WARFORGE

Здравствуйте, гость ( Авторизация | Регистрация )

Форумы работают на сервере
2 страниц V  < 1 2  
Ответить на темуЗапустить новую тему
[Перевод фанфик][Warcraft/Warhammer]Легион встречает Конец Времен[только текст]
Gaspar
сообщение 29.11.2019, 12:32
Сообщение #21


Flooder God
***********

Группа: Пользователь
Сообщений: 948
Регистрация: 06.05.2008
Из: Минск
Пользователь №: 14 091

Беглец



Репутация:   397  


Пятая глава CoC: Драккары.


Когда день уступил ночи, множество огней различного предназначения осветило плато небольшого острова. Часть из них были костры, на которых северяне готовили ту скудную пищу, которую смогли найти на острове или что еще осталась у них из запасов. Голодные и недовольные этим, некоторые Норсы стали поедать трупы убитых во время вчерашнего сражения магов, или, по крайней мере, тех частей, которые шаманы не вырезали для жертвоприношений. В конце концов, в обществе, где все, от изнасилования до убийства и ритуального увечья было не просто обычным явлением, а в некоторых социально ожидаемым, то большим ли табу был каннибализм? Совсем незначительным, как оказалось.

Некоторые костры использовались для освещения начавшихся работ, поскольку Норсы стремились покинуть этот остров как можно быстрее. Земля, на которой они оказались заперты, не могла обеспечить достаточными запасами пищи и, что более важно, достаточными возможностями обрести славу. Вернувшиеся разведчики доложили об отсутствии привычной фауны, за исключением некоторых земноводных шестиногих тварей у берегов, похожих на Люстрийских крокодилов, а также о гарпиях и странных рыболюдов. Зная, что гарпии трусливые создания благодаря их набегам на Наггарот, любопытствующие Норсы отправились проверить храбрость рыболюдов, чтобы в итоге испытать разочарование. Хотя земноводные создания и сражались храбро и свирепо, их тактика боя была примитивна, а их боевые навыки слишком сильно уступали опыту и мастерству мародёрам севера. Племя рыболюдов было перебито до последнего и только несколько Норсов было ранено странной электрической магией или брошенными трезубцами.

Некоторые из костров были погребальными, огромными пожарищами, на которых Норсы почитали своих падших, дабы их души смогли взойти вместе с пеплом на небеса. Падшие чужеземцы такой чести удостоены не были, так как Норсы редко оказывали подобное почтение южанам, ведь каждый отпрыск севера считал своих южных кузенов воплощением слабости. Южане могли хорошо сражаться, Норсы это признавали, но с их точки зрения для уважения этого было мало.

И некоторые из костров использовали для жертвоприношения, так как хотя в битве и не был взят хотя бы один пленник, Норсы все равно собирались пожертвовать хоть чем-то для своим богам. Они были богобоязненными людьми, эти Норсы, потому что они слишком хорошо знали, что произойдет, если Бог Хаоса почувствует себя ущемленным. Лучше было залить богов избытком, чем огорчить его недостатком приношения. Тем не менее, они были так же племенем, поклоняющиеся прежде всего Тзинчу, Изменяющему Пути, и отдавали предпочтение прежде всего именно нему. И сегодня вечером, когда солнце скроется за горизонтом, за то, что он привел их в это место, шаманы принесут жертвы только нему.

Тем не менее, когда шаманы начали проводить свои ритуалы, они начали испытывать ползучее чувство нерешительности и беспокойства. Тзинч предлагал много благ, как и было в его характере бога надежды, но он также был в равнозначной мере предположен и проклинать своих последователей, ведь тому, кто был хозяином судьбы, ее внезапное изменение приносило много радости. Более того, слова Верлки о том, что они находятся в другом мире хорошо подогревали беспокойство среди шаманов, ведь как обладатели магического дара они теперь повсеместно ощущали «неправильность» этого места. Если это действительно был другой мир, то, несомненно, неизвестные армии и народы уже могли идти по его просторам сюда, жаждя мести за своих соплеменников. Хотя Норсы не страшились опасностей и с охотностью встретили бы новых врагов, никто из них не хотел уходить в забвение, не урвав перед смертью свой кусок славы.

Сомнения начали нарастать, и тихие темные шепоты становились громче в их разумах, говоря о обреченности экспедиции, обреченной из-за переменчивости воли Чара. Все, кто слышали это, тут же отмахивались от таких еретичных мыслей, ведь среди Сарлов шаманы были преданы Тзинчу более, чем кто-либо другой в племени. И все же, они не могли отрицать, что их бог иногда был воплощением ненадежности — или по крайней мере так говорили шепоты в глубине их душ. Возможно, если они принести в жертву больше даров — частей тел врагов и самых слабых членов экспедиции, в основном тех, кто был покалечен в недавней битве — Тзинчу, при этом добавив к ним дары другим богам, это даст больше шансов на успех экспедиции.

Большинство шаманов Тзинча тут же отшатнулись от такой идеи. Они были верны своему божеству и, как скажут некоторые до наивности, верили, что судьба всегда будет благосклонна к ним, несмотря на все трудности. Тем не менее, северяне были не более невосприимчивы к сомнениям, чем другие люди, и один из них, находящийся по статусу особо низко среди остальных, испытал слишком сильные сомнения и поддался тому, что нашептывали голоса. Таким образом, когда его товарищи жертвовали легкие падших врагов и приносили в жертву нескольких своих соплеменников, вырывая им через спину легкие, этот молодой помощник бросил в пылающий костер несколько других частей тел, не предназначенных для Чара: черепа для Кхорна, желудки для Нургла и половые органы для Слаанеша.

К сожалению для него, это заметили и остальные шаманы во главе с Верлки схватили своего своенравного собрата и за такое богохульство добавили к списку жертв для ритуала. Когда бедняга кричал в отчаянии, взывая к богам, любому эфирному созданию спасти его, одно такое существо, скрытое в тенях, довольно улыбнулось. Из всех богов Тзинч был тем, кто принес ему больше всего неприятностей и Бе’лакор был рад оказать ему ответную услугу. Пусть Бог Судьбы теперь разбирается со своим разгневанными собратьями — Бе’лакор использует полученное время с пользой, дабы раскрыть для себя тайны этого мира.

И демон ушел, сопровождаемый громкими воплями боли невольной пешки и отчаянными молитвами Верлки о прощении, страстно надеющегося, что другие боги не заметят.

Эти молитвы были напрасны, потому что один уже это сделал.


***



В царстве, где такие понятия, как время и пространство были лишены какого-либо постоянства, величайшие из бессмертных божеств царствовали в своих преисполненных грехами доменах, разделяя свое внимание на миллионы различных событий. Большая часть их внимания была сосредоточенна на Большой Игре, бесконечном конфликте между братьями из бесконечных битв, интриг, предательств и изменчивых союзов, направленных на то, чтобы вырвать себе превосходство над остальными соперниками и попытаться его удержать.

Когда же они не были сосредоточены большей частью друг на друге, они обращали внимание на царство смертных. Оно было топливом для эфирных войн, топливо, что в итоге усиливало Царство Душ. Хотя Великая Игра являлась главной ареной войны богов, внимание божеств всегда было зацеплено на смертных сферах, ведь смертные души были единственной вещью во всем Царстве Душ, которой боги не владели изначально, и, как следствие, они жадно жаждали эти клочки эфира.

