Небольшая история из жизни ноба орков WH40K.

[Avestius]

Аудиокнига. Из предисловия: "История обычного ноба Бурдюака, который по воле Горка и по замыслу Морка стал Снегобородом".

[Avestius]

Текстовый вариант

***

Бурдюк не любил такие пробуждения. Он не чувствовал ни рук, ни ног, а в голове роились и копошились бесчисленные мысли, словно навозные сквиги в старой сквиготовой куче. Бурдюк куда больше любил кроваво-красное бездумье обычной орочьей злобы и жестокости, когда мир заволакивала сладостная адреналиновая пелена, а изнутри поднимался жар всеразрушающей ненависти. Тела врагов разрываемые на части верной смертопилой и исчезающие в фонтане рубиновых брызг. Разве может быть картина отраднее для уважающего себя ноба? Но сейчас все было не так. А это значило, что он пил. Много. МНОГО. Как последнее время. А пивас у работорговцев, с которыми он все больше зависал, был убийственный. Уж что в него мешали и из чего гнали, лучше не спрашивать, но эффект суровый — башку отваливает напрочь. Работорговцы, если так можно выразиться, ценили Бурдюка. Он щедро швырялся приличного размера зубами, а когда был на мели, всегда знал кого нужно тряхнуть, так что на знатный выпивон компашке вокруг него всегда хватало, хоть некоторые расплачивались за дармовое пойло из собственной пасти.

По чести сказать, работорговцы — пацаны не плохие, но не ровня они знатному нобу-байкеру. С ними не погоняешься под вой новенькой турбины за шерстистыми сквигорогами, да и о моциках не потрындишь, все про гротомелочь свою нудят, да травят байки про рамсы давно минувшие, а потому, уважающему себя орку, не интересные... Однако лучшего общества у Бурдюка сейчас не было. Последнее время дела пошли вкривь и вкось. Боссы и, особенно, Большие Боссы стали как-то отлучать нобов-байкеров от кормушки. Будто в мире что-то негаданно поменялось. На месте годных ватаг братюнь Бурдюка, стала все больше крутиться посанская мелюзга со своими мелковеликами. Криворукие, безмозглые уроды, не секущие Култур! Ну раздали им гранаты, а толку? Один Горк, они теми в лучшем случае как дубиной машут. Если какой и допрет, что чеку надо рвать, так или бросит не то, или вообще, по жадности, все себе оставит.

При этой мысли Бурдюк смачно сплюнул. Должного эффекта отсутствующее тело не произвело. Огорчительно. Даже копошащиеся мысли оторвались от своей кучи и поглядели на орка гроздьями своих выпученных мерзких фасеточных глазок с какой-то издевкой. Впрочем, почти сразу снова принялись за свои дела.

– Ну так понять Боссню можно. – урезонил Бурдюка подошедший откуда-то из-за спины и спереди Бурдюк. – Посуди сам, ты ведь грамотный орк, ты знаешь букву «Ю», а значит вполне можешь мыслить самостоятельно. Нобы-байкеры, без спору суровы и круты, лучше нет выбивать дерьмо из мягеньких обитателей галактики, но мороки с вами... Где хотите, творите беспредел, а не где хочет Босс, жрете в три горла, свою долю требуете, а главное — не ровен час, на место Самого метить начинаете. То случай какой подкрутите, а то в чугунок клешней чик, прямо в яме... Глаз да глаз нужон! А с посами проще... Только рявкни, они на байки и присели... На жирные куски не зарятся, что урвали, тому и рады — полное самообеспечение! Тупы, зато набегают толпами — мама-грибница не горюй, даже при вопиющем криворучии отоварят люлями. Да и велики у них попроще, на твоего сквигового жира сколь надо? Ты, намедни, цистерну пополам распилил с УлкЗагом, так егойный Бабахолет поболее будет! А эти и не дымят почти.

– Чтоб тебя! - рыкнул Бурдюк, но Бурдюк куда-то пропал. На сей раз мысли от кучи не отвлеклись... Спорить не о чем. Тем более с собой. Бурдюк правильно говорит. Все нобы это поняли. И как-то пытаются протянуться под новые реалии. В ватаге никого не осталось. Кто пошел угнетать посов кирзачами, а кто даже мегадоспехом разжился да заделался суриозным убивалой. Гулкорык, по кликухе Железный коготь, так и вообще сильно продвинулся, теперича Воевода при Большом Боссе Синеухе. Собирает Вааагхх!!! на планету людишкаф. Отожрался, уже почти вдвое толще того, каким ушел из банды.

А вот Бурдюк все как-то ни как. Так и забухал. Вернее, ЗАБУХАЛ. Потому как «забухал» — это нормальное состояние любого ноба, что хоть раз слышал о Култур.

От работорговьичей сивухи волосяные сквиги, что Бурдюк еще в годы своей штурмовиковской молодости насаживал себе в нижнюю челюсть — за каждого зарубленного врага по дорогущему пятизубовому рыжехвостому сквигу (было время, любил пустить пыль в глаза, эх молодость!) — не то что передохли, но обесцветились. И его шикарная огненная байкерская бородища стала совсем белой. Брюхо, которое стало отвисать после того, как его вспорол рогом сквигобык, раздулось. А сам Бурдюк стал до такой степени грузным, что любимый моцик Быстрострелючий Убивал уже не мог его мчать, а мог только плестись бешено рыча и дымя как пироманьячья деревня.

Как бы там ни было, до такого состояния Бурдюк еще не надирался. И это его начало порядочно беспокоить. А мысли тем будто раззадоривало, они все громче жужжали и вот поднялись над своей кучей, стали кружить. Убежать от них было невозможно, да и нечем. Тело по прежнему нагло отсутствовало, а вместе с ним и ноги. И вокруг, и в нем самом, выводились, сгрызали все сущее, разрастаясь, окукливались, вылуплялись, разлетались в разные стороны, множились и роились смыслы, мысли, идеи. Все потонуло в звоне мириадов маленьких радужно-прозрачных крыл. Вопросы, ответы, новые вопросы. Вихрь и круговерть, жужжание, грохот и зуд. Бурдюк взревел, но голос его потонул в общей какофонии. Сколько метался он, угрожал, рычал, ведомо одному лишь Горку, однако...

Вдруг что-то щелкнуло и все прекратилось. Ноба окутала беззвучная тьма.

Ну вот, мгновение до пробуждения и два до расплаты о выпитом...

— Э, Бурдюк! Харэ дрыхнуть!

Голос прозвучал властно и насмешливо. Бурдюк не ответил, не очень-то хотелось приближать момент, когда вся тяжесть вчерашних возлияний долбанет в черепок. Но наглеца проучить след. Бурдюк медленно согнулся, стащил свой тяжеленный окованный сапог с когтистой лапы и запустил, не открывая глаз, в обидчика. Обычного грохота падения не последовало. Лишь раздалось:

— Хм!

И было в этом звуке что-то жуткое. Хотя сообразить, что именно Бурдюк не успел. Почти сразу за «Хм!» последовал пинок под зад такой силы, аж засвистело в ушах. Сквозь нарастающее бешенство, Бурдюк успел отметить — удар был великолепен! Сила, точность и смачность движения просто на высоте! Последний раз он получал такой пинок... ну разве от ноба Гнилозуба все в тех же штурмовиках. Да и то было лишь жалкое подобие,а уж каждый пос по своей шкуре знал — Гнилозуб сечет толк в этом деле!

Тем временем полет со скамьи явно затянулся и Бурдюк вскочил не дожидаясь полного приземления на заваленный пол каптерки работорговцев. Эта тварюга получит свое!

В первый момент Бурдюк совершенно не мог понять, что он видит. Все переливалось разными цветами, кругом плясали бесформенные пятна. Но потом он начал видеть. И то, что он увидал, заставило его морду вытянуться, а глаза широко, на сколько это возможно для орка, раскрыться в изумлении. Среди переливающейся цветной, как будто из тумана или дыма, пелены стоял орк. Нет, не так — ОРК. Сложно даже примерно оценить его размер, рядом с ним не было никаких предметов, но расстояние до него выглядело просто неизмеримо большим. Сквозь пелену этого цветного чего-то-вроде-тумана проглядывали мириады крапинок звезд и когда ОРК двигался, свет, который шел от них, изгибался, светящиеся точки начинали перемещаться и плясать. Невероятно зеленокожее тело ОРКА изрыли самые чудовищно-благородные шрамы, какие только возможны, и уж явно превосходящие все виданные Бурдюком ранее. В то время как сам Бурдюк, медленно вращаясь, улетал куда-то все дальше и дальше, а его сапог уже давно обратился в крохотную поблескивающую точку, ОРК просто стоял в пустоте и его огромная тень падала в бездонное пространство.

Нижняя челюсть Бурдюка затряслась, с угла пасти потекла пена, колени сами подкосились, и он как будто рухнул ниц, хотя ни на чем не стоял.

— Я смотрю, ПРИЗНАЛ?

Грохнуло отовсюду и отозвалось в голове ноба.

— Кончай сопли жевать, дело есть!..

[Avestius]

***

Бурдюк открыл глаза. В морду светил назойливый желтоватый свет. Он источался небольшой гудящей электрической лампой. Вокруг лампы крутились мушки и угадывался видавший виды мятый и проржавевший отражатель. Почти все остальное пространство занимал растянутый за углы прямоугольник ткани очень условно белого цвета с несколькими застарелыми пятнами крови. Снизу прямоугольника торчала толстая фиолетовая губа, справа снабженная двумя сильно сточившимися кривыми зубами, разделенными изрядным промежутком. Сверху над тряпкой торчали два маленьких красных глаза, обрамленных выцветшей и морщинистой кожей старого орка.

— Рукотяп, ёкымана!

В любом состоянии не признать Рукотяпа Бурдюк не мог. Уж кто-кто, а Бурдюк со товарищи общались с доком часто, много и плотно. Сколько уже раз? Бессчетное число раз видал он и его парни эту гудящую лампу, эту тряпку и эти клыки перед своей мордой. Или его морщинистую башку и пожеванные уши над своим вспоротым брюхом. Одному Морку ведомо, сколько раз он собирал их из частей после неудачных гонок, разборок, судилищ, драк, боев, попоек...

— Ну ты чо, очухался? Я уж думал не откачаю...

Рукотяп был стар. Никто толком не знал насколько, орки не особо интересуются такими мелочами, но хоть и сам Бурдюк давно перевалил за экватор, помнил Рукотяпа стариком уже с тех пор, как пришел в орочье поселение со своей бандой молодых, недавно вышедших из грибницы, погодок. В поселении Рукотяпа не особо привечали и терпели скорее из надобности — других доков поблизости не было, а этот вполне умел заштопать разодранного саблезубым сквигом орка. На расспросы Бурдюка «Что за?», толком никто не отвечал. Только раз упитый в драбадан работорговец, проорав незамысловатую песнь и привалившись к стене сарая, воя и что есть мочи лупя ногой по здоровенной колоде, поведал такую историю:

— Принесло его, тухлая плесень, на нашу голову. Однажды, когда лето выдалось редкостно жарким, с травянистых равнин юга пришел старый змеекус. Их общин немало встречалось в ту пору... Да ты знаешь ведь, не любят они нормальные берлоги — воткнут несколько жердей, набросят на них шкур и весь сказ. Живут неразлучно со своими сквигами. Потому из теплых земель не уходят далеко.

Шел, значит, он пешком и при нем почти ничего не было, потому молодчики, что во множестве ошиваются вокруг поселения, трогать его не стали. Хоть любой и был на голову выше выцветшекожего старика и в два раза шире в плечах, но всякий знал: змеекусов трясти — проку мало. Скарба у них не особо, а вот проблем не оберешься — сильны не по размеру, да не ровен час, какую ядовитую гадину за ворот подбросят... Пришел, значит, да поселился возле мусорной кучи на самой окраине. Обозначился целителем, стал парней латать за недорого. По первости обрадовались все, еще и штопал ладно. В наших то краях доков нормальных отродясь не водилось, те что были если тя разберут, то уж верняк собрать не сможут, а этот ага... Затащат к нему в палатку ноба, что с Воеводой покусался — уж вроде одни уши остались. Этот почешет черепок, пошепчет чегой-то, поштопат, а утром глядишь, тот уже ковыляет. Уважуху получил немеренную...

