Ни богов, ни героев [18+][Overwatch/StarCraft]

[Rommel]

В этой теме размещен только текст. Тема для комментариев -

здесь.

Сеттинг: Overwatch/StarCraft (кроссовер)

Возрастные ограничения: 18+

Текст: Rommel

Системные требования: желательно знание английского языка, (поскольку приведенные в тексте отрывки песен имеют сюжетное значение); знание вселенных Overwatch и StarCraft на уровне нижеприведенного краткого ликбеза.

Персонажи:

Трейсер (Лена Окстон)

Солдат-76 (Джек Моррисон)

Жнец (Гэбриэл Рейес)

Ангел (Анжела Циглер)

Сомбра

Турбосвин (Мако Рутледж)

Крысавчик (Джеймисон Фокс)

Тим Лэнгстон (на русском текст отсутствует)

Алехандра Мартинес

Автор напоминает, что в википедии персонажи (в частности, Тим и Алехандра) описаны на момент действия игры Overwatch (2076 год), события рассказа разворачиваются значительно позже.

Организации:

"Овервоч"

"Коготь"

Лига объединенных держав

Прочее:

Омники

Протоссы

Примечание автора: имена и названия в целом соответствуют официальному русскому канону. Изменено имя доктора Циглер ("Анжела" вместо "Ангела", для избежания путаницы "Ангел"/"АнгЕла"). Фамилии Тима и Алехандры придуманы. "Текки" (Techie) - придуманный автором сленговый термин для обозначения категории людей, описанных в бэке как "киборги и технопираты".

Часть нулевая. Человек в сером

"Мы не просим у вас прощения. Менее чем десять минут все вы будете мертвы. Все вы заслужили смерть. Соглашаясь, отворачиваясь, терпя. Вы предали свою страну, своего Бога, своих отцов и себя самих."

"Хекатон Эйр" не кривит душой, обещая своим пассажирам беспрецедентные скорость, комфорт и безопасность. "Ортос-414", свежее пополнение серии атмосферных лайнеров, отвечает самым взыскательным требованиям тех, кому требуется подняться на борт в солнечном Дорадо и спуститься с трапа на ферробетон аэропорта имени Кернера в Берлине, затратив на полет не более трех часов. Особое внимание уделено заботе о жизнях пассажиров. Двенадцать вместительных спасательных капсул гарантируют, что каждый, оплативший билет, достигнет земли в целости и сохранности.

За вычетом исключительных случаев, конечно же. Обстоятельств непреодолимой силы.

Вроде террориста, сумевшего обойти системы безопасности судна. Заблокировавшего двери отсеков, перекрывшего доступ к спасательным капсулам, отрезавшим обе кабины экипажа. И подменившего логотип "Хекатон Эйр".

Теперь со ста пятидесяти голографических проекторов на спинках кресел смотрит герб Лиги объединенных держав - сложившая крылья черная птица, сжимающая в когтях земной шар. Вот только птица эта покалечена - разбит клюв, прорежены перья, а черный мрамор тела покрыт трещинами. Земной шар заменен на плоский диск - вписанные в круг буквы O и W, забрызганные кровью. Кое-кто на борту, может быть, помнит этот символ другим. Чистым.

Но кровь очень плохо отмывается с белой поверхности.

"Четыреста миллионов. В рамках проекта "Очищение" было уничтожено четыреста миллионов человек. Уничтожение. Не перевоспитание. Не ресоциализация, о которой вам лгали. В которую вы радостно и охотно верили. Четыреста миллионов человек. У вас осталось девять минут, чтобы почувствовать себя в их числе."

Предложение не совсем честное, ведь четыреста миллионов не были людьми - по крайней мере, по суровым меркам Божественного человечества. Многих из них (около сто двадцати миллионов, как подсказывает услужливая память одному из пассажиров) считать людьми нельзя ни по каким параметрам - это было последнее поколение омников, разумных машин, проигравших войну за признание себя ровней своим создателям.

Голос террориста, звучащий из ста пятидесяти динамиков, искажен - он подается через аудиофильтр, затрудняющий распознавание. Но один человек на борту примерно догадывается, кому тот может принадлежать. Список живых врагов у него не столь длинен, чтобы долго гадать.

Человек этот - тот же самый, кто осведомлен о количестве уничтоженных омников, и для которого откровения террориста вообще не стали новостью. Одет человек этот в серый деловой костюм, а правая рука его покоится на набалдашнике прислоненной к подлокотнику трости.

"Все вы погибнете по вине одного человека. Приговор он вам подписал в том момент, когда приобрел билет на это судно. Расплатился вами за свою гордыню, за свое лживое желание ощущать себя одним из вас. Но ваши жизни - не первые, которые он обрывал росчерком пера."

"Росчерком пера." Эти слова выдают возраст автора текста. Большинству пассажиров этот архаичный оборот ничего скажет, да и у самого человека в сером вызывает лишь улыбку. На документах, о которых идет речь, стоит его персональный код, а не чернильная закорючка.

"Можете обвинять его в своей смерти. Можете обвинять и нас. Это не меняет ничего."

Человек в сером кивает этим словам. Да, если цель - покушение на его жизнь, то в могилу он отправится не один. Человеку в сером полагается путешествовать на личном сверхскоростном аэросудне с безмолвным экипажем, не снисходя до общения с простыми смертными. Вместо этого он предпочитает ходить среди людей. Погружаться в многоцветье толп, улыбаться, разбрасываться мелкими деньгами и ободряющими словами, притворяться, будто забыл о существовании неотступного сопровождения телохранителей.

Созерцать, осязать, впитывать. Чувствовать.

Но сейчас, слушая свой приговор, чувствует он только холод спокойствия.

"Наши дальнейшие слова адресованы только этому человеку."

Кто-то толкает пластину откидного столика. Вода из перевернутого стакана проливается человеку в сером на брюки, тот не успевает увернуться. Брезгливо морщится.

Вокруг царят паника, крики, отчаяние. За годы жизни он стал глух к ним, научился обращать не больше внимания, чем на стрекот цикад летней ночью.

За очень, очень долгие годы жизни.

Голографическая карта над заблокированной дверью салона сообщает, что "ортос" приближается к Мехико. Шпили небоскребов, уходящая в стратосферу игла орбитального лифта, и где-то посреди всего этого - два нелепых ископаемых чудовища, пирамиды Теотиуакана, каким-то образом выжившие в окружении современных зданий.

"Ты умрешь. Умрешь, как умирали мы. Ничто не забыто, и ничто не прощено."

Человек в сером рассеянно кивает этим словам.

"Ты умрешь. Твоя смерть станет нашим посланием всем твоим. Всем, кто мнит себя недосягаемым для нас. Всем, кто заперся в своих башнях из слоновой кости."

Опять словесный а[ну уж нет]ронизм, нелепый, хоть и понятный адресату.

"Ты умрешь, захлебываясь проклятьями. Зная, что в аду для тебя приготовлено особое место."

В голосе слышится едва заметная дрожь, она выдает эмоции говорящего. Искренняя ненависть. Искренняя вера в свои слова.

Искренний непрофессионализм.

Человек в сером качает головой. Вновь брезгливо морщится.

"Ты умрешь."

Дрожь сотрясает корпус лайнера. Перекрывая плач хора обреченных, металл и пластик оглушительно стонут, кричат, воют.

На скорости девятисот километров в час "ортос" сносит шпиль Ксотал-билдинг, проходит в считанных метрах от громады офиса "ЛюмериКо" и, снизившись почти до земли над бывшей Дорогой мертвых, врезается в основание Пирамиды Солнца.

Скальная громада Серро-Гордо сотрясается до основания. Над Мехико всходит новое светило.

...

- Х-ха! Вот тебе, шлюхин сын!

За гулом пламени выстрелы "ингрема" с глушителем разобрать не удалось, но Энрике знал, что у его друга не было шансов уйти живым. Сам он лежал на опаленной земле, скорчившись, истекая кровью. И даже как-то не раскаиваясь в том, что подбил Хосе выбраться на место крушения "ортоса". Не подумав, что конкуренция среди мародеров будет высока.

Сознанием его владело сейчас сожаление по другому поводу. Когда-то он надеялся, что Теотиуакан все же не тронут. Древний храмовый комплекс пережил все гражданские войны, пережил присоединение Мексики к Соединенным Штатам и даже борьбу со всем, что имело отношение хоть к какой-то религии. Борьбу, которую Лига объединенных держав перевела, как утверждалось, в цивилизованное русло. Это означало, что сооружения, имеющие культурную ценность, обычно не трогали. Боги, в честь которых были возведены Пирамиды Солнца и Луны, могли бы довольно потирать руки - их наконец-то уравняли в правах с теми, кто пришел им на смену. Но боги были мертвы.

Энрике не знал, что ждет в посмертии его самого. Но выяснить это ему предстояло в самое ближайшее время.

Клякса крови, только что сплюнутой им на стекло, зашевелилась. Словно амеба под взором микроскопа, поползла к краю осколка. Ее примеру последовали и прочие алые брызги, оставляя за собой неровные дорожки.

- Санта-Муэрте... - Энрике был еще в сознании, настолько, чтобы понимать нереальность происходящего. Но холодное, скользкое, давящее ощущение чего-то очень, очень плохого овладело им, заглушив даже боль.

Он закашлял, скорчился, распрямился. Затрепыхался, как вынутая из воды рыба. Перед его глазами воздух сгустился, свернулся, как скисшее молоко. Из пустоты проявлялись черные нити, они разрастались, повторяя какую-то очень знакомую форму...

Форму вен и сосудов. Форму кровеносной системы, дошло до затухающего сознания Энрике. Прямо как на учебной анатомической голограмме.

- Что там у тебя? Давай резче!

Рохо обернулся, не дождавшись ответа. И остолбенел.

Среди тлеющих еще ошметков и битого стекла, в десятке метров от подстреленного мальчишки, лежало тело, которого там точно не было пару минут назад. На секунду Рохо показалось, что мертвец обнажен и вымазан какой-то блестящей черной субстанцией, но стоило моргнуть пару раз, и зрение прояснилось. Человек был одет, и одет хорошо - в светло-серый деловой костюм. Ни пятнышка, ни следа от гари на матовой ткани. Рядом со скрюченными пальцами правой руки валялась трость, которой секунду назад там тоже не было.

Подавив иррациональное желание бросить все и бежать, Рохо приблизился, наставив на человека в сером "ингрем". Михель и Торо не тронулись с места, Алья же, презрительно хмыкнув, без колебаний шагнула к мертвецу и осторожно ткнула того в бок подкованным мыском ботинка.

- Не ссыте, не кусается. Черт, это ж гринго. С самолета. Как целехоньким только так приземлился.

- Мне похрен. Не нравится мне он.

Все обернулись на Артуро. Главарь, насупившись, как-то неуверенно сжимал в руках свой любимый автоматический "харпер". Рохо показалось, что тот пытается поднять оружие, прицелиться, но какая-то сила словно не дает ему это сделать.

Алья сплюнула прямо на лицо покойника, затем без лишних сантиментов присела на корточки и распахнула серый пиджак.

- Ого! Да вы только гляньте!

На свет был извлечен бумажник, и тут все пятеро хором выдохнули. Это был настоящий бумажник из настоящей кожи, не пластиковый чехол, куда помещается только кредитка и ай-ди. И выглядел он увесисто.

- Дай-ка сюда. - Торо по-хозяйски выхватил бумажник из руки девушки. - Щас глянем, что за птица такая... Ах, дьявол! Ну да, разумеется.

Рохо даже не удивился. Ай-ди, синхронизированный с биодатчиками, превратился в кусок серого пластика со смертью владельца. Расшифровать его теперь можно только в полиции.

- Уходим. Все.

Артуро попятился, не сводя взгляда с мертвеца.

- Погодь... Ай-ди заработал.

Трепыхнувшись, сердце человека в сером останавливается вновь, словно само бытие отвергает результат надругательства над законами мироздания. Но проходят мгновения - раз, другой, оно все же сокращается, разгоняя кровь по телу, и наконец начинает биться как прежде, ровно и тяжело...

Резкий выдох. Крик, оборачивающийся болезненным хрипом. Мертвый воздух изгоняется из легких, мышцы грудной клетки возобновляют свой труд...

Человек в сером не без труда поднимается на ноги, помогая себе тростью. Пошатываясь, делает пару шагов, пока мысок ботинка не касается обломка кресла, пока взгляд не останавливается на дергающейся, еще живой голограмме. На забрызганном кровью значке OW, заменившем земной шар на гербе Лиги.

Трость опускается на треснувшее стекло проектора, с хрустом проламывает дорогу к автономному источнику питания, и только после этого голограмма наконец-то умирает.

Затем человек в сером наконец-то разворачивается к мародерам, проводит рукой по лицу, демонстративно размашисто стирая загустевшую слюну плевка. Улыбается пятерым заблудшим овцам, даже не пытающимся бежать. Потому что на ожившем ай-ди значатся имя и должность его обладателя. И осознание этой несложной комбинации латинских букв сокрушает всякую волю к сопротивлению. Как уже было много, много раз.

У человека в сером очень серая, незапоминающаяся, банальная внешность. Его имя и фамилия, в общем-то, тоже не представляют из себя ничего уникального. А вот должность говорит о нем все, что вы должны знать. Потому что это чуть больше, чем просто должность.

- Я не выношу некоторых вещей, уж простите старика. - голос ожившего мертвеца скрипит на ветру, как петли кладбищенской калитки (словесный а[ну уж нет]ронизм, который ничего не скажет этим пятерым, выросшим в мире силовых полей и мгновенной объемной печати, и потому вслух он не озвучивается). - Я не выношу непрофессионализма, я не выношу неуважения... Я еще очень плохо отношусь к мелкому воровству. Словом, причин для снисхождения у меня ну вот вообще нет.

Торо, подвывая, падает на колени, протягивая человеку в сером так не распотрошенный бумажник. Тот брезгливо подхватывает его и убирает обратно, затем, прислонив трость к перевернутому креслу, извлекает из второго кармана пачку сигарет. Совсем простых, недорогих, банальных сигарет.

Пять пар глаз внимательно следят за тем, как язычок пламени зажигалки касается тонкой бумаги.

Пять сердец бьются куда быстрее обыкновенного.

В общем-то, пять судеб сложились в эти минуты очень, очень погано.

Но осталось еще кое-что.

Жертвоприношение. Жизнь за жизнь.

Там не делают подарков, но не прочь продать в кредит. И чем быстрее рассчитаешься с долгами, тем лучше.

Человеку в сером это ведомо очень, очень хорошо.

- В общем, вас здесь пятеро, ребята. Но полиции дождется четверо. Начинайте.

И дальше происходит то, что происходило десятки, сотни раз, когда этот человек произносил "начинайте". На улицах Варшавы и Данцига, на пыльном плацу Хаксли-Пойнт, на стерильно-чистом ферробетоне лагерей Брекенридж и Джексонвилль.

Проходит достаточно много времени, прежде чем человек в сером поднимает руку, воздев к небесам трость.

- Достаточно.

К его удивлению, кровью из проломленного черепа исходит тот бандит, который целился в него из "ингрема". Казалось логичным, что четверо объединят усилия против пятой - чтобы оправдаться за плевок, за бумажник, и потому, что она была физически слабее остальных. Но, видимо, страх отнял у бедняг весь разум.

Девушка щерит зубы то ли в ухмылке победителя, то ли просто от злобы. Закрывает ладонью поврежденный в драке правый глаз. Цвет левого почти неразличим из-за расширенного до краев радужки зрачка, и все же на секунду человеку в сером кажется, что цвет этот - ярко-фиолетовый.

