусках в пещеры :)

Зинаида Гиппиус

Всё кругом.

Всё кругом

Страшное, грубое, липкое, грязное,

Жестко тупое, всегда безобразное,

Медленно рвущее, мелко-нечестное,

Скользкое, стыдное, низкое, тесное,

Явно-довольное, тайно-блудливое,

Плоско-смешное и тошно-трусливое,

Вязко, болотно и тинно застойное,

Жизни и смерти равно недостойное,

Рабское, хамское, гнойное, черное,

Изредка серое, в сером упорное,

Вечно лежачее, дьявольски косное,

Глупое, сохлое, сонное, злостное,

Трупно-холодное, жалко-ничтожное,

Непереносное, ложное, ложное!

Но жалоб не надо. Что радости в плаче?

Мы знаем, мы знаем: все будет иначе.

Изменено 9 января, 2017 пользователем Elder.

[Дядюшка]

"Будет ласковый дождь" Сары Тисдэйл и его перевод на русский Льва Жданова.

Изменено 9 января, 2017 пользователем Дядюшка

[Lord Velard]

Очень актуальные московские стихи.

[Akmir]

Навеяно темой про Распутина. Вообще у Гумилева мне все стихи нравятся :)

Мужик

В чащах, в болотах огромных,

У оловянной реки,

В срубах мохнатых и темных

Странные есть мужики.

Выйдет такой в бездорожье,

Где разбежался ковыль,

Слушает крики Стрибожьи,

Чуя старинную быль.

С остановившимся взглядом

Здесь проходил печенег…

Сыростью пахнет и гадом

Возле мелеющих рек.

Вот уже он и с котомкой,

Путь оглашая лесной

Песней протяжной, негромкой,

Но озорной, озорной.

Путь этот — светы и мраки,

Посвист, разбойный в полях,

Ссоры, кровавые драки

В страшных, как сны, кабаках.

В гордую нашу столицу

Входит он — Боже, спаси! —

Обворожает царицу

Необозримой Руси

Взглядом, улыбкою детской,

Речью такой озорной, —

И на груди молодецкой

Крест просиял золотой.

Как не погнулись — о, горе! —

Как не покинули мест

Крест на Казанском соборе

И на Исакии крест?

Над потрясенной столицей

Выстрелы, крики, набат;

Город ощерился львицей,

Обороняющей львят.

— «Что ж, православные, жгите

Труп мой на темном мосту,

Пепел по ветру пустите…

Кто защитит сироту?

В диком краю и убогом

Много таких мужиков.

Слышен по вашим дорогам

Радостный гул их шагов».

[Mr Carloff]

А. А. Иванов

По проулкам и садам

По проулкам и садам

Там где зреют яства,

Я гуляю по задам

Сельского хозяйства.

Изучаю жизнь села

Не с телеэкрана

Утром старого козла

Принял за барана.

Подо мной велосипед,

Вымазан навозом

Он скрипит как старый дед,

Мучимый склерозом.

Не доехал, так шагай

Если не уверен

Побежал за мной бугай...

Впрочем , это мерин.

А у каждого бугра

Здесь кипит работа.

Так и скачут трактора,

Видно пашут что-то.

Притомившись посижу

Хлопая ушами,

Отдохнул, опять хожу -

Только всем мешаю.

И пишу про все подряд,

Ум зашел за разум...

Значит правду говорят люди про маразм.

[Nelo Angelo]

Одна из моих любимых вака,написанное императором Муцухито:

よもの海

みなはらからと思ふ世に

など波風のたちさわぐらむ

Yomo no umi

mina harakara to omofu yo ni

nado namikaze no tachi sawaguramu

The seas of the four directions—

all are born of one womb:

why, then, do the wind and waves rise in discord?

Изменено 12 января, 2017 пользователем Nelo Angelo

[Nelo Angelo]

Вот снова день исчез, как ветра легкий стон,

Из нашей жизни, друг, навеки выпал он.

Но я, покуда жив, тревожиться не стану

О дне, что отошел, и дне, что не рожден.

Откуда мы пришли? Куда свой путь вершим?

В чем нашей жизни смысл? Он нам непостижим.

Как много чистых душ под колесом лазурным

Сгорает в пепел, в прах, а где, скажите, дым?

Лепящий черепа таинственный гончар

Особый проявил к сему искусству дар:

На скатерть бытия он опрокинул чашу

И в ней пылающий зажег страстей пожар.

Гора, вина хлебнув, и то пошла бы в пляс.

Глупец, кто для вина лишь клевету припас.

Ты говоришь, что мы должны вина чураться?

Вздор! Это дивный дух, что оживляет нас.

Как надоели мне несносные ханжи!

Вина подай, саки, и, кстати, заложи

Тюрбай мой в кабаке и мой молельный коврик;

Не только на словах я враг всей этой лжи.

Благоговейно чтят везде стихи корана,

Но как читают их? Не часто и не рьяно.

Тебя ж, сверкающий вдоль края кубка стих,

Читают вечером, и днем, и утром рано.

Давлюсь тебе, гончар, что ты имеешь дух

Мять глину, бить, давать ей сотни оплеух,

Ведь этот влажный прах трепещущей был плотью.

Покуда жизненный огонь в нем не потух.

Знай, в каждом, атоме тут, на земле, таится

Дышавший некогда кумир прекраснолицый.

Снимай же бережно пылинку с милых кос:

Прелестных локонов была она частицей.

Увы, не много дней нам здесь побыть дано,

Прожить их без любви и без вина - грешно.

Не стоит размышлять, мир этот стар иль молод:

Коль суждено уйти - не все ли нам равно?

О, если б, захватив с собой стихов диван

Да в кувшине вина и сунув хлеб в карман,

Мне провести с тобой денек среди развалин, -

Мне позавидовать бы мог любой султан.

Омар Хайям © Одно из любимых :)