Рассказы на конкурс "Остерегайтесь подделок!"

[Kот]

Участник №1

Лавкрафт, Говард Филлипс

Туннель

Меня всю сознательную жизнь влекло в таинственные переулки под городом, но смелость всегда подводила. Я находил себя завороженным около спуска в подулей бесчисленное количество раз, и каждый оканчивался ничем. Но чуть меньше тридцати лет назад я все – таки решился на безрассудный поступок. Люк закрылся над моей головой – пути назад уже не было. Со всех сторон на меня накинулась тьма, пытаясь утащить в неизведанные глубины подземелий, и мне ничего не оставалось, кроме как подчиниться.

Туннели петляли и кружились. Радость переполняла меня в то мгновение: я решился на авантюру, о которой мечтал с самого детства. Каждый закуток вызывал во мне неподдельный интерес. Все в этом подземном мире было новым и неизведанным. Гул водопроводных труб, тусклое сияние ламп, которые встречались лишь изредка, шум падающих на рокритовый пол капель и шипение пара – все это было впервые.

Я бесцельно шатался, потеряв отсчет времени, но сил не убавлялось, их оставалось еще не на один час прогулок по подземельям. Мое путешествие продолжалось. В какой – то момент я внезапно понял, что потерял направление. Тогда впервые за долгое время моих странствий беспокойство поселилось в моем разуме. Я потерялся и не представлял, каким курсом надо было идти, чтобы выбраться на поверхность. В это мгновение каждый поворот мне казался ничем не отличающимся от соседнего, и выбрать один из них не представлялось возможным.

После первого тупика я еще был весел и настроен на хороший исход, но с каждым поворотом уверенность испарялась все быстрее. Никаких гарантий, что мне удастся выбраться из этой западни, не было. Несколько часов я провел в плену подулья. Жажда и голод начали напоминать о себе жуткими болями в животе, белесая пелена окутала мой взор, силы были на исходе. Внезапно, передо мной возник темный проход, которого я не помнил, но который манил меня. И я зашел в него, будто во власти чьих-то чар.

Тьма обступила меня. Ослабшие ноги отказывались слушаться, предательски подгибаясь. Гулкое эхо, чуть не разорвавшее барабанные перепонки, ознаменовало вход туннель. Звук был одновременно и высоким и низким, словно визг тысячи захлебывающихся в собственной крови зверей. Я обессиленный повалился на пол. В голове пульсировала лишь одна мысль – бежать. Бежать, не важно куда и зачем, что бы меня там не ждало, но бежать. Пелена безумия окутала рассудок. В голове скреблись мысли, разрывая тонкую ткань разума. Назад дороги нет. Заставить подняться себя в тот момент можно было только неимоверным усилием воли, но мне хватило выдержки.

Вдалеке мелькнул огонек, разжигая где-то в глубине души надежду, которую тут же попыталось погасить помешательство. Не смотря на это, я воспрял духом и зашагал вперед, уже не чувствуя слабости и не слыша эхо. Вездесущая тьма начала медленно отступать, но слепящее зарево оказалось не меньшим испытанием. Формы всех объектов вокруг расплывались в желтоватых лучах неведомого источника. Обычные трубы канализации превращались в причудливо изогнутых змей, что всегда сопровождали древние фрески в храмах; вентили постоянно меняли форму, становясь больше похожими то на треугольник, то на ромб; провода, свисающие с потолка плыли в воздухе, то полностью закрывая проход, то через мгновение прижимаясь к стенам. Я чувствовал, что нахожусь далеко за пределом того города, где прожил всю жизнь, но это ощущение было никак не связано с пройденным расстоянием. Все вокруг казалось чуждым, не из этой реальности, но я упрямо продолжал идти на свет.

Чем дальше заводил меня туннель, тем более заброшенным казалось место. Босые ступни оставляли следы на пыльном полу, который не беспокоили, казалось, уже несколько веков или тысячелетий. Ржавая вода, словно кровь, сочилась с труб, по крайней мере, я надеялся, что это была именно вода. Капли оставляли жирные разводы везде к чему только прикасались. К моему ужасу взгляд упал на один из таких узоров – он оказался симметричным. Единственная симметричная фигура в этом зазеркалье, что меня не на шутку испугало. Кляксы идеальной формы были бельмом вечно меняющегося мира. Мне никак не удавалось оторвать от них взгляд, время текло незаметно. Я чувствовал, как иррациональность происходящего медленно сжигает разум. Глаза слезились, во рту пересохло, а сердце было готово выпрыгнуть из груди. Сознание бунтовало. Казалось, рыжеватые пятна уставились на меня тысячами незримых глаз. От них, а вернее от тех, кто скрывался за ними, исходила обжигающая волна ненависти ко мне. В голове послышались крики и угрозы на непонятных мне грубых языках, больше похожих на утробное рычание зверей.

Пятна ржавчины пугали и в то же время манили меня – я сделал шаг. В то же мгновение узоры заколыхались и изменили свою форму, оставшись симметричными. Беспокойство в моей душе нарастало с каждой секундой, оно готово было выплеснуться безумием. Руки и ноги тряслись. Я закрыл ладонями глаза и побежал, натыкаясь то на трубы, то на стены. Разводы преследовали меня. Они словно выжгли на моих глазах эти мерзкие меняющиеся руны. Я пытался их прогнать, без устали растирая закрытые веки, но без результата. Мне казалось, что это чародейское клеймо станет платой за любопытство. Внезапно все прошло, когда я врезался во что-то. Удар был так силен, что меня откинуло на несколько шагов назад.

Я лежал на спине, боясь отдернуть руки от лица. Воздух был вязок со слабым сладковатым запахом гниения, от которого меня сразу же затошнило. Когда боль от удара спала, во мне нашлись силы, чтобы убрать ладони от глаз. Передо мной была дверь. Белая обычная дверь. Назад оглядываться я не решился, боясь, что снова попаду под чары вечно меняющегося мира. Страх перед неизвестностью сковал меня и не позволял притронуться к проржавевшей ручке. Мои глаза глядели вперед в поисках чего-то ненормального, пока сердце отбивало бешеный ритм. Подтеки ржавчины не менялись, свет был не страннее обычного, ничего не выдавало в этой двери проход в иной мир.

Я шагнул вперед. Глаза зажмурились от страха. Все мое тело почувствовало легкий ветерок. Я был готов к самому худшему. Ладони вспотели и жутко зудели, ноги снова решили подвести меня, подкосившись. Долго это продолжаться не могло, и я открыл глаза. К моему удивлению, ничего не изменилось. Пока разум окончательно не покинул меня, я дернул за ручку. Из-за пота она не поддалась с первого раза, и мне ничего не оставалась, как дергать ее до победного конца.

Дверь с грохотом распахнулась. Передо мной была моя комната, но такой я еще никогда ее не видел. Тусклый свет всего от одной лампы лишил меня возможности четко видеть. Сумерки, царившие в помещении, казалось, что-то скрывают. Толстый слой пыли покрывалом окутывал потрепанную мебель. Краска слезала комьями, обнажая дешевый серый пластик. Но меня поразили книги, которыми были усеяны полки. Каждая по несколько килограмм и в не одну тысячу страниц. Некоторые были обтянуты кожей, какие-то имели металлические накладки, а совсем немногим сильно повезло – их от времени защищали деревянные ларцы.

Куда бы ни падал мой взгляд, меня не покидало предчувствие чего-то недоброго. Сначала мне казалось, что это ощущение появилось из-за тусклого света, но глаза все никак не привыкали к освещению. Тем временем беспокойство в душе только нарастало. Мне начали мерещиться скрипы и шорохи за спиной, но стоило обернуться, как все прекращалось.

Я провел рукой по столу: вязкий слой пыли покрыл мои пальцы. Отряхнуть ладонь о потертые штаны не получилось, все осталось как прежде. Внезапно я почувствовал затылком чужой взгляд. За спиной никого не было, только стена и многочисленные полки с бесчисленными книгами. Я подошел поближе. Страх не покидал меня. Все в этой комнате будто ополчилось против меня, такой атмосферы ненависти я никогда не ощущал. Мне хотелось забиться в угол, закрыться руками и тихо зарыдать. И я уже было свернулся в жалкий комочек плоти, но мою ладонь обожгла книга, которую я случайно задел. Волна нестерпимой боли прошлась по всему моему телу, разливаясь магмой по венам.

Осознание того, что ненависть исходит от книг, ошпарила мой истерзанный необъяснимыми происшествиями рассудок. Они все злобно смотрели на меня каждой страницей сквозь переплеты и кожу, нагревая воздух. Я заметил, как ухмыляющиеся морды демонов начали проявляться на обложках многочисленных древних томов. Они дразнили меня, издевались и кричали. Ощущение нереальности всего происходящего не покидало меня, но мои глаза и уши убеждали меня в обратном. Все вокруг было более чем реально, пусть и выбивалось из повседневной картины мира. В голове промелькнула мысль: сжечь все книги.

