[фанфик] Цвет Его Тени

[Basilevs]

бэк планет Гефария и Прусс, а также всего сектора Аквила здесь

Цвет Его Тени

Пролог

- Сейчас это не имеет никакого значения!

- Прошу простить, майнфюрст Вендекройц, но мне кажется, что имеет. Мне представляется, что просьба эта исходит не от наших единокровных соратников с Прусса, а от архонта Киликии. Он не может просить о помощи столицу сектора, это для него недопустимо, ведь таким образом он покажет себя слабым управителем. В связи с угрозой пиратов Пояса в субсекторе нет резервов. Стоит убрать хоть одно судно, хоть один полк из полупрозрачных оборонительных кордонов, и на многострадальные миры Киликии хлынут потоки врагов! Рационариусы произвели вычисления насчёт соотношения численности гарнизонов на мирах - помните, я докладывал в начале септимы? – и…

- Это всё не важно, Тарьел. Прусский Наместник просит о помощи, и я не вижу причин ему отказывать. К тому же, это всего лишь конфликт на пограничной планете субсектора. Что там произошло на… как там эта планета называется, Тарьел?

- Инфамма, майнфюрст.

- Что ж, еретики подтверждают название своего мира… Но, к делу.

- Итак: система Склавид, несколько агропромышленных миров лежащих вдали от главных торговых путей. Инфамма один из них. Активность еретических культов ниже среднего, масштабных бунтов не отмечалось уже более 500 стандартных лет. А зарегистрированные раннее имели социальный характер. В реестрах Святой Инквизиции значится под зелёным кодом.

- И что же на этот раз? Жадность зарвавшегося губернатора или глупость сборища умствующих ничтожеств мёрзнущих без костров Инквизиции?

- Отчёт об этом умалчивает, майнфюрст. Вообще, сухость этого документа настораживает. По существу в нём лишь вот что: «В связи с обеспокоенностью Администратума субсектора по причине отсутствия налогов за некоторый период и молчания планетарных властей в ответ на запросы, на планету Инфамма была отправлена особая комиссия. Когда корабль с экспертом на борту, приблизился к орбите и обозначил себя официальным кодом, по нему открыла огонь вся система орбитальной защиты. Сразу после этого был получен несанкционированный сигнал. Повстанцы каким-то образом перебили сеанс и вторглись на чужую мемоволну. Астропат незамедлительно скончался, а присоединённый скриптограф выдал следующий текст: «Нет более власти Тени над нами. Отныне и навсегда. Радужная Купина»…

- Тени? Купина? Что это значит, Тарьел?

- Видит Император, я не знаток извращённых путей еретической мысли, майнфюрст Вендекройц..!

- Прости, старый друг, конечно... И всё же?

- Купиной, видимо, именуют себя мерзкие отступники, майнфюрст. В названиях подобных…ммм…сборищ часто можно встретить слова, обозначающие «единство». Архивариусы высказывают догадки, что это мог быть какой-то местный культ, поколениями таившийся до сих пор. И сейчас многовековое терпение еретиков, по видимому, закончилось…

- Что ж, нечестивцы скоро пожалеют о том, что не смогли дотерпеть до часа своей естественной кончины! И насколько велик очаг мятежа?

- В официальном коммюнике для Иридии говорится, что ересь имеет локальный характер, но…

- Но что..?

- Есть все основания полагать, что это мятеж планетарного масштаба.

- Планетарного?! Трон Всеблагой!...

- Бог-Император свидетель ни один гефарец не боится войны, майнфюрст, но целая планета целиком потонувшая в ереси за столь ничтожно малый срок, обещает много неприятностей…

- Что ж, приуготовимся и вспомним слова нашего трижды прославленного Магистра Войны, Фридриха Безликого, сказанные накануне битвы с ордой колдовских лавоходов Красных Хмаров: «Чего стоят все хитрости и кривомудрия этих мерзостных вырожденцев, по сравнению с холодной прямотой нашего штыка и горячим рвением наших снарядов?!»

- Киликийский архонт рассчитывает сыграть на чувстве долга гефарцев, полагая нас простоватыми вояками. Он прекрасно знает, что мы не нарушим заключённый века назад договор Пруссом.

- Что ж, мы таковы и есть, Тарьел. Мы выше любого дворцового хитреца тем, что навсегда верны однажды данному слову. Если Прусс зовёт, Гефария не может не откликнуться. Чтобы никто не смел усомниться в крепости древних клятв!

1. Реальность и "Химера"

А вообще, никто и не сомневался, что комиссар-варп-его-порви-Штарк способен на такое.

- Говорю же, всё лицо перемазано и зубы красные! Помощь запросил, штабелем уродов в дверях сложил и сидел спокойно, стерёг Берглова-везунчика! Когда дрался, его «Императора гневом преисполнясь…» сквозь пальбу и визги за квартал было слыхать! А когда отделение ввалилось, он глаза на нас поднял так, будто бумажки заполнял, и мы помешали…

- Так как было-то..?

- Да попались ребята… Взяли легко, а приказ пришёл отойти, так чушков понавалило. Злющие, изо всех щелей полезли, целыми семьями прямо! Наши закрылись, многие полегли сразу… Культи ещё и трубу припёрли! Стену продырявили и прорвались. Привязь сразу почуял, что трудно придётся. Сам к ним выскочил и как начал сук культяпых, да выплодков ихних со «Слепой Верой» дружить! Ребята, понятно, за ним…

- Слепой Верой..?

- Пилу его так звать – «Слепая Вера». В общем, в итоге, этих рыл восемь оставалось, а он там один! Берглов говорит, (его последнего взрывом убрало), а когда очухался, встать не может – колено выбито и половина кишок на полу – думал сперва, все кругом уже дохлые. А потом смотрит – нет. Привязь с последним уродом сцепился. Один семерых положил, пилу заело евоную! Молча катаются, культ, гнида, живучий елозит под ним как баба, к полу его никак не прижать! Да ещё руку высвободил, нож откуда-то вынул и давай комиссара в почки!

Вот тут Штарк этой мрази горло и разгрыз. Поднялся, говорит, кровищу мерзкую даже не стёр, так - сплюнул. Смеётся и ему, Берглову, хрипит:

«Когда мне яда чашу

До дна испить пришлось

Её разобью, и кровью украшу,

Чтоб новой другим не нашлось.»

- Поэт, мать, демонюга!

- Ты вот это только Берглову не говори. Он теперь за Штарка любого порвёт!

- А слова-то он чё, запомнил?

- На плече у него теперь, рядом с группой крови…

В повисшей тишине все услышали голос здоровяка Тирхасса:

- …что пусть броня и была бы, но снизу до пояса, под трусы...

Дружный взрыв хохота у соседнего костра заглушил конец фразы и весёлый мотив губной гармошки. Там о комиссаре не вспоминали.

- Он, говорят, из Прусского Чернознамённого, штурмовик бывший, - осмеливается нарушить молчание «стариков» Нивелле.

- Как это так: «бывший»? Кто говорит? Их «бывших» не бывает! Ребята убойные, но до свадьбы мало кто доживёт…

- Мне огнемётчик рассказывал из шестого. Он с ним служил ещё на Дилектус Септимус…

- Да чё твой полыхай знает! Мозги все спёк давно! «Штурмовик»!… Как обычно, схоларис-отличник, все дела… На нашу голову.

- Да нормальный мужик, по мелочам не лезет, - Вени ворошит в бочке нехотя горящие книги, подкидывает деревяшек.

- Ага, как все они. Верёвка есть верёвка - когда привязь, а когда и петля… Вспомни, как Ковлача недавно…

- Ковлача?! Да я бы сам его удавил! – в глазах Фобура зло отражается пламя, - Ему только-то плечо и задело, а он позицию бросил, медикуса ищет! Их светлость подтёк! А тогда без прикрытия Фернинга убили! И Краузе!

- Шок у него был болевой…

- А у Привязи в тот раз был «боевой»?

- Да он ребят пожалел молодых! Они только служить начали, а тут – баб и сопляков резать..! Пусть и культистов…

- Плевал он на молодых..! Нравится это ему просто! Чуть что – тебя так же съест, не подавится, не думай!

- Да ладно вам...- кто-то встаёт, пропадает в темноте, по нужде или устав от вечного спора.

Костёр трещит обломками стула, снопы искр летят в чёрное небо.

Нивелле чувствует себя неловко. Пошёл только второй месяц настоящей службы. Впервые в составе таких крупных сил, впервые на другой планете. Он немного робеет в компании «старых», но вновь осторожно заговаривает:

- А как вы думаете, они завтра там будут сопротивляться? Вообще, будет там кто-то, или опять пусто...?

- Да не боись, молодой! Не будет – выспимся! Будет - всё одно выкурим их и раскатаем этот городишко ещё до обедни!

Но чувствуется, что бравада эта натянутая, отвечающий старше Нивелле всего на пару лет. Всем не по себе. Только коренастый ветеран сонно кивает, упираясь подбородком в грудину своего костяного панциря. Ему не привыкать, его страхи сгорели в окопах других давних войн.

Сегодня разведка опять зря жгла топливо. Недолго «похимерив на местности», команды, как и днём раньше, вернулись ни с чем.

Техножрецы отслужили ещё один молебен. Кадила мелькали в дыму, возносившем к небесам славления, младшие техники умащивали маслами панели и батареи.

Но ауспексы всё равно не регистрировали ни единого признака жизни. При явном её наличии. Вокс-сеть также сдохла сразу после высадки, и в ответ на мольбы об её исправности динамики лишь шипели и ныли обрывками какой-то музыки. Лавируя между техникой и людьми, вестовые с проклятиями носились от головной машины и обратно.

В пустующих посёлках, через которые проходила колонна, встречались только редкие пугливые крестьяне в серых хламидах. Лица их скрывали бесформенные шапки. Нескольких особо подозрительных расстреляли. Их было не жаль. Они явно боялись не Гвардии, но ничего вразумительного добиться от них не удалось, ни добром, ни силой.

Сквозь дырки, пробитые штыком в боках бочки, Нивелле смотрит на битву бушующую внутри. Обложка с надписью «Всецветные Деяния Близнецов» корчится в агонии. Уголья отчаянно бьют лазерными росчерками искр по налетающим обратно из тьмы хлопьям пепла с чёрными полосами текста…

***

Полосы покрывали дорогу цветастым ковром.

Колонна выехала на магистраль и прошла уже приличное расстояние, двигаясь к столице. И на протяжении всего пути шоссе было раскрашено. Предрассветные сумерки, казалось, были бессильны приглушить сочную яркость красок. Поначалу просто чередовались поперечные полосы разных цветов, потом пошли волнами, петляя и завязываясь узлами, стали изменять направление, потянулись уже вдоль дороги. Поверх полос появились отдельные штрихи, похожие на закорюки примитивного письма.

Пехота, оседлавшая машины, забавлялась, следя за струящимися под колёса хитросплетениями цвета. Гвардейцы, развалившись на броне, перешучивались на счёт аборигенов, незнающих, куда девать краску. Потом это наскучило, губная гармошка прекратила своё неизменное «Ах, фельдфебель Августин…», смех и йодли поутихли, так и не сумев заполнить давящую пустоту вокруг. По мере усложнения рисунка, мельтешение стало раздражать, веселье сменилось головной болью. Потом многочисленные плевки полетели с «Химер» на диковинно разрисованную дорогу, кто-то молился о терпении, слова литаний перемежались с бранью.

Но настоящий ужас заполз в душу и холодным червём свернулся в груди, когда из-за горизонта стали медленно вырастать башни полиса. Ночная тень отступала, обнажая город перед взглядами тысяч потрясённых людей.

Гигантские здания были словно намалёваны прямо на лазурном фоне рассветного неба.

Когда передовые группы приблизились, стало видно, что снизу и до самого верха постройки покрыты многоцветной размазнёй, отчего кажутся лишенными объёма. Не просто испачканы, а тщательно разрисованы путаницей геометрических форм, пятен, полос, угловатыми частями лиц и тел. Рисунки покрывали столицу целиком. Шпили, окна, крыши, колонны, статуи святых героев, проезжая часть между домами и мосты развязок на подъездах к городу – всё было кричаще раскрашено самыми тошнотворными сочетаниями цветов.

Стоило чуть засмотреться, и нарисованная перспектива затягивала внутрь, погружала в искаженную реальность гротескных многокилометровых фресок. Нарисованные объёмы и истинные формы зданий неуловимо складывались в чудовищную головоломку, приковывая взгляд, завораживая, требуя разгадки скрытого смысла. Казалось, что плоскость стен зданий ломается, а в глубине движутся объёмные фигуры, проступают знаки, из отдельных кусков складываются изображения каких-то болезненных ландшафтов, где горят, сплетаясь лучами, дикие звёзды, корявые скалы вершинами врастают в нарисованное небо, а основаниями стекают в бездну дорожного покрытия…

Ауспексы по-прежнему показывали пустоту.

Вереница машин погружалась в разноцветную тень. Техника медленно расползалась по улицам, пересекала проспекты и площади.

