-
Постов
2 060 -
Зарегистрирован
-
Посещение
Тип контента
Профили
Форумы
События
Весь контент Бром
-
Начало текста напомнило будто сидит какой-нть Эпштейн Карлович и мучается: "Чёрт... я никак не могу придумать термоядерный реактор марк 5. Марк 4 уже - а марк пять - никак. Всё уже придумал. ДИЗАЙН, рекламную компанию, ТТХ, а вот всё остальное не выходит. Спрошу как у школьника Вовы." - Вова, как работает термоядерный реактор? - А вы попробуйте вот так: "ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж... синие огоньки, а потом резко ЧУХ-ЧУХ-ЧУХ и мюонный катализ." - ГЕНИАЛЬНО!! Синяя подсветка! Дальше пока не дочитал. Потом отпишусь :) [ Добавлено спустя 9 минут 2 секунды ] Дочитал. ИМХО было бы прикольнее, если бы всё это Лена сказала ПОСЛЕ. И при том солгала. Если уж мрачняк - то по полной. Ну или как ещё один вариант - это всё был такой прикол Избранных. В духе забав богатых дворян с вершин ульев. Ну там затащить простолюдинку на "вечерний менуэт", чтобы сказать что "менуэт" она совсем не так поняла. PS: а в целом. очень неплохой рассказ. Но как уже говорили - вряд ли с верованиями стали бы церемониться. И не имперцам бы пришлось учить язык местных. А местные резко бы стали учить готик. Выжившие. Ну и попробовать представить вариант, когда на поругание попросили бы епископа или шутить по полной - какого-либо СМ-а. И картинка разваливается.
-
Отличные примеры! (не ирония) велосипед-велик (но не велицк) литература-литра (но не летра) домашняя работа-домашка (но не домишка) То есть общий тренд - присутствует, но нет примера с искажением фонетической картины ИСХОДНОГО слова. Могу свои примеры привести, из сленга игры EVE: фрегат - фриг зилот - зил battlecruiser - батл или крузак (последнее чаще ,а батл - это скорее батлшип) дредноут - дред тахионные излучатели - тахи итп. И тут тенденция - сохранена. Хотя обвинять фанатов онлайн игры в академичности излишней - было бы как минимум смешно. В случае "скайфай" явно видно, что происхождение варианта от особого ума пустивших в оборот. которые слышали что есть случаи когда "с" становится "k" и применившие это правило напрямую. (это опять таки ни в коем случае не к вам относится). Такие люди и clock [klɒk] могут произнести как цлоцк. Или клокк. ну или chlorine как схлорине. Не говоря о том ,что сай-фай из другого языка. Про развитие языка - спасибо, капитан. Я прекрасно понимаю, что тенденции есть. И что благодаря примитивизации языка такие написания как "координальный" могут стать сначала массовыми, а потом общепринятыми. Как уже в общий обиход вошёл тюремный суржик и прочие языковые апгрейды. Аналогично :). А теперь можно оффтопик и прикрыть. Друг друга мы ведь поняли? PS: хотя такого уёб... не. не так. Такого уродства как "брачащиеся" я ещё не слышал. Честно слово. Всё ещё хуже ,чем я думал. Это не к вам претензия. Это так. Сокрушаюсь о несовершенстве мира, так стремящегося к примитивности. [ Добавлено спустя 2 минуты 56 секунд ] Ах да. Посмотрел в БСЭ Упоминаний о искажении исходного слова и тут не вижу. заодно определение морфем: Морфема (от греч. morphe — форма) — это наименьшая, неделимая часть слова, обладающая значением. Например, слово подводный состоит из четырёх морфем: корня -вод-, приставки под-, суффикса -н- и окончания -ый.
-
Это не аббревиатура (тогда это было просто SF), а редукция. Причём редукция вполне обычных слов science и fiction. Имеющих словарную транскрипцию. И аналог/перевод в русском языке. Есть и сленговое написание - syfy. В котором при всём желании звук "K" не прослеживается. Если моё замечание показалось слишком резким - прошу простить ;) Подколоть - да хотел. Врать не буду. Обижать - не собирался. С тем что ОБА варианта допустимы - не согласен. Хотя бывают конечно люди ,которые считают приемлемыми варианты написания "координальный", "симпотичный", "одеть одежду" и прочие тся. Надеюсь вы не из таких.
-
У меня сейчас некоторое пресыщение любительским лит. творчеством. И из-за этого несварение читательского желудка в параллель с разлитием желчи от излишне "жырных" обсуждений. Потому читал с большим трудом. Через силу. Первый: Кому как, а мне приём "Это был сон. а может и не сон, но всё же сон" набил жуткую оскомину. Хотите поиграть с искажениями реальности - почитайте "Опоздавшие к лету" Лазарчука. Есть чему поучиться. Без классических "он проснулся и радостно понял, что кошмар был просто сном. Лишь в ладони таяла невесть откуда взявшаяся снежинка". Как я понимаю несущие смерть тут это гвардейцы и их душевные муки. Я верно понял? Совесть как демон? Ну ок. Хотя скорее всего я просто не понял ни хрена. Второй: присоединюсь к предыдущим ораторам. Это в параллельную дуэль пошло бы с успехом. А тут... Кто тут смертоносен? Тираниды? Любовь персонажей? Брутальность вполне в тему, хотя конечно бодрые диалоги с недоеденным персонажем, после обстоятельного описания поедания этого персонажа заживо несколько искусственно смотрятся. Но в остальном описания поля сражения - в тему. Вступительная сцена имхо слишком "нежная". Мне кажется ,что "профессии" героев не могут не накладывать отпечаток на характер отношений. Оба ходят под смертью. Постоянно. И несут её остальным. Чего не чувствуется совсем. ИМХО - опять ничья. В этот раз из-за нераскрытия темы.
-
ИМХО ничья. 4 на 4 Основные выводы которые я сделал: - в рамках вархаммера писать непосредственно о любви - малоперспективно. О бытовой скажем так (какой-бы романтичной не были отношения). А любой перенос в зону экшена - превращает романтику и любовную лирику в лучшем случае в драму потери (а тут нужно уметь писать ОЧЕНЬ ХОРОШО). Или в брутальнейшую бытовуху полковой любви взвода новобранцев-девственников к полковой шлюхе с фторопластовой вагиной. (и в итоге всё тоже станет драмой) По прочитанному... Всё понравилось. Кроме пары вещей: - шаблонность начала первого рассказа. Начиная с жарки картриджей и заканчивая стереотипным набором типов персонажей. - во вторром рассказе перебор с рваностью текста (Это можно было кстати легко замаскировать - перед каждым отрывком описывая как выглядит каждый лист дневника. какой равный ,какой в крови итп) ну и тоже присутствуют шаблоны вархаммера. Но в итоге - эмоционально тексты всёж зацепили.
-
Я тоже чуток вынесу выжимку. По паре эпизодов. 1. винтовка. Хсенооружие ПРОСТО так в руки не попадает. Вот основное правило. Даже не то ,что это запрещено (ежу ясно ,что кому надо - нарушит и найдёт). Это не столько правило бэка. Это скорее правило построения интересного текста. Лично мне натыкаться на неопределённые фразы в стиле "потом что-то расскажу" неприятно и не интересно. 2. сервитор - это по технологии создания - тело с выжженым мозгом и сознанием в случае серва из живого человека. И тело в котором сознания и не было - в случае когда сервитор из бака. Очевиднее некуда. Описанное существо - что угодно, но не сервитор. (что он из СМ - это уже второе, но на понятие сервитора это не влияет никак) Я не прав?