– Стоять!

Голос был настолько властным, что я не мог не подчиниться. Только через несколько мгновений оцепенение спало, и во мне появились силы, чтобы обернуться и посмотреть на нежданного гостя. Но стоило мне повернуться, как мой рассудок завыл, словно раненный зверь: настолько отвратительного и пугающего собеседника я никогда не видел. Мой разум был не готов к такому испытанию.

Человек, что стоял в темном углу комнаты, был крайне неопрятен, жидкие волосы уродовали высокий квадратный лоб; осколки зубов скалились через тонкие обветренные губы, по которым бегал шершавый язык; лохмотья же были не в состоянии скрыть дряблое тело искалеченное язвами и ожогами. Но самое отвратительное было узнавать в этой твари себя. Я зарыдал, упав на колени, но незнакомец снова окликнул меня. Ничто было не способно сопротивляться низкому басу.

– Вижу, ты очень рад нашей встрече. Глаза тебя не подводят, ты – это я, – улыбался старик.

– Но...

– Не перебивай! Ты проклят, проклят давно, сотни и даже тысячи лет назад, история не помнит уже кем и когда точно. Тебе уготована смерть. Твари ищут тебя, но я помогу, дай руку и иди за мной.

И мы пошли. Сразу за дверью, через которую я попал в эту ужасную комнату, нас ждал вечно меняющийся мир. Я был готов убежать куда угодно, забиться в самый дальний угол, сделать все, лишь бы не возвращаться в этот иррациональный ад. Ноги подгибались подо мной, глаза болели от вечной пляски времени и пространства вокруг, а голова была готова взорваться, словно переспелый арбуз. Атмосфера вокруг невыносимым грузом давила на мой истерзанный разум, казалось, я схожу с ума. Но этого нельзя было сказать о моем спутнике. Его походка была легка и грациозна, движения размеренными и в тоже время быстрыми, он чувствовал себя в этом ужасном измерении как дома. Он предугадывал, как изменится мир в следующее мгновение. Пол плясал под нашими ногами, а трубы пытались заградить проход, но спутник неведомым мне способом всегда проникал сквозь непреодолимые на первый взгляд преграды.

Мы шли очень быстро, детали сливались в один неразличимый поток информации. Руны из ржавчины пестрели на каждом шагу. В безумной пляске они меняли свои очертания и сопровождали нас молчаливым конвоем. Но еще большее потрясения меня ждало впереди. Капли воды, что вечно падали с влажных труб внезапно зависли в воздухе. Такого мне никогда не приходилось видеть, но мой спутник был подготовлен к искаженному миру. Мне казалось, что за личиной человека скрывалась неведомая тварь, но не повиноваться ей я не мог. Чары были сильней меня, поэтому мы продолжали путь.

Через несколько минут я мог точно сказать одно – я заблудился. Но мой спутник продолжали петлять в подземном лабиринте, ориентируясь, будто по запаху. Мне было сложно держаться на ногах, обшарпанные стены и гул в трубах создавали гнетущую обстановку, с каждым шагом безумие казалось единственным выходом. Я медленно тащился, мою руку подхватил проводник и потянул меня в темную даль. Мои глаза закрылись, и я полностью доверился странному старику.

Разум и волю мне вернул только истошный вопль. Я открыл глаза и увидел оцепеневшего спутника с открытым ртом. В этот момент ужас сковал и меня. Сознание искало логического объяснения происходящего, но не находило. Струйка крови потекла с моего лба, а через мгновение я был в крови полностью. Я не стал дожидаться развязки ужасного спектакля и сорвался на бег.

Сколько я бежал и где вышел на поверхность – вопросы, на которые никогда никто не получит ответы. Тем не менее, главное, что мне посчастливилось уйти оттуда живым. Произошедшее сильно потрясло меня. Несколько дней я не мог уснуть, каждую ночь меня терзали кошмары. Я чувствовал, что до безумия оставался один шаг. Казалось, что за каждым углом скрывались неведомые твари алчущие моей плоти, готовые распотрошить меня как в забытых туннелях и моего спутника. Успокоение никак не приходило, меня начали посещать галлюцинации, я слышал голоса в голове и погружался в пучины безумия все глубже и глубже. День сливался с ночью, а мое состояние ухудшалось.

Это продолжалось до тех пор, пока ко мне не заглянул гость. Он появился буквально из ниоткуда, от него веяло могильным холодом, а полы плаща колыхались сами собой, ведь в комнате не было сквозняка. Эту фигуру окутывала атмосфера отчаяния и боли, в моей голове голоса сорвались на крик и молили прогнать демона, но он предложил спасение. На стол упал огромный фолиант, а призрак растворился в воздухе. Около десяти дней страх перед книгой заставлял меня ночевать на улице. Я не знал что делать и как поступить, но обещанное спасение было слишком заманчиво. И когда силы и воля окончательно покинули меня, безвольное тело, всего лишь пустая оболочка, возвратилось в квартиру за ключом ко всем тайнам, что хранились в книге.

Я читал. Позабыв про голод и жажду, я впитывал каждую каплю сакрального знания: магические формулы, обряды призыва, настоящие имена демонов. Постепенно ко мне возвращалось мое «я». Но в то же время это было совсем другое «я», извращенное и измененное под силой неведомых обстоятельств. Со временем моя библиотека росла. Книгам перестало хватать места на полках, и они пирамидами хранились на полу.

С каждым прочитанным томом окружающий меня мир становился все дальше. Я научился бродить во сне по другим реальностям и планетам, подслушивал разговоры существ из иных измерений, управлял сознанием окружающих меня людей. Темная магия буквально поглотила меня, медленно изменяя по своему усмотрению. Я был всего лишь инструментом воли всевышних сил. Через несколько лет кропотливого изучения картина бытия перевернулась. Все вокруг казалось лживым и неверным.

Я узнал многое, но главное – старик тем далеким днем пытался обмануть меня. Я лгал сам себе. Никакой опасности не было для меня, но его жизнь висела на волоске. Он решил расплатиться с демонами за бессмертие не своей душой, а моей, решив им подсунуть себя из прошлого. Это было низко и отвратительно. Отвратительно, но не лишено смысла, и я стал готовиться к ритуалу.

Как и мой предшественник, я открыл тайну вечной жизни. Я стал одержим в желании заполучить бессмертие. По крупицам мне приходилось восстанавливать ритуал, который был забыт в веках. Сотни древних книг были прочитаны снова и снова ради нескольких строчек, проливающих свет на церемонию инициации. Но еще сложнее было заставить время свернуться петлей, и выдернуть из прошлого самого себя для кровавой расправы и подношения всемогущим демонам. Не один год потребовалось на приготовления, но в итоге я успел к самому лучшему расположению звезд.

За дверью послышались звуки. Я скрылся в темном углу, слившись с тенью. Через несколько мгновений в комнату вошел молодой человек – моя копия. Он вел себя в точности, как и сам я около тридцати лет назад. Его угнетала атмосфера вокруг, а я пытался вспомнить свои чувства в поворотный момент моей жизни, чтобы предугадать действия жертвы. И как только он отпрянул от книги, словно ошпаренный, настало мое время.

– Стоять!

Мой голос был тверд, а заклинания контроля усилили эффект. Воля бедняги была полностью сломлена, он стал всего лишь марионеткой в моих руках. Небольшая речь о грозящей ему опасности и можно было смело делать все, что угодно с этой куклой. Мы зашагали в мир перемен, где демоны ждали кровавого жертвоприношения. Мой спутник был измотан, но я помогал идти ему.

Вокруг нас пестрели руны Хаоса, которые подсказывали мне направление и рассказывали об изменениях в окружающем мире. Я читал в них о своем грядущем могуществе, о тех поступках, которые мне суждено было совершить. С каждым шагом туннель вокруг погружался все глубже в тонкую ткань имматериума. За стенами я слышал вой армии демонов, почуявших свою добычу, но защитные пентаграммы не давали им напасть на нас раньше времени.

Поворот за поворотом, мы стремились к центру магической фигуры. Мое сердце бешено стучалось в предвкушении вечной жизни, ожидание могло обернуться безумием, но спешка погубила моего предшественника. Его кровавая кончина запомнилась мне надолго и не один год являлась в кошмарах. Я подталкивал жертву в спину, тем самым подгоняя ее. В моей памяти каждое мгновение всплывала картина, как неведомая сила разрывала старика, пытавшегося заполучить бессмертие. Из этой кровавой сцены я вынес один урок – надо держаться следом за тем, кого желаешь принести в жертву темным Богам. Цель была близка.

Вдруг я услышал шорохи за спиной и утробное рычании. Они пришли не за моим спутником...