Когда полис навис над ними всей тяжестью своего безумия, закрыв небо, бронеколонна замедлила ход, остановилась, будто лишившись сил. Гвардейцы подавлено молчали, уставясь на циклопический памятник сумасшествию. Было так тихо, что Нивелле услышал, как машин через пять впереди кто-то выдохнул:

- Господь Император…

«Господь Император, если вера сильна, то может быть, для победы её одной будет достаточно? Достаточно будет лишь громкой славы и грозных знамён, чтобы еретики побежали прочь, завидев пылающие праведным гневом лица верных? Может, сколь бы не были безумны отступники, они уже сотню раз раскаялись и с плачем укрылись, лишь заслышав Твою грозную поступь, отлитую в танковой броне? Может безлюдная тишина – это свидетельство страха..?»

Но, услышав ненавистное имя, нарисованный психоз вмиг ожил. Застывшая больная реальность задрожала огнями укрытых в домах орудий. Лучи и струи газа сделали её шевелящейся картиной и запутали ещё сильнее. А потом от шума живая мозаика стала рассыпаться.

Высокие башни разбухали, и с глухим рокотом оседая в непроницаемых клубах дыма, погребали под собой технику и людей. Еретики ничего не жалели, будто дома были им больше не нужны. С беспощадным восторгом, даже не слишком расчётливо валили они ими же размалёванные дворцы и жилые кварталы, обрушивали на Гвардию осквернённые церкви и взрывали под машинами эстакады.

Мобильные и огневые группы смешались. Повсюду образовались заторы. Стороны схлестнулись, заткав улицы во всех направлениях паутиной лазерных лучей.

Враги не лезли на рожон, не шли толпами в атаку, не стремились завалить технику своими трупами. Для этого у них было предостаточно камня.

Еретики не обороняли город. Город оборонял еретиков.

***

… Потом мамка-«Химера» терпеливо донашивала в своей утробе восемнадцать чёрных, полумёртвых близнецов. Остатки некогда огромной семьи. Остатки остатков.

В голове у Нивелле навязчиво всплывало слово «останки» и от этого мутило ещё сильнее.

Изрядно побитый «бронегроб», ревя, будто гигантский зверь, отбившийся от стада, рыскал по мёртвым площадям и утратившим прямую строгость проспектам. Одинокая махина плутала среди нагромождений изрисованного пластобетона и роккрита, тыкалась в завалы, ползла, словно в каньоне, между гигантских опор обрушенных навесных магистралей. Безумие повстанцев и гнев боевых духов артиллерии и аэрокрафтов сделали карту практически бесполезной...

- Дальше никак! – крикнул из-за двери водитель, - давай ближайший направо!...

…Опять? Это уже было, когда исчезла тишина …

…- Давай ближайший направо! Он сейчас рухнет!

Хемаер. Названный родич своей «Химере», спасибо отцу-механикусу. Благословение Бога-Машины сходит на него и в этот раз, и вся Гвардия, набитая в десантный отсек, затаила дыхание, чтобы не помешать. Новобранцы и ветераны ощущают, как механикус-агитатор лавирует, извёртывается под огнём, танцует на разрушающихся улицах в тридцати восьми тонном железном теле. Хемаер чутко ощупывает щебень, осторожно выглядывает из-за угла, решительно бросается вперёд, пропуская за кормой огонь противника. С минами пока везёт и все повторяют литании, аккуратными столбцами нарезанные на траках машины.

…Тряска. Хоер висит вниз головой на ремнях, перегнувшись пополам. Тело раскачивается, поворачивается. Из головы на пол льётся, попадая на сиденья и штаны гвардейцев. Кто-то пытается снять тело, возится с креплениями, ругается, стараясь удержаться на скользком полу, сечёт ремни ножом.

Только что офицер крикнул: «Хоер, давай длинным своим! Там тварь кинжалит этажа с седьмого, не достану я!», и снайпер вспрыгнул на откидное сидение, пристегнулся ремнями, вылез с «веслом» в люк…

…Удар сверху. Вжавшись в сиденья, гвардейцы будто стараются разглядеть источник шума сквозь броню крыши. Один из белощитников, приложившийся лицом о свой лазгевер, плюёт кровь.

- Чё ж ты раззявил, дурень?! - фельдфебель щурится на светоциллиндр в потолке, - Неразрыв..

Стрелок-воксаудитор прислушивается к тому, что происходит снаружи, внезапно орёт:

- Вонь!

- Надевай! Надевай, щиток, муть в глаза! Овгадила нас жучья гнусь!

Нивелле не сразу понимает, что тычется ему в лицо:

- Обгадила..?

- ОВ-гадила! О.Вэ! Отравляющие Вещества! Чему учили тебя?!

Ухмылка ветерана исчезает за противогазным рылом. Он покрепче натягивает каску, ощетинившуюся длинными клыками, фиксирует подбородочный ремень…

…Гвардейцы напряглись.

- Куда выпятился!? – орёт фельдфебель.

Крепкая рука валит на колено одного из «белощитников», стоящего с лазгевером наизготовку:

- Так к бабушке в гроб прыгать будешь! Не на соревнованиях, стрелки! Ересьё ждать не будет, пока вы выйдете строем и прицелитесь! В люк прыжок - с корточек и на брюхе в сторону, за броню!

Новобранец и сам смущён тем, что вот так вдруг забыл всю многолетнюю муштру. Фельдфебель надевает шлем, бьёт кулаком в стену и в грудь. Все повторяют его движения, пехота не забывает ритуал: перед выгрузкой гвардейцы берут благословение у машины-защитницы. «Химера» останавливается, падает кормовая рампа. Один за другим они ныряют в жёлтый туман…

…Горящая бронемашина у обочины. Стрелок навалился на крышку люка, сомлев в жарких объятиях пламени. Он безгубо улыбается своим ещё живым товарищам.

Бежать трудно, нужно смотреть под ноги и высоко подкидывать колени. Землю сплошь устлали куски арматуры, обломки роккрита, перекрученные жаром обрывки пластальной кровли. Ботинки топчут разбросанную во множестве вокруг бытовую начинку выпотрошенного боями жилья. Впереди маячит ветеранский доспех, обшитый костяными пластинами.

Нивелле резко вскидывается на звон. Осколок ударил в жестяную раковину. Она болтается на уровне третьего этажа на искривлённых суставах водопроводной трубы. Часть стены обвалилась, обнажив пространство чужой жизни… Неужели в нас стреляют все те, кто раньше здесь мылся, ел и жил..?

Из тени ползущей «Химеры», гвардейцы разбегаются в стороны за куски стен, парапеты оград. Скверик уже почти сгорел, едкий дым разбавляет остатки ядовитой вони. Но бегать в противогазе чуть что не так запахнет – смертельная роскошь, нет обзора. Газовые маски долой как только ядоанализатор мигает зелёным.

- Есть! Видал?! Дострелялся, культяпый, варп твою мать! – ликующий белощитник повернулся и орёт прямо в лицо Нивелле. Бьёт лазгевером по каске, плюхается на землю, держась за живот, как от смеха, булькает, сучит ногами.

Дом выше по улице помигивает окошками, сигналя, что в нём засел враг.

- Гнёзда над портиком! Промеж святых режь! За попадание в статую – наряд в стойла! И не думайте, что увильнёте, сдохнув тут!

Набожный злодей Зигрун Молау. Замучившись на штрафных работах за нечёткий шаг и за тупой штык, новобранцы высмеивали его имя: папа с мамой ждали девочку, а родился фельдфебель. Дело, конечно, не в испачканных памятниках. Угроза уборки ангаров для «Химер» это напоминание, необходимое сейчас, о годах выучки. Победное имя фельдфебеля - вымпел для новобранцев…

… Стены дома за спиной автопушка растёрла в песок. Сжатые в ярости зубы перетёрли песок в пыль. Пыль, мешаясь с потом, запеклась жаром оружия в корку на лице.

- Ствола не грей! Чего без толку садить?! Батарея не бездонная!

Фельдфебель где-то рядом. Отделение обездвижено волной огня. Отступать некуда. Прикрытия нет, и не будет.

- Жаться к девам своим будете! Когда мразь эта загнётся пред ликом святым – сразу и будете! Вперёд!..

…Император улыбается их молитвам. Он любит Гвардию, как всякий настоящий воин любит своё оружие.

- Император-Господь, положи болты на врагов Твоих! – стрелок со второй «Химеры» наконец раздевает огневую точку еретиков, начисто снеся простенки между окнами. Расчёт миномёта вылетает ошмётками вперемешку с камнебетонным крошевом. Фельдфебель вскакивает первым, поднимая штурмовую группу, рвётся к зданию, уже оживающему тарахтеньем автогеверов:

- Ну, Гвардия, пошла заселяться!..

… Полежать на диване приятно. Устал бегать, хочешь отдохнуть? Пожалуйста, расслабься. Забудь, что диван стоит прямо посреди улицы. Не обращай внимания на остервенелое гавканье из окон. Представь, что нет надёжнее щита, чем горящая диванная спинка и дым от неё. Поверь всем сердцем, что если стрелок не видит, то и пуля не найдёт. Тихо, расслабься…

- Аааа!!! Пачкуны, мать!!!

Это Весёл. Вечно бодрый, неунывающий шутник. Весёл бежал впереди. Теперь не таясь, ползёт вслепую и орёт, волоча за собой сырые лохмотья левой ноги. Кровь залила лицо, он не видит знаков ребят из переулка через дорогу. Он ползёт не к ним, а прямо на дот. В пыли вокруг резвятся пули, визжат и колют роккрит.

- Замолкни! Заткни рыло культяжье!

Трясущимися руками Весёл вынимает из-под себя гранату и выдёргивает чеку. Неловко замахнувшись, бросает её почти прямо перед собой. Граната откатывается и замирает.

Нивелле утыкается лицом в обивку. Чуть не стряхнуло с мягкого ложа! Он осторожно выглядывает из-за подлокотника. Тирхасс и фельдфебель машут с другой стороны улицы.

Сейчас! Нивелле вскакивает и что есть сил отталкивается. Ботинок вязнет в рыхлом теле дивана – постой, куда же ты?! Кубарем на камни, ползком, бегом. Автогевер обругал в спину последними патронами – мимо.

В переулке кто-то удерживает его, Нивелле вырывается.

- Осади, щиток. Левую навылет…

И правда больно. Не пуля – осколок, на память от Весёла…

…После столкновения с «сёстрами», чья броня была осквернена корявыми полосами, механизм поворота башни заклинило, и механикус-агитатор никак не может поладить с машиной. Так она и катит, отвернувшись и оскорблённо задрав нос огнемёта. Последний раз удалось отбиться только благодаря тому, что автопушка ударила с той стороны, куда и смотрел фламер. Резкий тормоз. В венах-шлангах подачи огнесмеси гневно заклокотала «сгущёнка». Дунул зажигательный патрон, венчающий сопло. Жёлтый жар разогнал сумерки. Грохот еретического орудия сменили вопли. «Химера» рванула дальше во тьму, оставляя живые факелы позади.

Иногда до экипажа доносится рокот взрывов и стрельба. Возможно, они не единственные уцелевшие, но в какой-то момент они обнаружили, что рядом осталась ещё всего одна машина.

А потом и под ней вдруг вздыбилось, ломаясь, дорожное покрытие. Огненный столб из обнажившихся недр канализационной системы был мгновенным обелиском для экипажа, фельдфебеля и взвода «белых щитов»…

- Это наши!

- Это не могут быть наши! Как бы они попали на ту сторону так быстро?!

Дрожь земли заставляет всех умолкнуть. По поперечной улице несётся гул, гвардейцы бросаются от перекрёстка, падают. Невидимая волна прокатывается, срывая фасады со зданий, вспахивая брусчатку и взметая камни, как сухие листья. Следом перевернувшись, пролетает громада «Химеры», рассыпая из раскрытого кормового люка вопящие фигурки.

- Точно наши…

- Шайсеварп! Ни огня, ни жара…

…Отделение остановилось в тени здания у выезда на площадь. Взрыв хлестнул машины вихрем битого стекла и камня. Пустая оболочка оставленной веры треснула. Огромный контрфорс собора накренился, стал заваливаться. Ломаются мощные арки перекрытий, отсюда снизу они кажутся кружевом… Высоченная башня ударяется в кровлю главного здания, переламывается и обрушивается на площадь. Шипастый шпиль катится, подминая под себя фонари. Сокрушив фонтан в центре, и искалечив деревья, он перекрывает дорогу…

…- Нет! Там никак! – голос закопчённого танкиста срывается, пальцы пачкают золотое шитьё на комиссарских лацканах, - Господин комиссар, там, через…- взрыв сотряс улицу, в грохоте рушащегося неподалёку здания рот открывается беззвучно, - …и в лоб никак! Вам надо вернуться и обойти! Там перед нами весь десятый накрест колотунами забили! А тот проезд, видишь, ребята «Безликим» загородили! Мы прошли, а они не успели, прими Император их души! - делово, вроде даже весело кричит танкист, - Кругом нас тут культями обложило, мать им жена! Они здесь, – чёрный палец тычет торцовую стену здания, выходящую в переулок, - и там, в доме напротив! Гнезда по три с каждой стороны – автопушки, эрдольхены и трубы!