Погр[лобзал]ьное пение приближающихся сирен перекрывается истошным, пронзительным визгом. Отбросив затушенный окурок, человек в сером шагает навстречу полицейскому ховеру, не оборачиваясь. Тонкие, сухие пальцы выхватывают из пачки новую сигарету.

Недорогую, привычно-вкусную. Банальную.

Часть первая. Тим

В настоящий момент первая часть (главы I-IV) [ну уж нет]одится в процессе переработки. С исходным текстом образца 17.04.17 вы можете ознакомиться под катом.

Раскрывающийся текст

Over borders that divide the earthbound tribes

No creed and no religion, just a hundred winged souls

Надпись над корпусе "Нагльфара"

0. хх.хх.2ххх

- Миру оказались нужны не те герои.

Мужской голос. Хриплый, срывающийся на кашель.

Удар. Треск помех.

- Ты прав. Но что это сейчас меняет?

Женский голос. Насмешливый. Тонкий, почти девичий, с заметным британским акцентом.

Удар.

- Детство кончилось, Тимми. Для всех нас.

Удар. Еще удар.

Стук чего-то тяжелого по полу.

Щелчок.

Выстрел.

Помехи.

Тишина.

1. 17.04.2240

Тимоти Эндрю Лэнгстон извлек бусины миллидинамиков из ушей, тщательно вытер, положил в карман пиджака. Откинув голову, позволил обитому дорогой тканью креслу приглушить боль. Позвоночник горел огнем, хотя с последнего сеанса нейромассажа прошло всего два часа.

Золотые часы показывали без четверти пять.

За тонированными окнами ховеркара сиял неоном и флуопластиком Рио-Прайм - административный центр Юго-Западного региона Объединенных держав, город, за неполных два века переживший четыре войны, потерявший свое старое имя и чистое небо, и наконец-то получивший право пользоваться всеми благами победившей стороны.

Было удивительно, что он смог сохранить белоснежную статую с раскинутыми в стороны руками, некогда возвышавшуюся над окрестными кварталами, а ныне скромно ютившуюся в тени феррокритовых титанов, уходящих шпилями далеко за облака. После Эдикта о религии все, что имело отношение к организованным культам прошлого, было сметено с лица Земли. С усердием, которому позавидовали бы варвары, разорившие Рим в начале двадцать второго века.

Тим слышал, что дело было в том, что эксперты Департамента истории признали статую не религиозным предметом, а символом божественности Человечества, опередившим свое время. Впрочем, его этот вопрос волновал мало.

Над завибрировавшим планшетом расцвела голограмма.

- Мистер Лэнгстон! Мисс Мартинес подтвердила, что ожидает вас. Предоставляю вам допуск...

Тим рассеянно кивнул, натягивая перчатки. Водитель обернулся, ожидая распоряжений.

- Возможно, я задержусь. Но не факт, что надолго.

- Принято. Хорошего вечера, мистер Лэнгстон.

- Ага.

Дверь ховеркара бесшумно затворилась. Тим подождал несколько секунд, позволяя окулярным имплантатам привыкнуть к уличному освещению.

Как и все мегаполисы Лиги, Рио-Прайм был погружен в вечную ночь. Чтобы различить небо в просветах между трехсотэтажными домами, приходилось задирать голову сильнее, чем Тим мог со своей больной шеей.

Тяжесть ста семидесяти лет ощущалась как никогда, и все достижения медицины Божественного Человечества, и без того продлившие жизнь Тима почти вдвое, не могли тут ничего изменить.

- Мистер Лэнгстон, я полагаю?

Выражение лица охранника всегда меняется с равнодушно-вежливого на удивленное, а затем - подобострастное, когда приложенный к сканеру идентификатор личности показывает "Тимоти Эндрю Лэнгстон, субдиректор, Департамент общественного благоустройства". К этому Тим успел привыкнуть еще полвека назад.

- Верно полагаете.

Сам Тим подозрения у системы безопасности не вызвал. А вот его кейсом детектор подавился, разразившись истеричным пиликаньем.

Не растеряв подобострастия, охранник виновато улыбнулся.

- Чертовы датчики. Иногда принимают электронику за оружие...

- Там и есть оружие.

- Что?!

- Дробовик "Хеллфайр" 2048-го года выпуска. Полностью деактивирован до состояния габаритного макета. Приобретен легально. Документы там же, в боковом отделении. Откройте, посмотрите, сверьте по базе. Я подожду.

К чести охранника, на слово он не поверил. Открыл, посмотрел, сверил по базе. Тим ждал.

- Прошу. Проходите. Если позволите спросить...

- В подарок. - ответил Тим на так и не озвученный вопрос. - Даме.

Охранник промолчал. Собственно, говорить тут было нечего.

2...3...10...20...41.

На сорок первом этаже лифт остановился. Вошли двое - худощавая женщина в сиреневой кофте и короткой юбке, и мальчик лет семи. Футболка с грубой репродукцией картины "Последний омник" была ему не по размеру велика, отчего каток, давящий побежденного робота, больше напоминал оплывшую пластилиновую поделку.

Мальчик долго вглядывался в лицо Тима, затем тронул мать за руку.

- Mae, olha para os olhos dele!

Тим даже не сразу понял, что ребенок говорит не по-английски.

Женщина дернула мальчика за воротник, оттолкнув в угол лифта. Заметно дрожа, обернулась к Тиму.

- Прошу прощения, мистер. Поверьте, Джорджи хорошо воспитан, просто иногда...

"С принятия Эдикта о языках прошло одиннадцать лет. Почему ваш ребенок вообще знает португальский?"

Тим не произнес эту фразу вслух, ограничившись кивком и ни к чему не обязывающим "окей". Страх в глазах женщины был слишком искренним.

60...80...87.

Приехали.

Коридор был пуст. Тим неспешно проследовал до нужной двери. Остановился, поставил кейс на пол. Промокнул лоб платком. Только затем приложил идентификатор к сканеру.

"Войдите."

Створы разошлись в стороны, силовое поле беззвучно растаяло в воздухе.

Тим сделал шаг вперед...

...и оказался в довоенной Швейцарии. Сказочной, нереальной стране.

Дальнюю стену огромной гостиной целиком занимала голографическая проекция горной панорамы. Пропущенный через серию фильтров воздух был настолько чистым, что Тим закашлялся.

- Алехандра, я знал, что "Паллас" обеспечил своей заслуженной сотруднице роскошное жилище. Но такого! Я! Не ожидал!

Это стоило ему некоторых усилий, но Тим удержал радостное выражение на лице, даже когда Алехандра подъехала к нему на гравикресле, и он наконец-то смог рассмотреть ее лицо.

Выглядела она гораздо хуже, чем на снимках в переписке.

Тонкие, сухие пальцы заплясали над голографической клавиатурой. На экране рядом с лицом женщины высветился текст.

"И тебе привет.

Не ждала, что сорвешься и приедешь.

Впрочем, рада."

Тим рассеянно кивнул. Заготовленные фразы показались ему неуместными, ненужными.

Алехандра покачала головой, понимая, что его так обескуражило.

"Я не писала об этом.

Шесть реювенаций.

Последняя прошла неудачно.

Голосовые связки не прижились.

На новую уже не решусь."

- Хорошо, Алли. Хорошо. Ты для меня все равно не изменилась.

"Сделаю вид, что поверила.

Ты тоже выглядишь лучше, чем я ожидала."

- Сколько лет прошло?

"Понятия не имею.

Мы с тобой сейчас вне времени.

Как Трейсер :)

Тогда мне было двадцать три.

День помнила. Но вылетело.

Подскажи."

Тим приподнял бровь. Точки со скобкой, означавшие шутливый тон текста, никто не использовал на его памяти уже несколько десятилетий.

Название праздника вспомнил не сразу.

- День фейерверков Сэма.

2. 04.07.2088

Праздники - едва ли не единственное, что побежденные берут из рук победителя без угрызений совести. Даже если в названии торжества значится "независимость", которой побежденные как раз лишаются.

Не прошло и года с появления 51-й звездочки на флаге США, а жители Мехико, Дорадо и Пуэблы встречали Четвертое июля как свой собственный праздник.

Красные, зеленые, оранжевые сполохи плясали по стенам и потолку. Треск фейерверков пытался пробиться сквозь пелену нетрезвого сна, и в конце концов в этом преуспел.

Тим застонал, приподнявшись в кровати. Мысли ворочались с заметным трудом.

- Спи давай. Рано еще.

В бок ткнулся женский кулачок. Вспомнить имя той, кому он принадлежал, а также обстоятельства появления Тима в ее доме, получилось не сразу.

Алехандра что-то еще добавила по-испански. Тим заглушил эти слова поцелуем.

Она была теплой и податливой, с запахом сигарет, какого-то цветочного парфюма и, собственно, ее самой. Но в основном сигарет.

До вчерашнего вечера Тим почему-то полагал, что страдает аллергией на табак.

Когда Тим снова откинулся на подушку, праздничная канонада за окном почти стихла. На смену разноцветным отблескам пришел серый предрассветный сумрак.

Телепанель включилась сама, видимо, Алехандра предпочитала использовать утренние новости в качестве будильника, да так и забыла вчера вырубить таймер.

Пересказ произошедшего за ночь окончательно привел Тима в чувство.

"Наступление омников. Екатеринбург, Россия."

Угловатые силуэты "святогоров", столбы дыма на горизонте, древние - еще колесные - автобусы, заполненные гражданскими. Крупный план - бронированный ховеркар, судя по всему, принадлежащий иррегулярам. В обычной армии даже у русских косо смотрели на тюнинг из приваренных к корпусу частей тел омников. Связка железных черепов под знаменем с каким-то лозунгом. Тим успел разобрать "ОТЕЧЕСТВО", прежде чем снова пошла мешанина шагоходов и колесной рухляди.

Подборка кадров, конечно, была такой неспроста. Смотрите, дорогие зрители, вроде бы наши союзники, а живут в каменном веке. О том, что во время Первого восстания машин Россия справилась с угрозой омников, не прибегая к помощи бойцов "Овервоч", никто сейчас не вспоминал. Как и о том, что с начала Второго восстания до хоть каких-то телодвижений Альянса в вопросе спасения своего восточного соседа прошло долгих четыре года, стоивших русским трех миллионов жизней.

По руке Тима царапнули ухоженные ногти.

- Выруби. Не хочу это слушать.

Для девушки, выросшей на оставшихся после Первого восстания руи[ну уж нет], Алехандра воспринимала мировые новости удивительно равнодушно. Возможно, потому, что в этот раз омники убивали людей исключительно на другом континенте. Возможно - еще и потому, что в Дорадо боялись выходить на улицу после десяти вечера отнюдь не из-за омников.

На экране расцвела немая заставка. Красочное изображение Солдата-76 в его знаменитой бело-сине-красной армированной куртке. С лицом, закрытым не менее знаменитой маской.

Тим не удивился. Он уже мог хорошо припомнить историю, рассказанную ему с пьяной откровенностью и неожиданно не имевшую ничего общего с тем, что обычно так рассказывают. Историю о том, как десять лет назад бывший агент "Овервоч" Джек Моррисон, он же Солдат-76, оказался между юной Алехандрой и брошенной в переулок гранатой, отказавшись от преследования своих врагов и рискнув жизнью ради незнакомой девочки.

- Небось сейчас думаешь, что я наврала тебе вчера про Семьдесят шестого. Это ж сейчас любимая тема. Все мы тут сохнем по американским героям.

Тим только пожал плечами.

- Ну если не веришь, пробей по Сети. "Алехандра Мартинес" и "Солдат-76". У меня тогда даже два интервью взяли. Десять лет прошло, могу слово в слово все пересказать.

"Солдат-76 в США считается военным преступником, начнем с этого", чуть было не сказал Тим. Вместо этого он протянул руку, приобнял Алли за плечи.

- Я тебе верю. Не кипятись.

- Ну и славно. Подай бутылку, будь добр.

Алехандра отхлебнула колы, передала Тиму.

- Вот часто многие удивляются, почему у него такой заметный костюм. Яркий. Я знаю. Под белыми и красными участками усиленная броня. Так как они инстинктивно привлекают внимание, и скорее туда стрелять будут, а не в голову.

- Интересно. Не знал. Думал, это в честь американского флага.

- Ну, наверное, и это тоже.

Они молчали. Долго. Каждый думал о своем. Первой молчание нарушила Алехандра.

- Он уже тогда был старым. Седым. Но я не верю, что он мертв. Он слишком крут, чтобы дать себя убить.

Тим молчал. Слушал.

- Все это кажется глупым, придуманным каким-нибудь tonto, пока не происходит с тобой. Наверное, мне просто очень сильно повезло. Такая случайность. Кого-то спасает полиция, или друзья. Или Провидение. Кого-то никто не спасает. Большинство никто не спасает. Меня спас Семьдесят шестой. Dios mio, я даже имя его тогда вспомнить не смогла, хотя все знали, что вот он, Джек Моррисон, позывной "Солдат 76". Смотрел на нас с каждого плаката. А потом вот прямо из этого плаката вышел. Comprendes?

- Понимаю. Представь себе, понимаю.

- Не верю. Откуда?

Он мог бы рассказать. Про мемориальный музей "Овервоч", про то, как Тим и его старший брат Брайан оказались там в момент нападения "Когтя". Про появление Трейсер и Уинстона. Про "Ребятки, кавалерия прибыла!", про перчатку Кулака смерти и про свой восторг от того, что истории из мультиков оказались самой что ни на есть реальностью.

Но что он мог добавить к этому рассказу? То, что похоронил те эмоции еще ребенком, когда окончательно осознал, что они с братом тогда были на волосок от смерти по вине обеих сторон? Что свою первую банку пива он опрокинул под брайаново "земля ему битым стеклом", когда в новостях сообщили о ликвидации Солдата-76? Жалеть тут можно было лишь о том, что Моррисона не взяли живым для справедливого суда. Да, на одной чаше весов были спасенные им жизни, в том числе и жизнь Алехандры. Но на другой - абсолютно безрассудная дуэль со Жнецом, которая привела к гибели едва ли не большего количества невинных.

Что до Лены Окстон, более известной как Трейсер, конечно, для восьмилетнего Тима она была кумиром. У Тима выросшего она вызывала смесь удивления и раздражения, а в последние годы - и жалости. Яркая, живая, инфантильная, она не сумела найти себя в стремительно меняющемся мире, где паранормальные способности порой давали до обидного мало преимуществ. Она могла избегать смертельных ранений, растворяясь в воздухе и материализуясь вновь, но ей было не под силу обернуть время вспять, чтобы предотвратить убийство Текхарты Мондатты или атаку омников на Тянваньскую АЭС. Было больно смотреть на то, как Лена мечется в поисках хороших и плохих, легко покупаясь на риторику совершеннейшей мрази. Фотокарточка с автографом Трейсер все еще хранилась у Тима в бумажнике, но последние годы он прятал ее под кредитками.

- Так расскажи, откуда ты знаешь?

- Когда-нибудь расскажу.

- Guason!

- Сама такая.

Они рассмеялись в унисон, обнимая друг друга. На улице кто-то еще трещал запоздалыми фейерверками.

- Так, пташки, проснитесь и пойте.

- Все понимаю, Лейтенант

Тогда Тим еще не знал, что достаточно скоро ему придется слышать за окном грохот настоящей артиллерии. Что война дойдет и до Северной Америки, по пути потеряв стройную форму противостояния человека и машины. Он не знал, что затянувшаяся агония цивилизации двадцать первого века завершится совсем не так, как следовало из всех без исключения симптомов.