Слишком уж смертные были очаровательны в своем разнообразии. Многие из них упорно сражались против Богов Хаоса в войне, являющейся совершенно бессмысленной, ибо повелители уничтожения выиграли ее в еще самом начале своим первым ударом. Их упорство озадачивало, забавляло, а в одном случае даже всколыхнуло богов. По большей частью смертные обеспечивали развлечение и крайне редко начинали представлять достаточную угрозу, чтобы бессмертные были вынуждены объединиться, дабы победить.

Часть из них признавала силу своих богов и искала их благосклонности, совершая со все большим творчеством все более порочные деяния, дабы привлечь к себе внимание. Некоторые из этих чемпионов получали великие награды от своих богов, либо в качестве знака признательности их заслуг, в надежде, что этим их чемпионы еще больше распространят их славу (и приобретут новые души для своих божественных покровителей), либо просто развлечения ради или с божьей скуки. Их жертвы обеспечивали богов богатой и сытной пищей, ведь не было ничего лучше, чем души смертных, которые добровольно позволили развратить себя.

При описании Эфира, Варпа, Царства Душ и Хаоса, а так же еще тысяча имен этого измерения, я буду вынужден еще раз напомнить о невозможности апеллировать четкими смертными понятиями в сем места, ведь ее композиционная структура выстроенная из бессчётных потенциальных возможностях, воплощающихся эмоциями, желаниями и мечтами, что изливаются сюда. Нельзя говорить об определенности здесь, кроме случаев, когда они соприкасаются или непосредственно связаны с конкретными воздействиями на царство смертных.

Например, определенно можно сказать, что именно после жертвоприношения шаманом-марионеткой другие Боги Хаоса обнаружили Азерот и интерес к нему Тзинча. Что не является определенным тут, так это средство, с помощью которого это произошло. Возможно, результат был инстинктивным; возможно, боги знали об Азероте с того момента, как эфир коснулся планеты. В конце концов, разве великий головоногий из самых темных глубин океана не может ощущать самые дальние концы своих тянущихся на сотни метров щупалец так же хорошо, как и ту часть, что была к нему ближе всего? Возможно, это случилось во время первой битвы, ведь хотя «Изменяющий Пути» являлся также богом колдовства, он не имел монополии на магию; другие, даже Кхорн в ограниченном виде, использовали ее и имели к ней близость.

И то и другое в Царстве Хаоса легко могло быть как правдой, так и ложью. Но позвольте мне предложить вам, дорогие читатели, другую теорию, историю из цепочки событий, приведших к этому открытию. Историю, основанную на моих собственных видениях и предположениях. Ввести смертную логику в царство бессмысленности. Последовательность действий, что я лицезрел, оказавшись во время своих странствий в ловушке между пылающим кристаллическим солнцем и холодной и темной затонувшей землею. Это видение, что лицезрел лишь я, а потому его не следует считать непоколебимой истиной, ибо что она есть в землях лжи? Возможно, то что я вам изложу происходило именно так, а возможно оно отличалось в критических деталях, а возможно является такой же ложью, как и все остальное.

Теперь, вняв моим предупреждениям, давайте отправимся в Царство Хаоса.


***



Я полагаю, что жертвоприношение на Расколотом Берегу была лишь обычной каплей в переполненные чаши, заполненные смертными жертвами богам. Кровавый Бог не мог заметить несоответствия этой капли на фоне других, когда пил из своей кровавой чаши, ведь Кхорна не волнует откуда течет кровь, пока она течет. Нург так же не стал бы обращать внимания, ведь его кубок энтропии всегда был переполнен мертвыми душами, а Кирин-Торцы не испытывали особого отчаяния и не были больны какими-то незнакомыми для Бога Чумы болезнями.

Нет, если кто из богов и мог заметить отличие, то это Слаанеш. Слаанешь, бог ощущений, та что бесконечно жаждет новых впечатлений. Жертва Кирин-Тора был для нее представлением о чем-то новом, окрашенным в странную, едва заметную магию и малейшим намеком на что-то большее. Я ярко могу вообразить, как андрогинный колосс сделал паузу в своем бесконечном глотке, кружа душу во рту, словно винодел, дегустирующий новое вино. Затем, когда она собиралась проглотить, дабы испытать прекрасное ощущение от переваривания, вкус исчез, ведь Царство Душ не было тем местом, куда должны были номинально направляться души отпрысков Азерота, и хотя часть души была срезана, большая часть была отправлена в Страну Теней.

Это, конечно же, было лишь первый случай, произошедший до того, как повелители Хаоса обнаружили, как обойти это неудобство.

Слаанеш был удивлен, взбешен, озадачен, заинтригован и испытал одновременно еще сто эмоций, каждая из которых такой силой, что испытай хоть тысячную долю одной из них смертный разум, даже способный на самые глубокие чувства, как эльфийский, то он бы мигом перегорел и умер. Затем все эмоции сменились одной — жаждой. Стремление обладать тем, чего у него не было, подобно тому, как самые богатые из нас, несмотря на все, чем уже обладают, лихорадочно жаждут иметь еще больше вещей, неважно, нужны они им или нет.

Но Слаанеш не был каким-то испорченным отпрыском знати — Он и Она было божеством неисчислимой мощи. Сразу же он отследил источник вкуса, почувствовал незначительные, но все же намеки на присутствие своего брата Тзинча и раскусил желание другого бога утаить информацию о новом мире. Завидуя Тзинчу, что успел первым пролезть в место, обещающее наверняка еще много новых форм удовольствия и неизведанных ощущений, и желая бросить Изменяющему Пути вызов и заявить свое право на него, Слаанеш тут же приказал своим Демонеттам приготовится к битве.

Слаанеш, как богиню чувств, часто рассматривали как одурманенного божка, ограниченного способностях принимать верные решения из-за непреодолимых желаний и одержимости их беспрерывно удовлетворять. Тем не менее, он был гораздо большим, ведь Слаанеш воплощал не только акт удовлетворения, но и процесс, ведущий к этому. Она была воплощением ментальных оправданий, которые смертные используют для оправдания своей зависимости, искусность незаметного подталкивания сознательного мышления к желанию потворству своих желаний. Даже самые рациональные люди могут использовать свой разум и логику, дабы утолить свою снисходительность.

Вероятно Слаанеш знал, что его сил не было достаточно, чтобы одолеть хитрости Изменяющего Пути, но ему и не надо было этого делать. Нургл, Повелитель Распада, без сомнения, будет заинтересован в новом мире, дабы наполнить его болезнями и эпидемиями, гнилью и разложением. Несомненно, что Нурглу нужно было лишь услышать несколько соблазнительных слов Слаанеша, ведь он всегда был раз унизить своего главного соперника Тзинча. Кроме того, сама идея распространить радости жизни в новом мире могла вызвать самую кипучую деятельности у Владыки Чумы.

Возможно последовала великая война, в которой чумоносные орды Нургла объединились с декадентскими воинствами Слаанеша, чтобы осадить Невозможную Крепость Тзинча, создавая трещины в непостежимой цитадели Изменяющего. Возможно два божества решили противостоять ему напрямую и немедленно в том единственном месте, где они могли встретится мирно — Место Встреч, где древние пакты требовали нейтралитета, в не зависимости от того, как Великая Игра шла и в каком положении была каждая из сторон. Возможно это произошло после великой войны; возможно до. Независимо от этого, мы можем говорить что это произошло почти наверняка, ведь боги неизменно притягивало сюда бесчисленное количество раз в течении их Великой Игры.