Ритуал

Каждый раз после особенно тяжелого рабочего дня, когда я пытался уснуть, тяжесть кошмаров, повторяющихся изо дня в день, давила на мои плечи. Забыться сном было порой чрезвычайно сложно для меня. Сначала тошнота подступала к горлу и мучила изжога, хотелось вскочить и помчаться за стаканом воды, но оцепеневшее тело обмякало и уже не могло подняться. Вскоре приступы проходили, оставляя после себя головную боль, терзающую измученный разум. Тысяча шипящих голосов что-то тихо нашептывали, но, как ни прислушивайся, понять это жужжание невозможно. Клацанье клювом, утробное гудение, щелчки и свист – все это больше походило на вопли животных, но уверенность, что в этих звуках кроется смысл, не покидала меня. От этого чувства мне становилось не по себе.

Мучения обычно длились час, может два, после чего я, уставший и взмокший, наконец, проваливался в объятья сна. Но вместо долгожданного отдыха каждый раз начинался настоящий кошмар. Я день ото дня видел себя в окружении уродливых созданий. У одной твари лоб был непропорционально высок, вторая с зубами акулы хищно клацала ими, третья же с лишней когтистой лапой не знала куда спрятать уродливую конечность. Сгорбленные, они перебирали короткими ногами в попытках сорваться на бег, но анатомия им позволяла только хищно рыскать, словно гиенам. Я шел рядом с ними, не испытывая никакого отвращения к вырожденцам, хотя воспоминания кошмара меня всегда заставляют дрожать от вида этих существ.

Мимо мелькали канализационные трубы, капала вода на наши головы, под ногами визжали крысы. Мне всю жизнь было сложно ориентироваться в замкнутых пространствах, но во сне я всегда знал, куда бежать, будто что-то манило и звало меня из глубины подземелий. Медленно из поворотов к нам присоединялись такие же молчаливые уродцы, как и мои первые три спутника. Через какое-то время по подземным проходам шла уже не маленькая группка отщепенцев, а целая армия отверженных. И все они стекались в огромный подземный ангар.

Тускло мелькали лампы, отражаясь в тысячах черных глаз. Обшарпанные стены с облезлой краской вселяли в душу отчаяние. Казалось, что все вокруг пропитано ненавистью и страданиями. При взгляде на это циклопическое сооружение мое сознание съеживалось. Я чувствовал свою ничтожность по сравнению с многотонной рокритовой залой, и эта ничтожность лишь усиливалась присутствием огромной толпы горбатых выродков. Я, как и все окружающие меня твари, с трепетом чего-то ждали.

В центре ангара стоял длинный монолитный стол с белоснежной скатертью. Пурпурные подтеки уродовали обветшалый керамит. Трещины, словно морщины, выдавали почтенный возраст реликвии неведомого культа, а черный цвет лишь подчеркивал преклонный возраст еще сильнее. Вдруг из одного угла раздался плач младенца. Через мгновение второй, а секунду спустя и третий подхватили крик. Твари аккуратно несли детей к жертвенной плите, хотя те пытались вырваться изо всех сил.

Процессия медленно продвигалась к керамитовому столу. Жрецы, облаченные в длинные фиолетовые мантии, важно чеканили каждый шаг. Уродливые высокие лбы выдавали в них таких же вырожденцев, что окружали меня. Служители странного культа, дойдя до центра зала, опускались на колени, заставляли жертв вопить от страха. Дети дергались и вопили в надежде на помощь, но я был холоден как лед. Никто в зале не думал даже шевельнуться, чтобы прекратить мучения младенцев. В конце концов, подношение заняло свое место.

Внезапно весь зал пал в религиозном трепете на колени, и я вместе с ним. В дальнем углу явилась огромная фигура монстра. Более девяти футов ростом, она медленно направилась к центру. Лохмотья жира свисали с грузной туши, тряпки закрывали белоснежную кожу и черный хитин, пара когтистых лап была сложена крестом над выпирающим животом. Тени от тусклых ламп плясали на теле неведомой твари. Я следил за каждым движением чудовища. Страх и в то же время чувство любви и преданности терзало меня. А в это время четырехлапый монстр, наконец, добрался до жертвенной плиты, и дети залились ревом с новой силой.

Чудовище нависло над жертвами. Черный язык высунулся из пасти и потянулся к младенцам. Крик стих. Собравшиеся словно загипнотизированные ждали окончания ритуала, время же тянулось очень медленно. Мои колени уже начали ныть от боли, но я не мог оторвать глаз от происходящего. Монстр облизывал подношение и не спешил. В зале повисла гробовая тишина, и только сопение чудовища разрывало ее, словно теплый нож холодную плоть. На зубастом рту огромной твари показалось подобие улыбки. Чудовище укололо каждого из детей своим отвратительным языком, после чего я обессиленный повалился на пол.

Ни разу мне не удавалось вспомнить, что следовало за леденящим душу ритуалом, но меня всегда успокаивает одно – это всего на всего сон.

[ Добавлено спустя 9 минут 42 секунды ]

Участник №2

Довлатов Сергей Донатович

Карьера

- У Вас грязь везде.

- Зато орки редко обстреливают.

- И блиндаж не достроен.

- Но, самый низкий уровень дисциплинарных нарушений.

- Мы это исправим.

Комиссар кажется глянцевой картинкой на тумбе. Вчера из схолы, сегодня первый шаг в карьере. Рядом стоят еще двое. Майор Сэнт был одет в старую заношенную робу. На плечах смутно угадывались знаки различия. Полковник Брокс жевал давно потухшую сигару.

Мимо прошагали двое гвардейцев, даже не отдав честь. Комиссар вскинулся как борзая.

- Это нормально, - поспешил вынуть сигару полковник.

- Пойдемте, выпьем танны, - предложил майор.

Под навесом штаба мерз караульный. Он мечтал о женщине и дне когда умрет. Приложить лазган к подбородку и спустить курок караульный боялся.

Грязная ковровая дорожка в коридоре штаба глушила шаги. В дальнем углу сидела пара дневальных. Один кипятил чай. Второй внимательно разглядывал свои ногти. Начищенные сапоги комиссара скрипели. Дневальные поднялись и отдали честь.

В кабинете старших офицеров пахло горелой резиной, ладаном и танной. Комиссар дисциплинированно сложил аквилу на груди, пред иконой Императора Сокрушающего.

Присаживайтесь, - любезно предложил майор.

Пока майор наливал танны, полковник вспомнил первую неделю на этой планете. Атаки с громким пением молитв, торжественные похороны павших, героические речи комиссаров. Первыми пропали торжественные похороны. За ними исчезли героические речи, часто вместе с комиссарами. Дольше всех продержались молитвы, но и их сменили усталые ругательства.

- Итак, - начал комиссар. - Я бы хотел знать что случилось в части, со времени гибели моего предшественника.

Майор закусил грязный ноготь большого пальца, задумавшись над ответом.

- Конь застрелился, - наконец вспомнил майор.

- Какой Конь?

- Сержант. Фамилия у него - Конь. Приложил лазпистолет к виску и выстрелил. Потом мы его в хозвзвод перевели.

- Кого? Мертвого сержанта?

- Выжил он. Каску забыл снять. Попортил каску, спалил себе ухо.

- А-а-а, - успокоился комиссар.

Майор зачем-то поменял на столе местами карандашницу и чернильницу.

- Положено было отправить этого Коня на гауптвахту, - заявил комиссар.

- А в гауптвахту месяц назад попал снаряд орков, - вспомнил полковник.- Хорошо что там никого не было.

Офицеры замолчали. Комиссар посмотрел в окно. Стандартные блоки "Эгиды" были хаотично разбросаны вдоль берега. Пространство между ними занимали мешки с песком, колючая проволока, баррикады из мусора. Неподалеку торчала коробка подбитой "Химеры". Унылый пейзаж, оживлялся дымом полевой кухни.

- Я бы хотел познакомиться с личным составом, - напомнил о себе комиссар.

- Это можно. Пойдемте.

Офицеры покинули штаб, направляясь к плацу. В это время одному орку стало скучно. Это была обычная скука. И развеять ее он решил обычым делом. Пнув пару гретчинов, орк побрел к стоящей рядом лоббе. Пара хороших бабахов заставит людишек на том берегу побегать. А бегающие людишки — смешно.

- Вы же говорили, что орки редко обстреливают? - удивился комиссар.

- В честь вашего прибытия устроили салют, - неуклюже пошутил полковник.

Майор с тоской вспомнил о блиндаже. Там не было окон, зато была койка, шкафчик с бутылкой амасека, и маленькая местная крыса по кличке — комиссар. Крысу солдаты уважали за наглость и воровство. Ее даже не прикармливали, она не брала подачек. Зато в незакрытый вещмешок залезала обязательно. Офицеры спустились в ближайшую щель.

Несколько солдат и капитан бежали к блиндажу. Очередная мина задумчиво перелетела реку. Все ее существование свелось к обязанности исторгнуть из себя маленький кусочек металла. Маленький кусочек металла вонзился точно в сердце бегущего капитана.

- Джойнас, - побежал к упавшему капитану майор.

Комиссар попытался принять героическую позу. В щели это получилось плохо, но руку он простер. И громко заговорил:

- Вот так рождаются герои Империума! - начал он. - В стремлении пожертвовать своей жизнью ради жизни соратника!

