[фанфик][LotR]На корм страхам и предчувствиям Опции

[Rommel]

Сиквел "Пепла" пишется.

It's a dream within a dream;
Lost forever.
Black Sabbath - Nightmare

Вещий сон - всегда кошмар.
ДДТ

Миновав зенит, солнце начинает свой путь к вершинам Белых гор. Скоро оно коснется Башни Эктелиона, затем исчезнет за снежными пиками - и больше не взойдет при нашей жизни. Лишь утром, когда все будет кончено, алое светило покажется из-за кромки скал-зубов Мордора - напитанное кровью Багряное Око окинет взором картину своего долгожданного триумфа.

Никто из нас не питает ложных надежд. Мы сражаемся против всего мира, против единых Востока и Юга. Север мертв, Запад не придет на помощь.
Мы вряд ли победим. Но если каким-то необъяснимым чудом и победим, если отстоим право на существование, если вестрон не растворится в харадани и Черном наречии, если будут рождаться дети со светлой кожей и серыми глазами - мы не сохраним сегодняшней чистоты. Сейчас мы насмехаемся над Золотым царем Харада, именуем его Царем-купцом, но это наши внуки будут торговаться, набивая цену деяниям своих предков.
Они согласятся, что мир не делится на два цвета, что он - мозаика оттенков.
Пусть так.
Но сегодня в мире есть только белое и черное. Свет и тьма.

Привстав в стременах, я отдаю приказ, не слыша собственного голоса. Моя мысль, мои слова, кровь нуменорских князей и Перворожденных в моих жилах, тяжесть титула и доспехов - все это едино, неразделимо. Я - Амротос, третий сын Имрахиля, потомка Имразора, взявшего в жены прекрасную Митреллас.
Белый лебедь Дол Амрота расправляет крылья на хоругви за моей спиной.
Мы - свет. Солнце, отражающееся в начищенной стали кольчуг и мечей. Серебряное шитье на синих накидках.
А против нас - тьма.
Бесформенные сгустки уродства и ненависти, ядовитая отрыжка Мордора, растекшаяся по равнине. Многоголовый, многорукий монстр, что таращится на нас сотнями алых глаз, намалеванных на пропитанных кровью и нечистотами знаменах.
Враг.
Не люди. Не звери. Не тролли. Всего лишь орки.
Мы переходим с рыси на галоп. Обманчиво медленно стальная лавина набирает скорость.
Враг все ближе. Уже можно разглядеть отдельные фигуры - коренастые, длиннорукие, уродливые. Оскорбительные подобия детей Единого, сотворенные рукой завистливого подмастерья. Шлемы грубой ковки, темные от грязи кольчуги. Пики и рогатины, упирающиеся древками в песок и щебень, грозящие нам ржавыми остриями.
Враг чувствует, как земля дрожит под ногами. Все сильнее и сильнее. Эта дрожь заползает в сердце и остается там навсегда.
Враг. Не люди Юга или Востока, не лучники на легконогих степных конях, не панцирная пехота за стеной щитов. Не звери, не живые горы - мумаки Харада, обезумевшие от запаха крови и острых крючьев погонщиков. Не тролли, не мордорские ологи, неуязвимые для стрел и солнца.
Это орки. Всего лишь орки.
Грохот копыт заполняет все пространство, становится одним целым с ветром, бьющим в лицо, с ревом сотен глоток, с пришедшей из глубины веков жаждой крови и славы - исконно человеческой, честной, чистой.
Стрелы, сорвавшись с лож грубых мордорских арбалетов, собирают свой урожай. Справа и слева от меня падают лошади, роняя всадников. Я не слышу хрипа, воплей и истошного ржания. Только грохот копыт, только рокот сердца.
Нас можно убить, но нас нельзя победить.
Мы - свет. Мы - страх.
И этот страх наконец достигает цели. Раньше, чем наши копья и мечи. Враги еще живы - но уже мертвы.
Они колеблются. Дрожат. Бегут.
Наставленные в грудь нашим коням острия уходят в сторону. Пики и рогатины расступаются, словно стебли камыша. Мы продолжаем натиск, не снижая скорости. Идем галопом по хребтам и хрустящим древкам, как по зарослям вереска. Копья вонзаются между лопаток. Мечи опускаются и поднимаются, опускаются и поднимаются.
Чужая кровь оседает россыпями брызг на щитах и попонах. Черное на белом.
Свет и тьма.