-
ещё один анонимный голос.
-
! Предупреждение: Так. Флуд и травлю прекращаем. Есть что сказать по тексту - милости прошу.
-
А... я понял :) Любимое народное творчество - "художника всякий обидеть может". Флудить только не надо. А то я давно децимаций не проводил. [ Добавлено спустя 43 секунды ] Кстати. "Еретика" ещё заслужить надо ;) Как и костёр.
-
Я никогда бэколюбом (в плохом смысле слова) не был. И хорошую ересь обожаю. Но есть некоторые условности, которые если и хочешь обходить, то нужно это делать красиво. А "сервитор" с неисзвестного хрена получивший ясное сознание (что делает его кем угодно но не сервитором), да ещё с обоснованием вроде "ну потому что я так вижу" - это в моём понимании и близко не лежало с "красиво". Да и вообще. Выкладывание первых глав -известная болезнь. Ещё ничерта не дописано, а внимания уже хочется. И дальше начинается... автор с упоением объясняет как у него всё будет классно, вместо того, чтобы заткнуться и писать. Это как если бы в ресторане принесли кусок сырого мяса, а повар шёл рядом с официантом и объяснял какой он может стёйк вкусный приготовить. А мяско тем временем тухнет. [ Добавлено спустя 1 минуту 57 секунд ] Видимо это прямое переложение баттлкрузера на посконный. [ Добавлено спустя 9 минут 33 секунды ] Это так трогательно :)
-
одного не понял - а набуя ваха то?
-
Расказ 1 Бес Второй месяц зимы. Снег плыл по воздуху, оседая на каменную мостовую. Белесое небо медленно опускалось, укутывая землю холодным туманом. Среди падающих белых хлопьев все еще горели темные фонари, уже почти не освещая дороги. По тротуарам брели одинокие прохожие; по закоулкам ютились бездомные, укрываемые ледяным саваном. Начинали открываться небольшие лавочки, ютившиеся у подножья гигантских серых зданий-соборов. Разливая мягкий золотистый свет, одна за другой оживали лампы в окнах. В основном керосиновые – в этом районе мало у кого нашлись бы деньги на обычные электрические. Салливан чиркнул спичкой. Та вспыхнула зеленым пламенем, пустила струю голубого дыма и с шипением потухла. Мужчина посмотрел на обугленную головку озадачено. Не став особо задумываться о диковинке, достал новую, черканул, закурил. Выдохнул облако дыма, посмотрел ему вслед, пока то не растворилось в утреннем снегопаде за открытым окном. Сегодня начинается новая кампания. Полку придется снова сражаться с зеленомордыми. Как всегда – на другом конце Империума, на сей раз – на каком-то агромире. - Капитан, взводы готовы к отправке. Офицер посмотрел через плечо на помощника, отвернулся обратно к окну. - Хорошо. Выезжаем через пятнадцать минут. - Есть, капитан. Оставшись наедине с самим собой, Салливан посмотрел на карманные часы: без десяти два. Что ж, небольшое опоздание приемлемо. Это был невысокий коренастый мужчина лет за тридцать. Волосы с проседью аккуратно убраны назад, на горбатом носу сидели дешевые очки с круглыми стеклышками. Морщинистый лоб пересекал длинный рубец. Под накинутым кителем виднелись ремни плечевой кобуры и потемневшая от времени рукоятка пистолета, на поясе – ножны с наградной саблей. Сигара медленно сгорала. Не докурив трети, Салливан оставил дымящийся окурок в пепельнице. Неспешно он заправил флягу амасеком, взял со стола пистолетные обоймы; убрал в карман дырявую старенькую книжонку, некогда спасшую ему жизнь. В последний раз бросил взгляд на зеленый флаг с золотым двуглавым орлом в центре. Благослови Император. У дверей примерил зачем-то фуражку, хотя уже выходя из кабинета, снял ее. Во дворе гудели два джипа и грузовик, окруженные двумя взводами солдат. Завидев офицера, молодые вытянулись по стойке "смирно", ветераны только лениво полезли в кузов черного бегемота. Следуя обыкновенной осторожности, офицер закинул фуражку в один из джипов, сам забрался в кабину грузовика. По пути они должны были встретиться со взводом О'Нолана, охранявшего какого-то представителя Администратума, и сопроводить его до космопорта. Салливан хоть и понимал, что его старый друг был в силах сделать это самостоятельно, все же решил перестраховаться. Колонна выдвинулась сразу же и направилась по заснеженной дороге за город. Постепенно однообразные темные соборы пригорода остались позади, и они с полчаса ехали между серыми коробками трущоб. Тут уже не было теплого света, только черные провалы маленьких треугольных окошек. Зато здесь было гораздо оживленнее: играли дети, прохожие говорили о чем-то друг с другом. Салливан хмыкнул. Он сам вырос в этих сырых двухэтажках. Как и большинство тех, кто сейчас ехал в кузове грузовика. В определенном смысле, они все были родственниками друг другу – дальними или ближними. Те, кто служил дольше, были братьями. Те, кто еще вчера принял присягу, - детьми. Офицер невольно усмехнулся, вспоминая вчерашний прием присяги десятью тысячами солдатиков. Слякотно, жарко, солнечно. Почти как двенадцать лет назад… Тогда он испытывал непередаваемое чувство, которое может испытывать только наивный юноша, всего пару месяцев отучившийся – именно отучившийся – в СПО и готовый к великим подвигам и жертвам ради всего человечества. Рядом стояли такие же щуплые, розовые от мороза, сонные товарищи по службе. Новая, чистенькая форма кадианского образца, за плечом – вороненый автоган, собранный на родной планете. Несмотря на зиму, воздух раскален волнением, а под ногами – жижа и мокрый бетон. По правую руку – вытянувшийся в струнку высокий парень, младше лет на пять; глаза горят, грудь колесом: Виктор О'Нолан. А на высоком балконе – командование держит пламенную речь. А затем хор из десяти тысяч голосов произносит слова присяги гвардейца. Впереди – воинское братство, ужасы космоса, лицо смерти… С шоссе свернули сразу после последнего КПП. Вскоре показались серые строения, окруженные черным лесом. Это было последнее поселение на пути к космопорту, здесь находился взвод О'Нолана. - Нейл, свяжись с сержантом, - обернулся Салливан. - Есть, капитан, - кивнул радист. Хотя тот уже должен был быть готов. О'Нолан всегда отличался пунктуальностью, присущей даже не каждому офицеру… - Капитан… не отвечает. Офицер не сразу понял смысл слов. - Какого хрена… - пробормотал он, вглядываясь в здания, - Остановить колонну. Приказ был приведен в исполнение мгновенно. Взяв вокс-передатчик, командир гаркнул: - Взвод О'Нолана, говорит капитан Мак Салливан, отвечайте! Ответа не было – только тихое шуршание помех. - Взвод О'Нолана, отвечайте! Только тишина. - Что за хрень… - Салливан швырнул вокс назад, вылез из грузовика. Офицер забрался на крышу машины, прильнул к биноклю. Серые здания с номерами на стенах пустовали, в узких окнах не было ровным счетом ничего – ни движения, ни света. Куда они могли деться… драные клоуны… - Каллен, Фланаган – в первый джип, - рявкнул капитан, спрыгивая с грузовика; заглянул в кабину. - Двигаться в сторону космопорта, проявлять повышенную осторожность. - Есть, капитан. Он залез в