Занимая три из четырех секций в огромном кругу, владыки распада и перемен восседали друг напротив друга, соответствуя своей позиции главных соперников среди остальных. Владыка избытка имел здесь преимущество, ведь ему не нужно было беспокоится о своем главном оппоненте, что позволяло Слаанешу сосредоточится на двух других братьях-богах, не беспокоясь о истериках отсутствующего.

К сожалению для Принца Удовольствий, это желание не будет выполнено.

Грохотом, от которого сотрясался даже стоящий в центре стол, и ревом, достаточно сильным, чтобы обратить в пыль высочайшие горы, четвертый заявил о своем участии во встречи, заставляя с удивлением двоих увидеть его прибытие, в то время как третий просто сидел, его мысли были все также непостижимы, как и обычно.

Кхорн, владыка войны, прибыл.

Многие считали его глупым. Зачастую он доказывал обратное и часто с особо кровавыми результатами. Грубый, прямолинейный и часто предсказуемый, Кхорн, тем не менее, был очень далек от того, чтобы зваться глупцом. Несмотря на то, что Повелитель Битв не использовал шпионов и диверсантов, он, тем не менее, умел как глядеть вглубь Великой Игры, так и за ее пределы.

Это на самом деле было не сложно. Если война ослабевала силы других богов, значит то они проигрывали. Когда они проигрывали, другие боги начинали наказывать своих наиболее невезучих последователей, как Кхорн сам делал часто. Демонов насильственно переделывали или швыряли в Кузню Душ, к которой Кхорн имел доступ как и все остальные, а потому владел информацией что там происходит. Если же другие боги не изгоняют своих наименее успешных слуг в Кузню Душ, значит они не обращают внимания на ход войны. А когда они не обращают внимания, они чаще всего плетут очередное коварство, как и положено трусам, которыми они, с точки зрения Кхорна, являлись. То, что все трое его соперников не обращали внимание на Великую Игру, означало только то, что они все троя плетут заговор, несомненно направленный против их брата, который ненавидел подобные вещи.

В конце концов такое уже случалось не один раз.

В Месте Встреч боги говорили не словами, а образами. Кхорн громко взревел, и это действие вызвало перед его соперниками воображаемые образы бессчётных смертных, вонзающих в спины друг другу кинжалы, пули и прочие подобные инструменты предательства. Были видения клинков, поднятых над спящими воинами, солдат, погибающих от отравленных намеренно чаш вина. Каждое видение было окрашено красным и пылало ненавистью. Над всем этим висел слабый запах колдовства, ультимативное обвинение в трусости и предательстве по мнению Кхорна.

Затем встал Повелитель Перемен — аморфная гора извивающихся щупалец и бормочущих ртов. Он «заговорил» в разрушительном хоре звуков, собранных со всех концов мироздания. Среди них можно было услышать такие обычные, как щебетание птиц, шипение змей и тиканье машин. Другие были более изощренный смысл, если анализировать их вместе — протесты невинно осужденных, удивленный вопль застигнутых в врасплох хищником птиц, сводящий с ума смех двух встретившихся безумцев, отчаянный вздох двух переплетенных любовников двух различных рас — как знакомой, так и нет — застигнутых законными супругами. Это было показывания шока и удивления, или, по крайней мере, так думали другие боги. Не то чтобы они хоть на унию поверили в это, конечно же.

Слаанеш немного оживился при виде сцены с любовниками, но его прервал его главный соперник. Кхорн снова взревел и ударил по столу, создавая великие каньоны этим ударом, что прорезались до глубин души. Тут не было необходимости в каких-либо словах; Кхорн не поверил.

Дале встал Повелитель Чумы, Дедушка Всех. С булькающим тоном Нургл наколдовал образы жизни во всей ее плодовитости, от безнадежно больных до невинного чихающих. Некоторые из них были узнаваемы, несмотря на то, как болезни исказили их тела; другие же явно были существами, чье время давно прошло или даже еще не наступило. Дети, помеченные оспой, прятались друг от друга, напевая игривые песенки и указывая наружу в сторону Тзинча.

Стоило видению с детьми завершиться как Изменяющий Пути уже пришел в движение, его многочисленные руки, выросшие во время «речи» Нургла, делали хаотичные пасы. Видения рыдающих заключенных под обвинительными взглядами их следователей, невинные, затаскиваемые на костры и праведники, объявленные ложными возникли во всех многочисленных вариациях. Тем не менее, среди них были также и другие сцены, вроде массивного красного топора, бьющего по синему щиту, их хозяева были невидимы. Исследователь в очках для усиления зрения, в десятый раз вгляделся в горизонт, полный надежды, отчаянно желая найти то открытие, что оправдает уменьшение бюджета. Обитатели глубин, взволнованно поднявшиеся со дна к поверхности, не обращая внимание на мелкую рыбешку, что плавала возле их открытых пастей. Живые падали замертво и снова поднимались. Со всем этим были смешаны странные сцены, вроде хихикающих гоблинов, непрозрачного песка, обращающегося в прозрачное стекло, и странно одетых детей, тыкающих в сторону закутанного в плащ незнакомца.

Все это имело смысл. Все это было полная бессмысленность. На мгновение два бога в замешательстве переглянулись.

Но не третий.

Думайте что хотите, но Слаанеш не был ни глупым, ни тугодумным. В конце концов, он был богом похоти и любви, а какая еще игра опиралась на намеки тонкости больше, чем ухаживания? Тут было запрятано какое-то соблазнительно предложение, Принц Удовольствий был в этом уверен.

Хрипя Нургл снова заговорил, его видение изображало помеченных оспой человеческих детей, играющих в песочнице. Трое детей, имеющих грубое сродство с присутствующими богами, строили замки из песка и топтали их маленьких обитателей. Но затем чрезвычайно пухлый мальчик огляделся в поисках своего третьего друга, но не смог его найти. Видение сменилось на изображение маленького хулигана, играющего на ковре с фигурками и замком в своем доме, в тайне от своих друзей. Обвинение в жадности и бесчестии витало в воздухе, когда толстый мальчик был доведен до отчаяния и гнева из-за того, что его вероломный брат украл у него то, что было его.

Прежде чем Тзинч успел ответить, Кхорн снова взревел свои требования, бросив на стол череп. Видения крови, серы и огня накладывались друг на друга перед глазами собравшихся. Черепа были сложены в курганы, что были выше самых величественных храмов в смертных сферах. Никаких аллегорий, ни глупых сцен с детьми, ни шепчущихся в объятьях любовников. Кхорн просто показал, что ему причиталось и горе тому, кто попытается обокрасть или обмануть его.

Слаанеш прекрасно понимал, на что намекали Кхорн и Нургл. Во время последней подобной встречи, гибель мира смертных — Маллуса — была провозглашена, а души его обитателей были поделены между четверкой богов. Кхорн претендовал на зеленокожих, род дварфов, что пытались овладеть демоническим искусством, огров, а также северной частью Инда и Кислева, ведь ни одна из земель людей не видела больше войн, чем эти. Слаанеш провозгласил свое давно уже объявленное право на весь род эльфов, а также декадентские царства юного Инда и заполонившие все державу Скавенов, если последних удастся вырвать из лап их жадного божка. Нург пометил дварфов, с которыми у него была давняя вражда, Бретонию и мертвых, что отказывались оставаться мертвыми, чем оскорбляли Повелителя Распада. Тзинч, особо очарованный расой людей, требовал себе Арабию, Катай, Нипон, Тилию и Эсталию, ведь он долгое время манипулировал их развитием и теперь планировал собрать урожай, а так же ящеролюдов, слишком уж сильно их души были пронизаны магией. И все выдвигали свои требования на земли Сигмара, поскольку из всех сил, что противостояли им в этом мире, он был одним из двух, что боги ненавидели больше всех.

