(фанфик)Цена Верности, Фанфик, дубль 2. :) I и II часть. Опции

[WarMaster]

ЦЕНА ВЕРНОСТИ


Пролог.

Внемли агонии мира.

Зовется он Калибан, и считанные мгновения отделяют его сейчас от смерти и разрушения.

Ты видишь, как крошатся континенты, как стремительно выкипают моря и океаны? Как по всему миру тысячи вулканов изрыгают огонь в исчезающие небеса? Ты чувствуешь вкус пепла, подобный праху всего живого этого мира, встретившегося со своей судьбой? Так и должно быть, ведь Калибан суть то самое место, где только что потерпели неудачу всемогущие силы Хаоса. Теперь их дикая ярость, воплощенная в неистовом варп-шторме, рвет и терзает мир, ставший когда-то домом для одного из легионов Космодесанта – Темных Ангелов.

Что ты знаешь о них, сверхлюдях, сотворенных бессмертным Императором, Мастером Человечества, помогавших ему завоевывать галактику во времена Великого Крестового Похода? Что ты знаешь о могущественном полубоге, одном из сыновей Императора, примархе Темных Ангелов, Лионе Эль-Джонсоне? То же что и все остальные, ибо примарх и его легион легендарны, и бесчисленны их подвиги во имя Империума. Тысячи тысяч миров воспевают их доблесть в молитвах и гимнах – не зная, что в то время, когда примарх сражался вдали от Калибана, Хаос поразил душу его ближайшего помощника и друга, Лютера, чей долг был в том, чтобы хранить цитадель Темных Ангелов, и защищать ее от возможных нападений. Но Хаос умеет говорить с теми, кто готов его слушать. Лютер слушал, и скоро перестал быть чемпионом Темных Ангелов; он стал подобен демону, отмеченному пылающей тенью Хаоса. Когда Лион Эль-Джонсон и его воины вернулись домой, мечом и огнем встретили их Лютер, и те из Темных Ангелов, кто оставался на Калибане, предавшие Империум вслед за своим командиром. Та битва была ужасной, но в конце ее Лютер освободился от оков Хаоса и осознал всю глубину свершенного им прегрешения, не нанес последний удар – и это вызвало гнев богов Имматериума, последствия которого ты видишь сейчас.

Взгляни на Калибан снова – его больше нет, лишь обломки скал, рои астероидов, и пыль клубятся и носятся в пространстве. Уцелевшие корабли Темных Ангелов отступают, спасаясь от разлетающихся обломков родного мира, варп-шторм утихает, пожирая сам себя, и втягивая в Имматериум всех, кто уцелел при разрушении планеты и в предшествующей ему битве.

Проходит немного времени, и корабли возвращаются, для того чтобы обнаружить огромный обломок планеты, астероид, висящий в пустоте – все, что осталось от Калибана. Этот астероид в недалеком будущем станет Скалой, новой цитаделью Темных Ангелов; однако пройдут века, прежде чем библиарии легиона разберутся в том, что произошло в день великого предательства, прежде чем они осознают, что предавшие их братья все еще существуют, поглощенные варп-штормом, и затерявшиеся в пространстве и времени. С этого дня они назовут их Павшими, предателями, оскверняющими имя Темных Ангелов, и с этого момента за ними начнется охота, тайная война, которая будет далека от завершения и через десять тысяч лет.

Однако оставь пока Непрощенных наедине с их клятвой о вечной мести Павшим предателям, и взгляни в бездну Имматериума. Вот оно – или, быть может, он, она, или даже они – странное место, вне всех привычных пространств и времен. Нет здесь ничего, кроме волн Хаоса, что плещут от одного края бесконечности к другому, и служат домом бесчисленному множеству могущественных духов, чья суть – гнев, безумие и неистовое зло. Темна и ужасна история их становления, и хоть не время сейчас говорить о ней, замечу, что воплощают они всю бесконечность грехов, которые когда-либо существовали, в прошлом, грядущем, и в вечности.

Но не для этого мы здесь, не должно проклятым судьбам бесчисленных тварей Хаоса волновать нас сейчас. Взгляни туда, где посреди безумно мерцающей пустоты, полной недоброго смысла, вихри варпа несут одинокую фигуру космодесантника. И хотя нет здесь таких понятий как «рядом», «в том же направлении», или «в ту же сторону, что и всех остальных» – но стоит взглянуть на него, как сразу становится ясно, что его путь – который в данном случае является его судьбой – совсем не такой, как у остальных Павших. Гораздо дальше уносят его вихри Имматериума, и гораздо больший след оставляют они в его душе.

Довольно философии. Теперь оставь этого бывшего Ангела пребывать в варпе до тех пор, пока фатум не настигнет его, и не будет он выброшен в пределы реального мира – какого-то из них.


ЧАСТЬ 1


Вот уже Миллениум, нечеловеческий, полный невыносимого страдания и ненависти крик, вырывается из озаренной кровавым огнем бездны, сотрясает руины древнего замка, и наполняет окрестности мрачным эхом ужаса и безумия.

Десять веков, в небесах над проклятым местом, чудовищной воронкой клубятся багровые тучи, озаренные изнутри пронзительным потусторонним светом, из которых в черную землю и редкие остовы искаженных деревьев бьют стрелы зеленых молний.

Сотню десятилетий, в багровой полутьме горят многочисленные костры и факела, чье колеблющееся пламя, отражающееся от покрытых запекшейся кровью каменных стен, поддерживает тысяча бессменных стражей этого места.

Тысячу лет, в катакомбах под проклятым замком, вершится кровавый ритуал, в каждый из дней которого шестьдесят человек умирают ужасной смертью от рук одержимых демонами палачей, которые потом складывают отрубленные головы своих жертв в огромную пирамиду черепов.

Но все это суть лишь следствие – теперь познай его первопричину.

Пройди по дороге смерти, как тысячи тысяч обреченных прошли здесь до тебя. Почувствуй вкус крови, словно висящий в воздухе. Взгляни в лица стражников, когда-то бывших людьми, а сейчас превратившихся в отвратительное подобие демонов. Впусти в себя ужас от осознания того, во что превратились их тела и души, навечно вросшие в окровавленные доспехи. Звеня кандалами, пройди во внутренний двор замка, и узри пирамиду из более чем двадцати трех миллионов черепов, сложенную за тысячу лет руками отвратительных служителей. Кричи и бейся в руках одержимых, когда те поволокут тебя вниз, в катакомбы, к одному из восьми жертвенных алтарей, что установлены вокруг широкого колодца, из которого рвется багровое сияние и доносится неистовый крик.

Теперь, стоя на пороге тайны, ты можешь взглянуть вниз, и познать то, что многие предпочли бы не видеть вовсе – ибо сошли бы с ума, не вынеся тяжести увиденного.

Там, внизу, на границе, где реальность этого мира соприкасается с безумной бездной варпа, в рвущемся из нее потоке энергии, видна фигура человека, висящая в пылающей пустоте. Присмотревшись к нему ты сможешь увидеть, что он невероятно высок, в полтора человеческих роста, и почти так же широк в плечах. Его тело перевито огромными буграми мышц, а лицо молодо и искажено выражением неописуемой муки и ненависти. Он кричит, постоянно, неистово. Кричит так, что высоко над ним от его крика содрогаются руины древнего замка, а у некоторых из рабов, что приведены сюда для принесения в жертву, от этих звуков кровь хлещет изо рта и ушей, лопаются глаза – и тогда они умирают легкой смертью еще на входе.

Вот, после короткого перерыва, продолжается кровавый ритуал. Очередные восемь несчастных распростерты на алтарях, так, чтобы их кровь стекала вниз, по стенкам колодца. Палачи, которые за тысячу лет непрерывной работы весьма неплохо разобрались в своем ремесле, начинают рвать, жечь, и терзать тела своих жертв. Они вырывают им глаза, языки, и ногти, выжигают раскаленным железом чресла, переламывают кости, срывают кожу, и совершают еще многое другое, постепенно превращая людей в истошно орущие куски окровавленного мяса.

Час за часом длится ужасная пытка, и чем дальше, тем ближе слышен источник нечеловеческого крика. И вот, когда агония жертв достигает своего пика, фигура гиганта поднимается из бездны и зависает, как раз между алтарями. Взглянув на него теперь, ты увидишь, что он скован окровавленной черной цепью, звенья которой усыпаны длинными шипами и лезвиями, глубоко пронзающими его торс, руки и ноги. Все его тело покрыто чудовищными шрамами, которые, словно живя своей собственной жизнью, текут и перемещаются, возникают и исчезают; и видны в них все муки, что испытали за тысячу лет рабы, побывавшие на этих алтарях. Этот движущийся рисунок из шрамов так ужасен, а крик узника теперь настолько безумен, что даже обреченные, в своей кровавой агонии, понимают: то, что случилось с ними – не так уж и плохо. Потом палачи в едином жесте вскидывают вверх кривые ритуальные кинжалы, выкрикивают сложную фразу на странном, режущем слух языке, и одновременно пронзают сердца все еще живых людей, распростертых на алтарях. Тогда зеленый разряд колдовской энергии соединяет восемь каменных глыб с парящей между ними фигурой, и черная цепь вспыхивает изнутри багровым огнем. Словно живая змея, она начинает кольцами скользить по телу бьющегося в агонии исполина, своими шипами и лезвиями в клочья раздирая его кожу и мышцы, и внося новые штрихи в уже имеющийся чудовищный рисунок покрывающих его шрамов. С ужасающим воем, который срывает мертвые тела с алтарей и расшвыривает палачей в стороны, узник проклятого замка проваливается обратно в пылающую бездну. Палачи, поднимаясь на ноги и поправляя свои окровавленные балахоны, надетые поверх неснимаемых доспехов, деловито отрубают у трупов головы, и готовятся принять новую партию жертв чтобы начать ритуал заново, как они поступают уже тысячу лет.

День за днем, год за годом, век за веком продолжается ритуал, так долго, что при всем сопутствующем ему кошмаре, он уже давно стал частью этого мира. Но вот, в какой-то момент, его извечный порядок нарушается. Смолкает и прекращается бесконечный крик узника проклятого замка, впервые за тысячу лет наступает звенящая тишина – и потом, приходя на смену крику, доносится из огненной пропасти отрывистый смех, полный торжества и жестокого злорадства. Смех превращается в хохот, безумный и исступленный, и слышны в нем слова языка, который когда-то, очень давно и всего однажды, прозвучал под этим небом. Демоны-служители стоят, и молча пытаются понять, что происходит, и даже обреченные на ужасную смерть рабы обеспокоено прислушиваются – не понимая слов, но чувствуя, что грядут перемены, которых смеющийся ждал уже очень давно.

Не уподобляйся этим глупцам, не надейся, что они тоже постигнут то, что ты видишь так ясно. Предоставь этих несчастных их грядущей судьбе, и смотри, как приближаются те, кто принял свой собственный рок – в другом месте и в другое время, заплатив страшную цену, но сохранив душу и веру. Те, кто услышал тысячелетнюю мольбу о помощи и прощении, и у кого впервые за эту тысячу лет хватило могущества отозваться на нее. Взгляни как они идут, прорываясь сквозь сильнейший варп-шторм, отрезающий этот забытый мир от остальной вселенной, и знай, что нет сейчас такой силы, что могла бы остановить их.

Теперь вернись обратно в замок, и приготовься увидеть, как воплотится грядущее. Жди этого так, как ждет его каждый в этой цитадели: со страхом, недоверием, и надеждой.

Вот в воздухе снова повисает тишина, неестественная, словно высасывающая все звуки, и раздается тихий и зловещий смех, словно предвестник чего-то жуткого и неотвратимого. Одновременно с ним, вокруг замка, среди отрядов служителей-демонов и групп приговоренных рабов, пространство со стоном выворачивается наизнанку, и исторгает из себя огромные фигуры воинов, закованных в черную энергетическую броню, украшенную черепами и прочими ужасающими символами смерти. Едва воплотившись, воины вскидывают оружие – и в следующий миг ревущий ураган болтерного огня сметает и рвет на куски все, встречается на его пути. Стражи замка с трудом успевают перегруппироваться, погибая десятками отступить в замок и катакомбы, еще надеясь хоть как-то задержать стремительное наступление неведомых противников.

Напрасно – ибо по коридорам и полуразрушенным залам древнего замка, по его бастионам и переходам, сквозь пламя пожаров, по колено в крови и в ореоле мучительных воплей, с огненным мечом наголо шагает спасение.