Гвардия забилась в расщелину переулка, люди и техника сгрудились между высоких стен. Обездвиженный «Леман Русс» так застрял в куче шлакоблоков, что обойти его «Химеры» не могли. Путь направо перекрыл рухнувший дом, прямо по ходу на перекрёстке, грузно осев и поникнув башней, чадил второй танк.

Комиссар смотрит наверх, кричит стрелку приказ, показывая на глухую торцовую стену дома, в котором засели еретики. Тот кивает, бежит к машине и исчезает в люке. Через мгновение башня дёргается. Огромный ствол начинает поворачиваться, сбивая пламя с дульного тормоза - на пушку и броню попала горючая кровь из бака погибшего танка. Дуло почти упирается в глухой брандмауэр, размалёванный, как и каждая пядь в столице, которую еретики перестроили в некрополь для воинов Гефарии...

- Всем укрыться! – гвардейцы бросаются от исполина.

Даже если сжаться и обхватить голову руками - не поможет, все нутро перетряхнёт…

… Никаких разношёрстных горожан, вооружённых чем попало, мутантов в балахонах, с бритыми наголо или безобразно заросшими головами. Вполне нормальные, нафаршированные осколками мужики в обрывках обычной униформы. Ничего, что отличало бы их от стандартно экипированных, разбросанных частями и целиком по зале солдат СПО. Только семицветные полосатые повязки на правом рукаве. И разноцветные слёзы. А может, шипы, ползущие из сердца, чтобы лишить зрения. У одного из-за ворота по челюсти и щекам к глазам идут синие полосы, у другого зелёные, у всех разные…

Гранаты почти не оставили работы лазгеверам, штыки поклевали тела, ища остатки жизни.

- Нивелле, Крев – пушка, остальные – окна и периметр! Огонь по готовности!

Автопушка растопырилась в оконном проёме. Она хищно вцепилась креплениями лафета в паркетный пол, шипя повреждённой системой охлаждения. К казённой части орудия прилипли мокрые шматки, пальцы скользят по рукояти затвора. Вкусивший крови механизм подачи охотно принимает ленту. Ствол уставился на противоположную сторону улицы. Фигурки в стрельчатых оконных проёмах в страхе мечутся, почувствовав, как приближается отвергнутый ими свет Императора. И он испепеляет еретиков без остатка, когда детонирует от прямого попадания стандартный боезапас их пушки. Полторы тонны без малого разом…

…Одно дело когда при словах «Схола Прогениум» вспоминается тягостная ночная вахта, и то впечатление, что тело на виселице, одиноко выросшей посреди плаца, шевелится.

И совсем другое, когда видишь старого выпускника Схолы в бою. Его молитве взахлёб вторят мрущие еретики, мелькает красная подкладка шинели, плещет красное нутро еретиков, брызгами скрепляя клятву комиссарской верности. На каждый точный удар чёткое слово гимна.

И наверняка, ковры там сохранил сам Император. Сохранил для того, чтобы его верный слуга комиссар Бальдур Штарк сделал один бесшумный шаг навстречу еретикам, подбежавшим к дверям. Выиграл миг необходимый, чтобы отмахнуть руку первому - до того, как тот вынет чеку. Срезать ствол лазгевера второму - до выстрела. Присесть, развернуться и подставить лезвие пиломеча под ноги третьему. Тот спотыкается, его всего передёргивает, он воет, по инерции пробегает дальше. И безногим падает на ковёр за комиссаром. А тот вскакивает, и единым движением снизу вверх по косой располовинивает нагрудник и рёбра следующему.

Короткая рукопашная, штыки лучи и пули разбирают оставшихся, кому что досталось.

Пиломеч в руках комиссара, отплёвываясь на стены, с вытья переходит на ворчание и стихает.

Содержать свою униформу в чистоте, сражаясь таким оружием, это тоже подвиг…

…Из-за завесы пыли выплывает спасительница. Она лавирует в развалинах, вертя расклининой башней и яростно отплёвываясь во все стороны болтами и огнём. Махина вползает на бетонный холм, сминая арматурную поросль.

Хемаер. Лязгает о камень рампа. Слышится сорванный голос святого-хранителя:

- Есть приказ, убираемся! «Кресты» на подходе!

Нивелле задирает голову в гудящее небо. Они всё-таки поднялись. Самоубийство, но иначе поступить они не могли. «Чёрные Кресты» оторвались от земли и спешили на Пир Императора.

Звенья рассыпаются под огнём зенитной артиллерии, но тут же вновь чётко перестраиваются. Слепые, глухие и немые аэрокрафты уже старательно перемешивают небо с землёй, раз за разом ссыпая смерть поодаль от оставшихся машин Девятого Бронепехотного.

Фобур кричит тучам:

- Эй, хлыщи крылатые! Передайте Ему, что живы мы пока! Спасибо, братцы, за пехотой не заржавеет! Храни Император!

«Черные Кресты» петляют среди дымов, словно выводя в небе послание по просьбе ветерана. Нивелле отчаянно надеется, что этот небесный текст - всё же молитва, а не эпитафия …

Нырнуть в прямоугольник люка, укрыться во тьме бронированных недр, заснуть…

***

…- Заснул что-ли?!! Поворачивать куда?!!

Нивелле чуть не заплакал, стараясь вытеснить из груди горькую тяжесть:

- Да ищу! – он комкал безразмерную карту, ища нужное место – Не могу я так быстро, трудно ведь…

- Трудно жука еть! – перекричал рёв двигателя тот самый, увешанный костями ветеран. Он расхохотался и, нагнувшись к белощитнику через проход, хлопнул его по колену, - Да ты не вянь! Весело катаемся!

Рядом с шутником согласно хрюкнул второй «старик», высоченный одноглазый детина. Кровь здорово забрызгала его, но, судя по всему, ранен он не был. Ножом он отчищал волосы, налипшие между шипов дубинки.

Нивелле сглотнул и отвёл глаза. Взгляд бездумно блуждал по нутру «Химеры».

Тряска и духота не веселили совершенно. От грохота двигателя, с благословения Бога-Машины волочившего их железный саркофаг по руинам, раскалывалась голова. Большая часть выхлопов из повреждённого фильтра попадала прямо в десантный отсек где, смешиваясь с ароматом святых воскурений, повисала удушающим смогом. Фигуры в полумраке казались приснившимися призраками мёртвых. Светоцилиндр мигал, отчего всё двигалось рывками. Машину тряхнуло, каска выпала из чьих-то ослабших в забытьи рук и стукнулась об пол. Никто не пошевелился. Справа сквозняк через пробоины в бортах трепал обрывок страницы «Орлиного Взора». Изображённая на нём улыбающаяся девушка то исчезала, то вновь выплывала из-за раскачивающегося на позолоченных цепях кадила. Красавица с видимым усилием нянчила штурмовой лазгевер, заявляя: «Мой парень – гвар…». Вопреки уставу кто-то упрямо лепил этих краль рядом с иконами и листовками. Из струек сизого дыма блондинка в коротеньком камуфляже призывно улыбалась потрёпанному знамени Девятого регимента Гефарского Бронепехотного Корпуса, драпировавшему противоположную стену. Под счастливой подругой гвардейца заходился кашлем Гюгриг, получивший касательный ожёг горла и груди.

Сзади над головой Нивелле на месте стрелка Тирхасс вертелся, пытаясь уместиться в тесной для него башне. Стрелок-воксаудитор из экипажа лежал в проходе под ногами, заливая кровью старый промасленный комбинезон, который сунули ему под голову. В скулу танкиста воткнулся осколок - он высунулся на чёрную от дыма улицу, чтоб рассмотреть дорогу впереди. Теперь, с наскоро замотанным лицом, он болтался в кровавой грязи на полу среди ботинок и прикладов, как недавно эксгумированное или не до конца подготовленное к погребению тело. Безрукого медикуса, быстро умершего от потери крови, сожгли ещё час назад, так что и стрелок, возможно, уже тоже отошёл. Рядом с ним, Нивелле и ещё двое безместных вытирали штанами бурую слякоть. За их спиной гудел и щёлкал дух трансформатора.

Нивелле опять уставился на беспорядочное переплетенье линий, отмечающих на карте дороги и кварталы. Мёртвые клетки города-трупа, из которых никак не удавалось вырваться.

Рана под бицепсом ныла, наполняя всю левую половину тела тягучей болью. Повязка остановила кровь, но легче не стало. «Стимуляторы» так и остались просто словом из курса оказания первой помощи. В наличии имелся лишь «штырь» - стандартно дозированный обезболь. От укола шея отекла так, что не повернуть, но зато от побочного действия кружилась голова, как и предупреждал медикус.

Мысли нехотя покачивались на волнах тошноты.

Других машин рядом не осталось... Фельдфебель и ребята с выпуска провалились и сгорели… Остался только комиссар со своим словом и вечноголодным пиломечём… И всучил ему эту проклятую карту…

Нивелле оторвался от плана несуществующего больше города, на этот раз зло зыркнув в сторону фигуры у кормовой двери на правом ряду.

Он хотел злиться, но сам того не желая, восхищался стальной выдержкой и твёрдостью комиссара. Всю энергию, вытянутую утром из скупого сухпайка, организм Нивелле давно истратил, продолжая работать на одном нервном напряжении, подстёгиваемый болью. И в то время, как сам белощитник, сидя на полу, тяжело налёг на истоптанное откидное сиденье и, скрючившись от боли, шарил по карте, осанка Штарка оставалась безупречной, словно на параде. А ведь и его осколки не облетали! Среди устало развалившихся, мотающихся в полусне солдат, Штарк сидел прямо, будто изваяние древнего героя в полковой часовне. Алая перевязь раной наискось перечёркивала монолит серой шинели, тускло блестели шевроны на алых отворотах высокого воротника. Обеими руками в чёрных перчатках с крагами комиссар опирался на рукоять цепного меча. Лицо в тени тоже было серым, что ещё больше усиливало сходство со статуей. Под козырьком высокой фуражки светились точки светло-серых глаз.

Нивелле вздрогнул, когда сквозь отупение до него дошло, что комиссар смотрит прямо на него. Штарк сидел всё так же, не шевелясь, только свободный конец его перевязи и кисти эполет покачивались в такт движению машины. Одними глазами комиссар указал новобранцу на что-то над его, Нивелле, левым плечом. Дважды моргнув, сбрасывая гипноз холодящего взгляда, белощитник медленно обернулся. Слева над ним к переборке, отделяющей вместилище духа трансформатора, крепился походный складень. При погрузке под огнём, в суматохе, когда затаскивали раненых, кто-то опёрся об икону грязной рукой. Бурый отпечаток ладони измазал Его фигуру.

- Ну, так куда там? – прохрипел голос из-за двери кабины.

«Да что я – один живой что ли?!!» Нивелле втянул слабой грудью побольше тошнотворного тумана, чтоб выругаться, но его потянуло вперёд, он оглох, ослеп и взлетел…

…Он парил над «Химерой». А под гусеницами машины пульсировало живое небо. Цветные переливы притягивали взгляд, в них что-то двигалось, но глаза закрывались сами собой. Хотелось нырнуть в прямоугольник люка, укрыться во тьме бронированных недр, заснуть. Стоит только чуть подплыть, дотянуться…

- Молодой шевелится! Жив…

…Голос… где-то очень далеко…Потом другие…

- Тут ещё…стрелок…

- Брось его к херувам! С ним всё!

- Быстрее! Всех же так накроют!

…Кто-то, не зная слов, кашлял. Глухо толкнулась невидимая сила. Приятно качнуло…

- Опять реактивная - они совсем рядом!

- Валим! К матерям святых - валим!

- Молодой! Слышь, тля, подымайся… Уходить надо! В ящике отлежишься, щиток…

…Голоса… Им одиноко во тьме… Они нашли друг друга, они говорят, кричат наперебой, боятся пустоты вокруг…

- Император храни, что это..?!!

- Зелёное…

- Лиловое было сперва…Снова меняется…

…Новый голос вклинился из ниоткуда в далёкий галдёж…

- Гвардия! Глаза некуда деть?! Отставить пялиться! Отходим через развалины к лесу! Родчек, Ааршетт – прикрываете!

…Вот так говорит серый камень…Зачем одели на статую перевязь?..

- Посмотрите, что с ним. Если слишком плохо, не рискуйте. Двигаться нужно быстро.

…Плохо...Не может быть плохо… когда существует одно «хорошо»… Если бы только не эти голоса вдали…

Игла реальности впилась в плечо. Струйка боли потекла вверх, писком ввинтилась в мозг. В висках загудело набирая силу и, наконец, все звуки мира разом раскололи череп. Стена шума разложилась на хруст крошащегося камнебетона, гул пламени, голос…

- …жешь встать, говорю? Давай, щиток, нам тут помирать не надо. Тут даже небо перекрашенное – бардак, тля, прости Император-Боже…

Ещё не чувствуя себя, Нивелле услышал со стороны свой рыдающий хрип. Потом слабое бесплотное «я» разом вдавилось в землю чудовищной тяжестью измученного тела. Голос усмехнулся:

- К этой прелести привыкнуть нельзя. Самого, тля, до сих пор так же коробит. Приберёг на крайний… Просто отсрочка, боль придёт потом. Бегай пока…

Нивелле открыл глаза.