Очередной взрыв обрушил на щель волну грязи. Комиссар закашлял, поперхнувшись слюной. Майор тащил тело капитана к щели.

- Мы должны помочь ему, - откашлялся комиссар.

- Доползет сам.

- А завтра мы сами атакуем орков!

- Вы серьезно?

- Да. Мы отбросим их от реки в джунгли.

Комиссар уже представлял, как героическая атака принесет ему повышение и награды. Полковник достал из кобуры тяжелый пистолет. Его размер наводил на мысли об огринах или орках.

- Это зачем? - удивился комиссар.

- Э-э-э, орки, иногда их штурмовики перепрыгивают реку после обстрела.

Майор дотащил до щели тело капитана Джойнаса. С трудом столкнул его вниз. А потом сполз и сам. Жирная грязь дополнительный камуфляжем порывала форму майора.

- Жив? - спросил полковник.

- Мертв, - ответил майор. - Джойнас, скотина, мне пять сотен тронов должен был.

Неподалеку взорвался очередной снаряд, заглушая выстрел.

- Уже не отдаст, - отметил полковник.

Комиссар лежал в грязи сорванным глянцевым плакатом.

[ Добавлено спустя 3 минуты 20 секунд ]

Участник №3

Толкин, Джон Рональд Руэл

Без названия

Скаут Одорф вздрогнул и открыл глаза. Место, где он оказался, было ему незнакомо: много света, стены по виду из хирургической стали…

– Ты очнулся, – произнёс чей-то голос, не спрашивая, но констатируя свершившийся факт.

Повернув голову, Одорф увидел Фладнега из Белых Консулов. Без своей чёрной брони Караула Смерти библиарий казался меньше.

– Мы доставили тебя в апотекарион «Последней надежды», звёздного форта Ордо Ксенос. Ты был без сознания три дня.

Похоже на Фладнега. Библиарий всегда предпочитал говорить по существу, опуская ненужные подробности.

Тем не менее, в этот раз он предпочёл пропустить главную часть.

– Где оно? – спросил скаут.

Фладнег сдвинулся и жестом указал на стальной шкафчик у стены. Затем он набрал код на врезанном в дверцу замке и сдвинулся в сторону, давая Одорфу взглянуть на содержимое.

Внутри оказался пояс скаута, увешанный подсумками из крашеной кожи орка.

На мгновение Одорфу захотелось разорвать библиарию глотку и выпотрошить подсумки, проверяя не лжёт ли он. Подавить этот импульс оказалось на удивление сложно.

– Оно там, где ты его положил, брат. Я проследил, чтобы никто не прикасался к этой проклятой штуке. Мы просто сняли с тебя пояс и заперли его.

Скаут скривился, принимая полусидячее положение.

– Почему вы не забрали его? Я выполнил приказ. Предмет доставлен на «Надежду». Так почему?

– Потому что кроме тебя пока некому нести её, – покачал головой Фладнег. – Инквизитор Рондэл распорядился созвать военный совет как только ты очнёшься. Будет решено, кто понесёт эту вещь дальше.

Он помолчал.

– Слуги принесут твои доспехи, брат. Облачайся, затем тебя проводят в зал собраний. Не забудь надеть пояс – тебе недолго осталось хранить это, но пока что это всё ещё твоя ноша.

С этими словами Фладнег повернулся и вышел из палаты Одорфа, оставив скаута сражаться с неестественным желанием убить каждого, кто попытается отнять у него Печать Кузнеца.

«Противоречия… Ненавижу противоречия», думал Одорф, шагая по широким коридорам звёздной крепости Инквизиции.

Противоречия разрывали скаута изнутри. Близость Печати жгла огнём его душу, давала пищу для крамольных мыслей… Да, он мог бы, мог бы воспользоваться её силой, поразить Врага его же оружием. Соблазн был велик…

Но в то же время он знал, что это обман. Печать признаёт лишь одного властелина, и это не скаут Одорф из Могильщиков.

– Долго ещё? – окликнул он облачённого в балахон слугу. – Кости галактики, целая рота могла бы заблудиться в этих переходах!

Слуга показал два пальца. Кажется, он не мог говорить. Но чего два? Две минуты? Два километра? Два коридора? В таком месте любое из предположений могло оказаться верным.

Наконец, коридор закончился, и Одорф оказался перед распахнутыми вратами из адамантия.

– Входи, юный скаут, – прозвучал голос из расположенного за массивными створками зала. – Мы ждали тебя.

Преодолев нехарактерную для сдержанных Могильщиков бурю эмоций, Одорф шагнул внутрь. Похоже, в самом деле ждали только его.

В зале было полно народа; Одорф узнал некоторых, но большинство собравшихся было ему незнакомо. Кивнув брату Горнару из Странствующих Десантников, он присоединился к группе скаутов из Могильщиков, серым пятном выделявшейся среди чёрных доспехов.

– Рад, что ты выжил, брат, – шепнул Гамидж.

– Я тоже, – кисло ответил Одорф, – хотя ранение демоническим мечом явно не из тех вещей, которые я хотел бы пережить вновь.

Тем временем в центре зала созрело некое шевеление. Человек с инсигнией Инквизитора Ордо Ксенос что-то сказал Фладнегу, и тот громко стукнул в пол психосиловым посохом.

– Братья, – пророкотал библиарий. – Мы все в сборе. Полагаю, многие из вас гадают, зачем устроен этот совет. Прежде всего, я должен спросить: что вам известно о Печатях Хаоса?

Гул приглушённых голосов прокатился по залу. Кто-то что-то знал, кто-то что-то слышал. Истинная картина вещей, однако, оставалась скрыта от собравшихся воинов.

– Что ж, как я вижу, нам необходимы пояснения. Инквизитор?

Инквизитор Рондэл выступил вперёд.

– Скаут Одорф, – произнёс он, указывая на окружённый защитными гексаграммами куб из полированного камня в центре зала. – Пожалуйста, положи эту вещь сюда.

Чувствуя как мгновенно пересохло в глотке, Одорф на ватных ногах приблизился к камню. Рука дрожали, пальцы то и дело хищно сгибались, словно впиваясь в чьи-то невидимые глотки ногтями.

Воры! Предатели… Хотят забрать наше сокровищщщще!..

Скаут едва сдерживался, чтобы не атаковать. В обращённых к нему глазах ярким огнём пылала алчность и жажда власти.

Ловушка… Обман… Предатели!

Дрожащими руками Одорф раскрыл нужный подсумок, вынув завёрнуьый в ткань предмет. Спустя секунду ткань сползла на пол, и Печать заблистала золотом, даже сквозь перчатку обжигая ладонь. Изо всех сил стараясь не сорваться, скаут опустил предмет на гладкую каменную поверхность.

Неожиданно всё исчезло. Пропало пламя, терзавшее тело и душу, ушла паранойя, алчность на лицах караульных стала обычной заинтересованностью. Одорфа захлестнуло чувство потери, однако ещё сильнее было другое чувство – чувство облегчения.

– Возможно, кому-то из вас уже доводилось слышать о подобных артефактах, – произнёс инквизитор. – Взгляните внимательно. Печать Кузнеца выглядит как кастет с круглой пластиной в ударной части. На пластине вырезаны особые знаки, предназначенные для порабощения высших демонов. Любой демон, заклеймённый ударом Печати, навеки становится её рабом; владелец артефакта в любой момент может призвать любого из заклеймённых и использовать их силу в своих целях…

Негромкий гул голосов прокатился по залу. Десантники не понимали, что подобная нечестивая вещь делает в обители Инквизиции, тем более Ордо Ксенос.

– Если я правильно понимаю, заклеймённые демоны станут подчиняться любому, кто возьмёт в руки Печать?

Вслед за произнесённой фразой десятки лиц повернулись к воину из Экзорцистов. Одорф с трудом припомнил его имя: брат Рибором.

– Что? – пожал плечами Экзорцист. – Глупо не использовать такое оружие.

– Не всё так просто, караульный Рибором, – вмешался Фладнег. – Каждая Печать в большей или меньшей степени обладает собственной волей. Со временем эта воля начинает разъедать сознание хозяина, подменяя собой его собственную.

– И это ещё не всё, – добавил Рондэл. – С этой конкретной Печатью всё ещё хуже. Если мы ещё хоть немного промедлим, она может принести немало неприятностей всему Империуму.

– Чем эта цацка отличается от других? – рыкнул Илмиг Космический Волк.

– Согласно книгам Никлота, Печать Кузнеца была изготовлена Пертурабо, падшим примархом Железных Воинов. Как и всё, созданное примархами, Печать заметно превосходит любые аналоги. Из этого вытекает наша вторая проблема – Печать нужна Разоритель.

Мгновение в зале царила тишина, пока присутствующие переваривали информацию.

Первым заговорил Тёмный Ангел Салогел:

– Этот предмет должен быть уничтожен.

