Перейти к содержанию
Друзья, важная новость! ×

andrus

Пользователь
  • Постов

    3
  • Зарегистрирован

  • Посещение

Весь контент andrus

  1. Черновой вариант четвертой главы опубликован в моем ЖЖ. Ссылку туда см. в моей подписи.
  2. Кровь мучеников Повесть 1 Люзх, Око Ужаса В зал ворвался жадный всплеск желтого света, стекаясь в хищного солнечного зайчика на низком потолке. Пятно фотонов змеей проползло по белому мрамору, затаилось на несколько мгновений, и наконец намертво вцепилось в прилипший к камню мокро блестящий кусочек свежей окровавленной плоти. Сгорбленный человек, застывший на несоразмерно огромном троне посреди зала, не стал отгонять назойливого падальщика, хотя мог сделать это одной мимолетной мыслью. Со стороны могло показаться, что человек заснул с открытыми глазами или парализован – его иссохшее тело сохраняло полную неподвижность, как и зрачки бледно-голубых глаз. Лишь мерно вздымающаяся и опадающая тощая грудь под мелкоячеистой кольчугой тяжелого червленого золота выдавала в нем живого. Тот, кто находился по другую сторону циклопического стола, занимавшего большую часть помещения, напротив, метался и вырывался, отчаянно гремя пудовыми адамантиевыми цепями, которыми он был прикован ко второму трону, обращенному передом к человеку. Роскошная спинка, отороченная тончайшей белесой паутиной из нервной ткани нескольких десятков эльдаров с искусственного мира Биел-Тан, искусно отделанные мерцающими всеми цветами радуги метками Темных Богов поручни черного дерева, окутанные кровавым туманом стальные ножки-химеры и обитое бирюзовым бархатом сиденье были явно ему не по вкусу. Окружавшая его когда-то аура обжигающего света давно потускнела, а крылья были грубо, второпях сломаны и вырваны из тела, оставив после себя лишь два пучка раздробленных костей на спине. Впрочем, пленник не мог потерять надежду на близкие перемены. В конце концов, он их олицетворял. - Глупо и самонадеянно, - глухим надтреснутым голосом произнес Повелитель Перемен. – Время пьет твои силы и скучно утекает в мой колодец. Еще чуть-чуть, и ты проиграешь, потому что предал Удачу. Человек с выцветшими глазами меланхолично моргнул. Предыдущие попытки демона вывести его из себя и заставить таким образом совершить ошибку были куда как изобретательнее. Можно было промолчать, как обычно, но неосторожная реплика оппонента дала колдуну редкостную возможность поддеть его и сполна насладиться его бессилием. - Слова, достойные нурглинга, - протянул человек странным, юношеским голосом. Сильный, мелодичный баритон своеобразно сочетался с длинной абсолютно седой бородой, чьи пряди причудливо переплетались, образуя продольный ряд круглых отверстий посередине, и ущельями глубоких морщин на лбу и щеках, в глубине которых тянулись медные проводки и тонкие железные шипы, выходившие из шаровидного, украшенного восьмиконечным символом Хаоса нароста на затылке. Подпертые металлом ряды складок сероватой кожи превращали лицо человека в нагромождение скелетных ребер с уродливо торчащей лопаточной костью римского носа. Оскорбление подействовало на демона так, как и должно было – Ригон прикрыл глаза, позволив всем прочим звукам раствориться в потоке яростной брани, которая могла бы свести неподготовленного человека с ума от ужаса. Но не здесь. И уж тем более не Ригона Тибоса. - Конь е2, - колдун говорил негромко, но его слова без труда перекрыли неистовый вой Повелителя Перемен. Одна из фигур на столе пришла в движение. Ригон был очень стар, и прекрасно помнил правила древней игры, которую ныне в Империуме почти везде вытеснил регицид. Ход был лишен всякого тактического или стратегического смысла. Просто колдун увидел, что в глазах игравшего роль «коня» кавалериста Имперской Гвардии угас последний отсвет разума, и забавляться с его душой было уже не интересно... Призванная неуловимым движением губ Ригона сила варпа дернула человека на гнедой лошади вверх, поднимая его над исцарапанной гладью черно-оранжевого шахматного стола, покрытого рваными темно-коричневыми разводами засохшей крови. Голова гвардейца безвольно дернулась в сторону, на губах выступила ниточка слюны. Копыта лошади пронеслись всего в нескольких миллиметрах над чисто выбритой головой белого «слона» - Космодесантника из Ордена Белых Шрамов. Однако раскосые глаза бывшего сверхчеловека продолжали безучастно смотреть перед собой. Ригон пока ощущал слабое, почти на границе восприятия даже такого, как он, могущественного колдуна, ментальное сопротивление с его стороны, отголоски эмоций и веры. Но телесная оболочка Белого Шрама была полностью в его власти. Лошадь со своим всадником зависла в метре над клеткой е2. По велению гроссмейстера пару мгновений этот живой скульптурный ансамбль выглядел почти грациозно, будто застывший кадр с соревнований по конному спорту на каком-нибудь респектабельном мирке Империума. Ригон скривился. Искаженное лицо гвардейца все портило. Незримые пальцы разжались, и «конь» с глухим ударом рухнул на стол. Ригон наконец позволил человеку свалиться с лошади и так повернул тело в воздухе, чтобы солдат получил открытый перелом руки. Хруст костей оказался неожиданно громким. Тибос снова прикрыл глаза и отпустил гвардейца окончательно. Тот по-лягушачьи выпучил глаза и попытался одновременно стонать и хватать ртом воздух. Вышло довольно забавное кваканье. Демон не имел желания добровольно продлевать свои мучения и немедленно прокричал: - Слон е2! Гвардеец извивался на полу, прижимая к груди искалеченную руку. Он был совершенно безумен, но все же попытался покинуть пределы рокового квадрата размером два на два метра. Естественно, тщетно. Магический барьер Ригон никуда не убирал. Космодесантник вскинул болтер и навел его на гвардейца. Глубоко в прочитанной колдуном книге его души шевельнулся даже не уголок страницы, а что-то абстрактное и размытое, слишком неконкретное, чтобы быть мыслью. Ригон с удивлением ощутил, как Белый Шрам смог закрыть глаза. Что ж, если это и есть одно из чудес, которые по мнению Экклезиархии способен творить лже-Император, то против таких мелочей Ригон не имел особых возражений. Пока очередь превращала человека и животное в единое кровавое месиво, на ладонь колдуна уселась жирная зеленая муха и начала деловито потирать друг о друга передние лапки. Извечная спутница Властелина Чумы и Распада здесь была неслучайной гостьей – хотя ее хозяина Ригон не жаловал. Точнее, эта конкретная муха была маленькой живой насмешкой над Нурглом – Изменение покорило ее, наделив синими с металлическим отливом крыльями бабочки. Тщательно оценив стратегическую и тактическую обстановку, муха полетела к свежему трупу, на сей раз предпочтя его цветам. Тибос любил цветы. Многие его коллеги находили это странным... Пока не посещали оранжереи Люзха. Залу, где проходила партия, было далеко до этих великолепных садов, но и здесь цветов было великое множество. Они не были хищными – Ригон считал такие растения плебейским моветоном. Не выделяли они и ядов – колдун в этом вопросе больше доверял своим способностям. Но цветы, некоторые из которых росли у самого подножья трона, выполняли очень важную роль мощнейшего псионического усилителя, причем избирательно настроенного на хозяина этого места. Благодаря нежным листьям из человеческих языков, покрытым кровавой росой лепесткам из ткани миокарда, длинным изогнутым стеблям сухожилий и железным корням, пронзающим и раскалывающим белый мрамор, Ригон мог в одиночку защитить это здание, да что там здание – весь Люзх от целого Легиона. За исключением, разве что, сведущих в магии Тысячи Сынов. Впрочем, Ригон заботился о том, чтобы у родного Легиона не было к нему щекотливых вопросов. Да, он и его войска далеко не всегда участвовали в боевых операциях просперианцев, что неудивительно, учитывая, как Тибос попал в ряды Легиона... Но когда они, как всегда, неожиданно, появлялись на поле боя, ход сражения всякий раз менялся в пользу последователей Магнуса Рыжего. Молчание затягивалось. Колдун сцепил костлявые пальцы рук и задумчиво водрузил на них голову. - Тебя что-то гнетет. Это слабость, - заметил демон. - Неужто ты даруешь мне избавление от тоски? – с саркастичным энтузиазмом вопросил Ригон. - Я – есть Перемена. И в тебе тоже. - Самая желанная перемена во мне, для тебя и сейчас – это перемена моей жизни на смерть. – Тибос ухмыльнулся. Его мимику обеспечивало движение росших из затылка металлических шипов – сами по себе мышцы лица были мертвы вследствие мутации. Казалось, это была еще одна издевка. Ситуация была очевидной, но демону Тзинча должно быть невыносимо сознавать, что его помыслы читались простым смертным. Пускай даже не совсем простым и не совсем смертным. Однако на сей раз демон сдержался. - Ты считаешь, что постиг план Меняющего Пути? Не верю, что ты так глуп. - Правильно делаешь. Что ж, я расскажу тебе... Впрочем, подобное сложно понять демону. - Может, эта часть того, что мы отбрасываем как недостойное понимания? Как мусор человечности? - Может, и так. Я не стал Принцем-Демоном. Хотя мог бы, и не раз. Однако... Сейчас ты, истинное творение варпа, в моей власти. И не отрицай этого. Повелитель Перемен попытался возразить, но не сумел – магия Ригона заставила его промолчать. - Моя беда проста, как орочье рубило, - продолжил колдун. – Иногда мне хочется выговориться. Или даже просвещать. Повелитель Перемен слушал молча, несмотря на то, что Тибос снял заклятье молчания. - Мне не нужны отчаявшиеся люмпены, равно как и скучающие декаденты, - жестко продолжил Ригон. – Я хочу поведать о Хаосе достойным. Это свойственно некоторым людям – делиться знаниями. Однако здесь встает почти непреодолимая проблема. Самые достойные власти люди Империума избрали в качестве своей идеологии закрытость разума. Невежество считается добродетелью. Да, конечно, это абсурд. В сравнении с остальной галактикой Око Ужаса иногда кажется мне единственным островком разума. – Ригон оскалил в усмешке заостренные зеленоватые зубы. Один из мимических шипов впился в дряблую серую кожу, и по ребрам морщин полился темный ручеек крови. – Взять один только