Конечно каждый из богов пытался обмануть другого в грядущем урожае душ. Слаанеш знала это, ведь она тоже это делала. Но соглашение было заключено и мир разделен. Тем не менее даже Слаанеш признавал, что войны и эпидемии смогут урвать больше, чем соблазнения.

Вот что беспокоило Кхорна и Нургла — что обещание было нарушено. Что Конец Времен не наступит. Что обреченному миру позволят прожить еще немного, чтобы Тзинч мог потворствовать своему близорукому любопытству и любви к интригам.

Тзинч начал возражать, его руки — теперь напоминающие когтистые лапы Завра — разрезали воздух, вызывая больше видений. Некоторые были глупыми и не стоящие внимания, как видения животных, выгуливаемых представителями различных рас, волков, воющих на луну, или детей, стучащих в горшки и сковородки, только чтобы вызвать больше шума. Некоторые содержали скрытые послания, как акулы северного океана, устремившиеся на юг ради новой добычи, или люди-исследователи Люстрии, умирающие от экзотической болезни посреди джунглей. Другие были более явными, как видение новых существ, вроде голубоватых гуманоидов с щупальцами, поклонявшихся карликам из света и, прежде всего, множество новых эльфов.

Перед глазами Слаанеша было больше типов эльфов, чем он когда-либо видел ранее, разделенных не только культурой, но и в результате продолжительной эволюции биологией. И в этот момент образовался новый альянс.

Слаанеш полностью понял намерение Тзинча — это не было сложно. Более того, любовь Тзинча к интригам тут была чрезмерна; Слаанеш в них тоже был хорош, и Принц Удовольствия обычно легко мог понять, что ему пытаются скормить. Однако, больше, чем что-либо в царстве смертных Слаанеш жаждала эльфийских душ, и хотя богиня знала, что никогда не сможет полностью удовлетворить эту жажду, она не могла прекратить наслаждать тем ощущением, которое даровала ей каждая проглоченная душа.

Тут так же под рукой был и другой мотив. Хотя он старался скрыть это изо всех сил от своих темных братьев, Слаанеш был не до конца убежден в мудрости уничтожения мира. Она хорошо распробовала его многочисленные удовольствия и боялась, что такие радости будут потеряны, если царство смертных прекратит свое существование. Так что если Тзинч хочет отложить его гибель, чтобы удовлетворить свое похотливое желание поиграться с новыми смертными, то Слаанеш был склонен поддержать его.

Несомненно, тут были скрыты и другие мотивы. С Тзинчем ничто никогда не было просто.

Слаанеш воспользовался возникшей паузой, чтобы заговорить, шепча, словно любовник колеблющемуся партнеру. В свои слова он вплетал затемнённые обещания и манящие приманки, каждое из видений изменялось, чтобы полностью соответствовать каждому из тех, кому оно было отправлено. Кхорн видел кровавую кампанию, в которой обитатели нового мира были вырезаны клинками его 888 легионов, а из кровь и черепа были использованы, дабы поднять его трон еще выше. Обещание Кхорну было простым, ведь что еще более всего мог жаждать бог крови и черепов?

Нурглу были видения болезней и эпидемий в новых, еще более захватывающих и безумных формах, каждая из инфекций давала ее носителям дары невероятно плодовитой жизни и новых глубин отчаяния. Перед богом энтропии явился новый мир, полный тех, кто когда-то был лишен его даров, но теперь объединившихся в восторженном восхвалении Дедушки за его подарки.

Даже Изменяющий Пути был польщен видениями нового космоса в состоянии бесконечного искажения и разрушения, прекрасная картина для бога, отвергающего само такое понятие как стабильность.

Видения различались, но в каждом была одна общая деталь — Слаанеш, который любезно взял большую часть смертных душ этого мира себе, поделив оставшееся между своими братьями. Однако, хотя и готовые опротестовать это, Нургл и Тзинч все же подались видениям, невольно польщенные вниманием, которое Слаанеш им оказывал, и уже искушенные перспективами даров, которые можно было получить с Азерота. Увы, для Темного Принца, Кхорн был слишком глубоко погружен в гнев, чтобы принять соблазны Слаанеша и новым громким ревом и ударом по столу разрушил заклинание.

Дискуссия возобновилась, каждый из участников приводил свои доводы и аргументы, каждый из которых становился все враждебнее и агрессивнее. Тем не менее, контекст дебатов изменился с заклинанием Слаанеша. Больше никто, даже Кхорн, не спорил о том, следует ли новый мир проигнорировать. Вместо этого теперь все хотели претендовать на обладание новым миром и все готовы были воевать за него, если то потребуется.

И, когда казалось, что трое богов собираются действительно начать ее, зайдя в тупик, Тзинч, молчавший с тех пор, как Слаанеш попыталась соблазнить своих братьев, предложил решение. Перед всеми богами возникло одно единственное видение, сцена из далекого прошлого, когда тысячи лет назад один человек-военачальник заключил сделку со всеми четырьмя Темными Богами разом. Слава, завоевание и победа в обмен на самое ценное, что у него было.

Последовало сто лет жестоких сражений, когда царство смертных прогнулось под мощью этого смертного чемпиона. Даже великая человеческая цивилизация на востоке вынуждена была склониться и платить дань, в то время как низкорослые дварфы запада бежали и заперлись в свои горы, стараясь не связываться с этим воителем хаоса когда это было возможно. Тем не менее, наступил день отдавать долг и четыре могучих слуги Богов Хаоса спустились с небес, дабы забрать то, что было для этого чемпиона самым ценным — его единственных четырех сыновей, а с ними и надежду построить прочное наследие. Наигравшись, боги отвернулись от военачальника, но никогда не забывали про его сыновей.

На самом деле, все они планировали использовать сыновей этого древнего воителя, чтобы ослабить различные смертные царства, своеобразная закуска перед кровавым пиром, который устроит Всеизбранный, которого скоро коронуют, но, возможно, что теперь их ждет более славная судьба?

Видение Тзинча вывело богов из тупика, потому что даже его извечный противник Нургл видел достоинство этого плана. Каждый из богов взращивал этих четырех смертных наследников, давая им свои благословления, воинскую мощь и обещания гораздо большего, и каждый из них являлся теперь могущественным чемпионом своего бога-покровителя. Это было ровное компромиссное решение, по крайней мере первый взгляд, ведь каждый из божеств знал, что каждое слово и действие Изменяющего скрывало интригу, направленную на выгоду только нему.

Конечно, каждый также уже строил свои подлые планы, собираясь разрушить планы других своих темных братьев. Даже прямолинейный Кхорн, который ненавидел интриги, редко когда-либо играл честно.


***



Такого было сие видение среди многих прочих образов безумия, столь же правдивое или ложное, как и все прочее в Царстве Хаоса. Единственное, что я могу утверждать наверняка, так это то, как оно сказалось на материальном царстве, поскольку великие армии пришли в движение по всей территории Маллуса, каждая из которых намеревалась первой проникнуть в другой мир. Четыре орды, вместе исчисляющихся сотнями тысяч смертных созданий, маршировали через нестабильные Пустоши Хаоса, безжалостно подгоняемые их лидерами, чей разум был полон видений о славе, кою можно было обрести в неизведанных землях.