В конце тупика, образованного двумя обрушенными домами, «Химера» горела лёжа на боку. Ужаленная реактивной гранатой, почти сорокатонная туша подпрыгнула и, встряхнув своё содержимое, рухнула. От удара цепь траков порвалась, опорные катки раскрошили дорогу, машина завалилась на бок. Она принимала огонь преследователей на себя, ловила брюхом пули и лучи. Защитница и в минуты смерти берегла пехоту. Командира со сломанной шеей и давно мёртвого стрелка оставили внутри.

Механикус-агитатор растирал рукавом мокрую копоть по щекам, касался брони, будто гладил умирающего. Руки Хемаера тряслись, он откручивал с обратной стороны люка серебряную пластину-оберег со знаками Адептус Механикус.

Вся земля повернулась. Закружилась голова.

Хватаясь за торчащую из плит арматуру, Нивелле поднялся. Тело онемело, живым себя не ощущало, но слушалось. Двое ветеранов подхватили белощитника под руки и потащили в развалины дома. Пробираясь по обломкам, они услышали, как сама собой вдруг ожила связь. Из затылка раскуроченной башни донеслись обрывки скороговорки, шум, а потом остался только еле различимая песня. Далёкий женский голос, подслащенный хрипом помех. Машина прощалась.

Изменено 27 апреля, 2007 пользователем Basilevs

[Basilevs]

2. «…Я - тьма, что окружает меня…»

Боль придёт потом.

Сейчас много другого: треск, шелест, тяжёлое дыхание.

Ремень лазгевера сполз и натирал грязную шею. Ночь пробралась где-то снизу под панцирь и студила тело.

Сырую мглу в лёгкие и обратно, судорожный вдох и сразу обратно, давая место новому глотку влажного воздуха. Дыхание давно сбилось, тяжёлая горящая голова, казалось, плыла отдельно, скорбя по измочаленному телу. Нивелле честно старался бежать сам, сосредоточившись на всё ещё чужих ногах. Ветеран в костистой «скорлупе» подхватил его, когда нога угодила в рытвину. Мелькание веток замедлилось, стволы закачались. Нивелле шваркнул по коре наплечником, привалился к дереву. Броня, как экзоскелет держала осанку, и он согнулся, будто в учтивом поклоне. Спазм примял желудок к позвоночнику, Нивелле мучительно икнул, закашлял, тщетно стараясь сплюнуть кислятину – блевать всё равно нечем. Да и сплюнуть сил нет. Он стёр повисшую слюну рукавом. Трясущейся рукой пошарил на боку, но фляги не было. Рана опять открылась, ветеран тянул его за промокший рукав:

- Давай держись, щиток, ихором ещё успеешь побрызгать. Пить не надо сейчас.

Он оторвал раскисшего новобранца от ствола, потащил, крепко держа под руку:

- Мы под этой дрянью с жуками наперегонки бегали – вещь! А с двойной, так зигзагами, и отдыхать можно, когда они по прямой! Но сушит здорово, знаю… Чего и сколько мы потом пили, лучше тебе не знать…

Желудок Нивелле снова испуганно задёргался.

Зарево пожаров и вонь умирающего города остались позади.

Лес пугал своей нетронутостью и тишиной.

Следуя за комиссаром и остальными двое ветеранов, белощитник и механикус выбрались из тупика через первый этаж полуразрушенного дома. Когда они достигли парка, над развалинами за их спинами прокатился посмертный грохот «Химеры».

Они свернули с гравийной дороги и, держась её, стали пробираться под прикрытием деревьев.

Стволы плыли мимо, в переплетениях веток помигивали звёзды.

Ветераны ушли вперёд, Нивелле изо всех сил старался не отстать. Уши закладывало на каждый второй удар сердца. Кровь из носа затекала в уголки рта, но, как и пот, быстро стыла на холоде. Хорошо, хоть из ушей перестала…

Земля попеременно бьющая в подошвы, твёрдая прохлада оружия в руках и спина водителя в полумраке впереди - вот единственное, что важно… Хемаер, которого нужно догнать…

Нивелле сходу налетел на неподвижный сгусток чёрноты и рухнул на спину - дерево! Он неуклюже поднялся, на ощупь нашёл лазгевер. С трудом выпрямился, завертелся, силясь разглядеть товарищей… Замер и понял, что не знает откуда пришёл. В такой темноте не видно даже своих ботинок, не то что следов… Со всех сторон чернели совершенно одинаковые стволы.

Он остался один, потерялся. Нивелле неуверенно побрёл в одну сторону, остановился, сделал несколько шагов в другую. Сбоку что-то прошелестело. Нивелле вскинул лазгевер так резко, что сам испугался лязга приклада о нагрудник брони. Успокоиться… Он остановился, стараясь унять дыхание, прислушался. Недалеко впереди послышались голоса, кто-то выбирался на дорогу. Нивелле сорвался с места, споткнулся, стал карабкаться на насыпь. Тяжело дыша, хотел позвать…

Стремительная тяжесть навалилась сверху, вдавила его лицо в землю, голос заглушила набившаяся в рот трава.

Когда в расширившихся глазах ужас сменился, наконец, узнаванием, ветеран ослабил хватку. Он приложил палец к губам и указал на дорогу над ними. Нивелле вытолкнул языком изо рта горькие стебли и вытянул шею.

Чуть впереди с разных сторон на дорогу выступили тёмные фигуры. Силуэты чётко вырисовывались на фоне неба. Правый поднял руку:

- 263-я сводная бригада Оранжевой Полосы! Бригадир Хъолат.

- Разведотряд 5-го полка Синей Полосы! Старший группы Мивонас, - откликнулись с другой стороны. Командиры сошлись на середине дороги. Они обняли друг друга за левое плечо и приложились к правому.

- Вкупе!

- Вкупе, сорадужник!

- Несколько захватчиков ищут здесь убежища. Мы уничтожили их транспорт. Вполне очевидно, куда они прорываются.

- Сам Голос Спектра идёт за нами, он скоро будет здесь. Даже если они достигнут Тени она их не спасёт. Власть этого места вся изошла, так было сказано ещё на Первом Единении…

Нивелле взмок, волна жара прояснила мозг. Император, как же повезло! Еретики обогнали и не заметили его, а он сам чуть не вышел к ним! Гвардеец почувствовал себя, как ребёнок, которого защитил отец, самый могучий и великий человек на свете.

Ветеран выудил из нагрудного кармана гранату и метнул прямо в стоящих на дороге. Резко отвернулся и развернул Нивелле. Свето-шумовая хлопнула, ночь на миг уступила место полдню. Тихо покинув кювет, они углубились в лес. Еретики на дороге вопили и стреляли во все стороны.

- Видал, как целуются, тараканы? – обернувшись на бегу, прошептал ветеран и скривился.

…На жетоне этого парня было выбито имя Гладис Ааршетт, но все звали его просто Жук. На лице у Жука было не так уж много шрамов, но даже бывалые ветераны, видевшие его в душе, теряли аппетит. Едкий ихор будто растворил и скомкал его плоть на животе, груди и боках, как рука комкает тонкий пластик. Швы медикусов вперемешку с собственными вынужденными упражнениями гвардейца в хирургии только усугубили картину.

Наплечники его были выложены костями пальцев ксенов, казалось, сама Смерть положила сзади руки ему на плечи. Жук укрепил кусками костяных брюшных пластин нагрудник своей «раковины», и приспособил нижнюю челюсть мелкой твари на каску, наподобие короны. На шее ветерана шуршали многочисленные зубы и когти самой разной длинны, собранные в ожерелье. Солдатский жетон победно поблёскивал среди костяных трофеев. И каждую даже самую мелкую ксено-кость покрывала мелкая гравировка - литании и славления.

Но больше всего гвардейцев восхищал палаш ветерана, который Жук носил за спиной, наподобие ножа, гардой вниз. Выточенный из хвостового жала, а может из передней хватательной ноги гигантской твари (кто там разберёт эту богомерзость?), клинок был необыкновенно остёр. Формой он напоминал косу, вертикально посаженную на рукоять. Эфес образованный суставным утолщением был вырезан в виде крылатого черепа, рукоять из кости потоньше входила в суставную полость. От гарды до середины лезвия по режущей кромке шли, сходя на нет, зазубрины родного происхождения. Сам клинок украшала травлёная надпись «Здраствуй, мама, я вернулся!». Иронии ксеносы, конечно, понять не могли, но наверняка не раз чувствовали…

К его другу, почти двухметровому Кану Родчеку пристала кличка Особь. Слышали, правда, что Жук зовёт его другой, видимо старой, кличкой - Молчок. Рядом с невысоким Жуком Особь выглядел особенно внушительно. Трофеев у него было меньше, только несколько позвонков на наплечниках. У пояса болталась дубинка из экзокости жучиной конечности, заполненная свинцом – для «траншейной возни». Оружие, испещряли строчки литании ненависти к тиранидам, повторённой множество раз. Левого глаза у Особи не было. Вместо него изготовленное техножрецами аугметическое око поблёскивало под правым крылом лилового орла, украшавшего высокий лоб ветерана. Святой символ был нанесён на кожу несмываемым пигментом и все были уверены, что ветеран «выдавил эту дрянь из жука».

Словом, не гефарские гвардейцы, а анархо-варвары с отсталого мира, не обласканного Министорумом и Инквизицией. Так выглядеть имеют право и привилегию только ветераны.

Жук и Особь были единственным живым напоминанием о существовавшем некогда славном Третьем Гефарском Бронепехотном Регименте. Регимент был отправлен в числе других сил на планетку Паулуме, остановить вторжение флота-осколка тиранидов, уничтожить частицу того огромного потока антижизни, что в имперских источниках именуется Флот-улей Левиафан. После продолжительных боёв распространение тиранидов по уже полуопустошённой планете остановили, но и брошенные сюда армии Империума почти полностью сгорели в столкновении с порождениями запредельного голода.

Команды карантина и зачистки, высадившиеся позже на один из «недоеденных» материков планеты, лишь кое-где обнаруживали и уничтожали бездумно шныряющих ксено-особей, не представлявших опасности.

И ещё они нашли двоих оставшихся в живых людей.

Как они выжили, и чем жили 15 месяцев в этом общем могильнике, было загадкой.

Были слухи, что эти двое входили в какое-то секретное экспериментальное соединение, чуть ли не Ордо Ксенос основанное. Около года они на перекладных добирались обратно на Гефарию. Для ветеранов это был отпуск, проведённый в жесточайшем карантине в компании с медикусами и дознавателями из Ордо Ксенос. Оставалось загадкой и то, как после всего этого им удалось сохранить себе такую кучу ксено-мерзостных трофеев.

Когда они вернулись домой, их отпуск как раз закончился. По одному только Императору ведомой причине, вместо того, чтобы и дальше разгребать осколки Левиафана в составе других соединений, эта загадочная пара оказалась приписана к Девятому Бронепехотному. Сразу по прибытии на родную планету их приписали к новой части, вместе со всеми погрузили в транспорты и отправили в соседний сектор, потом ещё куда-то.

А теперь на Инфамму. Лучшие всегда нужны Ему.

Выбравшись живыми с того света на Паулуме, Жук и Особь берегли друг друга, как единственную частичку своего исчезнувшего прошлого. Они редко говорили между собой, Особь вообще почти всегда молчал.

Ну и все знали историю про парня, что навязчиво сыпал шуточками о характере их близости. Рассказывали, что нашли его однажды после очередного боя мёртвым - резаная рана паха существенно удлинила ему ноги. Ничего особенного, обычное дело на войне. Однако рукопашной в тот раз не было… Дело замяли, указав в бумагах, что рядовой покинул траншею и получил смертельное ранение, когда неосмотрительно лёг, раскинув ноги в сторону позиции противника.

За глаза ветеранов ещё называли, обыгрывая название роковой планеты - «Полоумные Братья». На свои прозвища Жук и Особь не обижались…

Оторваться никак не удавалось. Еретики нагоняли. Несколько групп преследователей перекликались позади, мелькали проблески фонарей.

Чумазый механик бежал рядом, держа пистолет наготове. Ветераны держались чуть сзади. Внезапно свет скользнул рядом по ветвям. Нивелле бросился за дерево, выстрелил, но кажется, промахнулся. Залп ветеранов прожёг одного преследователя и ранил другого. Тот попытался выдавить крик, но к нему кинулся механик. Прижатый к земле еретик дёрнул ногами и затих. Хемаер поднялся, вытер отвёртку о рукав:

- Дальше от дороги надо уходить…

В древесной кроне зашипело. Множество лучей ударили в землю вокруг лазгевера еретика, сигналящий включённым фонарём. Особь упал.