Ток начали замечать, что у болезных рук стало не хватать. По первости на то внимания не обратили, но уж когда в селении и половина гротов стала хрустеть железными пальцами, да орудовать крюками, прилаженными к культям, пацаны взбычали. Сурово тогда этого змеекуса отделали, всего изломали. Но видать верно говорят, жизни в них на троих — не подох. С тех пор и кличут его «Рукотяп». Добровольно к нему мало кто идет, уж только по крайнему случаю.

Каждую фразу работорговец заканчивал пинком колоды, та в ответ гулко бухала, а когда рассказ закончился, повалился мордой на стол и начал колотить кучей ржавых крючьев, что заменяли ему левую руку выше локтя, и палицей вместо правой, завывая:

— Рукотяп! Тухлая плесень! Отрыжка ты сквигомота! Вошь болотная!

И продолжал так до тех пор пока не отключился.

— А чо было-то? А?

Рукотяп отступил на пару шагов, устало шмякнулся на низкий кривоногий табурет, сдернул с морды повязку, вывернул на оборот лампу, чтоб не слепила, и вытер лоб «чистым» углом фартука.

— Много-то не знаю... Ужрался ты, да свалился в сквиговую яму. Совсем в отключке, видать, был... Эти — он ткнул в грота-медбрата, что копошился, прибирая окровавленные инструменты в ящик — приняли тебя за отъехавшего — раздели, барахло растащили. Однакось жухнули клыки драть, завалили «трупак» ветошью, решили подождать, шоб уж совсем верно помер. Да в ночь дубарь такой был, ждать бы им не долго... Так бы и скопытился, кабы твой собутыльник... Э-э-э... звезды б после очередного бочонка не пошел считать. Только к краю ямы подошел, а тама твои пятки торчат. Достали, притащили ко мне. Подняли в середь ночи, лицегрыза им в бочину... Тушу-то твою подлатал, а вот с балдой проблемов вышло... Примерз теменем к чугунной трубе. Пришлось черепок вскрывать, глядь, а верхний шмат мозги-то растаял да в сопли превратился... Короче, делал трансплантацию погибшей части мозга! Добровольно никто башкой жертвовать не захотел, а под рукой был ток... вон — герой.

Рукотяп махнул в угол комнаты. Бурдюк с трудом слегка вывернулся на бок и увидел, что в плохо освещенном углу на массивной цепи сидит здоровый питбульсквиг со вскрытым черепом. Верхняя часть мозга аккуратно срезана, а сам сквиг сидел, смотрел неподвижными глазами куда-то сквозь стену и, высунув язык, тяжело и часто дышал.

— Так что вот. — закончил Рукотяп и постучал Бурдюка костяшкой пальца по макушке. Звук вышел такой, как если бы тот стучал по дну толстостенного котла для варки мяса.

— У, падальщики-троглодиты! — Бурдюк незлобиво толкнул грота-медбрата в загривок. Тот кубарем полетел через «кромсальню», скрывшись где-то в проходе за занавеской, встретился со стеной и благодарно заскулил и запричитал.

Реабилитация у Орков длится недолго, всякий, кто смог открыть хотя бы даже один глаз, хотя бы даже не свой, начинает, насколько это возможно, быстро выгребать из конуры дока. А то, не ровен час, тот, войдя в раж и чего лишнего поострижет. Орк хоть и безрассуден по меркам человека, но далеко не дурак, хотя порой кучеряво выходит. Один из парней банды Бурдюка, после лобового столкновения с Вагоном Босса, катал с парой здоровенных сквигов-мордожоров, пришитых на место оторванных роллой рук. Вышло дюже эффектно! Даром что руль держать неудобно.

Когда, придерживая металлическую крышку черепа целой рукой, а плечом опираясь о ржавую перегородку, завернутый в драную замасленную тряпицу, Бурдюк уже почти доковылял до выхода, Рукотяп его окрикнул.

— Э, Бурдюк!

Бурдюк медленно повернулся.

— Шмотки забери.

С этими словами он бросил через комнату мешок. Бурдюк его с трудом поймал, орки-то и так ловкостью не блещут, а уж после звериной дозы отборного сквигового яда врача-змеекуса...

— Эт шо?

— Мешок.

— Сам вижу!

— Да Горк знает, на кой... Токма когда тебя из ямы выгребли, ты в его вкогтился, что тебя с им и приперли. Так и оперировал, с мешком в руке. А чего там, я и не знаю... Кажись сажа. Тама гроты много сажи собирают.

Бурдюк ослабил вязку и запустил пятерню внутрь. Не, то была не сажа. Да, черная, сухая и воняла также, но... Он вдруг почувствовал волнение. Давно такого не бывало. Звериный оскал растянулся в зубастую пародию на улыбку. Он знал... Нет, еще не знал, но НАЧАЛ ЧУИТЬ!

[Avestius]

***

Быстрострелючий Убивал уже давно лишился своего индивидуального гаража и обитался в стойле в железячем хлеву среди прочего механического зубастого зверья орочьего поселка. Бурдюк давно сюда не наведывался. Черепуха все еще жутко гудела, но состояние ноба стало вполне сносным. Разрезы и распилы, сделанные Рукотяпом, постепенно обретали форму годных шрамов, а жизнь обещала в скорости стать простой и незамутненной.

Протиснувшись мимо пузатых танков, Бурдюк подошел к небольшому помосту где стоял Быстрострелючий Убивал… Бешеный рев разорвал воздух в хлеву. На месте прекраснейшего из байков, каких видел этот вонючий хлев… нет — эта вшивая планетка... нет — ЭТА НИКЧЕМНАЯ ГАЛАКТИКА, стояла только рама с передним крылом. На мгновение Бурдюку показалось, что он так давно не видел своего норовистого скакуна, что тот за это время сдох, сгнил, и остался лишь обглоданный стервятниками скелет.

Не разбирая дороги и сметая замешкавшихся посов и гротов на своем пути, разъяренный орк вломился в кузню при стойлах. Схватив за грудки чумазого грота-масленку он поднес его к своей физии и прорычал: «Где это сквигово отродье?!!». Грот, сперва побелевший от страха и приготовившийся к смерти, уловив, что не сам явился предметом гнева столь высокородного господина, слегка отошел а затем, почесав макушку и сообразив о ком речь, пропищал:

— А-а-а!!! Мастер Фланцебиндюг отдыхает и велели его не беспокоить. Вон он — там, в мусорной куче!

Грот указал пальцем на гору всякого хлама. Тут же грот усвистел куда-то в сторону, а пред Бурдюком продирал глаза Фланцебиндюг. Не смотря на свой возраст, был он простым мелким меком, хотя и хозяйничал в самом большом железячем хлеву и в его хозяйстве водилось множество диковинных зверей самой разной расцветки и формы. Дело тут, пожалуй, в не свойственной оркам инфантильности, покуда мека не посетила какая-нибудь очередная «здравая» мысля. Но уж в такие моменты он становился жутко шустрым, самые прожженные несуны, жившие у окружного вала, стояли и нервно поглядывали на свое тающее добро. Тырил Фланцебиндюг лут для своих «прожектов» искусно, искать потом совершенно бесполезно.

— О, вот и ты! Проведать зверька пришел? — промямлил Фланцебиндюг вскакивая.

— Что за? — рыкнул Бурдюк надвигаясь на своего менее крупнотелого собеседника.

Смертопила самопроизвольно завращалась и наполнила воздух протяжным звоном.

— Э! Э! Ты что? Ты ж сам все просадил? Когда платить нечем стало, ввалился к Синеуху ну и...! А у того Вааагхх!!! Ему все годно! Вот и забрал двигло да прочий обвес. Сам понимаш, все для Вааагхх!!!, все для победы!

С этими словами мек сжал кулак и демонстративно погрозил им грязному потолку кузни. — Час то оно на одном из крузеров, грот-поймет на каком и чего делает...

Пила замолкла. Такой логической дилеммы орочий мозг в нормальном состоянии разрешить не мог. Фланцебиндюг слыл известным мастером мозговывертов и переспорить его мало кто мог, потому его, обычно, вместо того били. С другого хвоста если усе и прямь так, Синеух заламат – и весь сказ.

Бурдюк слегка отступил.

— Мож ты б чо придумал..? Как я без него? А..? Я ж не забуду. Ты ж меня знаешь!

Фланцебиндюг прошелся несколько раз тудым-сюдым.

— Вааагхх!!! Сам понимаешь! Все что есть, для него пошло. В мастерских комплектующих почти не осталось. Мусор! Тот прибрали! Байк залатать совершенно нечем. Хотя... Тут недавно разбился один трюкач… Сам только уши поцарапал. На спор задним ходом на бомбере! Сколько им не объясняй, бездари, а законы газодвижения — есть! Бомбер в хлам. Ну сам то аппарат уже давно на части пустили, а вот пара ускорителей... Да еще кое-какая мелочь... Может что и получится… — потоптавшись таким манером мек выдернул из метлы хворостину и стал возюкать ей по пыли. — Ето так... Ето сюда… А это куда денем?

Он картинно долбанул себя по макушке кулаком, впрочем не сильно.

— А это сколько же будет? — он вытянул руку вперед и стал медленно разгибать пальцы. — Один, два… много… и потом еще два… Не, тут интеграл брать надо, а лучше сразу пару, чтоб потом не возвращаться…

Оторвавшись от рисунка он поглядел на Бурдюка:

— А что, уважаемый, мы сильно торопимся?

Бурдюк замялся. Мек явно давил интеллектом и от этого становилось некомфортно. Вот если б взять, да выпустить с него кишки — это на раз. А тут интеграл… А лучше два…

— Ну-у… Хорошо бы поскорее… Скажем через неделю возможно?

— Через неделю?! Ну это неслыханно! Такой проект! Такой утонченный механизм! И через неделю! Сквиг знает что!!! Срок нужен по крайней мере втрое больший! Неделю! Ха! Тут одной покраски сколько?! А контроль стабильности движения! А проработка аэродинамики? Я уже не говорю про голову сквигобыка! Где я в это время года ее достану? Нет, исключено!

— Так когда?

— Приходи завтра. С утра спытнем.

Миниатюрное холодное голубоватое солнце только высунулось из-за горизонта и начало свой каждоденный путь по небосводу. Между небольшими холмами с востока поползла морозная дымка, натыкаясь на редкие чахлые деревца. Спытатели собрались за железячим хлевом, где летом собиралась здоровенная лужа в которой любили погонять на баггах поcы и в которой довольно визжа плюхались сквигосвины. Несмотря на красно-красную тревогу, которую позавчера объявил Синеух, которая сменила желто-красную, и которая соответствовала состоянию мобилизации Вааагхх!!! и в честь которой на всех знаменах и штандартах должна красоваться приклепанная красная железяка, Орки не очень спешили подрываться чуть свет. Тем более нобы Синеуха проснутся не раньше чем к подаче жаренных сквигов.

Задние ворота хлева открылись, из них проследовала маленькая процессия. Во главе шествовал Фланцебиндюг. По случаю спытаний он вырядился в лучший фартук и намалевал на морде синей краской косые полосы. За ним плелась кучка гротов, среди которых с пяток гротов-масленок. Все они тянули на веревках что-то укрытое перепачканной тканью. Отойдя от хлева на расстояние, которое Фланцебиндюг счел безопасным, процессия остановилась.

— Друзья! — Фланцебиндюг прищелкнул когтями указательного и большого пальца. — Сегодня торжественный день, когда мы устанавливаем новую веху в деле перемещения зеленокожего в пространстве! Я и сотрудники моей лаборатории провели эоны времени в поисках способа столь совершенного и столь незаурядного, что сам Морк мог бы гордиться нашей хитрючестью!