первую бронемашину, приказал одному из солдат занять турель. Монстр тут же сорвался с места. На подъезде немного сбросили скорость, через минуту поравнялись с первыми постройками. Пункт выглядел покинутым уже очень давно: не было никаких следов транспорта или людей. Вскоре они остановились рядом со зданием, где должна была быть группа О'Нолана: рядом стояла их бронемашина, под высокими сугробами виднелись мешки с песком. Что за хренотень?.. - Каллен и Риз, остаетесь в машине, Галлахер, Фланаган и Уилсон - со мной. Внутри было абсолютно пусто. Не было видно никаких следов боя или хотя бы бегства, все покрывал ровный слой пыли. Голые стены с местами потрескавшейся и набухшей штукатуркой были совершенно чистыми, на полу выцветшие дорожки вели от входа в комнаты к лестнице. Офицер молча кивнул – Фланаган и Уилсон юркнули в помещение. - Чисто. Чертовщина какая-то… Салливан указал Галлахеру на дверь подвала, сам шагнул к лестнице. Наверху пахло серой и сталью. Офицер снял винтовку с предохранителя, осторожно пошел по коридору, заглядывая в каждую комнату. Везде было абсолютно пусто: только серые стены, белый потолок, деревянный пол, окно. Не было ничего – ни коек, ни тумбочек с личными вещами, ни стоек с оружием. Все это как будто исчезло. А за окнами нарождалась снежная буря. Последняя дверь присохла и не поддавалась. Салливан навалился на нее всем весом – послышался только хруст, затем дверь плотно закрылась обратно, словно что-то придерживало ее изнутри. Капитан моргнул, навалился еще раз – дверь поддалась и закрылась снова. Какого Варпа… два выстрела вышибли петли. Салливан навалился в третий раз – дверь накренилась, ушла, мужчина провалился внутрь. Замер. Все было в крови. Сапоги липли к черному полу, с потолка тянулись багровые капли, на стенах – глубокие царапины. Грязная люстра все еще горела под потолком, потрескивая свечами. Здесь лежал взвод. Девять мертвецов – плечом к плечу. Снег влетал в распахнутое окно и белой простынею укрывал серые тела. Салливан присел, смахнул снег с лица одного. Остолбенел. Красный череп белыми глазами таращился в потолок. Один глаз дрогнул, из него полез трупный червь… Скрипнули половицы. Салливан обернулся. О'Нолан смотрел на него взглядом безумца. - Какого хрена здесь произошло?!. Сержант дернулся, доставая пистолет. Какого… мужчина поднял оружие… Салливан надавил на спуск. Темная струя протянулась по брови сержанта, ринулась по лицу, устремилась на пол. Рот приоткрылся, будто он попытался сказать что-то. Покачнулся, рухнул на колени. На мгновение сослуживцы пересеклись взглядами. Солдат упал, что-то хрустнуло. Под ним начало стремительно расти темное пятно. Застрелил. Салливан смотрел на тело у своих ног. Снег падал в красное озеро, розовел, становясь похожим на сладкую вату; ложился на спину трупа, укрывая его чистым покрывалом. Офицер перевернул тело, вытер лицо от крови. О'Нолан стеклянными глазами смотрел в потолок. Шорох. Салливан поднял взгляд. Мгновенно навел револьвер – оружие исчезло из его руки, мелькнуло у неизвестной, скрылось в складках платья. - Здравствуй. Мужчина отскочил назад, стал пятиться, пока не уперся спиной в стол. В дверном проеме стояла девушка. Рыжие волосы струились по белым плечам, атласная кожа едва заметно блестела на тусклом свету; в темных глазах горели две звезды. Она была нага, если не считать светлой тоги, висевшей на плече. - Боишься. - Кто ты?! – выкрикнул офицер. Она мягко улыбнулась. - Важно? - Отвечай! - Сон. Салливан не понимал ни черта. Хлынул адреналин; он хотел было броситься вперед – остановился. Разум отказался. Он едва ли мог сосредоточиться, чтобы сделать хоть что-нибудь. Ведьма будто лишила его воли. Капитан не мог отвести взгляда от чудовищных огней, горевших внутри нее. - Их убили мстившие, - произнесла она со слабой тоской. - Что? - капитан терялся. - Родственники. - Друзья, - произнесла ведьма, делая шаг к нему. Что за чертовщина? Офицер чувствовал жар все сильнее, пока колдунья приближалась. По носу скатилась горячая капля, упала на рубаху. Тело пробила дрожь. - Убивали, и им это нравилось. - Сеяли смерть. Сеяли смерть. - Ты тоже, - звезды вспыхнули и обожгли комнату; снег испарился; кровь закипела. - Ты убивал, не так ли? - Да, - проблеял офицер. - Стариков, женщин, детей. Детей. Дикий кровавый смрад разъел сознание. - Скольких ты убил? - Я… Окровавленная рука заткнула офицера револьвером; мужчина инстинктивно схватил ледяную ладонь. Девушка стояла в дверном проеме, Салливан почувствовал, как собственный палец давит на спусковой крючок. Он уставился на взведенный курок. - Скажи: ты достоин жизни, если сам забирал ее? - Это решает судьбу, капитан, - прозвучал шелковый голос. Она шагнула назад и посерела в сумерках коридора, словно ожидая решения мужчины. - Лучше судить себя самому? - Или лучше судить тебя другим? - Кого ты убьешь? Молчание. Чертовщина. Варп. Безумие. Тело немело, пальцы горели от холода. Вся комната, все трупы – исчезли. Теперь были лишь они. Он мог только надавить на спуск. Выстрелить. В кого? Девушка едва заметно улыбалась. Две точки мерцали во тьме между ними. По лбу скатилась холодная капля, задержалась на брови, сорвалась и разбилась о мокрый манжет. Мразь… Салливан навел револьвер на девушку. Она так и стояла. Будто манекен – никаких эмоций. Только безразличная отстраненная улыбка. Он был готов стрелять, убить... убить… опустил оружие. Убить человека. Посмотрел на нее: немигающие темные глаза, высеченное из мрамора лицо, тело; грудь плавно вздымается и опускается; на губах тонкая улыбка. Убить человека. Капитан громко выдохнул, рука задрожала… Права… Офицер зажмурился, сел на стол. Перед глазами возникали какие-то образы. Сумасшедшие цвета, гротескные фигуры, бросающиеся мертвецы… грубая нарезка из худших воспоминаний. Безумная алая лента, бежавшая перед глазами, сплела первую цельную картину. Год назад он до смерти запытал двадцать восемь партизан. Все – подростки, а настоящая армия была практически уничтожена. Они держались долго, но никто не вынес пыток до конца. Гвардейцы мстили за убитых во сне, в госпиталях. За своих братьев по оружию – солдат, которых прирезали как скот. И они относились к этим ублюдкам как к скоту – сдирали шкуру, потрошили, резали, жарили, варили, тушили… Салливан сполз на пол. Их поймали на воровстве… тощие, как скелеты – они бы даже пистолет держать не смогли, не то, что убить кого-то… Никому не пожелаешь такой смерти. Лучше застрелиться самому, чем пережить такое. Чем орать от адской боли и молить о такой милости, как смерть. Чем видеть, как твоих товарищей режут живьем у тебя на глазах… Он поднял взгляд. Девушка так и смотрела на него. Улыбалась. Знала ли она о том, что офицер увидел сейчас? Капитан стиснул зубы. Сволочь… Там были все. И он, и О'Нолан… И они отдали приказ вырезать всех до единого… Револьвер в руке был в высохшей крови. Это оружие взяло