С леденящими душу криками ярости, демоны-стражники, волна за волной, из засад и укрытий, мчатся к своим врагам – и умирают, не приблизившись и на десять шагов, разлетаясь кусками разорванной плоти и доспехов, с шипением исходящей испаряющимся демоническим ихором. Черные воины, неудержимые, как стихия, прорываются, сначала во внутренний замок, а потом к входу в подземелье, безжалостно уничтожая все, что встречается на их пути. Когда они спускаются в катакомбы, по окровавленному пути и древним ступеням, что наполовину стерты за тысячу лет миллионами рабских ног, вокруг становится слишком мало места. Тогда выжившие демоны-стражи бросаются на них из многочисленных переходов и тайников, уже не страшась разящего огня. Взгляни, как один из них, огромный и могучий воин в доспехе и рогатом шлеме, мчится впереди всех, в три прыжка прорываясь к неотвратимо наступающим гигантам, как он замахивается своим огромным топором, и обрушивает страшный удар на плечо первого из них. Однако удар, способный разрубить человека от плеча до паха, прерывается в самом начале, когда рука с зажатым в ней и все еще дымящимся оружием небрежно отбивает топор в сторону. Топор вырывается из рук стража, со звоном врезается в стену, и взрывается сотнями стальных осколков. Тогда черный воин сжимает в кулак другую руку, поднимает ее над головой, и обрушивает на рогатый шлем одержимого ответный удар. Кулак, подобный молоту для забивки свай, с треском ломает вскинутые в попытке защиты руки, в брызгах крови и обломках костей разносит шлем и голову стражника, пробивает грудную клетку, и останавливается только на уровне пояса. Ужасный огонь пылает в узких глазницах шлема черного воина, когда тот недобро смотрит сверху вниз на остальных стражей-демонов, стоя над останками рванувшегося вперед одержимого, от которого относительно целыми сейчас остались только ноги. Он стряхивает кровь, покрывающую теперь его правую руку, и многообещающим жестом берется за рукоять меча, зубчатое лезвие которого, при его прикосновении, с воем пробуждается к своей кровожадной жизни.

Тем временем, восемь палачей, так и не знающие, что происходит на поверхности, обеспокоено отступают в дальний угол пыточного чертога. Сдвинув головы, они шепчутся о чем-то, с тревогой поглядывая то в пылающую бездну колодца, откуда все еще слышится смех их узника, то в сторону выхода, ведущего вверх, на поверхность, откуда доносятся совсем другие звуки. Вдруг оттуда приходит протяжный крик ужаса. Он врывается внутрь, и вслед за ним появляется истошно визжащий молодой раб, явно пытающийся спастись от чего-то у себя за спиной. Он пытается что-то сказать, но не успевает, ибо откуда-то сзади его настигает грохочущая вспышка огня – и нижняя часть его тела взрывается, превращаясь в кровавые брызги. Оторванные ноги разлетаются в стороны, ну а туловище отлетает вперед, и падает на пол. Потом в проходе появляется огромная фигура в черном доспехе, делает шаг вперед, с мокрым хрустом растаптывает бронированным сапогом еще живого раба, и вскидывает оружие. Спустя всего несколько ударов сердца палачей-демонов постигает примерно такая же участь, как и та, что и их несостоявшуюся жертву.

Через некоторое время, еще семь черных воинов появляются в пыточном зале. Каждый из них становится возле одного из алтарей, вокруг пылающего колодца. Они поднимают мечи, и одновременно, единым движением, обрушивают их на окровавленные жертвенные камни, разбивая их вдребезги. Тогда слышится пронзительный стонущий вой, пространство искривляется, кроваво-красное свечение словно втягивается само в себя – и вот уже нет никакого колодца, только огромный символ Хаоса начертан на полу зала. В его центре стоит столб, к которому длинной, покрытой шипами и лезвиями цепью, прикован человек. Он устал и изможден, но во всем его облике видно неимоверное облегчение, а на теле нет и следа той безумной пляски живых шрамов, что ты видел раньше.

Он поднимает голову, смотрит на закованных в доспехи воинов, неподвижно стоящих вокруг него, потом со стоном напрягает руки, распрямляет плечи – и падает на колени. Разорванная цепь, звеня, падает рядом с ним.

- Как называть вас, мертвецы? – не поднимая головы, с трудом спрашивает он у освободивших его воинов.

Они отвечают, и, когда освобожденный снова поднимает глаза, лишь сотни ужасно изувеченных трупов его тюремщиков и рабов, – и его собственная свобода – напоминают о том, что ангелы смерти только что были здесь.

Некоторое время спустя воин, тысячу лет бывший пленником, раздобыв одежду и меч, уже идет прочь от этого проклятого места, закинув на плечо разорванную цепь и глядя, как в небе над замком исчезает зловещая красная дымка. Он идет, и размышляет о предназначении, долге, и жестокой мести.


АКТ 1. Беглец.

1.

Огонь… Только танец бесконечных языков пламени, игра света и тени, изменяющаяся каждое мгновение, и вечная как само время. Непокорная стихия, способная дарить жизнь или приносить смерть…

Молодой человек, в запыленном и прорванном в нескольких местах дорожном плаще, из-под которого виднелась такая же шнурованная безрукавка и кожаные штаны, почти не мигая, смотрел в огонь небольшого костерка. Он сидел, сняв сапоги и вытянув в сторону огня ноги, устало опираясь спиной о ствол векового дуба, под которым он рискнул остановиться, чтобы отдохнуть и переждать эту ночь.

Девятую ночь его новой жизни.

Новой, потому что девять дней назад манор Эрхорг был предан огню.

Он как сейчас помнил то, что произошло. Помнил, как наемники в черных доспехах ворвались в замок, и как дружинники его отца пытались организовать оборону, умирая один за другим. Он помнил, как страшно кричали его сестры и мать, запертые в пылающей башне. Помнил отца, который полз, цепляясь за залитый кровью пол, его дрожащие пальцы, когда он передавал Раулю перстень c большим красным камнем, фамильную реликвию его рода. Крики умирающих, рев огня, треск рушащихся балок, и кровожадный звон стали, все еще звучали в его ушах.

Он помнил и миг своего позора. Когда один из нападавших, с воем размахивающий окровавленным топором, заметил его, и с хохотом ринулся в атаку – молодой лорд Рауль, герцог Эрхорг, побежал, отчаянно, бросив меч, и забыв все на свете. Рауль знал свой замок очень хорошо, он сумел пробраться по коридорам, чудом избежав столкновения с группами убийц, прочесывавших все помещения, в поисках тех, кто еще не отправился в мир иной, и, наконец, попасть в библиотеку. К счастью, сюда резня еще не добралась, и Рауль смог воспользоваться одним из потайных ходов замка Эрхорг, ведущим наружу.

Ход заканчивался примерно в четверти лиги от замковой стены, к северо-востоку. Как и ожидал, Рауль нашел здесь небольшой склад всего самого необходимого, что могло бы понадобиться путнику, вынужденному тайно покинуть замок, от еды и денег, до лошади.

Размышлять о том, куда именно бежать он стал только через некоторое время, когда конь начал сбиваться с ритма, оступаться и хрипеть. Рауль, старавшийся чередовать галоп с рысью, чтобы животное выдержало как можно дольше, понял, что еще немного, и он загонит коня насмерть. Только тогда он остановился, и в изнеможении свалился на землю. Слепой инстинкт, ужас, гнавший его куда угодно, лишь бы подальше от беспощадных наемников, немного ослаб, и теперь бывший герцог смог подумать о том, что делать дальше.

О том, чтобы возвращаться назад не могло быть и речи. Нападавшие явно профессионалы и наняты явно могущественными людьми; они наверняка получили огромные деньги за эту кровавую ночь – и за то, чтобы никто не ушел живым. Они обязательно будут искать его тело, если хватит времени, а когда не найдут – пустятся на поиски. Даже если повезет, и молодого лорда Рауля сочтут сгоревшим или погибшим под обломками, стоит появиться на людях – и тогда его дни сочтены… Выход был только один – нужно залечь на дно, настолько, насколько это будет возможно, до тех пор, пока не поблекнут события этой ночи.

Позволив себе отдохнуть еще немного, Рауль встал, отряхнулся, и решил переодеться – он не рискнул задерживаться ранее, хоть и знал, что его черный с серебром дворянский костюм и богатая кольчуга выдают его с первого взгляда. Сменив одежду на ту, что подобает путнику, отправившемуся в дорогу, Рауль попытался понять, куда двигаться дальше. От замка Эрхорг его сейчас отделяет несколько часов галопа на север, а это лиг пятьдесят, не меньше. На юг и на запад идти нельзя. Дальше на севере начинаются болота. Единственным вариантом, который был более или менее приемлем на первый взгляд, был небольшой охотничий домик, принадлежащий Эрхоргам, на северо-востоке, в глубине Старогого леса. Пользовались им очень редко, знали о том, что он вообще существует, немногие, и все они, скорее всего, сейчас уже мертвы. Насколько Рауль помнил, до него можно было добраться только одним путем, сначала до леса, а потом – дальше, вверх по течению Лиисы, небольшой лесной речки. Еды у него не очень много, денег тоже, из оружия – только богатый кинжал, который ему подарил отец, простой охотничий лук и две дюжины стрел в колчане. Кольчуга, в спешке натянутая в начале штурма, сапоги со шпорами. И все, если не считать фамильного перстня Эрхоргов. Собравшись с мыслями, он сориентировался по звездам, так, как его учили, припомнил карту, которую не раз разглядывал в малой гостиной – она занимала большую часть стены, – и отправился в путь.

Дни проходили один за другим.

Сначала, первые три дня, он старался скакать осторожно, опасаясь погони. Но ее не было, и следующие три дня он уже не пытался обходить все встречающиеся по дороге деревни и поселения стороной. Несколько раз он заезжал в небольшие хутора, чтобы купить еду и воду для себя, овес для лошади, и уточнить дорогу.

Наконец, в начале седьмого дня, Рауль въехал в лес.

Не отрывая взгляда от огня, Рауль немного поворочался, стараясь расположиться на сложенном вчетверо одеяле. Он уже привык к таким ночевкам, где его сопровождали скудный ужин, маленький костерок, и привязанный к дереву конь. Рауль знал, что и выглядит он сейчас не лучшим образом, что он отощал, зарос, и от него разит конским потом, что с ног до головы его покрывает дорожная пыль, а под ногтями царит траур… Он знал, что с каждым днем все меньше похож на себя прежнего, и это было как нельзя более кстати.

Рауль заснул, и уже не видел, как желтый огонь разведенного им костерка, перед тем как погаснуть, отразился в чьих-то глазах, смотревших на него из темноты леса.

2.

Охотничий домик оказался совсем не таким, каким Руль ожидал его увидеть.

Когда он был здесь в последний раз, вокруг были люди, лошади и собаки, все смеялись, и громко разговаривали, жарили мясо добытых на охоте оленей и пили вино. Он помнил сторожа, высокого, седого старика, который всю жизнь провел в лесу, могучего и кряжистого охотника. Его звали Горбо, и все относились к нему с большим почтением, тихо говоря между собой, что однажды тот, вооруженный одним ножом, убил медведя. Рауль, которому тогда было лет пять, жадно ловил каждое слово, и с восторгом смотрел на старого охотника снизу вверх.

Сейчас здесь все было иначе. Дом оказался маленьким и покосившимся, огромный, необъятный двор, стал небольшим и зарос высокой травой. Все казалось покинутым давным-давно.

- Горбо! Здесь есть кто-нибудь?... – ведя за собой лошадь, Рауль подошел к дому.

Ему никто не ответил, и, пройдя еще несколько шагов, он понял почему – на заднем дворе, так, что от ворот не увидишь, появились две могилы. Привязав лошадь, Рауль подошел поближе, и наклонился, чтобы прочитать то, что было написано на небольших надгробьях.

- «Горбо Ракан, охотник»… Значит, он мертв… - пробормотал он, потом увидел выбитый на камне год смерти. – Десять лет назад…

Помолчав мгновение, Рауль склонился над другим надгробным камнем, и озадаченно нахмурился – он не мог прочитать то, что было на нем написано. Язык, на котором была сделана вторая надпись, был ему неизвестен, а вид самих букв не вызывал никакого, даже самого отдаленного чувства узнавания - а ведь Рауль был весьма хорошо образован, как и подобает сыну влиятельного герцога. Свободно владея тремя языками, не считая родного, Рауль видел тексты, или слышал, как звучат еще полдюжины самых распространенных наречий мира. Но здесь было что-то совсем другое. Присмотревшись, Рауль увидел еще кое-что: на втором надгробье не было даты, только три слова. А сверху и снизу, над и под этими словами, на камень были нанесены два символа: двухглавый орел, и крылатый меч, лезвием вниз. Эти символы Рауль тоже видел впервые. И оставалась еще одна загадка, кроме всего этого.