Снова гул голосов. Многие поддерживали Салогела, иные предлагали укрыть артефакт от сил Хаоса, немногие, по-видимому, солидарные с Экзорцистом Риборомом, предпочли молчать.

– Неприятно признавать это, но Ангел прав, – прогудел Илмиг, спустя мгновение выхватив топор и ринувшись к каменному кубу.

Прежде, чем кто-то успел что-либо предпринять, Волк обрушил сияющее миниатюрными молниями лезвие на золото печати. Со звоном и грохотом топор разлетелся на куски, дождём брызнувшие в стороны.

Один из осколков просвистел у лица Одорфа; скаут мог бы увернуться, но не стал, зная, что опасности нет. Странствующий Десантник Горнар прикрыл лицо рукой, и теперь разглядывал засевший в наруче кусок металла. Остальные отделались сколами и царапинами на броне.

Только нагрудник Илмига оказался нашпигован осколками.

– Печать нельзя уничтожить таким способом, брат Космический Волк, – раздражённо произнёс Рондэл, сверля десантника глазами.

– Я понял свою ошибку и приложу все усилия, чтобы исправить её, – пристыжено извинился Илмиг.

– Не имеет значения, – вмешался Фладнег. – В любом случае это была достаточно наглядная демонстрация. Артефакт нельзя уничтожить никаким обычным способом, и это ставит перед нами задачу совершенно особого свойства. Избавиться от Печати можно лишь бросив её в пламя чёрной звезды Медренгарда. Кто-то должен доставить её туда.

– Безумие! – выкрикнул кто-то. – Отправиться с этим в Око Ужаса – всё равно, что сразу отдать артефакт силам Хаоса!

Салогел выступил вперёд.

– Я доставлю Печать.

– Нет, – сказал Илмиг, выдирая из брони куски металла. – Ангелам нельзя доверять. Я это сделаю.

– Отправитесь оба, если хотите, – сварливо вмешался библиарий Караула Смерти. – И не только вы двое. Но кто понесёт печать? Нужен совершенно особый род силы воли, чтобы хранить артефакт, не поддаваясь его чарам…

– Я это сделаю, – услышал Одорф чей-то тихий голос.

Понадобилось мгновение, чтобы понять, что говорил он сам.

[ Добавлено спустя 2 минуты 9 секунд ]

Участник №4

Лондон, Джек

Без названия

Два человека брели на лыжах по снегу, лежавшему здесь с незнаемых времён, плотному, как рокритовая дорога. Одного звали Мартин, он был не слишком удачливым авантюристом из Вольных Торговцев - млашим герцогом дома Ришез. Второй был наёмником, лицензированным псайкером по имени Ал Ракса. Но всё это не имело никакого значения - сейчас это были лишь две человеческие души, затерянные посреди миллиарда квадратных миль Белого Безмолвия, посреди бесконечности долгой полярной ночи...

Они только что преодолели крутой подъём, и остановились перевести дух. Мартин, чтобы скрыть от самого себя и Раксы дикую слабость, охватившую тело, деловито посмотрел на циферблат сигнума. Прибор был сделан в виде массивных часов на широком кожаном ремешке и показывал время, направление и пройденное расстояние. Солнца не было - ни намека на солнце в бескрайней тьме, только безумная пляска полупрозрачных световых полотен на угольно-чёрном небе. Мартина это тревожило. Он не привык к отсутствию солнца. Мартин знал, что еще очень нескоро маленький диск на своем пути к югу впервые подымется над горизонтом и мгновенно скроется из глаз. В любом случае - к этому дню они либо уберутся с проклятой планеты, либо умрут.

Мартин посмотрел через плечо в ту сторону, откуда пришел. Океан, покрывавший почти всю поверхность Волантиса, лежал под слоем льда, кое-где достигавшим двух с половиной футов, и лед был прикрыт толстой пеленой снега. Там, где поверхность шла буграми, девственно белый покров ложился складками. Кое-где лёд образовал торосы, поднимавшиеся выше человеческого роста. И справа, и слева, и впереди, насколько хватал глаз, была сплошная белизна - ни единого следа, ни малейшей отметины на бескрайней снежной равнине. Это было ужасное место, край снега и холода, совершенно необитаемый. Здесь не было ничьих поселений - Где-то впереди был корабль, но между ним и невольными странниками пролегло четыре сотни миль снежного пути.

Но ни окружающая тьма, ни предстоящая долгая и трудная дорога, ни трескучий мороз, ни зловещий пейзаж сейчас не слишком беспокоили Мартина. Грызло его другое - у них не было ни крошки еды. Они просто не собирались находиться здесь долго, думали, что проведут на поверхности планеты лишь несколько часов, недолгая прогулка. Трон Святый - это и должно было быть прогулкой! Ну, почти... Посадить максимально облегчённый флаер как можно ближе к Ледяному Дворцу, войти туда, взять артефакт - и быстро улететь обратно. И надо же было проклятой машине утонуть! Теперь он проклинал себя за слишком узкие лыжи, за отсутствие респираторов с подогревом и за то, что аварийный запас остался в затонувшем флаере, и теперь на двоих у них было четыре кубика сахару, фляга razvod’а и фляга сладкого рекафа. Ничего больше!На свою беду, Мартин обладал богатым воображением. Он прекрасно понимал, что опасность замёрзнуть им не грозит, но непрерывное движение по морозу может довольно быстро подорвать силы, если не его, то уж псайкера - точно. Кроме того, стоит хватануть ртом морозный воздух, хотя бы несколько раз, и лёгкие будут обморожены, а это - верная смерть. Мартин несколько раз повторил это Раксе, но видел, как тот пытается дышать носом через обледенелую вязаную маску и понимал, что его наставлений надолго не хватит.

Оттянув вязаный намордник от лица, псайкер сплюнул длинным плевком. Раздался резкий треск, весьма удививший его. Он сплюнул еще раз. И опять, еще в воздухе, раньше чем упасть на снег, слюна затрещала.

- Что это, Лорд? - хрипло пробормотал Ракса.

- Это мороз, - Мартин слышал, что при пятидесяти градусах ниже нуля плевок трещит на снегу, но сейчас он затрещал в воздухе. Пятьдесят градусов ниже нуля означало восемьдесят с лишним градусов мороза. Значит, сейчас мороз стал еще сильнее. Насколько же ещё может опуститься температура? Он не знал. Сам этот факт ни о чём не говорил ему, кроме того, что идти будет очень холодно и трудно - больше ничего. Сейчас ему меньше всего хотелось задумываться над своей уязвимостью, над уязвимостью людей вообще, а тем более - пускаться в догадки о возможном бессмертии или о месте человека во Вселенной. Пятьдесят градусов ниже нуля предвещали жестокий холод, от которого, впрочем, их тела были ограждены комбинезонами, рукавицами, и носками с электроподогревом. Так что, пятьдесят градусов ниже нуля были для него просто пятьдесят градусов ниже нуля. Мысль о том, что это может означать нечто большее, пока не пришла ему в голову.

Но это неважно. Цель его пути - корабль. Там его ждут. Он доберется, пусть даже ради этого придётся потрудиться на самом пределе сил. А потом - еда, сон, тепло и спокойствие…

Прошло не более получаса, и двигаться вперёд стало совсем уж невозможно. Ледяной воздух сгустился, казалось, до густоты киселя и просто не проходил в лёгкие. Оглянувшись, Мартин не сразу увидел своего спутника, тот отстал и почти потерялся в ледяном мареве. И тут Мартин понял - всё кончено! Да, сейчас они остановятся, найдут укрытие и попытаются переждать мороз, но снова пуститься в дорогу им не суждено. Они измучены, голодны, и голод будет лишь усиливаться. Им негде взять пищу здесь, посреди ледяной пустыни. Теперь товарищи напрасно будут их ждать, здесь конец их пути, здесь их могила…

Убежище в подветренной стороне снежного бугра копали вдвоём. Изогнутую металлическую пластину (единственное, что осталось от его доспехов) Мартин отдал Раксе, а сам отгребал снег руками. Небольшая пещерка, едва поместиться вдвоём - была готова через полчаса. Люди забили входное отверстие снегом и улеглись на широкий плащ Мартина. Это не добавляло тепла, но создавало иллюзию уюта. Чтобы не сразу очутиться в полной темноте, Ракса в той же самой пластине устроил импровизированный светильник, плеснув туда немного razvod’а из фляги Мартина и пристроив фитилёк, скрученный из оторваной от рубахи тонкой полоски ткани. Похоже было, что псайкер ещё не понял, что эта первая ночёвка может стать единственной и последней. Устроившись поудобнее, Мартин накрыл ноги полой плаща и смотрел, как рассеивается пар от его дыхания на низком снежном потолке.