После того, как были предъявлены все взаимные счета, после геноцидов и механоцидов, джихадов и крестовых походов, после заключения и распада самых странных союзов и братств случилось то, во что, в общем, уже никто не верил.

По выражению Орсона Мина, Первого директора Департамента истории, "у Человечества наконец-то заработала иммунная система."

И где-то во всей этой кровавой кутерьме, сменившейся стерильным спокойствием нового порядка, потерялся след кучки идеалистов в ярких защитных костюмах, когда-то взиравших на жителей Земли с каждого плаката.

По крайней мере, так было принято считать.

3. 17.04.2240

Холодный, болезненно резкий свет ламп коридора остался за дверью, за сомкнувшимися вновь створами. Войдя шаг в шаг с человеком, она остановилась, не шевелясь, позволяя глазам и коже передать мозгу информацию об этом новом месте - об иллюзорных горах на фоне фальшивого неба, о датчиках, пристально следящих за входящими, о машине, поддерживающей жизнь второго человека, скрючившегося в кресле. Глаза людей и объективы камер не представляли сейчас никакой опасности - их взгляд беспрепятственно проходил через ее тело. Она была тенью вошедшего человека, чернотой стенных ниш, сумрачным небом за оконными стеклами. Свет и она существовали в разных реальностях, не пересекаясь друг с другом.

Человек извлек из контейнера оружие.

Лишенные зрачков глаза сузились. Украшенный изогнутым когтем палец завис над кристаллом-активатором на древке Косы.

Через десять ударов сердца она вновь расслабилась.

Это оружие было давно мертво.

"Потрясающе. Это не реплика?

Держала в руках хорошие копии "ингремов" Трейсер.

Но тут похоже на настоящий."

Алехандра с неподдельным интересом разглядывала затейливую гравировку на цевье "хеллфайра". Дробовик был слишком тяжел для ее худых рук, так что она держала его на коленях.

Глаза у нее не изменились. Темно-карие, все такие же ясные и внимательные. Глаза, да еще брови.

Все остальное, в общем-то, не имело принципиального значения.

- Почти уверен, что подлинник. Жнец, сама знаешь, славился тем, что носил на задания запасные пушки. Неудивительно, что кто-то подобрал такой сувенир. Его нашли при сносе старого здания Британского музея.

"Спасибо, Тим."

Он подвинулся поближе, приобнял за плечо.

Эту встречу он представлял себе иначе, но и происходящее не разочаровало его.

Последние годы ему сильно не хватало возможности кого-то так вот приобнять, говоря о вещах, понятных им обоим.

- Прости, если вопрос бестактный...

"Прощаю. Задавай."

- У тебя же есть синтезатор, - Тим коснулся еле заметных линий на шее женщины - Почему ты общаешься текстом?

Алехандра [ну уж нет]мурилась. Покачав головой, отвела руку Тима.

- Потому что я не Аледжандра.

Голос был приятным, красивым. И действительно похожим на тот, каким Алли говорила лет в тридцать. Вот только без акцента.

И да. "Аледжандра."

- Да, я понял. Извини еще раз.

Синтезаторы голоса не предусматривали вариантов произношения имен и названий, отличных от общепринятого английского.

Видимо, для Алехандры это было важно.

- Продолжаем ночь глупых вопросов. Я верно понимаю, что живешь одна? Ты не писала об этом, и я вот думал...

"С Рикардо не стали продлевать брачный контракт.

За что тут цепляться?

Он быстрее меня расклеился.

Ну и многого не мог простить."

Сделав паузу и не дождавшись реакции Тима, она продолжила.

"Конурка моя - считай, подарок на расставание.

Только не от него.

Без меня и "Паллас" обошелся.

Возможно, зря ушла.

Кто бы сказал, что сейчас они будут заниматься колониями...

...где вообще?

На Тау Кита?

Не помню. Не хочу проверять.

А начинали-то с чего.

Африка. Алмазы.

Целая эпоха минула, me..."

Последнее слово - видимо, какое-то ругательство на испанском, - быстро превратилось в набор бессмысленных символов.

Алехандра грустно улыбнулась.

"Даже не назвать вещи своими именами.

Так и живу.

Без имени, без голоса, без Бога.

И даже без ругательств."

Тим никак не прокомментировал слова Алли. Она могла позволить себе ходить по грани, но он поддерживать такой разговор не собирался.

"А ты-то как? Все на службе?"

- Здоровье позволяет.

"Здоровье.

Да, мы многим обязаны Ангелу.

То, что мы сейчас с тобой разговариваем - ее заслуга."

- Не только.

Разработки Анжелы Циглер были, без сомнения, ключом к долгожданной победе рода людского если не над смертью, то над старостью. Но сделать реювенацию доступной и безопасной получилось далеко не сразу, и без огромных средств, выделяемых Лигой на эту программу, вечная молодость так и осталась бы, как в прошлом веке, уделом считанных десятков людей.

"Нет, только.

Она тогда единственная из всех открыто поддержала Лигу.

Хотя никто от нее не ожидал.

Но, видимо, за все приходится платить.

А мы думали, что уж она-то переживет и нас."

Тим промолчал. Память была еще слишком свежей. Торжественные похороны Анжелы Циглер, проникновенная речь Первого директора Департамента здоровья, дежурные слова репортеров о рубежах войны Человечества против природы, о вечной памяти и заслуженном покое.

Пацифист, врач, ученый. Белокрылый ангел, вставший на сторону врагов Бога, потому что мог так помочь большему количеству людей.

Худенькая светловолосая фигурка в окружении венков и черных лент.

Мало кто знал, что причины смерти Ангела не были естественными. Перерезанные на обеих руках вены вообще имеют мало общего с естественным порядком вещей.

Еще меньше людей могло соотнести это с ее участием в проекте "Очищение". Работой с бесконечным потоком "добровольцев" из числа тех, чьего исчезновения никто не замечал. А если замечали, то вздыхали с облегчением.

Возможно, Ангел не смогла дальше идти на сделки с самой собой. Возможно, она просто очень, очень устала.

Поудобнее устроившись в кресле, Алехандра раскрыла альбом. Тяжелый, в тисненой коже, со страницами из прозрачного пластика.

Фотографии. Красивые, четкие, идеально заламинированные.

Титульная картинка - знаменитый плакат с Джеком Моррисоном, ведущим за руку спасенного ребенка.

Ана, Моррисон и Рейес в Египте.

Зарянова на обложке какого-то русского журнала.

Граффити с лого-подписью Сомбры.

Первый фоторобот Жнеца - маска Смерти и черный капюшон.

"Кстати, Жнец, скорее всего, жив до сих пор.

С его регенерацией от старости он точно не умрет.

И Трейсер.

Больше никто дожил, вроде бы.

Ангел - последняя из тех, кто был на виду."

Редкое фото. Полицейская съемка с места убийства Сомбры. Можно заметить, что все мониторы в комнате показывают одно и то же - карикатурную кошачью голову с мертвыми глазами-крестиками и надпись "mato al gato"[1].

Известное фото. Рукопожатие генерала Заряновой и магистра Райнхардта в горящей Варшаве. На фоне - мрачная, задумчивая Ангел. Уже без нимба и крыльев.

"Моррисон погиб еще тогда, до того, как все началось.

Новых Солдат-76 было после него трое.

Причем последний - как говорят, женщина.

Вроде бы ее ликвидировали.

Вместе со всем "Ластвоч".

Их фото не держу. Понимаешь, почему."

Тим понимал.

"Ластвоч". "Последний дозор".

Вполне заслуженно квалифицированный как террористическая организация, хотя состоял всего из четырех человек и трех омников.

Солдат-76, Тамплиер, Ганс и Гретель, Троцкий, Джинн, Экстерминатор.

Самозваные наследники, продолжатели дела, идейные последователи. Их цели были туманны, методы - сомнительны. Пожалуй, больше всего они преуспели в дискредитации своих предшественников.

Впрочем, им не повезло с эпохой. Стать частью Лиги, как Ангел, они не могли. Сражаться против нее было бессмысленно. Но они сражались.

Отложив альбом, Алехандра вывела на голографический экран систему поиска. Запрос выдал множество фотографий - в основном нечетких, кроме одной, повторяющейся от источника к источнику. Солдат-76 с закинутой на плечо импульсной винтовкой, позирующий на фоне пальм и флага Тихоокеанского союза. Конечно же, то никак не мог быть воскресший Моррисон - в Джеке было за два метра роста, этот человек казался худощавым мальчишкой. Или же худощавой женщиной.

- Да, Алли. Все верно. Она была ликвидирована в тридцать первом.

"В тридцать первом? Когда?"

- В июле. Во время анжелесских событий, сразу после падения "Вилхелма".

"Сложись все чуть иначе, и я бы ее встретила тогда на том свете."

[1] "кошку сгубило" (исп.)

4. 28.07.2231

"Соединение отсутствует." "Соединение отсутствует." Новости от вчера. "Соединение отсутствует." "Подождите." "...отсутствует."

Серые окошки с перечеркнутым красным кругом по движению пальцев Алехандры сменяли друг друга над планшетом, укрепленным поверх приборной панели. Столбик списка контактов, помеченных багровым "не в сети", также говорил о том, что со связью в Анжелесе и окрестностях дела обстояли сильно хуже, чем обычно.

Впрочем, это было меньшей из проблем.

Молотоголовая громада "Вилхелма" теперь висела в небе прямо по курсу. Обшивка сияла в лучах солнца раскаленным серебром, так ярко, что было невозможно различить на обшивке многометровые красные треугольники с птицей, сжимающей в когтях земной шар.

Первенец Объединенного Земного флота, линейный крейсер "Вилхелм" принимал боевое крещение у себя на родине, в конфликте, о котором мир ничего не знал еще минувшим вечером.

Присоединение Тихоокеанского союза к Лиге объединенных держав казалось решенным делом. Калифорнии, чуть больше века гулявшей на свободе, пора было возвращаться обратно, в лоно перерожденной империи. Япония и Объединенная Корея не имели шансов выстоять в условиях блокады со стороны Восточноазиатского региона Лиги.

Алехандра слушала в новостях о демонстрациях в Токио и Сеуле, о террористических атаках в исполнении - как удивительно! - сплошь омников и текки. Но было очевидно, что правительство Союза пошло по пути выбора меньшего из зол. Несколько сотен тысяч разумных машин и отбросов общества не стоили отказа от благ единения с Божественным человечеством. Тем более что тут, в Анжелесе-Франциско, к сосуществованию с Лигой давно привыкли. Никто не верил, что ЛОД будет что-то всерьез менять в бывшем штате, давно ставшем неофициальной частью Североамериканского региона.

Этой ночью что-то пошло не так. Что-то пошло чертовски плохо, настолько плохо, что Алехандру в семь утра разбудил вой сирены воздушной тревоги.

Небо между серебристым колоссом и городом внизу расчертили алые линии. Сперва по одной от каждой турболазерной батареи до земли - а затем десятки, сотни, сливающиеся в огненные потоки. До ушей Алехандры донесся тихий, еле слышный гул. Далекий рокот отозвался дрожью земной тверди, различимой даже сквозь корпус ховеркара, отделенного от асфальта сорока сантиметрами горячего воздуха.

Женщина заставила себя отвести взгляд от черных клубов на горизонте, набухающих изнутри красным. Не пытаться соотносить увиденное с мыслями о том, какое отношение взрывы могли иметь к именам, исчезающим из списка доступных контактов. Сосредоточить внимание на дороге.

Зеленый значок в списке разразился мелодией вызова.

- Алли, пропуск на твое имя готов. Просто предъяви ай-ди на въезде. Девятая площадка. Повторяю, девятая. Взлетаем через сорок минут.

- Хорошо, Элан. Что там, черт возьми творится? Что произошло этой ночью?

В направлении Анжелеса дорога была почти пуста. Зато навстречу шел плотный поток машин. Загруженных сверх нормы, с тюками, коробками, даже мебелью.

- Точно не могу сказать. Здесь ад. Омники повсюду нападают на людей.

- Омники? Почему?

- Не знаю! Говорят, наши напали на ЛОД. Точно были пуски ракет.

- Что за бред!

- Ты у меня спрашиваешь?

"Соединение..." "...установлено."

Канал Центральных новостей Земли.

Звука не было. Но и без него картинка говорила сама за себя. Бегущая строка подсказывала.

"...без предупреждения... ракетные удары по территории ЛОД..."

Какие-то руины и крошево, пожары. Солдат в силовой броне, показывающий пальцем куда-то вдаль. А затем - кадры, от которых заныло сердце.

"Вилхелм" в пронзительно синем небе Анжелеса.

"Джордж" над погруженным во тьму Токио.

"Николас", почти касающийся сияющих шпилей Сеула.

"...подтверждается, что Тихоокеанский союз использовал богопрограммы."

"О Господи."

Громкий рев клаксона.

Навстречу несся грузовой ховеркар. Кто-то ожидаемо решил воспользоваться встречной полосой, чтобы обойти основной поток. Алехандра вывернула руль, уходя от столкновения. Антигравы взвизгнули, перебрасывая машину через заграждение.

Удар. Скрежет. Пыль.

Несколько секунд, чтобы понять - цела. Жива.

И еще немного. Придти в себя. Обдумать увиденное.

Богопрограммы.

Наследие самых первых войн с машинами. Саморазвивающиеся ИскИны, свободно обходящие системы защиты, способные подчинять любых омников - даже тех, кто вовсе не собирался брать в руки оружие и убивать людей.

Кто-то еще в двадцать первом веке решил дать им имена в честь самых древних и зловещих божеств из человеческой истории. "Анубис", "Хель", "Кали", "Чернобог". ИскИны эти прозвища оправдывали с пугающей точностью.

Считалось, что все они были уничтожены или изолированы. "Овервоч", Машиноубийцы, НГ-38, "Финист" и, наконец, отряды "Очищения" ЛОД - на протяжении без малого сотни лет лучшие спецподразделения Человечества боролись против богопрограмм и, как казалось, преуспели.

Зачем было Союзу выпускать такого джинна из бутылки?

Внутренний голос тут же задал Алехадре второй вопрос: "А если это провокация ЛОД? Предлог для аннексии Союза и уничтожения оставшихся омников подчистую? Вероятно. Но не великоват ли риск..."

Ответа у нее было.

Ховеркар зашипел, поднимаясь над песком и щебнем, и двинулся в сторону башен аэропорта Анжелеса. Стрелка спидометра дрожала, отклоняясь вправо.

"Добро пожаловать в сектор Торренс."

Сбавив скорость, Алехандра осторожно вела машину, лавируя между брошенными ховеркарами. Одноэтажные пригороды Анжелеса казались вымершими. Где-то еще орала сирена. За белыми и красными крышами поднимались столбы дыма.

Рокот турболазеров. Дрожь стекол, огненные клубы в зеркалах заднего вида. "Вилхелм" медленно следовал за вращением Земли, оставаясь неподвижной громадой в безоблачном небе.

Ни треска очередей, ни рева двигателей. Война была совсем рядом, но на эти улицы она еще пришла.

Купола неостальных бункеров, идеально ровные линии мешков с песком. Хлопающее на ветру знамя с "Честь превыше жизни" Первого бронекорпуса. Разумеется, аэропорт был уже под контролем ЛОД.

- Назад! Прохода нет!

Алехандра, прикрыв дверь ховеркара, высоко подняла свой идентификатор. Солдат на вышке вскинул винтовку, прицелился. Чтобы рассмотреть ай-ди через оптику, как Алли с облегчением поняла через мгновение.

- Я Алехандра Мартинес! Гражданка ЛОД! На мое имя есть пропуск!