факт существования – и даже процветания! – орков... Словно невзрослеющие дети-хулиганы, оставшиеся без родителей, но с кучей оружия. Впрочем, я отвлекся. Отвратительно не то, что находятся люди, не согласные с истиной, а то, что с ними нельзя даже поговорить. Сам факт разговора для них неприемлем. Потому, что когда-то Лже-Император победил и его приспешники получили возможность укрепиться, обнести зияющие дыры в смысле своего учения крепостной стеной карательного аппарата. Впрочем, те, кто может слушать, не лучше. Они слабы, и просто сдаются на милость собственному честолюбию. Пообещай им власть, и они пойдут за тобой. Но принять настоящее не может почти никто. Неужели так сложно понять, что лжет любая власть? Без этого обойтись невозможно. Только если кто-нибудь из поклонников мумии-на-стуле заявит о ней что-либо подобное, его сожгут. А вот Тзинч оставляет право за своими наиболее умными подданными понимать, что им говорят неправду. Точнее, правду – вот только правда по своей природе не абсолютна. То, что было кристальной, сияющей истиной секунду назад, через мгновение с хлюпаньем оборачивается гниющей ложью, и наоборот. Человеку, который хочет контролировать ход событий, кроме Тзинча, поклоняться некому... Если осознал, что Власть – это не найденный где-то в забытых временем руинах благословенный или проклятый меч, а сеть из сотканных тобой – и только тобой – веревочек, за которые можно дергать людей, ксеносов (и богов – промелькнула мысль в уголке сознания колдуна), дороги назад нет. - И все же ты держишь верного слугу Тзинча связанным, калечишь и пытаешь. - Как ты думаешь, кого осенит Архитектор Судеб своей благосклонностью? Молящегося ему слизняка? Может, и так. Но, получив силу, слизняк исчезнет, а на его место станет кто-то более достойный. Я же пока не намерен отправляться в небытие, и посему молитвы – не для меня. Жертвы? Они уже были, иначе как бы здесь оказался ты? А вот игра с обоюдными шансами на успех может заинтересовать твоего господина. Ригон указал рукой на мерно покачивающегося взад-вперед гаунта – черную «пешку». - Начинается большая игра. Я хочу быть фигурой постарше. Но мне понадобятся они. Знаешь, в чем ценность пешки? - Пешек в целом - в их количестве, - демон не мог позволить себе дать неверный ответ на несложный вопрос человека. - Этой конкретной пешки – в том, что она прикрывает от удара мою ладью. Но в то же время она мешает развивать слона. Если у белых роль «слонов» выполняли имперские прихвостни – Белый Шрам и уже мертвый Космический Волк (в удовольствии уничтожить заклятого врага на первых же ходах Ригон отказать себе не сумел), то черные были представлены двумя Десантниками Хаоса из Гвардии Смерти. Чума Ригону не грозила – магическая защита была надежной. Этого нельзя было сказать о рабах, живших за стенами крепости – пленных Чумных Десантников специально провели через несколько убогих поселений. Над Нурглом забавно шутить, но злить его не стоит. - Люблю двусмысленность, - задумчиво пробормотал демон. - Именно, мой догадливый... Друг? Тираниды – мощнейшие псайкеры в этой Галактике. Их разум мог бы стать вратами, через который ты и другие демоны вырвались бы в реальный мир и принесли бы свет Хаоса в Империум. - Одна маленькая проблема – у тиранидов нет душ. - Мы подходим к сути вопроса. Насекомые не имеют души. Но ведь есть гибриды... У них душа до определенного поколения сохраняется. - Использовать генокрадов? Было бы опрометчиво считать, что никто не пытался сделать этого раньше. - Не так, как я. – Ригон улыбнулся. – Пожалуй, я сохраню немного интриги и обойдусь без подробностей. В конце концов, ты наверняка знаешь о возмущениях варпа больше меня. - Система Макиавелли? - Любопытное местечко, - кивнул Ригон. - Тень накроет ее через неделю. - Приказы моим агентам уже отданы. Итак, твой ход. – Аура вокруг демона стала чуть ярче. Повелитель Перемен, казалось, воспрял, и Ригон понял, что добился своего. Тзинч заинтересуется его планом. - Я меняю правила. Теперь мат надо ставить не королю. А ферзю. Плюмаж на голове демона принял вертикальное положение. - Ферзь d4, - скомандовал колдун. Маленький, жалкий еретик в лохмотьях, по прихоти Ригона выполнявший роль самой сильной фигуры на столе, смешно подпрыгивая, поплелся на указанную клетку. На клетке d4 стояла «ладья» - громадный нобз в мега-броне. Подойдя к зловонной туше, человечек помялся, а затем попытался небольшим кривым ножом перерезать зеленокожему горло. Безуспешно. Тогда раб принялся ожесточенно тыкать своим оружием в глаза монстра. Попал он далеко не с первого раза. Глазное яблоко лопнуло с громким шлепком. Колдун на троне нахмурился. - Хватит уже возиться... Можешь ходить, - кивнул он демону. Казалось, еретик только сейчас увидел, что попадает под удар следующим ходом. Он лихорадочно поглядывал то на Тибоса, то на своего будущего могильщика – еще одну пешку-гаунта. - c3 бьет d4 с матом! – воскликнул демон. - Как и договаривались, ты свободен, - сказал Ригон спокойно. Он слез с трона, не глядя в сторону демона, рвущего цепи и исчезающего в грязно-фиолетовой вспышке варпа, и мелкого тиранида, с упоением рвущего на части человека. Колдун подошел к одному из узких прямоугольных окон в полу и посмотрел в синеющую даль небес, расположенных ниже его крепости по его воле. Ригон плавно шагнул вперед. Ему нравилось падать в небо. Навстречу идеально ровной голубой бездне, за которой лишь кубические световые годы тьмы, холода и смерти. Печеный воздух вечного полудня тугими струями засвистел в ушах, прогоняя сомнения прочь. На тысячи километров вокруг не было ни облачка. Впрочем, Ригон знал, что кое-где поблизости безупречная лазурь плюет в иссохшую землю теплыми дождями. Вода льется из ниоткуда и уходит в никуда, бесследно впитываясь в песок и красноватую глину. Если, конечно, копошащийся в грязи оскотиневший человеческий мусор не решит попытать счастья и собрать воду. Самой распространенной причиной смерти на Люзхе была любимица его правителя – лучевая болезнь. Дожди были для рабов единственным источником воды. Не собирая быстро сохнущие под безжалостным солнцем капли, невозможно было выжить. Таким образом, все население Люзха постоянно играло в азартную игру со смертью. Вода могла быть чистой – и могла быть зараженной. Шансы получить дозу смертельную радиации составляли пятьдесят на пятьдесят. Выживали самые изменившиеся. Во славу Тзинча. А еще дожди Люзха были отражением ностальгии его повелителя... Небосвод впереди потемнел, редкое, ровное дыхание колдуна зазвенело крупинками льда и потяжелело снеговой тучей. Долетев до очередной точки Ничто, которую для него выделил Никто, Ригон привычным жестом перевернул мир. Тонущие в зыбком желто-голубом мареве стены его маленькой, но неприступной крепости снова начали приближаться. Как же просто быть богом. Надо только разучиться прощать. 2 Ген’Ко, Империя Тау О’Доран шагал по начищенной до блеска металлокомпозитной дорожке к дверям Оперативного Центра уверенно, как и подобает тау его ранга, но без лишней спешки. Не мешало еще раз обдумать и взвесить те аргументы, которые он выложит перед Эфирным. Разговор не обещал быть легким, и каждое слово должно прозвучать точно в свой черед. В противном случае по меньшей мере четверть жизни О’Дорана прошла впустую. Воин Огня покачал головой. Излишнее волнение и гнетущие мысли могут оказать ему дурную услугу во время доклада. Чтобы отвлечься, шас попытался сосредоточиться на прекрасном пейзаже окрестностей Центра, заботливо преобразованном инженерами касты Земли. В это время года на архипелаг Ур’бин’гал, где располагался Центр, опускался дрожащий саван удушливого жара, погружавший большую часть местной фауны в спячку на несколько месяцев. Но ярость местного светила, Фес’Ко, безропотно уступала перед четырьмя новенькими климат-активаторами, располагавшимися по периметру Центра. Верхние части двадцатиметровых грибовидных строений бесшумно вращались, окруженные легкой дымкой чистого, безвредного для экологии водяного тумана. Воздух бодрил утренней свежестью и кристальной чистотой с легким привкусом соленого морского ветра. Позади слышалось уютное журчание череды миниатюрных фонтанчиков, размером не больше ладони, с математической точностью выстроенных в три идеальных полукруга. Взгляд О’Дорана мимоходом скользнул по неприметному дрону касты Земли, водившему нежно-голубой полоской сканера по стволу одного из деревьев цу, гордо высивших свои эллиптические кроны по бокам от дороги, в поисках у растения каких-либо заболеваний, и остановился на операторе, координировавшим действия нескольких десятков подобных машин из небольшой кабинки под сенью раскидистой мегабы. Заметив воина, инженер встал с рабочего места и почтительно поклонился. О’Доран ответил легким, почти незаметным кивком. - Красота рабочего места повышает производительность труда, - произнес он. - Во имя Высшего Блага! – бодро отчеканил Земной. Командир касты Огня двинулся дальше, задумчиво разглядывая отряд молодых круутов, ведомых матерым Формирующим. Поджарые тела союзников мелькали то тут, то там среди изумрудной листвы. Видимо, вечные прагматики использовали свободное время, чтобы найти в парке наиболее подходящие для засад места. «Дай им волю, они наверняка стали бы пристреливать местность», - беззлобно усмехнулся про себя О’Доран. Вход в здание охраняла четверка воинов Огня в легкой боевой броне, за спинами которых возвышались еще двое, закованные в грозные экзоскелеты XV88 с включенными стабилизаторами. Обменявшись с охраной ритуальными приветствиями и предъявив пропуск, шас’о ступил за раскрывшиеся стальным цветком створки ворот Центра. Вестибюль базы имел овальную форму и весьма почтенные размеры. За десятками светившихся терминалов, среди хитросплетений толстых кабелей, в ровном сиянии энергоконтуров, мерно побулькивая, кипела повседневная рутина. Среди нее утесами иллюзорного спокойствия возвышались мерцающие сапфировым блеском голограммы. Героический воин Огня сидевший на груде вражеских черепов, инженер Земли на фоне нового дома, посредник Воды, державший за руки