Один из гротов, что уже побросали веревки и сбились в кучу, прослезился, утер длинный нос рукавом робы и прогнусавил:

— Эх! Как говорит!

Поток слов Фланцебиндюга воистину неостановим, но, заметив на мордах Бурдюка и собравшихся посов признаки явного беспокойного недовольства затянутостью речи, он протараторил что-то про будущность и сдернул ткань.

То, что стояло перед спытателями, описать было не то что сложно, а скорее, напротив, слишком просто, но не ясно зачем. В аппарате смутно, но все же явно, угадывалась вчерашняя куча мусора, на которой прохлаждался мек. Угадывались небольшие авиационные ускорители, куски рельсов с заброшенного серебряного рудника недалеко от поселения, старая печная заслонка, дверные петли от разобранного прошлой зимой загона сквиготов — тоже угадывались. Панель управления, выхлопные трубы и пара больших шутт так вообще показались Бурдюку чуть ли не родными.

Общее впечатление выразил пос с рыжим чубом на макушке, что стоял привалившись спиной к косому заборчику и ковырялся острием хряпы в зубах:

— Лысая башка, ты, нас чо, надуть удумал?

Фланцебиндюг легко бы отбился от нападок одного поса, но тут же в дело вступил Бурдюк и всякая уверенность в победе в словесной дуэли утонула в жужжании смертопилы.

— Я те все хапалки повыдергаю... Что этот за? Как этот паедит? У этого калес нет!!!

Фланцебиндюг примирительно, насколько мог, замахал руками и затараторил:

— Паедит, паедит, еще как паедит! Не сомневайтесь! Паедит так, что мало, что так ехало! — и чуть медленнее, — Господа, подойдите. Прошу!

Орки, недовольно ворча, подгребли к чему-то. Не то чтобы им были интересны разъяснения мека, но так, определенно, было сподручнее его хватать, а мутузить головастого куском его же железяки, было вдвойне приятнее.

— Господа, прошу! Обратите внимание! Взгляните на эту часть конструкции. Вот сюда. Это гениально! Это просто озарение! Посмотрите. Видите? — он указывал на длинную полосу толстого железа, на которую опирался весь аппарат. — Видите? Таких две. Они установлены по обе стороны. Это ключ! Это зерно!

— Короче! Мы не с замками сюды пришли и гротохряка кормить не собираемся. — рыкнул Бурдюк.

— Да-да! Все мы, безусловно, не раз наблюдали удивительное явление, когда совершенно здоровый орк вдруг оказывался на земле.

— Мертвый?

— Нет, мертвый — уже не здоровый.

— Пьяный?

— Да и не пьяный, хотя.. не могу не признать, с пьяными такое чаще бывает.

— Со мной такого не было. — бросил Бурдюк.

— Да-да. Несомненно! Такое не происходит с высокородными. Только с молодыми орками.

— Со мной и в молодости такого не случалось! — с нажимом проговорил Бурдюк.

— Конечно, я хотел сказать, с высокородными орками такое не случается даже в молодости.

— Чет я такого не припоминаю, не падал с ног вдруг. — добавил рыжечубый.

— Ух... Вы меня не так поняли. Я имел в виду... гротов! Да, гротов! Они падают на ровном месте без причины.

— Ну да, да... — раздалось со всех сторон одобрение. — Что ж от них хотеть, они ж гроты...

— Слава Горку..! А обращали ли вы внимание на то, как это происходит? Преинтереснейшая вещь получается! Мы в нашей лаборатории обратили внимание, ор... грот падает не совсем случайно!

— ?!

— Да-да! Почти всегда это происходит во время перемещения оного по вот такой поверхности! — и Фланцебиндюг махнул рукой в сторону земли.

Орки с удивлением стали разглядывать то, что у них было под ногами. Кто-то даже наклонился и поскреб снег когтем, будто видел диковинку первый раз.

— Но одного этого недостаточно, требуется еще один важный ингредиент, гладкие, почти полированные, ступни!

С этими словами он схватил одного из гротов, того, что продолжал сидеть верхом на борту аппарата, и поставил его на землю. На ногах у грота поблескивали железные колодки. Когда мек ткнул недомерка в спину, грот замахал руками, явно пытаясь сохранить равновесие, покатился вперед, закрутился на месте и под общий гогот рухнул мордой в снег. Демонстрация произвела на собравшихся впечатление, далее все слушали Фланцебиндюга не перебивая.

— Вся конструкция будет двигаться подобно этому гроту, она будет скользить, скользить...

— И завалится? — неуверенно спросил рыжечубый.

— О нет. Смею вас заверить, машина удивительно устойчива! Попробуйте! — и он жестом пригласил толпящихся орков попробовать опрокинуть сооружение.

Бурдюк толкнул аппарат ногой. Тот плавно с легким скрипом откатился назад. Тогда пара орков навалилась на машину сбоку и они попытались ее завалить, но не смогли даже наклонить. В сторону катиться она тоже отказалась.

Тогда Бурдюк подошел к борту, зацепил когтем край одного из листов металла, что защищали грузовую платформу, и потянул на себя. Вылетела заклепка, лист брякнул и согнулся.

— Какой-то хлипкий...

— Отнюдь! Внимание! — вскрикнул Фланцебиндюг, вскочил на что-то похожее на капот, выхватил у одного из масленок кувалду. — Бью!

И что есть силы врезал по борту. Кусок краски отлетел, на борту остались царапины, но более ничего не случилось.

— Конечно удара клешни может и не выдержать, но посовозу не уступает.

Замечание прозвучало очень вовремя — несколько особенно любопытных слушателей уже хотели сами проверить конструкцию на прочность.

— Ток проихать этот еще с гротов нос не проихал.

Замечание Бурдюка тут же было услышано. Фланцебиндюг спрыгнул на землю и проорал гротам, указывая на хлев:

— Заправляйте!

Недомерки, пихаясь, со всех ног помчались в хлев. Вернулись они груженые мешками. Умазанный в краске масленка откинул крышку, гроты развязали мешки и стали вываливать содержимое внутрь.

— Это ж навоз! Этот чо — на навозе? Не буду я на навозе! И на том, который на навозе, тоже не буду! Фланцебиндюг, ты ваще?!

— Это не навоз! Это кизяки! — мек посмотрел на ноба взглядом глубоко оскорбленного тонкого ценителя, выпятив вперед нижнюю губу — Вааагхх!!! на дворе! Режим острой экономии! А кизяки — это бездонный, современный и экологически чистый источник энергии!

Тем временем гроты забили кизяками агрегат по самую горловину и закрыли крышку.

— Мастер Фланцебиндюг, все готово! — масленка дергал увлекшегося мека за штанину.

Фланцебиндюг резко обернулся лицом к собравшимся зевакам, поклонился, крутанулся на пятках в сторону аппарата, выхватил из кармана свистосквига, засунул себе в рот и воздел обе руки к небу. Замерев так на мгновение, он прикусил хвост свистосквига. «Мя-я-я-я!!! Ф-ф-ф!!!» — заорал свистосквиг. Гроты с воплями «По местам! По местам!» позапрыгивали на агрегат и разместились рядом с различными механизмами, один даже открыл люк и теперь стоял по шею в кизяках. В руках гроты держали различный инструмент — молотки, киянки, ржавые гаечные ключи, ломики и просто палки. Разместившись, каждый грот замирал на месте, вытянувшись что есть мочи и изобразив на лице грустную серьезность.

— Запускай! — крикнул мек, ткнув пальцем в одного из гротов, что стоял рядом с пультом, и стараясь не выпустить свистосквига изо рта.

Грот что-то дернул. Раздался грохот, напоминавший кашель старого больного сквигомота. Из сопел повалили черные клубы дыма и снопы искр.

— Недостаточная частота детонации! Увеличить инжекцию! — с этими словами Фланцебиндюг взмахнул обоими руками так, будто пытался запустить в гротов невидимую палку-взрывалку.

Гроты тут же начали без видимого разбора колотить инструментами по корпусу.

— Еще! Больше!

Гроты заколотили чаще и сильнее. Звук начал меняться, сперва «кашель» сделался чаще, потом громче.

— Форсировать подачу окислителя! Повысить температуру рабочего тела до тридцатикратной полупредельной!

Гроты замолотили инструментами еще чаще.

— Стабилизировать плазму! Не скрещивать струи! — мек бешено вращал в воздухе руками и делал непонятные пасы. Гроты безумно яростно и самозабвенно колошматили агрегат. Воздух наполнился дымом и ревом, будто толпу сквигомедведей подняли в самую холодную пору зимней спячки и бросили посередь поселения пироманьяков-поджигателей. Наконец, внутри аппарата что-то хрустнуло, вылетели несколько гаек, пружина и кусок рычага, что-то звякнуло и грохот сменился высоким протяжным сопящим свистом. Из сопел перестал валить дым, а лишь высунулись тонкие, почти прозрачные, языки голубого мерцающего пламени.

— Слава Горку! Нам удалось. Производите синхронизацию. Фиксируйте настройки! — с этими словами Фланцебиндюг опустил руки, а гроты поспрыгивали со своих «постов» и теперь толпились в стороне. Лишь один замешкался. Он крутил головой, явно не понимая, что ему делать. Наконец долбанул наугад по какой-то клепке и затянул ржавую гайку. После чего со спокойной совестью присоединился к остальным.

Фланцебиндюг легко впрыгнул за пульт управления и деловито произнес:

— Ну-с, опробуем!

Он потянул одну из ручек на себя. Свист превратился в ревущий гул и разлетелся эхом. Языки пламени стали желтыми и удлинились. Аппарат легко начал двигаться, постепенно набирая ход. Чем больше вытягивал Фланцебиндюг ручку, тем выше становилась скорость. Позади курился настоящий снежный шторм, сугробы разлетались в мелкую искрящуюся пыль. Мек заложил пологий маневр, потом сделал крутую восьмерку, развернулся и, под свист и одобрительные выкрики, выкатил на площадку с которой стартовал.

— Ну вот, как-то так, уважаемые! — мек явно был доволен собой.

Лишь Бурдюк проворчал, потирая бороду:

— Ну и где тута аэродинамик? Никакого аэродинамик не вижу... Кто бы он ни был...

После спытаний аппарат закатили в стойло, а компания переместилась в пивной погреб отметить успех и обсудить дальнейшие планы и перспективы. К свидетелям триумфа мека присоединялись жители поселка, большей частью не знавшие и не интересовавшиеся причиной празднества, но не могущие отказать себе в халявном угощении. Так велит Култур! Напились все довольно быстро. Рыжечубый набил морду «позднему гостю» за то, что тот не верил в будущее движения без колес, и теперь храпел под стойкой. Гроты прыгали по столам, развлекая публику. Бурдюк с Фланцебиндюгом вели сытую беседу.

— Сышь, я тут чо подумал... Не поедит эта штука. — медленно проговорил Бурдюк.

— Как так?

— А вот так.

— Только что же ехила. Ты ж сам глядел.

— Ну.

— Чо?

— Ну ехила, а потом не поедит.

— Не понял... Ехила-ж...

— Ну сейчас ехила, а потом не поедит.

— А чего?

— А того! — Бурдюк не сильно пристукнул кулаком по кривоногому столу. Стол со всем содержимым подпрыгнул. — Ты ж сам трындел, мол поверхность нужон... А если оно того... Не та поверхнысть бут? Не поедит ужо. Я не видал шоб гроты сами с ног падали. Ну ток тама... А вот как тута? Тама, не то шо тута? — ноб махнул рукой в сторону входа, указывая где оно «тама» и в сторону стены, чтоб сразу ясно стало про какой «тута» идет разговор.

Мек пьяными глазами поглядел на «тама» и «тута», почесал ухо, оперся локтем о столешницу, закрыл глаза, чтоб не так шатало и произнес:

— Эх... Ничего ты не понял. И чего вы такие... Тупые!

Свидетели разговора напряглись, кое-кто отсел подальше — испытать на себе силу оскорбленного ноба захотелось немногим. Но Бурдюк пропустил последнее мимо ушей. Фланцебиндюг открыл глаза и уставился на него.