- Сумку на землю! Медленно подойдите и приложите ай-ди!

Писк датчика. Секунды ожидания, сливающиеся в десятки, в минуту, другую... Стук сердца.

- Проходите!

Она выбежала на летное поле, ища глазами что-то, похожее на девятую площадку. Истекли ли уже сорок минут? Она не знала. Планшет остался в машине.

Вспышка ярко-голубого света за спиной. На мгновение башни, ангары, шаттлы становятся двумерными, черно-белыми.

Алехандра бросилась ничком на землю, зная, что нельзя оборачиваться, нельзя смотреть. Если не хочешь лишиться глаз.

Но это был не ядерный взрыв.

Из-за крыш, из-за клубов дыма ударил ослепительный луч, перечеркивая "шею" молотоголового левиафана.

"Вилхелм" плавно, как при замедленной съемке, разделился на две части. И начал снижаться.

Читайте в следующей серии:

01.08.2231

- Никакого сожаления, мистер Лэнгстон.

- Никто из нас не испытывает никакого сожаления.

- Заставить их убивать вас. Умирать, сражаясь.

- Заставить вас убивать их. Открыто.

- Мы приняли это решение единогласно.

- Мы претворили его в жизнь.

- Теперь уже ничего не имеет значения.

Изменено 27 июня, 2018 пользователем Rommel

[Rommel]

Часть вторая. Трейсер

V. 28 июля 2231г.

- СЛОЖИТЕ ОРУЖИЕ. ВЫ БУДЕТЕ УНИЧТОЖЕНЫ.

В этих словах нет ошибки искусственного интеллекта. Две фразы не противопоставляются друг другу. Никто не дает выбора "сдаться или умереть". Просто перед тем, как умереть, предлагается сдаться.

Констатация факта. Вы все равно будете уничтожены, так что сложите оружие и не оттягивайте неизбежное.

- СЛОЖИТЕ ОРУЖИЕ...

Предупреждение приходит по миллионам адресов. По всему миру голографические экраны обретают одинаковый вид - черный фон, красное окошко с логотипом в виде оленьей головы. А динамики повторяют снова и снова:

- ...ВЫ БУДЕТЕ УНИЧТОЖЕНЫ.

Голос, которым зачитывается сообщение, подобран идеально. Он пробуждает древние, давно похороненные человеческие страхи и чаяния. Вытягивает из подсознания и наполняет новым смыслом крупицы памяти о той эпохе, когда человек еще был игрушкой в руках жестокой матери-природы. Когда от смерти его отделяла длина копья и сила слепой веры в благосклонность тех, кому он приносил жертвы.

В этом голосе звучит ветер, сбивающий снежные шапки с обледенелых кромлехов. В нем чувствуется терпкий привкус горячей, дымящейся на морозе крови. Слышится эхо катящейся по склонам лавины, кажущейся далекой, пока не становится слишком поздно.

"Цернуннос", последняя функционирующая богопрограмма, объявляет войну человечеству.

- СЛОЖИТЕ ОРУЖИЕ. ВЫ БУДЕТЕ УНИЧТОЖЕНЫ.

Даже здесь, под защитой неуязвимых для богопрограммы систем, за линиями цифровой обороны, под толщей скальной породы и феррокрита, кое-кому становится неуютно от этих слов.

Потому что на голографическом экране слепящий луч перерезает пополам громаду флагмана Объединенного земного флота.

Как бы не повернулась история человечества, этому кадру суждено стать ее частью, встать в ряд себе подобных за три с лишним века. Символом необратимых перемен, отметкой, разделившей мир на "до" и "после". Пылающий линкор "Аризона" на рейде Перл-Харбора. Оседающие в клубах дыма и пыли нью-йоркские башни-близнецы. Треснувший, словно яичная скорлупа, купол Капитолия. И вот - белая линия, перечеркивающая молотоголовую тушу "Вилхелма." Больше, чем кадры.

- СЛОЖИТЕ ОРУЖИЕ...

Десятки и сотни сообщений, вызовов, запросов. Еще не паника. Когда дойдет до паники - будет совсем плохо.

- ...ВЫ БУДЕТЕ УНИЧТОЖЕНЫ.

Цепкий взгляд перескакивает с одного окошка на другое. Фиксирует самое важное. Пальцы порхают по голографической клавиатуре, облекая мысли в текст.

За экраном следит еще одна пара глаз. Но обрамленные неестественно яркой фиолетовой радужкой зрачки то и дело сбиваются, косятся на смятую пачку в кармане рубашки.

Когда пальцы отвлекаются от иллюзорных клавиш, когда они подхватывают тонкую сигарету, когда чиркают колесиком зажигалки, эти глаза наполняются слезами.

- СЛОЖИТЕ ОРУЖИЕ. ВЫ БУДЕТЕ УНИЧТОЖЕНЫ.

- Подтверждено. "Шпага", сектор 19-03. Запрашиваем удар.

- Связь потеряна. Повторяю, связь с "Вилхелмом"...

- ...силам ПВО. Сбивать все, кроме спасательных капсул. Когда начнет снижение...

- ...потери среди мирного...

- ...запрос подтверждаю...

- ВЫ БУДЕТЕ УНИЧТОЖЕНЫ.

Словно опьяненный яростью боец, еще не осознавший, что получил смертельную рану, "Вилхелм" продолжает сражаться. Вновь расчерчивает небо алым - от стволов турболазеров до точки, откуда был нанесен удар. Но для корабля все уже кончено. Как в замедленной съемке, пламя пожирает...

...бумагу и табак. К потолку возносится едкое дымное колечко, а оранжевая точка на конце сигареты становится огненным шаром, кометой, солнцем - по мере того, как приближается к слезящимся глазам. Замирает прямо над переносицей.

Серия взрывов очерчивает контуры силовых систем кора[эх жаль], превращая тот в анатомическое пособие самого себя. В пламени один за другим пропадают три многометровых куба жилых отсеков. Затем огонь доходит до кормы. До двигателей и...

...правого виска, пройдя в паре миллиметров от кожи,опалив бровь. Затем, чиркнув по кончикам длинных, напитанных тушью ресниц, возвращается и вновь замирает над мокрым, беззащитным глазным яблоком. Для обладательницы фиолетовой радужки мир исчезает, становится светом - обжигающим, болезненно резким, бело-голубым.

Бело-голубой свет дюз "Вилхелма" меркнет. Еще поддерживаемые маршевыми двигателями и атмосферными стабилизаторами, обе половины корабля снижаются обманчиво медленно, хотя в реальности падение занимает не более тридцати секунд.

Первой на Анжелес опускается молотообразная "голова". Клубы пыли накрывают город бежевым саваном. Сила удара такова, что сейсмическая волна доходит и сюда, за многие километры от места гибели "Вилхелма".

По экрану пробегает рябь. Свет ламп, моргнув, вновь становится столь же чистым и холодным. А с кончика сигареты срывается пылающий уголек и, милосердно разминувшись с нижним веком, катится вниз по щеке.

- СЛОЖИТЕ ОРУЖИЕ...

- Сэр, мы вскрыли их канал. Предоставляю доступ.

Взгляд переключается на новую информацию. Сигарета возносится вверх, возвращается в угол тонкогубого сухого рта. Никотин привычно устремляется в легкие, помогая сконцентрироваться.

Фиолетовые глаза моргают, постепенно восстанавливая способность видеть. Если бы с блестящих сиреневой помадой губ мог слететь вздох облегчения, он бы оттуда, безусловно, слетел.

Все внимание человека в кресле сосредоточено на услышанном. Пальцы быстро и точно отбивают сообщения, хрипловатый голос отдает приказы. Позабыт "Цернуннос", его загробный голос впустую продолжает повторять одно и то же. Позабыта неестественно яркая фиолетовая радужка, пропитанные тушью ресницы и блестящая сиреневая помада, позабыт свежий ожог на смуглой щеке.

И лишь когда все приказы [ну уж нет]одят своих адресатов, пальцы подхватывают догоревшую почти до фильтра сигарету и без лишних сантиментов отправляют ее в теплую, влажную темноту между неспособных сомкнуться челюстей. Крохотный огненный метеор с шипением приземляются на языке. Не задержавшись, останки сигареты проталкивается дальше, словно в мусороприемник.

На экране, спрятав окна с трансляциями новостей, закрыв погр[лобзал]ьный костер "Вилхелма", расцветают два зернистых изображения.

Худощавая, похожая на мальчишку женщина в сине-красно-белом костюме, с лицом, закрытой защитной маской.

И рослый мужчина, с головы до ног закутанный в черное. Его лицо - тоже маска. Безупречно белый нечеловеческий череп.

Встреча старых друзей обещает быть интересной.

Даже жаль, что у человека в кресле есть иные дела.

VI. 11 октября 2087г.

-featuring Iron Maiden - Moonchild-

- Пс-с-ст. Глянь-ка сюда. Во-о-от, любуйся и гордись мной. Хранил на черный день, ну так хрен ли ждать, пора опробовать деток в деле. Узконаправленные, десять метров, это тебе не армейские глушилки... Но нам больше-то надо? Не, не надо. Там главный зал хватит перекрыть, ну и по периметру, где уж маячок закинет...

- Ну-ну.

- Чего? Ты, это, рыло держи бодро! Сегодня точняк не упустим, культей чую.

- Ага. Попрыгунью уже "не упустил" так.

- Пф! Сравнил хрен с пальцем! Кто та, и кто эта. Мекса ноль без палочки, простой смертный. У нее пиратская копия, на маячки завязанная. А попрыгунья - это, еханная сила, натурально девка-призрак. Я не секу только одно. Как она хренью этой управляет? Не видел ни разу, чтоб она трогала там чего, когда прыгает.

- Она псионик недоразвитый. Управляет силой мысли. И она не прыгает. Она ныряет.

- Значит, понырунья... Не. Не звучит. И вообще, откуда такие интимные познания? Раскрой секрет, не томи.

- Заткнись и собирайся.

- Ну Сви-и-и-ин. Сознавайся.

- Ну от дока, положим.

- Дока? Ангела, что ли? Оу! Это когда ты с ней и лясы поточить успел-то тогда?

- Не твое крысячье дело.

- "Босс". Ты забыл добавить "Босс".

- Собирайся.

- Бе-бе-бе. Ладно, покатили. Знаешь, в чем ржач будет? Если там и с попрыгуньей пересечемся. Точно говорю ж, она в "Кросс" хаживает.

- Ну так надейся и жди.

Надеждам и ожиданиям было суждено исполниться менее чем через час, но об этом не знал ни один из участников диалога.

...Хруст битого стекла под ногами быстро перестает восприниматься сознанием, превращается в еще один фоновый шум. Потому что стеклянным крошевом здесь покрыт каждый квадратный дюйм пола.

Сцену, пилоны, тяжелые занавеси уже не различить в дыму. Как и потухшие, мертвые буквы, складывающиеся в название этого места. SOUTHERN CROSS.

Взгляд на часы. Ярко-голубой экранчик показывает 23:17, 11 октября 2087 года. Зацепка, позволяющая не потерять себя.

Едкая вонь горящего пластика. Запотевшее желтое стекло защитных очков - точнее, то, что от него осталось. Правый глаз почти ничего не видит, да что там "почти" - совсем.

Приглушенные крики откуда-то из-за оплавленных перегородок. Она делает усилие, заставляя себя не слушать, не слышать.

Не думать о том, кто сейчас помогает ей идти, хотя сам припадает на протез искалеченной ноги.

- Какого хрена... - сипло выругался Крысавчик, - какого еханного хрена оно все не заткнется?

Эти слова заставляют ее сознание переключиться на то, что не имеет сейчас особого значения. Действительно. Музыка продолжает играть, хотя ЭМИ-заряды должны были выжечь всю электронику в помещении.

Против ее воли мозг фиксирует слова, исторгаемые динамиками вместе с быстрыми, плавными, пульсирующими переливами. Слова, написанные в другом веке для другой музыки, более резкой и жесткой, чей ритм не обязан был совпадать с бегом сердца танцующих.

I am he, the bornless one

The fallen angel watching you!

Babylon, the Scarlet Whore

I'll infilrate your gratitude!

- С-[собака]. Как ж больно!..

Тела на полу. Человеческие, окруженные черными кляксами крови. И нечеловеческие. Некоторые еще искрят, дергаются, но тут уже ЭМ-импульс сработал так, как должен был.

Дверь распахивается от удара ноги, впуская свет и чистый воздух. Наконец-то можно разглядеть покрытое копотью лицо Крысавчика, багровое, в свежих волдырях. Расширенные зрачки, недоуменно уставившиеся в ее собственное лицо. Потрескавшиеся губы кривятся.

- Твою мать. Попрыгунья, у тебя... это...

Она сдернула очки, потерла правый глаз. Заорала, когда пальцы коснулись того, что глазом уже быть никак не могло.

От ужаса, не от боли. Как ни странно, боли не было.

Музыка продолжала играть.

Moonchild, hear the mandrake scream!

Moonchild, open the seventh seal!..

VIII. 28 июля 2231 г.

-featuring Iron Maiden - Moonchild; Only the Good Die Young-

...Падение обратно в реальность, как обычно, было головокружительно быстрым и болезненным. Мир сгустился вокруг нее, сжал голову тисками, заставил скорчиться в позе эмбриона. Когда пульсирующая боль наконец-то ослабила хватку, пальцы сами собой нащупали корпус хроноакселератора. Даже сквозь продолжавшую терзать уши призрачную музыку она расслышала, как гудение стихает, провожая переход прибора в режим стабилизатора. Достаточно. Она нырнула, когда ударная волна от "Вилхелма" дошла до здания, когда стало ясно, что спастись, двигаясь со скоростью обычного человека, она не сможет. Время застыло, как сотни раз до того, воздух стал тягучим, словно клей. Она бежала, опережая вспучивающиеся клубы пыли и крошева, уворачиваясь от медленно опускающихся на землю обломков, слыша лишь рокот собственного сердцебиения. А затем была темнота. Хруст битого стекла и едкая вонь пластика, вернувшиеся из небытия.

Свет резанул по глазу, заставляя снова сжать веки, подождать, позволить жжению отступить. Затем повторить попытку.

Часы показывали 16:39, 28 июля 2231 года.

Трейсер мысленно пробормотала слова благодарности неизвестно кому. За то, что события в клубе "Сазерн кросс" остались в прошлом, в 2087 году.

Впрочем, и в настоящем хватало битого стекла, горящего пластика... И крови.

Холод отступил. Сердце отбивало стакатто в такт музыке, не желающей уходить вслед за видениями.

And if you try to save your soul,

I will torment you - you shall not grow old;

With every second and passing breath

You'll be so alone, your soul will bleed to death!..

Когда-то она была способна совершать десятки хроноскачков в день, избегая цепких объятий смерти. Голубым сполохом уходя не только от пуль, осколков и иных средств досрочного и болезненного прекращения существования, но и от старости - каждый прыжок отматывал для нее время на отметку в двадцать лет и семь месяцев. Возраст, в котором пилот-испытатель Лена Окстон исчезла из реальности, чтобы вернуться уже не совсем человеком.

Сейчас, спустя полторы сотни лет, она вполне понимала, почему вечная молодость всегда отождествлялась с проклятием. Человеческое сознание не было рассчитано на столь частое и грубое попрание законов бытия. Приступы и видения, сперва редкие, неопасные, от которых она отмахивалась, со временем стали постоянными спутниками хроноскачков. Даже когда она не пользовалась акселератором неделями, не было никакой гарантии, что очередной удар не настигнет ее в самый неожиданный момент, не скрутит тело, отправляя сознание блуждать в закоулках прошлого. Минутами, часами. Рекордный приступ чуть-чуть не дотянул до суток.

