Гномы хаоситы

[Suvar]

Гномы-хаоситы

Слэер

Про этого убийцу сложено множество самых разных саг в различных караках, в том числе, и норсийских. В них рассказывается о том, как он сгинул далеко в Пустошах Хаоса, сражаясь с тетрагоном тьмы, найдя, наконец, упокоение и прощение. Надо ли говорить, что всё было немного не так?

Последний раз его видели в самом северном норсийском поселении гномов – Караке Ghulg. Из-за своего расположения в нём находится много берсеркеров и убийц и потому любил захаживать туда. Запасшись провизией и выпив не один бочонок эля, в очередной раз отправился на север. За всю его карьеру убийцы чаще всего из существ Хаоса ему попадались кхорниты: как демоны, так и чемпионы этого Тёмного бога. Не стал исключением и этот раз.

Почуяв скопление, сгусток Хаоса, состоящий из ненависти и желания убивать, гном начал выслеживать его. Это оказался один из самых именитых чемпионов Кхорна со своей свитой: гончими Кхорна и верхом на джаггернауте. А странствовал он с единственной целью: побеждать и убивать врагов своего бога. Джаггернаут же был ему дарован за великое множество черепов, что бросил он к подножию трона своего господина.

И так, путь ему преградил гном. Чемпион молвил ему: «Ты ещё должен доказать, что достоин драться со мной» и спустил на него гончих Кхорна. Те рвали его плоть, тормошили и терзали, но все нашли свою смерть от гномьего клевца. Тогда чемпион вызвал кровожада, существо Хаоса из Хаоса же состоящее. Пламенеющий меч рогатой твари оставил незаживающие шрамы на теле гнома, но тот, подобравшись вплотную, разломил могучим ударом клевца бедро противника и повалив добил его.

«Чем ты пытаешься меня одолеть? Полуразумными тварями? Я и до этого убил десятки их, выходи сам». Ничего на это не ответил избранник Кхорна, лишь взял разгон на своём джаггернауте, дабы стоптать наглеца. Но гном одним ударом кулака в лоб валил тролля, и опрокинул джаггернаута, спешив чемпиона. Кхорнова тварь, оставшись без хозяина носилась и бушевала, сокрушая всё вокруг. Долго и тяжко бились гном и чемпион, клевцом неудобно парировать удары, поэтому убийце редко представлялась возможность нанести удар. Но одно удачное попадание – и клинок проклятого меча разломлен и клевец, продолжая линию удара, вошёл в грудь хаосита.

Израненный гном ничком рухнул на труп поверженного врага. Не знал он, что за этим избранным чемпионом наблюдал сам Кхорн, который обратил внимание на того, кто убил отмеченного им. Не знал он и то, что Кхорн давно приметил его самого. Именно он берёг убийцу от смерти и помогал ему, вынашивая собственный план. И именно он свёл его с чемпионом, для последней проверки. Гном уже отчаялся найти смерть и обрести покой, исполнив клятву Гримниру. Все его товарищи-убийцы, с коими он начинал, даже его наставники-убийцы – все давно уже были мертвы.

Душа гнома была уже на пути к чертогу, где боги собирают усопших, он готовился к вечности сражений, уготованной всем, принёсшим клятву убийцы, но чья-то злая воля не пустила, отбросила назад. «За что?!» - пронёсся беззвучный вопль в варпе. «Боги оставили, бросили меня. Но почему они даже в смерти не пускают меня к праотцам?». Не знал он, что именно Кхорн вырвал его душу на полпути к чертогам слабых гномьих богов. Ворота, ведущие в зал, где вечно пировали все души предков не распахнулся от его отчаянных ударов, а гномы сидевшие снаружи, потому как не получили должного погребения, в страхе бежали прочь от него. Наконец, обессилившая и отчаявшаяся душа убийцы позволила течениям Хаоса унести себя.

В душе верх брала злоба, ненависть и обида. В голову убийцы лезли странные мысли, видения о полях, покрытых трупами демонов и приспешников Тёмных богов, где он стоял на горе убитых им врагов. Он понимал, что всё это может быть, что он способен на это, но если только выживет, а кровь из ран текла не переставая.