Жук, бросив пулемёт и боезапас, кинулся к товарищу. Нивелле подбежал с другой стороны, бухнулся рядом, наугад прожигая длинными очередями мрак между стволами. Даже через штаны коленям было тепло. Лучи лазгеверов превратили мокрую почву в зарубцевавшийся шлак.

Особь лежал, согнув ноги в коленях в позе роженицы, судорожно вспахивая пятками гниющую сырую листву. Он выгнулся, запрокинув голову, но не кричал, лишь хрипло выдыхал сквозь стиснутые зубы. Раскрытую дыру в боку он не трогал. Он нашёл глазами Жука и слабо похлопал ладонью рядом с собой. Жук присел, вынул что-то из сумки, висевшей через плечо, и положил рядом с телом. Задержался на мгновение, сжал руку друга. А потом Нивелле показалось, что Жук провёл пальцами прямо по ране своего товарища, и по своему лицу.

Затем ветеран вскочил и, волоча за собой белощитника, ринулся в чащу.

Взрывная волна обдала бегущих горячей отрыжкой, грубо толкнув в спину.

Останься Нивелле на поляне, он увидел бы, как человек тридцать выскочили из-за деревьев и ринулись к распростёртой фигуре. Они осторожно обступили её, держа на прицеле. Лежащий приподнял руку – в приветствии? – а потом, как бы с досадой, ударил ладонью по земле. Хлопнул первый заряд. Мина-попрыгун взлетела над землёй до уровня груди и там гнев духа, спавшего в круглой жестяной банке, окончательно рассвирепел. Стальные шарики превратили преследователей и молодняк вокруг в кашу из щепы, листьев и дымящейся кровавой рванины.

Нивелле был настолько плох, что не осталось сил даже на то, чтобы почувствовать утрату. Сердце бешеным комом билось в виски. Он механически переставлял ноги. Разум бесстрастно фиксировали происходящее вокруг, наблюдал за новобранцем, который смертельно устал. Слова молитвы тряслись и сталкивались в черепе, отказываясь правильно чередоваться.

Горе, наверное, придёт потом, вместе с болью.

***

Удивление с трудом пробилось сквозь муть в голове: голосок ребёнка!

- Ещё дяденьки Теньператора! Он ещё послал, чтобы вы меня защищали!

- Да тише ты…

Дорога, вдоль которой они держались, пока не наткнулись на патрули, обрывалась у опушки. Она заканчивалась под высокой каменной аркой украшенной статуями. Сразу за ней, насколько было видно, открывался простор.

В глубокой тени под аркой угадывались фигуры гвардейцев и ещё одна фигурка. Трое подбежали и нырнули под свод.

Кто-то вполголоса ответил на неслышный вопрос:

- …Жук и молодой с механикусом.

Комиссар вышел вперёд:

- А Особь..?

Жук чуть заметно мотнул головой.

- Вени тоже отстал, мы думали вы его встретите…

- Они прямо за нами, надо двигать. Кое-кого убрали, но их-то вон сколько…

Нивелле разглядел ребёнка.

Маленькая и очень серьёзная девочка.

Она была одета в пальто не по росту, в котором видимо жила последнее время не вылезая. На лице у нее сидели огромные круглые защитные очки, как у техножрецов, со стёклами сплошь исцарапанными мелкими буквами.

На лоб сползал высокий чёрный кивер, украшенный огромным орлом и знаком галактики с четырьмя завихрениями. Кивер офицера прусских штурмовиков, а это значит, рядом могут быть свои - пруссы, гефарцы, Гвардия…

- Ты где шапку взяла? - Комиссар смотрел на девочку сверху вниз.

- Человек в лесу, он дал мне её. Он тоже был солдат Теньператора, и шел в церковь. Но потом он перестал со мной говорить и сел отдохнуть. Он болел и хотел спать…

Бальдур Штарк присел на корточки и осторожно дотронулся до щеки ребёнка. Комиссар легко касался пальцами нежной, почти прозрачной щеки девчушки. На тыльной стороне перчатки бурели пятна – там, в развалинах полиса этой самой рукой Штарк забил насмерть раненного отступника, не успевшего отойти к своим. Комиссар допрашивал одержимого прямо под огнём, укрывшись за бортом «Химеры», а потом, поняв бесполезность усилий, очистил еретика, разбив его голову об освящённую броню.

- Как тебя зовут?

- Умбра, а когда вырасту, то станут звать Умбрия. У нас многих так называют, а мальчиков – Умбрис, - девочка важничала и вела беседу, будто принимала гостей на званом обеде.

- А сюда ты как попала?

- Я убежала, когда они стали рисовать на нашем доме, и лучами ломать воздух.

- Ломать воздух?

- Да! У самых главных из головы растут лучи! Они цветные, но страшные. Я плакала, когда они светили, а папка говорил не смотреть. А потом он мне очки сделал.

- А где твои родители?

- Они уже умерли, - просто ответила девочка.

- Ты в лесу прячешься?

- Нет! Я теперь живу с Теньператором во храме! Он меня защищает. Мы сюда раньше всегда приходили.

Девочка указала за арку.

На невысоком холме посреди поля чернела громада храма. Собор был непривычно широким. По бокам от центрального здания возвышались довольно далеко отстоящие башни контрфорсов со шпилями поменьше, за ними в стороны ещё по паре башенок, перегораживая поле крытыми галереями. От них к основанию центрального шпиля тянулись, плавно восходя, трехъярусные арочные переходы.

- А почему еретиков там нет?

- Вот тут написано! Меня папка читать учил!

Прежде чем ее успели остановить, она выбежала из тени арки. Девчушка повернулась к сгрудившимся гвардейцам и указала наверх.

Арку венчала фигура имперского орла. Двуглавый символ Империума сжимал в когтях пласталевый свиток.

- «Храм сей был воздвигнут на пресвятом месте, - старательно и с удовольствием читала девочка, - Явление Господа нашего Императора ознаменовалось великим чудом. Допрежде, в нашем мире было в чести постыдное слеповерие в силу бесовскую,

и на этом месте народ, пребывая во глубине прискорбного невежества, на варварском капище поклонялся мерзости - идолу из двух сросшихся тел о четырех головах, и приносили ему жертвы. Когда же Бог-Император явился к нам, то на место сие легла тень машины крылатой несшей Его, и нечестивое творение раскололось, повергнув мракобесов во страх и уныние. А человек, обреченный в тот день на заклание и так чудесно спасённый, нарёк место сие святым и стал проповедовать об Императоре, и учить о Небесной Тени. Этим человеком был Первый Кардинал Торезиак Зиверет. Впоследствии он повелел на месте этом воздвигнуть храм - Собор Его Тени - в память о прикосновении Благословенного Бога-Императора к нашему миру. И предав строению сходство с названной небесной машиной, увековечить явленную волю Его. Позднее, когда…»

- Тихо!

Комиссар сгрёб ребёнка обратно в тень, стволы нацелились на шорох.

Из кювета на дорогу взобрался Вени. Он махнул рукой и подбежал к арке.

- Боялся пальнёте!

- В порядке, соратник..? Где лазгевер оставил? – подал голос Фобур

- Да пришлось скинуть.., - в руках Вени держал пистолет и штык-нож.

Комиссар повернулся в сторону Собора:

- Вперёд!

Первым выстрелом Вени свалил Гюгрига. Второй импульс обжёг наплечник Тирхасса. Гвардейцы отпрянули от кинувшегося на них товарища.

Вени кинул пистолет, наотмашь смазал по лицу стоящую на пути девочку. Очки слетели с её головы и упали на дорогу. Умбра закричала. Вени прыгнул комиссару на спину и ударил ножом в шею. Нож скользнул по металлу кирасы и вошёл в трапецию. Комиссар рухнул на колени, зажимая воротником рану.

Запульсировало, забилось, потекло отравленное варпом небо. Оно рисовало зелёным, потом синим лепнину арки, испуганные и искажённые гневом лица, руки, ломающие и валящие Вени на землю, сапоги, топчущие его.

Он орал: «Небо! Это же небо!» так, будто это было всё оправдывающим объяснением.

Каменные кардиналы в нишах наблюдали за свалкой, меняя цвет и выражение лиц.

- Побежим! Скорее, побежим в Собор! – кричала девочка, старательно закрывая ладошками глаза, - Они сейчас уже придут! Так всегда в небе, когда они идут!

- В Собор! Не оглядываться! Только вперёд смотреть! – вторя ей, хрипел комиссар, такой же фиолетовый, как и весь мир вокруг…

***

Давным-давно они родились из железной машины. Они взрослели, теряясь и находя, плутая в лесной тьме. А теперь лёгкие раздирала сама жизнь – рывок по полю. Отчаянный, на пределе сил. Долгие годы они бежали. И год за годом перед ними неспешно вырастала громада собора.

Громада чистого камня, не тронутого цветным разложением.

К концу жизни, истратившись без остатка на сжигающее всё существо усилие, они надеялись лишь на то, что вражеские лучи не коснутся спин предсмертным теплом.

Сшибая ноги о ступени, помогая себе руками, вверх по лестнице. Зев портала. Всей тяжестью тела удар в двери. Гулкая тьма. Холодный камень под щекой. Смерть.

3. Тень от радуги

Строй выпускников застыл на плацу. Тишина, лишь знамёна хлопками подгоняют облака. Низкое солнце золотит эти редкие обрывки, плывущие в безбрежном тёмно-голубом океане неба.

Фигура оберста чётко выделяется на фоне полотнища штандарта Корпуса, неподвижного от своей благородной тяжести, несмотря на ветерок.

Для них всех, молодых выпускников Академии Фридриха Безликого, оберст Тодесцойг олицетворение родного мира, истинный сын Гефарии. Каждый мечтает когда-нибудь, украсившись ранами побед, стать собратом ему и иным героям в орденах «Ледяной Венец» и «Цветущее Копьё». Войти в круг вождей-аристократов, которые раз в год во время мистической литургии, в выстуженном храме на орбитальной станции, скрещивают поднятые мечи под золотым орлом и называют Империум архаичным словом «Райх».

- Запомните! – рявкает после паузы оберст, «..помните..помните..» проносится вдоль чёрных рядов и затихает у горизонта, – Никогда настоящая армия не будет состоять из сброда в униформе из отстойников гиперполисов или из дикарей с радиоактивных помоек! Злость, униформа и оружие – это ещё не Гвардия! Гвардия – это выучка, дисциплина, честь и верность! Гвардия – это чистая традиция войны, это готовность отдать жизнь за идеалы! А за вами ты-сяче-летия славных боевых традиций! Вы – железный клюв Аквилы! Вы – Гефарцы! Во всех битвах помните наш девиз: «Отважнее всего человек сражается за свою Родину. Наша Родина там – где мы сражаемся!»

Вечерний воздух прорезает голос одинокой трубы, рушится грохот барабанов. Короткие отбивки поочерёдно переговариваются с духовыми. Барабаны, потом трубы, снова дробный проигрыш, ему вновь вторят трубы. И вот их голоса, наконец, сливаются воедино, и над необъятным полем гремит марш Гефарского Бронепехотного Корпуса. Выпускники самозабвенно поют. Ком подкатывает к горлу, хочется прямо сейчас рвануть в атаку, кинуться с мечом в гущу врагов и разметать в клочья жалкие порождения варпа и чужих галактик…

***

Стыд, как и горе, а сними и боль придёт позже, когда наступит это недостижимое «потом»…

Надежда честно дождалась самого конца и, как ей и полагается, умерла последней.

Здесь не было чёрных мотогусар. Не держали оборону закованные в усиленную броню, безликие за сплошными забралами шлемов штурмовики Прусса. Не было стальных братьев-поплечников иридийских силинциариев. Не было танков. Никого не было. Пустой храм, пятнадцать полумёртвых гвардейцев.

И Он.

В сумрачной глубине, на дальнем конце центрального нефа - там угадывалась Его фигура в единстве алых и золотых сполохов. С высоты ребристого поднебесья свода Он взирал на жалкие фигурки, кляксы, нарушающие симметрию шахматного пола.

Грязные, взмокшие, измотанные сражением, опустошённые погоней, гвардейцы лежали на полу церкви, хрипя, как загнанные звери. Сиплое дыхание напоминало собачий скулёж. Кашель гулко блуждал на хорах.

Комиссар даже в забытьи лежал прямо, подбородочный ремень не дал фуражке слететь. На жёстком лице застыло недовольство: бурое пятно расползлось от воротника по плечу и шинель теперь окончательно испорчена. А в остальном всё в порядке. Здоровенный Тирхасс, тащивший комиссара с ещё одним гвардейцем, лежал рядом. Он-то каску потерял. Кто-то, шевельнувшись, проскрёб бронёй по полу. Нивелле чувствовал, как трясутся ножные мышцы, как тянет сухожилия под коленками. Привалившийся рядом к стене Фобур повертел головой, не зная как быть, сплюнул себе в ладонь и растёр о штанину. Рядом тихонько всхлипывала Умбра.