- Кто похоронил вас? Кто сделал эти надписи, после того, как вы ушли?... – Рауль опять спросил сам себя.
- Это сделал я.

От неожиданности молодой человек чуть не подпрыгнул, пытаясь одновременно обернуться, выхватить кинжал, и при этом не упасть. Он ожидал увидеть кого угодно у себя за спиной, от нагнавших наемников, до кого-то из охотников, друзей Горбо – но то, что увидел, представить себе он не мог.

Перед ним стоял человек, но, глядя на него, Рауль снова чувствовал себя маленьким мальчиком. Незнакомец был невероятно высок и широк в плечах, перед ним меркли достижения всех силачей, которых Рауль повидал в заезжих цирках. Его фигура была эталоном, образцом недостижимого совершенства, единения силы и скорости, а по линиям мышц, могучими буграми перекатывающихся под кожей, можно было изучать законы симметрии. Рауль знал, что преподаватели, которых нанимал ему отец, и прочие жрецы искусства, продали бы душу за возможность увидеть стоящего перед ним человека и написать его портрет в полный рост или отлить из бронзы. Рауль сделал пару шагов назад, пытаясь осознать увиденное. Незнакомец был одет в серо-зеленую одежду, такую же, какую когда-то носил Горбо, его черные с проседью волосы были жесткими как проволока, и перехвачены на лбу кожаным ремешком. Серые, со стальным оттенком глаза, смотрели на ошарашенного парня внимательно, и, на первый взгляд настороженно, и только в самой их глубине танцевали веселые искорки.

- Ну как, пришел в себя? – насмешливо спросил он.

Рауль сглотнул, и решился осторожно кивнуть. Теперь он увидел, что лицо незнакомца довольно молодо, хоть и больше похоже на беспощадный лик какого-то варварского бога войны. Гигант улыбался, весело глядя на Рауля сверху вниз, и тот чувствовал, что он весьма доволен впечатлением, которое произвел.

- Это еще что! – похоже, угадав его мысли, с энтузиазмом подтвердил незнакомец. – Видел бы ты лицо Горбо, когда я впервые свалился ему на голову! Правда, я тогда был в немного расстроенных чувствах, да и одет не в зеленые куртку и штаны… - тут он улыбнулся еще раз, теперь уже каким-то своим мыслям, но улыбка была немного грустной. – Ты ведь Рауль?
- Да, я… Лорд Рауль, герцог Эрхорг. – Рауль ответил прежде, чем подумал, и со злости, что сболтнул лишнее, чуть было не начал грызть локти. – А как ты узнал?
- Горбо рассказывал мне про тебя – и я заметил перстень на твоей руке. Такой есть только у твоего отца, верно?

Заметил перстень? Рауль был уверен, что снимал перчатку с руки всего на несколько мгновений, когда стирал пыль со второго надгробья…

- Да, это наш фамильный перстень. А ты?...
- Прости мою бестактность – десять лет в лесу, ты же понимаешь… Меня зовут Кейн, и я здесь вроде как преемник Горбо. После того, как мы счастливо встретились, и до того, как он отправился на небеса, перебрав лишнего в свой восемьдесят шестой день рожденья, прошел почти год. Он рассказал мне что к чему, подучил ремеслу лесничего, и предложил занять его место, когда он сам больше не сможет это делать. А так как мне некуда возвращаться и некуда идти я согласился… Кстати, Рауль, давай не будем стоять над его могилой, иди за мной, в дом.

Кейн поманил Рауля за собой, и пошел к дому. Глядя на то, как он идет, Рауль понял, как это ему удалось подкрасться, да так, что он ничего не услышал. Точно так же ходил и старый Горбо, бесшумно и плавно, почти крадучись. Научить этому еще кого-то мог только он. Впервые за последнее время Рауль улыбнулся и расслабился.

А новый лесничий тараторил без умолку. Это было вполне понятно, если он действительно последние десять лет провел в одиночестве.

- Дом старый, но надежный, он еще лет пятьдесят простоит, – говорил он. - Проходи, только смотри не ударься головой, тут низкий проход… Ты знаешь, Горбо рассказывал, что герцог перестал устраивать здесь охоту, он думал, что его совсем забыли, но продолжал поддерживать хозяйство. Он всегда был одиночкой… Снимай плащ и куртку, вешай вот сюда…

Рауль остановился на пороге, огляделся, вспоминая то, что видел здесь раньше. В отличие от внешнего вида, внутри дом почти не изменился. Стояли столы и лавки, на стенах висели шкуры и чучела. Он вспомнил даже запах, который все еще был здесь – запах старого дерева, шкур, большого камина… Как раз сейчас Кейн разводил в нем огонь.

- А почему ты один? – не отрываясь от своего занятия, спросил он. – Тебя послали вперед компании, или ты просто решил прогуляться?

Огонь вспыхнул. Кейн отложил огниво, удовлетворенно кивнул, и, сидя на корточках перед огнем, обернулся к своему гостю.

- Кстати, Рауль, – серьезным тоном сказал он, глядя на все еще стоящего в дверях, и оглядывающегося по сторонам сына герцога. – Прости, что не спросил об этом сразу… Я немного непривычен к этикету, и разговаривал с тобой как с парнем, который случайно забрел ко мне домой. Но ты сын человека, которому принадлежит этот дом и земля вокруг, а я живу здесь без его разрешения. Может быть, мне нужно привыкать к мысли о том, что придется искать новое жилье? Я выполнил последнюю волю Горбо, сохранил дом до тех пор, пока он не понадобился снова. Как ты поступишь теперь? Я не приносил тебе или твоему отцу присягу вассальной верности, но, замещая старика на его посту, я вроде как помогаю ему нести его службу, до конца и после него. Ему бы это понравилось.

Тяжело вздохнув, Рауль, стараясь не смотреть на Кейна, который с заинтересованным видом ожидал ответа на свой вопрос, он скинул с плеча ремень своего похожего на торбу рюкзака, поставил его в угол, прошел в комнату, и, опустив голову, сел на одну из лавок.

- Манор Эрхорг уничтожен, – тихо сказал он. – На замок напали десять дней назад. Перебили всех, я думаю, что убежать удалось только мне… Хотя… Может, повезло еще кому-то... - он не смотрел на Кейна, но чувствовал, что тот, слыша его слова, встает, выпрямляясь во весь рост, медленно и угрожающе. – Отец мертв, а я сбежал, как последний трус… Я больше не герцог, и не имею никаких прав…

Говорить было трудно.

Слезы застилали глаза, горло сжималось, но Рауль все равно продолжал. Слова лились из него потоком, который он не мог остановить, рассказывал все, что видел в замке, все, что пережил в ту роковую ночь.

Кейн слушал молча.

Наконец, когда Рауль выдохся, тот подошел к нему.

- Вытри слезы и встань. – Голос Кейна был совсем не похож на тот, которым он говорил всего пять минут назад. В нем слышалась сила, стальная воля, и отголосок еще чего-то, что Рауль предпочел бы не знать.

Рауль подчинился, и встал, глядя на Кейна снизу вверх.

И испугался.

Потому что изменился не только голос его нового знакомого. Из-под маски добродушного охотника, долгое время прожившего в одиночестве, словно выглянула другая сущность, древняя и жестокая. Глаза, смотревшие на Рауля сейчас, больше не искрились скрытым весельем - эти глаза видели тысячи смертей, и каждая из них смотрела сейчас из их глубины.

- Воины твоего отца были готовы к битве?
- Да, но...
- Ваш замок штурмовали несколько дней подряд?
- Нет. Они ворвались внезапно...
- Ты понимаешь, что это значит?

Рауль понял.

- Это значит что им...
- ... Кто-то помог. – Закончил за него Кейн. – Среди вас был предатель.

Его взгляд стал отсутствующим, словно он сейчас смотрел куда-то очень далеко, и в этом взгляде были одновременно и боль, и раскаяние, и надежда.

И ненависть.

3.

Предатель…

Рауль никогда не думал о том, что в замке его рода может появиться человек, который станет причиной его уничтожения. Человек, который способен дать сигнал, поймать первый крюк от тех, кто потом полезет через стену, или напоить стражей ворот отравленным вином, опустить подъемный мост и поднять решетку…Кто мог быть способен на такое? Рауль понимал, что нужно обладать определенным весом в глазах дружины, чтобы они допустили предателя на охраняемые посты. Перебрав в уме дюжину приближенных к герцогу людей, он не смог остановиться ни на одном из них – все они верой и правдой служили Эрхоргам не один десяток лет. Все, кроме кого-то одного.

Тем временем Кейн стоял молча, невидяще глядя перед собой.

- Прости, что устроил здесь представление, Рауль, – наконец сказал он, обернувшись. Это снова был именно тот веселый охотник, что и раньше, в его голосе больше не звенела сталь, и смерть уже не смотрела на мир его глазами. – Твоя история напомнила мне одну очень неприятную переделку, в которой я сыграл не последнюю роль… Да и не лучшую. Я осознал свою ошибку, но искупить ее пока выше моих сил. Однако предателей и предательство с тех пор я ненавижу больше, чем что-либо еще.

Он подошел к бывшему герцогу Эрхоргу, остановился рядом, и положил руку на его плечо.

– Не вини себя за то, что ты покинул поле боя так, как это произошло. Что толку было бы в том, если бы ты храбро бросился на этого наемника с топором, и был бы зарублен на месте? Немного. А так ты выжил, сумел сбежать от бандитов, и добраться сюда, а это тоже не мало. Судьба на твоей стороне

Тут он хитро улыбнулся, и подмигнул. Рауль кивнул, хоть и не представлял, в чем же именно из того, что случилось в последнее время, Кейн разглядел какую-то особую благосклонность судьбы.

- Я рад, что сумел выбраться, и добраться сюда, - согласился он. – Мне жаль отца, мать, сестер, и всех остальных – но чем я мог им помочь?..
- Девять дней назад – ничем. – Твердо ответил Кейн. – Ты мог погибнуть вместе с ними, возможно, прихватив с собой одного или двух наемников – но это ничего бы не изменило. Манор Эрхорг в любом случае был обречен... Скажи, вот ты добрался сюда. Что дальше?
- Пока не знаю. У меня не было какого-то особого плана, я просто спасался, бежал в то место, которое запомнил – я был здесь раньше, давно… Лет пятнадцать назад.

Рауль снова присел на край лавки. Кейн покивал, поставил перед своим гостем небольшую чашу, и налил в нее чистой, как слеза, воды, из большого глиняного кувшина, стоявшего рядом со столом.

- Спасибо, – промочив горло, молодой человек говорил дальше. – Я надеялся, что Горбо еще здесь, тогда я мог бы рассказать ему о том, что произошло, и пожить у него немного. Год или два. Переждать. А там… Кто знает?
- То есть, ты решил забыть то, что твой род уничтожен, и не помышляешь об ужасной и немедленной мести? – Кейн тоже налил себе воды, выпил ее залпом, и налил еще раз. – Весьма разумно. Если бы перед тобой был не я, а кто-нибудь другой, то ты наверняка услышал бы сейчас целую речь о том, что такое честь и гордость… Но, к счастью, я этого говорить не собираюсь. Я прав?

Рауль задумался, покрутил в руке чашу, глядя, как вода закручивается в ней в небольшой водоворот.

Месть… Стоит ли думать о ней вообще, когда противник настолько могуч и влиятелен, что позволяет себе вырезать один из герцогских родов в мирное время? И если мстить, то кому и как?

- Я не знаю, – честно сказал он, глядя Кейну прямо в глаза. – Сейчас для меня главное – выжить, потому что пока жив я, род Эрхорг существует. Я затаюсь, буду ждать до тех пор, пока те, кому я обязан недавней резней, не успокоятся, не потеряют бдительность - а потом вернусь в Саргейл. Я побываю во всех провинциях, посещу соседние королевства и лагеря наемников, соберу все слухи, сплетни, россказни, и досужие вымыслы… Я буду подкупать, пытать, допрашивать, или умолять всех, кто может хоть что-то знать. И когда-нибудь я узнаю, кто это сделал.

Рауль встал. Теперь он смотрел на сидящего на соседней лавке Кейна сверху вниз.

- Я узнаю, кто это – и сохраню это знание в тайне, – продолжал он. – Не буду торопиться со своей местью, одна только смерть виновного ничего не изменит, и не вернет мне моих близких. Я верну к жизни сам род Эрхоргов, восстановлю его имя, влияние, и положение, и, быть может, сделаю его королевским Домом! Вот моя главная цель. И только потом, только тогда, я, возможно, буду мстить.