Что же делать теперь? Не всё ли равно? После крушения всех надежд он внял первой сущности, которую ощущал: «Я дам тебе цель, но ты должен полностью принять меня». «Но что ты такое, чтобы довериться тебе?». «И это говорит мне убийца, отверженный самими богами?». Гном угрюмо сжал то, что в имматериуме было его кулаками. «Сейчас ты встанешь и пойдешь туда, куда смотрит рукоять твоего клевца».

Возвращение было встречено не болью, но приятной сладостью разгорячённых боем мышц, будто предыдущий бой был только лишь разминкой к чему-то по-настоящему грандиозному. Повинуясь наитию отрезал голову поверженного чемпиона и насадил её на ирокез. Поднятый торчком свиным жиром он никак не мог пронзить темя с вросшим шлемом, но это оказалось легко и естественно. Борода оказалась разделённой на две пряди, заплетённые в косы – одна цвета тёмной, венозной крови, когда она отдала весь кислород, а другая – алой артериальной, наоборот им насыщенной. Татуировки зазмеившись, изменились – то, на что раньше смотреть было больно, теперь казалось простым и понятным.

Выдернув клевец, зашагал в указанную сторону. Вскоре он не только почувствовал, но и увидел свою цель – лагерь Валькирии Кровавой, любовницы самого Кхорна. Оба претендовали на чемпионство над группировкой, но явившийся Каранак явил волю Кхорна – вы оба равны и одинаково нужны мне, но один избран предводителем, а другой – моим жрецом. С этими словами трёхглавый пёс передал державшее в средней пасти оружие.

На одной стороне его был топор с зубцами на лезвии, но на обухе… гном недоумённо уставился на плоскую колутушку. Но всмотревшись понял – это была печать Кхорна. Печать, которую он будет вбивать в черепа и шлемы. С какой бы силой не был нанесён удар, после него оставалось аккуратная руна Бога Крови.

Если бы кто-то из Карака Ghulg выжил, то он смог бы оспорить окончание саг о Двинбаре Мрачнохмуром. Ведь лицо низкой, но такой внушительной фигуры, ритуально клеймившей черепа ударами обуха своего топора, прежде чем они будут брошены к трону его бога, было так похоже на лицо самого угрюмого выпивохи, совсем недавно покинувшего самый северный карак гномов…

Гном сделал из Карака Ghulg святилище Кхорна, куда теперь стремятся все гномы, оступившиеся и попавшие в услужение этому богу.

Шахтёр

Рождение ребёнка у гномов – всегда грандиозное событие. В этот раз оно осчастливило семью из шахтёрского клана. В таких кланах, в числе прочих, есть обряд, когда перед только начавшим ползать младенцем кладут кусок гранита, маленький брусочек стали и золотой самородок. Он должен выбрать что-то одно, будучи в темноте. Герой данного рассказа схватил последнее, что предсказывало высокую планку в его судьбе. Но каким именно образом он этой планки достиг…

Вместе с братьями и отцом он становился шахтёром. Приходилось бывать под обвалами, тонуть в подземных реках, задыхаться от рудничного газа, отбиваться с бронеломами от скавенов. Но как-то раз, случилось нечто, что не вписывалось в привычный опыт, а ведь главный показатель любого общества и личности – не ошибка, но реакция на неё.

Разрабатывая перспективную жилу, следование за которой дарило чувство распутывания головоломки, Грунни с братьями и отцом пробился в подземные пустоты, где эта золотая жила из ниточки превратилась в клубок. Никто из них не видел прежде такого великолепия, даже мельком увидевшие парадные залы короля. Скоро обнаружились и золотые изделия, многие как будто вросшие в золотые горы. Но найдя другие, незаконченные, они поняли – эти творения наоборот, вырастают из руды!

Никогда даже не мысля о подобном, шахтёры начали впадать в одержимость золотом, которая так хорошо известна гномам. Это был лишь малый карак, скорее форпост, где даже бронеломов видели редко. По злонамеренному стечению обстоятельств, именно Грунни сохранил рассудок. К подобным припадкам он был привычен, хоть и видел их не у своих родных. Но вскоре начал понимать – это не та одержимость, к которой он привык и которую мог остановить. Когда Грунни пытался вразумить хоть кого-то, те отвечали вспышками ярости, набрасываясь на него, скрючив пальцы, будто когти. Вынужденный отбиваться, он оступившись взмахнул руками, и кирка вошла в подбородок его отцу.