двух тау в позах радости, наделенный фантазией голоскульптора настоящими крыльями пилот воздуха соседствовали с сатирическими изображениями членов одних каст, пытающихся учить членов других их делу. Самая большая голограмма в центре зала демонстрировала миру круута с призывно поднятой рукой и надписями: «Превратим годы в дни!» и «Наша цель – трехсотсорокадевятипроцентная эффективность!» В этом тоже можно было усмотреть иронию – настоящие крууты не проявляли особого интереса к работе замполитов. Но зато соблюдался принцип политкорректности. Не задерживаясь, шас’о скользнул к неприметной двери в дальнем конце комнаты. Здесь тоже была охрана, но на этот раз О’Дорана пропустили без разговоров. Его ждали. Дверь бритвой отрезала гам общего зала. Стульев в помещении не было. Отсветы многочисленных мониторов, усеивавших стены, не разгоняли торжественный полумрак. Из динамиков под потолком доносились тихие тягучие звуки «Времени размышлений», одного из десяти гимнов Высшего Блага. Аун’Нок стоял неподвижно, как статуя, опираясь руками на богато украшенный посох. О’Доран не мог уловить даже дыхание Эфирного. Узкие щели глаз представителя высшей касты Империи буравили вытянувшегося по струнке военачальника. Нет, воин Огня не собирался лгать. Но он должен был слегка схитрить... Хитрить с мудрым и справедливым наставником, чьи помыслы полностью для тебя непостижимы, но желание понять их неиссякаемо? Хитрить с духовным отцом, который созидает те идеи, которыми ты живешь? Хитрить с тираном из тех, о ком после смерти плачут их рабы? Хитрить с тем, кто должен быть выше, ибо по-другому быть просто не может? Что значат все эти слова, когда амбиции полководца сливаются с уверенностью в своей правоте и пользе для Высшего Блага? Запоздалое малодушие призывало схватиться за голову оттого, что О’Доран предпочел встречу тет-а-тет диалогу по интеркому из безопасной и уютной дали, но голос разума заглушал его, напоминая, что только беспрекословное соблюдение традиций может позволить убедить Эфирного в своей правоте. - Итак, шас’о, вы готовы доложить о деталях вашего проекта в Третьем секторе? - Да, Эфирный. - Я вас слушаю. Командир касты Огня прочистил горло и попытался придать голосу максимальную твердость: - В первую очередь, я хотел бы отметить необходимость данной операции для дела Высшего Блага, так как она, на первый взгляд, может показаться несколько авантюрной. – О’Доран одним четким движением раскрыл кибер-ячейку на поясе, извлек из нее носитель с данными и вставил его в тройную спираль отливающего серебром проектора. Над проектором расцвела гирляндами огоньков карта пограничного Третьего сектора. Красным выделялись неприятно многочисленные миры Тех-кто-ниже, синим – оплоты Высшего Блага, зеленым – неизбежные королевства зеленокожих варваров, черным – мертвые планеты, опустошенные остатками тиранидского флота-улья Кракен. Через доли секунды звезды соединили пунктиры варп-маршрутов, а на орбитах планет появились клинья звездных флотов. - Кампания в районе, который Те-кто-ниже называют Дамокловым заливом, со всей очевидностью показала, что Империум, с одной стороны, считает нас, как и остальные развитые расы, достойными лишь уничтожения. С другой стороны, они понимают, что с нами можно заключить мирное соглашение, в отличии от тех же тиранидов, и поэтому при появлении серьезной угрозы со стороны последних Те-кто-ниже отвели свои войска с наших территорий. - Рад, что вы открыто можете это признать, - сказал Эфирный. Официальной версией победы тау в Дамокловом заливе были исключительно эффективные действия их армии. - Безусловно, мы сражались лучше и наверняка уничтожили бы все атакующие силы противника, - поспешно сказал О’Доран. – Проблема в том, что наша разведка пока затрудняется достоверно оценить количество планет, входящих в Империум, и, соответственно, численность его войск. Если считать истиной сведения круутов-наемников, то... - В Империум входит порядка миллиона планет, - скучным голосом прервал Огненного Эфирный. – Эту цифру сложно себе представить, но, судя по тому, с какой легкостью они жертвуют целыми армиями... Он умолк, давая О’Дорану возможность продолжать. - Отсюда следует жесткий, но неизбежный и единственный вывод – прежде, чем Империум снова решит нас атаковать, нам необходимо колонизировать как можно больше планет, чтобы сделать количественное преимущество противника как можно менее впечатляющим. Шас’о ждал, что Аун’Нок снова прервет его и попросит избавить от пересказывания прописных истин, но член правящей касты безмолвствовал, барабаня пальцами по посоху. О’Доран, вдохновленный молчанием собеседника, набрал было воздуха в легкие, готовясь начать излагать отчет, но тут Эфирный все же заговорил, отчего бесстрашный воин вздрогнул: - Тем не менее новый конфликт с Империумом сейчас – серьезный шаг. Хотелось бы услышать от вас помимо общих соображений и что-либо более конкретное. О’Доран переступил с ноги на ногу. Он до последнего надеялся, что без этого обойдется. Что ему не придется говорить этих слов, обжигавших язык, как раскаленные угли... - Боюсь, есть еще одна причина, заставляющая нас нанести упреждающий удар, причем как можно скорее. Это действия Командующего-Провидца. Воин Огня ждал, когда благородный правитель посмотрит на него. Заглянет через открытые двери глаз в колодец его мыслей и увидит там все. Когда слова признания порвут оковы воли и сами собой вылетят в полумрак комнаты. Но Аун’Нок смотрел чуть в сторону, и о симпатиях О’Дорана к отступнику, имя которого в пределах Империи предпочитали лишний раз не называть, Эфирный так и не узнал. - Те-кто-ниже не делают разницы между О’Шовахом и нами. Они будут мстить нам за его нападения. Война неизбежна. - Скорее очень возможна, - мягко, по-отечески поправил его Эфирный. – Что ж, будем считать, вы меня убедили. - Здесь представлены возможные направления колонизации в Третьем секторе, - поспешил продолжить О’Доран. – Вохбоб. – По сигналу с наручного планшета командира проектор выделил указанную систему. - Три планеты, пригодна для обитания без предварительного терраформинга одна, населена орками. Как ни странно, имеется единое правительство, относительно организованное. По некоторым сведениям, местные орки принадлежат к лояльному Империуму клану Кровавых Топоров. Колонизацию на данный момент считаю нецелесообразной, ввиду того, что на помощь к этим оркам может прийти Империум, к тому же при всей свой примитивности эта раса является неплохими бойцами, что приведет к неизбежным потерям. Каких-либо пригодных к использованию после колонизации промышленных или военных объектов орки не строят. Что касается двух остальных планет, то они малы и бедны полезными ископаемыми. Далее. Бернадотт. – Прицельная рамка покорно переместилась к новой цели. – Семь планет, все формально под юрисдикцией Империума. Терраформинг целесообразен на трех ближних к солнцу – на остальных возможно строительство только подземных поселений ограниченного размера. На данный момент населены две ближние к звезде. Местные жители низведены до уровня феодальных отношений. Ранее система использовалась в качестве мира-кузни. Экология отравлена настолько, что на ее восстановления уйдут десятилетия. Репрессия – одна планета. Управляется деятелями религиозного культа Тех-кто-ниже. Большая часть населения – религиозные фанатики, не поддающиеся стандартной пропаганде касты Воды. Планета явно не стоит той крови, которую придется пролить для ее захвата. Наконец, Макиавелли. Три планеты Империума. Первая – жаркий климат, необитаема. Вторая представляет собой мир-улей с многомиллионным населением. На третьей имеется небольшая популяция орков и отдельные небольшие человеческие поселения. Впрочем, это не так важно... Важно другое – на звездной карте появилась жирная желтая стрелка, направленная на систему Макиавелли. – Сюда движется относительно небольшой флот-улей тиранидов, бывший ранее частью флота-улья Кракен. Те-кто-ниже подтянули для обороны свой 7-й флот. - Планеты, по которым прошлись тираниды, практически невозможно терраформировать, - сказал Аун’Нок. - Безусловно. Поэтому основная цель операции – не система Макиавелли. Я предлагаю нанести удар по системе Бари, в глубине территории Империума. - Карта чуть сдвинулась, открывая взорам двух тау очередной каскад планет. - Каковы технические подробности? – Эфирный, казалось, вовсе не был удивлен. Впрочем, он вполне мог быть в курсе большинства технологических новинок, которые планировал использовать О’Доран. - В ходе операции планируется использовать сразу несколько новых разработок. Во-первых, «Каракатица» - новейшая система невидимости для кораблей. Системы обнаружения тех-кто-ниже не способны засечь оборудованный такой системой транспорт на расстояниях свыше пятисот метров. Во-вторых, новые генераторы защитных полей, позволяющие отражать атаки населяющих варп существ с эффективностью девяносто девять целых и девяносто девять сотых процента. И наконец, главное - варп-маяки. Достаточно будет прикрепить одно такое устройство к обшивке человеческого корабля, и мы сможем отслеживать его перемещения в варпе. Мы сможем использовать его как ориентир. О’Доран сделал эффектную паузу. - Нам больше не нужны навигаторы. Некоторые... особенности нашей расы больше не препятствуют экспансии. Используя наши двигатели, можно позволить вызванным кораблями тех-кто-ниже возмущениям нести нас. Достаточно последовать за отступающим флотом противника, и мы выйдем из варпа прямо к цели. - Но даже если операция по захвату Бари пройдет успешно, через сколько лет туда попадут колонисты? Пальцы воина Огня нервно сжались. Самая важная – и самая хрупкая – кость в теле его плана. - Я предлагаю включить в состав группировки наших сил транспорты с поселенцами. Тау не привыкли сомневаться в мощи своих технологий. Только этот факт давал командующему надежду на одобрение его плана. - Мне необходимо лично изучить результаты испытаний, - слова Эфирного бесцветно таяли в воздухе. - Вот они, - О’Доран дистанционно скопировал данные на планшет Аун’Нока. Следующие десять минут показались командующему самыми долгими в жизни. - Я готов выслушать детали операции, - поднял глаза Эфирный. Жизни десятков тысяч колонистов легким движением губ скользнули на иллюзорный игровой стол. Шас’о позволил истомившемуся пламени слов пересечь заросшую просеку неуверенности. - Во имя Высшего Блага, - Аун’Нок не стал повышать голос, говоря ритуальную фразу, когда воин Огня закончил. За все время разговора Эфирный ни разу не моргнул. Оказавшись за дверью, О’Доран без сил склонил голову. Радость тонула в волнах накатывающей ответственности и смутной тревоги, облаченной в единственную мысль: «Все получилось слишком просто»... 