Алео

:image104:

Жив Финал специально таким оставил. Кто этот хаос разберет. И уж точно не главгерой. Типа открытый конец.

:image104: Так и представил. -Даган, во имя Бога-Императора, я прошу вас о применении ваших особых способностей! -? -Молчите. Извиняюсь за оффтоп.

спасибо за отзывы :)

Ау!) а работа ведётся? Выбраны редактор-составитель(ли)? кто будет отбирать рассказы? С художниками беседуют?(Сами они к нам сюда думаю не полезут) Нужна помощь? и тд. и тп.

Маниту, объясни людям конкретнее про журнал. Возникает недопонимание.

Рассказ написал давно, долго не выкладывал. В связи с возрождением Liber Bellum и желанием художников иллюстрировать рассказы решил всё-таки запостить. Жду коментариев и желания иллюстрировать(если понравиться) :rolleyes: Приятного чтения. О чем не расскажет степной ветер I Шаги. Один за другим. Степь, бескрайняя и прямая, а над ней застывшее беззвёздное небо. Он остановился, обернувшись. Он знал, что увидит позади всё ту же степь. Кто здесь? Ты, мама? Император? Или ты, колдун? Следы в мёртвой пыли. Отпечатки лошадиных копыт. Он присел, дотронулся до следа, проводя пальцами по изгибу, оставленному тяжёлой подковой. Зако. Цепочка следов ведёт к горизонту. Он встаёт и идёт вперёд, по следам. Идти далеко, но рассвета не будет в этом беззвучии под чёрным небом. А он помнит тот рассвет. Тот бледно-золотой… II Рассвет бросал прозрачные лучи на полотно степи. Кони шли рысью, ветер бил в лицо, тонко насвистывая свою извечную песню. Ветер и скачка медленно вымывали остатки сна из головы ротмистра. Они были близко. Он уже видел станцию. Там, вдали, меж распластавшихся холмов, где тонкой чёрной змеей ползла железнодорожная полоса. 13 Эскадрон Анойского Гвардейского Кавалерийского Полка был сорван сюда неделю назад. Третий год шла Крамольная Война. За это время ротмистр Джейральд Ферт успел помотаться чуть ли не по всему Парресу. Впрочем, почти везде он был одинаково сер и безрадостен. Ферт полагал, что виной этому однообразию – военное время. Приказ, что получил ротмистр, был предельно прост: Прибыть к населённому пункту Контейн, захватить и удерживать город и станцию до прибытия бронепоезда и эшелонов с подкреплениями. Ничего удивительного, для войны, линия фронта которой, напоминает Лиатскую вышивку. Сегодня наступление тут, завтра отход сил в тридцати километрах к западу, а с востока уже подняли контрнаступление… Диспозиции менялись быстрее, чем ротмистр успевал заносить их в планшет, что сейчас болтался у него на боку. Эскадрон подходил к станции. Обшарпанная кирпичная постройка была частично скрыта чахлыми грушевыми деревцами. Невызревшие зелёные плоды тягостно свисали с тощих веток. Запылённые стёкла окон равнодушно провожали проезжающих кавалеристов своим нежилым взглядом. Сзади раздался тихий кашель – это, чуть полноватый, для кавалериста, кудрявый юноша корнет Лианти соблазнился грушей. -Брокслей, перестаньте ухмыляться и пошлите из вашего взвода разъезды – к холмам справа, Лианти, Бога-Императора ради, не делайте такое лицо, она же не отравлена, отправьте своих вон к тому оврагу – Зако слегка гарцевал на месте, скучая по скачке, Ротмистр проснулся окончательно. Посмотрев на тронутую ржавчиной табличку с названием станции, ротмистр довольно хмыкнул, поправив форменную кепи. Теперь нужно идти вдоль насыпи железной дороги. Ферт слегка тронул поводья, посылая коня вперёд. К вечеру эскадрон будет в Контейне. III Дым они увидели к полудню. Там, далеко к востоку, степь горела. Сухой, горький, запах гари приветствовал эскадрон. Контейн открылся взору издерганного ожиданием ротмистра только к вечеру. В ранних сумерках, подсвеченных жёлтым заревом пожара, город возвышался над ними, нагромождением многоэтажных зданий и складских помещений. Опутанный сетью проводов, он показался Ферту пленником. По дороге от города к станции лился рваный людской поток, слышались крики, брань, ржание лошадей и рокот моторов. Беженцы, остатки тех жителей, кто решил проверить свои шансы удержаться за старую жизнь на этой войне. -Похоже, мы вовремя, господин ротмистр… – подъехал к нему Лианти. -А я бы сказал, опоздали, - выдыхая табачный дым, протянул Брокслей. -Господа офицеры, займите ваши места, – Ротмистр был склонен думать, что оба были правы, - вы оба ошибаетесь, напротив, мы прибыли слишком рано, враг даже не успел укрепиться, так какие же у них шансы? – последнюю фразу он сказал уже громче, чтобы