Жук, как упал на живот, так и лежал, уткнувшись лицом в каменные плиты и тяжело дыша. Он слабо двигал, руками и ногами, пытался ползти, бормотал. У белощитника мелькнула мысль, что сейчас Жуку как никогда подходит его прозвище. Нивелле расслышал шёпот ветерана:

- У вас шесть… у меня четыре… у вас шесть, у меня четыре, тля… у вас-то шесть, а у меня… четыре…

Жук приподнялся на локтях, вытаращился на далёкие отблески витражного стекла. Он застыл, казалось, пытаясь ухватить какую-то мысль, замотал головой:

- Не… У вас шесть, а у меня восемь – ведь он со мной…всегда…Всегда со мной…и сейчас…восемь…

Жук приподнялся, встал на колени, упёршись руками в камень церкви, повторяя всё громче:

- Восемь! Восемь! У меня восемь! Восемь!!!

Нивелле похолодел. Голос дрогнул эхом:

- Жук..? Ты чего, а..? Жук..? Чего восемь…?

От крика Жука все дёрнулись:

- НОГ! – вопль гвардейца заметался под невидимым сводом, - У них, полугадов – шесть лап, а у меня-то восемь! Потому, что Он со мной!!! Всегда двое!!!

Жук засмеялся и, потрясая кулаками, вскочил. Скинул шлем, выпутался из разгрузки, в торжественной тишине храма грохнул о камень панцирь. Под дулами лазгеверов ветеран стянул через голову рубаху и остался в одних штанах. Свет, проникавший сквозь круглые окна под сводами, выхватил очертания его жилистого тела. Страшной пародией на анатомию змеились переплетения шрамов. Трубки бионики местами выходили наружу и вновь исчезали под сеткой рубцов.

Провожаемый оторопелыми взглядами, Жук схватил портупею с ножнами, каску и побежал к проходу между рядами скамей, и дальше, туда, где набранный цветным стеклом тлел Его золотой доспех.

Маленькая фигурка замерла под витражом высотой в три этажа. Ветеран вынул из ножен палаш и грохнулся на колени у алтаря. Порезав грудь, Жук окунул клинок в купель. Задрал голову к огромному чуть светящемуся лицу:

- Господь мой Император! Я с восторгом и благодарностью принимаю Твой дар! Освяти это нечистое тело, перекованное слугой Твоим в орудие гнева Твоего и Возмездия! Раздели со мной мою победу, как я разделяю с Тобой Твою!

Затрещало алтарное покрывало, – Жук отодрал полосу золотой парчи и повязал на лоб. Затем он зачерпнул каской из купели и щедро окатил себя освящённой водой:

- И да пребудет со мной Твоя благодать! Слава и Победа!

Он водрузил каску на алтарь. Челюсть ксенотвари окровавилась рефлексом от плаща Императора на вираже. Жук, пятясь, спустился со ступенек, развернулся, бегом возвратился в притвор, где сгрудились гвардейцы. Он нашёл и надел обратно свой панцирь прямо на голое тело, накинул ремень портупеи. Схватил эрдольхен Особи, крякнув, оторвал от пола ящик с лентой, который они пёрли вместе с Хемаером, и поволок к дверям, оставляя за собой мокрый след. Жук миновал тяжёлые створки, придвинул ящик к одной из колонн портала, открыл его, отплёвываясь литаниями от стекающей с волос влаги, выдернул конец ленты.

- Они уже идут в темноте! Сейчас придут! Вы все стреляйте! – эхо детского голоска потерялось среди колонн, срывая оцепенение, - Там фонарь большой есть! Его включали, когда ночью служба! Только я не знаю, как ему молиться надо…

Умбра уже не плакала, ужас высушил слёзы. Она подбежала к дверям, но боялась выходить, глядя из тени, как Жук возится с пулемётом.

Гвардейцы кинулись к окнам. Нивелле с механиком «Химеры» взбежали по узкой винтовой лестнице в толще стены. По мосткам, соединявшим хоры боковых нефов, пробрались к огромному круглому окну.

Вблизи витраж оказался весьма странным. Разноцветные стёкла были вставлены в раму-растяжку под разными углами, местами острыми гранями выступали кристаллы. Больше похоже на работу Магуса Оптикуса, чем на простое украшение…

Прожектор на коленчатом штативе склонил голову у противоположного края окна, словно сгорбленный старик, грустно глядящий на улицу. Гвардейцы навалились в четыре руки, выкатили его на середину мостков и направили вниз. Механик нащупал коробку укреплённую на основании, дёрнул рычаг, прося снизойти духа света.

Поток фотонов, упорядоченный ритуалом Адептус Механикус, прошёл сквозь «розу», и на поле под храмом расцвёл прекраснейший цветок. Око Бога-Машины сквозь монокль цветного витража воззрилось на еретиков.

Крадущиеся по полю фигуры застыли от неожиданности.

Когда пулемёт Жука наконец прервал свою гневную тираду, внизу у лестницы никто больше не двигался. Лишь один культист старался вытянуть себя по траве за освещённый круг, но луч лазгевера припёк его к земле.

Космодесантник, стоящий во фронтальной нише у входа, каменной грудью принял брошенную гранату. Она отскочила, подпрыгивая, выкатилась из пятна света и, судя по крику за грохотом взрыва, вернулась к хозяину. Механикус повернул прожектор.

Жук поудобнее перехватил пулемёт и упёрся в устой, чтобы компенсировать отдачу:

- Не учуять вам меня! Не учуять, ляди шестиногие!!!

Он снова разбудил задремавшее было оружие, и уже дуэтом с рассерженным эрдольхеном продолжал орать в темноту. Морда колотуна моталась из стороны в сторону, выцеливая шевелящиеся тени. Огонь вырывался из дырок пламегасителя, будто пулемёт яростно топорщил рыжие усы. В перерывах между очередями из-за пелены дыма слышались обрывки воплей:

- …глянем, жучьё, чья ракушка крепче!!! Иди, тля шестиногая, сиротить твоих деток будем!!! Рожать замучаешься, курва полосатая, тараканья дыра!!!

Беспорядочные ответные выстрелы из темноты лишь язвили и обжигали камень вокруг него. Несколько пуль угодило в тимпан над входом, крошка тел праведников осыпала Жука.

Враги пытались обойти скользящую диагональ света.

Дула лазгеверов выдавливали куски цветного стекла из рам, высовываясь наружу. Из окон летели гранаты. Очереди просеивали мглу. Между выстрелами Нивелле глянул в узкую бойницу окна. Живые еретики ползли по мёртвым. Колотун рядом то и дело срывался на брань, звонко плюя в стену гильзами.

Упала пустая лента. Жук хрипло затянул: «Орёл двуглавый высоко парит, и грозно сверху на врагов глядит…!» – с металлическим шорохом протащилась по каменным клеткам новая,- «Широкие крылья расправляет он,» - лязгнул затвор и четвёртая строчка про «штыков миллион» опять перешла в низкий кашель пулемёта.

После трёх попыток сходу взять высоту преследователи унялись.

Словно гигантский мотылёк, прилетевший на огонь, на траве остался трепыхаться еретик в горящей одежде. Ещё одно порванное пулями тело, шурша, безвольно прокатилось вниз по склону и остановилось с нелепо вывернутыми руками. Механикус-агитатор обшаривал лучом землю. Сказочный цветок плыл по полю, превращая согнутые колени, затылки, руки, искореженное оружие в ландшафт невиданной красоты. В свете прожектора было видно, как от трупов поднимается пар.

- «На етом кургане весёлые пташки…» - в наступившей тишине допел на выдохе Жук, сел и отгрёб ладонью гильзы, - «…весело играют за веру свою». На лице ветерана сияла улыбка, две мокрые дорожки от глаз размыли бурую коросту на скулах.

Комиссара оттащили в один из дальних приделов. Тирхасс закурил, но тут же затушил о каску, шепча извинения храму. Фобур тёр пальцем в перчатке стекло прицела. Второй белощитник Мёрит сидел, прижав к себе лазгевер. Он хмурился открыв рот, будто слушал, силясь что-то разобрать. Он спал. Жук так и остался сидеть в дверях.

Заморосило.

***

- БРАТЬЯ!

Глупая надежда больно стукнула в грудь. Но сердце тут же упало в похолодевший от страха желудок…

- Братья мои, верные чада Совокупных Богов!

Движения в непроницаемой тьме за окнами не ощущалось.

Голос - спокойный, уверенный, накатывал издалека, усиливаясь эхом огромного пространства:

- Усладитесь заслуженно этим мигом! Мигом воз-вращения Колеса! Вы, совокупное продолжение семени Близнецов! В вас веками не угасала радуга, в вас преобразовывалась кровь Изменчивого Воина, и хранились тайны Бренного Любовника!

…Но был не только голос. Вместе с ним, нарастал размеренный прибой глубокого гула. Словно огромными лопастями мололи загустевший воздух…

- На этом самом месте были разъединены Близнецы упавшей на них Тенью! Здесь и кончится власть её! Мы пробудим Сердце Совокупности, сердце цветоточивое, попираемое ныне доминой страха! Сейчас и здесь поворотом Колеса Последовательных Перемен мы скинем с него гнёт страшной Тени!

…Мелко звякнуло стекло в окне. Казалось, по всему зданию Собора пробежала едва

заметная дрожь…

- Слушайте и вы, томящиеся ныне в Тени! Рассейте её цветом ваших сердец! Выйдите на свет, братья! - заходился хрипом от отвращения к еретическим речам дух усилителя.

Фобур поднялся на хоры, прошёл к прожектору и стал осматривать поле через оптику обмотанного тряпьём весла:

- Он где-то около арки... Далеко…

- Но громко как, мразь..! Эй, мех, прокляни его оральник именем Бога-Машины!

В ответ наверху заскрипел штатив прожектора, луч побежал вдаль от храма, но рассеялся во мгле, так и не достигнув границы деревьев.

…Дрожь переросла в озноб. Гул резонировал в подкупольном просторе…

Батарея дрожала в пальцах, не желая вставляться в гнездо.

- Слышь, щиток, оскопи кто эт там…

Нивелле зашёл в тень портала, припал к бинокулярам.

Из мглы выделился ряд фигур - идущие цепью еретики. Показался, наконец, источник еретических речей. Огромный, невероятных размеров детина косолапо переваливался в центре шеренги.

Огрин – демагог?!! Да какому же хирургеону под силу такое чудо?

При ходьбе горбун через шаг опирался на кулаки. На его шее болтался тяжёлый болтер, каким оснащают «Химеры».

Нет. Огрин был осёдлан. На плечах громилы, было сооружено что-то вроде церковной кафедры, его голова находилась в полукруглой арке, раскрашенной под радугу. На ней лежала книга, а по бокам на плечах, подобно лишним головам, крепились усилители.

На его закорках, в седле, укреплённом на ремнях упряжи, сидел благообразного вида человек, неприметный с первого взгляда.

- Калечий, паскуда… Ноги что у зародыша, - донеслось сверху. Фобур тоже разглядел гиганта и седока.

- Варп, здоровый какой.., - прошептал Нивелле и передал прибор Жуку. Тот посмотрел, повернулся, блеснув глазами в темноте, и Нивелле понял, что Жук улыбается:

- Если хочешь гомосекса - полезай на карнифекса! – ветеран сипло заквохтал, возвращая бинокуляр.

Нивелле вяло улыбнулся малопонятной шутке. Огрин и вправду был огромный и даже без громоздившейся на нём конструкции на человека непохожий.

В гул снова вплелись слова, стёкла испугано задребезжали:

- Свет наш изгоняет Тень пришедшую извне, но не проросшую в нас! Свет веры преломляется в наших сердцах, являя нам спектр истины!

Демагог торжественно поднял над собой и опустил на голову что-то похожее на гвардейскую каску. Нечистый дух шлема, усаженного трубками, загудел, из них в небо ударили разноцветные лучи.

- Красный! Это наша кровь, что привлекла и напитала Тень! Эта кровь воспламеняется местью и в Оранжевом зареве пожара нашего намерения изничтожает скверну! Под Жёлтыми лучами звезды дня эта скверна бессильно исходит желчью и гниёт! Знание же, хранясь во мраке Зелёных глубин смерти и времени, не подвластно гниению! Эпохи оно менялось, но оставалось неизменным, текло, принимая новые формы, но было твёрдейшей из пород! Эта порода сжалась под гнётом страха в чистый Голубой кристалл нашей судьбы в Синей бездне нашей истинной веры! Кристалл этот, тысячью граней вбирая мудрость, исполнился Фиолетовым мерцанием внешней энергии. Её нам Свет искажённый даёт, и тем распускается Розовый бутон нашего бытия. Но через Розовый вновь проступает Красный цвет! Вновь окутаны мы саваном ярости и украшены кровью искупления!

…Собор снова вздрогнул… Над рядами еретиков замелькали, заметались разноцветные огни…

Гвардейцы дали залп.

Смертоносные импульсы, достигнув врага, судорожно изогнулись, устремились вверх и вплелись в мерцающий клубок, образовавшийся над осёдланным огрином. Следом роем светляков взмыли пули.