Кейн слушал, откинувшись назад и уперев локти в столешницу за спиной, с удовлетворением глядя на молодого герцога, потерявшего все, прошедшего через огонь и смерть, почти утратившего веру в себя – но сохранившего силу духа и волю к победе, несмотря ни на что. В словах Рауля, в его горящих глазах, в осанке, позе, даже в выражении лица, была сейчас эта сила, стремление к великой цели, затмевавшее все преграды, опасности, и угрозы. Сам Кейн уже видел раньше этот огонь, только неизмеримо более сильный, которым пылали глаза тысяч и тысяч величайших воинов, и который пылал в его собственной душе. Они называли этот огонь верой.

- Достойно, – неторопливо сказал Кейн, стараясь ничем не выдать своего одобрения, не столкнуть Рауля с пути, который, несомненно, тот избрал для себя только что. – Но есть вопрос. Ты говорил, что хочешь восстановить дом Эрхорг? Но как ты это сделаешь, ведь стоит тебе назвать себя, как убийцы пойдут по твоему следу.
- Да, я думал об этом, – тут Рауль немного покривил душой, потому как раньше ему это в голову не приходило. – Это верно, пока мой новый род не окрепнет, я не могу открывать свое истинное родовое имя... Я создам новый, выкую его сам! Начну как простолюдин, буду подниматься все выше, получу дворянство, и буду тем, кем должен быть, а потом и тем, кем должен стать – но не по праву рождения, а потому что я сам создам свою судьбу, воплощу мечту в реальность. Ты… - тут Рауль запнулся, впервые за несколько последних минут в его голосе послышалась неуверенность. – Ты поможешь мне, Кейн?..
- Помогу в чем? – скучающим тоном вопросил Кейн, изо всех сил стараясь не улыбнуться. – Ты хочешь, чтобы я помог тебе реализовать твою мечту? А зачем это мне?

Рауль растерялся.

- Но… А что бы ты хотел получить за свою службу?... Если хочешь, я…

Тут Кейн не выдержал, и расхохотался, так и не узнав, что же именно Рауль собирался ему предложить.

- Выдохни, приятель!.. - прошло несколько минут, прежде чем он смог говорить нормально. – Уф-ф! Чувствую, с тобой не соскучишься. На самом деле, мне ничего от тебя не нужно, Рауль. Я помогу тебе просто потому, что мне близка та трагедия, что случилась с тобой, и еще потому, что мне понравилось, как горели твои глаза, когда ты говорил о цели, мечте, великой, хоть и почти недостижимой. Но все же, это твоя мечта, а не моя, и поэтому я пойду с тобой таким, каким ты видишь меня сейчас – хотя могло бы быть иначе. Я мог бы снова стать тем, кем меня впервые увидел Горбо, больше десяти лет назад.
- Я не понимаю, о чем ты говоришь… – тихо сказал Рауль.- Кто ты?..
- Теперь уже не тот, кем был когда-то, – серьезно сказал Кейн. – Не бери в голову. Ты понимаешь, что я мог бы и не говорить всего этого, ведь так? Я рассказываю тебе это не просто так или из любви поднапустить туману – нам предстоит путешествовать вместе, а потом и сражаться плечом к плечу, и тогда, рано или поздно, вопросы у тебя возникнут, это я тебе обещаю. Я немного не похож на остальных людей, и, боюсь, мне не всегда будет удаваться это скрывать…
- Ты говоришь о своем росте и силе? – Рауль понимающе кивнул. – Это ясно, люди всегда будут обращать на тебя внимание, ведь ты почти на три головы выше самого высокого человека, которого я когда-либо встречал…
- Я говорю не только о росте, Рауль, – мягко сказал Кейн. – Мой рост и вообще моя внешность – это только то, что ты видишь, то, что все могут видеть со стороны. На самом деле, внутри я слеплен из совсем другого теста... И я могу случайно сделать что-то такое, что необычно для нормальных людей. И вот тогда мне понадобится твоя помощь. Я буду помогать тебе – а ты сможешь прикрыть меня. И еще, я почти ничего не знаю об этом мире, очень мало о том, как живут в нем люди, и не слишком много о том, как люди живут вообще… Мне тоже будет нужна твоя помощь.
- Да, конечно… Все, что понадобится…

Озадачен - это было не то слово, для того чтобы передать то состояние, в котором Рауль имел несчастье пребывать.

- Могу я тебя спросить кое о чем?
- Да, конечно.
- Ты назвал все причины, по которым хочешь пойти со мной? Или…

Гигант улыбнулся и медленно кивнул, глядя Раулю в глаза.

- Ты прав, - сказал он. – Есть еще одна причина, по которой я не хочу сидеть в лесу слишком долго.

Кейн все еще улыбался, но его глаза внезапно снова стали пустыми, холодными, и беспощадными.

- Я уже десять лет никого не убивал!

4.

Прежде чем Рауль успел понять, шутит Кейн, или говорит серьезно, тот вскочил на ноги, потянулся, закинув руки за голову, и шумно выдохнул.

- Славно, славно… - заговорщицким тоном пробормотал он, глядя на Рауля. – Это будет интересное дело… Но – потом! Все потом! Сейчас ты здесь, цел и невредим, мой герцог, и будешь тут еще долго. Это не такое простое дело – свалить действующую власть, привести все и вся к повиновению, и заставить поверить, что новый правитель во всех смыслах лучше старого. Правитель должен действительно быть лучше, причем намного – ну да над этим мы еще поработаем… Пойдем, я покажу тебе где ты будешь жить.

Кейн направился к небольшой лесенке, ведущей на второй этаж, и с торжественным видом вручил Раулю ключ от единственной двери, видневшейся верху.

- Герцогская комната, - сообщил Кейн. – Там обычно жил твой отец, когда приезжал сюда. Она всегда закрыта, и только раз в неделю я в ней протираю пыль, поливаю цветы на окне, и выметаю из-под кровати пауков.

При этих словах в голосе Кейна прозвучало искреннее веселое недоумение, словно тот никак не мог понять, как же он до этого докатился. Поднявшись по лесенке, Рауль вставил ключ в замочную скважину, повернул его три раза против часовой стрелки, и распахнул дверь.

Здесь все было так, как оставил его отец. Комната была совсем маленькой, раза в три меньше кабинета герцога в его замке – но в ней словно чувствовалось присутствие ее единственного хозяина. Она была почти квадратной формы, где-то пять на пять шагов, в правом углу, возле окна, стояла большая двуспальная кровать, покрытая шкурами, перед ней – большой сундук. Слева – широкий шкаф, предназначенный для охотничьих костюмов и прочей одежды, стойка для оружия, сейчас пустая, зеркало, полка для личных вещей, небольшой стол, с письменными принадлежностями... И все. Больше в комнате ничего не было. Впрочем, Рауля это не слишком удивило – его отец всегда отличался труднопонимаемым аскетизмом.

Из окна открывался живописный вид на бесконечный лес, маленькую часть заднего двора, и импровизированное кладбище – видимо Кейну и в голову не пришло, что из этого окна кто-то еще будет смотреть. Сам он, вероятно, жил в другом месте – или его подобные мелочи не заботили.

Переставив с подоконника на пол два горшка с какими-то лесными цветочками, Рауль, повозившись немного с тугой и заржавевшей щеколдой, сначала со скрипом приоткрыл, а потом и полностью распахнул сопротивляющиеся ставни, оперся локтями о подоконник, и выглянул наружу. Все было тихо и спокойно, ничто не нарушало тишину Старого леса, постепенно готовящегося ко сну – добраться до охотничьего домика бывшему герцогу удалось только на исходе десятого дня своего путешествия, перед закатом. Швырнув рюкзак в угол, и с трудом стащив с ног сапоги, Рауль растянулся во весь рост на скрипнувшей кровати, блаженно потянулся, глядя, как на чистом небе разгораются первые вечерние звезды, и незаметно провалился в сон.

Когда, через пару минут, Кейн заглянул в комнату, удивленный тем, что от его нового знакомого нет никаких вестей, Рауль уже спал, так крепко, что немногое могло бы его сейчас разбудить. Увидев это, Кейн улыбнулся сам себе, и тихо закрыл дверь.

Он вернулся в гостиную на первом этаже, очень долго стоял перед камином, глядя, как по раскаленным поленьям пляшут язычки пламени, и удивляясь самому себе – за десять лет, прожитые здесь, он ни разу не захотел отправиться куда-то дальше, посмотреть мир, в который его занесло… И вот теперь появился Рауль, утративший все, сбежавший от верной смерти, но мечтающий о возрождении… Он просит помощи - а это значит, что снова будет кровь и смерть, умирающие враги и торжествующие друзья… Все то, чего нет здесь, в его жизни в маленьком домике лесничего, того, для чего Кейн был сотворен, без чего его существование было лишено его истинного смысла – и от чего он все это время старался уйти.

Напрасно.

Рок настиг его даже здесь – а раз так, принимать его следует достойно.

Кейн резко развернулся, быстро вышел на улицу, обошел дом, и остановился перед второй могилой, той самой, которая так озадачила Рауля. Преклонив колено, он протянул руку, и коснулся символов и слов, которые когда-то сам вырезал.

В отличие от молодого герцога, Кейн знал Высокий Готик.

- «Каиниил, Темный Ангел» - прошептал он. – Requiestcant in pace… Requiem aeterna dona eis…

Кейн, склонив голову, чувствуя, как слезы застилают глаза, стоя на коленях перед собственной могилой, молился, снова и снова вспоминая те ужасные события, в которые он был вовлечен, и то зло, которое так необдуманно совершил. Слова древней молитвы, скорбного гимна павшим, на языке, который никогда не звучал под этим небом, тихо растворялись во мраке, подхваченные ветром разносились по Старому лесу – но на них не было ответа. Тот, к кому они восходили, не слышал и не отвечал.

Молитва кончилась.

Кейн поднял голову, с надеждой и страхом всмотрелся в темное небо… Где-то там, на другой стороне бесконечности, был тот, кто сотворил его самого и тысячи его братьев… Тот, чьим именем вершилась судьба человечества, по чьему слову миры возносились к блеску и славе или превращались в кладбища … Его властью богоподобным могуществом наделены верные ему, и всем звездам вселенной не сравниться с сиянием его глаз.

Он был там. Его бог, творец, и повелитель.

Его Император.

- Прости нас… - прошептал Кейн.

Ответа не было.

И тогда он повалился на колени и зарыдал, беззвучно, упершись головой в прохладный камень надгробья, обхватив его руками, и уже не глядя в черное небо, полное звезд. Отсюда они всегда казались лишь маленькими искрами огня, бесконечно далекими и спокойными – но Кейн знал, что это не так.

Он знал, что в ужасном мраке ледяной бездны нет мира между звезд.

Нет его и на этой земле.


ЧАСТЬ II


Тяжелый кузнечный молот раз за разом, с тяжелым звоном металла по металлу, опускается на раскаленную докрасна болванку. В той кузнице, где это происходит, темно, и единственными источниками света служат горнило печи, тусклое свечение раскаленной заготовки, и искры, что время от времени высекает молот. Проходит время, минуты складываются в часы, но кузнец продолжает работать, с нечеловеческой выносливостью и силой орудуя тяжелыми инструментами. Будь у тебя в той кузнице глаза, они бы уже привыкли к полутьме, и ты смог бы различить его огромную фигуру. Ты смог бы увидеть, что он невероятно высок, в полтора человеческих роста, его обнаженные руки и грудь, перевиты могучими буграми мышц, а короткие, черные с проседью волосы, перехвачены сейчас кожаным ремешком. Его лицо молодо, но больше подобно высеченному из мрамора лику бога войны; он работает, и по его лицу и рукам пляшут, сменяя друг друга, тени и отблески пламени.

Но ничто не вечно – вот и работа, похоже, подходит к концу. Кузнец оборачивается, поднимая перед собой раскаленную заготовку, придирчиво осматривает ее, и решительно погружает в длинное деревянное корыто, стоящее у стены, в заполняющую его вязкую красно-черную жидкость. И пока она кипит, закаляя пламенеющую сталь, взгляни вверх, под высокий потолок кузницы. Там, подвешенные за ноги на нескольких окровавленных цепях, висят обезглавленные тела трех человек. Кожа содрана с их тел, ужасной агонией мучительного умирания истерзаны останки, и время от времени, то с одного то с другого трупа, срывается и падает в подставленное корыто очередная тягучая капля крови.

Тем временем продолжается закалка, и сквозь кипящую кровь тускло просвечивают контуры все еще раскаленного лезвия. Однако крови в корыте все меньше, и вот последняя ее капля с шипением испаряется – и металл остывает, с неестественным, звенящим хрустом.