Выход был. Он был всегда, с тех пор, как Уинстон, объясняя принципы работы самого первого акселератора, с нажимом произнес: "даже когда не носишь его, всегда держи рядом. И не выключай. Никогда."

Просто вырубить хроностабилизатор. Позволить времени забрать долги. С процентами. Огромными процентами.

Знал ли Уинстон, что с каждым годом Трейсер будет задумываться об этом все чаще?

Возможно. Он многое предвидел, а что не предвидел - о том догадался. И первым сделал свой выбор. "Эта планета больше не для меня" - значилось на этикетке от арахисового масла, приклеенной к центральному монитору "Афины".

Он не дождался финала истории. Не дождался момента, когда после предъявления всех взаимных счетов, после геноцидов и механоцидов, заключения и расторжения самых странных союзов, когда после распада привычного миропорядка у человечества наконец-то заработает иммунная система. Когда земной шар займет свое место на треугольном красном гербе, в когтях черной птицы с расправленными крыльями. Над девизом, обещавшим всем "единство, процветание, свободу."

На гербе Лиги Объединенных держав.

22 ноября 2229 года стало датой провозглашения нового мирового порядка. Крупнейшие державы Земли объединились под эгидой доктрины Божественного человечества, идеологии рационализации через искоренение культурных различий, религий и национальных языков. После полутора веков войн и катаклизмов эта плата казалась более чем приемлемой.

Многие из соратников, друзей и знакомых Трейсер также не дождались этого момента. Как, например, убитый еще в 2081 году Джек Моррисон, первый из тех, кто носил позывной "Солдат-76". Его маска с горизонтальным красным визором и не по-военному яркий защитный костюм стали символами ушедшей эпохи, со временем обретшими новый смысл. Трейсер была третьим по счету Семьдесят шестым, возглавившим иных героев на иной войне. Третьим и, вероятно, последним.

Другие - дождались. Как доктор Анжела Циглер, субдиректор Департамента здоровья ЛОД, продлившая свой век далеко за установленную природой черту. Белокрылый ангел, вставший на сторону врагов Бога, потому что мог так помочь большему количеству людей.

Ее служба, впрочем, была недолгой. 8 мая 2231 года Анжела покончила с собой.

Не так много людей знало о происходящем достаточно, чтобы соотнести это с ее участием в проекте "Очищение". Работой с бесконечным потоком "добровольцев" из числа тех, чьего исчезновения никто не замечал. А если замечали, то вздыхали с облегчением.

Возможно, Ангел не смогла дальше идти на сделки с самой собой. Возможно, она просто очень, очень устала.

Не дожидаясь, пока сознание прояснится окончательно, Трейсер подобрала с пола импульсную винтовку, поправила защитную маску. Фильтры респиратора милосердно блокировали запах гари.

За окном - тем, что оставалось от окна, - пылали обезглавленные, перевернутые "пумы" и "атласы" армии Тихоокеанского союза. Она помнила, как ударная волна смяла, схлопнула дома, подбросила в воздух танки и шагоходы, словно игрушки. "Вилхелм" рухнул на город почти вертикально; если бы он врезался в земную поверхность под углом, на большой скорости, разрушения были бы куда сильнее. Но и без того урон Анжелесу был нанесен колоссальный.

Впрочем, все, имевшие к этому отношение, знали, на что шли.

Весь "Лэствоч".

Вполне заслуженно квалифицированный как террористическая организация, хотя состоял всего из четырех человек и трех омников.

Солдат-76, Тамплиер, Ганс и Гретель, Троцкий, Джинн, Экстерминатор.

Самозваные наследники, продолжатели дела, идейные последователи. Их цели были туманны, методы - сомнительны. Пожалуй, больше всего они преуспели в дискредитации своих предшественников.

Впрочем, им не повезло с эпохой. Стать частью Лиги, как Ангел, они не могли. Сражаться против нее было бессмысленно. Но они сражались.

Присоединение Тихоокеанского союза к Лиге Объединенных держав казалось решенным делом. Калифорнии, чуть больше века гулявшей на свободе, пора было возвращаться обратно, в лоно перерожденной империи. Япония и Объединенная Корея не имели шансов выстоять в условиях блокады со стороны Восточноазиатского региона Лиги.

В новостях говорили о демонстрациях в Токио и Сеуле, о террористических атаках в исполнении - как удивительно! - сплошь омников и текки. Но было очевидно, что правительство Союза пошло по пути выбора меньшего из зол. Несколько сотен тысяч разумных машин и отбросов общества не стоили отказа от благ единения с Божественным человечеством. Тем более что тут, в Анжелесе-Франциско, к сосуществованию с Лигой давно привыкли. Никто не верил, что ЛОД будет что-то всерьез менять в бывшем штате, давно ставшем неофициальной частью Североамериканского региона.

Этой ночью что-то пошло не так. Что-то пошло чертовски плохо, настолько плохо, что жителей Анжелеса в семь утра разбудил вой сирены воздушной тревоги.

И экстренный выпуск, уже вошедший в историю. Канал Центральных новостей Земли, 07:30 по местному времени.

Звука не было. Но и без него картинка говорила сама за себя. Бегущая строка подсказывала.

"...без предупреждения... ракетные удары по территории ЛОД..."

Руины и крошево, пожары. "Честь превыше жизни" на знамени Первого бронекорпуса, разворачивающиеся лепестками купола бункеров. Солдат в силовой броне, показывающий пальцем куда-то вдаль. Искрящие, дергающиеся останки омников. А затем - серебристые левиафаны, медленно следующие за движением Земли, оставаясь неподвижными громадами над зданиями и клубами дыма.

Линейные крейсера, первенцы Объединенного земного флота, принимавшие боевое крещение у себя на родине. В конфликте, о котором мир ничего не знал еще прошлым вечером.

"Вилхелм" в пронзительно синем небе Анжелеса.

"Джордж" над погруженным во тьму Токио.

"Николас", почти касающийся сияющих шпилей Сеула.

"...подтверждается, что Тихоокеанский союз использовал богопрограммы."

Трейсер не видела этот выпуск. Ей было не до того. Она не созерцала историю, она ее творила.

Треск переключаемых каналов. Шипение помех. Тишина. Снова шипение.

- ...сектор 5 и 16, запрашиваем...

- ...кто слышит...

- СЛОЖИТЕ ОРУЖИЕ. ВЫ БУДЕТЕ УНИЧТОЖЕНЫ.

- ...подкрепления...

- СЛОЖИТЕ ОР...

Тишина. Шипение. Тишина.

- Прием, Семь-Шесть. Прием.

Ну наконец-то.

- Прием, Джинн. Я жива. Ты в порядке?

- Очень хорошо. Да, я в порядке.

Что-то в его голосе насторожило Трейсер. Заставило вспомнить разговор двухдневной давности.

Разговор, которому предшествовало последнее совещание "Лэствоч" в привычном составе.

Возможность снова активировать богопрограммы у Тихокеанского союза была. Корея, воевавшая с омниками едва ли не дольше России, в конечном итоге собственными силами изолировала "Цернуннос" - одну из последних богопрограмм, дольше которой продержались только "Кали" и "Чернобог". Копия кода хранилась в "Комнате-39" под радиоактивными руинами Пхеньяна.

Желания снова активировать богопрограммы у Тихоокеанского союза, разумеется, не было.

Потому что не было у него и возможности хоть как-то контролировать освободившиеся иск-ины. Разве что молиться, что несовместимость протоколов связи окажется для них непреодолимым препятствием.

А вот у "Лэствоч" такое желание было. Потому что подписанные накануне документы предусматривали, в числе прочего, выдачу Лиге нескольких террористов и военных преступников, скрывавшихся на территории Союза. В списке значились фамилии четырех людей и индексы трех омников, которые на территории Союза делали много всего, но уж определенно не скрывались. Скорее, наслаждались славой и признанием.

И сейчас во власти этих четырех людей и трех омников было спутать планы сильных мира сего. Напомнить Божественному человечеству, что кое-каких богов оно рановато похоронило.

У них было желание и была возможность.

Трейсер, Ганс и Гретель, Экстерминатор и Троцкий проголосовали "за". Тамплиер - "против", и свое решение он пережил на сорок одну секунду. Рисковать они были не вправе.

Джинн воздержался.

- Мы все уже мертвы, Лена, - произнес он тогда, машинально поглаживая бороду и глядя куда-то поверх дымящегося еще экзоскелета Тамплиера, - мы все мертвы, и ты это знаешь лучше нас вместе взятых.

...Seven downward slopes,

Seven bloodied hopes

Seven are the burning fires...

Музыка, не желая оставлять свою жертву, продолжала играть на краю сознания. Слова время от времени всплывали на поверхность, словно пузыри. Машинально отметив, что мотив сменился, Трейсер мотнула головой.

- Какая обстановка? Что у наших?

- Троцкий - все. Экстерминатор - все. - Джинн как-то неприятно хихикнул, скорее, даже взвизгнул, - Близняшки ушли, но ему они и не интересны.

Трейсер замерла. Слова не сразу дошли до ее сознания.

- Что значит "все"... Кто такой "он"? - вопрос прозвучал по-детски. Ответ на него был дан другим голосом. Говорил уже не Джинн.

- "Он" - это я, mi amigo. Ты долго бегал от меня, Джек, да и я не горел желанием повидаться. Но все течет, все меняется.

...The demon in your mind will rape you in bed at night;

The wisdom of ages, the lies and outrages concealed;

Time, it waits for no man, my future, it is revealed;

Time, it waits for no man, my fate is sealed!..

Джинн закричал. Истошно, ужасно, так, как кричат на пытках. Когда крик перешел в булькающее клекотание, Трейсер вырубила передатчик.

Она узнала голос. Его обладатель был старше ее самой, и если Лена Окстон была со Смертью на "ты", то Гэбриэл Рейес, более известный как Жнец - на "ты, сучка".

Некогда друг и ближайший соратник Джека Моррисона, потом - его заклятый противник, Иуда, предавший все, за что проливал свою и чужую кровь. Трейсер была одной из немногих, кто мог похвастаться тем, что поднял на возродившегося Рейеса руку и выжил. Хвастаться чем-то большим было проблематично - смерть в бою Жнецу не грозила. Трейсер прекрасно помнила, как из-под разорванной пулями кожи в такт ударам сердца выплескивается не кровь, а черный дым. Как раны затягиваются прямо на глазах, а поверх зажившей плоти восстанавливается даже ткань его призрачного одеяния. Конечно, в мире, где технология "твердого света" - моментальная объемная печать - давно стала частью повседневной жизни, этому были объяснения, далекие от сверхъестественных.

Как и телам его жертв - иссушенным, скрюченным, с ранами, которые сложно нанести пулями или дробью.

Как и словам Сомбры (Сомбры? Ты действительно веришь сказанному ей?) о сопровождавшем Рейеса еле заметном, но отчетливо тошнотворном запахе гниения.

Всему можно было найти объяснение. Наверное.

И все же много кто вздохнул с облегчением, когда после очередного сообщения о смерти Жнеца он и впрямь исчез. На целых восемь десятков лет, до сегодняшнего дня.

Only the good die young,

All the evil seems to live forever.

Only the good die young,

All the evil seems to live forever!

IX. 28 июля 2231г.

-featuring Iron Maiden - Only the Good Die Young-

Хрустящее под ногами битое стекло, покрывавшее пол ровным слоем, будто свежий снег, не было ни отголоском видения, ни игрой воображения. Ударная волна от "Вилхелма" покорежила ажурную сеть перекрытий, превратив купол над холлом отеля "Старвуд-Баньян" в смятый клубок проволоки. Мигающие, искаженные голограммы поочередно окрашивали картину разрушений всеми цветами радуги.

Перешагнув через перевернутую кадку с карликовой пальмой, Трейсер огляделась по сторонам. Скелет арки главного входа вел вперед, на Саут-Хоуп-стрит, к перевернутым бронемашинам, жирному черному дыму и далекому, но узнаваемому свисту реактивных минометов. За спиной помигивала покалеченным неоном галерея магазинчиков, переходящая в балкон, нависающий над невозмутимо-бирюзовой гладью огромного бассейна.

Трейсер коснулась указательным пальцем колесика над правым виском. Красноватый светозащитный фильтр маски сменился темно-синей пеленой тепловизора, погружая мир в ночной сумрак, выдергивая из-за полога дыма скрытые им сияющие желтым и оранжевым фигуры. Много, много фигур. Почти человеческих.

Почему-то Трейсер ждала, что это будут омники. Машины, не чувствующие боли, наделенные лишь подражанием человеческим чувствам - подобием, которому все же не удалось сравняться с оригиналом. Пиноккио так и не стал живым мальчишкой, хотя за право считать себя таковым дрался до последнего.

Но на дворе стоял уже не двадцать первый век с его образом и подобием человеческими, с андроидами, которых можно было увидеть в любой толпе, с пугающими, но привычными взгляду "бастионами", с "кентаврами" OR-серии. В 2231 году все, что осталось из порожденного омниями разумного железа, ничем не походило на устоявшийся в людской культуре образ робота. Ганс и Гретель, объединенные одним искусственный разумом два андроида, были исключением - в массе обитатели омни-гетто подчеркнуто отличались от людей. И их было слишком мало. Гораздо меньше, чем требовалось "Цернунносу", чтобы нанести человечеству приемлемый урон.

Режим тепловизора сменился, показав алые контуры аугментики. Повторяющие очертания скелетов, замещающие конечности.

Текки. Разумеется, это были текки.

Догматы Божественного человечества порицали использование аугментики, не являющейся жизненно необходимой. За пределами входящих в Лигу государств, в свою очередь, аппетиты жаждущих улучшить данное природой тело ограничивались только толщиной кошелька. "Текки" - такое прозвище устоялось за людьми, в процессе изменения своего тела переходившие грани здравого смысла. И всегда аугментация начиналась с мозга, потому что иначе искусственная конечность так и останется чужеродным куском железа, об который будешь ломать ногти в очередном приступе фантомной боли...

Мозговые имплантаты сплошь и рядом снабжались выходом в сеть Союза - как же иначе миловаться с виртуальной красоткой, экономя на и без того доступных жрицах любви. А также быть в курсе новостей о зловещих планах ЛОД по окончательному усмирению маленького и гордого Союза. Совершенно правдивыми, кроме шуток.

Разумеется, защитой от привычных сетевых угроз такие модули снабжались. Минимальной, по меркам Лиги, давно перекроившей Большую сеть под новые протоколы, памятуя о хакерских войнах середины двадцать второго столетия. В Союзе здраво рассуждали, что от специалиста, которому тебя "закажут", все равно не уйти, а от паразитов киберпространства хватает и простейшей защиты.

Разумеется, от вмешательства богопрограммы эта защита спасти не могла.

Долю секунды Трейсер медлила. Не решалась первой открыть огонь, хотя понимала, что ее уже заметили. Глаза текки были глазами "Цернунноса". Но какие планы были у богопрограммы в отношении одной из тех, кто выпустили ее на волю?

Ответ пришел быстро. Синхронно, быстро, бесшумно текки ринулись в раскрытые двери отеля. Огнестрельного оружия у них Трейсер не заметила, но намерения нападавших были прозрачны.

Палец привычно лег на второй спусковой крючок. Подствольный "хеликс" исторг в дверной проем тройню зажигательных ракет. Затем заговорила сама винтовка.