не меньше сотни людей. Холодное, с аквилой на рукояти. И возьмет еще сотню, не меньше. Салливан заглянул в черные глаза – звезды бледнели. [собака]. Девушка улыбнулась увереннее. Мужчина зажмурился, затем посмотрел на оружие: ему все равно, в кого стрелять. И стрелять ли вообще… солдат не может быть до конца таким; солдат не из стали. Как и те, кого он убивает… и убивает он, по сути, тех же, за кого сражается… Салливан закрыл глаза, судорожно выдохнул. Он попытался выстроить все в голове – аккуратно, по порядку. Будто сейчас кто-то прочитает его жизнь от начала до конца и вынесет приговор. Сам себе он уже его вынес. Зажмурившись, Мак надавил на спуск. Курок щелкнул. …что? Капитан открыл глаза. Вынул холодный револьвер изо рта, удивленно посмотрел на оружие. Заглянул в барабан, проверил – один патрон. - Капитан, - дверь открылась. Салливан дернулся назад, но только рухнул на стол. О'Нолан удивленно поднял брови. - Чего скачешь? Офицер замер, потрясенный, словно его выдернули из сна. Он стоял перед ним, из плоти и крови – живой О'Нолан. Потертый китель с серебристым аксельбантом слева, торчащая из кармана мешковатой рубахи тяжелая фляжка. Карие, почти черные, пронзительные глаза, присущие людям с очень острым умом. Салливан опустил взгляд – на деревянном полу были следы только его грязных сапог. Капитан от удивления сел. Попытался понять, что сейчас произошло, но из головы все стремительно утекало, словно дурной сон. - Мак? – сержант положил руку на плечо. Салливан заглянул ему в глаза, моргнул. - Здоров? - Да, - промямлил офицер, пытаясь зацепиться хоть за какую-нибудь деталь. Он полез зачем-то в карман за сигаретами – пачки, естественно, не было. Судорожно похлопал себя по бокам – не нашел ничего, кроме фляги. О'Нолан протянул ему самокрутку, дал закурить. Салливан затянулся несколько раз, пытаясь прийти в себя – вместо этого, с каждым разом у него только сильнее кружилась голова. - Мне надо выйти, - пробормотал капитан, потянувшись к выходу, глядя себе под ноги. На лестнице он столкнулся с Фланаганом, но не обратил на него ровно никакого внимания. Увидев несколько мокрых следов у двери в подвал, Салливан шарахнулся в сторону и вывалился на улицу, чуть не угодив в сугроб. Только отойдя на десяток метров от дома, капитан почувствовал себя в некоторой безопасности. Судорожно докуривая самокрутку, он старался не выпускать дом из виду, словно это был голодный хищник. Нервно собирал рваные клочки памяти: пол, револьвер, звезды… На крыльцо в сопровождении двух гвардейцев вышел О'Нолан. Те остались стоять у дверей, сержант подошел к офицеру. - Ты демона увидел? Салливан только набрал полную грудь горького дыма. Тот ударил в голову. - Ты че пил? - Ты, клоун, где был?! – наконец, рявкнул офицер. О'Нолан поднял брови, сухо рапортовал: - Взвод занял дом на другом конце поселка, в соответствии с приказом штаба. - Восьмой?! - Так точно. Офицер моргнул, соображая. Посмотрел на стену здания перед ним: 3. Протер глаза – тройка. Варп подери… Он готов был поклясться, что недавно на нем была восьмерка. Что за хренотень тут творится?.. - Тут… - Салливан выбросил окурок, взял из нагрудного кармана сержанта новую самокрутку; О'Нолан дал прикурить, - У вас не было чертовщины какой? Пока взвод здесь? Сержант повел бровью. - Тушенка у Ридмана позавчера… "пропала". А так – нет. - Гм, - пробормотал Мак, - Чего? - Тушенка пропала. Салливан посмотрел на него исподлобья. - Этот чудило банку открытую оставил. Ее лиса дикая сожрала. - Лиса? О'Нолан усмехнулся, закуривая сам: - Ага, засранка. Рыжая бестия. - Бестия… Рыжая… Багровый демон скользнул по снегу от подвала к дороге и устремился куда-то вниз по улице, словно бы гонясь за невидимой жертвой. "А, вон она", - усмехнулся вдогонку сержант, - Шельма. Шельма. Салливан смотрел ей вслед, пока та не растворилась в снежной буре. Тут вернулось знакомое ощущение из сна, что в голове все разложено по полочкам; словно бы в библиотеке каждая книга занимает отведенное ей место. Только теперь это было чувство того человека, который пришел в эту библиотеку впервые, сменив старого владельца. Мак прикрыл глаза, нервно усмехнулся; затянулся, кашлянул. По телу пробежала дрожь. Откупорил свою фляжку, сделал глоток – амасек обжег горло. Внутри разлилось приятное, оживляющее тепло. - Шельма, - Салливан тихо усмехнулся. Офицер посмотрел на здание – на остроконечные шпили водостока, каменные горгульи под крышей, узенькие полоски окон. Отчетливую цифру во всю высоту стены: 03. В последний раз он заглянул в снежный туман. Ему показалось на секунду, что тень на прощание мелькнула на дороге. Рассказ 2 Обреченный на смерть Сидиам сидела на краешке кровати и раскладывала Таро. Она напряженно сидела и смотрела на колоду по несколько минут, прежде чем достать очередную карту и положить ее на свое место. Ее глаз немного дергался, когда девушка переворачивала карту. Руки немного дрожали. Губы пересохли, поэтому тонкий язычок часто пробегал по ним, неся живительную влагу. Уже четвертый раз ей выпадал один и тот же расклад: башня, консул и кинжал в центре. В уголках ее глаз скопились небольшие бусинки слез. Она знала, что это значит. – Почему ты плачешь, дорогая? – неуверенным голосом произнес мужчина за ее спиной. – Что-то не так? – он приподнялся на одной руке и попытался заглянуть за плечо. Как всегда, Сидиам сидела и раскладывала в очередной раз свои пасьянсы. Девушка хлюпнула носом и ответила: – Карты. Они несут какую-то околесицу. Сам посмотри: башня, кинжал и консул, как они могут быть вместе? Комиссар мягко обнял капитана корабля, нежно убрал золотистые локоны и прошептал на ушко: – Ты же сама понимаешь, что карты не лгут. Мы познакомились на твоем первом корабле сорок лет назад благодаря проведению Таро. Мы встречались еще больше двадцати раз тоже благодаря только им. А теперь они нас разлучат. Разлучат навсегда. Но перед тем как ты меня убьешь, прошу, исполни мое последнее желание, – по щекам обоих влюбленных покатились слезы. Варен поцеловал Сидиам, прижав ее к своему мощному телу. Так они просидели еще несколько минут и не проронили ни слова: им не верилось в уготованную Императором судьбу. Цепной меч ревел словно зверь, вкусившей теплой плоти. Одно движение и оружие заскулило, вступив в битву с плотными пластинами хитинной шкуры бездыханного чудовища. Фонтан ихора брызнул из отсеченной конечности. Комиссар закричал от боли, не в силах больше удерживать ее в себе. Здоровенный коготь хормагаунта торчал в окровавленном боку цепного пса Императора. Варен стиснул зубы и поднялся с колена, пнув бездыханную тварь. Очередная волна тиранидов была отбита, но это означало лишь несколько минут передышки. Живое море хитина уже бурлило и пенилось в нескольких километрах от баррикад имперской гвардии. Огромные твари рожали мерзких мелких чудовищ прямо на поле боя с ужасающей скоростью. На этот живой