Вновь поднимает свое творение кузнец, еще раз внимательно осматривает его, и подходит к точильному камню. Тогда кузница наполняется пронзительным скрежетом, искры каскадом летят с острия чудовищно огромного меча, направляемого под нужным углом могучими руками его создателя. Еще больше чем обычно вздуваются мускулы его рук, когда он, закончив точить меч, поднимает его перед собой, смотрит вдоль лезвия, начинает медленно вращать вокруг себя выкованное его руками оружие, привыкая к весу и проверяя баланс. Если бы и у тебя были в той кузнице руки, то ты не смог бы даже поднять этот меч, не говоря уже о том, чтобы сражаться им, ведь одно только лезвие этого двуручного чудовища больше двух метров в длину, а ширина его у рукояти около фута. Но воина, выковавшего меч, это, похоже, не беспокоит, и он начинает вращать его все быстрее и быстрее, со свистом, перебрасывая из руки в руку, выписывая в воздухе замысловатые петли и восьмерки, пока огромный меч не превращается в свистящую смертоносную пелену вокруг его исполинской фигуры. Наконец, единым, могучим усилием, он замирает, вбирая в себя всю инерцию тяжелого оружия, медленно проводит рукой по его лезвию, перехватывает и поднимает меч в одной руке – и появляется на его лице мрачная улыбка.

Проходит несколько минут, и вот воин уже идет в сторону виднеющегося вдалеке тракта, уходящего за горизонт. Облачен он теперь в черные штаны и шнурованную рубаху, отблескивающий тусклым металлом нагрудник и широкие наплечники. На его руках – латные перчатки, а обутые в тяжелые сапоги ноги защищены ниже коленей латными же поножами. Перевязь с метательными ножами лежит на груди воина, в ножнах на бедрах – длинные кинжалы; черные рукояти их близнецов виднеются из специальных ножен в голенищах его сапог. Широкий черно-серый плащ, с закрывающим голову капюшоном, при каждом шаге воина развевается за его плечами подобно крыльям, приоткрывая висящий за спиной огромный меч.

Воин уходит, а позади него, выбрасывая в звездное небо огненные языки и рои искр, полыхает кузница и стоящий рядом с ней небольшой дом. И если бы и ты был там сейчас, то ты услышал бы как сквозь рев и гул пламени слышится шипение человеческой плоти, и смог бы почувствовать, как плывет в воздухе смрадный запах горелого мяса.

Заканчивается ночь, потом день, наступает еще одна ночь – а воин все идет, ровно и быстро, не сбавляя темпа и словно не нуждаясь в пище и отдыхе. Если бы ты тоже шел там сейчас рядом с ним, то твои ноги уже ныли бы от усталости, и единственное о чем ты бы сейчас мечтал – это о том, как бы поесть и поспать.

Внезапно неутомимый странник резко останавливается. Его взор пронзает мрак глубокой ночи, и, хоть и далеко еще, видит он небольшой дом у дороги, несколько тусклых фонарей, пытающихся разгонять ночную темноту, и вывеску «Старая Чаша» над его входом.

С первого взгляда на покосившееся здание придорожного трактира ты сможешь понять, что переживает он сейчас не лучшие времена.

Вот трещины в грубо сложенных каменных стенах, прикрытые неровными заплатками из дерева и глины… Здесь – закопченное стекло единственного окна, там – потемневшая от копоти деревянная балка, подпирающая осевший угол крыши. Прислушайся к писку грызунов в подвале, к жужжанию и звону ночных насекомых, кружащих вокруг тускло-желтого фонаря над входом. Слушай их так же, как слушает их Эльна, четырнадцатилетняя дочь хозяина «Старой Чаши», которая сидит на пороге в четвертом часу ночи, спасаясь здесь от излишнего внимания немногочисленных засидевшихся посетителей, наслаждаясь ночной прохладой и мечтательно глядя в звездное небо.

Внезапно Эльна оборачивается, тревожно всматриваясь в темноту, и прислушивается к ночным звукам. Послушай и ты: вот шумит ветер, из трактира слышатся негромкие голоса, время от времени отрывисто кричат ночные птицы – и лишь тень ветра доносит из-за невысокого холма нарастающий звук безумной скачки. Проходит не более семи ударов сердца, и вот уже не только бешеный стук копыт и храп несущихся галопом лошадей, но и зловещий багровый огонь факелов, прорезающий темноту, возвещает о том, что в таверне будут новые гости, и притом очень скоро. Однако, обратив еще раз внимание на Эльну, и внимательно присмотревшись к выражению ее лица, ты обретешь понимание того, что ее совсем не радует подобная перспектива.

- Отец! – кричит она, врываясь в тускло освещенное помещение трактира. – Отец, здесь скоро будут Потрошители! Они уже близко!

Мгновение стоит тишина, пока семеро весьма нетрезвых посетителей и сам хозяин заведения переваривают услышанное.

А потом начинается хаос.

Все одновременно вскакивают со своих мест, стремительно трезвея начинают метаться во всех направлениях, пытаясь одновременно выбежать из таверны, спрятаться за стойкой, перепрятать самые ценные вещи… Кто-то, не обращая внимания на возмущенный крик хозяина, выскакивает через кухню, кто-то весьма успешно притворяется мертвецки пьяным… Но все замирают в тот самый момент, когда сквозь многочисленные щели с улицы проникает режущий уши разбойничий свист и огненно-багровые блики.

Ты чувствуешь, как страх стелется на полом, подобно холодному липкому туману? Знают о нем и разбойники, именующие себя Потрошителями. Вот они уже стоят на пороге, их факелы, закрепленные на недлинных бронзовых шестах, сейчас воткнуты в землю рядом с лошадьми и пламя эффектно подсвечивает их черные силуэты. Присмотрись к ним внимательнее – пятеро высоких мужчин, широкоплечие и сильные, одеты в черные доспехи, отсвечивающие металлом броневых пластин и декоративных шипов. Их лица неразличимы сейчас, они кажутся лишь темными зловещими призраками, облаченными в доспехи наемников, и никто из присутствующих в таверне людей не осмеливается даже пошевелиться.

- Хозяин! Принеси нам твоего лучшего вина! – провозглашает один из Потрошителей, и делает несколько шагов вперед, презрительно глядя на посетителей таверны; его глаза недобро блестят в прорезях шлема. Потом его взгляд останавливается на одном из столиков, на замерших вокруг него людях. – Спасибо, что придержали для нас этот стол, друзья.

Когда он говорит это, в его голосе прорезаются нехорошие нотки, и врассыпную бросаются сидевшие за столом трое взрослых и сильных мужчин – на их лицах написаны страх и смущение. Ну а Потошители, с презрительными смешками, рассаживаются вокруг освободившегося стола, свободно разваливаются на стульях, и выкладывают на стол оружие, мечи и длинные кинжалы, до того скрытые их плащами.

- Где вино? – с раздражением спрашивает один из разбойников.
- Сейчас, господа… Вот! – Джован Або, хозяин «Старой Чаши», тяжело дыша, приближается к столу, и водружает на него пять больших деревянных кружек, и небольшой бочонок. - Лучшее что у меня есть, специально для вас берег!…
- Пошел вон, – невнятно говорит главарь, ибо занят тем, что пытается расстегнуть застежки и снять шлем.

Наконец, он ставит шлем на стол, сломав печать, вытаскивает пробку из бочонка, принюхивается к его содержимому – в таверне повисает напряженная тишина – и наполняет одну из кружек.

- Эй, девка! Иди-ка сюда! – командует он спрятавшейся за стойкой Эльне. – Выпьешь с нами.
- Господа… - Джован умоляюще протягивает к ним руки, одновременно пытаясь закрыть собой дрожащую от страха дочь.
- Я что, должен повторять? – Потрошитель небрежно опускает руку на лежащее на столе оружие, и многозначительно смотрит на хозяина. – Ты хочешь, чтобы к утру здесь остались только зола и обуглившиеся трупы?!

Он кричит, и в ужасе сжимаются посетители и хозяин таверны – тогда как остальные члены разбойничьей группы, гнилозубо ухмыляясь и всем своим видом демонстрируя собственное превосходство, наслаждаются представлением.

- Давай, не стесняйся! – кричит еще один, протягивая руку, и рывком подтягивая к столу перепуганную Эльну.
- Да, давай, выпей с нами! – восклицает другой, поддерживая потеху.
- Только пей осторожно, не пролей ни капли! – замечает третий. – Это очень ценное вино, и если ты его разольешь, тебе придется слизывать его со стола языком!

Ты думаешь, что у людей, собравшихся в таверне, руки сжимаются в кулаки от бессильного желания рвануться и разорвать негодяев? Что они хотят помочь девочке, и только оружие в руках бандитов сдерживает их от этого – или, быть может, страх неминуемой и ужасной мести их господина? Всмотрись в их глаза, проникни в мысли. Коснись их душ. Нет там ничего, кроме страха за собственную шкуру, и радости, что пока разбойники увлечены девчонкой, им самим ничто не угрожает. И вот они стоят, глядя как Эльна захлебываясь и булькая, давится вином, как один из Потрошителей толкает ее под руку, заставляя пролить почти половину кружки на стол. Смотри вместе с ними. Бойся, как они. Дрожи всем телом, подобно им.

А вот воплощается прозвучавшая ранее угроза, и под всеобщий смех Эльна, со слезами на глазах, слизывает вино со столешницы, к которой ее голову прижимает рука одного из мужчин – в то время как остальные с хохотом стучат по столу уже пустыми кружками.

- Вы слуги того, кто называет себя Эрдамоном? – чей-то низкий, глубокий голос внезапно раздается со стороны двери, и слышится в нем нечто ужасное, что-то созвучное крикам умирающих, реву пожаров, и звону стали.

Все оборачиваются на этот голос, и видят, что его обладатель стоит в дверях – а обернувшись понимают, что лучше бы они этого не делали, ибо незнакомец не только огромен ростом, но еще и зловеще вооружен до зубов. Не двигаясь с места, он словно заполняет собой все доступное пространство, и все ощущают на себе его тяжелый, пронизывающий взгляд. Ничто не ускользает от него – ни люди, вжимающиеся в стены, ни позабытая Эльна, ни руки разбойников, потянувшихся за оружием.

- Мы? Нет, что ты, – приятно улыбаясь, и снизу вверх глядя на вошедшего, отвечает лидер Потрошителей, после чего кувырком, профессиональным и выдающим богатый опыт кабацких драк, откатывается назад, в сторону стойки, прихватив с собой лежавшее на столе оружие. – Убить его!!! Это…

Увы, никто из собравшихся этой нескучной ночью в трактире «Старая Чаша» так никогда и не узнает, что именно он еще хотел сказать. Прежде чем кто-то успевает понять хоть что-нибудь, незнакомец делает шаг вперед. С быстротой молнии, его рука откидывает в сторону полу плаща, ладонь, взметнувшись вверх, обхватывает рукоять меча, торчащую над плечами – и в следующий миг семь футов заостренной смерти с воем прорезают воздух. Сокрушительный горизонтальный удар превращает четверых только начавших вставать из-за стола Поторошителей в фонтан кровавых брызг и отлетающие в сторону куски разрубленных вместе с доспехами тел. Не останавливаясь, воин делает еще один быстрый шаг, перехватывает меч, нечеловечески быстро описывая его лезвием свистящий круг над головой – и слышен тяжелый мокрый стук, когда беспощадный удар отрубает главарю разбойников руки, чуть выше запястий. Вместе с зажатым в них оружием, кисти разбойника падают на окровавленные доски; мизинец левой руки судорожно дергается, а сам наемник, видя это, медленно оседает на пол.

Прислушайся к тишине, которая приходит вслед за свершившейся бойней. Почувствуй резкий запах крови, целое озеро которой разливается по полу, вокруг останков наемников. Смотри, как Эльна, с ног до головы забрызганная ею, пытается отползти в сторону от неподвижной фигуры незнакомца, оставляя за собой причудливый алый след. Вместе с перепуганными куда сильнее чем раньше посетителями «Чаши», остановившимся взглядом и с подступающей к горлу тошнотой, следи за тем, как капает кровь с лезвия чудовищного меча. Познай безмерное удивление, неистовую боль, и нарастающий ужас безрукого Потрошителя, который, с хрипом дыша сквозь стиснутые зубы, смотрит то на собственные кисти, лежащие неподалеку, то на обрубки своих же рук, толчками выплескивающие кровь.

Незнакомец обводит всех присутствующих тяжелым взглядом, стряхивает кровь с лезвия, и резким ударом вонзает меч в деревянный пол. Трактир вздрагивает, и испуганно втягивают в себя воздух невольные свидетели состоявшейся казни. Не обращая более ни на кого внимания, воин подходит к окровавленному разбойнику, наклоняется, и одной рукой вздергивает того на ноги.