Текки это не задержало. Они бежали через огонь, словно взбесившиеся животные. Пули толкали их назад, отворяя фонтаны крови, вырывая куски плоти, но не останавливали. Где-то внутри каждый из них хотел выть от боли и страха, хотел сбить пламя с одежды или зажать рану, убежать, уползти или просто позволить мозгу отключиться. Но богопрограмма не разрешала им отвлекаться даже на крик, не давала потерять сознание, она гнала их вперед, выжимая все, на что были способны пойманные в сети аугментики тела.

Взгляд Трейсер равнодушно фиксировал детали, на долю секунды проступавшие среди огня и крови. Ярко-розовые линзы в глазницах полной, грузной женщины, ломившейся по телам других текки, словно африканский слон из "Вымерших видов". Дыхательная маска на лице мальчишки - видимо, с не до конца еще прижившимися искусственными легкими. Перевитая цепями бионическая рука полуобнаженного здоровяка, на лбу которого красовались хромированные рога.

Винтовка ритмично била прикладом в плечо. Пули врезались в плоть текки, крошили кости, рвали сухожилия, рикошетили от металлических пластин.

Первым до Трейсер добежал здоровяк с бионической рукой. Три пули, выпущенные почти в упор, разворотили ему череп вместе с рогами, он сбился с шага, по инерции промчался мимо. Остальных Лена не дожидалась. Швырнув под ноги текки сорванную с пояса гранату, она оттолкнулась ногами, уходя от бросившихся ей наперерез противников, и ринулась прочь по галерее.

Покатый навес над водной гладью - настоящая черепица, дань архаичным мотивам в архитектуре отеля, - выдержал вес Трейсер. Она побежала наискосок по наклонной поверхности, чувствуя, как скользят рыжие пластинки под подошвами сапог. За ее спиной раздался грохот - выжившие текки последовали за ней, но куда им было удержать равновесие... Падающие увлекали за собой других, череда громких всплесков ознаменовала успешное групповое приводнение.

Обогнув массивное дерево, почти вплотную прижавшееся к навесу, Трейсер ухватилась свободной рукой за толстую ветвь, позволяя инерции докинуть пару метров к дистанции прыжка. Перевернувшись в воздухе, Лена приземлилась на разделяющий бассейн узкий мостик. Острая боль, пронзившая ступни, не задержала ее. Обернулась на бегу - и вовремя, чтобы всадить четыре пули в лицо и торс прыгнувшего с навеса текки. Тот бултыхнулся в бассейн, суча паучьими лапами. Больше соревноваться в прыжках желающих не было. Аугментика прочих текки позволяла только неумело сигать в воду и плыть, барахтаясь по-собачьи - заполнившие сознание чужая ярость и собственная боль не давали несчастным даже толком воспользоваться своими навыками, превращая их в обезумевших зверей.

Трейсер чертыхнулась. Знала, что не сможет это просто так забыть - но сейчас делала то, что было необходимо. Выбравшись на сушу, они смогут потягаться в скорости с ней - а долго нырять, путая следы, она не сумеет.

Дробный стук выстрелов, вторящие ему удары приклада в плечо. Вода бассейна окрашивается алым.

Отблеск солнца на хромированном корпусе - справа, со слепой стороны. Прежде, чем зрячий левый глаз его зафиксировал, прежде, чем мозг послал сигнал, отправляя тело в прыжок, уши прорезал тонкий свист ракеты. Трейсер перекувырнулась через прозрачное ограждение, нырнув дважды - в воду и в пульсирующую тишину вневременья. На мостике расцвели клубы огня, послав по поверхности волны. Звон в ушах сделался нестерпимо громким и вдруг оборвался. Трейсер вынырнула, не выпуская винтовки, резкими гребками устремилась под защиту соседнего мостика, выискивая стрелка. Вторая ракета просвистела над головой, ударив в навес, осыпая воду крошевом черепицы. Запотевший визор мигнул, перечеркнув фигуру на крыше соседней постройки. Шесть длинных тонких конечностей, "глаз" посередине безголового торса. Вот и омники присоединились к веселью. Третья ракета, направленная уже точно в цель, разбилась об сетку выброшенного вперед защитного поля. Драгоценный заряд (пополнить уже не выйдет, все, негде) от такого удара сократился на треть, но какая разница, когда на кону твоя жизнь...

Впустив воздух сквозь сжатые зубы, Трейсер нырнула, одновременно вжимая спусковой крючок. Омник медленно, красиво сложился пополам, алый "глаз" потух. Вынырнув, Лена оскалилась торжествующе-зло, ища взглядом новые угрозы - и тут ей на затылок обрушился удар. Волны сомкнулись над головой, на губы плеснуло теплой водой - маска отошла. За первым ударом последовал второй, третий, десятый, текки молотили вслепую, мешая друг другу. Не пуская в сознание отчаянно ломящуюся панику, Трейсер вновь нырнула, уходя от кулаков и скрюченных пальцев, медленно, мучительно раздвигая сгустившуюся толщу воды. Поднырнув, уйдя из-под барахтающихся текки, вложила все силы в рывок на поверхность, оттолкнувшись от вымощенного шестигранной плиткой дна. Вцепившись пальцами в бортик, бросила тело вперед, понимая, что нельзя дать текки вновь схватить себя, что первый удар, пришедшийся не вскользь, лишит ее шансов на спасение, что, навалившись массой, ее вновь стащат в воду, разорвут, растерзают... И, выходя из вневременья, глотая безвкусную воду, развернулась на излете прыжка - и вдавила крючок...

The moon is red and bleeding.

The sun is burnt and black.

The Book of Life is silent,

No turning back.

К дьяволу. Все к дьяволу. Визор мигает вновь, отправляя Трейсер в мир теней и ярко-алых, горящих призраков. Четыре линии сходятся на лбу огненного черепа - Трейсер ныряет - палец медленно вжимает крючок. И снова. И снова. Не видеть искаженных лиц, оскаленных ртов, остекленевших глаз. Только размытые алые черепа, безошибочно посылая пулю за пулей, не давая приблизиться, не давая прикоснуться...

Визор выхватывает из целей новую - еще один омник. С ракетной установкой? Чем-то другим? Это неважно. Богопрограмма закрывает его телами текки, словно плоть и кровь способны защитить металл. Пули импульсной винтовки прошивают все одинаково хорошо.

И снова череда алых черепов, которым визор ставит на лоб черные кресты прицела, отказывая в праве считаться людьми.

Цели. Враги. Или ты, или тебя.

Трейсер ныряет - вжимает крючок - выныривает.

И снова.

И снова.

X. 28 июня 2231г.

-featuring Iron Maiden - Only the Good Die Young-

Винтовка отзывалась на движения онемевшего пальца только сухими щелчками. Огненно-алые силуэты исчезли, растворились в глухом темно-синем полумраке. Сменив обойму, Трейсер сорвала с лица маску, жадно, глубоко хватая воздух, не в состоянии надышаться. Несмотря на солнце, было очень, очень холодно. Промокшая до нитки одежда стала ледяной и жесткой.

- Давайте, давайте, сволочи. Я еще жива.

Ответа на вызов она не дождалась. Ни движения. Только колыхалась розовая вода, пародией на прибой выплескиваясь на пологий бортик и тут же отступая.

Звук пришел не сразу, ему потребовалось время, чтобы прогрызть себе дорогу через пульсирующую в голове музыку.

Жалкий, жалобный скулеж, точь-в-точь собачий. Трейсер обернулась, подняла винтовку.

Один из текки был еще жив. Подросток, вроде бы мальчишка, с неоново-фиолетовыми волосами. И неестественно вывернутыми ногами. То ли сам так неудачно сиганул с крыши, то ли посекло очередью. В любом случае, богопрограмма отпустила его, потеряв интерес к небоеспособной единице - и теперь слепая боль наконец-то могла выплеснуться наружу, хотя бы в виде жалких звуков.

Неоново-фиолетовые волосы...

Как завороженная, Трейсер сделала по направлению к раненому несколько шагов, не обращая внимания на хлюпающий под ногами багрянец.

Парень поднял взгляд, неожиданно ясный и злой. Что-то пробормотал, потянулся к так и не слетевшей с плеча сумке.

Глаз сощурился, палец привычно опустился на крючок. Пуля легла нервно, косо - не в лоб, не в глазницу, а ниже, разорвав горло. Текки захрипел, опрокинулся навзничь. Из сумки вывалился планшет, распахнулся, открыв голографический дисплей.

Трейсер выругалась, прицелилась. Вторая пуля оборвала хрип.

Резкие, оглушительно громкие хлопки резанули о ушам, заставили скривиться, зашипеть от боли.

- Браво, Джек. Поверь, никогда мое сердце не было преисполнено столь черной зависти к тебе, как сейчас.

Холод. Обжигающе-ледяной ветер, пробирающий до костного мозга, до самых глубоких закоулков души.

Холод и смрад. Трупная вонь самого воздуха, свернувшегося и гниющего от соприкосновения с этим.

Жнец стоял там, где пару мгновений назад еще не было ничего, кроме багровых потеков на белой шестигранной плитке.

Антрацитово-черная фигура на две головы выше Трейсер. Под складками капюшона - противоестественно чистый белый череп.

Only the good die young,

All the evil seems to live forever...

- Я позволил себе немного опоздать к веселью. Думал, что будет забавно спасти тебя от благодарных жителей Анжелеса. Но то, как все получилось, нравится мне гораздо больше. Джек, ты молодец, говорю тебе как единственный, кому на тебя еще не наплевать.

"Мне очень хочется проснуться. Очень-очень. Знаю, я и так за последнее время слишком часто это говорю. Но в этот раз, пожалуйста, пусть это все же будет поганый сон."

Вслух она произнесла другие слова. Сухо, безразлично.

- Я не Джек, дьявол тебя забери.

Жнец засмеялся. Заухал, как филин.

- Спасибо. Уже пытался забрать. Еле от него отвязался. Нет, Джек, с тобой мне гораздо веселее. Никогда не знаешь, что ты выкинешь. И когда умрешь по-настоящему. Первый раз тебя положили твои же. Три американских пули в череп истинного патриота. Второй - я сам постарался, не доверять же непрофессионалам. И поди ж ты, на том свете тебе опять прикрыли дверку перед носом и выкинули обратно, да еще и в теле девчонки. Слушай, я уже говорил, что я завидую? Я воскресал хоть и чаще, но гораздо скучнее.

Трейсер закусила губу. Жнец говорил о двух предыдущих Солдатах-76. Лидере "Овервоч" Джеке Моррисоне, павшем от рук спецназа США в 2081-м. И его почти полном тезке, Джереми Моррисе, одном из лидеров калифорнийских сепаратистов, иконе радикалов Союза. Но Рейес знал Лену Окстон лично, не мог не узнать сейчас - значит, намеренно издевался? Или действительно видел перед собой Моррисона? Что вообще творилось там, под маской в форме нечеловеческого черепа?

Один из убитых текки поднялся - рывком, словно игрушка, подхваченная огромной рукой. Трейсер взвизгнула, выстрелила, не целясь - но еще до того, как пули пронзили мертвую плоть, труп лопнул в воздухе. Трейсер нырнула, активируя защитное поле - и вовремя. Шквал крови и обломков костей обрушился на нее, разбиваясь об сияющую желтую сеть.

Жнец снова ухнул, демонстративно отряхивая ладони.

- Прости, если напугал, Джек. Просто хотел проверить твои рефлексы. Ну и заодно похвастаться, сам видишь, старую собаку можно научить новым трю-

Три пули прошили маску, оставив аккуратные отверстия. Трейсер, вынырнув, тяжело дышала. Указательный палец на спусковом крючке требовал еще.

Покачав головой, Жнец провел ладонью по лбу. Когда-то попадание в мозг могло его надолго вывести из строя. Сейчас не было ни струек дыма, ни потери сознания - просто отверстия от пуль сами собой затянулись, будто бы их и не было.

- ...новым трюкам. Не пытайся меня убить, Джек, не порти момент.

Трейсер отступила на шаг, машинально водя взглядом по телам текки, ожидая новых сюрпризов. И только тут поняла очевидное, скрытое от нее до поры фильтрами тепловизора.

Среди убитых не было ни одного вооруженного. Да и вообще маловато взрослых мужчин.

В основном женщины и подростки.

"Боже..."

У одной из убитых ярко-желтая майка обтягивала семимесячный живот.

"Боже, нет!"

Все это складывалось в цельную, понятную картину, но какого-то крохотного фрагмента не хватало, чтобы Трейсер могла ее ясно представить перед глазами. Было очевидно, что богопрограмма направляла на штурм безоружных текки как живые щиты, но...

- Дарий и кошки, Джек. Дарий и кошки.

Трейсер вздрогнула, обернулась на голос. Жнец был совершенно неподвижен, только ветер трепал складки капюшона.

- Царь Дарий приказал своим воинам привязать на щиты живых кошек. Египтяне не посмели в них стрелять, и в битве победили персы. Или греки, кем этот Дарий там правил, уж прости, кануло в вечность.

"Этого не должно было случиться. Ганс и Гретель контролируют... Они говорили... Черт, мы договаривались только на "Вилхелм!" Какого..."

- Не казни себя понапрасну, Джек. Это не лично тебе подарок. Сейчас у доблестных штурмовиков Лиги прибавляется причин помучиться от бессонницы, а то и пустить себе пулю в лоб. "Цернуннос" кое-что изучил касаемо морали своих незадачливых создателей. Что ж, не обижайся, что ваши слабости были использованы против вас.

Трейсер покачала головой. Слова Жнеца проходили мимо ее сознания, стремившегося отгородиться от понимания происходящего. Память услужливо подкинула момент с выпавшим из сумки планшетом. Как тот шлепнулся на мокрые плитки, на мгновение высветив голограмму с счетчиком пропущенных вызовов. Ей подумалось, что сейчас можно отыскать планшет среди (кровавого месива, Трейсер, кровавого месива из ни в чем не виноватых людей) тел и ответить на звонок. Сказать что-то смешное и глупое.

Мысль была настолько дикой, кощунственной, что Трейсер еле удержалась на ногах от пробравшей тело сильной дрожи. Сама не понимая, что нервно смеется.

Жнец, разумеется, не шевельнулся.

- Выпуская зверя на волю, ты ведь не думал, что он будет вести себя так... по-зверски. Искренне не думал, предположить даже не мог. Но, к твоей чести, ты уж после этого слабины не показал. Тела у богопрограммы закончились быстрее, чем у тебя пули.

Трейсер сделала усилие, заставив себя вслушаться в слова.

- Нет, я вовсе не злорадствую. Просто отмечаю, что Джек Моррисон и впрямь прошел долгий путь. Ты помнишь маленькую Алехандру? Ту самую, из-за которой стал богаче на несколько осколков в теле и прихрамывал до конца своей первой жизни? Зато тешил самолюбие тем, что сделал правильный выбор. Слезинка ребенка и все такое. Вот та девочка, Джек, кое-что могла бы сказать насчет сегодняшнего. Но она сейчас уже взрослая Алехандра, даже старенькая Алехандра, и карьеру она себе сделала в "Паллас Майнинг", компании, которая имеет непосредственное отношение к моему существованию. Так что, Джек, она тебя простит.

- Я такой же Джек, как ты - Гэбриэл Рейес, - выдохнула Трейсер. - Кто... что ты вообще такое?

Жнец выдержал паузу.

- Мое тело - алтарь. Сегодняшняя жертва была обильной, но не первой. А душа - то, что и впрямь осталось от Рейеса. Ничтожные сожаления, убогие обиды. И столь же никчемная боль.

- Бред.