"Уютный гроб на двоих," - пронеслось в голове Мартина. Огонёк в последний раз мигнул и погас, всосав последнюю каплю горючей жидкости. Они оказались в полной темноте, и через несколько минут Мартин услышал уютное сопение Раксы. А к нему сон не шёл. И вовсе не усталость была тому причиной - псайкер вымотался ничуть не меньше. Воображение снова играло с Мартином злые шутки. Изнурительная гонка на морозе прикончит их достаточно быстро, а невозможность замёрзнуть лишь продлит агонию. Может быть не стоит дёргаться - он положил руку на регулятор встроенной батареи - зачем пытаться перепрыгнуть стену, биться в неё головой? Как известно - смерть от замерзания - отнюдь не самая худшая. Один поворот верньера, сон, плавно переходящий в смерть. А завтра… Да нет здесь никакого "завтра"! Ни в каком смысле нет!

Ракса заворочался и вдруг чувствительно толкнул Мартина в бок.

- Хозяин! Хозяин, проснитесь!

- Не сплю я, что стряслось?

- Под нами кто-то есть?

- Где - "под нами"? - не понял вначале Мартин. - В смысле - подо льдом?

- Оно приближается! - Раксу затрясло.

- Спокойно, не паникуй. Большое оно? Его можно убить ножом? Смотри лучше!

Слегка успокоившийся псайкер забормотал.

- Вижу, вижу… готовьте нож, Хозяин. Вы убьёте его. Я скажу, когда откатиться, ещё двадцать секунд... десять… пять… Оно здесь!

Люди метнулись в стороны, изо всех сил вжимаясь в снеговые стены. Из-под лежащего плаща к Мартину рванулось жуткое рыло, состоящее, казалось, только из мертвенно-голубого света. Мартин почти наугад ткнул ножом туда, где странная тварь пробивалась через ледяной покров, в сплетенье двигающихся ножек, крючковатых щупалец и щитков хитина. Клинок вошёл неожиданно легко, пригвоздив животное ко льду и отрезав ему все попытки двинуться - как дальше вперёд, так и обратно. Существо рванулось и забилось, пытаясь высвободиться, и Ракса сунул свой нож в руку Мартину, а тот принялся наносить удар за ударом, пытаясь нащупать нервный узел, или другой жизненно важный орган. Тварь оказалась весьма живучей. Её голова уже превратилась в бесформенный кусок плоти, но конечности всё ещё пытались прорвать рукав комбинезона Мартина. Наконец оно замерло. Осторожно отпустив рукоять кинжала, Мартин смог, наконец-то, перевести дух. Он даже улыбнулся - почти про себя, одними губами: "Добыча!"

- Как думаешь, псайкер, хватит на двоих?

- Простите меня, Хозяин, но мой дар говорит, что это нельзя есть.

- Что? Ты уверен?

- Абсолютно. Но подо льдом есть рыба. Её кушать можно.

- Рыба, говоришь? А зачем тогда эта каракатица напала на нас?

- Она питается падалью. А мы лежали как мёртвые. Нам здорово повезло, что она была одна.

- А чем ловить?

- Если вы разрешите зажечь спиртовку, то я сейчас же попытаюсь что-нибудь смастерить. А вы пока достанете эту гадость и немного расширите лунку.

Этим Мартин и занялся. Нижняя часть странного морского монстра напоминала длинную колбасу - почти вся она была заполнена изнутри янтарно-жёлтым салом. Мартин аккуратно положил тварь подальше от себя и принялся обкалывать лёд по краям отверстия. Вскоре лунка была готова. Ракса тем временем, выдирал прочные нитки из комбинезона, сгибал булавку и привязывал импровизированную леску к крючку. На наживку пошёл кусочек мяса от тушки подлёдного обитателя.

За неполный час Раксе удалось надёргать с десяток рыбёшек – длиною с ладонь и толщиной не более двух пальцев. После этого клёв кончился, как отрезало.

- Не густо… - похоже, псайкер надеялся на большую удачу.

- Грех жаловаться. Всё лучше, чем совсем ничего. А в чём варить будем?

К их счастью, на нижнюю часть фляги Раксы оказалось надето нечто вроде футляра, а точнее - небольшой котелок. Рыбёшки были разрезаны вдоль, и отправлены в закипевшую тем временем воду. Восхитительный запах рыбного бульона наполнивший пещерку, не смог перебить даже едкий запах горящих в спирту тряпок.

Ложек не было, суп пришлось хлебать через край, мелкими глотками, обжигаясь и выплёвывая косточки.

- А что сейчас говорит твой дар? - неожиданно спросил Мартин.

- Он говорит, что тоже хочет есть. - Ракса довольно осклабился. Блики от догорающего костерка превращали его костистое лицо в гротескную маску. Мартин вздохнул.

- Что ж… Теперь, если и рыба ядовитая, то оба - или выживем, или сдохнем. Всё равно, не было смысла осторожничать, в одиночку никто из нас не смог бы добраться до корабля.

Ещё через три часа Ракса заявил, что температура на поверхности снова поднялась до приемлемой. Кое-как пробившись на поверхность, Мартин обомлел… Над Волантисом взошли луны - два диска, с суповую тарелку величиной, имевшие мерзкий оттенок зелёного сыра. Их окружал полупрозрачный ореол - казалось, что гигантское создание, воистину космических масштабов, пристально уставилось на людей с неба. Зрелище не для слабонервных! Ракса сглотнул слюну.

- У меня в мозгах всё чешется…

- Ерунда. Зато светло. Лучше скажи, в какую сторону топать?

Ракса закрыл глаза и завертел головой. Потом замер и вроде как принюхался.

- Туда.

Мартин отметил направление на сигнуме. Путники выкопали из-под снега лыжи, застегнули крепления и снова двинулись вперёд.

Теперь у них появился реальный шанс дойти. И, хотя темп движения сильно замедлился, после первого, практически безнадёжного, броска - в действиях людей, наконец-то, появилась определённая система. После непрерывного десятичасового движения по прямой, приходилось, конечно, отклоняться от маршрута, кружить по снежным пустошам, чтобы псайкер мог найти "тонкий лёд". Да и лёд не всегда оказывался таким уж тонким, но добраться до воды позволял. Берлога копалась более просторная, а для экономии сил лаз теперь не забивался снежной пробкой, а завешивался плащом. Самым большим неудобством был костёр. Теперь, когда спирт кончился, приходилось жечь рыбьи потроха, добавляя жир и хитин "креветки". Всё это мерзко воняло и давало уйму копоти, но выбора не было. Ракса каждый раз шутил, что теперь всегда будет таскать с собой соль и перец. Занятие рыбалкой и готовка стали тем, что вносило хоть какое-то разнообразие в казавшееся бесконечным движение через снежную пустыню.

Такая вот "почти идиллия" продолжалась ровно три дня. А потом Мартин заметил, что Ракса при ходьбе опускает нижнюю часть маски. Он ничего не сказал, и вообще сделал вид, что смотрел в другую сторону. Когда остановились на ночлег, маска снова была на месте, но псайкер выглядел каким-то вялым. И рыба в этот раз ловилась хуже. А в следующий раз пришлось очень долго искать место для стоянки, и лёд был толщиной почти полтора фута. Мартин попытался найти в этом положительные стороны.

- Это значит, Ракса, что мы правильно идём. Корабль стоит на скале, вроде как на острове. Естественно, дно повышается и лёд становится толще.

Ракса как-то странно на него посмотрел и ничего не сказал. Выхлебал свою долю похлёбки, лёг и уснул. И кашлял во сне.

Перед тем, как вылезти "под небо" Мартин протёр лицо жёстким снегом - хоть чуть-чуть убрать копоть. Ракса не сделал и этого. Махнул рукой, обозначив направление, дождался, пока Мартин пройдёт пару шагов и потащился следом. Дела были совсем плохи. Непонятно, что явилось тому причиной, но Ракса сломался. Вечная ночь выпила все его силы.

Теперь время от времени Мартин слышал кашель идущего сзади псайкера. Сколько он ещё сможет продержаться? На следующем привале он увидел кровавое пятно на его повязке, и понял, что это начало конца, и что Ракса умрет первым. Но ему уже было все равно. В сущности, он перестал что-либо чувствовать и волноваться. Ракса, наверное, тоже. Проснувшись в снежной норе, оба одновременно протирали глаза, наскоро выпивали по паре глотков талой воды из фляг, собирали нехитрый скарб и вновь становились на лыжи. Луны ушли, и тьма, окружавшая их теперь постоянно, давила, заставляла смотреть лишь под ноги.

Мартин, как всегда, шёл первым. Подставлял себя ледяному ветру, чтобы хоть как-то прикрыть спутника, торил лыжню, чтобы тому было легче идти. Не потому, что Раксу было жалко. Просто потому, что мог это делать.

Одна мысль владела всем его существом: "Не упасть!" Даже просто споткнуться, припасть на колено - стало бы мукой, сил заставить себя вновь подняться могло и не хватить. Погода им благоприятствовала - ветра почти не было, и температура не падала ниже тридцати градусов - почти рай для Волантеса. Это могло продлиться ещё несколько "дней", а могло и кончиться уже "завтра". Неяркие сполохи полярного сияния по-прежнему не оставляли никакой надежды на возможную связь с кораблём.