- Вы слуги того, кто называет себя Эрдамоном, – уже не спрашивает, но утверждает он.

Потрошитель не отвечает, потому что рука ужасного воина стальными тисками сдавливает его шею – а у него самого больше нет рук, чтобы хоть попытаться разжать душащие его пальцы. Презрительная усмешка искажает лицо гиганта, когда разбойник пытается помешать ему кровоточащими культями, в которые превратились его руки. Без видимого усилия он отрывает наемника от земли, поднимает в воздух одной рукой, заглядывает в его глаза.

- Да, ты один из его заклейменных псов, - медленно говорит он. – Я вижу его тень в твоих глазах. Знаю, что он смотрит сейчас твоими глазами. Тем лучше.

Теперь гигант смотрит в глаза Потрошителя так, словно перед ним кто-то другой.

- Раскайся, – говорит он, и его слова звучат как приговор. - Ибо скоро ты умрешь.

Потом его рука сжимается на горле разбойника, с хрустом сокрушая гортань, пальцы другой вонзаются в грудь, сквозь доспех, ломая ребра – и тогда, с жутким, мокрым треском разорванной плоти и сломанных костей, он отрывает бывшему Потрошителю голову, вместе с большей частью позвоночника. Струя крови бьет из разорванных артерий, и вот уже тело, словно взорвавшееся изнутри, небрежно отброшено в сторону, к стене, туда, где лежат остальные бандиты. Ну а его палач в это время удовлетворенно смотрит в затухающие глаза, и видит, как вместе с жизнью исчезает из них чье-то неуловимое присутствие.

Сообщение отредактировал Manitu - 30.07.2007, 22:28

[Vinni_Pooh]

потрясающе! тепепрь со стилем все в порядке. когда допишешь?

[Капитан Скарлет]

просто затягивает! ждём продолжения!

[shock trooper]

Воттэтаданунифиагжсебехочуеще!!!!!!!!!
Потрясающе! Браво!

Шедевр, натруально. Макнилы с Абнеттюками синхронно всасывают.

Дико понравился стиль написания.

[Under9]

Бесподобно.

[Vinni_Pooh]

вы бы видели, как этот чеовек пишет не по вахе атас!

[Manitu]

Народ, напишите автору что толком то понравилось, ваши вопли похожи на ор толпы, больше индивидуальности. Конкретики, и вам и автору будет приятнее, что бы вы выделили какие нибудь моменты.

[Пересмешник]

круть!

[shock trooper]

Ну так енто эмоции. Куда ж без них...

По пунктам:
-задумка. Читателя в тои-то веки не бросают на поля "еще одной жестокой и беспощадной войны с героическими <вставить нужное> и трусливыми подлыми <вставить ненужное>". И не в хайв. И не в археологическую экспедицию инквизиции.
-стиль. Автор будтобы подруку ведет читателя, демонструруя ему события. Тут уж как кому, а мне такое нравится.
-гармоничность. Явных перекосов не заметно.
-Все неровности сглажены. Ничто не мешает наслаждатся рассказом.

Так лучше?

вы бы видели, как этот чеовек пишет не по

Мы с удовольствием. Ссылочки бы

[Basilevs]

То, что надо народу! Написано вцелом добротно. Гладко и предсказуемо. Старательно разложенный набор стандартных персонажей стандартной фэнтези. Напомнило стилистику дамских романов, такой литературы, где не произойдёт ничего неожиданного, не будет никаких сюрпризов, а только "умирающие враги и торжествующие друзья". В таких текстах обильно используются устоявшиеся связки существительных-прелагательных-глаголов, что облегчает восприятие написанного, т.к. это "что-то знакомое" и думать не надо. Там язычки пламени всенепременно "пляшут по поленям", а мышцы - "бугрятся и перекатываются". Зачем изобретать велосипед?
И ещё не понравиось нарочитое "тыканье", этакое активное навязывание мыслей и чувств читателю. Но удобно для тех, кто любит чтобы его "вели под ручку"

Макнилы с Абнеттюками синхронно всасывают.

Макнилы - возможно, а вот "обязательный дежурный плевок в Абнетта" мимо.

Сообщение отредактировал Basilevs - 30.07.2007, 23:53

[Manitu]

Абнетт так далеко убежал от Макнилла?
А все-все... молчу....

[shock trooper]

Напомнило стилистику дамских романов, такой литературы, где не произойдёт ничего неожиданного, не будет никаких сюрпризов, а только "умирающие враги и торжествующие друзья".

Ну, в дамских романах обычно не наблюдается трехметровых верзил с дикой жаждой убивать и потусторонних демонов.

В таких текстах обильно используются устоявшиеся связки существительных-прелагательных-глаголов, что облегчает восприятие написанного, т.к. это "что-то знакомое" и думать не надо. Там язычки пламени всенепременно "пляшут по поленям", а мышцы - "бугрятся и перекатываются". Зачем изобретать велосипед?

Как только у нас хотя бы часть писателей научится применять хотя бы такие вот обороты, за это можно будет ругать. Пока еще не все мы доросли даже до такого...

Но удобно для тех, кто любит чтобы его "вели под ручку"

Угу. Типа постебался, да... Молодец.

"обязательный дежурный плевок в Абнетта"

Ну, не могу ему некоторых выкрутасов простить.

[Manitu]

Теперь новый курс, на А. Дюма, ура товарищи, плывем тем же курсом!

[Vinni_Pooh]

Мы с удовольствием. Ссылочки бы

на мыло могу кому интересно, в ПМ...
ЗЫ. тока у автора разрешения спрошу сначала )) а то как-то...

плывем тем же курсом!

как по мне, далеко не самый худший курс...

Сообщение отредактировал Vinni_Pooh - 31.07.2007, 00:38

[Under9]

Народ, напишите автору что толком то понравилось, ваши вопли похожи на ор толпы, больше индивидуальности. Конкретики, и вам и автору будет приятнее, что бы вы выделили какие нибудь моменты.

Конкретики... Ну, проишествие в таверне один в один из аниме Берсерк. Но описание... Это нечто шикарное. Очень легко читается.

[le Sorcier]

2 Basilevs
Согласен. Полно штампов. Ненавижу читать всякие "задушевности", типа: "Пройди по дороге смерти, как тысячи тысяч обреченных прошли здесь до тебя. Почувствуй вкус крови, словно висящий в воздухе. Взгляни в лица стражников, когда-то бывших людьми, а сейчас превратившихся в отвратительное подобие демонов. Впусти в себя ужас от осознания того, во что превратились их тела и души, навечно вросшие в окровавленные доспехи. Звеня кандалами, пройди во внутренний двор замка, и узри пирамиду из более чем двадцати трех миллионов черепов, сложенную за тысячу лет руками отвратительных служителей. Кричи и бейся в руках одержимых, когда те поволокут тебя вниз, в катакомбы, к одному из восьми жертвенных алтарей, что установлены вокруг широкого колодца, из которого рвется багровое сияние и доносится неистовый крик." От этого меня тошнит. И кстати черепов прям таки ровно двадцать три миллиона?
Далее: тело, ИМХО, не может быть "перевито буграми мышц".

Я понимаю, что дальнешими описаниями автор нагнетает атмосферу, но эти описания слишком расхожи, попсовы, я бы сказал. Ничего нового они не дают. Слишком знакомо. Сюжет не понравился. Чем-то напомнил муркоковский "Рунный посох".
Вполне себе приключенчески. Но не более. Слишком много пафоса.
Автор, ты старался.

Сообщение отредактировал la Sorcier - 31.07.2007, 11:40

[Basilevs]

Сюжет не понравился. Чем-то напомнил муркоковский "Рунный посох".

2 la Sorcier: "Рунный Посох" не трожь! Одна из моих самых любимых фэнтези! Да, Муркок и сам позже признавал, что многие книги цикла о Вечном Герое были наивны. Но эти наивность и идеализм были искренними. И вот чего у старого хиппаря не отнять, так это фантазии, изобретательности в построении разнообразных реальностей и тяги к философии.
А здесь у автора в его средневековом мире всё по устоявшейся схеме - мироустройство, персонажи, чувства, поступки.

[WarMaster]

Всем привет!

Камрады, прежде всего спасибо за оценку того, что еще не дописано - как верно было замечено, "автор старался" - но меньше чем следовало. ))

Да, штампы есть. Даже не штампы, а просто привычные связки, призванные сделать текст как можно более похожим на "стандартное фентези" - для того чтобы потом показать, что оно таковым не является, ибо писано по Вархаммеру 40000, а там не может быть "стандартного". Дальше это будет видно - если, конечно, мне удастся все правильно выстроить и передать, объем большой, и иногда "оперативки" не хватает.

Насчет аниме "Берсерк" - в яблочко. ))) Я посмотрел этот грешный мультик пару лет назад, почти ничего не помню, кроме первой сцены. Это было сильно!

Что еще? Ага, "ведение под руку", смена стиля повествования: в каждой части вначале идет что-то вроде мини-пролога, который написан в стиле "Взгляни на то что происходит, и попытайся вспомнить, где ты видел это раньше!...". не помню как именно он называется, но знаю, что его первым создал господин Желязны в "Порождениях Света и Тьмы", должным образом исказив обычное описание пьесы, с перечислением действующих лиц, репликами каждого, и промежуточными событиями. Это был чертвски отличный рассказ!.. Да, так вот, это сделано для того, чтобы оттенить события азных сюжетных веток, сделать их более контрастными... Ну, по крайней мере, такой был план. ))

Сейчас попробую выложить еще один Акт - хотел сразу, но он не поместился по длине сообщения.

PS. Друзья, а теперь серьезно. Прошу пинать и критиковать беспощадно - текст действительно большой, то, что есть - это где-то половина запланированного, и я действительно буду благодарен за помощь и конструктивную критику. Спасибо.

А теперь...


АКТ 2. Начало пути.

1.

- …Быстрее! Еще быстрее! Голова, нога, корпус!... Блок, блок, удар!... – Кейн стремительно провел серию свистящих от скорости ударов, прорвал защиту Рауля, и сокрушительно замахнулся. В его глазах появился зловещий беспощадный блеск. – Добивание!

Но, когда длинный меч Кейна пошел вниз, к ничем не защищенной голове Рауля, тот рванулся вперед, прямо под удар, воспользовавшись тем, что противник гораздо больше его самого по размерам, и выхватил кинжал, из ножен на левом предплечье. Пропустив удар над собой, он резко полоснул острым, как бритва лезвием по обратной стороне руки Кейна, чуть ниже плеча, там, где проходит артерия. Он провел этот прием великолепно, стремительно и неотразимо, и любой противник был бы мертв от потери крови самое большее через минуту – но Кейн не был таким как все. Кинжал, который, казалось, уже ничто не сможет остановить, не достиг своей цели, и молодой человек даже не понял, что произошло. По руке Рауля словно ударило кузнечным молотом, пальцы онемели, и кинжал исчез. В следующее мгновение, стальные пальцы, каждый из которых был толщиной с его запястье, сомкнулись на горле бывшего герцога Эрхорга. Земля под ногами исчезла, и Рауль понял, что Кейн поднял его на вытянутой руке, как котенка. Пальцы, охватывающие его шею, сжались, да так, что у Рауля перед глазами поплыли разноцветные круги, а шейные позвонки подозрительно хрустнули. Рауль попытался разжать хватку, но знал, что все равно ничего не выйдет – Кейн был силен. Нечеловечески силен.

Внезапно рука Кейна немного разжалась, Рауль перестал судорожно дергаться и хрипеть, смог вдохнуть хоть немного воздуха, и снова начал видеть.

Кейн улыбался. Он смотрел в глаза своему, как он любил его называть, адепту, и улыбался.

- Отлично, Рауль. – Кейн поднял другую руку, и Рауль увидел, что на его коже осталась коротенькая красная черточка, там, где должен был быть рассекающий артерию разрез глубиной до кости. – Тебе удалось меня поцарапать. Поздравляю.

Рауль приободрился, однако его радость моментально испарилась, когда он увидел, что улыбка Кейна вдруг превратилась в оскал, а в глазах сверкнуло тщательно отрепетированное кровожадное безумие.

- Но тебе это удалось только потому, - проревел Кейн, - что ты прибег к хитрости!

Почувствовав, что Кейн схватил его второй рукой за ногу, чуть повыше колена, Рауль инстинктивно сжался в комок, закрыл глаза, и приготовился к худшему.

И оказался прав.