Кровь смыла наваждение. Но не всё и не так. Ту же очнувшиеся братья, увидев обагрённую кирку Грунни и мёртвого отца, пришли к единственно возможному выходу. Пока его судили, он сам почти уверился в своей вине. Одно из самых отвратительных преступлений – отцеубийца, несло с собой кошмарное наказание. За то, что сделал он это в мнимом припадке одержимости золотом, тогда как родня лишь исследовала пещеру, Грунни должны были залить расплавленное золото в рот.

В ночь перед казнью, пред шахтёром явился дух, демон, заточённый в той золотой каверне. Он предложил ему возможность побега, если только тот поклянётся ему в верности. Как не страшился казни Грунни, он отказался. Дух ответил, что будет рядом, стоит только воззвать к нему, даже лишь мысленно.

Настало время казни. Чем ближе Грунни подходил к эшафоту, тем труднее было себя контролировать. Глаз не мог ни на чём остановиться, мозг пытался не воспринимать ужас происходящего. Каждый миг казни он думал, что боль сильнее быть уже не может, и каждый следующий миг в этом разубеждался. Наконец, это состояние души и тела сломило те преграды, что ещё оставались и демон явился на зов.

Мука стала чувствоваться по-другому. Теперь глотка не взывала о боли, но впитывала, вбирала то наслаждение, какое только гномы могут испытывать с золоту. Почувствовав в себе силы, Грунни вырвался из крепежей и влил в себя остатки, коих было уже немного. Разметав вставших у него на пути, он жестоко убил братьев и скрылся.

Прячась от охотящихся за ним он всё меньше стал походить на коренастого, широкоплечего крепыша, вырождаясь в подземную тварь. Скрываясь в тёмных углах, он убивал своих преследователей. Злость на палачей, на всю эту ситуацию ускоряла процесс. Вместо ног появился хвост, но не как у нагов, а как у червей, им он пробуривал тоннели в земле, пробираясь таким образом куда угодно. Известное выражение – если хочешь понять космического десантника, смотри на геносемя, если хочешь понять гнома – смотри на бороду, в данном случае как никогда точно. Борода стала пучком змей, шипящих, кусающихся и плюющихся ядом, а сам Грунни стал во всех смыслах слова золотым.

Карак обезгномел и из рассказов выживших сложили страшные саги, вспоминают которые только по мрачным поводам. Демон Слаанэши нашёл достойного преемника и освободился из долгого заточения. А Грунни, сам став золотом, продолжает собирать его в своей каверне и даже скавены больше не зарятся на тот карак, ведь сияющий ужас не боится варп-огнемётов, джизелей или ядовитых паров. Раны свои он заполняет золотом каверны. Своей изменившейся шахтёрской киркой он нанизывает по нескольку штурмкрыс за раз, невероятно, невозможно быстро двигаясь на своём хвосте. Поговаривают, что видевшие его бороду становятся золотыми статуями, но из рассказов немногих выживших трудно что-либо точно понять.

Братья

Из всех рассказанных историй эта, пожалуй, наиболее древняя.

Братья-близнецы, несмотря на своё происхождение, пошли разными путями. Брогара, разглядев его талант, взял к себе в ученики рунный кузнец Кургаз, Брокк остался в клане и стал инженером. Первый принимал участие в создании наковален рока, тогда ещё орудуя клещами, когда его учитель ковал первую руну на ней. Оба достигли больших высот в своей профессии, став уважаемыми долгобородами.

Началась Война Бород и оба брата приняли в ней участие. Доводилось сражаться и со зверолюдами, зеленокожими, первобытными племенами людей. В одной из таких стычек брат-инженер был ранен слугами Отца Чумы.

Болезнь прогрессировала, будучи странной разновидностью гангрены, потому как обычное в таких случаях ампутирование не помогало. Жрицы Валайи не могли остановить некроз тканей. Видя состояние брата, Брогар решился на рискованный эксперимент.