Примерно через час Ракса поскользнулся и чуть не упал, едва удержавшись на ногах. Он громко вскрикнул от боли, пошатнулся и замахал свободной рукой, словно хватаясь за воздух. Мартин, услышав крик, остановился и обернулся. Едва справившись с собой, псайкер вновь попытался двинуться вперед, но пошатнулся и едва не упал. Он грустно, как побитая собака, посмотрел на своего Лорда.

- Простите, Хозяин, но я, кажется, вывихнул ногу!

Мартину понадобилось несколько минут, чтобы осознать происшедшее. Выражения лица под маской видно не было, но в глазах вдруг плеснулась тоска, словно у раненого волка. Ракса стоял всё так же неподвижно, не сводя с него глаз. Грудь измождённого человека ходила ходуном, кровавое пятно на повязке расползлось почти на всю нижнюю часть лица.

- Мы оба устали, Ракса, - негромко произнёс Мартин. - Давай остановимся и устроим большой привал. Наловим рыбы, поедим как следует. А потом посмотрим, что там с твоей ногой.

С ногой было плохо. Хотя это был даже не вывих, а просто сильное растяжение, но путникам от этого было ничуть не легче. Ракса страдал от острой боли - вряд ли он сможет идти дальше в течении ближайших тридцати-сорока часов, а то и дольше. Ни о каком лечении не могло быть и речи: туго перевязать щиколотку порванным на тряпки краем плаща, вот и всё, что мог сделать Мартин.

Потом он оттащил Раксу на подветренную сторону ближайшего заструга и начал копать нору. Дело шло быстро, Мартин ещё не растратил силы в недолгом переходе, и останавливаться, чтобы перевести дух, не понадобилось. Через полчаса укрытие было готово. Он втащил Раксу внутрь, занавесил вход плащом. Щегольская некогда вещь сейчас больше всего напоминала посудную тряпку, закопчённую, провонявшую дымом, кое-где прорванную насквозь, но от ветра пока ещё защищавшую.

Ракса уже не стонал, но лицо, стоило лишь шевельнуть ногой, кривилось от боли. Мартин размотал тряпки, снял ботинок с носком и увидел, что щиколотка распухла и кожа посинела. Он осторожно прощупал сустав, Ракса при этом стиснул зубы и простонал. Мартин снова надел на ногу Раксы обувь, намотал повязку, так ничего и не сказав. Зато заговорил псайкер.

- Я подвёл Вас, Хозяин… Что теперь будет?

- Уймись, Ракса. Ты же не шею сломал! Спи. А я наловлю рыбы.

Мартин чуть отстранился и принялся долбить лёд. Огромный нож в его руке равномерно ходил вверх-вниз, откалывая небольшие кусочки. Лёд - вот удача! - оказался не толстым, вскоре в маленьком отверстии плеснула чёрная вода.

Ловилось тоже неплохо. За полчаса попались восемь небольших рыбок и парочка побольше. Затем из вонючих остатков кожи и жира гигантской креветки Мартин разжёг костерок. Топливо кончалось - при этой мысли его охватило уныние, навалилась усталость, задрожали руки, и он едва не выронил котелок с подтаявшим уже снегом. Если бы костер погас, снова разжечь его было бы не из чего. Некоторое время Мартин кипятил воду, потом неторопливо закинул в кипяток выпотрошенную рыбу. Выражение его лица смягчилось, взгляд стал почти нежным. Он откинулся назад, блаженно вдохнул запах еды и проговорил.

- Просыпайся, Ракса. Будем ужинать.

Хотя, "ужинать" - это было громко сказано, но голод утих на время. Теперь можно было уснуть.

Проснувшись, псайкер почувствовал, что его везут. Протестовать было бесполезно, Мартин просто не услышал бы его голоса из-за завываний ветра. Тело Раксы, даже исхудавшее за последнее время, весило не меньше ста двадцати фунтов - весьма тяжелая поклажа, которую пришлось тащить ослабевшему и голодному человеку. Движение для Мартина превратилось теперь в изнурительный труд. На каждом шагу лыжа норовила соскользнуть, потом началось рыхлое поле, и пришлось идти осторожно, как можно вышее поднимая ноги. Через час Мартин уже валился от изнеможения, но продолжал, как автомат переставлять одну лыжу за другой. Хотя он шёл совсем не быстро, тяжесть груза, который он тащил за собой, высасывала силы в считанные часы. Заставляя себя терпеть, Мартин, словно в каком-то тяжелом кошмаре, плелся по снегу, тянул волокушу, насколько хватало энергии. Его лицо под маской совершенно утратило человеческое выражение. Тело чесалось и было отвратительно-грязным, мускулы превратились в какие-то узловатые волокна, он настолько устал, что готов был упасть в любую секунду. Такой труд мог надорвать любое сердце, но сердце у Мартина было, очевидно, железным.

Должно быть, у него закружилась голова. Едва справившись с собой, он снова шагнул вперед, но пошатнулся и упал. Тогда он выпустил из рук ремень: потом все же поднялся и зашагал вперед, даже не оглядываясь. Он неуклюжей походкой, то и дело спотыкаясь, двигался к линии горизонта, образованной гребнем тороса. Над небе вновь полыхало полярное сияние, прекрасно видное сквозь тьму, которая лежала плотной пеленой, без видимых границ и очертаний.

Потом он услышал звук. Тихий, едва различимый - то ли хлопки, то ли удары… Мартин попытался ускорить шаг и едва не свалился на бок. Он остановился, поднял голову и увидел падающие звезды зелёного цвета, едва различимые на фоне призрачных полотен - кто-то выстрелил из ракетницы. Он изо всех сил рванулся туда, но на этот раз упал и не смог подняться. Мартин отстегнул крепления лыж и лёг на спину. С трудом вынул он из кобуры длинноствольный револьвер, который так и не выбросил, а тащил с собой, ненавидя его тяжесть, и высадил все семь патронов в небо, в проклятые сполохи. Его услышали. Звук стал чётче, потом превратился в рёв мотора снегоката. К Мартину уже бежали люди, которых он не видел - глаза заволокло слезами. Его подняли и понесли. Он попытался произнести "Ракса", но из-под маски вырвался лишь неразборчивый хрип. Тогда Мартин попытался поднять руку - казалось, что она весила сотню фунтов, но ему это удалось. Кто-то наклонился к нему, изо всех сил пытаясь разобрать слова Лорда.

Мартин ещё раз собрался с силами.

- Рак-са… там… - и указал пальцем.

- Вы хотите сказать, что псайкер был с Вами? И что нужно идти по Вашим следам?

Сил осталось всего на один кивок, и Мартина поглотила тьма…

Доктор Фалакрозиус, подобно любому нормальному доктору, был сухоньким, седеньким старикашкой с козлиной бородкой. Его аугметический глаз и сменный протез на месте правой кисти, впрочем, слегка выбивались из образа. В очередной раз осматривая Мартина, он ни на секунду не переставал болтать своим надтреснутым, дребезжащим голоском.

- Знаете, голубчик, ведь эта подвернувшаяся нога, получается, спасла Раксу от смерти. Ещё пять-шесть часов движения на таком морозе - и он угробил бы лёгкие напрочь! А так - вылечили. Повозиться, конечно, пришлось, но спасли. А сами Вы молодцом! Знаете, ведь я покопал тут архивы на досуге. За последние пять сотен лет - нет, столько я не прожил, но надеюсь, надеюсь - это единственный случай столь продолжительного выживания человека на совершенно диком, безумном морозе. Что - человек, я больше скажу - даже про орков нет достоверных сведений! Не говоря уж о прочих ксеносах. Так что, примите поздравления! Можете праздновать вчерашний день как второй День Рождения. И вот ещё что - скажите-ка старику по-секрету. Клянусь зубами Императора, не проговорюсь больше ни единой живой душе. Что вело Вас? Что тащило вперёд сквозь тьму и холод? Какая сила? - и доктор наклонился над постелью Лорда, придвинув ухо почти к самым его губам.

У Мартина перехватило дыхание. Полушёпотом произнёс он единое только слово.

- Любовь... - сглотнул сухим горлом и добавил - ...к жизни.

Фалакрозиус хотел было выпрямиться, но Мартин вдруг поднял руку и с неожиданной силой удержал его за лацкан.

- Спасибо тебе, Илия за своевременную помощь и за новый День Рождения, - он замолчал. Неожиданно его лицо перекосила гримаса, то ли наиграно-зверская, то ли попросту безумная.

- Знаешь, что я сделаю, когда вернусь обратно? Я женюсь. У меня будет большая семья, много-много детей. И как-нибудь вечером я соберу их всех и расскажу, какие страдания перенес их отец на Волантисе. И если они не зарыдают, - повторяю, если они не зарыдают, я возьму толстую суковатую палку и вышибу из них дух!