ковер валились десятки спор с орбиты, оставляя от своих же собратьев только визжащие кучи перемолотого хитина и ихора. В небесах роились визгливые твари, оглушающие своим воем. Они заставляли даже закаленное в десятках боях сознание гвардейца забиваться в самый дальний и темный уголок души. Тяжелый стаббер неподалеку бесцельно грохотал, а лента со снарядами не кончалась. На орудии повисло бездыханное тело новобранца с катачана. Этому герою Империума повезло меньше, чем Варену. Мощную грудь разворотили косовидные когти инопланетных тварей, но солдат успел огромным тесаком отправить в варп своих убийц. И даже после смерти он продолжал выкашивать целые ряды врагов Императора, так и не выпустив из своих мощных рук оружия – на много метров в округе дергались в предсмертных муках разодранные в клочья гаунты. Комиссар освятил погибшего аквилой и продолжил свой путь в никуда. Под тяжелыми коваными ботинками хлюпала земля, превратившаяся в мерзко пахнущую жижу из ихора, крови, пота, мочи и дождевой влаги. Под ногами изредка хрустели гильзы от болтеров или стабберов. Комиссар тяжело дышал, но все равно старался держать идеальную осанку, не смотря на торчащий из бока коготь хормоганта. Воин смотрел на опустевший аванпост Империума. Внезапно все внимание Варена привлек истошный вопль. Прихрамывая, комиссар направился к передовому редуту. Пройти до него было не просто: целые горы трупов делали обычную прогулку настоящим испытанием. Тела гаунтов скользили и падали под ноги, приходилось отбрасывать их туши по сторонам. Каждое неловкое движение доставляло нестерпимую вспышку боли, но даже приглушенный всхлип не вырвался сквозь стиснутые зубы. На небольшом холме лежал выживший солдат. Он валялся и смотрел как его ногу заживо поедают черви. Сквозь измазанное ихором мясо проглядывалась белая полоска кости. Паразиты же цеплялись за сои жалкие жизни и продолжали жрать и жрать. Новый вопль разорвал тишину. По покрасневшему лицу солдата было видно, что сил у него осталось немного. Варен понимающе посмотрел на подчиненного: – Сколько осталось снарядов? – мягко и по-отечески обратился к бойцу комиссар, но тот продолжал лежать, пытаясь отдышаться, чтобы снова закричать от нестерпимой боли. – Поднимайся, герой, нам осталось совсем немного. Легкая улыбка украсила испещренное бороздами старых и новых шрамов лицо Варена. Он подал руку гвардейцу и попытался поднять его на ноги. К удивлению, тот встал: – Двенадцать разрывных, сэр! – отрапортовал боец и чуть снова не упал на землю. – Без заряжающего будет сложновато вести огонь, – ответил солдат, покосившись на труп боевого брата, который просто кишел отожравшимися личинками размером с кулак, – но я постараюсь. «Спасибо, что были с нами до конца», – этого комиссар уже не услышал, солдат прошептал это про себя. Гвардеец был безумно горд, что ему посчастливилось сражаться бок о бок со столь прославленным воином. Сражаться и, в конце концов, умереть. Варен снова улыбнулся и отдал честь. Когда же комиссар отошел на несколько шагов, раздался свист пролетающей ракеты и одновременно с ней вопль боли. Теперь этот катачанец выплеснет всю свою ненависть и ярость на этих инопланетных выродков. Осталось найти еще хоть немного выживших и постараться снова организовать несокрушимую оборонительную линию. Комиссар вошел в командный бункер. И здесь картина была не лучше: на полу лежали промокшие документы, уже практически превратившиеся в кашу, остатки изорванного обмундирования, бинты, кровяные подтеки уродовали стены и пол. В темном помещении царила атмосфера полнейшего запустения. Только у вокс-ретранслятора сидел солдат и что-то бубнил. – Вызываю подкрепление. Повторяю, вызываю подкрепление. Высота 1-5-2. Вызываю подкрепление. Варен сплюнул на пол и достал болт-пистолет. – Солдат, отставить, – но ничего не изменилось. Лицо гвардейца, обожженное едкой кислотой, было больше похоже на восковую маску. На ней невозможно было прочитать эмоции, но комиссар с легкостью угадывал животный страх по голосу. Солдат продолжал кричать в микрофон. Пальцы вцепились в ретранслятор с такой силой, что ногти начали отслаиваться и кровоточить. Комиссар покачал головой. Он оставался здесь, чтобы не допустить помешательства своих подчиненных, и ему это почти удалось. – Солдат, вернуться на передовую! – ответом же был бубнеж о подкреплении. Варен освятил себя и обезумевшего гвардейца знаком аквилы и нажал на спуск. – Ты отлично послужил Императору, сынок, не хочу, чтобы враг встретил тебя в таком состоянии, это опозорило бы всех нас. Вторая рука комиссара сжала посильнее рукоять цепного меча. Он никогда еще так не колебался при исполнении высшей меры. Он сам уже сомневался во всех догмах, что так усердно вдалбливали в него в Прогениуме. Может, все это тщетно? Может, Император уже давно забыл нас? Но было уже слишком поздно. Варен подошел к вокс-ретранслятору и взял в руки микрофон. Он щелкнул несколькими тумблерами и откинулся на кресло оператора. – Сидиам, ты меня слышишь? – две маленькие капельки заблестели в уголках глаз. Ответом был только треск статики. Казалось, воют неведомые существа, алчущие души защитников Империума. Сотни звериных глоток пели гимн царившей вокруг смерти. Внезапно замигали руны на измазанном кровью и остатками мозгов табло. – Как ты, любимый? Карты солгали нам. Наш крейсер распотрошили и порвали на куски, совсем скоро мы упадем на планету. Я рада, что все так получилось, я тебя люблю. Варен сильнее сжал микрофон. Он не знал что отвечать, такие новости его просто обескуражили. Никогда еще ему не давались слова так трудно. Они застревали в горле, терзая и скребя его чуть ли не до крови. Не хватало воздуха в легких, ладони покрылись потом, грудь сдавило, словно тисками, а сердце остановилось. В конце концов, он взял в себя в руки и мягким голосом ответил: – Мы тоже остались прикрывать отступление. Сорок восемь часов беспрерывного боя. А сейчас я убедился, что тысяча моих подопечных в безопасности. Довольно с меня битв, я слишком долго сеял смерть в рядах врагов Императора. Помнишь, ты обещала мне последнее желание? Небольшие ручейки слез текли по испещренному шрамами лицу, смешивались с кровью и падали на измученную землю. Комиссар смотрел вдаль на приближающееся живое море хитина и когтей. Еще минута, и этот пост Империума будет сметен. Керамит будет перемолот в пыль под весом огромных биомашин убийства. Ухо резал визг и шелест роящихся гаргулей. За спиной жужжал вокс-ретранслятор, работавший уже как высокочастотный маяк. А между этим на темном небе начали зажигаться яркие звезды. Первая вспышка, за ней вторая, а через секунду уже десяток устремился к истерзанной войной планете. Варен смотрел на них. Смотрел, как они оставляют за собой огненный хвост – он не мог отвести взгляд. Но комиссар не загадывал желания. Его последняя воля уже была исполнена и скоро он увидится со своей любимой.