услышали и другие бойцы. На лицах кавалеристов поселились усмешки, пошли весёлые шепотки; и то славно. – Эскадрон, слушай меня! В колонну подвое, рысью вперёд! Ферт пропустил мимо авангард, возглавляемый поручиком Брокслеем, и уже готов был ударить по бокам Зако, как вдруг: -Стой – рука легла на сапог ротмистра, командирский конь, славящийся по всему эскадрону своей невозмутимостью, всхрапнул. Перед Фертом, всё ещё держа руку на его сапоге, стоял старик, одетый в потрепанную хламиду. Оранжевое зарево бросало яркие блики на скуластое лицо, оттеняя тёмные провалы глазниц под густыми бровями, утробно звучал его глухой голос – Храм Покрова Императора, забери святыню… -Дед… – рука старика разрубила воздух, прерывая Ферта, тот усмехнулся. -Семь шагов слева от Лика его, и в объятиях раба его, пристанище найдёшь, что мечено звездой. – Рука сползла с сапога, Старик развернулся, возвращаясь назад, к непрекращающейся толпе беженцев. У ротмистра заломило лоб, конь недовольно ржал, дёргая удила: -Зако, стой спокойно, варп тебя дери, эй, дед! – Никто не откликнулся в тревожной мешанине людей. Ну и пусть тебя, самому надо было вынести свои кадила, тоже мне, праведник, – подумал Ферт, посылая Зако вслед стремительно уходившему в клубах пыли эскадрону. IV Первые взводы врага, если так можно было выразиться по отношению к этому обезумевшему кровожадному сброду, встретились им в предместьях города. Очевидно, они собирались преследовать спасающихся граждан. За эту войну Ферт уже не раз повидал такое. Выпотрошенные, обезглавленные тела, богохульные надписи, омерзительные рисунки, и вонь. Трупная вонь. Сегодня всё вышло наоборот. Эскадрон шёл галопом, разделяясь на две полусотни, заходя к противнику с двух сторон. Многоголосый стук копыт маршевой музыкой отдавался в ушах, всадники горячили коней, но те сами рвались в бой. Все они, и лошади и люди были воспитаны в осознании того, что тот, кто заступает им дорогу – совершает большую ошибку. Тринадцатый эскадрон шёл в бой и копыта взметали вихри пепла с горящей травы. Сабля ротмистра с легким шипением вышла из ножен, Ферт нажал на кнопку браслета, сковывающего запястье, и лезвие зажужжало, окутываясь белёсым силовым полем. Враги были как на ладони, их силуэты отбрасывали длинные тени в свете пламени. Их, наконец, заметили, послышались крики, команды, воздух прорезали редкие лазерные лучи, застучали автоматические винтовки, но было уже поздно; кавалеристы врезались в ряды противника. Они разбрасывали солдат, секли наотмашь; по вытянутым с оружием рукам, спинам, перекошенным в крике лицам, ломая кости и сокрушая черепа тяжёлыми подковами коней. Ротмистр посылал коня вперёд, сквозь вопящий строй неприятеля, размашисто рубя справа и слева. Смертоносный свист слышался над головой, шальная пуля со звяканьем отлетела от нагрудника Зако; конь яростно ржал, бросаясь вперёд могучей грудью. Остатки пехоты с криками отхлынули назад, спеша как можно скорее укрыться между холмов, окружавших город. Так-так-так-так – сухо заговорила автопушка в отдалении, истошное ржание лошадей и крики убитых кавалеристов были ей ответом. Из-за очередного холма выползал бронированный транспорт, из уродливого, угловатого корпуса длинным хоботом торчало орудие. Ирри Лейкш, вахтмистр первого полуэскадрона был уже неподалёку от машины – лихо заломив петлю перед тупым носом транспорта, он, чуть не завалив коня, вогнал пику с крак-зарядом в незащищённое сверху бронёй чрево. Взрыв расплескался по полю, окрасив сталь клинков ярко-алым. V Цокот копыт по брусчатке убаюкивал. Не выспавшийся утром, ротмистр опять привычно клевал носом. Город был взят, ещё час кавалеристы носились по улицам, гоняя остатки отрядов врага. Почти никому не удалось уйти. На город, вместе с ночью, спустилась робкая, заиндевевшая тишина. Она ещё более выделялась на фоне изредка проскользающего по Контейну холодного степного ветра. Такой не свистит, и не поёт, он шепчет. Совсем тихо, быть может на грани сна… Они проезжали по брошенным улицам, залитым ярким лунным светом, прорезающим дымный шлейф далёких пожаров. На тротуарах валялись вещи, брошенные впопыхах. Перевёрнутые корзинки, истоптанные шапки, разбитая посуда. Лошадь одного из кавалеристов, когда они проезжали по опустошённой базарной площади, мягкими губами, бережно подняла яблоко, из большой, в целом раздавленной кучи. Часть окон была забита досками – часть заклеена