3 Система Макиавелли, Сегментум Ультима, Империум Человечества Летящие брызги крови на секунду застыли в воздухе мазком сумасшедшего художника. Впрочем, сестра Марина не замечала ничего вокруг себя. Она всецело была поглощена заполнением своей души и разума огнем праведных мук. Это было вовсе непростым делом. Канонисса Фиона не раз говорила, что едва ли не главное в благословенной процедуре самобичевания – не привыкнуть к ней, или - не приведи Император! – не начать получать от нее удовольствие. Она убила слишком мало грешников! Она недостойна служить Ему! Она осквернена дыханием еретиков с далеких планет! Ей плохо... Нет, ей... Ужасно... Нет слов, чтобы выразить все омерзение от себя самой! Еще удар – и снова по белоснежной коже спины потекло багровое тепло. Спертый воздух тренировочного зала отдавал кровяным железом, удушливыми благовониями и женским потом. Марина взглядом поискала среди мелькавших в неверном, тусклом свете бездымных факелов обнаженных тел Тессу. Конечно, выделять сестру по крови по сравнению с сестрами по духу – есть грех. Но в своем близнеце Марина Орфеус видела возможность взглянуть на себя со стороны и активно этой возможностью пользовалась. Тесса застыла неподалеку. Худые бледные плечи, покрытые старыми шрамами и свежими кровавыми стигматами, утопали во тьме. Белоснежные волосы скрывали на редкость красивое для Сестры Битвы лицо, которое Тесса почему-то упорно не желала облагораживать рваными шрамами. Плеть, будто жившая своей жизнью, быстро и хлестко гуляла по телу. При каждом ударе Тесса едва заметно вздрагивала. Марина отвела взгляд и прикрыла глаза. У сестры все хорошо. Удар. Еще удар. И еще. Снова щелкают клыки боли, медленно разжимаясь. Откуда-то издали доносятся крики – кто-то слишком увлекся. Сейчас Марине не до них. Им помогут старшие Сестры. А она еще не до конца раскаялась... Секунды наполненного страданиями одиночества дорого стоят, если это единственная возможность остаться наедине с собой и богом... Яркий свет полоснул по лицу и заставил ее открыть глаза. - Покаяние окончено, - оповестил бездушный металлический голос, гулом разносившийся под сводами зала. – Всем Сестрам дано три минуты на одевание, после чего требуется прибыть в Соборный зал. Без лишней суеты Сестры кинулись одеваться. Свежие раны засаднили с новой силой, когда Марина натягивала одежду. Облачение также было своего рода искусством. Времени на омовение не выделялось, а Старшие Сестры не должны были замечать на одежде кровь. В противном случае епитимья могла быть весьма суровой – от внеочередного двухмесячного голодного поста до зачистки нижних необитаемых палуб от умбры в одиночку, с половинным боекомплектом огнемета и без фонаря. Дребезжащий колокольный звон разносился под стрельчатыми сводами корабельных коридоров, отражаясь и причудливо преломляясь, как свет в куске мутного горного хрусталя. Одевшись в черно-бело-красные боевые робы с бронированными вставками, Марина и Тесса привычно погрузились в сумрачное царство потемневшей от времени позолоты, скорбных ликов святых и резкого запаха ладана. В темных нишах по обе стороны слабо освещенного прохода располагались убранные под прозрачные колпаки мощи экклезиархов с Репрессии и чаши с кровью мучеников. Соборный зал располагался по прямой совсем недалеко, но запутанные ходы древнего транспорта заставили сестер изрядно поплутать. За все это время они и словом не обмолвились. Молчаливыми были и их многочисленные спутницы. Даже сказанные вполголоса слова казались здесь излишне громкими... Зал был опален искрами сотен и тысяч горящих свечей, и очертания предметов плавились в их сиянии. Под потолком, непомерно высоким для космического корабля, висели на цепях шипастые пласталевые насесты, откуда на входящих внимательно взирали немигающими взглядами живые орлы, завезенные на Репрессию с самой Святой Терры по личному приказу кардинала Урбана Четвертого, предшественника Силануса. Подиум для выступлений из черного дерева скрывал отверстие в полу, откуда выезжала платформа с трибуной и оратором. Стоявшие по обе стороны от подиума позолоченные органы были настолько огромны, что на каждом играли сразу по четыре Сестры. Впрочем, даже злобно-тоскливый вой этих монстров не смог заглушить скрежета проржавевших подъемных механизмов, возносивших над собравшимися отца Силануса. Кардинал обладал внушительной фигурой и абсолютно одичавшей физиономией. Густые седые заросли усов и бороды практически не позволяли различить рот, а серо-стальные глаза навыкате, пронизанные кровавыми прожилками, казалось, обвиняли любого собеседника в ереси. Одет священнослужитель был сообразно сану, но Марина не раз ловила себя на крамольной мысли, что лохмотья уличного проповедника смотрелись бы на нем куда естественнее. Плечи Силануса начали вздрагивать, как у больного гудрунской трясучкой – это был верный признак того, что святой отец готов разразиться очередной пламенной речью. Сестры торопливо осеняли себя знаком аквилы, одновременно вытягиваясь по стойке «смирно». Марина перехватила взгляд Тессы и незаметно кивнула ей, подбадривая. Кардинал тяжело откашлялся, и женщины умолкли, обратившись в слух. - Сестры! Наша миссия благополучно добралась до цели, пройдя сквозь ужасы варпа благодаря Его воле! Вознесем же Ему благодарственную молитву! Сотни по-мужски грубых, охрипших голосов хором грянули Песнь Благости Странников. Высокие, тонкие голоса Марины и Тессы, унаследованные ими от призванной Императором при родах матери, потерялись в нем без следа. Когда-то давно, в далеком детстве, в такие моменты по щекам Марины от осознания своего бессилия и незначительности текли слезы. Впрочем, палка матери-настоятельницы быстро выбила из нее эту глупость. Песнь была короткой, и, еще раз сотворив знамение аквилы, кардинал продолжил, активно жестикулируя сжатой в кулак правой рукой: - Но главное испытание для нас всех еще впереди! Мир Макиавелли Секундус погряз в ереси! Правители проводят время в праздности и удовольствиях, позабыв, что они есть не более, чем исполнители Его воли! Они смеют жить только ради себя! – Силанус разжал побелевшие пальцы правой руки и снова вскинул ее вверх, на этот раз одновременно с левой. При этом его голова мотнулась в сторону. – Уже многие годы на планете не строилось новых храмов, а старые ветшают и приходят в негодность! – Дрожащие пальцы рук святого отца изогнулись, словно стараясь ухватить что-то невидимое. – Вера наших братьев из местной Экклезиархии оказалась недостаточно крепка, а немедленного возмездия еретикам не последовало! Священное пламя жаждет поглотить несчастные души отступников! - Сожжем еретиков! – радостно рявкнула толпа. Прокричали это и Марина с Тессой, на их губах появились кровожадные усмешки, а в нефритовых глазах заиграли фанатичные огоньки. Радостная дрожь предвкушения слившихся воедино справедливой мести и кровавой резни сотрясла их тела. - Однако, это еще не все. Нам придется сделать небольшое одолжение власти светской. Помните, сестры, что чиновники Администратума тоже служат Ему, пусть и по-своему. Они просят нас предоставить неопровержимые доказательства еретических поступков правительства Макиавелли Секундус. Я не вижу смысла отказывать в этой просьбе, ибо вина этих безумцев настолько бесспорна, что нам не составит труда предоставить требуемые свидетельства. Вытащим на свет Императора заразу ереси и предадим очищающему огню! – Кардинал подался вперед всем телом, нависая над трибуной. - Сожжем еретиков! – завопили Сестры. Резкое движение слева отвлекло внимание Марины от кардинала. Это была молодая девушка с черными, как смоль, волосами, подпрыгивавшая в религиозном экстазе. Марина узнала неофитку по имени Ольвия. В ладони вытянутой над толпой руки Ольвия крепко сжимала бронзовый символ Имперского орла. Острые края амулета распороли кожу, обильно окропляя руку кровью. На губах неофитки выступила пена, а зрачки были расширены. Краем глаза Марина заметила двух Сестер-Госпитальеров, проталкивающихся к Ольвии сквозь толпу. Тесса вернула Марине одобрительный кивок. Знамение налицо. Император будет с нами. Борт линкора «Непогрешимый», орбита Макиавелли Тертиус Адмирал Октавиан Карр, командующий Седьмым флотом сектора, тоскливо покосился водянистыми глазами на полупустую бутылку амасека, одиноко блестевшую мутным стеклом посреди грубого металлического стола. Как же мало тебя осталось, мой единственный верный друг... Надо будет достать у снабженцев еще. А то придет комиссар... Что делать тогда? Пока от снятия с должности и расстрела меня спасает только то, что наш доблестный Гидеон Вассилос разделяет мой маленький порок. И, в отличии от меня, терпеть не может пить один. Но кто знает, шутил он или говорил серьезно, когда в прошлый раз, заблевав всю каюту, обещал меня повесить... Молчит с тех пор, собака. Какого варпа сюда принесло этого Силануса?! Этот бешеный фанатик даже астропатами не пользуется! Из «проклятых мутантов» - только навигаторы, человек пять из какого-то занюханного Дома... Добирался, небось, месяца четыре... Ведь наверняка он сюда собрался до того, как аналитики Инквизиции определили, что тринадцатый осколок Кракена сюда полетит! Он ведь не может знать про тиранидов... И что теперь делать? Свяжешься с ним... А толку?! Если это действительно Силанус – а координаты исходной точки варп-перехода определены до обидного точно, это с Репрессии монахи летят, а такую внушительную эскадру точно