— Ладно, слушай. Ты снег давно видал?

Бурдюк наморщил лоб, припоминая когда он последний раз «видал снег».

— Ну да...

— Так давно?

— Давно...

— Ты видал, что снег не цельный? Бх-х-х... Короче, ты видал, что снег из крупинок?

Ноб неуверенно протянул:

— Да-а-а...

— Ну а теперь сатри.

Мек с трудом согнулся, зачерпнул с земляного пола пригоршню пыли, еще с большим трудом разогнулся, попутно долбанувшись макушкой о столешницу, и вывалил пыль на стол. Получилась небольшая серая кучка. Потом он провел по ней рукой и размазал пыль.

— Сатри. Виш? Она тожа крупой. Понимаш? Или не понимаш? И то, и то — крупа. По той едит. И по этой тожа поедит. Крупа, понимаш? Надо, токма, пятки полировать... Хорошо.

— А-а-а... Ну ясно. Так бы и говорил сразу... А вот по грязи?

— Да легко! Это ж тоже самое.

Мек плюнул в пыль и замесил когтем комок грязи. Грязь вышла хорошая — липкая.

— Дык грязь — это тоже крупа?

— Ыгы.

— Ну а... А, если по каменным пустошам? Там то ни крупа!

Мек пристально поглядел на ноба.

— Бурдюк! Ты выпил много?

— Прилично...

— А значит есть в тебе воображение? Значит устремиться к горизонтам тебе под силу..? Узри же свет истины! Все есть крупа! И камни у тебя под ногой, и осыпи, и горы, и планеты, и звезды! Все — крупа! Все — прах под стопой Горка!

Фланцебиндюг вытянулся произнося это, его голос сорвался на визг, и закончил фразу потрясая направленным вверх указательным пальцем. Бурдюк сидел молча. Лишь произнес через некоторое время:

— Да... Я знаю...

[Avestius]

***

Бурдюк осваивал потихоньку новый транспорт. Штука оказалась не бог весть какая — ездила не слишком быстро, управлялась сложно. Несколько раз ноба заносило или начинало крутить на одном месте. Но с опытом проблемы рассосались. Зато внутрь могла набиться кучка парней, стрелять с него было удобно, прям как с посовоза, а по прочности чутка крепче. По бортам стояло целых две большие и громкие шутты. Правда стрелять самому с них не получалось. Фланцебиндюг сказал, что стрелять все равно толком не выйдет, самому надо концентрироваться на управлении, а на шутты лучше взять стрелков. Места для стрелков было мало, разместить туда можно только гротов. Своих гротов-масленок Фланцебиндюг не дал, заявив, что они сейчас все на учете в местной ячейке Вааагхх!!! и считаются неотъемлемой частью железячего хлева.

Так Бурдюк оказался у бараков работорговцев недалеко от грибных грядок. Хозяин работорговичей артели принял гостя радушно, поскольку пил за его счет последнее время охотно и немало. Звали орка Мозолебрюх, он страдал одышкой и выглядел, как и все работорговцы, пузатым и обрюзгшим.

Бурдюк не хотел тянуть сквига за хвост и сразу вывалил в лапу артельщика пригоршню зубов, которых навышибал по дороге.

— Нужна пара-другая гротов-стрелков. Самых лучших.

Мозолебрюх посмотрел на зубы. На некоторых еще не запеклась кровь.

— Эт хорошо, конечно, Бурдюк. Ты чтишь Култур и помнишь как говорить с работорговцами, похвально.. только вот... Вааагхх!!! Гротов у нас нет. Всех уже давно разобрали. Тем паче стрелков, они сейчас кому не нужны? Все-е-ем нужны... А тем более наши. Мы ведь не абы как. Мы ведь старейшие гротозаводчики! У нас порода! Наши гроты — лучшие.

Услышав это Бурдюк сделал короткое движение и работорговец моментально понял — сейчас он, возможно, лишится всех зубов. И своих тоже.

— Хотя-я-я... Знаешь, кое чем я тебе, пожалуй, помогу... Не могу ведь я столь уважаемого заказчика оставить ну совсем без товара. Что обо мне скажут? Что скажут о нашей артели? Есть у нас товар... Который мы, скажем так, не выставляем в витрине. Пройдите, уважаемый Бурдюк, вот туда. Обогнете амбар и заходите в сарай, там дверь с черного ходу открыта. Покажите вот это и скажите, нужно то-то и то. — Мозолебрюх протянул жестянку, на которой гвоздем были выбиты несколько символов. — Это наша ОСОБАЯ карта, знак принадлежности клиента к высшему сословию и, поверьте, дающая право на большие привилегии!

Отдав карту, Мозолебрюх нацепил железный обруч на голову и пошел подгонять заленившихся к тому времени на грядках гротов.

Найти сарай не составило труда. Внутри было темно, а когда глаза ноба привыкли к полумраку, он увидел кучку гротов, напротив которых сидел молодой большеголовый орк-работорговец и жевал жаренного сквига.

— Кого еще принесло? — проворчал, отрываясь, орк.

— Мне нужны гроты.

— Какие гроты? Нет никаких гротов. Гроты проданы.

Бурдюк показал карту. Работорговец, взял карту в руку поглядел на просвет, вздохнул и бросил ее через спину в кучу таких же издырявленных жестянок.

— Это позор какой-то! Сколько можно?! Слушайте... Слушайте внимательно и не говорите, что вас не предупреждали. Нормальных гротов больше нет. Нет их! Совсем нет! Ни сколько нет! Они все проданы! То, что осталось... Вот... Некондиция... — работорговец указал в сторону копошащихся в мусоре коротышек.

— Как так?

— С прибабахом они все. С приветом. Долбанутые. Съехавшие... Понятно?

— Впервые такое слышу.

— Ну, а ты чего ждал? Чтоб уважаемый заводчик с давней историей, традициями, производящий племенных гротов, растрепал, что у него гроты с «приветом»? Так нет такого. Не дождетесь! Нет и не будет! У всех есть производственный брак, у нас тоже. И мы ж их не продаем... э-э-э...

— А-а-а!, ну ясно. Тута стрелки есть?

— Ну-у-у… Стрелки… Вообще-то есть, те вон, этот еще, тот и там… Их обучали. Но за последствия я не ручаюсь! И эта…, кхм.., ежли брать буш, подпускать их к оружию можно только за забором... На территории артели нельзя. — И быстро добавил — Култур такой… Сам понимаешь!

Вариантов у Бурдюка, похоже, нет. Вааагхх!!! Синеуха уже охватил почти всю планету, сопротивляется всего несколько особо диких племен, но добраться до них и вымутить гротов там, вряд ли получится, самим небось нужны до зарезу.

— Ну давай, чего есть что ль… Пятерку давай. Стрелков давай.

Работорговец зашлепал босыми ступнями в загон. Привычным движением он легко схватил грота за уши и принес Бурдюку.

— Ты эта, как их потащишь?

— Ну дык, я думал — как обычно, кандалами скуешь и попрем!

— Не. Не годится. Ты эта, их спрятай… Не надо чоб видели... как ты с ими шасташь.

Бурдюк побарабанил пальцами по железной пластине на черепе.

— А суй их в мешок!

— Бы... Все ж не влезут!

— Вле-е-езут. Не баись!

С этими словами ноб схватил принесенного грота и одним махом сунул в мешок головой вперед, тот даже пискнуть не успел. Только из мешка поднялось небольшое облачко серой легкой пыли и разлетелось в разные стороны. Процедура повторилась еще четырежды и, на удивление, все гроты прекрасно в мешок влезли. Хлопнув работорговца по плечу Бурдюк взвалил ношу и пошагал прочь.

— Только никому!!!

В ответ ноб неопределенно взмахнул механической рукой.

[Avestius]

***

Добравшись до стойла, где под надзором Фланцебиндюга хранилось доселе невиданное транспортное средство, Бурдюк развязал мешок и одним махом вывалил гротов на земляной пол. Все пятеро были серые от пыли. Двое сразу подскочили на ноги и стали озираться. Они не выглядели особенно странно, во всяком случае для гротов, а вот трое других... Один скорчился на боку, будто ему пнули в живот, и мелко дрожал, второй раскачивался на корточках из стороны в сторону, прижав уши, и лупил себя ладонями по макушке. Третий же хлопал себя со всех сторон, изо всех сил тер и постоянно верещал.

— Мда... Ну хоть двое может на что сгодятся... А этих... Пока будет запас.

Бурдюк ухватил парочку «вменяемых» гротов и засунул на места стрелков, остальных просто закинул на платформу, запустил двигатели и с оглушительным свистом помчался к поселковому стрельбищу. Гул двигателя, завывание и хлесткие удары ветра странно подействовали на гротов. Те, что были рядом с нобом, притихли, вцепились руками в борта и стояли, вытянувшись на цыпочках и высунув носы наружу. Двое, которые сидели на местах стрелков, быстро освоились и уже во всю ворочали вверенными стволами налево-направо, выцеливая все, что попадалось по пути.

— Может они и не так плохи...

На стрельбище крутилась масса орков, мишеней на всех не хватило, потому вокруг каждой толклась приличная куча. Воздух приятно гудел и вибрировал от грохота разномастных орудий: гоготали слагги, лаяли шутты, выли и клацали смертопушки. Иногда ко всему этому присоединялся какой-нибудь мек и тогда стрельбище озарялось настоящим фейерверком.

Бурдюк примерился и подкатил к куче, где орков толпилось поменьше. Посы его пропустили без лишних вопросов, но оказалось, что нобы, обошедшие простых орков, столпились впереди и образовали собственную очередь. После длинного спора с угрозами и нескольких выбитых клыков установилась зыбкая иерархия, которая, впрочем, тут же рушилась, как только подкатывал новый ноб. Тогда подтянувшиеся раньше, с криком: «понаехали тут, стрельбище не резиновое» — бросались отстаивать свои места. Все это не лучшим образом сказалось на гротах Бурдюка — они, похоже, вспомнили, про то, что они «некондиция» и снова стали чудить. Особенно доставал тот, который в стойле пытался оттереться от пыли. Он то и дело царапал себя и причитал:

— Я грязный... Я грязный... Все вокруг грязное. Я мыться, мыться и я грязный...

Бурдюк сперва не замечал зануду и искренне наслаждался грохотом выстрелов, но после двух десятков разборок за место к мишени, особенно после того как его подряд трижды оттеснили назад, он уже не мог переносить нытье недомерка спокойно.

— Замолкни!

— Я грязный... Я грязный... Скрестись — скрестись и все равно...

— Молчать!!!

Грот поднял глаза и будто впервые заметил разъяренного ноба.

— Мастер... я грязный...

Это было последней каплей, ноб взревел и запустил в никчемыша пригоршню порошку, который перебирал от скуки в мешке. Серая пыль окатила грота с ног до головы, он резкими движениями попытался отряхнуться, так, будто грязь жгла все его тело, но увидев, что тем самым только втирает и размазывает ее по себе замер и уставился на Бурдюка. Губы маленького создания дрогнули. Вдруг он пронзительно закричал и произошло то, чему даже такой головастый, опытный и културный ноб как Бурдюк, так и не смог найти объяснения. По телу грота пробежали конвульсии, его кожа покрылась мелкой сеткой зеленых искр, которые срывались с кончиков когтей, ушей, носа и плясали по машине. Все кругом заволок зеленый туман, раздался высокий звон... А дальше, собственно, Бурдюк уже ничего не помнил.

Когда самосознание вернулось к Бурдюку, он не сразу понял где [ну уж нет]одится. Но приглядевшись внимательно, признал стрельбище. Только вот теперь оно было ни к сквигу не годное. От мишеней почти ничего не осталось, кругом изрешетили все что можно. Под ногами валялись кучи еще дымящихся гильз. Тело маленького грота, явившегося, по всей видимости, причиной вакханалии, лежало неподвижно в углу. Выглянув за борт, Бурдюк увидел привалившегося сбоку орка-стрелюна. Тот дышал, широко раскрыв пасть, смотрел остекленевшими глазами и все еще судорожно жал на курок. Шутта шипела раскаленным до красна стволом и зло лязгала, но обойма была давно пуста. «Вот и постреляли...» — подумал Бурдюк и погнал обратно в хлев, пока остальные не очухались.