газетами, некоторые щерились острыми осколками в грязно-белых, беззубых рамах. На стенах в лунном свете светились патриотические листовки, призывающие бросить все силы, на борьбу с Врагом. В тишине раздавался только цокот копыт и шёпот ветра. Голова наливалась свинцовой тяжестью, но пока ещё ротмистр не спал; и до сих пор видел пустые, отражающие лунный свет глаза кавалеристов и слышал жуткий, испуганный и болезненный, хрип лошадей, прерывающийся сухим шипением добивающих выстрелов. Эскадрон потерял четверых человек и трёх лошадей. VI - Ротмистр – голос Брокслея вырвал Ферта из дрёмы. - Да? - Разъезд нашёл место для ночлега, это комплекс строений в квартале отсюда, там большой двор и какие-то ангары. - Отлично, едемте. Вскоре они увидели мощный бетонный забор, увенчанный витой каймой колючей проволоки. Ворота были сбоку. Въезжая во двор, Ферт непроизвольно оглянулся – позади него тёмной, монолитной громадой, врастал в землю храм. Свет луны поблескивал на крыльях Имперского орла, укрывающих двустворчатые двери входа. VII Эскадрон расположился на ночь в огромном ангаре. Пустое, плохо освещённое слабыми лампами, помещение хранило запах прометия, пол был отмечен пятнами машинной смазки. Утомлённые кавалеристы, разложив скатки на бетонном покрытии, спали. Лошадям отвели место в стороне, и изредка было слышно, как иной конь переступит с ноги на ногу во сне. Ротмистру не спалось. Пролежав на холодной постели час, Ферт вышел на улицу. Прохладный воздух дыхнул в лицо. Прикурив сигарету у караульного, офицер медленными шагами подошёл к воротам. Храм был через дорогу. Оглянувшись на караульных, Ферт вышел за ворота, и направился к храму. Он сначала не подумал о том, что внутри будет темно. Свет луны, дробясь тоненькими лучиками, проходил сквозь переплетение портальных окон. Могучие, обитые бронзой, колонны возносились к теряющимся в темноте взводам. Кавалерист, держась за кобуру пистолета, медленно шёл к возвышающемуся впереди алтарю. Там, в плохом свете луны возвышалась фигура Императора. Повелитель человечества, облачённый в золотые доспехи, протягивал руку Ферту, обратив на него исполненный света взор. Ферт невольно сложил руки в знаке Аквиллы, пробормотав: Верую в тебя, Император, Своею надеждой на спасение, Да продляться дни мира В свете твоём. Так он молился в детстве, так его учила мать. Юнкером он заучил другие молитвы, все как одну, боевые, смелые, исполненные силы. А эта забылась. Затерялась в хриплых, срывающихся криках «За Императора! Аве! Пленных не брать! Суди именем Его!» Ротмистр потёр ноющие виски, и отсчитал семь широких шагов влево, от иконы Императора. В углу было темно, ротмистр чиркнул зажигалкой. Старик. С иконы на него смотрел давешний старик. Ротмистр резко обернулся, храм был пуст, только пылинки, вальсируя, летели сквозь дорожки лунных лучей. Ферт знал, что старик не похожий. А тот. Тот же. Скуластое лицо и глаза, почти чёрные глаза под густыми бровями. Святой Дейно Амаильский – мелкая чёрная вязь едва читалась на древней иконе. Он снова зажёг огонь, и присел, рассматривая каменную кладку. В свете огня что-то блеснуло, маленькая звезда, прямо под иконой. Металлическое светило было словно вплавлено в гранит блока. Он коснулся светлого металла пальцами. Послышалось тихое шипение, и блок выдвинулся из стены на сантиметр. Ещё раз оглянувшись, ротмистр с некоторым усилием вытащил камень из стены. В глубине выемки, освещённой зажигалкой Ферта, лежал небольшой ларец. На крышке чёрного дерева, полированными драгоценными камнями светились звёзды. Пальцами ротмистр ощутил какие-то выпуклости, надпись. Зри…он поднёс шкатулку к глазам. На шкатулке высоким готиком было написано: «Зри и даруй». VIII Воздух окутывал покрывалом прохлады, ночь была на изломе. Ротмистр мерил шагами улицу, вертя в руках измятую сигарету и держа под мышкой ларец. Он только что вышел из храма. Там, внутри, Ферт открыл шкатулку. Заглянул внутрь, в этот же момент, ощутив на себе два, он точно знал, два взгляда. Они разнились как лёд и огонь, красное и белое. Один, полный презрения, насмешки, и второй…взгляд ли это был? Словно стоишь спиной к пещере, из которой тихонько веет ветром. Он, в который раз оглянулся, наконец, выхватив пистолет. Никого. Грязное ругательство сорвалось с языка ротмистра. Он подошёл поближе к алтарю, исподлобья косясь на Защитника человечества. Достал предмет, завёрнутый в алый бархат. Ткань соскользнула. В