Все заворожено глядели, как раскалившийся смертоносный металл и импульсы кружат в черноте над шеренгой культистов. Всё, что с ненавистью исторгло священное оружие, теперь стало частью многоцветной путаницы, частью живого пятна, мелькавшего над головой демагога, частью сплетённой из разноцветных щупалец сферы, хаотичной и одновременно так безумно сложно упорядоченной …

- Воссоединим цвета многих истин в одну! И познаем восторг Совокупности Начал! Узрите священный круговорот существования - Колесо мультицвета! И там, в центре, где скрещиваются все направления путей цвета, где бьётся в глубине Сердце Совокупности - там разверзаются врата в Иное!

… Нивелле и Жук влетели в притвор и кинулись на пол.

Глухой толчок, на этот раз из-под земли, потряс здание, каменные квадраты пола треснули, некоторые вскочили целиком. Кованые светильники из посеребрённой бронзы попадали с постаментов. Гул достиг пика, накрыл колоколом вибрирующий собор. Невидимая сила разом ударила в здание. Стены и купол содрогнулись, в табернаклях зашатались статуи. На ногах никто не удержался, некоторые не успели закрыть лицо. Цветной дождь хлынул из всех окон Собора. Давлением вышибло «розу», прожектор разворотило. Стеклянные слёзы резали одежду и руки гвардейцев, покорёженные куски рамы падали следом. Тела Хемаера и Фобура волной отнесло в глубину нефа. Из под свода слетел ангел и смял скамьи. Рядом об пол разбилась каменная голова космодесантника.

Пыль ещё сильнее загустила мрак.

Нивелле закашлял, выгоняя из легких пыль, и сел. Отлетевший обломок спинки скамьи ударил его сбоку в левое колено. Рядом пыльная пелена потревожилась движением:

- Вот теперь и повоюем, ага… Пошумим…

Жук встал. Он снял и бросил броню. Пристроил костяной палаш в ножнах за спиной, поправил повязку на лбу:

- Я с тобой, подожди… Я с тобой… Попрощаюсь только тут кой-с кем…

- Ты куда? – Нивелле попытался было придержать ветерана. Вместо ответа Жук сжал его плечо и указал куда-то за спину Нивелле. Новобранец обернулся.

В темноте, нервно разрываемой редкими вспышками снаружи, клубилась каменная пыль. Все стёкла в храме вылетели, крошились, осыпаясь, капители колонн, стены и пол покрылись трещинами. Тяжёлой створкой, сорванной с петель, Мёриту раздробило таз. Кто-то контуженный бессмысленно ползал на четвереньках…И тускло горела далеко в темноте не тронутая всеобщим разрушением золотая фигура.

Нивелле обернулся. Никого. Он бросился к выходу, упал, наступив на раненную ногу.

Жук уже скакал вниз по ступеням. Навстречу ему вырисовались три силуэта.

Ветеран, корявый, будто мутант с длинной суставчатой рукой, прыгнул на них.

Молча атакующие еретики, одетые по форме, и верный сын Его, изуродованный, грязный, обвешанный костями.

Жук рубанул ближнего подмышку, над верхней пластиной панциря, когда «полосатый» вскинул лазгевер. Ушёл к земле, костяная коса отхватила ногу ниже колена второму. Третий резко вздёрнул голову, когда палаш воткнулся ему снизу под челюсть. Во вспышках лазерных импульсов Жук упал, покатился и исчез из виду.

- Дяденька ты куда?! Ты куда?! Подожди, дяденька, не уходи! - Умбра промелькнула мимо силящегося подняться белощитника и запрыгала вниз по лестнице, продолжая звать ветерана.

Шорох сыплющихся с потолка камней, кашель на разные лады…

- Мёрит вытек!

- Надо закрыть двери!

- Император сохрани, варпова мать…Это всё..!

…Всё..?

И ради вот этих слов Весёл полз прямо на автогеверы? На эту беспомощность Жук истратил стимулятор? А Особь сжёг себя и еретиков Его Светом для того, чтобы кто-то мог поползать на карачках и покашлять в полуразрушенном храме?

- Нет не всё! НЕ ВСЁ! – Нивелле не узнал свой голос, - Это далеко не всё! Это «потом»! «ПОТОМ» – СЕЙЧАС! - закричал он уцелевшему витражу.

Все испуганно уставились на белощитника, как на продолжение сумасшествия, творящегося снаружи.

Нивелле оттолкнул застывшего Тирхаса. Вынул из кармана машинально подобранные в сутолоке под аркой очки Умбры, исцарапанные литаниями. Увеличив ремень под свой размер, надел их. Побрёл вглубь храма, опираясь на неперевёрнутые скамьи. В засыпанных каменной крошкой обломках балюстрады хоров и мятых напольных светильников он нашёл, наконец, лангелаз. Нивелле потянул осиротевшее оружие Фобура из кучи обломков. Закрыл глаза, стараясь не узнать стрелка в изломанной мешанине металла и тряпок неподалёку. Похромал к дверям, на ходу автоматически проверив затвор и оптику. Остановился в тени портала.

…Выходить не обязательно… Можно попробовать отсюда...

Глухое контуженное спокойствие.

Нивелле сделал ещё один шаг. Из тени Собора навстречу золоту в небе того давнего дня, навстречу чистому голосу трубы и морю знамён.

На нижней ступени сиделаУмбра. Грязными пальцами она старательно мазала полосы по храмовому камню. Девочка тихо напевала, всецело увлёкшись рисованием. На гвардейца она внимания не обратила.

Нивелле поднял глаза.

Тьма снаружи уже не была абсолютной.

Перед центральным порталом «Собора Его Тени», там, где раньше было небо, осязаемо сплошная чернота разорвалась. В отверстой ране тяжело пульсировало пятно, словно больное сердце глухими раскатами билось о фасад церкви. Снизу к бесконечно меняющемуся сгустку света, разноцветной пуповиной извивающихся, как водоросли в волнах, дрожащих, закручивающихся спиралями лучей, была прицеплена уродливая горбатая фигурка, слепленная из двух. Двухголовый довесок, но не источник. Лучи искажённые раскалённым воздухом, стекали в шлем на голове демагога. Поле, холм и здание церкви, мелькание делало частью гротескного мира, в который безумцы превратили столицу.

Всецветные деяния близнецов…

Еретики остановились довольно близко от храма. За огрином с седоком, растянувшись цепью, застыли вниз по склону около полусотни солдат-еретиков. И кажется, дальше во тьме ещё… На пространстве между лестницей и первой шеренгой культистов поле приняло щедрый посев мёртвой ереси.

Нивелле медленно спустился, сделал несколько шагов по траве. Раненная нога не болела, просто не слушалась.

Демагог воздел руки. К большому пальцу открытой ладони правой руки он приставил указательный и средний пальцы левой.

Семь.

- Ты вышел теперь из Тени, дитя. Ты можешь быть совокупен с нами.

Мягкий голос обволакивал всё поле, звучал даже из-за спины. Он наполнял голову теплом, обнимал, мягко сдавливал со всех сторон, как затхлый матрац… Баюкал, как чадящий посреди улицы изодранный диван, последний островок покоя... Усталое тело хочет покоя… Хочет мерно дышать во сне, как множество других до него… Телу так хорошо лежать… Гораздо приятнее, чем ползать безногим по земле, в пыли, среди визжащего горячего металла и вони, тратя остаток сил на бессмысленный крик… Потом.

Запах горелого пластика и боль. Оправа плотно пригнанных очков обожгла лицо, стало горячо смотреть. Перед глазами заплясали искорки – буквы, накарябанные на пластике, засветились.

- Истина Мультицвета вседоступна, она мелькает перед тобой, уносит за горизонт тайн…

…Как полосатая дорога под колёсами. Дорога в варп…

- …И первою станет тебе ясна тайна смерти. Ты лишишься тяжести…

...Тело хочет лишиться тяжести, но что-то тянет книзу, руки еле удерживают груз…

Нивелле медленно поднял непосильную ношу. Смотрел и смотрел на неё… Не бросать. Понять, что это, а уж потом бросить…

Нехотя бессмысленные формы собрались в знакомые очертания… Лазгевер, тяжелее и длиннее обычного.

-…И сможешь, не страшась, не умирая, вечно прибывать в её зелёных глубинах…

…Нивелле попробовал уткнуть приклад в плечо – удобно. Прижался щекой к заскорузлой тряпке, скрывающей тело ружья. Исцарапанный пластик упёрся в окуляр прицела. И правда, все вокруг стало зеленым и чётким. Зоркий во тьме оптический дух приблизил демагога, показал его в мельчайших подробностях. Даже сквозь муть и мерцание царапин, Нивелле разглядел истрёпанные края страниц книги на кафедре, мелкую сетку чашек усилителей, слюни на трензеле во рту огрина. Мельтешение вертлявых трубок, изрыгающих цвет. Его слегка удивлённое лицо с добрыми морщинками у глаз:

- Радуга всех знаний и всех сил преломится в очистившемся кристалле твоего сердца. Все цвета - твои…

…Да, в зелёном - Нивелле разглядел их все совершенно отчётливо. Каждый в отдельности из миллионов… Всю мозаику знаний и удовольствий, всемогущество всех цветов. Но среди них не было тех, что нравились с детства. Нет чёрного грубой брони, защищающей сердце от гнили, нет белого чистых стремлений, нет киновари праведных ран. И нет Его золота…

- Соединись с нами…

…Потом. А впрочем…

Они соединились.

Горячая нить связала их лишь на миг. Голова демагога исчезла. Череп огрина обожгли ошмётки шлема. Великан заорал и схватился за болтер.

Прореха затянулась, гул оборвался, холодный выдох неба сорвал удушливое марево, вновь открыв глубину ночи. Пестрый клубок распался, вопль культистов распугал извивавшихся в агонии последних цветных червей. В тот же миг тень метнулась за спиной мутанта. Туша вздрогнула, обезглавленное тельце на горбу завалилось назад, натянув ремни. Дегенерат закричал, растопырив руки, стал поворачиваться. Дёрнулся сильнее, взвыл и повалился. Утробный вой оборвался. В рядах еретиков кто-то падал, кричал. Первый ряд рванул к храму.

Пластиковая оправа очков приплавилась к коже и Нивелле не стал их отдирать. Он мало что видел, но больше и не хотел.

Отступая к дверям собора, счастливый Нивелле полной грудью вдыхал холод, стрелял не целясь и кричал:

- Господь Император! Мне нечего просить у тебя!

Он бросил истощённый лангелаз и сорвал с ремня гранату:

- В щедрости своей Ты врагам своим приносишь дары, а мне - потом!

Благодать в рифлёном цилиндре упала по дуге в шевелящуюся темноту, и грохот наполнил грудь восторгом. Нивелле смеялся.

- И да будут они осияны светом твоим! А я – потом!

Из портала и стрельчатых окон собора ударили лучи Его любви. На этот раз они достигли еретиков, и те орали и закипали от неё. Колотун вновь задавал тон службе.

- Благодарю, Господь, за сильного врага! Слава и Победа!

Что-то ухватило Нивелле за ногу, он обернулся и увидел Умбру. Девочка подняла блёклое личико. Две грязные полосы шли по щекам вниз. Глаза были закрыты. Она завизжала:

- Не ходи! Не беги обратно! Ты плохо бегаешь! Особь глупо сдох! У сопляка Вени нервы сдали! Слабак! И Жук сдох! А Привязь тоже сдохнет! Сдохнет! Я ему горло прокушу!

Она вцепилась в штанину и рыча полезла на гвардейца, как на дерево. Раненная нога подкосилась, Нивелле больно упал спиной на ступени. Он постарался скинуть заходившуюся в истошном крике девочку. Детские пальчики заскребли по нагруднику, стремясь добраться до горла, до лица и очков:

-Моё! Отдай! Отдай! – взлаивала одержимая.

Нивелле поднял вырывающуюся Умбру за бока на слабнущих руках. Сквозь муть очков искажённое криком детское лицо распалось на отдельные пятна света… и ослепительно разлетелось брызгами.

Нивелле уронил обмякшее тельце. Почти одновременно расплывчатые тени, и световые пятна собрались в другое лицо, белощитник почувствовал штык и чудовищную тяжесть. Груз выдавил из лёгких весь воздух. Теряя силы, цепляясь сознанием за боль, Нивелле вывернул голову вверх и назад.

Мягкое золотое сияние, исходящее из дверей, очертило фигуры высоко на ступенях собора. Кто их вёл? Один из каменных святых, жестокий, но не ищущий удовольствие в жестокости, разряжал болтпистолет в темноту? Или гимн пел просто человек? Человек, что находил в себе силы быть в глазах других чудовищем и камнем?

Алая перевязь кровью украшала его грудь.

Потом за преградой из брони и мышц в навалившейся сверху туше глухо хрустнуло. Тело передёрнуло, и невыносимая тяжесть исчезла.

…Были разъединены упавшей на них Тенью…

На лицо Нивелле упала тень.

Над ним склонился сам Император.