Руки Кейна напряглись, мир вдруг рванулся куда-то в сторону и вниз, в теле образовалась удивительная легкость, ветер засвистел в ушах – и Рауль обрушился в воду, подняв целую тучу брызг. Разобравшись где верх, а где низ, он перевернулся, глотнул воды, и вынырнул на поверхность.

Он плавал в самом центре небольшого лесного озерца. На берегу, посреди маленькой полянки, на которой они вытоптали почти всю траву, шагах в тридцати от самого Рауля, стоял виновник его купания, и хохотал.

- Ты еще жив? – весело закричал он, увидев, что Рауль показался на поверхности. – Клянусь, я уже начал беспокоиться, что ты нашел какую-то пещеру на дне, и решил остаться там!
- Не дождешься! – Рауль, выплевывая воду и наслаждаясь отдыхом после выматывающего тренировочного боя, не спешил выбираться на берег. – Я теперь тебя не боюсь! Я победил тебя – зацепил своим клинком! У меня получилось!
- Да, у тебя получилось, - все еще улыбаясь сказал Кейн. – Пусть ты не провел прием так, как он должен был пройти, пусть ты меня всего лишь оцарапал – но ты не представляешь как это много, и насколько это было непросто. Ты молодец. Действительно молодец. Ты показал, что мы не зря провели все это время.

Увидев, что Кейн не шутит, Рауль от волнения даже забыл, что надо держаться на плаву, ушел под воду, забарахтался, и вынырнул снова.

- Ты серьезно? Твои слова означают, что моя подготовка завершена?
- Нет. – Голос Кейна не сулил ничего хорошего. – Это твои слова означают, что ты спишь и видишь, как бы перестать тренироваться. Мои – только то, что завершен утренний обряд боевой подготовки. Не более. А раз он завершен, думаю, самое время перейти к следующему обряду… Гм… Раз уж ты там, в озере, пусть это будет обряд выживания в воде при боевом контакте с противником!... Кстати, пока я приближаюсь, у тебя есть масса времени, чтобы подготовить к схватке свои тело и душу… Начали!

Издав ужасный боевой клич, Кейн рванулся вперед, двумя прыжками преодолев расстояние до воды, а третьим – половину расстояния до плавающего посреди озера Рауля и скрылся под водой, взметнув огромный столб брызг.

- Проклятье! – взвыл Рауль, и изо всех сил поплыл в сторону противоположного берега, одновременно стараясь дышать глубоко и сильно.

Он знал, что будет дальше.

Если и было что-то, что Рауль ненавидел больше, чем обряды подготовки боевого выживания в воде, то он пока что с этим не сталкивался. Суть обряда была в том, чтобы выжить, выбраться на берег из водоема или утопить своего соперника. О том, чтобы утопить Кейна не могло быть и речи – тот, похоже, мог оставаться под водой часами, и ему было безразлично, лето стояло или зима, есть ли непробиваемый лед на поверхности или его нет, ночь на дворе или день. В отличие от Рауля, которому все эти «мелочи» были очень важны. Поэтому, он старался как можно скорее выбраться на берег, в то время как Кейн старался ему помешать – тогда начиналось судорожное барахтанье в воде, за каждый глоток воздуха Раулю приходилось сражаться не на жизнь а на смерть, и при этом помнить в какой стороне берег, если дело было ночью, или где находятся проруби, если дело было зимой… Это в том случае, конечно, если Кейн не бросал его в воду в завязанном мешке – тогда разбираться оставалось прямо там, в воде… Очень часто он не справлялся, и приходил в себя уже на берегу, мучительно откашливая набравшуюся в легкие воду, и борясь со спазмами. Кейн объяснял ему его ошибки, и все начиналось сначала. Снова и снова. До тех пор, пока Кейн не признавал, что Рауль чему-то научился.

Внезапно что-то схватило его за ногу, и рвануло вниз, в глубину озера. Рауль сделал вид что запаниковал, позволил Кейну утащить себя поглубже, потом резко схватил своего противника за голову и воткнул ему в глаза большие пальцы рук. Кейн сразу отпустил его, признавая тактическую правильность действий, и Рауль не мешкая рванулся вверх и в сторону берега. Он понятия не имел, сколько секунд выиграл, но знал, что нужно использовать их все, без остатка, причем как можно быстрее. Одна секунда, две, три… Под ногами появилась почва, до берега рукой подать, шагов десять!... Семь.. Пять... Плыть дальше уже нельзя, слишком мелко… Рауль вскочил на ноги и помчался на берег, высоко вскидывая ноги и поднимая целые фонтаны брызг. Вода доходила сначала до пояса, потом до колен… Один шаг…

И тут мир перевернулся.

Солнце описало пылающую дугу перед глазами, поверхность озера мелькнула вслед за ним, и Рауль упал в воду, ударившись спиной о дно. Вода хлынула в рот, нос и уши. До берега было меньше шага, вытянув руку, он нащупал траву, растущую на берегу, и вырвал ее с корнями, изо всех сил пытаясь вытащить себя из воды.

Все было напрасно.

Нога возвышающегося над ним Кейна неумолимо вдавливала его грудную клетку в прибрежный ил, так, что Рауль, даже вытянув шею изо всех сил, не мог вдохнуть воздуха. Поверхность озера была так близко от его глаз, совсем рядом – и в то же время бесконечно далеко. Из-под воды Рауль видел солнечные блики на поверхности, видел, как колышутся над его головой ветви деревьев, практически чувствовал дыхание ветра, его живительный вкус и запах – и видел безжалостные глаза Кейна, смотрящие на него, так и не пошевелившегося, несмотря на все попытки освободиться.

Через две минуты Рауль захлебнулся и утонул, в трех дюймах от поверхности воды и в шаге от берега.

2.

Этот ад длился уже целых пять лет.

Пять лет Рауль ни на минуту не переставал горько жалеть о том, что не погиб в замке Эрхорг, вместе со всеми своими родственниками. О том, что, к несчастью выжив, отправился именно в эту забытую лесную избушку, когда перед ним лежал весь широкий и гостеприимный мир.

Но самое главное, о чем Рауль сожалел, было то, что он согласился, когда Кейн заявил, что он, Рауль, конечно сын герцога, но все равно самую малость недотягивает до нужного состояния духа, разума, и тела, достаточного, чтобы начинать свой поход за славой, и что ему было бы нелишним «немного потренироваться». Даже в самых страшных кошмарах он не мог себе тогда представить, что именно будет означать это «немного».

День начинался в четыре часа утра.

Первый час нового дня Кейн называл утренней пробежкой, небольшой, лиг на десять, которую нужно было совершить как можно быстрее. При этом это была не просто пробежка, а настоящая полоса препятствий. Маршрут и сами препятствия, Кейн менял каждый месяц. Преодолевая ее, Раулю приходилось бегать, прыгать, лазить по деревьям, карабкаться по отвесным склонам оврагов, продираться через заросли колючих кустов, переплывать пруды – и все это на бегу, не останавливаясь. Все это приходилось делать с торбой камней на спине, которых постепенно становилось все больше, и с привязанными к рукам и ногам железными пластинами-наручами, которые становились все тяжелее. Поначалу, Кейн каждый день бежал вместе с ним, немного впереди, показывая, как нужно преодолевать тот или иной участок – но где-то после первого года, Рауль стал бегать сам.

Потом наступало время для утреннего обряда выживания, совмещенного с завтраком. Но, в отличие от замка Эрхорг, где еду подавали слуги, в понимании Кейна эту еду еще нужно было поймать – он не признавал создания запасов мяса, и ничего не хотел слышать о том, чтобы завести хозяйство. Поэтому, следующие три часа Рауль посвящал тому, чтобы выследить и убить что-то, что можно есть. Лук и стрелы Кейн не признавал тоже, он считал, что охота – это когда ты сам догнал зверя и убил его голыми руками, или, в крайнем случае, ножом. Поначалу Рауль не мог не то что догнать, но и увидеть какого-нибудь оленя, косулю, или даже зайца. Все лесное зверье скрывалось от него тогда, когда ему вздумается, и единственное, что оставалось это собирать орехи и лесные ягоды. Однако, уже через полгода после того, как злая судьба забросила его в этот кошмар, Рауль вдруг осознал, что действительно сможет выжить в лесу. Что он научился читать следы, и ориентироваться по абсолютно незаметным признакам, что он знает все съедобные и ядовитые растения и грибы, и знает, как и где их искать… В какой-то момент Рауль начал понимать, что Кейн не просто учит его жить в лесу, передавая те знания, что сам получил от Горбо, но и дает еще кое-что от себя – способность охотиться на людей, устраивать засады и ловушки, мастерить оружие из всего, что попадется под руку, стремительно атаковать и отступать, растворяясь в чаще.

Следующим был утренний обряд боевой подготовки. Он длился пять часов, с восьми утра до часа дня, и каждая секунда этого времени была посвящена познанию того, как можно убить человека. Во время этого обряда Кейн учил Рауля обращаться с любым доступным оружием и защищаться от него. Он учился владеть чем угодно, от палок и камней до мечей и арбалетов. Кейн заставлял его тысячи раз отрабатывать какое-то движение или удар, говоря, что лучше владеть одним ударом, который невозможно отразить, чем тысячей красивых, но совершенно бесполезных в реальном бою. Постепенно, когда Рауль окреп, Кейн взялся за него всерьез, и начал учить какой-то невероятной, отточенной боевой технике, непохожей ни на что, что Рауль видел или о чем слышал раньше. Это была система молниеносных сокрушающих ударов, способных рвать людей на части, ломать черепа и кости как трухлявое дерево, невероятно жестокая, ставящая перед собой только одну цель: первым же ударом убить врага.

Одним из самых странных обрядов Кейна был дневной обряд, точнее, полуденный ритуал боевой медитации. Он длился целый час, сразу после утреннего обряда боевой подготовки, и, как объяснил Кейн, был призван закрепить усвоенное ранее боевое мастерство. Во время этого ритуала требовалось сидеть неподвижно, с оружием в руках, и закрыв глаза. Кейн говорил, что в это время нужно очистить свой разум от всех мыслей, не думать ни о чем, позволяя «нервной системе выстраивать новые нейронные связи без помех» - о том, что означают эти слова, Рауль не имел ни малейшего понятия, но подозревал, что они как-то связаны с усваиванием боевых навыков. Однако этот ритуал был как нельзя более кстати: Рауль, вымотанный до предела утренними обрядами, очень скоро выработал в себе умение глубоко засыпать во время него, и мгновенно просыпаться, когда Кейн подходил и говорил, что ритуал закончен.

Дневной обряд боевой подготовки начинался в два часа дня, а заканчивался в шесть вечера – он был на час короче утреннего, и отличался от него довольно сильно. В процессе этого обряда Раулю приходилось именно сражаться, применяя все то, чему он научился ранее. Это были поединки с Кейном, врукопашную или на разнообразном оружии, за которым его наставник пару раз в год отлучался в неизвестном направлении – или схватки с дикими животными. С матерыми кровожадными хищниками, причем не всегда Раулю разрешалось их убивать. Когда Кейн впервые втолкнул Рауля, безоружного и одетого в одни штаны, в небольшой загон, в котором сидели три здоровенных лесных волка, сообщив, что ему нужно продержаться до конца обряда уклоняясь или отталкивая зверей, но не убивая и не калеча их – тогда Рауль был удивлен донельзя. Через три часа, в полумертвом от усталости состоянии, вывалившись из загона, покрытый царапинами, ссадинами и засохшей звериной слюной, Рауль думал, что сюрпризов больше не будет. Но Кейн удивил его еще раз – перешагнув через Рауля, он подошел к уставшим волкам, и почесал их за ушами, словно домашних собак. «Мои старые друзья, я их знаю с тех пор, как они щенками были, - улыбаясь сказал он тогда. – Славные парни, хоть и дикие. Знакомься: вот этот, здоровый – Русс, безухий - Гарм, а самый маленький – Бьорн».

Вечерний обряд выживания и особой подготовки, следующий за дневным боевым обрядом, длился три часа, с шести до девяти вечера. Его целью, как утверждал Кейн, было научить Рауля выживать и выбираться из безнадежных ситуаций, и именно его молодой человек ненавидел больше остальных. Именно в процессе этого обряда ему приходилось тонуть в озерах или выпутываться из веревок и кандалов, уходить от преследования или вырабатывать в себе толерантность к боли, во время допросов, которые ему устраивал Кейн. Но, как и почти вся его подготовка, этот обряд имел другую сторону – Рауль учился топить и преследовать, правильно связывать и сковывать, преследовать и настигать. Пытать и допрашивать.