Трудно сказать, когда начался сей марш, или какими путями Боги Хаоса направляли своих чемпионов, ведь Пустоши были наполнены энергией эфира, а потому законы смертного мира там не были столь категоричны. Учитывая, что известно об этом невозможном месте, не будет даже безумной звучать теория, что четыре чемпиона начали свой поход даже до того, как врата в другой мир открылись, ибо время в Пустошах не было чем-то постоянным.

Единственное, что можно сказать наверняка — это то, что Сыны Кагана прибыли к вратам гораздо раньше, чем они должны были, учитывая различия в дистанции, географии и составах их армий.


***



Тем временем в Азероте Норсы прикладывали все больше усилий в стремлении сделать следующий шаг в своем путешествии. К этому моменту они тщательно исследовали свой маленький остров, и, за исключением нескольких племен странных рыболюдов и на удивление умных гарпий, они не обнаружили ни одного врага, достойного внимания.

Норсам не потребовалось много времени, чтобы придумать решение, которое, по совпадению, было тем же самым ответом, который они использовали для любого другого случая, когда им было скучно там, где они в тот момент были; отплыть куда-нибудь еще. Северяне на протяжении всей последней недели работали день и ночь, чтобы создать небольшой флот из драккаров, которые, хотя и не были достаточно большими, чтобы суметь перевезти взятых в экспедицию великанов и мамонтов, могли вместить по восемьдесят воинов каждый.

Эти, самые кровожадные и жаждущие славы представители экспедиции, были отправлены к видимой на далеком горизонте земле, дабы сражаясь и убивая ее, несомненно, слабых обитателей, как Темные Боги посчитают нужным, создать плацдарм для остальных сил экспедиции, занятые постройкой более крупных кораблей для перевозки монстров.

Пять драккаров отправились в плавание к землям на горизонте с экипажами воинов, слишком нетерпеливых, чтобы дальше томиться на островке с вратами. Во главе со Скеггиксом Разящим Топором эти кровожадные воины жаждали лишь поскорее пролить кровь и благодаря работе чудовищно сильных конечностей, питаемой нестихаемой жаждой крови, северяне пересекли пролив за несколько часов там, где другим в их положении потребовался бы целый день. Кроме того, на каждом судне было больше воинов, чем оно чем было рассчитано конструкцией, что только послужило еще большему разжиганию ярости среди норсов. Корабли, рассчитанные на восемьдесят человек, были заполнены в почти вдвое большим числом, хотя количество медленно сокращалось, когда несколько человек выпали или были выброшены за борт.

Те кто оказались бортом посылали проклятья быстро удаляющимся драккарам и их экипажам, которые оставили их позади. Если боги благоволят им, эти воины сумеют доплыть до берега, чтобы присоединиться к своим соотечественникам; если нет, то они будут пищей для уже собирающихся акул и прочих морских хищников Расколотых Остовов.

Когда Норсы стали приближаться к береговой линии, на горизонте возникла яркая светящаяся фиолетовая сфера, которая в высшей точке была такой же высокой, как и некоторые районы гор Гороманды. Полностью непрозрачная и, казалось бы, лишенная дисперсии сфера, тем не менее, излучала магию с такой силой, которую даже самые опытные среди Норсов не встречали подобного ранее и не ожидали, что такое может существовать где-нибудь вне самых северных областей Пустошей Хаоса. Какое-то время Норсы стояли перед сферой, пораженные ею. Смелость и безрассудство северян сталкивалось с трепетом перед невероятной сферой и, не имея во флотилии собственных магов для противодействия этой странной магии, они решили оплыть вокруг нее с севера.

Такая осторожность была быстро вознаграждена, поскольку через час они обнаружили поселение; наконец-то незнакомое царство, которое можно разграбить! Однако, когда они приблизились, Норсы с самым острым зрением замедлили свои боевые песнопения, когда их цель стала видна детальнее. Они взирали на прибрежную деревню в глубоком замешательстве, потому что высокие прямоугольные залы, их дизайн, даже общая планировка поселения казалась слишком похожей на их собственные. Многие Норсы вслух стали задаваться вопросом, был ли шаман действительно прав в своих заявлениях о том, что они являются первыми Норсами на этой земле.

Затем, словно подлитое масло в костер, смятение превратилось в ненависть и гнев. Как смеют эти незнакомцы утверждать свое право на то, что было дано Сарлам самим Великим Богом Тзинчем?! Весла теперь гребли быстрее, каждый удар сопровождался постепенно нарастающей громкостью боевых Норских песен.

Тем не менее, на этот раз их враг не был неподготовленным. Странные механизмы из металла и дерева были установлены на приморской стене, их расчеты состояли их высоких долговязых мужчин, которые ростом были выше, чем сыны Севера, которые сами были выше, чем слабые люди Юга. Мгновенное замешательство вернулось, поскольку даже самые опытные в набегах Норсы не могли вспомнить символы на рунических флагах, вызывающе расставленных на пляже перед ними. Возможно, это была одна из потерянных колоний или одна из многочисленных морских островных баз, которые Норсы создали по всему миру?

Потерянные родичи или нет, а также зная того или нет, эти высокие Норсы совершили кощунство, и громкие клятвы мести были брошены на пляж. Сарлы заставят расплатиться.


***



К сожалению для Норсов, врайкулы Яндвика был предупрежден о возможной атаке. Чемпионы, которые хотя и были тяжело ранены, тем не менее, были полны славы и доблести, которая могла бы заставить гордиться самого Одина, сумели сумели переплыть пролив и добрались до деревни несколько дней назад. Сначала Врайкулам удалось устроить засаду и схватить их, и некоторые из племени призывали к их немедленной казни. Однако, к их счастью, эти Врайкулы отличались от своих кровожадных северных сородичей, которые с радостью приказали бы убить их просто для того, чтобы увидеть, как кровь будет пролита на землю.

В отличие от их Нордскольских родичей, жители Яндвика оставались верным Одину, Первому Хранителю. Хотя это могущественное существо не бродило среди его подданных уже на протяжении десятков тысячелетий, его учение и его священная вера в доблесть и мудрость по-прежнему оставались важными для этих Врайкулов. И не было ни доблести, ни мудрости убивать раненых чужестранцев, особенно если они пришли с миром. В этом не было доблести, ведь убийство таких чемпионов в их ослабленном состоянии плохо отразилась бы на чести племени, и в этом не было мудрости, ведь в мире магии злодеяния вполне могли быть раскрыты их сородичами, что привело бы к возмездию. Даже живя в глуши на окраине Сурамара, жители Яндвика слышали о силе Альянса.

Конечно Врайлулы не боялись битвы — воистину, они жаждали ее, ведь только через славную смерть в бою они могли бы подняться в великие Чертоги Доблести — но они также не искали ненужных конфликтов, которые могли привести к уничтожению их племя. Именно благодаря здравомыслию Яндвик сумел выжить, зажатые между могучими племенами Штромхейма и эльфами этих земель.