руке Ферта лежала Рука. Узкая, с длинными пальцами рука из чёрного оникса. Из ладони, отражая бледный свет луны, смотрел глаз. Просто камень. Неживое изваяние. Ферт, не убирая пистолета, одной рукой положил вещь в ларец и захлопнул крышку. Ветер качнул огонёк зажигалки, и увлёк за собой сизоватый табачный дым. Знакомый запах отвлёк его. Ротмистр обнаружил, что неспешно дошёл до конца квартала, и что лишь один шаг разделяет его и кучу конского навоза, коварно притаившуюся в тенях. Лихо, словно на параде, развернувшись, он зашагал обратно. Громкий звук, раздавшийся спустя мгновение, заставил его метнуться к стене. Оконная рама на третьем этаже болталась на ветру, стуча о кирпичную стену дома. Под окном тысячей звёзд переливались осколки. IX Под утро, когда чай у офицерского костерка только-только начал закипать, вернулась разведка. Тихо ржали взмокшие, усталые лошади, люди выглядели не многим лучше – после боя они отправились за город, в степь, искать возможные войска неприятеля. Брокслей, который только что принял рапорт у сонных кавалеристов, довольно махнул рукой, сидящим у костра Ферту и Лианти: -Степь от города чиста на многие километры вперёд. Ещё некоторое время мы посидим здесь спокойно. По круглому лицу Лианти явно читалось, что тот не прочь посидеть в каком-нибудь другом месте, с более надёжной поддержкой, нежели сотня конников. Корнет был поклонником Тактики Империалис. В 348 книге Генерал Феррер писал; «Кавалерия невозможна к использованию в случае обороны. Коль есть возможность наступать - наступайте, коль нет – необходимо отступление и перегруппировка» За архаичными построениями скрывался простой смысл – атаковать или отступать. Глупая война. - Высылайте разведку регулярно, сами знаете, как бывает. – Пробормотал Ферт, сосредоточенно наливая дымящий кипяток в кружку. Поручик козырнул, не переставая одной рукой рыться в глубоком кармане галифе. Достав увесистый серебряный портсигар, Брокслей, угостив Ферта сигаретой, удалился прогулочной походкой. Ферт затянулся, пропустив через глотку терпкий, почти шершавый, дым. - Лианти, скажите, до войны, вы ведь изучали богословие? -Да…- ни на секунду не отвлекаясь от намазывания ломтя хлеба маслом, протянул корнет. - Вероятно, подробно изучали жития святых? - Емиль Фертенский, Август Пелан, Воридин Грешный и прочие… -Дейно Амальский – придвинул к ряду названных имён ротмистр. - Амаильский, если быть точнее – юноша оторвался от бутерброда, - ну да, и он тоже, хотя… -Что? -Житие…История, очень мутная, много домыслов и двусмысленные поступки, но как бы там ни было, он Святой ещё со времён Древнего канона, а, следовательно… -Непогрешим? А что за история? Лианти, поёрзав на истёршейся покрышке, что служила ему сиденьем, продолжил рассказ. Житие Святого Дейно Амаильского корнет читал только в пересказе Хрестоматийного тома, так что повествование вышло комканым. Будущий святой жил во времена древних царств, когда каждой землёй управлял свой князь, а Великие владыки – Род Князя князей назначался посланцами Императора. Отец Дейно погиб во время междоусобицы, мать умерла ещё раньше от укуса змеи. Десятилетний мальчик ушёл из разорённого войной Амаиля в степь. Где-то там, у иссохшего озера, перед раскроённым молнией деревом, Дейно явился Бог-Император. «Владыка с огненным венком на высоком челе…»- цитировал по памяти кавалерист – богослов. Он простёр длань к мальчику, и тот ощутил великую силу и великую печаль. Из степи он вернулся стариком. Он шёл по торговым дорогам, перебираясь через скалы и ущелья, везде неся Слово Его и чиня добро великое и великий страх – конкретней Лианти объяснить не смог, Ротмистр, бросив дотлевающий окурок в костёр, лишь поджал губы и продолжил слушать. Вскоре, Дейно появился в столице. Красном городе – Альзасе. Тогда царствами правил Великий владыка – Эраст Альзасский. Он спас страну от кровопролития междоусобиц, после того, как прежний Великокняжеский род прервался, а посланцы Бога-Императора перестали прилетать. Эраст доказал свою избранность, ударом посоха пробудив богатейший источник воды. Мятежи в провинциях затихли, чего не было никогда прежде, и все – и богач и бедный, были довольны в свете Императора. Эраст был добр к подданным, был мудрым правителем, и, несомненно, отмечен даром Бога. Однажды, когда Великий Князь гулял по бедняцким кварталам столицы, раздавая милостыню, какой-то безумец бросил в него нож. Вокруг Князя