С девяти до одиннадцати вечера приходило время вечернего обряда силовой подготовки. За два часа Рауль, под постоянным надзором Кейна, подтягивался, отжимался, подпрыгивал, приседал, скручивался, и растягивался – сотнями повторений прорабатывая мышцы, набирая силу, увеличивая выносливость и скорость. Кейн делал все упражнения вместе с ним, требуя, чтобы Рауль работал то во взрывном темпе, то в статичном. К примеру, Раулю приходилось отжиматься по триста раз, на каждом подъеме подбрасывая себя на руках, и успевая хлопнуть за спиной в ладоши... Или подтягиваться на одной руке, медленно, по десять минут сгибая ее, и подтягиваясь вверх, а потом еще десять минут опускаясь вниз. И каждое упражнение Кейн сопровождал объяснениями того, какие мышцы при этом работают, и для чего в принципе потом можно будет применить полученный навык.


В последний час они возвращались домой, садились за стол, уже никуда не торопясь. Впервые за весь день, Рауль мог себе позволить наброситься на жаренное над огнем мясо или кашу, которую Кейн варил в здоровенном котле – оказалось, что он все же навещает одну соседнюю деревушку, раз в месяц, выменивая шкуры на то, чего в лесу не достанешь. В это время Рауль, утолив терзающий его голод, начинал учить самого Кейна. Он рассказывал о том, что за мир вокруг и какие в нем люди, как они живут и чего от них можно ожидать… Рассказывал обо всем, чему его когда-то так настойчиво учил его отец, и нанятые им учителя.

В полночь Кейн вставал из-за стола, и Рауль понимал, что пора ложиться спать. Он поднимался в теперь уже свою комнату, и валился на кровать, обычно засыпая до того, как упасть на шкуры.

3.

Рауль пришел в себя, кашляя и плюясь водой, и обнаружил, что его ноги стянуты веревкой, переброшенной через толстую ветку одного из деревьев, а сам он болтается вниз головой метрах в двух от земли.

- Я сделал это только для того, чтобы показать тебе, что иногда можно проиграть даже тогда, когда ты в шаге от победы, - голос Кейна послышался откуда-то сзади.

Через мгновение появился и он сам, подошел, и серьезно посмотрел Раулю в глаза.

– Никогда не оставляй у себя за спиной врага, способного настигнуть тебя и ударить в спину, – жестко сказал он. – И никогда не оставляй за спиной друга, способного предать тебя и нанести удар, когда ты этого не ждешь. Никогда. Помни об этом, Рауль. Помни всегда, что бы ни случилось.
- Я запомню, - тихо сказал Рауль. Он догадывался, что его учитель был замешан в какую-то неприятную историю, хотя сам Кейн никогда ни о чем не рассказывал.
- Отлично. – Кейн развязал веревку на ногах своего ученика, и тот спрыгнул на землю. – Нам пора идти. Твоя подготовка завершена.

Кейн стоял, молча и неподвижно, глядя, как сияющий Рауль собирает свои вещи.

Пять лет прошло с тех пор, как он появился в его тихой жизни охотника-отшельника. Пять лет назад молодой лорд Рауль, герцог Эрхорг потерял все, кроме воли к победе и веры в то, что сможет добиться всего сам. Пять лет назад он заявил, что готов на все, для того, чтобы воплотить в жизнь свою мечту.

Кейн поверил.

За это время он провел мальчишку через все круги ада, для того, чтобы выковать из него то, чем тот хотел стать. Школа, которую преподавал своим жителям теперь уже несуществующий Калибан, была очень суровой, Кейн ее прекрасно помнил – и смог частично перенести сюда, в этот куда более гостеприимный мир. Он учил Рауля так, как жизнь учила молодых людей его родины, жестоко и беспощадно, без отдыха и передышек, без сострадания и поблажек. Каждый день Кейн был готов услышать мольбу о прекращении испытаний – но Рауль терпел, стиснув зубы, вслушиваясь в боль ноющих мышц, и продолжал работать. Тогда Кейн понял, что он не сломается.

И Рауль не сломался.

- О чем задумался? – весело спросил Рауль, подходя, и забрасывая за спину меч в ножнах. – Надеюсь, ты не передумал насчет завершения подготовки?
- Не передумал, - успокоил его Кейн. Потом поднял свой меч, и передал его Раулю. – Захвати и его. Я ненадолго задержусь здесь. Кое-что вспомню.

Рауль удивленно поднял бровь, но ничего не сказал. Молча взял оружие Кейна, развернулся, и отправился домой – за последние пять лет он научился понимать, когда стоит задавать вопросы, а когда этого лучше не делать.

Проследив, как Рауль уходит, что-то весело насвистывая себе под нос, Кейн задумчиво прошелся по берегу озера, вернулся на полянку, где они проводили тренировочный бой, и остановился возле дерева, которое больше всего напоминало березу. На уровне его груди, вонзившись по самую рукоять, торчал кинжал Рауля, которым тот умудрился задеть Кейна во время схватки. Кейн выдернул кинжал, едва не выкорчевав дерево вместе с ним, вытер лезвие о траву, и посмотрел, как на полированной стали играют солнечные блики…

Не ошибся ли он, дав Раулю все то, чему тот научился? Достаточно ли качественно он превратил молодого юношу в тренированного убийцу? Хватит ли ему полученных знаний и опыта для того, чтобы сделать то, о чем он мечтает, и сможет ли он вести за собой людей, ведь войны выигрывают воины, а не могучие герои-одиночки? Проверить все это можно было только одним способом – выпустить его воспитанника в большой мир, и посмотреть что будет. Кейн с удивлением поймал себя на том, что немного нервничает по этому поводу – как ни крути, но Рауль и его подготовка были его дебютом в качестве наставника неофитов. Он знал, конечно, что школа Калибана и часть подготовки Темных Ангелов, через которую он провел Рауля, были весьма сильны. К примеру, система рукопашного боя и владения мечом не возникли из ниоткуда. Они были выверены и отточены, тысячами лет суровой жизни его родины и столетиями опыта Великого Крестового Похода… Кейн был уверен, что существует совсем немного вещей, которые можно достойно противопоставить этой комбинации – и надеялся, что их если и можно найти, то не в этом мире.

Задумчиво крутя кинжал Рауля в руке, Кейн постоял еще некоторое время, глядя на спокойную гладь озера, потом пожал плечами и отправился домой. Пришла пора собираться в дорогу.

4.

- Ну, какие у нас планы на будущее? – весело спросил Кейн, входя в охотничий дом. – Если ты сейчас скажешь, что за последние пять лет ни разу не думал о том, что делать дальше, я рассмеюсь тебе в лицо.

Рауль, который вернулся на полчаса раньше, и уже успел переворошить весь дом в поисках того, что он намеревался взять с собой, криво ухмыльнулся, вытер вспотевший лоб, и повалился на лавку.

- Проклятье, не думал, что это будет так непросто… - пробормотал он, глядя, как Кейн сосредоточенно снимает сапоги. – Сейчас, когда время наконец пришло, я боюсь, что не знаю с какого конца браться за дело…
- Тогда есть лучший выход! – провозгласил Кейн, и сноровисто швырнул сапоги в сторону двери. – Предлагаю пожрать на дорогу.

Рауль расхохотался и кивнул.

Вдвоем они быстро разожгли костер во дворе, разделали косулю, которую Рауль поймал не далее как сегодня утром, и нанизали мясо на вертел. Пока оно жарилось, с шипением роняя на угли капли жира, Кейн выволок огромный казан овсяной каши, которую он сварил утром, пока Рауль был на пробежке – она была еще горячей, потому что Кейн предусмотрительно укутал ее в одеяло и старую шубу Горбо.

- Овсянка?! – взвыл Рауль, увидев казан. – Я ненавижу овсянку! Ты же знаешь, что ненавижу – я тебе пять лет об этом говорю каждый день!

- Да-да, конечно… Хм… Думаю, нам стоит вытащить стол на улицу. Берись.

Рауль взялся, все еще бурча себе под нос, и скорее отдавая дань традиции, чем действительно возмущаясь. Вдвоем с Кейном они вынесли во двор один из столов, а вслед за ним – две лавки, чтобы было на чем сидеть. Потом на столе появился хлеб, огромное блюдо под мясо, которое вот-вот должно было поспеть, глубокие деревянные тарелки, ложки, и пара длинных двузубых вилок. Спустившись в погреб, Рауль вытащил закупоренный крышкой бочонок квашеной капусты и еще один, только втрое меньший по размеру, с мочеными яблоками. С этой капустой была еще та история – обычно, Кейн отправлялся за подобными продуктами в ближайшую деревню сам, раз в неделю, понимая, что Раулю, которого он гонял как проклятого, не хватит одного мяса, грибов, и лесных ягод. Однако в последний раз он взял ученика с собой, и Рауль до последней секунды подозревал, что дело нечисто. Это подозрение переросло в уверенность, когда Кейн с веселой улыбкой взвалил на его плечи бочонок капусты, который весил едва ли не больше самого Рауля, и бегом припустил в лес. Не то чтобы это было очень сложно – за пять лет Рауль привык пробегать по десять-пятнадцать лиг в день, в бешеном темпе и немалым добавочным весом – но бочка была большой и очень неудобной, а пробежать предстояло лиг сто, по лесу и непроходимой местности. У Кейна такая дорога занимала часа четыре, а Раулю понадобилось втрое больше. Когда он, дыша, как загнанная лошадь и обливаясь потом, наконец, добрался, Кейн недовольно заметил, что ждал его еще пару часов назад, но, в принципе, доволен тем, как он справился.

Наложив побольше капусты в миску, и прихватив бочонок с яблоками целиком, Рауль отправился наверх, и столкнулся с Кейном, который как раз спускался вниз, для того, чтобы разворошить остатки старого герцогского винного погреба, и найти что-нибудь соответствующее событию.

- За вином? – догадался Рауль, пропустил Кейна, и начал подниматься по крутой лесенке, стараясь не уронить капусту. – Постарайся найти «Алые Слезы» или «Волчью Кровь». Там, по-моему, еще была пара бутылок…
- Знаток… - пробурчал Кейн, протирая бутылки, и читая надписи на них. – Слезы, кровь… Разбаловался.

В последний раз погребок обновлялся перед последней герцогской охотой, которая случилась года за три до появления Кейна в этом мире. Тогда сюда завезли бутылок сто вина, довольно хорошего. После охоты из них осталась примерно пятая часть. Горбо, в бытность его хозяином этого дома, вина не пил вообще, предпочитая круглый год пить воду, весной – березовый сок, а по вечерам и праздникам – совершенно ядовитый самогон, который он с виртуозным мастерством алхимика получал из всего, что подворачивалось под руку при помощи булькающего перегонного куба, сейчас пылившегося в углу. Кейну, десять лет прожившему здесь после старика, он был без надобности, так как напиться он не мог, а просто пить ради вкуса было глупо, потому как вкус у самогона на его взгляд был весьма противный.

Наконец, все было готово. Зажаренное мясо снято с вертела и переложено на бронзовое блюдо, бутылки с вином, которые все же нашлись, откупорены «чтоб подышали», хлеб нарезан толстыми ломтями, капуста, яблоки, зелень, и сушеные грибы – выставлены на стол и разложены по тарелкам.

- Ну, за начало пути! – провозгласил Кейн, встал, и наполнил кружки вином.
- За то, что, чтобы мечта стала реальностью! – подхватил Рауль, и тоже встал.

Они выпили, закусили, и потом выпили еще раз.

Они ели мясо, нанизав его на вилки и помогая себе ножами. Они допили все вино, которое нашлось в погребе, и доели все запасы, которые были в доме. Они попробовали запустить самогонный аппарат Горбо, и сломали его, едва не спалив при этом дом и хохоча, как ненормальные. До темноты они пили, ели, и орали песни, а потом завалились спать.

Они прощались с домом, приютившим их на столько лет, зная, что вернутся сюда еще нескоро.

Сообщение отредактировал WarMaster - 31.07.2007, 12:42

[le Sorcier]

2 la Sorcier: "Рунный Посох" не трожь! Одна из моих самых любимых фэнтези! Да, Муркок и сам позже признавал, что многие книги цикла о Вечном Герое были наивны. Но эти наивность и идеализм были искренними. И вот чего у старого хиппаря не отнять, так это фантазии, изобретательности в построении разнообразных реальностей и тяги к философии.
А здесь у автора в его средневековом мире всё по устоявшейся схеме - мироустройство, персонажи, чувства, поступки.

Я "Рунный посох" и не трогаю . Классная книга! А что касается наивности и идеализма, они там к месту.
Здесь же все дело в устоявшейся схеме. Слишком она устоявшаяся.

А все-таки "Хроники Корума" мне понравились больше

Сообщение отредактировал la Sorcier - 31.07.2007, 13:06

[Vinni_Pooh]

офигительно!