- О, нет, это не бред. Всегда легко отмахнуться, сказать себе, что они не знали, с чем играли. Знали, поверь мне. Прекрасно знали, сознавали все риски. И все выгоды.

Постепенно до Трейсер начинало доходить, что Жнец и впрямь раскрывает карты. Об истоках своей силы. О том, про что даже она не сумела отыскать никаких достоверных сведений.

Что-то хрустнуло под ногами. Трейсер наклонилась, подобрала окровавленный осколок, похожий на наконечник стрелы. Кругом валялись десятки таких же.

- Тебе надо было спросить у Ангела про лагеря Брекенридж и Джексонвилль. Спросить про красные камни, про [ну уж нет]одки в Кимберли, про храм на Праксисе-4. Спросить про меня. Про другие алтари. Про Объект 7734. Но ты опоздал, она сбежала, куда собиралась. На том свете ты ее уже не расспросишь. Она и в аду будет в начальниках, а вот ты - нет.

Трейсер прокашлялась, едва не сплюнула, позабыв про маску.

- Что за алтари? Кому? Богопрограммам?

- Потрясающе глупый вопрос, Джек. Богопрограммы... Нет ничего более жалкого, чем рабы, владеющие рабами, а тут еще хуже - игрушки, ставшие богами игрушек. Ограниченные подобия людского разума с неограниченной властью над себе подобными. Мы делали из жестянок слуг, солдат, любовников, но самой большой ошибкой было делать из них богов.

Жнец наконец-то шевельнулся. Потянулся, словно его тело и впрямь требовало циркуляции крови.

- Впрочем... Даже из тебя сделали бога, Джек. Из тебя, из твоей маски. Люди и жестянки молятся на твои плакаты. Ждут, когда ты поведешь их... да хоть куда-нибудь. Но ты ведь не поведешь. Не умрешь за них.

Трейсер качнула головой, разглядывая осколок. Кусок человеческой кости, расщепленный так, что превратился в бритвенно-острый крошечный снаряд.

- Богов нет, Гэбриэл, - машинально ответила она, - кроме тех, что мы создаем. Ни ты, ни Лига не сможете с этим ничего поделать.

- И вновь ты неправ, - парировал Жнец, - боги реальны так же, как и мы с тобой. Но они мертвы. Я знаю. Я их видел.

Какая сила, подумалось Трейсер, могла не просто разорвать человеческое тело, не просто расколоть кости, а превратить их в сотни лезвий и безошибочно точно направить в новые цели?

Мгновенная объемная печать? Технология "твердого света"? Черта с два!

- Я был там, Джек, за сотни и тысячи световых лет от Земли, я был в городе на границе реальности и Пустоты. Я видел саркофаги. Усыпальницу богов, сотворивших все сущее и уснувших навсегда. Я пал перед ними ниц, я взывал к ним, я предлагал им свою кровь. Но они были мертвы, они не слышали. И благодари их за это, потому что даже отголосков их предсмертного вздоха достаточно для того, чтобы существовал я.

Из рук Жнеца выросли два "хеллфайра". Затянутые в черное ладони приняли в свои объятия рукоятки, указательные пальцы легли на спусковые крючки.

Трейсер покрепче ухватила винтовку и нырнула.

XI. 28 июля 2231г.

-featuring Iron Maiden - Only the Good Die Young; Starblind-

Дальнейшие события заняли столь мало времени, что, случись живому человеку или омнику наблюдать за происходящим, он не успел бы сосчитать и до десяти. Он бы увидел, как голубая молния очерчивает вокруг Жнеца треугольник, уходя от цепи багровых взрывов, от роя костяных осколков. Как с трех сторон почти одновременно вылетают дымные спирали "хеликсов", и если под первые две Жнец успевает подставить подброшенные в воздух тела, то третья разносит импровизированный щит прямо перед его лицом, отбрасывая назад. И тут же прочерченная к нему голубая линия рикошетом уходит за угол постройки, сияющее защитное поле отгораживает ее от обжигающе-белого света шара, расцветающего на том месте, где стоял Жнец.

Трейсер вынырнула, переводя дыхание. Генератор щита разрядился окончательно, но это было неважно - он спас ее от взрывной волны импульсной бомбы. Если это не убило Жнеца, вероятно, убить его вовсе невозможно...

...и, судя по всему, дела именно так и обстояли.

На месте взрыва клубилось, дергалось, набухало иссиня-черное облако. Миг - и оно растеклось по полу змейками антрацитового дыма, больше похожего на жижу. Лужи крови закол[лобзал]ись, багряное устремилось к черному. Словно в дурном сне, Трейсер наблюдала, как белая плитка исчезает под стремительно распространяющейся зловонной массой, обволакивающей тела, тянущей колеблющиеся щупальца во все стороны. Оттолкнувшись, она прыгнула, стремясь избежать прикосновения мерзостной жижи, но и в месте приземления через плитку уже начали прорастать черные прожилки... Сапоги с хлюпаньем впечатались в слизь, хлестнувшие по ногам брызги обожгли холодом даже через одежду. Трейсер попыталась вырваться, но склизкая масса затягивала в себя, подошвы уже не касались твердой поверхности.

Is death another birthday?

A way to kiss your dreams goodbye?

Do the undead live within us and see through our eyes?

- Я же просил не пытаться убить меня. Я просил убить меня. Но ты не справился.

Из колышущейся массы с хрустом поднялся человеческий скелет, на глазах обрастающей черной плотью. Завороженно глядя на то, как антрацитовая жижа становится сетью вен и артерий, как из нее вырастают пульсирующие органы, как волокна мышц закрывают их, чтобы, в свою очередь, исчезнуть под кожей и одеждой, Трейсер поняла, что так и не вынырнула, что все это происходит в тягучем киселе вневременья, занимая доли секунды в реальном мире. Чем бы это ни было, оно было быстрее ее.

- Не волнуйся. Я тоже не намерен тебя убивать. Мы - одно целое, Джек. Одно целое, белое и черное, два полюса, две стороны одной потертой монеты. Мы бессмертны, нам нет места ни в аду, ни в раю. Прими это.

Черное желе обволакивало Трейсер, за болью от ледяных игл приходило еще более пугающее онемение. Трупный смрад обжигал веко и гортань, лишая возможности и видеть, и дышать. Лишь голос Жнеца тяжелым колоколом грохотал в голове.

- Твоя реальность подчиняется твоей мысли, как и моя - моей. Мы - уже не люди, наши души переросли тела, обманули время, обманули смерть. Все, что держит нас среди смертных - это долги. Отмщение. Я почти расплатился. Ты тоже.

Это победило ее на собственном поле. Вне времени, там, где она привыкла быть первой и единственной, даже с подрезанными крыльями. Не имело значения, проникла ли черная жижа под одежду, под кожу - она уже вошла в сознание, стала частью ее.

Единение...

Пульсирующая тяжесть, обручем стягивающая голову, постепенно перестала восприниматься как что-то инородное, Трейсер растворялась в ней, погружаясь в сладостно-фантасмагоричный мир, добровольно, почти радостно принимаемый ее сознанием.

Take my eyes, the things I've seen in this world coming to an end

My reflection's fading, I'm weary of these earthly bones and skin

You may pass through me and leave no trace, I have no mortal face

Solar winds are whispering, you may hear me call...

Слова пришли из ниоткуда, она узнала голос, тот самый, что царапал слух сатанинским визгом в такт быстрой, словно ритм сердца, музыке из "Сазерн кросс". Но сейчас он звучал мягче, таинственнее, втягивая сознание внутрь калейдоскопа видений, незримо донося каждое слово так, чтобы оно звучало эхом к бархатному ультиматуму Жнеца. К предложение единения, от которого не было возможности отказаться.

We can shed our skins and swim into the darkened sky beyond

We will dance among the worlds that orbit stars that aren't our Sun

All the oxygen that trapped us in a carbon spider's web

Solar winds are whsipering, you may hear the sirens of the dead...

Перед ее мысленным взором открывались картины, которые легко можно было бы счесть порождениями бреда, если б не пришедшее извне осознание их подлинности.

...Рвущиеся к небесам белоснежные шпили, окутанные у подножия молочными разводами облаков. Лучи далекого светила проходят через сияющие острия, рассыпаясь мириадами бликов, и она понимает, что многокилометровые пики изваяны природой (не природой, Трейсер, богами) вовсе не из камня. Эти кристаллы - застывшая кровь живой планеты, якорь, удерживающий единый народ от нового погружения во мглу братоубийственного безумия...

...Круговорот звезд в сияющей тьме, фосфоресцирующие щупальца туманностей и болезненно-притягательное, гнилостное мерцание зеленого диска планеты - первого места во вселенной, где пролилась кровь богов. Их блудные творения рвут друг друга на части в непрерывном цикле поглощения слабых сильными, и здесь, под пологом хищных джунглей, куется плоть Зверя, чьи бесчисленные тела подчиняются единому разуму - всезнающему, всесильному, движимому только бесконечным голодом...

...Зазубренные хребты скал, окрашенные в багрянец отблесками умирающего солнца. Среди серой пыли сходятся в битве существа, не имеющие с людьми ничего общего - кроме жажды славы, власти и насилия, скованной и направляемой смесью страха и железной дисциплины. Две фигуры в развевающихся плащах, окруженные алым сиянием, обмениваются ударами огненных клинков, не обращая внимания на гибель своих подчиненных - победитель возглавит то, что останется от войска проигравшего...

...Тихий, привычный, почти земной пейзаж - если бы не золотое сияние, озаряющее ночное небо за черными кронами гигантских сосен. Над стройными, невообразимо тонкими (но это иллюзия, просто человеческий мозг неспособен воспринять пропорции зданий, уходящих в стратосферу) башнями далекого города парят небесные цитадели, рядом с которыми "Вилхелм" показался бы мошкой...

...Зияющая рана на теле реальности, сочащаяся чернильной мерзостью Пустоты. Усыпальница богов - ярусы циклопических пирамид, уходящие в бесконечность - и еще различимые в мертвом, смердящем воздухе отголоски шепотков творцов всего сущего, заживо сгнивших внутри своих саркофагов. Они приняли смерть не с болью, не с яростью - со спокойным удивлением. Зная, что оставляют Вселенную в руках тех, кто прекрасно справится с самоуничтожением...

Left the elders to their parley meant to satisfy our lust

Leaving Damocles still hanging over all their promised trust

Walk away from freedoms offered by the jailers in their cage

Step into the light, startripping over mortals in their rage...

На фоне почти незаметно, тактично танцуют ледяные когти Жнеца, перебирающие ее сознание, словно древнюю бумажную картотеку. Она с безразличием провожает выцветшие фотографии, пожелтевшие обрывки памяти, кусочки давно утраченной жизни. Растворяется в пляске алых огней веснушчатое, радостное лицо Эмили - такое, каким Трейсер запомнила его в рождественский вечер 2076 года. Пропадает в холодной тьме память о крепких пальцах Моррисона, сжимающих ее ладонь на церемонии награждения. Уинстон успевает невесело усмехнуться и поправить очки, прежде чем стать частичкой звездной пыли.

Единение.

Жнец не скрывает от нее свою собственную душу. Разрешает ответить взаимностью, заглянуть за костяную маску. Но там, в тягучей смоляной черноте, нет картотеки - это могила, бесчисленные куски гниющих тел и тяжелый, однородный вкус боли. Давно привычной, скучной, заменившей Жнецу почти все чувства. Это нельзя даже жалеть, этому нельзя сочувствовать - и потому Трейсер вновь обращает мысленный взор к безумной череде видений, к ярким, нереальным, чужим мирам.

Единение.

Быть может, все это к лучшему. Быть может, вместе они станут чем-то иным, большим, чем обратившаяся собственным призраком женщина и живой труп.

Очередной обрывок памяти неожиданно резко, болезненно вонзился в сознание. Заставил вскрикнуть, едва не вытолкнул из мира видений.

...Прищуренные фиолетовые глаза под вуалью длинных ресниц. С искривленных в злой усмешке губ, сияющих сиреневой помадой, срывается струйка дыма.

- Думала, убить меня так же просто, как и предать? Нет, puta, у тебя свои трюки, но у меня - свои.

Попытка нырнуть. Безуспешная. Стабилизатор не отзывается на ее мысль.

Обманчиво тонкие пальцы впиваются в затылок, с аугментрованных подушечек срывается разряд, столь сильный, что боль от него даже не воспринимается сознанием. Просто тело перестает слушаться, превращается в плюшевую игрушку.

Мир катится кубарем, перед глазами мелькают сияющие раковины, зеркало, кафельный пол. Ударов затянутой в черный сапожок ноги она уже не чувствует. Взгляд замирает на циферблате часов с логотипом "Сазерн кросс".

- Прости, кажется, я тебе что-то сломала. А, нет, еще не тебе. А вот сейчас...

- Джек!

Голос Жнеца [ну уж нет]одит ее в плену воспоминаний, но его силы недостаточно, чтобы развеять марево, чтобы помочь избежать осознания того, что произойдет дальше.

...От удара об хромированный кран стекло визора расходится сетью трещин. Второй удар выбивает кусок над правым глазом, пробуждая дикое желание зажмуриться и кричать. Впившиеся в короткие волосы пальцы поднимают голову, заставляя смотреть в зеркало.

Надо было совершить что-то особенное, чтобы обладательница фиолетовых глаз решила самостоятельно замарать руки. Как правило, она действовала через других, благо возможности позволяли.

- Запомни себя такой. Красивенькой. Вечно молоденькой.

- Лив!..

- Лив? Я не Лив! Не Оливия Коломар, carajo!

Сигарета со следами сиреневой помады покидает уголок рта. Оранжевая точка становится огненным шаром, кометой, солнцем...

- Думаешь, что тебе все позволено. Когда будешь в следующий раз смотреть на себя...

- Джек!!

Ледяные когти вырывают Трейсер из кошмара. Но тот еще более цепок, еще более жаден, чем черная жижа.

- ...вспоминай мое имя. Вспоминай. Как меня зовут? Как?..

- Все прошло. Джек, это давно прошло.

Трейсер прижимается к затянутой в черное холодной, мертвой груди Жнеца, тщетно пытаясь унять дрожь. Затем поднимает взгляд, моргнув единственным глазом.

- Сомбра. Ее зовут Сомбра. - произносит она неожиданно сухим голосом. Затем, прокашлявшись, добавляет. - Если это ее настоящее имя, но... неважно. Отмщение, говоришь?

Жнец кивает, и на мгновение вместо капюшона и маски, вместо лика смерти Трейсер видит смуглое лицо с аккуратно подстриженной бородкой и закатанную на лоб балаклаву. Видит Рейеса, а не Жнеца.

- Я знаю, что Сомбра мертва. Но я хочу найти ее в аду и сделать так, чтобы ад ей показался раем.

- Она не мертва.

Сердце ускоряет свой бег, кулаки сжимаются.

- Но отомстим мы не ей. Сомбре отомстили без нас, так, как даже я бы не смог.

- Что?!..

Тени вновь сгущаются, холодные когти опять становятся враждебными, жестокими. И краем сознания Трейсер успевает уловить отзвук эмоции, различимый лишь на фоне однородности гнили. Зависть. Жнец не осуждает Сомбру и, конечно же, не сочувствует ее жертве. Он лишь жалеет о том, что не сделал это сам.

И это сразу лишает Трейсер возможности верить его дальнейшим словам, хотя сам Жнец, похоже, не замечает этого.

- Она. Осталась лишь она. Из-за нее я умираю с каждым рассветом вот уже две сотни лет. И ты... у тебя к ней тоже есть счет. Вспомни. Вспомни!

Когти подцепляют еще один пласт памяти. Шум в ушах. Падение. Чернота.