вспыхнуло голубое сияние, нож, нацеленный в спину владыки, отскочив от сияния, поразил убийцу. Эраст очень опечалился и повелел воздвигнуть на этом месте храм, куда часто приходил молиться. И вот Дейно в столице. Его приглашают к Великому Князю, во дворец на Холме, возвышающийся над городом. Вот торжественные небесные палаты. Владыка встаёт приветствовать его, со словами: -Вот и ты пришёл к нам, так восславим Его! Дейно вдруг преисполнился гнева, воскликнув: -И тысячи лет будет мало слушать твои лживые речи, но много и минуты, дабы видеть истину! Дейно простёр к Владыке правую руку, Ярчайший свет залил помещение, ослепляя всех, кто находился там. -Так вот, что уготовано за труды! – последний крик Эраста Альзасского захлебнулся в мучительном вое. Так ужасен был крик, что все в страхе бежали из загорающегося дворца. Дворец горел три дня и три ночи, и не нашлось ни одного смельчака, что подошёл бы к нему. - Ну, дальше всё просто…- сообщил Лианти, отламывая себе ещё хлеба. -Да, постойте-ка, и я вспомнил, - потирая виски, спохватился Ферт, - кажется, с того времени и отсчитывается история Парреса Полнопрестольного? Там была война… - Первая Разрушительная, вы знаете, так вот, обвинения в ереси сыпались ровно на обоих. Кто-то называл Эраста колдуном, кто-то говорил о Ложном происхождении дара Дейно…Война, само собой, приняла ужасный оборот, и только возвращение посланца Бога-Императора спасло положение. Дейно Амаильского Канонизировали, он стал тринадцатым святым Парреса, тринадцатым должен был стать павший Владыка. Некоторые до сих пор говорят, что лик Дейно в Солиатском соборе написан поверх лица Эраста…сами понимаете, история явно не проста, - дикторским тоном сообщил Лианти, засовывая остатки хлеба в истёртую седельную сумку – думаю не надо вам объяснять, что не такую историю выберет священник для воскресной проповеди. -Да, конечно, - Ферт встал, хлопнув себя по зачесавшимся коленям, - спасибо за эрудированное повествование, господин корнет. Подавив желание пойти и подробнее осмотреть руку, что лежала в скатке одеяла, ротмистр направился за Брокслеем. Он обнаружил последнего перед ангаром. Сбросив глухой серый мундир, поручик поил из бочки с водой жуткую тварь, что называл своим конём. Аневрон, заметив подходящего Ферта, злобно закосил глазом. Ротмистр, уверенный, что проклятая кляча, ещё два года назад решила расправиться с ним, не дал ей повода уличить его в трусости, лишь глубже надвинул кепи на глаза. - Слушайте, Брокслей, я вот что подумал…давайте-ка мы поднимем человек двадцать, и снимем часть железнодорожного покрытия в километрах пятнадцати от города? X Седло привычно поскрипывало, ветер перебирал короткую, остриженную и вновь отрастающую, гриву Зако. Конь, выделываясь, шёл иноходью. Передние и задние копыта дробно ударялись о поросшую мелким желтоватым плетуном степь. Двадцать конников растянулись позади, затянув длинную, как сама степь, и столь же древнюю песню. Сколько лет-да за душу, Жить не поневоле. Сколько лет да в темени, Сколько – на свету. Степь, родная, матушка, Кони в чистом поле. Кони в чистом поле, А в пути – звезду. Саблю наточённую, Мне судьба готовит, Ветер тихо шепчущий, Шепчет про беду. Голос твой застенчивый, Сердце растревожит. Сердце растревожит, Унесёт беду. В даль-да ту туманную, В даль-то ту туманную, В даль-то ту туманную, Дальше я пойду. После пусть останется, Лишь цветочек алый. Тот, что возвращаясь, Я в степи найду… Закат наливался алым, когда последний отрезок рельс зарывали за холмом, недалеко от путей. Волны высокого, человеку по пояс, ковыля, море которого распростёрлось вокруг, ходили рябью, кланяясь ветру. С холма, забитого сорной травой, да камнями, Ферту казалось, что он видит всю степь. Всегда так, думаешь - вот чуть приподнимешься на цыпочки – заглянешь за горизонт. Но заглянуть не получиться. И - он знал- сколько не скачи, горизонт останется всё так же далеко. «В даль-то ту туманную…» Улыбнувшись, ротмистр, сиплым от ветра голосом, скомандовал: -Поручик, собирайте людей, мы уходим. XI Ночью Ферту приснилось детство. Он вырос в Новом Мерке, большом промышленном центре, где небо всегда было затянуто клубами дыма, изрыгаемыми мануфакторумами. Они жили на окраине. Ему приснилась площадка, где он играл. Окрашенные в сто слоёв(поверх не до конца облупившейся старой) жёлтой краски, вечно скрипящие качели. Обшарпанная, устланная шелухой тыквенных семечек, лавочка. Расползающаяся