возглавляет кардинал, - то он обвинит в ереси связного с моего корабля только потому, что тот смеет тратить его драгоценное время. Хрен, конечно, со связистом – так и мне перепадет. И никакой Вассилос меня не станет выгораживать. Задерживаться и помогать нам он точно не будет – вон как прет ко второй планете, на полной скорости. Серебристый диск ледяной планеты далеко внизу мерно поблескивал равнодушным холодом. Грозные военные крейсера казались на его фоне пылинками, неотличимыми от мелких рассеивающих свет царапин на прозрачном пластике толстенного иллюминатора. В задницу такую жизнь... Кому вообще нужна эта системка? Что, мало таких? Долг, говорите? Герои, мать их... А вот вы погорите в разваливающемся линкоре под обстрелом целой эскадры тау пару раз, и вот тогда поговорим, понятно? Вот и будут вам герои. Со всеми вытекающими через штаны последствиями. Да, и про военную сферу круутов за кормой не забудьте. И про то, что за несколько секунд погибли все друзья и знакомые. Где вы сейчас, спасители человечества? Неужели во всем Седьмом нет ни одного честолюбца, которому каждую ночь во сне является новенький адмиральский мундир? Карр мрачно усмехнулся. Такими людьми можно укомплектовать как минимум легкий крейсер. Вот только почему-то никому не хочется возглавлять сражение против тиранидов. Видимо, стесняются раньше времени прославиться... Унылые думы адмирала прервал далеко не первый за последние полчаса сигнал коммлинка. Подумав, Карр все же ткнул заскорузлым пальцем кнопку приема. - Докладывает старший оператор систем слежения Мейсер. – голос, звучавший из приемника, больше напоминал звуки, издаваемые сервиторами. - Фиксирую выход из варпа по вектору ноль-четыреста пятнадцать-семь. Судя по энергетическому выбросу, это боевая баржа Астартес и несколько вспомогательных кораблей. - Мортификаторы пожаловали. Как только они войдут в зону действия наших систем связи, передайте им официальные приветствия. - Следует ли нам совершать аналогичные действия в отношении кораблей Экклезиархии? - Нет. Если они сами выйдут на связь, соедините меня. В случае вопросов сошлитесь на неполадки передающей аппаратуры. Мысленно адмирал уже прикинул, кого из судовых техножрецов придется в этом случае расстрелять «за нерадивость». Титус подойдет. Гонору как у Лорда Терры... - У вас все, Мейсер? - Да, адмирал. - Конец связи. Нажав клавишу «отбой», адмирал задумчиво пожевал нижнюю губу. Блин, а ведь и правда надо связь испортить. Легонько так, чтобы к бою сразу восстановить ее. И не придется общаться с человеком, который может объявить тебя еретиком за неправильно застегнутую пуговицу. А уж та опухшая физиономия, что глядела на адмирала с зеркальной поверхности столешницы, тем более не подходила для переговоров... Покрутив ручку настройки вокса, Карр вызвал своего адъютанта. - Фогель? Зайдите ко мне в каюту немедленно. Да, и горького в снабжении прихватите. Да, как обычно. Мой личный запрос, сорт «Тепло Пифоса». Если кому-то на этом корабле и можно было доверять подобные мелкие грязные поручения, так это Ярославу Фогелю. Мертвецы не особенно разговорчивы, а по документам Фогель давно был на посиделках у Императора. Дело в том, что 784-й Трацианский полк Имперской Гвардии, где этот сопляк служил раньше, был совсем не образцовым подразделением. Это означало, что в ведомостях данного полка имелась хитрая графа под многозначительным названием «небоевые потери», куда в ходе каждой военной кампании по умолчанию списывалось двенадцать процентов личного состава. Сюда входили безграмотные идиоты с нижних уровней ульев, застрелившиеся на учениях из лазгана, неудачники, погибшие в несчастных случаях на борту кораблей при переброске к месту боевых действий, забитые насмерть карточные должники, смешавшиеся с гражданским населением дезертиры, уставшие от военной романтики, словом, все те люди, которых в доблестных рядах Имперской Гвардии не было и быть не могло. Рядовой Фогель глянулся адмиралу еще в тот знаменательный день, когда после жуткой попойки по сомнительному поводу прибытия транспортов своего полка к месту будущих великих свершений подобрал бесчувственное тело последнего посреди коридора технической палубы и отволок в каюту. Ну, или уже на следующий день... Протрезвев, Карр посчитал, что мальчик на побегушках будет совсем нелишним, и попросил капитана роты, в которой служил Фогель, приписать его к «небоевым потерям», взамен предложив временно переселить всю роту на свой корабль. Капитан был несказанно рад сменить загаженные солдатскими испражнениями и пропахшие нестиранными портянками помещения перегруженного раза в полтора транспортника на вполне комфортабельный линкор и незамедлительно согласился. В ожидании адъютанта Карр бессильно уронил голову и прижался вспотевшим лбом к столу, рассеянно изучая засохшие капельки жира и потертости на равнодушном железе. Ярослав явился через пятнадцать минут. Строго по Уставу выпучив и без того большие серые глаза, он отдал честь адмиральскому затылку и бодро отрапортовал: - Здравия желаю, господин адмирал! Приказание выполнено! Карр ответил не сразу, давая солдату почувствовать себя ничтожеством. - Поставь бутылку, - буркнул он в рукав. Адъютант с величайшей осторожностью водрузил емкость с амасеком на стол. - Садись, чего стоишь, - Карр наконец оторвался от стола и посмотрел на своего подчиненного. Обычный солдатик, каких гибнут миллионы по всему Империуму каждый день. Жидкие, едва начавшие расти, усы, болезненно худое, треугольное лицо, коротко стриженые каштановые волосы, в былые времена служившие райскими кущами для вшей и прочих милых паразитов. – Для тебя есть в высшей степени ответственное задание, рядовой Фогель. Где-то близ системы Макиавелли То, что мнило себя частью бога, размышляло. Когда-то давно оно этого не умело. Точнее, умело, но совсем не так, как жители этого Скопления Массы. Когда бог был еще молод и его было совсем мало, единственной его мыслью было включить в себя Массу. «Есть я. Есть Масса. Она – не часть меня. Это неправильно. Я голоден...» Часть бога обладала всей его памятью и знала немыслимое – когда-то у бога была всего одна пара глаз. Это тоже неправильно – бог должен быть вездесущ. Это – новая мысль, из свежей Массы. Что ж, мысль верная. «Масса этой планеты пока не есть я. Это неправильно. Я должен дотронуться до этого мирка. Его Масса будет сопротивляться – я знаю это. Миллионы моих клеток погибнут, когда я дотронусь до него, и я почувствую легкое жжение. Я знаю, что примерно то же чувствуют капельки Массы под названием «люди», когда ничтожную их часть поглощает еще более мелкое существо по имени «комар». Да... Теперь я умею размышлять. Я могу стать философом и долго говорить устами своих клеток о том, что части Массы не должны воевать друг с другом и что единственный путь к счастью в мире, полном затаенных обид, конфликтов, недопонимания, боли и страданий, - стать мной. Я могу доказать, что совершенство можно слепить лишь поглотив конкурентов. Я могу обрисовать словами свои чувства по отношению к чужой Массе – голод, влечение, дискомфорт от ее существования и мой смысл жизни. Я могу сознавать, что капли-пока-еще-не-моей-Массы не считают меня разумным и уподобляют дикому зверю. И что я могу использовать это в своих целях. В своей единственной цели». Недавно то, что мнило себя частью бога, попробовало на вкус страх. Это чувство оно впитало еще в Первом Скоплении, но только теперь представился шанс испытать его. Очередное облако Массы внезапно обожгло его, разделив на части. Эти «люди» могут противиться неизбежному. Богу все равно, но его части могут гибнуть... Поэтому флот-улей был осторожен. Он уже сумел обмануть людей и не дал погаснуть свету своего псионического ориентира, манящего к намеченной цели... То, что мнило себя частью бога, расчетливо и неотвратимо спешило устроить свой Страшный Суд. Продолжение следует
  3. Павший, вспомни живых Свет и Боль. От их союза, как всегда, родилось Пробуждение. С ним мгновенно пришла Усталость, и, чтобы победить ее, понадобилась Воля. На те секунды, пока технодесантники окончательно не будили разум Биаруса, его маленькими, личными богами всегда становились чувства. Он ненавидел себя за эти секунды. Биарус, как и другие Космодесантники Ордена Кровавых Воронов, не считал Императора богом. Потому что помнил, в отличии от благочестивой, но темной толпы – Император был и остается Человеком. И все его великие деяния – не плод высшего, непознаваемого чуда, а триумф человеческой воли, вечный ориентир для каждого подданного Империума. У Кровавого Ворона не должно быть богов. Кроме, разве что, верности долгу. Свет снова затопил оптические сенсоры Биаруса волной ледяных янтарных искр. - Ты слышишь меня, Великий брат? – донесся искаженный внешними динамиками вопрос. Или так только казалось? Последние семьсот лет многие подробности окружающего мира медленно уходили от Биаруса в небытие. Может, именно так, хрипло и безжизненно, и звучит человеческая речь? Это никак не влияет на характер военных действий. Значит, это недостойно того, чтобы о нем помнить. - Да, я слышу, - отозвался Биарус. Его голос прогремел под сводами священного хранилища дредноутов подобно удару грома. Впрочем, спавших здесь не разбудить и артобстрелом. - Готов ли ты служить Ордену и Импер... - К чему этот глупый вопрос? – перебил Биарус технодесантника, все же чуть уменьшив мощность вокс-аппарата и проявляя, таким образом, почтение к остальным спавшим братьям, ненужное им, но необходимое ему самому. Технодесантник кивнул. Годы оседали пылью, которая слипалась в многометровые пласты, исчезавшие в огне гибнущих звезд. Годы стирали все то, что мог бы понять о пробуждающемся существе представитель ничем ни примечательной расы homo sapiens. У существа не было имени. Точнее, когда-то, далеко в пыли лет, там, где стирается разница между невообразимо далеким прошлым и столь же недостижимым будущим, имя оставалось. Вот только существо этот факт нисколько не занимал. Оно жило вне времени. Оно знало о каждой прошедшей миллисекунде с той поры, как его тело двигалось