Братья с начала войны помогали многим раненым, с помощью технических знаний и мощи рун делая протезы. Как-то Брокк сказал брату, что таким образом наверняка можно заменить всё тело. Что ж, видимо, настала пора это проверить. Брогар под руководством умирающего брата, создал для него механическое тело и было ясно, что до завершения работы от Брокк остается ещё меньше плоти чем сейчас.

Когда новое тело было готово, начались попытки пересадить туда останки инженера. Но каждый раз что-то отказывало и от Брокк оставалось всё меньше плоти. Брогар часами размышляя у наковальни рока искал ошибку, но не находил её. Будущее показало, что лучше бы не сидел рядом с ней так долго... Всякая магия притягивает Великого Предателя и даже самая защищённая в этом плане, гномья, не может считаться безусловно безопасной. И во время очередных бдений рунный кузнец устав задремал у наковальни рока. Проснувшись, он обнаружил на наковальне руну, которую никогда ранее не видел, и точно не ковал. Она неприятно резала глаза, но Брогар не зря был рунным кузнецом и сумел совладать с силой руны.

Чем больше он пытался понять её, тем сложней, многогранней она становилась. Решив, что рискует уже немногим, Брогар решил приспособить её к детищу своего брата. Именно тогда он и увидел путь решения проблемы, который так искал. Но была одна настораживающая деталь. Требовалась кровь. Даже не столько кровь – жизни отданные через неё.

Рунный жрец искал недолго. Будучи лицом высокопоставленным, он имел доступ к пленным. А ими в те времена в основном были эльфы. Взглянув ещё раз на то, что оставалось от его брата, Брогар с тяжёлым вздохом приступил к ритуалу. Нельзя сказать, что он не имел представления о последствиях – кровь есть кровь, и ритуалы с ней специфичны. Но Грандиозный Манипулятор, черпающий силу в надеждах разумных существ смог даже на отчаянии, сфере, где традиционно силён Нургл, извлечь для себя пользу. Дав надежду и ею же погубив.

Когда дело вскрылось, Брогара призвали к ответу. Какое бы ни было ожесточение тогда между старшими расами, подобное не могло считаться нормальным. Но рунный кузнец слишком могущественен, чтобы просто осудить его. Кургаз и его ученики решили сперва самим во всём разобраться. Но увидев сам ритуал, они ещё более устрашились. Теперь Брогару было не отвертеться и держать ответ по всей строгости.

Ему удалось даже большее, чем он ожидал – не просто вставить останки в саркофаг, но перенести один лишь дух брата в него. Так или иначе, но учитель Кургаз этого не оценил. Пока Брокк сдерживал пришедших за братом, тот, по-прежнему уверенный в собственной правоте, выковал странную руну и вбил её в наковальню рока, справедливо полагая, что сейчас только это может помочь. Но он даже не представлял как…

Явился разбуженный дракон Тиреннус, полностью спалив гору Грома, убив всех рунных кузнецов. Вернее, так считается. Брогар сам того не хотя, вбил не последний гвоздь в крышку гроба своего народа. И посейчас, в лабиринте Тзинча можно услышать равномерные удары молота по наковальне и тем более, увидеть адские механизмы Брокка в ордах Штормов Хаоса. Саркофаг для души последнего представляет из себя тело инженера из камня и стали, с виду такое, какое оно было при жизни, кроме дополнительных конечностей, таких удобных при работе в кузне. Оно испещрено вычеканенными рунами, полнящимися силой. Брат же его всё больше становится существом из одной лишь энергии, плоть его истончается и единственное, что не даёт ему окончательно преобразиться, так это особенность его колдовства – оно слишком материально. Поговаривают, что он летает над полем битвы на изменённом, полумеханическом диске Тзинча, а борода его невероятна во всём: в длине, цвете, которому нет названия, в силе, что не просто уважение перед опытом старших, но нечто неизмеримо большее. Её на подушках несут перед балдахином своего повелителя девять пар огневиков, бесконечно умащая её благовониями и маслами.

По существу, это два самых старых гнома во всём мире. Но вот можно ли их называть гномами?

Женский пол

Эта история, наверное, полнее всех раскрывает упадок и отчаяние, тени которых можно увидеть на лицах угрюмых, одиноких выпивох, когда под воздействием пива к ним приходит, обычно заглушаемое бытовыми заботами, осознание конца их расы.