Он был весь покрыт грязью и гарью войны, перепачкан кровью Гвардии и своих бесчисленных врагов. Меч в Его руке был кривой и щербатый. Глаза Его были завязаны грязной тряпкой. Император улыбнулся – во рту Его было черно. Он приподнял краешек повязки, блеснувшей с внутренней стороны золотом, и подмигнул:

- Нормально, щиток, держись. Ещё, тля, посмотрим у кого ног больше…

Вокруг Его головы вспыхнул нимб, грязь сгорела в пламени золотых доспехов…

***

Через поле со стороны алтарной стены к собору протягиваются лучи прожекторов. Подобно бледным рукам слепца они обшаривают стены, боковые галереи, играют цветными стёклами витража.

Нарастает шум двигателей. Железные эскадроны Прусса? Танки с полосатыми башнями?

Сейчас, в этот бесконечный миг триумфа, для Его воинов это не имеет никакого значения.

Эпилог (пикт и письмо).

Трафик 630 кб

автогевер* – автоган

белощитник, щиток * – новобранец

весло – лангелаз

колотун* – тяжёлый стаббер

лазгевер* – лазган

лангелаз* - (гефарская форма названия « лонглаз») – лазган снайперской модификации.

механикус-агитатор* – механик-водитель

остатки – неполный взвод, составленный из остатков взводов, которые понесли потери.

полыхай* - огнемётчик

привязь – уничижительные термины для Комиссара.

раковина, скорлупа – панцирная броня.

сгущёнка* – специально загущенная зажигательная смесь для огнемёта. Смесь загущается для более дальней стрельбы.

скоп, (скопить) – общий термин для всевозможных усилителей зрения; может быть телескопическим или ручным "телескопом", используемом офицерами. (В русской транскрипции, при создании глагола в повелительном наклонении, появляется весьма двусмысленное значение ;)

стрелок-воксаудитор* – стрелок-радист

труба – миномёт

химерить* – вести разведку боем

эрдольхен* (гефарское - закалывать кинжалом.)- хэви стаббер – тяжёлый пулемёт

(* собственные, неофицальные термины)

Благодарю Жива за консультации по матчасти.

[Raugnar]

Эммм..ощущения неоднозначные.

Монументально,дествительно.

Начало/середина - увлекательно,вхождение в город,первый бой,мысли новичка,суровые ветераны и .т.д.

И где-то до храма - тоже хорошо.

А вот дальше - честно говоря,не прочувствовал.Шиза Жука,маленькая девочка,"цветной проповедник",финал.Вот это - честно говоря,дочитап,чтоб знать,чем всё кончилось)

В-общем,пишешь хорошо,складно(хотя обилее непревычных слов затрудняет понимание).

По фанфику - твердое неплохо,4 то бишь.

Можит эт ток мне не понравился конец?

P.S.Рисунки твои(как к самому фанфику,там и дева-огнеродица и карты Аквилы) - однозначно круче :)

Во как.

[DaOgre]

Отлично! Прям вообще монументально!

Эмперор мит анс - это пять.

Есть пара опечаток, но искать уже лень, да и не суть...

[Basilevs]

Благодарю первых "асиливших". ;)

2 deathwisher:

А с момента появления девочки ощутимо начинает пахнуть намеренной патетикой.

Как уже написал в личке, не такая уж тут патетика. А если и так - куда же без неё? Без доли пафоса - это уже не Вархаммер! Не всё же реализм через прыщи и матюги... :(

2 Raugnar:

А вот дальше - честно говоря,не прочувствовал.Шиза Жука,маленькая девочка,"цветной проповедник",финал.Вот это - честно говоря,дочитап,чтоб знать,чем всё кончилось)

А чем всё кончилось? ;)

Рисунки твои(как к самому фанфику,там и дева-огнеродица и карты Аквилы) - однозначно круче

Спасибо. Это потому, что смотреть рисунки гораздо быстрее и проще, чем читать длинные рассказы с "обилеем непревычных слов" ;) А в следующем рассказе про Космических Волков "обилее непревычных слов" станет ещё более обильным! :D

Изменено 28 апреля, 2007 пользователем Basilevs

[shock trooper]

Я млядь требую реактивный автоматический плюсомет!

Круто... Просто нет слов. Вот это Вархаммер. Вот это Гвардия. Вот это я понимаю!

Воттэтада, короче. :)

Понравилось абсолютно всё!

По новому взглянул на "Ветеранов". Блин, фактически прослезился...

[Manitu]

А мне понравилось, потому что круто и Аквила.

Пиши и продолжай сюжетные линии полка, батальона, роты, героев.

Всенепременно.

Рисунок на 5, рассказ немного затянут, но тоже 5.

Все пять.

Кстати сразу видно что человек реально заинтересовался Аквилой, изучил бэк и неполенился прочитать рассказы камрадов.

Так что народ берите ИМХО пример.

Изменено 28 апреля, 2007 пользователем Manitu

[Drinkins]

Здорово! а можно узнать, что это была за ересь? Вроде на обычный хаос не похоже...

[Valorian]

Великолепно, очень понравилось, концовка хоть красивая, но пришлось два раза прочитать прежде чем дошло (Да моя огрин моя костеголовый :P ) :186_posterrockon:

Вначале расскза байки гвардейцев немного напомнили S.T.A.l.K.E.R. особенно бочкой и игрой на гармошке. :)

Изменено 28 апреля, 2007 пользователем Valorian

[shock trooper]

Здорово! а можно узнать, что это была за ересь? Вроде на обычный хаос не похоже...

Тзинч + Сланеш + особенности местных. Вроде.

В тексте по крайей мере что-то такое упоминается.

[Basilevs]

2 Все: Благодарю! Рад что не в пустую четыре месяца наступал себе на горло, чтобы не торопиться, а все продумать.

2 shock trooper: Правильно - сначала текст и фото эпилогом идёт, смотреть надо после.

2 Manitu: Нашими трудами Аквила будет реальнейшим из секторов! ;)

2 Infiniti: Благодарю за столь развёрнутый отзыв/анализ! Дважды перечитав? Смущён, зарделся :rolleyes: ... Все выводы весьма верны, приятно знать, что мой рассказ прочитан внимательно, а не по диагонали.

2 Drinkins: А какой Хаос - обычный? В варпе миллионы цветов, "Видит Император, я не знаток извращённых путей еретической мысли..." ;)

По поводу продолжений. Да, были мысли на счёт истории про то, как Жук и Особь с насекомыми "дружились", такой сюжет целиком был готов для этого рассказа. Но в итоге это будет, надеюсь, отдельный фанфик, в котором будет описано всё, что засекретили в Ордо Ксенос. :)

Изменено 28 апреля, 2007 пользователем Basilevs

[N1Ce)G.A.]

ПРосто суперский рассказ!!!!!!! Улет...... ел в ВАРП!!!!!

Рисунки суперские!!!!!!

Понравилось!!!!! Выражаю благодарность автору за классный фан-фик!!!!!!

[Dampir TBs]

Хочу фильм >=(

Зачем писать высокопрофессиональный сценарий без фильма? >=(

З.Ы.

Ну надо было как нить по особому выразить свой восторг =) Читаю фанфики ОЧЕНЬ редко, но по всей видимости метко :)

З.З.Ы

А мне вначале казалось что это чтото вроде генокрадов + тзинч

[Бром]

Просто здорово. Зря я сначала первую чсть прочёл, а вторую с перерывом. Поэтому перечитал с начала :)

Не буду ничего критиковать, ибо понравилось.

[KOBA]

Колосальная вещь. :ork-up: Еще 199 постов и дам в репу .

[Rommel]

Ну что тут скажешь? Разве что одно - меня в твоих рассказах всегда поражали две вещи. Язык и соответствие духу Вахи. Не думаю, что погрешу против истины, сказав, что у большинства наших авторов (без обид) вряд ли можно найти образные сравнения типа "мамка-«Химера» терпеливо донашивала в своей утробе восемнадцать чёрных, полумёртвых близнецов. Остатки некогда огромной семьи. Остатки остатков." Которые при этом еще и превосходно вписываются в общую канву.

А насчет соответствия духу - твой бэк по Гефарии и Пруссу сам собой просится в тему "Откуда есть пошло". Не хуже ГВшников умудрился насовать цитат и при этом не выпасть из ваховского стиля :)

Кстати, ветераны в рассказе мне показались как-то мрачнее, чем на картинке :)

В его память, в своём следующем фанфике заваля втрое больше лоялистов.

И будет у тебя чОрная комедия "как Адаль самолично вырезал три ордена СМ, а четвертый убежал и спрятался" :P

[Hauptmann]

:image107: Только так и могу выразить впечатление от рассказа. Сколько не появлялся на форуме - и чуть не пропустил такое! Честно говоря, читал с восхищением и тихой завистью ;) Сюжет, атмосфера, персонажи - на отлично. Очень порадовал эпизод с девочкой (про Сайлент Хилл уже сказали вроде?). "Здравствуй, мама, я вернулся" - это пять, кстати =)

В общем, мое почтение и плюс в репу.

[DarkDesciple]

прочитал рассказ (слово фанфик явно неподходит) на одном дыхании. не поверил. перечитал.снимаю шляпу перед фантазией и терпением автора.. очень здорово, оригинально, такого я еще не видел, правда то что на немцев ориентируются обидно.. хотелось бы и про наших чего-то..Очень прикольнул культ радуги))

Изменено 2 мая, 2007 пользователем Manitu

[Manitu]

2 DarkDesciple

Еще один удаффизм и в жбан.

Про русских- читай у других авторов. Их тут полно. Ссылки сам найдешь.

[Basilevs]

2 Все: Благодарю. Рад, что удалось поддержать интерес читателя на протяжении всего текста. :)

2 Грешник:

Единственный минус, в первых двух частях персонажи как-то сливаются друг с другом... Немного.

Умышленно сделал так, чтобы как в жизни - попадаешь в новую компанию и никого не знаешь, имена с первого раза все не запомнить. Начинаешь разбираться только со временем.

2 Rommel: Спасибо! :)

И будет у тебя чОрная комедия "как Адаль самолично вырезал три ордена СМ, а четвертый убежал и спрятался"

Да, жертв будет всё больше и они будут всё глупее... :)

2 Hauptmann: Благодарю, приятно - разные читатели подмечают разные штрихи.

2 DarkDesciple: Спасибо. В секторе Аквила русские, в основном, занимают столичный мир - Иридию, Manitu не даст соврать ;)

[Maeglin]

Прекрасно написанная повесть! Очень продуманная, видна взаимосвязь между развитием сюжета и характерами, прослеживается внутренняя логика. Куча отсылок на разные темы, читать интересно. Отличная, цельная вещь. В моем личном рейтинге местных фанфиков будет близко к вершине.

Недостатков особо не приметил, единственное, не очень понятно, что мешало культистам зайти в храм не через парадный вход. Ну, и еще, почему Нивелле просто сразу не пристрелили, когда он медленно и долго возился у всех на глазах с лангелазом.

Все остальное очень логично.

Идея с проявлением Хаоса замечательная, просто призыв ко всем остальным - проявляйте фантазию и повышайте образовательный уровень! Хаоситам не обязательно быть злобными маньяками с замогильным хохотом, можно придумывать самые интересные варианты. Берите пример с Базилевса!

[Manitu]

2 DarkDesciple: Спасибо. В секторе Аквила русские, в основном, занимают столичный мир - Иридию, Manitu не даст соврать ;)

Все так и есть.

Если камрад прочитает про Аквилу, он сам найдет все что ему нужно.

Некоторые вопросы к примеру отпадут, после прочтения бэка Аквилы.

[Жив(giv)]

Много букв. Наконец прочитал. Отзыв ищи в репе своей ;)

[Бром]

Прочитал ещё раз. И снова нравится, чорт возьми!

[Basilevs]

2 Maeglin: Спасибо. На повесть не тянет, скорее новелла :)

единственное, не очень понятно, что мешало культистам зайти в храм не через парадный вход. Ну, и еще, почему Нивелле просто сразу не пристрелили, когда он медленно и долго возился у всех на глазах с лангелазом.

Сперва я написал кусок про проверку периметра и т.п. Но потом изменил, больше надавил на усталость, страх и отчаяние гвардейцев. По тексту подразумевается, что храм - очень сильное место, они туда вообще просто так войти не могут и им нет смысла лезть с тыла. Культисты надеялись на демагога, даже слишком. А он на Хаос надеялся. А у Нивелле очки сработали. Так они и прокололись. Медленная возня - это скорее в сознании Нивелле. На самом деле от выхода до выстрела секунд 10 прошло.

2 Жив: Спасибо, рад, что понравилось. Про тупо фронтальную атаку культистов ждал от тебя вопроса ;) Еретиков, кстати, стал разрабатывать, после твоих слов в ответе на мой первый фанфик "В следующий раз опиши, как себя хаоскульты ведут". Вот так и ведут. :) Ещё раз спасибо за тех. помощь.

2 Doctor_Mengele: Лестно. Многочисленные похвалы поднимают планку для меня - тянусь. :) В фан-арте люди строже, уже ткнули носом в ошибки, чтоб не зазнавался :D

Изменено 4 мая, 2007 пользователем Basilevs