в последний раз. Враги, порожденные Заразой, могли потратить эту вечность на что угодно. Скорее всего, на свои глупые и бессмысленные рассуждения и размышления, что исчезают вместе с ними под легкими дуновениями ветра времени. Существо же точно, с самой первой секунды попадания в стазис, понимало, что ему делать шестьдесят миллионов лет. Копить ненависть. Это было единственное из немногих оставшихся чувств существа, имевшее человеческий аналог. Впрочем, даже такое утверждение было бы слишком самонадеянным, потому что ни один человек не может ненавидеть так долго. Что испытает творение Заразы, когда пройдет обжигающий гнев битвы, выкипят затаенные обиды, наскучит ожидание холодной мести? Существо знало ответ. И даже много больше. А вот знал ли человек, как описать чувство радости от попадания в вечное рабство, от собственной смерти? Каково отдавать свою душу в обмен на смерть чужую? Как прекрасен мир, где не осталось больше следов Заразы? Каково маршировать в безмолвном строю, понимая, что каждый шаг, чей такт до микрона совпадает с шагом таких же немых соплеменников, делаешь не ты, а твой Хозяин? Каково забыть речь, очиститься от звуков Заразы, и оставить там, в прошлом, где тебя нет, мерзость любви? Каково быть вечно? Сила Хозяина медленно наполняла тело из черного блестящего металла, ничуть не потускневшего со времен прошлой войны. Сегодня для существа начиналась война новая; этот факт оно осознало задолго до пробуждения. Существо не могло видеть или слышать – оно лишь ощущало колебания энергии Хозяина, отражавшиеся от стен пустынных коридоров цитадели. То, что когда-то можно было назвать его полем зрения, заполняли отсветы мертвенно-зеленого цвета. Постепенно они складывались в изображение. Хозяин беззвучно говорил с Монолитом, и Монолит отвечал ему. Хозяин не спрашивал, в каком состоянии системы древней крепости – он просто отдавал приказы, будучи уверенным в отсутствии повреждений. В непроглядной тьме загорались гнилостной зеленью руны Совершенства, состоящие из комбинаций коротких отрезков и кругов. Хозяин чувствовал эти руны, продолжая говорить. За приказами, против обыкновения, последовали призывы. Сегодня он был на редкость многословен... Пусть под сводами крепости и не прозвучало ни единого звука. Зараза наступает. Ее становится все больше. Очищенные миры снова поражены болезнью под названием Жизнь. Главный враг повержен или ушел, но остались еще Младшие. Приспешники, что трусливо прятались от воли Хозяев и вечно норовили ударить в спину. Они даже считают, что тогда победили нас. Появились и другие, еще более молодые разумные. В металлический череп существа ворвался хор отзвуков сознаний других обитателей крепости. - Сколько? – молчали собратья существа. - Миллиарды, - молчал в ответ Хозяин. Ответная волна прокатилась по коридорам Монолита, высвечивая клочья грязно-зеленого тумана. В эту волну вошло все накопленное за шестьдесят миллионов лет. Все грубые аналоги чувств и эмоций – радость оттого, что можно будет уничтожить столь многих, ярость, вызванная распространением Заразы, холодная ненависть к Младшим и еще несколько чувств, для описания которых нет слов ни в одном языке ничтожных творений жизни. Эмоции слетели с пробуждающихся некронов, как пыль с древнего, но по-прежнему острого меча. Все то, что хранилось в банке данных прошлого о временах, когда некронтир сам был частью Заразы, то, что они могли бы измыслить – но, конечно, не измыслили – за вечность стазиса, то, что могло мешать очищать. Впрочем, и то, что исчезло, растворяясь в застывшем воздухе и подпитывая голодные системы Монолита, и то, что осталось внутри холодных корпусов цвета ночи – все это были, по большому счету, лишь разные оттенки серой радуги смертельной ненависти. Рваные, острые щупальца черных туч сплетались в светло-сером небе с многокилометровыми антрацитовыми нитями неподвижных смерчей, образуя висящую уродливыми клоками исполинскую паутину. Смерчи, как сообщило Кровавым Воронам командование местных СПО, появились недавно из странных построек ксеносов, расположенных по всей поверхности планеты. На резонный вопрос командующего Третьей роты, почему все признаки присутствия ксеносов не были уничтожены еще на стадии колонизации, жители Парабеллума, как представители СПО, так и Администратум, не смогли ответить ничего вразумительного, твердя что-то об исключительной прочности этих зданий. Вихри пока не представляли особой опасности для наземных сил, так как сохраняли полную неподвижность. Однако никто не мог сказать, как долго это будет продолжаться. К тому же полеты в атмосфере, а, следовательно, и эвакуация населения, были крайне затруднены. На космодроме уже скопилась многотысячная толпа беженцев. Казалось, на людей давили умирающие небеса, отнимая возможность дышать и погружая их в океан безумия. Парабеллум никогда не был богатым миром, и это отражалось на внешности его жителей. Изможденные худобой лица, грязная изорванная одежда, дешевая, плохо прижившаяся аугметика, обрамленная островками гниющей плоти. Серое море затравленных взглядов и протянутых в сторону спасения трясущихся рук наседало на укрепления арбитров, пытаясь прорваться к эвакуационным транспортам. Волна ударяла в цепь заграждения и откатывалась назад, шипение воды о прибрежные камни здесь было заменено глухим ударам дубинок и выстрелы в воздух, сопровождаемые стонами раненых, мольбами и проклятиями. За спинами арбитров возвышались баррикады, возведенные солдатами Имперской Гвардии. Это были отборные кадианские части. Лица гвардейцев были скрыты защитными масками, стволы лазганов, безжизненно поблескивая, смотрели в сторону беснующейся толпы. Кадианцы сохраняли практически полную неподвижность, но только до определенного момента. На восточном краю цепи какой-то арбитр решил пропустить к транспортам нескольких беженцев. Позже он скажет трибуналу, что это была его семья, которая сначала не желала эвакуироваться, игнорируя его уговоры, а потом стало поздно. Обалдевшие сослуживцы арбитра не сразу поняли, в чем дело, и беженцы ринулись в образовавшийся проход, сметая кордоны. Удары дубинок и даже выстрелы дробовиков не остановили отчаявшихся людей. Тогда в дело вступили кадианцы. Разразились злобным рявканьем тяжелые болтеры, установленные на станках за заграждениями из мешков с песком, зашипели лазганы. Наполненный холодной площадной пылью воздух перечеркнула жирная дымная струя выстрела из гранатомета. На секунду площадь затихла. Смолкли истеричные возгласы, казалось, время остановилось, и гвардейцы отчетливо услышали гулкий стук собственных сердец и тяжелое дыхание товарищей по оружию. Взрыв гранаты взметнул тучу ползучей пыли и обломков каменной мостовой. Толпа подалась назад. Если взрыв убил всего с десяток людей, то затоптанных оказалось на порядок больше. Кровь лилась на шершавый бетон, собираясь в маленькие кривые ручейки в его трещинах и вливаясь в грязные лужи, в которых отражалась подернутая багрянцем рваная паутина небес. В недрах «Громового Ястреба» десятью километрами выше Космодесантники прекрасно слышали взрыв даже сквозь рев мощных двигателей. Биарус был прикован к стене грузового отсека страховочными захватами и не мог посмотреть вниз через иллюминатор. - Враг? – проскрежетал он. - Местные жители пытаются прорваться к транспортам для эвакуации, - ответил брат Марцелл. – Это была граната защитников. - Главу Администратума неплохо бы повесить, - равнодушно бросил брат Лекс. - Не нам это решать, - сказал Биарус. Лекс кивнул. - Приготовиться к высадке, - скомандовал сержант Антоний. Существо подплыло к выходу из цитадели. Для передвижения оно использовало антигравитационный глайдер и не касалось пола, сделанного из того же блестящего черного металла, как и его тело. Выход наружу был все еще завален землей, и его расчисткой занимались трое небольших рабочих, также летавших на небольшой высоте. Их тела напоминали металлических пауков с россыпью светящихся зеленых глаз на непрерывно дергавшихся из стороны в сторону головах и несколькими парами подвижных многосуставчатых конечностей. Не имело значения, кем они были до Изменения – солдатами инженерных войск, захваченными рабами или просто обученными делать определенные действия животными. Они тоже служили Хозяину. Поэтому ненависть не распространялась на них. Существо остановилось. Энергия Хозяина в нем прислушалась к жуткой беззвучной песне других некронов поблизости. Те, кто находился внутри Монолита, двигались к выходам. Другие, спавшие снаружи, собирались в окрестных пещерах. В нескольких местах охраняемые небольшими отрядами воинов рабочие уже вышли на поверхность и занимались постройкой энергетических генераторов для того, чтобы активировать все системы Монолитов. Тень К’Тан упала на этот мир. Но пока мир был еще грязен. Хозяин ощущал присутствие Заразы, и его энергия, дававшая существу силы существовать, посылала в его мозг ненавистные образы. В толще почвы копошились жирные черви и какие-то теплокровные твари. Ветер разносил миллионы бактерий, а вдалеке Хозяин чувствовал эхо жизни огромных городов какой-то Младшей расы. Каждый образ, возникавший перед незрячими глазами Лорда-Разрушителя, сопровождался ужасающим потоком боли. Сначала боль свивалась в тугие ленты с острыми краями, врезавшимися между металлических ребер Лорда и проходившими его тело насквозь. Потом она сжигала его дотла изнутри, как пламя умирающей под ударом К’Тан звезды, и, наконец, на краткий миг он ощутил себя вновь Зараженным. И пронзенным миллионами раскаленных игл. Такое не в состоянии пережить ни одно живое существо, потому что болевой шок перегрузит и сожжет его нервную систему. Некрон даже не шелохнулся. Боль лишь усилила его гнев. Город... В нем была не только Зараза. Было и что-то близкое... Подданные Дракона Пустоты, плененного Хозяина. Машины. Десантники покидали «Громовой Ястреб» с максимальной скоростью, по боевому расписанию. Их движения были почти неуловимы и потому внесли некоторое смятение в ряды кадианцев. Брат Лекс упал на одно колено и подготовил к стрельбе свой тяжелый болтер такого