за пределы песочницы куча песка, где он водил свои первые эскадроны через леса из колючего сорняка. За решётчатым забором колыхалась трава. Там паслись мясные, на забой, коровы. Во сне он качался на качелях, напевая какую-то песенку. Слова отдавались сквозь дальний рокот надвигающегося грома – в его детстве был сезон бурь. Видеть и делать! Качели, скрипя, взлетают вверх. Лучше бы знать! Он вновь летит в низ, скрип качелей, чуть изменив тональность, сопровождает его. Но тоже не плохо! Он вновь взбирается к быстро темнеющему, заполненному тучами, небу. Ведь можно понять! Качели испускают привычный стон. Что это? Он не знает такой считалочки, тогда были другие, грубо, словно перекрывая его речь, чужим звуком выходя из его уст звучат слова. Видеть и делать! Что за? Губы его не слушаются, немея, рот открывается, словно у задыхающейся рыбы. Лучше бы знать! - Конечно, это тоже не плохо, Джейли-малыш, – слышится насмешливый, скрипучий голос сзади, - боги знают как конфузно подчас, но ведь можно понять! Он оборачивается, на лавочке, позади него, из воздуха сыплется семечная шелуха, резко рубит гром, земля будто вскипает от потоков воды, исторгнувшихся с неба, трава, не та, что была раньше, а ковыль, жёсткий степной ковыль бьётся о ржавчину решётки, качели скрипят; все, все они кричат тем пронзительным голосом: Можно понять?! Можно Джейли-малыш! Я так не думаю! Ферт летит с качелей на землю под дикий издевательский смех. XII Из кошмара ротмистр вылетел прямо в темноту ангара. Неспокойно фыркали лошади, их длинноногие тени плясали в отсветах костров. Эскадрон, кроме часовых, чьи прохаживающиеся силуэты виднелись вдалеке, спал. До рассвета оставалось недолго. Ферт полез в шкатулку за изваянием и тут же, с тихим вскриком, отдёрнул руку – Предмет был покрыт тонкой корочкой, ледяной на ощупь, изморози. С треском закрыв крышку, Ротмистр затолкал шкатулку на самое дно седельной сумки. Он знал, но не хотел признаться в том, что кроме изморози почувствовал ещё что-то, не человеческое, чужое. И, хотя он не видел этого, но он знал. Глаз смотрел на него. Словно в момент он оказался перед огромнейшей бездной, коей миллионы лет. Оно было живым. И оно, незаинтересованное, взглянуло на человека. XIII К первым лучам солнца, впрочем, тот час же скрывшимся за тяжёлыми тучами, он окончательно уверился, что его руки не трясутся. Тщательно осматривая лицо в небольшом зеркальце, Ферт брился. Подавляющее большинство кавалеристов носило шикарные длинные усы, но ротмистру приходилось бриться. Толстый шрам, начинаясь рядом с носом, пересекал обе губы. Память о первой кавалерийской атаке сразу же отделила тогда ещё корнета Ферта, от основной массы обрастающих усами сослуживцев. Зарубцевался шрам давно, но тугой белый рубец, где волосы не росли, не оставлял военной моде никаких надежд. Наскоро подкрепившись не до конца разогретым ужином, ротмистр, несколько раз отмерив шагами пространство внутреннего двора, направился в ангар. Достав сверток со спрятанной внутри шкатулкой, он быстрой походкой направился к храму. Имперский орёл всё так же взирал на улицу перед собой. Не дойдя нескольких ступеней до портала входа, Ферт остановился. Прикуривая сигарету, ротмистр бросил случайный взгляд вниз. На толстом гранитном блоке, рядом с его сапогом, лежало семь сигаретных окурков, сложенных форме звезды. Фигуре не хватало одного луча. Ферт закашлялся, подавившись терпким табачным дымом. - Господин Ротмистр! – Окрик заставил его повернуться. Вахмистр Лейкш, осаживая горячившегося коня, отдал честь; - Господин ротмистр, минуту назад прибыл первый разъезд. Враг замечен на подступах к городу, второй и третий разъезд не вернулись. - Что ж там…рановато…коня! – потребовал Ферт, комкая в руке сигарету. Горячая боль от ожога вспыхнула лишь на секунду в этот день. Свинцовые тучи грузно нависали над городом, ветер бил сквозь мундир. У ворот их встретил Брокслей, державший под уздцы Зако. -Лианти руководит сборами – доложил поручик, передавая поводы Ферту, - замечен был, судя по всему, вражеский авангард, кавалерия… - Быстро прошли степь, поэтому разъезды так поздно их заметили, - Ротмистр был уже в седле. Рядом с воротами росло дерево. Голые чёрные ветви были растопырены во все стороны. - Мы подпустим их ближе к городу…- Ферт нагнулся, что бы не зацепить длинную ветвь. Размашистый, дребезжащий звук громыхнул сверху. -Это ве…- хотел было сказать ротмистр, как раскатисто пророкотала болтерная очередь. Лейкша, ехавшего справа, чуть перед ним, прошило насквозь вместе с конём. Зако взял с места в карьер. Останки вахмистра только успели коснуться земли, как Ферт, развернувшись, уже гнал коня по тротуару, прижимаясь к грязно-жёлтому фасаду дома. Он знал, где находился стрелявший, он чувствовал, откуда на него смотрит насмешливый, бесноватый взгляд. Он вздыбил коня перед очередным подъездом. Выхватив пистолет, он ринулся в темноту. Взбежав по узкой лесенке, на третий этаж, он ввалился в квартиру. Он запомнил номер, написанный белой краской на приоткрытой двери. 