Орков все больше охватывало волнение предстоящего Вааагхх!!! Все, что только можно было, перековывалось и переделывалось в оружие и боевую технику, одевалось броней, красилось в кричащие цвета, украшалось черепами, зубами и когтями, а что для этого не годилось — превращалось в детали, запчасти или перегонялось в горючее и взрывчатку. Все, что ходило на четырех или более ногах — седлалось, запрягалось или обращалось в съестные припасы, а все, что ходило, семенило или прыгало на двух — присоединялось к Вааагхх!!! Синеуха или загонялось в рабство. Черный дым, сперва отдельными тонкими черточками, а потом и непроницаемой пеленой, укрыл поверхность планеты. То были первые отдаленные признаки тяжелого рока, что навис над обитателями Сагитарус Калидус. Впрочем, как и всегда, те были более заняты своими повседневными обязанностями, нежели наблюдениями за крохотным диском какой-то холодной дикой планеты.

Сопротивление отсталых (ведь каждый знает — если племя не чуит, когда Вааагхх!!! начался — оно отсталое) племен на Сагитарус Фригус рухнуло. В поселке Бурдюка это дело сопровождалось все более частыми собраниями местной ячейки Вааагхх!!! Проводили их обычно в пивном погребе. Ноб, выбранный Синеухом лично, рассказывал об успехах набирающего силу Вааагхх!!!, о безжалостной борьбе с врагами и новейших достижениях в области укрепления военного хозяйства. Звучали его проникновенные речи примерно так:

— Э-э-э!!! Всем слухать сюды! Кто не слухать, того я бить! Ну эта... Мы с парнями собираться! Мы с парнями их бить! Они нас бить! Мы их сильнее бить! Они бежать!.. Мы их [ну уж нет]одить! Мы их бить! Теперь они идти с нами!.. ВАААГХХ!!!

И присутствующие отзывались:

— ВАААГХХ!!!

После этого собрание распадалось на малые ячейки и каждый проводил его остаток как разумел. Главным образом орки напивались до беспамятства. Кто же был посмышленее — таскался с собрания одной ячейки на собрание другой и так, пока не оказывался в отключке.

На одной из таких сходок разбиралось дело Бурдюка. Сперва его пытались привлечь по всей строгости за разрушение стрельбища, но в процессе дебатов, сдобренных грибным пивом, пришли к выводу — «хорошо постреляли... душевно».

Швыряя содержимое мешка в своих гротов, Бурдюк установил, что те даруют оркам невероятные силы, правда действуют недолго — гроты моментально отрубаются. Хорошо хоть не дохнут, приходят через некоторое время в себя.

{Быт орков не блещет аккуратностью. На этом фоне стремление гротов Бурдюка к чистоте выглядит проявлением явного помешательства. С другой стороны, такая ненормальная любовь сделала их выделяющимися из общей малорослой длинноносой зеленокожей толпы.

Орки не считают белый цвет сколько-нибудь значимым. Напротив — он настолько в их понимании бесполезен, что для обозначения его даже нет специального слова. Орки из поселения Бурдюка при необходимости обозначить что-то как белое говорили «типа снега». Оттого гротов Бурдюка обозвали «снегроты». Своего же хозяина они назвали «Мастер Снегобород». Так и пристало.}

На северо-востоке сигментума Обскурус затерялась звезда, именуемая в Имперских звездных каталогах как Сагитарус. Среди ее немногочисленных планет обращаются два очень разных мира: Сагитарус Калидус и Сагитарус Фригус.

Первая из планет — большой и теплый мир. Обширные, вытянутые с севера на юг континенты и полноводные моря в сочетании с близостью светила обеспечили планету хорошим ровным климатом. Почти вся ее поверхность [ну уж нет]одится во власти тропического и субтропического поясов. Лишь крохотная часть на самом севере и на самом юге умеренная и субарктическая.

Почти сразу после открытия континенты планеты обратили в безграничные пахотные угодья. Нескончаемые поля обрабатывали огромные машины. Эти скрежещущие и коптящие исполины двигались размеренно, покрывая за местный год огромные расстояния. Следуя друг за другом, они вспахивали землю, удобряли, засевали ее, поливали, обрабатывали всходы, изничтожали паразитов, а когда приходила пора собирали урожай и доставляли его на станции для переработки. Фактически, каждая такая махина — движущийся дом для небольшого поселения агротехников, механиков и прочего работного люда.

Раз в сотню стандартных лет к Сагитарус Калидус приходит огромный флот — бессчетное число грузовых кораблей. Из их бездонных трюмов к планете устремляются мириады шаттлов и каждый возвращается с бесценным грузом — тем, что за век вырастили и переработали немногочисленные обитатели планеты.

Такие миры как Сагитарус Калидус не очень известны в Империуме. Их имена не гремят овеянные военной славой, как это происходит с рекрутскими мирами; они не вызывают священного трепета и преклонения как миры Эклезиархии; их загадки и мощь не мечтают узреть как Миры-кузни и о них не говорят шепотом, как о Мирах космических десантников. Тем не менее, именно на плечах жителей таких безызвестных планет покоится махина Империума. Именно такие миры поставляют миллионы тонн продовольствия и медикаментов для всех жителей Империума: от обитателя самых нижних уровней городов-ульев до жителей заоблачных шпилей и от простого работника фабрики до высшего лорда Терры. Всесильные космические армады, бесчисленные полки и богоподобные космические десантники, все они существуют за счет поставок с таких неприметных планет.

В противоположность Сагитарус Калидус, Сагитарус Фригус — маленькая и удаленная от центра системы планета. Солнце на его небосводе выглядит как небольшое голубоватое, дающее мало света и почти не дающее тепла, пятно. На планете всего один мелкий океан, а климат холодный. Лишь в экваториальной зоне солнечного тепла достаточно для сезонного роста растительности. Стоит немного отклониться на север или юг и крупные деревья быстро исчезают, зимы становятся длинными и холодными, а лето засушливым и непродолжительным.

Сагитарус Фригус издревле заселен орками. Вопреки распространенному мнению, такое близкое соседство людей и орков в галактике — не редкость. Орки живут на огромном количестве планет и если шарахаться постоянно от них, места людям совершенно не останется. Подавляющее большинство орочьих обществ не поднимаются в своем развитии выше раннего каменного века. Зеленокожие собираются в немногочисленные племена, охотятся используя примитивные каменные топоры и копья, а то и обычные булыжники и палки. В таких случаях истребление орков не целесообразно. Потому на Сагитарус Фригус были развернуты небольшие укрепленные посты наблюдения. Их задача — следить за зеленокожим населением и сообщать об опасных или подозрительных явлениях. Жизнь на заставах скучна. День за днем, неделя за неделей воины ждали нападений, которых все не было. Года складывались в десятилетия, а десятилетия в века... Абсолютное спокойствие практически ни чем не нарушалось. Лишь изредка, на самом горизонте, объявлялись небольшие группы зеленокожих, тогда верещала тревога и, когда орки не достаточно расторопно улепетывали, их отлавливали и уничтожали. Орки, вооруженные лишь собственными когтями и зубами, боялись постов людей и всячески избегали.

Как известно, ничто так не расхолаживает, как длительное безделье. А уж тем паче — безделье, длящееся столетиями. Немногочисленные жители Сагитарус Калидус начали отказываться отряжать самых сильных и здоровых людей на охрану никому не нужных рубежей. Так, после трех тысячелетий, наблюдательные пункты один за другим стали сворачиваться, пока не были ликвидированы все. Человечество покинуло негостеприимный мир.

С уходом людей укрепленные бункеры обветшали и развалились, а страх орков перед неведомыми сооружениями пропал.

Среди просторных холодных каменистых равнин Сагитарус Фригус обитала небольшая стая молодых диких орков. Как и прочие, они были вынуждены добывать скудное пропитание в этих суровых краях, загонять мелкую дичь и спасаться от крупной, нападать на слабых сородичей и остерегаться сильных. Одна из главных проблем, которая каждодневно грозила стае смертью — нехватка воды. Источники пригодной для питья воды на Сагитарус Фригус малочисленны и непостоянны. В любой момент ручей или озерцо может обратиться в горько-соленую жижу, а то и совсем пересохнуть.

Последняя неделя задалась особенно тяжелой. Сухой сезон затянулся и на западе в горах за последние месяцы не появилось ни одного облачка. Вожак провел свою стаю по всем местам, где могла быть вода, но безуспешно. Везде их ждала лишь покрытая серой растрескавшейся коркой мелкая сухая пыль. Орки в отчаянии кидались друг на друга и уже несколько раз пытались убить предводителя. Делать было нечего, нужно было идти на риск. Вожак привел племя к излучине древней пересохшей реки, где под большой выветренной гранитной скалой поблескивало маленькое озерцо. Это — опасное предприятие и принять такое решение можно только в крайней нужде. Озеро зорко охранялось от посягательств сильной и многочисленной стаей орков, в которую входили не только мелкие молодые, но и огромные агрессивные зеленокожие.

Попытка добыть хоть немного живительной влаги провалилась. Треть стаи молодых орков была перебита, остальные получили увечья и под общий рев, вопль, писк и гвалт едва сумели убраться.

Приход темноты принес новые беды. Раненные орки привлекли внимание ночных хищников. Потеряв еще двоих они забились в щели среди черных камней, только так им и удалось выжить.

Утро разбудило стаю грохотом и шумом обвала. Перепуганные, орки повскакивали и стали озираться в поисках новых опасностей. Когда же пыль немного улеглась, в первых лучах восходящего солнца они увидели необыкновенный черный предмет. Он не походил ни на что из виденного ими ранее. Цвет его чист и глубок — не с чем сравнить. Гладкая поверхность отличалась и от привычного шершавого камня, и от покрытой бороздами древесной коры. Абсолютно идеальные прямоугольные грани. Орки некоторое время, будто зачарованные, молча смотрели на [ну уж нет]одку. Затем осторожно стали приближаться. Наконец вожак, набравшись храбрости, протянул руку и прикоснулся к поверхности. Орки в панике закричали, но увидев, что с вожаком не произошло ничего страшного, стали осторожно ощупывать предмет, а затем все настойчивее и увереннее. Так, укрывшись в развалинах одного из постов людей, орки Сагитарус Фригус впервые увидели имперский когитатор.

Возбуждение постепенно улеглось, солнце поднималось, а с ним возвращались голод и жажда. Измученная стая поплелась в сторону озера, где они вчера едва не погибли. Нужда, усталость и безысходность гнали их к единственному месту, где, как они знали, была вода. Сил не осталось даже на внутреннюю вражду, орки тащились склонив головы и практически волоча руки по земле. Когда стая проходила мимо побелевшего скелета крупного животного, вдруг во взгляде молодого вожака что-то переменилось. Скелет, который раньше казался просто однородной белой массой, распался на отдельные составляющие. В каждом фрагменте проявилась какая-то индивидуальность. И сквозь всю картину до боли ясно проступили холодные четкие линии черного монолита. Орк приблизился к скелету, стая замерла. Ощупав несколько костей узловатыми пальцами, вожак ухватил длинную толстую бедренную кость. Та неожиданно легко легла в руку. Орк слегка помахал рукой, а потом несколько раз со все большим усилием ударил костью по земле. Увидев облачка выбитой пыли, он изо всех сил обрушил свою импровизированную дубинку сперва на грудную клетку, а затем на череп мертвого животного. Тонкие кости не выдерживали ударов и разлетались. Перед глазами вожака заплясали неясные картины — множество неведомых животных, разбрызгивая алую кровь, с предсмертным ревом падало у его ног на землю...