почтенного размера, что его вряд ли бы смог поднять любой из гвардейцев. Брат Иеронимус демонстративно зарядил штурмовую крак-ракетницу. Остальные окружили угловатый, выкрашенный облупившейся и обгоревшей от полетов сквозь термосферу темно-красной краской корпус «Громового Ястреба». Последним из челнока тяжело выбрался освобожденный от захватов Биарус. Бетонные плиты космодрома задрожали под могучей поступью дредноута. В толпе послышались удивленные и боязливые выкрики. - Во имя Императора, что здесь творится? – рявкнул сержант Антоний. Больше для порядка. К чести командира кадианцев надо признать, что он очень быстро овладел собой. - Нам пришлось применить оружие против местных жителей, отказавшихся подчиниться приказу ожидать своей очереди, - отчеканил он. Антоний буравил тяжелым взглядом полностью закрытое забралом шлема лицо гвардейца. - Есть ли какие-либо дополнительные транспорты? - Да. Но если мы их задействуем, то при такой плотности воздушного движения в возникших... метеоусловиях неизбежны аварии. Всех их спасти все равно не удастся. Если мы запустим хотя бы еще один транспорт и пустим туда нескольких беженцев, остальные прорвут кордоны и не спасется уже никто. - Так пусть берут в руки оружие и сражаются! - А вот арсеналы совершенно пусты. Нет даже охотничьих ружей! Боюсь, палками и камнями некронов не остановишь. Антоний стиснул зубы. Он не был псайкером, но сейчас читал мысли гвардейца, словно открытую книгу. Для этого вовсе необязательно было видеть его глаза. Гвардеец думал: «Что, ты считаешь себя полубогом? Был уверен в том, что найдешь лучший выход, чем мы? Что ты сделаешь сейчас, когда понял, что другого выхода нет? Позволишь беженцам прорваться? Конечно, нет, ты ведь верный солдат Империума. Скорее всего, как обычно делают в таких ситуациях благородные и непогрешимые десантники, встанешь в позу, громогласно, чтобы все слышали, заявишь о том, что возмущен... И ничего не сделаешь». И Антоний знал, что кадианец прав в своих рассуждениях. Космодесант заботился о поддержании своей репутации в глазах рядовых обывателей. Но только по мере сил и обстоятельств. Сержант выдавил сквозь плотно сжатые губы: - Потом мы разберемся... И обернулся к подчиненным. - Братья, слушайте мой приказ! Выдвигаемся на исходную позицию немедленно! Солдаты расступились, давая коридор для прохода десантников. Брат Кальм, обладавший среди всего взвода самыми внушительными габаритами, приготовился расчищать себе путь в замерзшем от страха и напряжения людском море. Парабеллумцы попятились назад. Все, кроме единственной женщины, державшей за плечи маленькую девочку в рваной серой хламиде. Ребенок не смел поднять взгляд на полубогов. - Заберите ее отсюда! Прошу вас... Императора ради!... – голос женщины срывался, казалось, она сама боится его звуков. Кальм оглянулся в сторону Антония. - У нас есть приказ, - отчеканил Антоний и махнул рукой, требуя продолжать движение. Не говоря ни слова, Кальм и остальные десантники повиновались. Сверху упали первые капли дождя, черные от промышленных выбросов. Биарус молча смотрел на тихонько всхлипывающую девочку, и вспоминал. За свою жизнь он прошел через тысячи битв, и везде видел, как за огненным валом войны шла черная волна людского горя. Вороны жгли еретиков, убивали мутантов, сокрушали ксеносов. Вот только миры, на которых происходили все эти битвы, неизменно превращались войной в выжженные пустыни, непригодные для жизни человека. Маяки света веры в Императора медленно, один за одним, гасли среди звезд. На смену одним врагам приходили другие, и им не было числа. О тех же некронах пару сотен лет назад никто и слыхом не слыхивал. Десантники побеждали. Человечество отступало. Остальные братья уже бежали сквозь расступившуюся в ужасе серую толпу, а девочка упала на колени и только беззвучно вздрагивала от душивших ее слез. Ее мать даже не пыталась снова подойти к ней. Биарусу внезапно стало не по себе, когда он увидел ее потухшие глаза. Мать тоже молчала, не смея обрушить на полубогов тот поток проклятий, который неизбежно настиг бы любого гвардейца или арбитра. Дредноут, переваливаясь, подошел к ребенку. То, что он должен был сейчас сказать, не было пустыми, протокольными словами. - Оставайся здесь. Мы – избранные Императора. Мы защитим твой мир. Он будет жить. Слово Кровавого Ворона. Девочка молча опустилась на колени, пачкая и без того грязную одежду. Над толпой пронесся порыв ледяного ветра, и на какой-то миг Биарус увидел в небесах чудовищных размеров фигуру в черном балахоне и с косой в руках. Облака и торнадо оказались всего лишь дырявым плащом фантома, развевающимся под призрачным ветром. По воплям ужаса вокруг и беспорядочным выстрелам вверх дредноут понял, что оптика его не обманывает. Если бы Биарус еще умел это делать, он бы усмехнулся. С костлявой старухой по имени Смерть он был знаком не понаслышке. Иногда смотреть в лицо ей проще, чем некоторым живым. - Докладывает Второй взвод скаутов. К вашей позиции приближаются силы противника, - протрещал вокс в ухе Антония. - Численность? – голос сержанта был почти сонным. - Около трехсот солдат, однако они продолжают прибывать. Три Монолита с востока, два с запада, один с юго-запада. - Вас понял, конец связи. Три громадных Монолита неторопливо двигались по параллельно идущим улицам города. Периодически края мобильных некронских крепостей задевали угол какого-нибудь дома и обращали его в пыль. На иссиня-черной броне Монолитов от этих столкновений не оставалось даже царапин. Строенные Гауссовы орудия на ребрах пирамид нервно подергивались, как хищники в поисках добычи. Некроны-воины маршировали неправдоподобно ровными колоннами перед Монолитом и позади него. С флангов, бесшумно пролетая через опустевшие переулки и расстреливая мешающие стены, процессию воинов смерти прикрывали тяжело вооруженные некроны на быстрых глайдерах. Рухнуло еще одно здание, и в грохоте падающих рокритовых блоков и пучков пласталевой арматуры послышалось что-то, похожее на стон гибнущего города. - Сейсмическими! Вектор обстрела четыре-один-четыре! Точка шестнадцать! – командовал неприлично щуплый для кадианца корректировщик. Длинный ствол «Василиска» Имперской Гвардии, стоявшего рядом с позицией взвода Антония, чуть подрагивая, со скрипом поднялся на угол в сорок пять градусов. - Огонь!!! – заорал корректировщик. Кадианцы пригнулись и закрыли уши руками. Один из них дернул спусковой рычаг. Из дула орудия вырвался сноп оранжевого пламени, обзор на несколько секунд заволокло пороховым дымом. Водитель «Василиска» не стал терять времени даром, и, казалось, использовал энергию отдачи для того, чтобы побыстрее сдать назад. Гвардейцы были прекрасно осведомлены о том, что дальность стрельбы главного орудия Монолита не намного меньше, чем у артиллерии Империума, а убойная сила куда как выше. Космодесантники, напротив, рванулись вперед. Орудия кадианцев ударили удивительно синхронно, Монолиты окутал густой черный дым, а на их броне расцвели огненные цветы взрывов. Однако мертвенное свечение нечистой энергии, которую источали Монолиты, было видно и сквозь дым. По опыту предыдущих столкновений с некронами Антоний знал, что один залп не способен разрушить или даже просто серьезно повредить Монолиту. Необходимо было обрушить на крепости ксеносов всю имеющуюся огневую мощь, без них остановить армию врага будет куда проще. Хотя все равно почти невозможно. Антоний был уверен в собственных силах, но все же считал, что планету, где обнаружены некроны, проще сразу подвергнуть очищающему пламени Экстерминатуса. В каждом, даже самом бедном дворе стояли бесчисленные скульптуры метра три высотой, по всей видимости, такова была местная традиция этой планеты. Статуи Императора и примархов чередовались с уродливыми сюрреалистичными конструкциями из кривых чугунных стержней и нанизанных на них шаров, кубов и сфер различного размера. Космодесантники бежали по заброшенным улицам, взбирались на груды щебня, бесшумными тенями скользили в тенях небоскребов, неестественно тонких и больше напоминавших обглоданные рыбьи кости черного цвета. Чтобы замедлить продвижение противника, кадианцы, знавшие о некронах не слишком много, попробовали было обрушить один из небоскребов артиллерийским огнем поперек улицы. В ответ на это Монолит, которому загородили дорогу, осел на землю, окутался зеленым туманом и возник с другой стороны импровизированной баррикады. За ним тем же путем быстро последовал и его эскорт. Кадианцы едва успели отступить под прикрытие основных сил. Биарус, особо не таясь, громыхал по широкому проспекту. На данном этапе операции в его задачу входило отвлекать внимание некронов. Сделать это, конечно, непросто – эти ксеносы, как объяснял однажды Антонию один из библиариев Ордена, умеют чувствовать присутствие поблизости живых существ. Но оружия у некронов все равно ограниченное количество, часть им придется направить на дредноута. Еще один двор, затерянный в хаосе обломанных шпилей и приземистых домиков с двускатной крышей, украшенной скульптурами горгулий, чем-то напомнивших сержанту демонов Кхорна, с которыми ему в свое время довелось сражаться на Тартарусе. «Какая гадость», - отметил про себя Антоний. – «Нет, чтобы изобразить Имперского орла!» Впрочем, эта мысль пронеслась в голове так быстро, что не оставила следа в памяти. Внимание космодесантников привлек едва уловимый звук некронского аналога сервомоторов. С таким звуком двигались их суставы. Вскинув руку в предупреждающем жесте, сержант осторожно выглянул из-за угла. Сверхчеловеческая реакция спасла ему жизнь, но не лицо. Ярко-зеленая молния Гауссова орудия ударила в угол дома и разнесла часть стены. Камень обратился в раскаленную добела плазму, дохнувшую Адом в лицо Антония. Марцелл и Лекс едва успели оттащить его с линии огня, как из-за дома вылетел Пещерный Паук некронов. Иеронимус, почти не целясь, выстрелил в ксеноса крак-ракетой. Снаряд ударил прямо в голову твари, развернув ее вокруг оси на девяносто градусов и заставив юзом пропахать метров на десять. К сожалению, для уничтожения Пещерного Паука одной