И поэтому лидер Яндвика, ярл Трондир, со сдержанным нежеланием, приказал дать чужестранцам немного еды и воды, прежде чем выслушать их рассказ. И о что это была за история! На самом деле ярл сомневался, что даже китобои смогли бы придумать такие причудливые истории с их баснями о проглатывающие корабли гигантских рыбах, людей-кальмаров из глубин и жестоких зеленокожих морских налетчиков. Не раз Трондир гневался, угрожая бросить их на угли, если они не скажут правду. Тем не менее пара, даже когда их стали допрашивать отдельно, повторяли историю друг друга.

Наконец, все еще не веря, ярл призвал руноплетов и приказал тем выжечь на коже пленников руны, обязывающие говорить правду. Пара сопротивлялась, но будучи ослабленными после жестокой битвы и долгого заплыва они могли не более чем поцарапать или оставить синяки нескольким Врайкулам (учитывая их состояние, это был подвиг, который заставил ярла их неохотно зауважал). Тем не менее, они не могли надеяться одолеть сильнейшую расу на всем Азероте!

Пара хрипло закричала, когда на их задницы были нанесены магические руны. Трондир вынужден был подавить свой смешок; это было бы совсем не по-мужски. Лишь слегка ухмыльнувшись, ярл приказал паре снова сесть, что вызвало болезненные визги как у человека, так и у эльфийки, от чего ярлу снова пришлось подавить желание хихикнуть с забавной, с точки зрения Врайкула, сцены. Затем авантюристам еще раз пришлось пересказать историю о том, с чем они столкнулись на далеком острове.

К большому удивлению ярла они рассказали ту же историю, только на этот раз с полным ненависти взглядом и, в случае друида-калдорай, с удлиненными ногтями, которые стали выглядеть почти как когти. Детали были точно такими же — портал в далекую землю льда и новой магии, странные события, которые произошли у указанного портала, экспедиция людей из какого-то далекому (и летающего!) городу и, что было важнее всего, появление звероподобных монстров, которые являлись «наполовину Врайкулами, наполовину людьми и наполовину демонами» (на этом моменте Трондир про себя задался вопросом, неужели в других землях проводят подсчеты в отличной манере, чем было принято у Врайкулов).

По-видимому, эти существа по ярости не уступали квалдирам и сражались, как самые безумные культисты Легиона или Древних Богов (здесь была взята пауза, так как дуэт должен был объяснить ярлу, кто это такие). Никакое количество магии не могло удержать орду полу-врайкулов от атаки на даларанскую линию; никакое количество потерь не смогло их деморализовать. В конце концов чужеземцы одержали победу, хотя для этого им пришлось перешагнуть через тела своих же сородичей. Дуэт наблюдал, как их друзья умирают, и сам получал серьезные раны, после чего был вынужден бежать, чтобы другие могли быть предупреждены о иноземных захватчиках.

Трондир не купился на последнее. Он назвал их трусами и приказал снова бросил в железные клетки. Они протестовали, когда их уводили; друидесса с кучей проклятий, а жрец с аргументированными отрицаниями. Подумав и решив подождать с решением об их судьбе, ярл послал группу разведчиков посмотреть, что происходит у острова, и это был приказ, который Врайкулы выполнили с крайней неохотой, ведь по слухам остров Тал’дранат был проклят. Там стоял высящийся в небо зловещий храм некоего незнакомого Врайкулам бога, и, если верить историям, сам остров был дважды поднят и погружен в глубины неизвестными силами. Иногда ночью на острове можно было заметить странные огни, и ветром доносились страшные, мучительные крики, словно из самой Хель.

Тем не менее, несмотря на презрение за бегство от врага, Трондир верил паре касательно захватчиков. Руна Истины не допустила бы такой лжи. Так что ярл приказал своим людям готовиться к войне, что было принято с радостью и отмечено большим пиром и попойками. Новый враг означал новые возможности обрести доблесть и славу во имя Одина и надежду подняться в легендарные Чертоги Доблести сам!

Перспектива сражения с новым противником принесла не опасение, а возбуждение! Воистину, если то, что говорили чужестранцы, было правдой, это могло быть благословением самого Верховного Хранителя! Слишком долго Врайкулы Яндвика были вынужден сражаться с приевшимися им врагами — соседними племенами Врайкулов, эльфами-изгнанниками, случайно забредшими сюда Тауренами Крутогорья — без какой-либо страсти или особой славы, поскольку все эти конфликты всегда были спорадическими, мелкими и, в случае эльфов, больше похожими на милосердное убийство, чем на настоящие сражения. Возможно, если бы та странная эльфийская раса когда-нибудь покинет свой скрытый магической сферой город, она дала им достойную битву, но, как это всегда было, когда выходцы из того города покидали его, они слишком скоро вырождались в не представляющих достойного вызова существ.

Захватчики могут изменить это. Хотя в Врайкульском обществе было общеизвестно, что человечество было ничем иным, как их выродившимися потомками их северных сородичей, они могли хорошо сражаться если их прижать. А раз они сумели разгромить этих хваленых магов, то по мнению Трондира они должны были стать достойным вызовом.

Так что когда Трондир стоял на вершине своей башни, наблюдая за приближающимися кораблями, через пару день после допроса, он испытал то волнующее чувство, которое он испытывал во время его первого набега на Штормхейм. На самом деле, это было даже странно, насколько эта сцена для него теперь напоминала его старый подвиг. Подобно его набегу, эти враги тоже плыли на длинных кораблях с низкой осадкой, яростно гребя по чистым водам залива, а каждый удар весел сопровождался резкими криками и ревом боевых кличей.

Трондир ухмыльнулся, потому что их сходство только доказывало их грозность, потому что никто из живущих не мог сражаться также хорошо, как и отпрыски Одина!

Ярл приблизил свой боевой рог к своим губам и подул в него его, сигнализируя своим гарпунерам, что время для боя уже близко. По его приказу расчеты Врайкулов зарядили свои мощные гарпунометы и через мгновение дали залп по вражеским кораблям. Десять гарпунов, трехкратно превосходящих в дальности полета стрелы из врайкульских луков, и со такой же многократной силой, ударили по приближающимся драккарам, заставляя насмехающихся над врагом до этого Норсов искать укрытия. Один гарпун ударил по щиту, разрушив его и пробил насквозь груди человека за ним. Ярл ухмыльнулся; если сейчас этого хватит, чтобы напугать захватчиков знанием, что защиты против гарпунов у них нету, то просто подождите, пока они не встретят упомянутые гарпунометы на более близкой дистанции, где силы снарядов будет достаточно, чтобы пробить дыры в их лодках.

Тем временем, Норсы осыпали своих врагов проклятьями и руганью, ликование грядущего боя, что было мгновений назад, сменилось куда более ярым чувством презрения и ненависти к своим врагам. За всю их историю только слабаки с юга использовали подобное осадное оружие на поле битвы. Такая трусливая тактика свидетельствовала лишь о желании максимально ослабить сыновей Севера до ближнего боя, что, в свою очередь, демонстрировала их страх перед северной сталью и силой.

Сарлы ожидал гораздо большего от других Норсов но, очевидно, они должны были быть разочарованы. Рассерженные, Норские гребцы стали бить по воде с новым рвением. Скорость кораблей увеличился, и с этим песнопения выросли в крещендо. Еще один залп гарпунов обстрелял драккары, сбив двух человек за борт и прибив ногу гребца к палубе.