Все решилось этим же вечером. Вооружившись крупными костями, молодые орки дождались заката и напали на хранителей озера. Те сперва не отнеслись к угрозе серьезно и пытались просто напугать проходимцев, ведь каждому усталому израненному молодому орку противостояло четверо крепких и здоровых. Но озверевшие от голода и жажды интервенты пустили в ход свои дубинки и одним махом уложили нескольких противников. Среди защитников началась паника. Когда же старый огромный вожак рухнул с пробитым черепом, произошло массовое бегство.

Молодые орки смотрели как их более крупные и многочисленные братья без оглядки удирают. Кто-то рычал от возбуждения, кричал и махал дубинкой, кто-то швырялся в беглецов камнями. Громче всех завывал молодой вожак. Его сразу можно было приметить по длинному от макушки до подбородка шраму и венозного цвета ушам...

Сигтрюгг Трехпалый медленно мерил шагами капитанскую рубку. Места ему явно не хватало, но просторных помещений на «Когтистой лапе» — корабле, пожертвовавшим всем ради скорости, раз и два. Плаванье по морю душ уже отняло шесть с малым месяцев, а предстояло еще больше. Возраст научил Сигтрюгга многим добродетелям, но терпение в их число не вошло. Его тяжелые ноги с грохотом обрушивались на полированные черно-белые с золотистыми крапинками плиты пола, а широкие бронированные стопы оставляли глубокие царапины на бесценном камне. Каждый новый шаг гиганта отдавался болью в сердце капитана и тот морщился. Как видно, Сигтрюггу такая игра доставляла удовольствие и всякий последующий свой шаг он делал еще более разрушительным.

Из темного портала, окруженного колоннами, в свет факелов вышел раб. Встав на колени, он просил у смотрителя разрешения говорить и, получив дозволение, изрек:

— Госпожа Рунгерд велела сообщить Милорду, ею получены отголоски сообщения. Говорится о великом бедствии. В системе звезды Сагитарус орки пошли войной на людской мир. Неизвестно как долго еще смогут продержаться силы планетарной обороны. Сообщение принято на пределе слышимости. Вероятно оно не ретранслировалось. Вряд ли кто-то еще его получил.

Отпустив раба, Сигтрюгг сжал с лязгом огромный кулак и произнес низким гулким голосом:

— Орки! Шесть месяцев бездействия окончены! Капитан, ведите «Когтистую лапу» к Сагитарусу. Нас ждет славная охота!

Серо-голубая броня Сигтрюгга Трехпалого тускло поблескивала в свете мерцающих факелов. Он и его братья возвращались на родной Фенрис. Завершилась долгая кампания на дальних окраинах Империума. Его братья — разведчики, вернутся в свои роты. Он же, по прибытии, пройдет ряд ритуалов-процедур и сам Бьерн Разящая Рука примет его в личную дружину. Лишь легендарнейшие воины удостаивались такой чести. На его инкрустированный золотом резной саркофаг возложат особые рунические камни и он займет свое место под сводами Зала Величия.

Вааагхх!!! на планету людишкаф зашел великолепно. Орки соорудили без счету жутких зубастых кораблей. Создать что-нибудь крупное и мощное им сейчас было не под силу. По меркам флота Империума то были жалкие ржавые консервные банки. Они не могли противостоять сколько-нибудь серьезной орбитальной группировке. Вот только противостоять было некому. Мощные защитные батареи, расположенные в приполярных областях и укомплектованные крупными дальнобойными орудиями, а также системами раннего оповещения, с легкостью могли бы сдержать среднего размера флотилию, объявившуюся на дальних рубежах системы. Но они оказались абсолютно бесполезными против мириад маленьких утлых суденышек, летящих с соседней планетки. Защитники же ни о чем не догадывались, пока с неба на землю, будто огненный ливень, не стали обрушиваться уродливые орочьи жестянки. Большая часть планеты была стремительно поглощена Вааагхх!!!. Гигантские сельскохозяйственные машины мало что могли противопоставить грубо сделанным, но быстрым и хорошо вооруженным танкам и транспортам оркоидов.

Серьезная борьба развернулась лишь в приполярных райо[ну уж нет], где базировались главные защитники планеты. Первую линию обороны орки смяли в два дня. Стройные окопы нарытые в мерзлой земле, защитные валы и насыпи, легкие дзоты и небольшие бункеры хоть и помогали, но не давали решительного преимущества перед нападавшими. За время создания объединенного Вааагхх!!! на родной планете, зеленокожие немного поднаторели в тактике и стратегии. Они уже не неслись в бой обезумевшей от жажды крови толпой, а кое-как выбирали направление, разделялись на отряды-банды или объединялись, когда того требовала обстановка, и худо-бедно взаимодействовали друг с другом. Плохую вооруженность и дисциплинированность орки сторицей восполнили грубой силой, живучестью и жестокостью.

Могучее телосложение, многочисленность и наплевательски-философское отношение к собственной жизни, по всей галактике дарит оркоидам громкие победы. Там где нельзя победить умом, можно хитрючестью, безбашенностью, а нет, так и просто завалить мясом.

На момент начала штурма полярных укреплений соотношение числа нападавших к числу оборонявшихся составляло восемь к семи. На протяжении всей экспансии на Сагитарус Калидус опускались пузатые и зубатые челноки. Они высаживали все больше зеленокожих, в то время как люди постоянно несли тяжелейшие потери. Таким образом уже к концу четвертого дня на каждого человека — рядового воина, офицера, штабиста, техника, женщину или ребенка, приходилось около десятка орков и еще больше гретчинов.

[Avestius]

***

Ржавый шаттл со свистящим грохотом [ну уж нет]ально и бесцеремонно ввалился в атмосферу. Казалось, сам воздух не хотел пускать на планету такое страшилище и что есть силы сопротивлялся — вокруг корпуса заплясали длинные языки желтоватого пламени, красная краска почернела и осыпалась мелкими искрами. Обшивка местами не выдержала и оторвалась. Вслед за кораблем потянулся длинный шлейф из заклепок, болтов, и другого мусора, который не смог удержаться на бортах и теперь летел за ним и сгорал в атмосфере.

В брюхе шаттла на грузовой платформе сидел Снегобород в окружении десятка нобов и ожидал высадки. Корабль сильно било и бросало, по внутренним помещениям то и дело пролетал какой-нибудь неудачливый грот. Слава Морку, в личном составе его группы потерь пока не было, не считая того... по кличке Перфоратор... что сломал ногу, когда во время первого маневра в атмосфере под ним провалились ступени трапа и он пробил два внутренних перекрытия. Его уже во всю латал судовой док.

Поскольку Синеух лично приказал каждой банде выделать себе отличительный знак, чтоб потом можно было собственноручно зарубить недостаточно ретивых в бою, Снегобород напряженно пытался что-нибудь изобразить. Складывал и так и сяк, но получалось не очень. То ли постоянное самопроизвольное перемещение деталей мешало, то ли отвлекали летающие туда-сюда гроты. Наконец, он плюнул и просто связал веревкой две железяки в форме скрещенных костей. Получилось что-то вроде восьмиконечной костяной снежинки. «Хы, а чо? Годно!» — решил Снегобород и так увековечил память о враге, который оттяпал у него кусок мозга и чуть не лишил жизни.

— Э! Эта! Короче, начальник, готовсь! Садимся... — прохрипел медный матюгальник. Шаттл заложил крутой маневр, потом еще один. За бортом раздавались серии взрывов. Шрапнель несколько раз прошивала борта, корежила и рвала все на своем пути. Время шло, маневры повторялись. Наконец, что-то рвануло перед самым носом, сорвало с петель дверь рубки, аппарат резко дернуло и через весь отсек головой вперед вылетел пилот. Он шмякнулся на грузовую палубу. Привстал, мотая головой, и выплюнул несколько зубов.

— Э-э-э... Э-э-эта, начальник,... Тьфу... Короче, не сядем. Тама стреляют. Не дотянем до места, свалят и дело с концом.

— Ты Синеуха слыхал? Лично кишки намотает! Сказано высадится и всех уделать, а нет так сдохнуть! — такой вариант Снегоборода не особо устраивал, но выбор на том кончался.

— Начальник, а чо делать-то?

Снегобород оглядел трюм, обошел Фланцебиндюговское поделие и тут его осенило. Гроты, когда грузили транспорт в шаттл, пользовались тем же способом, что и при спытаниях — волокли его за веревки. А когда погрузку завершили, веревки так и остались болтаться.

— Веди к месту, пойду вместе со штурмовиками! — рявкнул Снегобород убегающему в кабину пилоту.

Уверенности в успехе не было, но это лучше чем просто быть расстрелянным зенитными орудиями человекоф. Снегобород отобрал пятерку самых смышленых штурмовиков из ватаги, что сидели на верхней палубе, и, выдав каждому по буксировочному тросу, рыкнул «Шоб, твари, держали ровно», погрузил свой отряд и занял место у штурвала.

Брюхо шаттла распахнулось, все залил нестерпимый свет. Орки на своей родной планете и так-то не привыкли к яркому солнцу, а уж после слабого красноватого освещения трюма увидеть чистое небо...

По команде отряд штурмовиков высыпал наружу и оставляя дымный след умчался куда-то из зоны видимости. За ними шеренгой вышли штурмовики Снегоборода. Они что-то крикнули и запустили двигатели спинных ракет. Ноб рванул ручку тяги до упора. Ускорители заревели и одним могучим рывком выдернули из темного чрева корабля на небесный простор. Вверху, спереди, слева и справа — голубое небо с башнями белых кучевых облаков, настолько непривычно большое и светлое, что даже эскадрильи носящихся крылатых машин и кляксы взрывов сразу не обратили на себя внимание. В ушах оглушительно зашумел ветер. Внизу от горизонта до горизонта расстелилась покрытая пятнами снега равнина. Кое-где поблескивали ледовые поля и озерца собравшейся талой воды. В эти высокие широты пришла весна.

Снегобород направил аппарат к земле. С помощью длинной жерди он понукал штурмовиков и сперва разогнал в плавном пике, а набрав подходящую скорость, выровнял и перевел в горизонтальный полет. Как потом объяснял Фланцебиндюг, так и было задумано. Де, он изначально планировал делать машину десантной, но не имел достаточно времени на доработку системы управления полетом. А так, плоское широкое днище почти не уступает крылу.

На малой высоте орки на борту и гроты-стрелки принялись с азартом расстреливать все, над чем проносились. Правда пролетали так быстро, что понять попадали они или нет, было невозможно. Впрочем, веселье ведь не в этом.

Завидев достаточно длинное ледовое поле близ планируемого места высадки Снегобород совершил посадку. Вышло жестковато. Но полозья, скрипя и прогибаясь, выдержали.

[Avestius]

***

К концу вторых суток штурма малая численность защитников и чрезмерная растянутость линий обороны сделали свое дело, людям пришлось отступить и укрыться за толстыми стенами основных оборонительных сооружений. К такому повороту орки оказались не готовы. Впервые они не видели противника с которым сражались. Центральные крепости систем планетарной обороны казались неприступными. Сверху их укрывали мощные силовые поля и бронированные щиты — бомбардировки не давали результатов. Не удивительно, ведь эти укрепления рассчитывались на бомбежку с орбиты куда более мощным оружием, нежели то, которым располагал еще только начинающийся Вааагхх!!!. По бокам крепость защищали невероятной прочности стены, снабженные многочисленными укрепленными огневыми позициями. Подкоп был бы также невозможен. Крепость, кажущаяся невысокой и плоской — подобной черепахе, врастает в землю до самого монолитного скального основания. Не даром такие сооружения приурочивают к местам выхода гранитных или базальтовых пород к самой поверхности.

Орки потеряли множество воинов в бессмысленных попытках взять крепости, не удалось их толком даже поцарапать. Вааагхх!!! начал буксовать. Посы от бессилия стали кидаться друг на друга. Впервые за долгие годы авторитет Синеуха серьезно пошатнулся. Использовав все знакомые методы Синеух впал в такое лютое бешенство, что стал убивать своих военачальников по одному. Он хватал очередную жертву за загривок, внимательно смотрел в глаза, а потом с ревом «Бесполезная бездарность!!!» разрывал на части. Так шло пока очередь не добралась до Наковальни. Наковальня был Большим прорабом при Синеухе и почитался среди меков за главного. Схватив Наковальню Синеух процедил:

— Ты-ы-ы!.. Ты, вскроешь мне эти застенки и вытряхнешь из них людишкаф!!! У тебя неделя!