104. Квадрат окна трепетал бьющимися на ветру дешёвыми шторами. Глаза смотрели прямо на него. Палец Ферта давил на курок, пистолет чертил алые линии в полутьме. Через несколько секунд всё было кончено. Ротмистр подошёл к окну. Одна штора горела, занявшаяся от выстрела. На полу, на самодельных сошках, стоял дымящийся болтер. Двое людей в оборванной гвардейской форме лежали слева от окна. Лица обоих были выжжены лазерными выстрелами. Боги знают, как конфузно под час, Джейли-малыш, - голос ясно прозвучал в голове. Заломило виски, холод вещи чувствовался через свёрток. Глаза были тут. Они смотрели ему в спину. Он обернулся. Никого. Он обошёл убогую квартирку. Пусто. На лестнице уже был слышен стук сапог. - Это весьма неразумно, – За спиной запыхавшегося Лианти, не спешившего убрать древний фамильный болт-пистоль, виднелся десяток голов кавалеристов – вы не ранены? - Нет, нападавшие мертвы, надо быстрее выводить Эскадрон из города, возможно, таких точек уже десятки – внезапно тяжесть положения его подразделения навалилась на плечи Ферта,- люди готовы? Уже через пять минут эскадрон на рысях покидал город. XIV В небе раздавался гром. Это был звук далёкой артиллерийской канонады. Но это другой, не их бой. Они должны встретиться с врагом в пригородной зоне, там, разделившись на две полусотни, Эскадрон атакует входящего в Контейн врага. Небо темнело, ветер, предчувствуя бурю, с воем метался меж холмов. Рокот приближающихся копыт нарастал. Люди тихо переговаривались, готовя оружие. Лианти ел сахар, приготовленный для коня. - Идут! – Ферт опустил бинокль - конницу врага было видно уже совсем близко. Около ста пятидесяти сабель. Отряд галопом шёл к городу. -Подпустить ещё чуть-чуть… - Ротмистр мял поводья, не выпуская сигнальной ракетницы из рук. Копыта совсем близко, степь отдаётся гулким звуком. Ещё чуть-чуть и они промчаться мимо их укрытия. -Эскадроооон! – рука с ракетницей взметнулась вверх, выпуская в чёрно-свинцовое небо сноп шипящего зелёного света - Галопом!!! В атаку!!! Они вылетели из-за холма прямо на пути врага. Стук копыт, бряцанье стали, боевые кличи и звуки выстрелов – все звуки сплелись в одно целое. И вместе же взорвались. Они сошлись. Степная пыль взметнулась, вокруг и среди них. Чудовищный шум достиг предела, рассыпавшись на отдельные звуки битвы. Лапши – конной сшибки. Рука с саблей нашла чью-то голову, раздался мощный удар – то Зако ударом груди опрокинул вражескую лошадь. Крепко держась в стременах, он отпустил поводья, доверяясь Зако – боевой конь не подведёт. Второй рукой он палил из пистолета вперёд, в лязгающую сталью черноту. Рядом, словно видения, в пыли возникали кавалеристы эскадрона. Видения в вихрях пыли, в брызгах крови. Ферт рубился впереди. Его преследовали злые, смеющиеся глаза, они погибали под каждым ударом сабли, что бы вновь явиться ему со следующим противником. Пистолет вылетел из руки и болтался на шейном шнурке, сабельным ударом был рассечён лоб. Кровь, брызнувшая на мундир, смешалась с пылью. Он, как и все, кричал, раз за разом опуская жужжащее лезвие на врага. Они уже мчались раздельно, удар второй полусотни заставил врага дрогнуть, и тот, скомандовав отступление, уходил в степь. Могучий карьер нёс их по волнам стелющегося за ветром ковыля. Сквозь свист ветра и редкие звуки выстрелов слышался голос Брокслея: -Эскадрооон! Копьё! – кавалеристы на ходу равняли строй. Многочисленные алые линии протянулись меж двух отрядов – то кавалеристы 13-го Анойского открыли по отступающему врагу огонь из лазерных винтовок. Ферт скакал слева. Взгляд не оставлял его. Голос смеялся в его голове, просясь наружу через него, желая улыбаться его губами, дышать его грудью… Даже брить твои усы…- заливался хохотом голос. Враг разворачивался, загибая петлю. - Болтеры! – прокричал