Атмосфера, в которой выросла Зигрид, отличалась набожностью. Будучи ещё совсем ребёнком, в пятьдесят лет, она осталось сиротой. Из родных у неё остался лишь дед, остальные были убиты в набеге зверолюдов на постройки на поверхности. Правильнее будет сказать, что она «числилась» за ним, так как дед принадлежал к гномьему аналогу охотников на ведьм. Потому его далеко не всегда можно было увидеть в родном караке. Он носил чёрные одежды с красной выпушкой и чтил непосредственным своим повелителем Газула, гномьего бога смерти. У гномов вообще немного служителей какого-либо культа, поэтому дед, что называется «по знакомству» часто оставлял её жрицам Валайи. Таким образом, дальнейшая её судьба была предельно ясной.

Зигрид, ещё не до конца посвящённая в культ, стала очевидцем упадка всей восточной ветви караков. Горы Скорби оказались опаснее Краесветных. Одно за другим поступали сообщения о нападениях на форпосты, угнанных стадах. Первые беженцы потянулись в главный карак гор Скорби ещё до падения первого восточного карака. Поток раненых, падших духом, потерявших всё практически не иссякал и всё увеличивался, и Зигрид, как служительница культа очага, здоровья, крепкого хозяйства в самом широком смысле этого слова, то есть всего Караз Анкора, воспринимала это особенно болезненно.

Настал черёд последнего штурма. В горах Скорби остался последний карак и могучий тиран огров уже ломился в его ворота. Бежать женщинам и детям по подземным ходам было особо некуда, ведь они не соединялись с Подземным Путём, так как между горными системами была равнина Жарр. Оставалось самое отвратительное – бездеятельное ожидание. Когда, наконец, стало ясно, что твердыня уже взята, немногие женщины вместе с ещё меньшим числом детей, отправились блуждать в потёмках, куда огры не станут заходить.

Измождённые и лишь отсрочившие свою гибель, они брели без цели, мимо оставленных складов, шахт и пышных залов. Скоро всё это будет осквернено. Беглецы уходили всё дальше, всё глубже. После недель бегства отчаяние перешло все границы.

Они уже были в подземных залах другого, ранее захваченного карака. Зигрид, уйдя в разведку, а вернувшись, нашла лишь мёртвых. Сломленная, она в сердцах сказала, что отдала бы саму душу свою за возвращение всего обрушившегося её мироздания. Десятки тел повернули к ней свои головы, и из открытых челюстей послышался вопрос: «Действительно ли ты готова на это?». В ответ прозвучало лишь: «Да». Сила, переполнившая ей, по появлении одной только мысли, поднимала мёртвых гномов. С её помощью всё можно было повернуть вспять. Вернувшись в свой карак, на место последнего боя их мужчин, вернув, как ей казалось, их к жизни, она стала возрождать карак.

Будучи снаружи твердыни, она увидела гнома, спасающегося от идущих по его следу саблезубов огров. Подождав, пока не подойдут последние, она отправила поднятых ею воинов в атаку. Лишь несколько снотлингов сумели уйти. Гном в выщербленной воронёной броне, с лохмотьями чёрный одежды был приятно удивлён этим, но, разглядев приближающуюся фигуру, обомлел. Но ещё больше был он потрясён, когда узнал, кто перед ним. Синюшная кожа, грязные одежды, становившиеся как будто другого цвета, неподвижные белки – всё остановилось и даже лицо, лицо его внучки. Не столько распад, сколько остановка всего – сердцебиения, дыхания.

Старый гном, часто видевший подобное, почти рефлекторно выстрелил в голову существа, зомби останавливались только так, потом добиваемые топором. Но пуля замерла и упала, не в силах преодолеть ауры недвижимости, замершего времени.

На невысказанный вопрос Зигрид пришёл ответ: «Он просто непросвещен»… Когда убитый снова встал, Дева Нургла приветствовала его: «С возвращением в семью».

Среди огров можно услышать рассказы о Невкусной горе, чумном караке. Но скоро все смогут и увидеть это. Ведь Зигрид имеет планы на весь Караз Анкор.

[Knijnik]

"Женский пол" напомнило историю доброго доктора Фестуса. Даже момент с говорящими трупами почти один в один из кодекса Хаоса. А в целом, мне понравилось.