-
голос пришедший в личку ;)
-
Рассказы выложены в порядке поступления. Автор: Нэд Гаднетт Ego te absolvo В пустых глазницах здания еле теплилась жизнь. Стены были усеяны следами взрывов и кратерами от попадания снарядов. Его, когда-то нарядный, фасад покрывала копоть, закрывшая собой некогда белый мрамор стен и пышную позолоту. И, тем не менее, в нем еще кто-то жил. Точнее – существовал. А если быть еще более точным – доживал. Отблески костра слабо плясали на стенах. Хотя нет, его нельзя было назвать костром, так небольшой костерок, который люди жгут не столько для того, чтобы согреется, сколько для того, чтобы хоть как-то занять себя. Чтобы сидя у огня, вглядываясь в причудливый танец языков пламени, нагадать себе будущее. Восемь мужчин молча сидели вокруг костра. Со стороны, могло показаться, что они пытаются приготовить что-то на слабом огне, но на самом деле это было не так. Вместо пищи в огне лежали батареи от лазганов. Старый трюк Имперской Гвардии. Подзарядка батареи в экстремальных условиях. На самом деле она была больше во вред оружию, к ней прибегали только в крайних случаях. Например, в таких – когда терять уже было больше нечего, и хуже чем есть уже быть не может. Вряд ли они познакомились бы в обычной жизни. Впрочем, даже сейчас нельзя было сказать, что они знакомы. Они не знали имен друг друга. Имена остались в прошлом. Их заменили клички. Суровый великан, чьи руки были покрыты татуировками, стал Громилой. Полненький коротышка с внешностью университетского преподавателя – Профессором. Молодой, когда-то напыщенный аристократ – Бароном. Еще были Бармен, Водила, Торгаш, Завод и другие. И – Арбитр. Суровый мужчина в форменной черной броне сил правопорядка. Они молчали. Кто-то, в очередной раз, перебирал лазган, кто-то самодельной кочергой ворошил угли костра, наиболее оптимально, располагая магазины, для их лучшей зарядки, кто-то просто смотрел в огонь. Все ждали завтра. Завтра с утра – как по будильнику – демонические орды снова начнут атаку. Никто не знал, почему они атакуют только днем. Никто не горел желанием разобраться в логике врага. Тем более такого, как Какаха. Так обозвал возвышающегося над толпой демона Громила. И, хотя в их ситуации было мало веселого, это вовремя брошенное острое слово, сильно подняло им настроение, так и оставшись именем для их главного врага. И, хотя Какаха каждый вечер уводил свои орды куда-то в середину города, Арбитр расставлял караулы – так на всякий случай. Остальные же сидели у костерков, разложенных в разных комнатах дома, заржали батареи и ждали утра. Это повторялось почти каждый вечер. Молчание, наблюдение за огнем, а потом кого-нибудь из них прорывало. Внезапно, то у одного, то у другого словно бы что-то переключалось в голове, и он начинал говорить. Это были рассказы из той, другой жизни, уже начинавшей забываться за кровью, которую им пришлось увидеть. Они вспоминали веселые случаи, плакали над неудачами, делились горем. Чем-то это напоминало исповедь, с той лишь разницей, что никто не отпускал им грехи. Это были практически монологи, слушатели, иногда лишь вставляли короткие реплики, чаще всего междометия. Но рассказчиков это не волновало. Они говорили не для окружающих, а для себя. Каждый доставал из глубин сердца, что-то свое, потаенное, запавшее в душу, и, освободив его с помощью слов, провожал куда-то – то ли в прошлое, то ли в настоящее или будущее. Туда, куда самому рассказчику уже не было дороги. - Это было лет десять назад, - внезапно заговорил арбитр. Все вздрогнули. Арбитр был крепостью. Твердыней. Последним форпостом. Всегда собранный, спокойный даже в горячке самого ожесточенного боя, по сути дела, спаситель всех собравшихся – именно ему они были обязаны жизнью. То, что он начал рассказывать про свою жизнь было… неправильным. Он был для них божеством, хоть это и отдавало ересью. Даже столкнувшись лицом к лицу с ужасами варпа, все спасенные больше уповали на арбитра, нежели на самого Император, хоть это и отдавало ересью. И сейчас… Никто не хотел слушать арбитра. Где-то в глубине души, они отказывали ему в праве на личную жизнь, чтобы не лишиться последнего, что держало их в этой реальности. - Да, десять лет назад, - арбитр слабо улыбнулся. – Выпуск. Не знаю, как у вас, но в наше Схоле Прогениум выпускники чудили так, что трясся весь город. Мы словно мстили жителям за десяток лет, прожитых за забором учебки, и за все те годы, что нам придется прожить за оградой закона. Одна ночь – ночь без устава, без закона, ночь только для тебя. Моря алкоголя. Горы рапортов наутро – от всех блюстителей порядка, которым не повезло дежурить в эту ночь. Каждый курс с нетерпением ждет эту ночь. Копят деньги, выигрывают их в карты, ловят слухи – где дешевле выпивка, где лучше девушки. Город, кстати, тоже готовится к этой ночи. Бары и бордели переходят в режим авральной работы. Наутро, скорее всего, все они будут разрушены до основания. Но прибыль покроет все с избытком. Арбитр замолчал, посмотрел на костерок. В его глазах отражались огни его выпускной ночи. - Но, как водится, всегда есть капля дегтя, способная испохабить бочонок с лучшим амасеком. С каждого выпуска отбирается десять арбитров, которые будут нести дежурство в эту ночь. Так получилось и со мной. Всю ночь я колесил по ночному городу, складируя в Лендспидер упитых однокурсников и отвозя их обратно в казармы. Это случилось ближе к утру. Она зашла к нам в участок, чтобы спокойно дотянуть до утра. Прибыла ночным гравипоездом и решила не рисковать, добираясь до дома. Несмотря на общедоступность борделей, количество изнасилований всегда росло в выпускную ночь. Поскольку под утро все, как правило, уже готовы отрубиться – это самое спокойное время дежурства, когда, по сути, надо дотянуть до конца смены. Делать было нечего, ночь накрылась медным тазом, сами понимаете, и мы стали клеиться к этой девушке. Не потому, что она нам понравилась, хотя она была очень красива, а просто от нечего делать. Сейчас мне почему-то кажется, что по части остроумия мы с напарником просто превзошли сами себя. Во всяком случае, оставшиеся пару часов мы трое просто хохотали без удержу. А потом, когда она удалилась на пару минут, чтобы привести себя в порядок, прежде чем отправиться домой, мы решили, что кто-то из нас ее проводит. Вообще, это было довольно рискованным поступком – за такое можно было лишиться только что полученного звания и загреметь младшим помощником старшего говночиста на какую-нибудь астероидную тюрьму лет так на десять. Стоил ли тот флирт такой жертвы? На следующий день мы все разлетались по разным частям Империума, и вряд ли бы когда встретились снова. Император знает, стоило ли это того, а мы тогда просто подбросили монетку. Монетка выпала аверсом, и счастливый шанс ускакал к напарнику. Но проводил ее до дома я. - Почему? - поинтересовался Профессор. Он всегда был самым внимательным слушателем. Как он сам объяснял – людям, чуждым любопытству, нечего делать в науке, а поскольку он – ученый, то и любопытства у него хватает на троих. - Напарнику надо было дождаться курьера с бумагами. Поэтому с девушкой оправился я. Это была странная прогулка. Все было как-то… Не могу подобрать слова, в общем, мне казалось, что, чтобы я не сделал – все будет правильно. Мы дошли