С этими словами он вышвырнул мека из своего походного шатра.

Поскольку Наковальне просто так расставаться со своей жизнью не хотелось, он принялся за дело. Сперва он определил как расположены зоны обстрела крепостей. То туда, то сюда отправлялись отряды вымазанных красной краской гротов и внимательно отслеживалось откуда и когда в них начнут палить, как близко они смогут подобраться и где, наконец, погибнут. Определив безопасное расстояние и место, Большой прораб принялся за строительство. Наковальня организовал всех доступных меков и привлек к работам почти всех орков, оставив только тех, что непосредственно осаждали крепости, не давая людишкам продохнуть.

Наковальня здраво рассудил, что справиться с такими укреплениями под силу только Горку и Морку. А те, конечно, расстреляли бы укрепления людишек, а потом разломали их. Значит, он должен построить стрелялы достойные Морка и крушилы достойные Горка. Так неразрешимая задача разбивалась на логичные и понятные шаги. Прораб, собрав меков, разделил их на группы и выдал техзадания:

— Вы, строить пулялы! Большие пулялы! Пулючие пулялы! Такие пулялы, шоб самому Морку не стыдно на пояс повесить было! Вы, строить крушилы, шоб увидев их мощь, сам Горк расхохотался в голос! Шоб ему помериться силами с ними захотелось!

— Вааагхх!!! — ответствовали меки и расходились по своим строительным площадкам.

В четыре дня орки стащили все, что только можно на свои стройки. Гигантские пушки, мортиры, катапульты и стенобитные машины были спроектированы, построены и оснащены. Все с нетерпением ждали приказа о наступлении.

Утро пятого дня началось с массированного обстрела укреплений людей. В течении двух суток стрелялы Морка обрушивали свои гигантские снаряды на стены и ворота крепостей. Особенно прославилась титаническая катапульта «Пятерня Горка», выстроенная под руководством Фланцебиндюга. Хоть она и выстрелила всего раз, орки до сих пор при случае вспоминают.

Когда катапульта была готова и взведена, пришло время ее заряжать, но она оказалась такой огромной, что рядом не нашлось подходящего снаряда, тогда орки стали загружать в ее чудовищную лапу куски здания, что стояло поблизости. Выстрел оказался столь мощным, что стена крепости не выдержала и в нескольких местах пошла широкими трещинами. Но главное, орки позже узнали, что зарядили в катапульту церковь какого-то бога человекоф вместе с его золотой статуей. Выходит, «Пятерня Горка» оторвала от земли и запустила в полет человечьего бога, а значит — Горк сильнее! Орки сильнее!!!

Пока продолжался обстрел, орки обкладывали крепости артиллерийскими позициями и организовывали огневые точки несунам, на тот случай, если людишки вдруг вздумают бежать или начнут слишком уж активно отбиваться.

Не смотря на то, что стрелялы Морка изрыгали свои снаряды не стройно, редко, и большая часть из них пришла в негодность уже к середине первого дня, каждое попадание оставляло чудовищные разрушения. К концу обстрела почти все огневые позиции были разбиты, стены и башни крепости растрескались и частью разрушились. Пространство вокруг стен на две сотни метров покрылось широкими воронками, обломками стен и кусками снарядов.

Наковальня с самодовольной улыбкой смотрел на результаты своих трудов:

— Выступайте!

В седьмой день на рассвете орки построились для решающего штурма. На каждую из крепостей зеленокожие наступали сразу с двух или трех направлений: там где стены и ворота пострадали больше всего. Впереди шли укрытые тяжелыми листами брони Баивые вагоны. За ними пехотные и технические расчеты, сопровождавшие крушилы Горка. С флангов крутились байки и смертолеты.

Вся эта братия по приказу выступила в направлении крепостей, мешая грязь, грохоча и лязгая. Когда орки достаточно приблизились к людским укреплениям, те открыли по ним огонь, но мощные стационарные орудия уже были уничтожены. А то, что защитникам удалось развернуть, не имело такой разрушительной силы. Они останавливали часть вагонов, разрывали мотоциклы и смертолеты, но тех оставалось достаточно, чтобы наступление продолжилось. А как только оркам удавалось понять откуда по ним ведется огонь, на позицию обрушивался настоящий огненный шторм.

Прибыв под стены, вагоны становились полукругом, формируя своими прочными лбами что-то похожее на передвижной защитный вал, вперед выдвигались крушилы Горка. Огромные тараны раскачивались и с низким гулом бились в ослабшие укрепления. Наносимые удары заставляли по долгу дрожать и ходить ходуном землю под ногами...

К вечеру седьмого дня все крепости были взяты.

Снегобород участвовал в штурме крупнейшей крепости. Там пришлось особенно тяжко и если бы не способности его и его снегротов, еще не известно как бы кончилось дело. Когда же ворота, которые они штурмовали, не выдержали, крушилу Горка по прозвищу «Оплеух» отвели в сторону. Зеленокожее воинство ринулось в пролом, но произошло непредвиденное. Из пролома, прикрываемый плотным огнем, им на встречу оглушительно ревя вылетел Дредноут. Орки Сагитаруса до этого момента не встречались с космодесантниками в открытом бою.

Сигтрюгг Трехпалый и его братья с момента своего прибытия немало осложнили жизнь зеленокожим. Было убито большое количество командующих, а диверсии против чудовищных махин ксеносов привели к тому, что орочьи позиции от них пострадали даже больше, чем имперские крепости. Но достичь главной цели — уничтожить вражеского лидера, чтобы зеленокожие передрались за власть и Вааагхх!!! захлебнулся, Волкам не удалось. Синеух постоянно скрывался, будто предугадывая действия охотников. Теперь же малый контингент и недостаток времени загнали Волков вглубь крепости.

Дредноут на ходу обстрелял орков из огромной пушки и с разгона врезался в первую волну наступавших, просто растоптав большую часть. Огромный кулак обрушивался на головы зеленокожих, они же не могли совершенно ничего противопоставить ярости ходячего четырехметроворослого бронированного бункера. Оружие посов физически не причиняло ему каких-либо повреждений, даже царапин на богато украшенном саркофаге не оставалось, а гора тел растерзанных орков росла. Засевшие в проломе с тяжелыми болтерами, разведчики яростным огнем отсекали и легко уничтожали многочисленные группы наступавших.

Поначалу удача была на стороне Волков Сигтрюгга, как здраво расценили потом орки, оттого, что их броня покрашена в счастливый синий цвет. Но постепенно к заварушке присоединились танкобои со своими танкрывалками и нобы с большими рубилами и клешнями. На корпусе Дредноута появились глубокие шрамы, таблички из серого гранита со священными рунами на лицевой стороне саркофага раскололись, пушка отказала, а тут еще какой-то не в меру проворный орк повредил незащищенную часть привода левой ноги.

Ближний бой дотянулся до разведчиков и сражались сыны Русса достойно. Идеально острые клинки из стали льдистого цвета, подобно холодным молниям, метались, лишая жизни одного ксеноса за другим. Но численное превосходство противника начинало сказываться, братья гибли. Снайперы еще действовали, однако враг прибывал явно быстрее.

Держать равновесие стало тяжело, механическое тело Дредноута то и дело пыталось завалиться. Зеленокожие облепили Сигтрюгга со всех сторон. Гретчины, посы, нобы... Все царапали, кусали, били, ломали, кололи, резали и пилили священный доспех. Космодесантник стряхивал с себя назойливых, давя сразу десятками, но на их место запрыгивали и цеплялись новые. Даже могучие искусственные мышцы Дредноута не справлялись с такой нагрузкой.

Орки сорвали несколько бронированных пластин корпуса, полностью парализовали ноги и повредили в нескольких местах переднюю плиту саркофага. Из пробоин начала струится густая маслянистая жидкость. Сигтрюгг не мог сдвинуться с места и даже толком повернуться. Орки же отступили, чтобы наносить удары с разных сторон с безопасного расстояния по телу могучего война. Наконец, какой-то из новоприбывших танкобоев на ходу растолкал крутящихся позади Дредноута орков, подскочил к нему, подпрыгнул, и, встав на механизм коленного сустава, вогнал танкрывалку в спину в том месте, где разошлись две бронированные панели, а затем свалился в толпу. Раздался гулкий взрыв. Из выхлопных труб на спине Дредноута вырвался черный дым, а сам он резко дернулся и стал будто оседать. Казалось, силы покидали несокрушимого война, таяли и улетучивались. Орки отскочили в стороны и наблюдали...

Сигтрюгг Трехпалый видел знакомый льдистый пейзаж. Из свинцовой тучи начинали падать хлопья свежего белого снега. Стая облезлых шавок загнала старого матерого волка. Яркая алая кровь капала в чистый снег и обращалась в красноватые льдистые комочки. Собаки кидались, а как только тот изворачивался, чтобы свернуть шею противнику, отскакивали с визгом. Несколько псин лежали мертвыми и никогда больше не оскалят пасть на волка. Но уже стало ясно — эта битва будет последняя.

Когда Дредноут наконец рухнул, орки завопили и бросились на него. Каждый считал, что должен пнуть такого противника, особенно много копошилось рядом гротов.

Гроты расковыряли пробитый саркофаг и с улюлюканьем выволокли оттуда содержимое. Внутри корчился человек. Он был крупный с бледной распухшей от влаги кожей. Длинные седые волосы спутались от маслянистой жижи. Большую часть его торса закрывали толстые клепаные медные пластины с неравномерными пятнами патины. Слева в боку зияла дыра из которой торчали разной толщины черные кабеля, некогда соединявшие его с могучей машиной, теперь оборванные и бесполезно болтавшиеся. Через середину груди проходила толстая трубка, которая заканчивалась круглой золоченой решеткой. Из этой решетки тяжелыми толчками вытекала все та же масляниста жижа вперемешку с чем-то алым. Одна рука человека чуть ниже локтя заканчивалась культей, а на другой под самый корень были удалены безымянный палец и мизинец. Левой ноги ниже колена не было, правая была раздроблена. Несмотря на свое состояние, человек явно пытался сопротивляться, в его холодных серых глазах пылала ненависть. Но тело хозяина не слушалось. Века, проведенные в заточении, сказались даже на всесильном космическом десантнике и сейчас он не мог противостоять даже тщедушному гроту. Ватага недомерков галдя ухватила воина и уволокла. О том, куда его утащили и что будут с ним делать Снегобород даже не хотел думать.

Так пал Сигтрюгг Трехпалый — один из величайших воинов Фенриса. Когда весть об этом достигла Клыка, скальды сложили множество длинных заунывных саг в самых сложных размерах и всякий воин, даже из тех, кому в силу возраста, впервые доводилось слышать о деяниях Сигтрюгга, молча задумывался, склонив голову. А выслушав, признавал: «То был храбрый и достойный муж, настоящий сын своего отца и всякому настоящему воину следует принять за честь прожить такую жизнь и погибнуть таким образом». Старшие же братья, те кто знали Сигтрюгга лично, сочли гибель его страшным оскорблением и поклялись отомстить зеленокожим отродьям чего бы то ни стоило.

Знатный махач привлек множество зеленокожих. Но делать здесь было уже нечего. Заявились два черных смертодреда. Увидев, что противник был повержен, они с досады вцепились друг в друга. Сперва пытались вскрыть корпуса один другому, но толку вышло мало, клацающие клешни и ревущие пилы проскальзывали по бочковидным телам. Потому, тактика быстро изменилась и дреды стали увлеченно рвать и резать конечности друг-другу. Прибывший в свите Синеуха Наковальня довольно ухмылялся. Ему нравилось, когда железяки из его загонов вели себя задиристо, тогда и к нему отношение становилось более уважительным. А вот Дымогару — меку, что отвечал за топтучие железяки банды, стало не до смеха. Как только увидел, что два дрэда схлестнулись, он со всех ног кинулся их разгонять. Да попробуй! Остановить удалось только вырубив обоих. Прикинув ущерб, Дымогар схватился обоими руками за голову: «Ек-макарек! Это все ж мне месяц обратно прикручивать!»