кто-то из кавалеристов. И был прав. Первые очереди визгливо взрыли землю перед ними, но расстояние было слишком небольшим, кавалерия врага ушла с пути тачанок слишком поздно. Эскадрон врезался в их рваную цепь. Снова завязалась рубка. Скрежет железа и вой. Людской, лошадиный – всё одно, смерть, смерть толкалась здесь, на поле среди неистово танцующего ковыля. Ферт вдруг увидел его. Услышал его. Почувствовал быстрое дыхание. Повернув коня, он послал его к вершине холма. Холма, за которым Бездна показала ему Врага. XV Конь летел сквозь ковыль. Там, у мёртвого, иссохшего дерева стояла фигура, в трепещущем от ветра балахоне. Человек в балахоне смотрел на него, и он узнавал этот взгляд. И смеялся, направляя коня прямо на него. Оставалось двести шагов. Едва заметно шевельнулись длинные пальцы под балахоном. Зако захрипел, тело коня пронзили судороги. Земля приближалась. Ротмистр рванул ногу из стремени, они упали. Глаза Зако, словно стеклянные, отражали почерневшее небо. Конь был мёртв. Шатаясь, Ферт поднялся на ноги, фигура, не двигаясь, ждала впереди. Его сабля сломалась в последней сшибке, он выкинул бесполезный эфес, хватаясь за шейный шнурок пистолета, и содрал его с себя, когда тот обернулся малинового цвета змеёй. Фигура ждала. И он шёл к ней, и ковыль шелестел, касаясь его рук. Он достал вещь. Нет, он достал Дар Бога. Полетели в сторону тряпица и шкатулка. Сила обжигала руку. Тело содрогалось, чувствуя просыпающийся взгляд Бездны. Бога. - ДА! Правильно! Возьми дар! – голос звучал из-под капюшона и в его голове, - Возьми и судии!!! ТЫ же знаешь, как правильно, ДА!!!- ковыль шёл рябью, кланяясь дикому смеху. -Боже Император…-Ферт, сжимая дар в дрожащей руке, шёл вперёд к колдуну. Ветер трепал его слова. -Ты видишь, Джейли-малыш! ТЫ ВИДИШЬ! – но знаешь ли ты?! Думаю НЕТ! – слетел капюшон балахона, открыв меняющееся каждую секунду лицо. Он видел Себя, Мать, Дейно Амаильского, тысячу других людей, их лица менялись, сминаясь и расцветая вновь. – Твой бог даровал здесь, под этим деревом Силу Амаильскому Старику? Мой бог направлял Руки Эраста Альзасского?!! Может наоборот?! А может они – одно и тоже?! Или их, ни одного! Нет!!! Вещь в руке горела, распространяя вокруг себя монотонное звенящее сияние. Бездна, что гасит и зажигает звёзды, смотрела на него. В мозгу проносились тысячи видений. Он видел предателей, что за деньги шлют донесения врагу, видел культистов, что сплетают в глубине мирных городов логова, что бы когда-нибудь, выплеснуть на улицы разорение и боль, видел никчёмных генералов, что посылают тысячи людей в самоубийственные атаки, сами оставаясь лишь тёмными силуэтами в окнах далёких кабинетов. Он может покарать их всех. Он покарает их всех. - Правдивость ерунда, и в сущности это не важно, – вдруг проговорил спокойным, уставшим голосом Колдун, - важно то, что кровь льётся. Что каждый, любой шаг – это Смерть. И это Правда! -Фигура в Жёлтом вскинула руки. Гром гремел, а Ферт, крича, отворачивался от Бездны. Огни встретились под деревом. На мёртвой земле. Он направил руку, чёрную, с горящим белым глазом в грудь Фигуры. Кричало всё. Колдун, Небо, Ветер, Ковыль, Земля. Бездна просыпалась. Кричал и Ферт, катаясь у переплетения корней иссохшего дерева, зарываясь в мёртвую пыль. Звук пропал. Ветер стих моментально. Ферт был один под древним деревом. На него смотрело только светлеющее, бедное небо. Ты умрёшь не сегодня, но здесь кончится твоя жизнь, и когда придёт время, ты вспомнишь, свой шаг. Свой предпоследний шаг. Вспомнишь всё то, о чём знают лишь ты, да степной ветер. XVI Следы кончались в море спокойного ковыля. Оно простиралось до горизонта. Он шёл среди него, и тот шелестел, касаясь его рук, отзываясь неслышному здесь ветру, шелестел, прислушиваясь к далёкой скачке коней. Он остановился, чувствуя знакомое дуновение на лице. И он сделал последний шаг, вспомнив то, о чём не расскажет степной ветер.

буду участвовать

интересно.

насчёт вступления - зря Живовское не взял попишем посмотрим)

Разведение дискуссии на пустом месте 1) ты командир - ты решаешь) 2) см выше 3) сколько будет 4) именно

Классно смотриться,) Только траву правда лучше убрать.

Сборник рассказов всё равно получится. И при том он должен быть не менее тематичен, чем конкурс. Я за конкурс. интереснее и мотивации больше.

За живовскую идею,) без лишних нагромождений и стильно. Буду участвовать

Броню перелистаю, но в кодексе нет