до ее дома, она обернулась, и тут возникла, знаете ли, такая пауза, которая всегда возникает перед поцелуем. - Ну? – спросил Громила, он сидел отдельно от общей группы, спиной к костру и точил штык-нож. – Ты ее поцеловал? - Да, - как-то смущенно ответил арбитр. - Трахнул потом? – продолжал допытываться уголовник. - Почему сразу трахнул? – поправил очки Профессор. - А почему нет? – ответил вопросом на вопрос Громила. - Ну, вроде, приличная девушка, - начал мямлить профессор. - Я, конечно, десять классов не кончал, но, как мне кажется, чё почем в этой жизни улавливаю, - перебил его костолом и обратился к Арбитру. – Она что – против была? По морде не выхватил? - Нет. - Ну и? Она же местная, наверняка все про ваши эти выпуски знала. И то, что вы на другой день свалите к варпу, с их пыльного шарика – тоже. Для некоторых так даже легче – не надо дальше ломать голову, что делать. Потрахались и забыли. По морде ты не выхватил, значит шибко против она не была, как мне представляется. - Когда я ее поцеловал, прозвучал сигнал вокса, - грустно сказал Арбитр. – Какой-то идиот решил силой выгнать пьяных выпускников из своего кабака, и спустил на них своих вышибал. Наши не ударили в грязь лицом и положили всех. Все бы ничего, но охранники начали стрелять, а выпускники, скрутив парочку, отобрали у них оружие и открыли ответный огонь. ЧП высшей категории, все дежурные должны были отправиться на место происшествия, чтобы разрешить ситуацию. - То есть ты ее не трахнул? – уточнил Громила. - Нет. - Ну и дурак, - бывший уголовник отвернулся и зашваркал бруском по лезвию с утроенной силой. - Ты знаешь, сейчас я, наверное, соглашусь с тобой. Тогда мне так не казалось – я почти забыл о ней на следующий день, который провел в умиротворении двух кварталов, написании кучи рапортов, подготовки к отъезду. Дисциплинарного взыскания я тогда избежал, практически, чудом. - Но не забыл? – уточнил кто-то. - Через пару месяцев, после того, как я устроился на новом месте, мне пришло сообщение. От нее. Затертое сотнями безвестных астропатов, передававших его по цепочке.Как дела, как устроился, как жизнь, все такое. Я ответил. Потом ответила она. Года два мы обменивались сообщениями. Потом она пропала. - И? - Это удивительно, но нам удалось встретиться еще раз, - арбитр помолчал, глядя в огонь. – Нам редко выпадают командировки, но мне повезло. Направили на год в родную Схолу Прогениум. И там, в городе, я случайно встретил ее. Шел дождь, мерзкий, какой только может идти в промышленном городе. Мы с ней столкнулись в толпе, и ливень сразу отступил на второй план. Я даже не помню, может быть, он и кончился. Я тогда вообще не обращал внимания ни на что. Тем более – на время. Возникло ощущение, что не было всех этих лет, проведенных в погонях за разными ублюдками – убийцами, ворами, насильниками. Что я – снова юный арбитр, только что окончивший Схолу, а она – все та же девушка, которая решила, что пост арбитров – самое безопасное место в городе. - И? – снова оторвался от своего штык-ножа Громила. - На этот раз я оправдаю твои ожидания, - усмехнулся Арбитр. – Первый раз в жизни я опоздал на службу. - Красава! – уголовник широко ухмыльнулся. – Все ж не все вы отмороженные на голову. Арбитр ухмыльнулся в ответ и направился к стене, где были разложено тряпье, на котором все они спали. - Ты же не просто так все это рассказал? – спросил Барон. – Все должно было чем-то окончиться. - Должно было. Она должна была прилететь сюда, - ответил арбитр и отвернулся к стене. ******* Снова начинался вечер. Через полчаса, как по расписанию, орды зомби, демонов и прочей нечисти, что толпились перед зданием, повернутся и уйдут в надвигающийся сумрак. А пока защитники палили во все, что движется, стараясь не допустить врага внутрь. Пару раз уже перестрелка переходила в рукопашную, которая стоила жизней Барона и Бармена, оказавшихся на пути ворвавшейся орды. Спасителями тогда стали Громила со своим штык-ножом и, что самое удивительное, Профессор, от которого никто не ожидал такой прыти. Однако, в этот вечер что-то было не так. Какое-то непонятное марево внезапно сгустилось над полем, а затем стали появляться они. Те, кого знали все в Империи, чьи образа стояли во многих Храмах, те, кто всегда был объектом подражания для маленьких детей. - Астартес! – судорожно выдохнул Профессор и повалился на колени. Его примеру последовали практически все защитники. Как будто из них вытащили тот стержень, что позволял им держаться все это время, и усталость навалилась на их плечи многотонным грузом. Они не видели, как космодесантники раскидывали демоническую орду. Они не видели, как командир Астартес в великолепно отделанном доспехе сразил Какаха. Они не видели, как зомби, лишившись своего покровителя, падали на землю изломанными куклами. Им было не до того. У всех в головых была только одна мысль: «Выдержали!» - Защитиники здания! – раздался снаружи лишенный индивидуальности голос. – Выходите наружу с поднятыми руками! Оружие выбрасывайте при выходе! В случае неповиновения – открываем огонь! - Что такое? – спросил Профессор. – Мы же на их стороне! - Только они об этом не знают, - скупо улыбнулся Арбитр. – Делаем, как они говорят. - Защитники здания! Это последнее предупреждение! Они выходили. Бросали оружие и строились неподалеку от входа, с некоторым испугом глядя на космодесантников. Прошедшие жаркую битву они весьма отдаленно напоминали Ангелов Императора, которых так любит рисовать пропаганда Империума. - Это все? - спросил командир Астартес. Его броня была выкрашена в тусклый серый цвет а на плече, где должен был красоваться символ Ордена, красовалась перечеркнутая «И» инквизиции. - Так точно, - выступил вперед Арбитр. – Тридцать два человека, около пятнадцати раненых находятся внутри здания. Мы не стали их тревожить, пусть ими лучше займутся… Он не договорил. Неподвижно стоявшая шеренга космодесантников неожиданно открыла огонь. Безоружные защитники заметались в поисках укрытия, но это было тщетно. Болтерные очереди безжалостно настигали их и швыряли на землю. Уцелевшей рукой Громила ухватился за Арбитра и заглянул тому в лицо. - Мне жаль, что ты так и не встретился со своей..., - он захлебнулся кровью и не смог договорить. Практически выпотрошенный Арбитр неожиданно улыбнулся. - Мы встретились, - выдохнул он. – Третий день боев. На нас бросили толпу гражданских. Она была там. Лично вынес ей сердце и мозг из лазгана. - Правильно, - пробулькал Громила. –Так и на.. Сверкнувшее лезвие алебарды оборвало речь уголовника. Арбитр перевел взгляд на возвышающегося над ним Астартес. - Правильно, - кивнул он сам себе. ******************************************************************************** ********************* Автор: Агент Золотого Трона Фронтовая сказка Из дневника Грегора Корвина, комиссара-капитана 27-го Хальдорского: 1. …Я помню. Я все прекрасно помню. Холодное утро, занимающийся рассвет, завтрак на гласисе, среди тел зеленокожих. Твои начищенные сапоги, блестящие пуговки, и новенький, красный кушак. Твои безумные истории, и твой смех. Как будто не было этой ночи без сна, не было подсумков забитых пустыми магазинами и ужасных потерь. Я издалека тебя заметил, ты брела по шанцам, лениво пиная ногой какой-то несчастный камушек. Прядь