Последним появился Синеух. Все притихли и стали жаться по сторонам. Огромный орк остановился у поверженного Дредноута. Покосившись на груды тел зеленокожих, он толкнул Дредноут своей ножищей. Тот с тяжелым стуком опрокинулся на спину. Пилот давно был извлечен, но из внутренностей саркофага все еще выливалась жижа.

— Хороший добыча... Э! Наковальня! Делать мне из этого сильнючий доспех! Шоп быстро!

Поскольку Синеух — очень културный орк, тушу шагающей машины он поделил по справедливости. Большая часть пошла на мегадоспех Синеуха. Ноги — Наковальне, а тот ссудил их Дымогару, починять смертодреды. Правая рука отошла Воеводе Гулкорыку на именную клешню. Снегобороду досталась самая непонятная вещь — пушка, что была на месте левой руки.

— Ну и шо?

— Да... Не выходит!

— Ай шоп тебя сквиги жрали, ёкымана!

Перепалка Снегоборода и Фланцебиндюга длилась уже почти час. Предмет спора висел на цепях посередь передвижного шатра-мастерской Фланцебиндюга. Уже неделя прошла с тех пор как Снегобород заполучил стрелялу Дредноута, а толку до сих пор не было — непонятная человечья технология ни в какую работать как надо не желала.

К чести орков надо напомнить, что стрелять пушка перестала еще у Дредноута. Серьезная перегрузка квантового криоконтура привела к его частичному разрушению, а восстановить его мог далеко не каждый техножрец.

Получив доступ к трофею Фланцебиндюг первым делом залил во все баки, бачки, канистры и прочие емкости самый ядреный сквиговый жир и запустил пушку, но та только шваркнула во все стороны клубами черного дыма и отключилась. Почесав репу, мек разобрал орудие. Внутри пушка оказалась совершенно странной и многое было непонятно, пришлось изрядно поработать кувалдой и резаком, чтобы извлечь лишние детали. Там всякого ненужного барахла осталось еще много, но хоть основное повырезать удалось. А заодно стало ясно как это все примерно работает. Для спытаний гроты собрали стенд в виде деревянной рамы с колесиками, к которой орудие подвешивалось. Следующие два дня прошли на импровизированном стрельбище. Оказалось, что пушка стреляет в двух режимах. В первом, квантовый конденсат выбрасывался длинной тонкой струей и промораживал цель насквозь. Во втором, весь конденсат выстреливался одним махом, а попадая в цель разлетался в разные стороны, накрывая площадь в несколько метров диаметром. К сожалению, для выработки квантового конденсата пушка требовала огромное количество энергии, так что пришлось зацепить ее силовыми кабелями к припаркованному недалеко кирдык-лёту.

Эффект от стрельбы произвел на Фланцебиндюга такое впечатление, что он палил из пушки направо и налево до тех пор, пока в кирдык-лете не сжег все горючее. Перед выстрелом орудие протяжно гудело, потом раздавался не свойственный большинству пушек свист насоса и из ствола вылетала тонкая струйка конденсата. Внешне он походил на ртуть, окруженную сероватым туманом. После попадания в цель та медленно чернела, над ней начинал клубиться пар и постепенно ее покрывал иней или даже корка льда. Раз, не слишком расторопный грот-масленка оказался близко от места попадания. Черное пятно расползлось и ноги грота тут же примерзли к земле. Восторгу наблюдавших не было предела!

Несмотря на то, что пушку удалось заставить стрелять, толку от нее было мало. Орудие и само то по себе громоздкое, так еще и питать его нужно от стационарного генератора. Такое даже на вагон не поставить, что уж говорить про «носить при себе». Положение становилось отчаянным, день ото дня пила Снегоборода все настойчивее подбиралась к глотке Фланцебиндюга...

Решение нашлось неожиданно. На исходе недели, после очередных спытаний, грот-масленка поскользнулся на обледеневшем стволе и грохнулся со всего маху на пульт управления. Пушка выплюнула заряд несмотря на то, что кабели давно были отключены, а генератор заглушен. Слава Горку, орудие способно довольно долго сохранять конденсат даже при отключенном питании!

В ту ночь мек не спал, а на утро, когда Снегобород заявился с очередной порцией угроз и членовредительными инструментами, ему было, что показать.

— Мой дорогой друг! Давно не виделись! Я уж думал не появишься! Пива! Пива дорогому гостю!

— Не юли, рыбья башка, вчера видались. — проворчал Снегобород, однако кружку пива, что приволок грот, взял.

— Спешу тебя порадовать. Проблемы наши решены!

— Это у тя проблемы. На тебя уже составлен официальный некролог. У меня одна проблема, как верней тебя решить!

Снегобород бросил шкуру, что валялась на полу, на стол и деловито уселся. Фланцебиндюг на мгновение стушевался, но тут же продолжил, делая вид, что не слышал.

— Мой пытливый ум гения подступался к этой проблеме и так и эдак, пробовал решить «в лоб», обойти с флангов, найти лазейки...

Снегобород огляделся по сторонам, но на него, вроде, ни с флангов ни спереди, никто нападать не собирался. Опять эти Фланцебиндюговские штучки!

— И вот наконец — решение! Это гениально! Это умопомрачительно! Это просто бесценно!

С такими словами мек вытащил из-за пазухи какую-то банку с кучей проводков и несколько клапанов с трубками.

— Это... Это чего?

— Это оно!

— Ты!.. Ты!!! Ты чего сделал?! Что это такое?! Ты!.. Отрыжка сквигомота! Паразит ты мелкий!!! Это все что осталось? Где пушка?! Где орудие, твою грибницу?!

— Эта! Эта! Спокойно! Еще благодарить будешь!

— Так, у тебя ровно минута прежде чем я отпилю тебе голову.

— В общем, коль таскать с собой и пушку и генератор тебе... м-м-м... даже Синеуху, да славится имя его, не под силу... я этого не говорил, всякий знает, что Синеуху все под силу... нужно отказаться от генератора и заменить его одноразовой батареей на сквиговой кислоте. Заряжаешь пушку перед боем и вперед! Да и режим стрельбы я оставил один, шоб только по площади било. Во-первых, так эффектнее, а во-вторых фокусирующие катушки не нужны. Из пушки лишнего выкинуть можно. То, что осталось к шутте приладить — во будет! Заряжается от чего угодно... хоть вон, от кизякового генератора.

— Все бы тебе от кизякового генератора... — пробормотал Снегобород. — Валяй, городи свою шутту.

Так и появилось у Снегоборода его знаменитое Морозюче стреляло.

Изменено 26 апреля, 2015 пользователем Avestius

[Avestius]

***

Синеух, опираясь правой рукой о топорище своей большой чоппы, восседал в зале бывшего святилища какого-то божка человеков, в честь победы спешно переделанного в торжественную залу. В центре раньше была статуя из белого камня, орки ее обрушили, а из основания и того, что осталось от ног, вырубили огромный трон. Перед троном стоял длинный стол, заваленный добытыми у людишек яствами. Иногда Синеух подхватывал со стола что-нибудь здоровенной пятерней и отправлял в свою огромную пасть. Угол стола наскоро расчистили и разложили прижав кусками белого камня, сделанную человеками карту Сагитарус Калидус. В нее то здесь, то там были воткнуты чопы и хряпы, обозначая места побед армии орков. Перед троном на почтительном расстоянии толпились воеводы. Орки давно сломили все очаги сопротивления, а все что оставалось — добивать случайно выживших.

— Босс, вы их всех бить! Орки всех побеждать! — крикнул кто-то из толпы.

Синеух поднял голову, явно намереваясь определить выскочку, но его взгляд остановился на ком-то, кто стоял чуть дальше собравшихся воевод. Знатные орки невольно оглянулись. В проеме, некогда обозначавшем вход в святилище, а теперь просто дыре с вырванными с корнями воротами стоял Говорящий с Костями — шаман и прорицатель. Тело его, необычно морщинистое и узловатое даже для орка, с макушки до пят покрыто тонкой резьбой и бесконечными татуировками. Голова же украшена черными длиннохвостыми волосяными сквигами. Но самая заметная черта — не по-орочьи большие глаза абсолютно белого цвета без малейшего намека на радужку и зрачки. Говорящий с Костями был слеп. Ну во всяком случае, так считалось. Ходил он слегка запрокинув голову назад, опираясь на длинный массивный посох, увешанный всевозможными амулетами и увенчанный черепом сквигобарана, инкрустированного перламутром разных ракушек и кусочками темного лазурита. Говорящий с Костями поднял левую руку, оттопырив большой палец в сторону, а указательный и мизинец вверх так, что татуировки на кисти сложились в изображение сквигобыка с одним ухом. Собравшиеся тут же притихли. Прорицатель пошел в сторону трона, остукивая перед собой дорогу посохом. При этом он умудрился выбрать путь так, чтобы пройти через самое густое место толпы собравшихся. По ходу шаман как бы невзначай лупил всех, кто не желал или не успевал уступать ему дорогу, по самым чувствительным местам острым наконечником своего посоха. Несмотря на слепоту, вряд ли то выходило случайно, Говорящий с Костями явно веселился. Но, вопреки своей силе, размеру и более высокому положению, собравшиеся воеводы не решались связываться с наглым шаманом. Мало что тот пользовался покровительством Синеуха, так еще свежа была память о том, как прорицатель одним движением кисти свернул шею не к месту рассвирепевшему сквиготу. Поэтому, все просто по возможности расторопно, но не теряя достоинства, под разными благовидными предлогами, например изображая, что им срочно необходимо почесаться, старались покинуть проход.

Наконец, шаман оказался прямо перед троном Синеуха. Остановившись, он коснулся рукой лба и слегка поклонился. Затем топнул и маленькие трубчатые кости, нашитые по всему его костюму, тонко зазвенели.

— Говори! — приказал Синеух.

Прорицатель запустил руку в кожаную суму, что висела у него через плечо, быстрым движением вынул оттуда несколько мелких косточек, взвесил их на ладони, бросил на карту, затем неторопливым движением ощупал получившийся узор.

— Они прибыли. — тихо, но отчетливо ветром прошелестело по всему залу.

Синеух встал и посмотрел на брошенные кости.

— Пусть Горк сжимает челюсти. Им не уйти! — приказал он шаману.

Затем, круговым резким движением размахнулся и запустил свою чоппу в толпу. Та вонзилась в одного из орков в последних рядах, почти разрубив от макушки до копчика на две половины, но ровно с таким расчетом, чтобы выскочка погружаясь в тишину небытия еще услышал слова Синеуха:

— Эта только начало! Вааагхх!!!

На дальнем конце системы Сагитарус на безопасном расстоянии от планет и крупных планетоидов в резервной прыжковой зоне №6 прямо посреди космической пустоты вздулось что-то похожее на мыльный пузырь. Вся его поверхность переливалась отсветами далеких звезд, а сам он будто наполнялся цветными вихрями, среди которых проступил клиновидный корпус кора[эх жаль]. Пузырь неторопливо разрастался пока не лопнул. Освободившийся имперский корабль сопровождения выровнялся и малым ходом двинулся вперед. Лоскуты ткани имматериума, захваченные полем Геллера и вынесенные в реальный мир, вспыхивали искрами и рассыпались в черный пепельный туман.

Следом за первым пузырем вздулся второй, третий, пятый... Пока все необозримое пространство не начало как бы пениться. Прибыл грузовой флот. Корабли один за одним покидали объятия варпа и вступали в материальную вселенную.

В тот самый момент, когда первый космолет вынырнул из моря душ, две армады небольших зубастых и пузатых кораблей покинули свои убежища среди астероидов и ринулись им на перехват. Орки выстроились двумя полусферами и взяли людишек в окружение.