Разъяренные, Норсы новым потоком ругательств и ужасными жестами. Однако их угрозы и ненависть были все еще бессильны, и северяне должны были вынести еще один залп гарпунометов. Этот залп пронзил несколько Норсов, сметя их с палуб и пробил корпуса пятого корабля, «Испорченной Девы», от чего та стала набирать воду. На ее борту воины отчаянно пытались заткнуть дыру щитами, в то время как гребцы покраснели от усилий, налегая на весла.

Четвертый залп гарпунов обрушился на палубы, но, к счастью, только два человека погибли на этот раз. Теперь защитники были в пределах досягаемости стрел, и горстка охотников сарлов на борту пустили в ход луки в мстительной ярости. Высокие Норсы поспешили спрятаться за щитами, но одному не повезло, и он получил стрелу в голову. В ответ еще один залп гарпун ударил по длинным кораблям, заставив Норсов снова укрыться, но на этот раз обошлось без потерь.

Заметив это, Норсы разразились насмешками и опустили щиты, только чтобы погрузиться в ошеломленную тишину. Пара сотен женщин-воительниц, таких же высоких, как и мужчины, и одетыми, как мифические амазонки, стояли на стене рядом с гарпуннометами. В их руках были луки размером с весла, на которые были наложены стрелы размером с дротики. По звуку рога все они подняли свои луки и дали залп.

Ругаясь, Норсы поспешно подняли свои щиты, когда вокруг них начали падать стрелы. Там и там было несколько проклятий, когда эти стрелы вонзились в неприкрытую плоть, вроде рук или ног; несколько булькающих хрипов, когда стрелы находили более уязвимые места. Однако к этому моменту Норские гребцы уже сумели довести драккары до берега.

Жаждя мести за пережитое унижение, Норсы спрыгнули с кораблей на песчаный берег, даже когда вокруг них сыпались стрелы, нанеся еще потерь. По звучному приказу Разящего Топора Норсы сплотились, чтобы сформировать пять отдельных стен щитов. Построение практически аннулировало потери от стрел, и со второй команде Сарлы ринулся вперед в неровном строю.

Глядящий на это Трондир был впечатлен этими «людьми-врайкулами» и их странной «черепахой». Он не никогда не думал о создании подобного формирования, так как с первого взгляда было понятно, что оно будет иметь ограниченную эффективность в типичных стычках, в которых сражались Врайкулы. Тем не менее, он не мог отрицать его эффективность, так как построение черепахой уменьшило количество потерь от стрел почти до нуля. Кое-где более мощные гарпунометы прорвались насквозь человека или даже нескольких; однако враг оказался достаточно приспосабливаемым, чтобы учесть это, и новые щитоносцы быстро занимали место выбывших.

А значит время для луков и гарпунов прошло и пришло время славного рукопашного боя. Перед тем как покинуть башню и кинуться на врага в ближний бой, ярл снова подул в рог, чтобы дать последнюю команду: всем в атаку!

На его призыв к атаке ответило несколько сотен ревущих врайкульских глоток, каждый из обладателей которых также жаждал рукопашного боя, как и их противники. Неорганизованный, но яростный поток тел выплеснулся из поселения на берег и устремился к норским «черепахам». Когда им оставалось два десятка метров до Сарлов, Скеггикс вскрикнул приказ, и по его команде щиты опустились, топоры и охотничьи копья были подняты, а после чего со всей силе брошены в лицо атакующим защитникам. Внезапный залп обрушился на атакующий врайкулов, отправив десятки мертвых и раненых на землю и сбив их наступление, но это только разожгло среди остальных сильнее их жажду крови.

В следующий миг обе стороны столкнулись словно два урагана в вихрях лезвий, щитов и кулаков. В эти первые несколько хаотических моментов врайкулы и норсы сцепились особенно яростно, ведь каждая из сторон фанатично стремилась собрать свою дань с врагов как расплату за их прегрешения и обратить ее в свою личную славу. Ибо так же, как норсы сражались за своего бога, даровавшего им право на эту землю, так врайкулы вступили в эту битву, чтобы защитить свой очаг и родню. Представления сторон друг о друге, что возникли в эти самые первые моменты Врайкульско-Норской войны, потом распространяться на весь конфликт, имея небольшие схожие черты, которые окажутся несколько неудобными для обеих сторон.

Врайкулы не могли отрицать физическую и моральную стойкость своих противников, с которыми они столкнулись, что противоречило всему, что они слышали и сами рассказывали о человечестве. Судя по тому, что они смогли выяснить, человечество стало мягкотелым и слабым, забыв обо всем, что происходило в Нордсколе, вместо этого предпочтя жить в огромных городах — городах, где они предавались удовлетворениям всех своих мелочных избалованных желаний. Они были вырожденными потомками врайкулов как по духу, так и по плоти.

Но даже самые упрямые из жителей Яндвика не мог отрицать, что люди, с которыми они сейчас сражались, ни в малейшей степени не соответствовали этому описанию. Их кожа была покрыта шрамами, их тела распухли от мускул, и глаза были полны жестокости и кровожадности, как у людей, хорошо привыкших к набегам и сражениям. Более того, в них было что-то ужасное. Кое-какие врайкулы начали замечать странные искажения тел у своих врагах, физические уродства, которые варьировались от едва заметных до совершенно очевидных.

У одного была чешуйчатая кожа, словно у морских наг, в то время как другой таинственным образом изрыгал изо рта огонь. И это лишь пара примеров из дюжин других. Один, особенно сильный воин, использовал в качестве оружия то, что можно было описать только как крабоподобную клешню, которая заменяла ему руку. Он орудовал ею с крайней ловкостью, раздавив голову одному из щитолому, а затем следом мгновенно выпотрошив охотницу. Казалось, что у этих… мутаций, не было никакой понятной последовательности или причины.

И пока тек бой, врайкулы начали замечать во врагах еще кое-что, что вызвало беспокойство даже у самых закаленных воинов. Жители Яндвика сражались во славу Одина и гордились тем, что были одним из немногих племен, которые делали это, в то время как другие сражались за проклятую Хелию или даже за какого-то ложного короля с севера. Они убивали от своего имени, прославляя своего покровителя в каждом акте победы, но не предавались жестокости сверх меры (или, по крайней мере, по меркам врайкулов). Убийства совершались во имя цели, а не ради самого процесса убийства.

Захватчики, казалось, были полной противоположностью, получая гораздо больше удовольствие от кровопролития, насилия и садистских убийств, чем большинство врайкулов.

Тем не менее, хотя врайкулам было неловко из-за характера их противников, то следует сказать, что норсы тоже испытывали затруднения. «Из всех рас людей, боги одарили одних нас, Норсов» казалось типичным бахвальством для других народов, но норсы свято верили в него. Но те, что сражались сейчас с врайкулами, начинали подозревать, что их своенравная родня, которая, казалась, слишком во многом отличалась от норсов, чтобы начать вызвать вопросы о связи, была намного сильнее и проворнее их. Норсы редко сталкивались с такими оппонентами среди людей, особенно теми, кто не нес благословений Темных Богов, которые у этих «высоких норсов» замечено не было.

Линия фронта сдвигались вперед и назад, в зависимости от того на каком участке из нескольких сотен метров противостоящих друг другу стен из мышцы и железа наиболее напористее пытались сокрушить друг друга. Хаотические первые мгновения общей свалки сменились изнурительной битвой строй на строй, эдаким перетягиванием каната с участием силы врайкулов и мутировавших мускул северян. Это был ад для тех, кто был в передних рядах, так как их сдавливало от импульса давящих вперед, к врагу, задних рядов, клинки врайкулов и длинные мечи норсов были лишены пространства, необходимого для полного замаха ими, что вынуждала их обладателей пытаться колоть ими, если не вообще отказываться от них. В нескольких местах, раздосадованные отсутствием свободного пространства, врайкулы и норсы пытались пальцами выколоть глаза противнику перед ним, ударить в промежность или даже перегрызть горло зубами.