черных волос, что выбилась из-под фуражки, задорно подпрыгивала в такт шагам. Ты еле могла обхватить шинель, что тащила с собой. Приблизившись, но, не сказав и слова, ты бросила её возле меня. Честно, тогда все это показалось довольно смешным. Усевшись на нее, ты поджала под себя ноги, совсем как обычная девчонка. В тот момент, на комиссара гвардии ты походила меньше всего… «Я счастлива, что теперь мы сослуживцы!» - сообщила ты, протягивая мне свою флягу. «Ээээ, я тоже» – только и смог проговорить я, уже вовсю занятый пряным содержимым фляги. Тебя радовали мои скупые ответы, скромный завтрак, который мы разделили, мои походные басни, что за годы службы я наловчился рассказывать. Ты смеялась и постоянно перебивала, все это было так чуждо окружающему пейзажу, что иногда сомневался в реальности происходящего. Ты вела себя так, словно вокруг не было ни тел, ни обломков техники, ни пыли, ни копоти, ни грязи. Всех этих следов "нашего образа жизни". А сама ты светилась, рассказывая, о чем отвлеченном и казалось совершенно нелепом, в тот момент. Я не понимал что происходило. Но одно я знал, точно, ты была не такой как все мы. P.S. Еще мы оказались из одной Схолы, ты была лишь на пару выпусков моложе. Воспитанные в сотнях световых лет отсюда, мы встретились здесь, на другом конце галактики, под серым, ничем не примечательным небом. На войне всегда придают значения совпадениям и знакам. А это был не просто знак, как мне впоследствии все твердили… 4. …Нам не нужны были высокие слова, и мишура показухи. Нам просто было хорошо вместе. Мы нравились друг другу. И это все что нам было нужно. Мы обходились совсем не многим. Одна вшивая лежанка, немного еды, и старенькая походная печка. Две фуражки на кривом табурете, аккуратно сложенная форма, и пять часов лишь для нас двоих. Все. Мы обходились без нежных слов, и обращались друг к другу по званиям. Нашими свиданиями ставали безумные атаки под шквальным огнем. Нашими долгими, счастливыми годами - месяцы кампании. Нашим домом - окопы. Нашими детьми - солдаты. Этого было достаточно. Обычно, после долгого дня, когда сил не оставалось ни на что другое, обнявшись, мы часами, молча, наблюдали за звездами. Нам было не о чем говорить кроме службы, и потому, мы чаще всего молчали. Тогда твое появление еще ничего не изменило, все еще было хорошо… 7. …Офицеры и солдаты привязались к нам. Мы были их талисманом. Само наше существование, наверно, напоминало всем о безумной надежде, что когда-нибудь, эта война закончиться. Каждое день они пытались чем-то порадовать нас. Иногда такой радостью становилась банка тушенки или ведро чистой воды, иногда они добывал спиртное, иногда возвращались из разведки с языком, что значило для нас не меньше… 25. …Все изменилось однажды, раним утром. Ты еще спала, а я наблюдал за твоим сном. С каждым днём я привязывался к тебе все больше. Я влюблялся в твою смуглую кожу, озорные зеленые глаза, длинные ресницы. Ты была красива, но эта и не так важно. Куда важнее для меня была твоя храбрость, я был благодарен тебе за секунды нежности, за время, что ты разделила со мной. Как в этом аду, ты сохраняла стремление к чему-то большему, чем просто удовольствие? Ты любила, хотя и боялась в этом признаться, как впрочем, и я сам. Без тебя я был никем. Тень на полях сражений, призрак без надежд и будущего. Смыслом существования, которой была лишь война. А что теперь? Я ловлю себя на мысли, что я больше не хочу воевать! Я хотел бы быть где-то далеко отсюда. И только с тобой, и ничего не боятся… Мир рухнул… 25. …С того самого момента наши чувства стали тяготить меня. Мой мир дал трещину, и через нее, в холодное сознание потянулись струйки страха и сожаления, радости и печали. Я давно так не чувствовал, словно заново учился дышать. Какофония этих чувств, сжигала меня, убивала меня, прежнего. Ты стала для меня всем, и это породило страх. Я стал бояться, бояться потерять тебя. Так не могло больше продолжаться… 26. …В наше время нет места большой, всеобъемлющей любви. Громким чувствам здесь не рады. Времена безответственных поэтов-странников прошли, и они вовсе не собираются вернуться. Пытаясь сохранить и защитить свои чувства, люди сменили громогласную любовь на молчаливую привязанность. Так легче, и им кажется так безопаснее. Потеряв кого-то, можно сказать себе: «А ведь мы и не были ничем связаны!». Сказать, чтобы успокоить разум, и сохранить остатки рассудка, давно съехавшего набекрень от вездесущего культа смерти, что преследует нас. С детства нас учат принимать смерть как должное, наш Бог смотрит на нас пустыми глазницами обветшалого черепа, и мы сами готовимся отдать свою жизнь, когда наступит время. «Без страха, и без сожалений!» - так нас учили, прививая понимания того, что от жизни следует требовать себе лишь одного – достойной смерти. А что тогда говорить о нас, солдатах? Способны ли мы любить? Ни в шумном солдатском борделе? Ни во время погромов. Полюбить: не Империум, не Человечество, не Императора, а отдельно взятого человека? Полюбить одного сложнее, чем полюбить все Человечество. 32. …Кампания закончилась. Тебя переводили в другую экспедицию. Наши офицеры сбились с ног пытаясь оспорить приказ. Они говорили о сработанности наших батальонов, о традиции, они использовали все козыри, и, в конце концов, получили согласие. Тебя оставляют… P.S. Я надеялся, что у них ничего не получится. Придется все сказать самому. 33. …Я настоял, чтобы ты согласилась на перевод. Больше мы не увидимся. Наши экспедиции расходятся противоположными курсами. А это значит, что мы больше не встретимся (по расчетам лорда-милитанта экспедиция завершиться минимум через полтора столетия). Я надеюсь, так будет лучше для нас обоих. Мы станем прежними. Непоколебимыми и расчетливыми. Такими, какими когда-то были. Мы не станем бояться потерять друг друга. Ведь мы просто, об этом не узнаем. Нас разделит тьма между звезд… 35. …Улетая, ты сказала, что я трус. Что мне легче броситься на врага чем научиться чувствовать по-настоящему. Но я был не преклонен, я гордился своей мужественностью, и чувством долга. Я поступал, как был должен. Так надо. Для нас. Самый паршивый день в моей жизни… 40. …Все вернулось в норму. Воспоминания отступают, все это кажется наваждением. Я справляюсь? P.S. По ночам очень холодно… 42. …Я получил посылку с её личными вещами. Её адъютант отправил их мне, он думал, что так будет лучше (мы ведь никому ничего не сказали)!... 45. Я разбиваю кулаки в кровь, реву как дикий зверь…каким я был глупцом! Все искренне сочувствуют мне. Меня это приводит в ярость. Я виню себя в её смерти. Я должен был быть рядом! Я так никогда и не сказал ей, что люблю... Из записей комиссара-кадета Гордона Рейлза: …Комиссар погиб в бою, через пару недель после её отлета. Все это время, казалось, он сам искал смерти. Они были чудом для нас. Отголоском другой жизни. Получается - это наш предел? Читал его дневник, мерзко.
-
Друзья, предлагаю пока вмест конкурсов - заняться дуэлями:) И всем интересно. И надеюсь у меня будет возможность потестить кое-какой функционал. Потому выбирайте противников, договаривайтесь со мной о теме и я всё оформляю. Хотите провокационную тему "любовь" - находите оппонента и дискутируйте :) (хотя конечно в таких темах я буду особо бдителен)