Что-то меняется в сладостной музыке побоища. Фальшивая, горькая нота - словно бы эхо какофонии, посеявшей семена Зла на заре мироздания, доходит до нас спустя тысячи и тысячи лет. Я могу расслышать хрип, вопли и истошное ржание. Один за другим рыцари Дол Амрота остаются позади - выбитые из седел, пронзенные стрелами, корчащиеся на земле подле своих коней.
Нас нельзя победить, но нас можно убить. И нас убивают.
Орки растворяются, исчезают среди замотанных в черное южан. К небу взмывают навершия бердышей, в землю упираются окованные бронзой щиты. Ливень стрел из-за спин людей Юга уносит куда больше жизней, чем первый и последний орочий залп. Грохот копыт, однако, не умолкает - до меня доходит, что это уже не наша конница. В пыли проступают силуэты всадников на невысоких лошадях Востока. Гортанные кличи хлещут подобно бичам.
Мы умираем, окруженные, завязшие в болоте тел и злобы. Нас стаскивают с коней, пронзают и рубят, давят, топчут копытами.
Мы уносим с собой наших убийц. Забираем по десять за каждого своего. Но это очень, очень мало.
Белый лебедь Дол Амрота, словно пытаясь покинуть ткань обреченного знамени, последний раз изгибает шею - и падает, исчезает среди сражающихся.
Небо заволакивают тучи - неестественно быстрые, неестественно непроглядные. Точно чернила, вылитые на пергамент.
Черное на белом.
Свет и тьма.

Я встречаюсь глазами с тем, кто заберет мою жизнь. Кому я постараюсь продать ее так дорого, как смогу.
Эти глаза не принадлежат человеку.
Огромный тролль, горгоротский олог, рожденный в подземельях твердыни Черного владыки, щерит зубы в жуткой пародии на улыбку. Меня, конного, эта тварь превосходит ростом на пару локтей. Каменная чешуя скрыта под странным подобием одежды. Алый харадский шелк, покрытый вязью непонятных мне слов. Золотые украшения - змеи и кошачьи морды.
Мой меч, легко рассекавший шлемы орков вместе с черепами, встречается с выставленным вперед запястьем тролля - и разлетается на куски. Агония стали отзывается вспышкой боли в моей руке. Заржав, конь становится на дыбы, и тут же олог протягивает лапу, перехватив ногу скакуна, и дергает с легкостью злого мальчишки, глумящегося над зверьком. Хруст кости, истошный лошадиный вопль. Земля устремляется мне навстречу, бьет с силой тарана.
Ослепительная вспышка. Глухая чернота.
Свет и тьма.

Я уже мертв, и еще жив.
Поле битвы исчезло, растворилось в кровавой дымке. Я стою во дворе цитадели, которая уже не дождется своего короля. В центре города-крепости, построенного нуменорцами из белого и черного камня.
Вверх поднимаются столбы дыма, вливаясь в водоворот изорванных туч.
Минас Тирит пал.
Тусклый мрамор Башни Эктелиона покрыт сетью трещин. Молнии расчерчивают небо зигзагами ран, заставляют черноту истекать потусторонним, неживым светом. В их отсветах я вижу странные крылатые фигуры - то ли гигантских птиц без перьев, то ли искаженные подобия драконов ушедшей эпохи.
Двор Белой башни усеян трупами. Человеческая кровь кажется черной, орочьей.
Все тела изуродованы, у многих не хватает рук или ног. Отсеченные головы сложены пирамидой у подножия иссохшего Белого древа.
Если я жив - что я делаю среди мертвецов?
Если я мертв - почему каждый шаг отдается такой болью?
Я стараюсь не вглядываться в лица погибших. Я и без того знаю их всех.
Небеса грохочут и визжат, ударам грома вторит дикий вой-скрежет, вкручивающийся в костный мозг сверлами пыточных дел мастера. Но даже через эти звуки я слышу монотонное завывание, плач души, подобно моей, чьей-то злой шуткой еще прикованной к телу.
Она стоит у белокаменного парапета, закрыв лицо, сотрясаясь всем телом. Я стараюсь не смотреть, отвести взгляд, сделаться невидимым и несуществующим. Не могу, не хочу видеть синий шелк и серебряные кружева платья, разорванного сверху донизу. Истерзанную плоть, алебастровую кожу в багровых разводах. Черные волосы, некогда вьющиеся и непослушные, а сейчас прилипшие к шее и плечам мокрыми водорослями. Свежий ожог - клеймо Ока под левой ключицей. Кровоточащие мочки ушей - какая-то тварь польстилась на фамильные сапфировые серьги.
Как будто это самое страшное, что случилось. Как будто это играет какую-то роль.
Я заставляю себя сделать шаг, сказать запоздавшие слова, предложить ненужную уже помощь. Хотя бы укрыть от алчного взгляда бездны наверху.
Она убирает ладони, поднимает взгляд. Если у меня и были какие-то сомнения, они исчезают. Лицо. Лицо они не тронули.
Я узнаю это лицо.
Лотириэль!
Лоти! Сестренка!
Отрешенность сменяется выражением ужаса. С бледных губ слетает хриплый клекот.
Я протягиваю руку, но Лотириэль отдергивается. И кричит. Визжит, не сводя с меня округлившихся в диком страхе глаз.
Я скорее чувствую, чем вижу, как она оступается, запутавшись ногами в подоле разорванного платья. Как застывает над пропастью - а затем медленно, плавно перегибается через парапет.
Успеваю ее поймать. Перехватить.
Держись. Держись, Лоти.
На мгновение лицо ее разглаживается. А затем сжимается в гримасе отвращения и ненависти.
Ногти впиваются в мои запястья, разрывают кожу.
Боль столь сильна, что заставляет меня разжать пальцы.
Лотириэль!
Эхо моего крика подхватывают бестии наверху, вплетают его в собственный злорадный вой.
Я слежу за полетом, не имея возможности отвести взгляд.
На белом мраморе в трехстах футах внизу расцветает алая клякса.