- Ну, если ты так шутишь - значит уже здоров! - мелко хихикнул доктор, и в общем-то - оказался прав.

Уже через двое суток Мартин поднялся с постели - крепкий молодой организм быстро брал своё, да и Фалакрозиус не даром ел свой хлеб. Как капитан, он по праву вернулся в рубку, но не в кают-компанию. Сидеть за одним столом с Лордом больше не желал никто. Он то и дело тревожно провожал взглядом каждый кусок, исчезавший в чужом рту, и его лицо выражало глубокое сожаление. Мартин оставался в своём уме, никаких отклонений, просто его мучили опасения, что еды не хватит. Он заставил пересчитать все запасы провизии, но отчёту баталёра не поверил и отправился в кладовую, чтобы убедиться собственными глазами. Потом стали замечать, что он прохаживается по палубам, посещая отсеки со спасательными шлюпками. Когда доктор попросил старшего помощника осторожно проследить за ним, всё стало ясно. После посещения капсул Мартином, из них пропадали аварийные рационы - все до единого. Спрятав их за пазуху, раздавшись в ширину, особенно в поясе, и глуповато ухмыляясь, Мартин прокрадывался в свои покои. Ящик под койкой, все стенные шкафы были набиты запаянными в фольгу пакетами. Фалакрозиус не стал никому сообщать об этом. Ему было ясно, что Мартин вполне нормален - он только принимал меры на случай голодовки - вот и все. Доктор знал, что это скоро пройдёт. И всё действительно развеялось как дым, прежде чем "Лезвие Пустоты" вошло в доки Святого Пилигрима на орбите Гидоры Секундус...

[ Добавлено спустя 2 минуты 59 секунд ]

Участник №5

Бажов Павел Петрович

Без названия

Случилось это давным-давно. Когда в наших краях никаких заводов, да фабрик и не было, про пещеры те слыхом не слыхали, а только городишко стоял под названием Низины. Ну, народ-то известно, чем промышлял. Все больше так: что найдут в округе, камешки там, цветные, то и тащут в космопорт, а там барыгам и сдают.И был у нас парнишка один. Имени его никто и уж тогда-то не помнил, все Шустрым звали, потому как проныра был и лучче всех умел каменьев найти. Поговаривали, что неспроста у него такое. А только потому, что дружбу водит с теми, кого называть нельзя. Так оно было или же из зависти то народ побрехивал, неизвестно.

Вот однажды пошли мужики на промысел. Ну, кто сколько набрал, а Шустрый вдруг- ничего. Мужики диву дались, а Шустрый все ж, не унывает. -Не пришло, говорит, время. А как придет, больше всех вас соберу!

Посмеялись мужики, конечно. Никому ж такое не под силу. - Как же это ты соберешь, отвечают, ежели мы тут три раза уж прошли. Да искатель включали.

А Шустрый все хорохорится. - Не знаете вы моей удачи ещё!

Ну, посмеялись мужики, да по домам пошли, а Шустрый остался. Пригорюнился, конечно. Теперь засмеют его дома, ежели не выполнит, чего нахвастал. Глядит на небо: одно солнце уж село, а другое клонится. Как зайдет, тьма настанет и все, поминай как звали: зубари сожрут вместе с аквилкой нательной, у них тут логово недалече.

Но только глядь, а на камне ящерка махонькая сидит, да на него смотрит, будто к себе зовет. Шустрый к ней, а она, шмыг, под камень. Шустрый туда. Глядит, а там лаз, да такой, что, вроде как, человеку пролезть можно. Полез он туда, да видит, пещера там. А посреди пещеры камешков разноцветных целая куча. Глаза распахнул Шустрый, к ней побег, и давай мешки набивать. Доверху набил, поворотился, да и вовсе рот разинул. Прямо за спиной у него стоит девка красоты неописуемой. В нарядах таких, что только на картинках и видели. Стоит, да улыбается.

- Что ж ты, говорит, Шустрый, на чужое добро позарился?

Шустрый от изумления спервоначалу и слова не мог сказать, но нашелся-таки.

- А где ж тут написано, что оно твое? Я вором отродясь не был!

А девка засмеялась и говорит.

- Что сказал, то выполнить нужно, понимаю. Пользуйся, пока я добрая. По нраву ты мне пришелся. Но смотри, абы кому их не продавай, да о том, что тут случилось, не говори, не то быть беде!

Тут пыль поднялась по всей пещерке, да тут же и осела. Протер глаза Шустрый, а девки как не бывало.

Вылез парень наружу, а там уж и второе солнце село почти. Скоро и совсем темно будет. Слышит- вой в холмах раздался. зубари на охоту собрались. Подхватил Шустрый мешки, да и до дому рванул. Ну, сбежал он, конечно. Недаром прозвище носит.

Пришел Шустрый домой, развязал мешки, а там богатство невиданое! Каменья отборные, да крупные. Обрадовался он спервоначала, а только будто током прошибло его. Откуда он той девке знаком? И кто она такая, и почему знает, что он мужикам обещал? Думал он, думал, да так и не придумал ничего. Лег спать, а наутро пошел в космопорт. Дивились барыги, откуда такой чистый матерьял, да только Шустрый не сказал ничего. Но один барыга хитрый был.

- Давай, говорит, все у тебя возьму за цену хорошую. И амасека ставлю тебе фамильного!

Подумал Шустрый, да и продал все ему, а после стал его барыга амасеком поить, да уж не просто так, конечно, а чтобы выведать, откель у простого мужика такое богатство. Хитер был Шустрый, да только барыга хитрей оказался. После третьей бутыли развязался язык у парня. Начал он рассказывать, как на промысел пошел, да зубарям чуть не попался и двоих из ружжа убил, и уж окружили они его, да только в норку он нырнул, и там гору самоцветную нашел. Барыга-то про зубарей не поверил, конечно, а про гору запомнил.

Проснулся Шустрый только под вечер другого дня. В голове гудит, будто цельный бурильный комбинат там расположился. Ну, приходит он домой, а городок-то весь шумит, арбитры всех расспрашивают. Что такое? А, говорят, цельная искпедиция в холмах пропала. Уехало, говорят, двадцать человек на огромном транспортере гусеничном. А вернулся только один. Дрожит, пузыри пускает, да бормочет что-то. Пошли искать остальных, да только тот транспортер и нашли. А людей- ни следа.

Сильно перепугался тут Шустрый. Вспомнил, как тот барыга про девицу и пещеру выведывал. Руки-ноги затряслись у него, домой побежал. Заперся и не выходит. А уж на поиски-то и подавно не поешл в тот день.

Вечер спустился, а Шустрый все дома сидит. Вот уж к ночи дело подходит, как вдруг слышит он шорох за дверью. Шасть туда- там никого! Пуще прежнего напугался Шустрый. Из шкапу лазпистоль достал, да взвел. Опять слышит шорох, да теперь уж под столом! Чуть не обделался Шустрый. Глядит туда, а там ящерка та самая знакомая. Глазом моргнула и юркнула за спину парню. Оборачивается он, а перед ним та девица из пещерки стоит, да хмурится грозно.

- Так-то ты, шустрый, за мою доброту отплатил! Жадность обуяла тебя, по всему видать?

- Да ведь не виноват я.- отвечает Шустрый.- Не хотел я того.

- А чего хотел?- девица спрашивает.- Знаешь ли ты, что собирал у меня в пещере, да кто приехал после твоего рассказа?

Руками только развел Шустрый.

- Камушки те, что ты набрал, у вас проклятыми считаются. И ценятся дорого. А барыга тот, которому ты все рассказал, дознатчиком был с умом сильным. Всех зубарей, что владения мои охраняли, молниями убил. Теперь придут другие дознатчики его искать. И беда приключится великая. Не о том ли говорила я тебе?

- Что же делать-то теперь?- спрашивает Шустрый.

- А то,- девица ему в ответ.- Что нету у меня более стражей во владениях. А коли ты был причиною их гибели, то тебе и срок нести в оплату этого долга.

- Это что же такое?- шустрый опешил,- Не привык я слугой кому-то быть!

- Придется привыкнуть,- девица ему в ответ. А сама все ближе подступает.

Выпалил Шустрый в нее из лазпистоли, а она разлетелась на сотню ящерок. Накинулись они на Шустрого и под кожу залезли. Страшно тогда закричал Шустрый, кожа на нем лопнула и вылез из нее громадный зубарь, всех зубарей страшнее. Махнул ручищеЙ, так стену и проломил, на улицу выскочил, да завыл страшно. Народишко-то, кто рядом был, кинулись врассыпную, да только тот зубарь никого хватать не стал, а только в сторону холмов помчался.

С тех пор в холмы никто не ходил. Проклятым место стало. А дом Шустрого-то дознатчики обыскали да сожгли.

А вот, что после того в холмах твориться стало, да как енто зло потом вывели, да фабрики соорудили, про то уж другой сказ будет.

Изменено 11 февраля, 2013 пользователем Кот