ракеты крайне недостаточно, а в ближнем бою с ним могут сравниться разве что Призрачные Лорды эльдаров, орочьи варбоссы или крупные тираниды. Взвод поливал врага ураганным огнем из болтеров, однако тот не обращал на это ни маейшего внимания. Паук развернулся к ним и открыл огонь из пушки, стремительно приближаясь, чтобы разорвать десантников на части металлическими клешнями. Вороны стали отступать, не прекращая пальбы. Заговорил тяжелый болтер Лекса, удары мощных разрывных снарядов раскачали глайдер Паука, сбивая ему прицел. Однако ксенос продвигался вперед, и должен был вскоре нагнать десантников. Хуже того, брюшные сегменты брони Паука раскрылись, выпуская наружу десятки мелких созданий, издававших противное чирикание. Скарабеи устремились к десантникам с немыслимой скоростью, цепляясь многочисленными металлическими ножками за выступы на силовой броне и пытаясь прогрызть путь внутрь. Черно-зеленый рой окутал фигуры Астартес, как погребальный саван. Брат Кальм выпустил струю прометия из огнемета, расплавив с десяток смертоносных «насекомых», но еще несколько сотен продолжали методично грызть керамит доспехов мертвыми челюстями. Ослепительно яркий таран сине-белого луча сдвоенной лазпушки врезался вбок Паука, приготовившегося снести голову брату Лексу. Тварь развернулась к Биарусу, продиравшемуся через странные, искореженные фантазией архитекторов, конструкции, загромождавшие двор. Паук нелепо наклонил голову, усеянную светящимися гнилью зелеными фурункулами глаз, и ринулся в атаку, поливая Биаруса огнем. Однако мощность куда более грубой и примитивной, чем древние орудия некронов, лазпушки оказалась значительно выше. Второе попадание оторвало Пауку правую хватательную клешню, высыпав на землю сноп искр. Корпус глайдера начал подергиваться и вилять из стороны в сторону, но враг упорно продолжал движение. Биарус мысленно пожал неподвижными уже сотни лет плечами. Ксеносов стоит презирать хотя бы за то, что они отказываются вовремя умирать. В последний момент дредноут удивительно проворно шагнул в сторону, и кривая клешня летевшего на полной скорости Паука лишь с досадой лязгнула по адамантиевой броне его корпуса. Второго шанса противнику погибший ветеран уже не дал. Мощные пальцы левой руки ухватили плоскую голову ксеноса и без особого труда оторвали ее от тела. Некрон еще некоторое время отказывался уходить в небытие, беспорядочно паля из пушки в никуда и щелкая клешней. Однако следующий выстрел из лазпушки отправил его на асфальт. Существо ощущало отклик силы Хозяина в каждом из крошечных воинов-скарабеев, атакующих Космодесантников по всему городу. Если его совершенное тело заключало в себе разум когда-то в прошлом полноценной личности, то в корпусах этих неутомимых падальщиков жили клочья, ошметки душ, разорванных Хозяевами во время великого Изменения. Это были те безумцы, что не смогли принять Изменение и хотели продолжать быть Заразой. Жалкие сущности были уничтожены, а из всех осколков оставлены лишь те, где ненависть затмевала все остальное. Частицы душ, вложенные в маленькие корпуса скарабеев, так хорошо показали себя в боях, что позже Хозяева стали производить новые капли жажды убийства на божественном конвейере. Лорд-Разрушитель купался в ласковых изумрудных лучах ненависти. Ее неповторимые оттенки куда лучше глаз Зараженных позволяли ему наблюдать за битвой. Повержен Пещерный Паук... Оторвана голова – значит, ему придется подождать прибытия рабочих. Тем будет достаточно положить голову рядом с телом. Живой металл, благословленный Хозяевами, срастется сам, и Паук снова будет готов стать проводником Их силы. Дуновение неощутимого ветра не-жизни, что колышет плащ Несущего Ночь – и Паук снова в строю. Все это, естественно, не обрадовало и не огорчило Лорда. Такого он просто не умел. Скарабеи, повинуясь шепоту мудрых Хозяев, быстро отреагировали на изменение тактической обстановки. К ним приближался дредноут. Ненависть не мешала некронам бесстрастно, с истинно машинной четкостью фиксировать и запоминать все действия врагов и особенно изучать их технику – частичка Дракона Пустоты всегда была с ними. Скарабеи знали, что дредноуты Космодесанта почти всегда вооружены тяжелыми огнеметами. Прикрыться телами десантников не получится – силовая броня, даже будучи поврежденной, один огнеметный залп выдержать способна. Скарабеи – нет. Для них бой проигран. Скорость вполне позволяла рою отступить. И впервые за эту битву некроны обратились к своим Хозяевам с безмолвным вопросом. - Позволите ли вы нам умереть и унести с собой одного из Зараженных? Хозяева несколько секунд медлили с ответом. Не просто так, конечно. На это время Обманщик даровал остаткам заключенных в скарабеев душ иллюзию радостного предвкушения. Потом Хозяева милостиво согласились удовлетворить просьбу «подданных». Вопль зеленой мглы, одинаково чуждой и реальности, и варпу, шепнул в бездну: - Смерть! Больше смерти! Все скарабеи атаковали разом одного единственного десантника. Очистка была быстрой. Глайдер Лорда-Разрушителя устремился вперед, к месту боя. Он почувствовал злобу необычного собрата. Тело брата Лекса пришлось сжечь из огнемета. На похороны не было времени, а поставленная задача была слишком важна для того, чтобы тащить его с собой. Антоний максимально быстро произнес дежурную пафосную речь о том, что, мол, погиб доблестный защитник Империума и оставшиеся в живых теперь обязаны продолжить его дело. Как будто раньше они не были ничего никому обязаны... Отряд бежал дальше. Над головами взвода пронеслось звено лэнд-спидеров класса «Буря», ударивших крак-ракетами по Монолитам. Как и обстрел «Василисков», это мало что дало. Из пяти «Бурь» уйти обратно сумела только одна. Антоний знал, что самолеты пилотировались примитивными сервиторами и служили не более чем прикрытием для основной ударной силы – пятидесяти Космодесантников с ракетными ранцами, вооруженных мелта-зарядами. Те не замедлили появиться, на лету снося головы воинов врага прицельным болтерным огнем. Грохот и злобное шипение плавящегося черного металла Монолитов шибанули по ушам. Две крепости рухнули на землю, одна скрылась в знакомом тумане портала, по корпусу второй пошли трещины, отвалилась какая-то надстройка сверху, мутный свет, испускаемый кристаллом главного орудия, потух, и Монолит наконец развалился на части, погребая под своими обломками добрый квартал. Антоний старался не думать о том, сколько Космодесантников не вернутся из этой самоубийственной контратаки. Отряд почти выдвинулся на позицию целеуказания для орбитальной бомбардировки. Корректировщики Гвардии работали с погрешностью плюс-минус лапоть, как говорят на Вальхалле, повышенная облачность сводила на нет видимость для самих флотских канониров, тем более была важна максимальная точность, чтобы не попасть по своим. Некрон на глайдере, чья броня отливала золотом, возник перед взводом словно из-под земли. Братья встретили его дружным огнем, но ксенос не стал задерживаться и полетел на боковую улицу, по которой снова двигался Биарус. - Жди гостей, - хрипло каркнул в вокс сержант. - С нетерпением, - прозвучал лишенный интонации синтезированный бас дредноута. Снова время отказывалось быть абсолютной величиной. Существо провело в бесполезном стазисе миллионы лет, а сейчас торопилось, не желая терять ни секунды. Машина отзывалась на боль, которую вместе с вихрями желтой плазмы лил в нее Лорд-Разрушитель. «Бессмысленна ненависть живых, безжизненно мертвое без ненависти», - вспомнил он один из первых (и последних) афоризмов некронтир в ту пору, когда им еще требовались призывы. Биарус кричал. Сейчас он как никогда отчетливо понимал, что корпус дредноута – это изысканный, но все же гроб. Машина больше не была его продолжением, тем, что заменило ему умершее тело. Она пыталась вырваться, начать разрушать все вокруг, убивать любой живой организм. Злобная сущность К’Тан змеилась по проводам и микросхемам, об устройстве которых Биарус ничего не знал. В навязчивом многоголосом шепоте дредноут уловил что-то, что он понял. Это не имело ничего общего с человеческим языком, это было куда древнее и проще. Это заставляло понять себя даже тех, кто этого не хотел. Алфавит, буквами в котором служили различные видения смерти. Тихая кончина старика в постели, пышные похороны правителя, гибель отчаявшегося пехотинца перед амбразурой, ужасная гибель пленника темных эльдаров, какая-то прерывистая из-за того, что гомункулы по нескольку раз возвращали душу в изувеченное тело насильно для продолжения пыток. И воистину бесконечная цепь других. Нечто говорило Биарусу: - Ты не сознаешь этого, но ты один из нас. Ты – живой мертвец внутри совершенного металлического тела. Вставай под знамена К’Тан! Это не было похоже на горячий шепот искушения Хаоса, который всегда был насквозь лживым. Биарусу довелось противостоять адептам Темных Богов и он с честью выдержал это испытание. Здесь были только факты и приказ. Эти слова прозвучали ровно единожды. Сквозь статические помехи внешних датчиков Биарус различил бегущий к нему взвод Антония. Лазпушка помимо воли десантника поймала сержанта в перекрестье прицела. У Биаруса мало что оставалось. В усилие сопротивления он вложил и остатки силы воли, и пошатнувшуюся веру в превосходство Человечества, и наконец, свое самое темное, почти еретическое, желание – желание воскреснуть. По-настоящему. Без аугметики. И больше не быть солдатом. Послужить Империуму по-другому. Попытаться восстановить хоть один из тех миров, что он разрушил. Генератор дредноута взорвался красиво, брызгая молниями, одна из которых ударила глайдер Лорда-Разрушителя и удивительно легко сокрушила его... К Биарусу на секунду вернулось давно забытое ощущение запаха. Пахло горящей проводкой и расплавленными сервоприводами. Этот гроб больше не сможет воевать. Можно заснуть. Уже можно... Враг не победил... Вот только почему-то последним чувством, испытанным десантником Биарусом Орбеллианом после смерти, было не удовлетворение от победы над собственной сущностью, а жгучий стыд перед одной нищей девочкой. Май 2008 г.
×
×
  • Создать...