Молния бьет в Башню Эктелиона.
Грохот сотрясает твердыню Минас Тирита. Осколки проливаются с неба каменным дождем. Облако мраморной пыли накрывает двор, трупы, кровь. И меня.
Тьма. Остается лишь тьма.

- Амротос! Амри!
Знакомый голос. Я не рассчитывал услышать его вновь.
- Амри! Проснись!
Да, Лоти!
Ты не знаешь, что мне только что приснилось. И не узнаешь. Не стану омрачать свет этого утра. Дурной сон, дурацкий сон! Но всего лишь сон!
Свежий ветер доносит до меня аромат моря - нездешнего моря.
Боли больше нет.
Смысл происходящего доходит до меня с большим опозданием.
Я жив, но я еще мертв.
Значит, все кончилось.
- Амри!
Я наконец-то раскрываю глаза.

Лоти...
Я не могу узнать сестру.
Я не хочу ее узнавать.
Она жива, цела, здорова. То, что я увидел в погибшем Минас Тирите и то, что я вижу сейчас, различается подобно тьме и свету.
Но если тьма реальна, холодна и ужасна, то свет этот фальшив и ничуть не менее отвратителен.
Это свет чужого, злого, харадского солнца, отраженного в кровавом золоте.
Я стараюсь не смотреть. Отвести взгляд.
Память подсказывает мне, что это лицо, этот голос, огромные серые глаза, тонкие руки принадлежат дочери Имрахиля, моей младшей сестренке Лоти. Принадлежат леди Лотириэль, княжне Дол Амрота.
Но не одеяние. Не варварски роскошное сочетание прозрачных тканей, расшитой кожи и золотых цепочек.
Не украшенное рубинами колье, так похожее на рабский ошейник.
Не заметно округлившийся живот.
И не клеймо Ока под левой ключицей. Давно заживший ожог, розоватый рубец на темной от загара коже.
- Амротос! Проснись же! Ты дома!
Только сейчас до меня доходит, что Лотириэль разговаривает со мной на харадани.
Проклинаю тот день, когда впервые услышал этот язык. Ненавижу самого себя за то, что некогда решил его выучить.
И я цепляюсь за эту ненависть, стремясь вырваться из пучины тяжелых грез.
Заставить себя раскрыть уже раскрытые глаза.
Окончательно проснуться.

Сообщение отредактировал Rommel - 03.05.2021, 13:00

[Architect Pryamu...]

Читнул. Хотя от LOTR в принципе особо не фанатею, но шутку юмора оценил.
Сама идея мне понравилась - сначала подумал, что рыцаря в итоге попросту прибили к знамени (да и вообще отдает Вахой). И в принципе, хотя тут неясно что конкретно сотворила тьма с рассудком ГГ, все объяснения одинаково плохи. Получается такая себе не героика, а ужасы. Так ведь и начинается терминальный коррапт, за которым следует собственно перенятие у противника языка и стиля одежды, и совершенно добровольный переход на темную сторону, будучи в полной уверенности, что предали тебя, а не ты.
Не оценил то, что нетуть таких, казалось бы, обязательных вещей, как пики с головами (и не только головами), и сравнения темных с кошаками в плохом смысле слова.
По тексту, один спорный момент, я не уверен как правильнее с точки зрения великой и могучей русской языки:
"Не звери, не живые горы - мумаки Харада"
Может все-таки "НЕ мумаки Харада"?