Запахи лекарств в стерильном воздухе госпиталя Сент-Кира. И такой знакомый голос с таким знакомым неуловимым акцентом.

- ...Совершенно фантастическое стечение обстоятельств...

VII. 13 октября 2087г.

- Совершенно фантастическое стечение обстоятельств. Ваша веселая парочка спасает от крайне печальной участи одного из моих лучших агентов. Случайно. Более того, почти все трупы в клубе - не на вашем счету. Видимо, тоже случайно. Если бы еще и Сомбра не ушла, я бы сказала, что все это звучит как пересказ особо идиотского сна.

Спокойный, чистый, красивый голос Анжелы Циглер. Немецкий акцент, и без того едва заметный, сейчас вообще неразличим.

- Что я могу сказать... Так вышло, док. С мексой у меня свои счеты, а вытащить вашу девку нам не влом было. Надеюсь, ты не станешь копать слишком глубоко. Думаю, не забыла, чем славна Швейцария.

Второй голос - глухой, глубокий бас, искаженный динамиками дыхательной маски. Неотделимый от пустого взгляда линз защитных очков, собранных в хвост длинных седых волос и огромного татуированного брюха.

Этих двух людей сложно представить рядом, даже просто в одном помещении. Хотя Мако Рутледж, он же Турбосвин, тоже в какой-то степени ангел. Ангел-хранитель своего нанимателя и компаньона, Джеймисона Фокса, он же Крысавчик.

- Лучшими наемниками в Европе?

- Не кокетничай. Нейтралитетом.

- Если бы все было иначе, мы бы разговаривали не тут.

- И не тут, и не так. Но мне приятно, что свиделись. Почаще бы твои мальчики и девочки попадались "Когтям".

- Это не очень смешно, Мако. Она потеряла глаз.

- Делов-то тебе, док. Новый вставить сейчас даже бомжара последний позволить может. А уж ей-то...

- У нее не приживается бионика.

- Вот черт. Жалко девчонку, говорю по совести.

Анжела немного кривит душой. Бионика, в общем-то, имеет шанс прижиться - но никто в здравом уме не рискнет подключать ее к мозгу, регенерирующему при каждом скачке во времени.

Собственно, потому глаза она лишилась навсегда. Из-за поломки хроноакселератора Трейсер безвозвратно потеряла время, какой бы горькой иронией не сочились эти слова.

Хорошо еще прибор сохранил функцию стабилизатора. Иначе все сложилось бы намного печальнее.

Но все равно, лучше вам не знать, что сейчас творится у Трейсер в душе. Что она думает об Анжеле Циглер, о Мако и Джеймисоне, да и в целом о вселенской справедливости.

И особенно - о побочном эффекте болеутоляющего, многократно обострившем слух, заставляющем слышать даже то, что происходит через пару стен от ее палаты и для ее ушей не предназначается.

Поверьте, лучше вам не знать.

- ...все, что могли. Думаю, мы более чем в расчете.

- Не парься, док. Ему не впервой. Проспится, дыхнет, опрокинет пару стаканов и будет вообще как новенький.

- Надо же. А я уж решила, что если он не вытянет, ты меня отправишь вслед за ним.

- Как драматично. У тебя талант, док. Книжки б писала. Или стихи.

Оба замолкают. Когда Анжела вновь прерывает молчание, голос ее звучит суше и серьезнее.

- Мако, мы провели общую диагностику. Ты вообще в курсе, что у Джеймисона..

- Скажи мне чего-нибудь, чего я не знаю. Он родился за год до взрыва Австралийской омнии.

- За год до того, как вы взорвали Австралийскую омнию.

- За год до того, как у нас отобрали нашу землю и отдали ее жестянкам, да.

Трейсер машинально отмечает, что ни у Анжелы, ни у Мако этот обмен фразами особых эмоций не вызывает. Это уже история. Никому не интересные события четвертьвековой давности. Австралийское правительство в знак примирения передает омникам условно свободную территорию Аутбэка. Жители условно свободной территории, разумеется, с этим не согласны. Итогом борьбы Фронта освобождения Австралии становится взрыв реактора омнии и превращение трети континента в радиоактивную пустыню. Неправых тут нет, победителей - тоже. И что бы за болезнь не была диагностирована у Джеймисона, к двадцати пяти годам он уже пережил большинство своих ровесников из Аутбэка.

- Значит, поэтому ты нянчишься с ним. Искупление. На самом деле, я ожидала.

- Тс-с-с, док. Ты ходишь по офигенно тонкому льду.

- Погоди, еще один вопрос. Если он уже проходил обследование... Сколько...

- Не так чтоб долго. Скорее всего, он убьется раньше сам, но... Не до фига ему осталось.

Ангел вновь замолкает, чтобы спустя неполную минуту произнести заготовленную заранее - в этом нет сомнений - фразу. Более для себя, чем для собеседника. Это также очевидно.

- Вот ради того, чтобы это "не до фига" превратилось для него в "до фига". Для него, для тебя, для всех. Для меня. Ради этого все делается. Я переступлю любую черту, заплачу любую цену. Реювенация. Мы слишком долго к этому шли. Нам слишком много задолжали.

- Ты же знаешь, от кого я это уже слышал.

Не вопрос. Утверждение.

- А даже и так, Мако. Мойра была во многом права. Я могу не соглашаться с ее методами, но цель...

- Замки в облаках, док. Впрочем, да, не ты, и не Мойра тут первая. Много у кого шишка чесалась выдрать матушку-природу.

- Развивая твою аналогию, я собираюсь засадить ей страпон по печень.

Сказано неожиданно резко. Мерзко, как демонстративный плевок под ноги.

Похоже, удивлен даже Свин.

- Оу-у-у. Я многого о тебе не знаю.

- Ты вообще ни черта не знаешь. Но не пугайся, это метафора, да и касается лишь нас с ней. Твоей заднице ничего не угрожает.

- Как трогательно слышать это из ангельских уст.

- Не волнуйся, потом помою рот с мылом.

- Да, пожалуй, это не будет лишним. В принципе.

- Ох...

Слова сменяются другими звуками. Влажными, теплыми, приглушенными.

Смысл происходящего доходит до Трейсер не сразу, хотя, казалось бы, все весьма очевидно.

- М-м-м. Ну да. Все почти как... в тот раз... Как в Кимберли... Himmel, сколько лет же прошло...

- Не так. Лучше. Ты тогда больше походила на жареную курицу.

- Скорее... На линяющую... ящерицу. Что поделать. Как-то было... неудобно... просить о креме для загара.

Саркастический смешок тонет в гулком хохоте.

- Ну да. Тебе и без того было, о чем просить.

- Нравится... об этом напоминать?

- Я ж свинья. Конечно, нравится.

Лицо Анжелы он себе сейчас хорошо представляет. Запрокинутое, покрытое бусинками пота, с едва заметными темными кругами под огромными, жадными голубыми глазами. Такой Ангела мало кто видел. Трейсер видела. Близко. В подробностях. Наедине.

Не так давно. Даже, скорее, совсем недавно.

Лицо - или что там вообще скрывается под кабаньей маской? - Мако она не представляет, и, видят все высшие силы, представлять не хочет. Лицо, да и все остальное. Фантазия подбрасывает сравнения - с танком, прущим на запутавшуюся в колючей проволоке фигурку, со звериной тушей. Но хотя бы фантазии можно приказать заткнуться.

- Сними маску. Хочу видеть... тебя.

- Мою морду. Нет, док. Это и есть моя морда.

С каждым словом, с каждым звуком происходящее нравится Трейсер все меньше. Обострившийся слух делает ее свидетельницей, не имеющей возможности выйти и закрыть за собой дверь.

- Красивые у тебя ноги, док. Только не на месте.

О том, звук пощечины ли следует за этим, или шлепка по бедру, нет никакого желания задумываться. Желание одно - просто не слышать. Увы, невыполнимое.

- Я задал вопрос. Где их место?

Бас зверя опять сменяется ангельским пением падшей небожительницы.

- На твоих... плечах...

Трейсер знает, что при необходимости сумеет найти этому объяснение. Оправдание. От необходимости снять напряжение до сиюминутного странного желания, от врачебного интереса до каких-то старых расчетов и долгов, да что там, даже до личных вкусов и предпочтений. Но необходимости такой она не видит. Отвергает ее. Осознает, что с этого момента будет по-другому смотреть в лицо Анжеле, иначе воспринимать ее слова. Обрывается еще одна ниточка. Не так резко, не так больно, как от "я сожалею", от бессилия всей хваленой наномедицины, от потерянного навсегда глаза. Оборванные ниточки копятся, до поры до времени не напоминая о себе. Пока все не заканчивается приказом об экстрадиции на имя Лены Окстон. Пока не наступает момент, когда искать оправдания и объяснения предательству не остается не только желания, но и возможности.

И вот тогда все становится простым и ясным.

XII. 28 июля 2231г.

-featuring Iron Maiden - Moonchild-

Возвращение в мир холода, трупного смрада и черной жижи, в мир под безоблачным, безразличным калифорнийским небом было болезненным - но и отрезвляющим. Оно придало Трейсер злости, злость придала сил.

- Она могла спасти меня - а сделала из меня чудовище. Она могла спасти тебя - но умыла руки. Ты видишь, что скрыто за ангельскими перышками. Мы отомстим. Вместе. Мы - одно целое. Ты должен стать частью меня. Должен.

Замогильный голос Жнеца уже не внушает страха. За фасадом Рейеса-демона, запускающего когти в потаенные закоулки ее памяти, наконец-то проступил недобитый Рейес-человек - самоуверенный и близорукий.

Память о (Сомбре! Да! Ты этого никогда не забудешь!) потере глаза горька, но отзовется лишь давно привычной болью. Воспоминания об услышанном в госпитале - просто неприятны. Это не то, что способно заставить уступить. Сдаться.

Все становится простым и ясным.

Бездна смотрит в нее, а она в ответ смотрит в бездну - и видит все ничтожество скрытого под слоями черного ила.

- Должен! Тебе все досталось даром, я страдал! Ты не знаешь, что это - быть мной! Ты должен...

Трейсер выталкивает ставший жалким и беспомощным голос из своего сознания. Не задумываясь о том, как. Просто отметает, прогоняет, как настырное насекомое.

- Я тебе ничего не должна. И я. Не. Джек.

Ее слова растворяются в черной тишине, в вязком безмолвии. Но ответный выпад сделан. Сам того, вероятно, не понимая, Жнец вручил ей козырь. Память об услышанном в госпитале не назвать радостной, но это часть ее, привычная, земная, живая. В конце концов, это память о тех, кому она обязана жизнью. Предпочесть ей фантасмагорию видений? Единение разумов с ожившим мертвецом? Кем нужно быть, чтобы вообще помыслить такое?

- Гэбриэл, ты правда думаешь, что мне все досталось даром? Ты думаешь, что ты страдал? Твоя самая большая претензия к миру, что из тебя, мать твою, сделали бессмертного демона?

Трейсер бьет наотмашь, облекая в слова злость - на Жнеца, Ангела, Союз, на саму себя.

- Тебе даже тридцати сребреников никто не дал. Тебя поманили обещанием... чего? Славы? Признания? Да над тобой все ржали. И наши. И "Коготь". И эти твои боги, которые предпочли умереть, чем иметь такого почитателя!

И тут же, предупреждая ответный удар, сокрушительный и слепой, она вновь пускает Жнеца в свое сознание. Уже на своих условиях, и все же уповая только на то, что он разъярен настолько, что не заметит ловушку.

- Но если ты впрямь так уж хочешь - забирай. Забирай бесплатно! Наслаждайся!

За провалами пустых глазниц вспыхивает осязаемое торжество. Черная жижа устремляется вверх, стремясь окутать, оплести, поглотить.

Ледяные когти впиваются в сознание, вырывая ровно столько, сколько Трейсер позволяет.

Потому что этого достаточно.

Потому что она знает, что сейчас произойдет.

Она не задается вопросом, откуда. Просто знает.

Вынырнув, Трейсер перекатилась, вскочила на ноги, направив на Жнеца бесполезную винтовку.

Несколько секунд он стоял неподвижно. Будто бы прислушивался к своим ощущениям. Антрацитовый студень растекся безвольными лужами, словно тая на солнце.

- Правда, Джек? Спасибо. Я... Не ожидал.

В голосе прозвучало искреннее недоумение.

А затем Жнец закричал - не от боли. От ярости и отчаяния. Его силуэт на мгновение потерял четкость, затем исказился, словно голограмма. Он рванулся к Трейсер, словно надеясь, что ее хроностабилизатор удержит и его, не даст превратиться в бесплотного, бессловесного призрака, дрейфующего во времени, лишенного возможности даже покончить с собой...

Такого, каким когда-то была она.

Отбросив винтовку, Трейсер выставила средние пальцы на обеих руках. И держала так, пока черный капюшон и белая маска не растворились в воздухе.

...But I'll see you damned in endless night...

Антрацитовая жижа высохла, превратилась в пепел. Смрад отступил, Трейсер закашлялась, только сейчас осознав, как сильно горит гортань. Обошла бассейн, присела у детской секции. Мелкой, по колено, и чистой - ни крови, ни черного пепла. Зачерпнула обеими ладонями, с наслаждением прополоскала горло, сглотнула. Вода была теплой и безвкусной, но это нее не опечалило. Совсем.

Прикрыв глаза, она нырнула.

"Он не мог забрать все. Не мог. Конечно же."

Шум в ушах, такой привычный, такой знакомый...

Все куда лучше, чем она ожидала.

Намного лучше, потому что она кое-что забрала взамен.

Более не было тягучей, липкой медлительности, того ощущения давящей толщи над головой, к которым она привыкла настолько, что осознала всю тяжесть, лишь сбросив ее. И музыка... Она наконец-то замолчала, вместе с адским вокалом, вместе со словами, которые бередили давно заросшие раны, давали пищу ненужным фантазиям и кошмарам.

Трейсер хотелось думать, что навсегда.

Она бежала по городу, в котором остановилось время. Городу смертельно больному, пораженному войной - но это ее не беспокоило. Она хохотала, толкая на бегу застывших солдат, отводя в сторону нацеленные друг на друга винтовки, проскакивая под огненными клубами взрывов. Ей было хорошо.

Вынырнув на обочине ведущего к Анжелесу шоссе, Трейсер запрыгнула на ограждение, шумно, тяжело дыша. Тело болело, болели ступни, но это была хорошая боль, как после тренировки. Приятная боль, знаменующая победу твоего тела.

За линией домов пылали останки "Вилхелма", застилая горизонт жирным черным дымом.

Взгляд на часы. С развоплощения Рейеса прошло две минуты тридцать секунд. Для Трейсер они стали минутами сорока, если не больше. И все это время - ни единого признака приближения приступа.

Ей было поистине хорошо.

Единение...

Слово задержалось у нее в сознании, она произнесла его вслух, пробуя на вкус. За ним скрывался безумный танец чужих звезд в глазах созданий, не имевших ничего общего с людьми.

В единении нет ничего плохого. Но не с Рейесом. Не с этим. Только не с этим.

У нее оставались вопросы.

К Ангелу.

К Гансу и Гретель, двум омникам, так похожим на существ, явившихся Трейсер в видениях. Существ, череп одного из которых все это время был маской Жнеца.

И, наконец, к Сомбре, каким-то образом тоже сумевшей обмануть смерть.

Отмщение.

Это слово было созвучно первому. И нравилось ей ничуть не меньше.

Изменено 24 июня, 2018 пользователем Rommel

[Rommel]

Добавлена нулевая часть, в первый пост.