Тем не менее, несмотря на свою жестокость ближнего боя и патовую ситуации на линии противостояния, норсы проигрывали, несмотря на все. Это было замечено командиром норсов Скеггиксом, и причина такой смены направления его судьбы вогнала в ярость норского командира. Врайкулы претендовал на победу не благодаря своей силе в ближнем бою, а за счет дальнего и магии. С возвышающаяся позади прибрежной стены гарпунометы и лучницы все еще обстреливали норсов, и, хотя они не осмеливались бить по тем, что сейчас сражался в ближнем бою с врайкулами, боясь нанести урон своим силами, но вот те, кто пытался обежать врайкулов и зайти им с фланга, сразу становились мишенями. Многие пытающиеся это сделать уже упали, словно олени, пробитые сильным броском копья, в то время как их противники с такой угрозой не сталкивались.

Кроме того, врайкулы привели с собой на поле битвы магов, странных заклинателей в черных мантиях, которых окружали парящие руны. Периодически эти шаманы протягивали свои руки и хватал одну из рун, после чего разрывали ее на части, чтобы вызвать свою магию. Иногда меч кого-то из врайкульских защитников светился красным и рассекал щиты норсов гораздо легче, чем это должно было быть, и что они делали с тревожной легкостью в и без этого, так как главный отряд Яндвика был известен как «разрушители щитов» среди других кланов врайкулов, и они сейчас доказывали норсам, что их репутация и умения более чем оправдывали это прозвище. В других случаях магия оказала более прямое воздействие, поражая норсов огненными зарядами или молниями.

Скеггикс усмехнулся.

Если бы Сарлы были племенем Пса, они, без сомнения, оказавшись в такой ситуации просто от бессилия взвыли в небе и позволили бы их гневу разжечься до демонического уровня. Если бы Сарлы были племенем Ворона или Змея, то они бы предприняли несколько более действенное решение: он мог бы в долгосрочном плане отомстить врагам болезнями или просто поразить врагов ощущениями сверхъестественного наслаждения, после чего разделать их, пока они пребывают в смятении.

Но нет, Сарлы был племенем Орла.

Магия была их доменом. Хитрость была в их доменом. Обман и закулисные тактики тоже были их путем. Но, прежде всего, их доменом было… изменение.

Сорвав с пояса мешочек их человеческой кожи, лидер отряда норсов достал из него девять особых осколков, каждый из которых был таким же зеленным, как сама Луна Хаоса. И действительно, шаман, который дал их ему, утверждал, что эти осколки на самом деле были когда-то частью проклятой луны!

Скеггикс быстро двинулся вперед, вкалывая эти осколки прямо в шеи тех павших мародеров, в которые еще цеплялись за жизнь. Вопросы и протесты были проигнорированы, ведь Скеггиксу вообще не было дела до того, что своими действиями он накладывал проклятие на души «добровольцев», которые служили под его командованием. Только победа имела значение… и слава, которая последует за ней, конечно же.

Тела уколотых осколками раненных быстро начали быстро биться в диких и неконтролируемых судорогах, пока их тела начали стремительно мутировать. Ужасная магия сначала исказила их, затем изменила их, а затем, наконец, отвергла от них.

Там, где минуту назад лежало девять умирающих мародеров, появилось девять Отвергнутых. Поначалу они неустойчиво стояли, поскольку лишения их разума из-за мутаций высших психических функций затуманило их ныне звериные умы. Оцепеневшие Отвергнутые пытались осознать изменения их тел, взглянув на свои руки, которые мутировали в массу костяных лезвий и когтей, став отдаленно похожими на конечности ящеролюдских завров. Крошечная часть их высшего сознания закричала от испуга и ужаса при виде столь ужасных мутаций, и через мгновения существа испустили самый ужасный крик, который можно было услышать даже по другую линию противостояния, где гиганты-врайкулы задались вопросом, что же это за звери там могут быть, чтобы издавать столько жуткий рев.

К сожалению для них, один из отверженных повернул голову и увидел врайкулов. Он издал пронзительный вой, который казался отчасти наполненным ненавистью, отчасти голодом и привлек внимание других, тут же присоединившихся к нему. Затем, побуждаемые инстинктом убивать, уничтожать и калечить всех тех, кто не преклонялся перед Темными Богами, звери бросились в атаку. Норсы кинулись в стороны, так как если им не везло и они не успевали убраться с пути полу-отродий, то они были или растоптаны или даже зарублены дикими взмахами мутировавших конечностей.

Врайкулы заметили переполох во вражеских рядах, хотя и не догадывались о причине. Несмотря на это, они полностью отдались горячке боя и стали сильнее наседать на разрушающийся строй норсов и использовали замешательство, чтобы убить еще нескольких.

Они были совершенно не готовы к натиску отверженных. Мутанты вылетели из рядов норсов словно медведи, выскакивающие из зарослей, чтобы захватить добычу. Натиск врайкулов застопорился, не сколько от кошмарного и противоестественного вида новых врагов, столько и от того, что они впервые за бой столкнулись с врагами, которые были сильнее их. Строй врайкулов пришел в смятение и едва не рухнул, так как многие врайкулы сосредоточились на новой угрозе, забыв про норсов, причем некоторые из них на мгновение были парализованы из-за ужасающей внешности полу-отродий. И обладатели костяных лезвий и острых как бритва когтей использовали каждое мгновение растерянности врагов, чтобы нанести им как можно больше урона, и даже ярл получил глубокую рану в живот.

Затем один из отверженных закричал еще раз — только на этот раз это был визг такой агонии, что дезориентировал как норсов, так и врайкулов. На мгновение нечестивое создание было окутано чистейшим светом, его тело было освещено тем, что могло показаться миниатюрным солнцем. Затем свет погас, а вместе с ним исчез и мутировавший человек. Только пепел на мгновение задержался там, где прежде стоял отверженный, прежде чем и его развеял ветер.

С небес на еще одного мутанта упал гигантский массивный медведь, повалив его на землю, а затем друидесса с дикой яростью разорвала его на части. Ошеломленные на мгновение тем фактом, что их пленники внезапно стали их союзниками, врайкулы быстро сплотились благодаря проявляемому чемпионами героизму, как это много раз случалось с войсками Альянса до этого. Они бросились на норсов с новой силой, чему также способствовали защитные заклинания руноплетов.

Оставшиеся отверженные, изрыгая гной и кровь из своих искаженных тел, встретили натиск врайкулов в лоб. Кровь, такие же черные, как смола, проливались, когда дровосеки врайкулы рубили мутировавшие конечности, в то время как многие полугиганты проклинали и рычали, когда хитиновые когти в ответ вспарывали животы и отсекали руки, разрывая кожу и броню словно ножи шерсть. Норсы также усилили натиск, хотя теперь делали это с немалой осторожностью, поскольку северяне прекрасно понимали, что их мутировавшим бывшим собратьям теперь не хватало ума или терпения, чтобы отличать союзников от врагов в пылу битвы.

С крепостных валов лучники продолжали посылать стрелы, хотя теперь они были почти полностью нацелены на полу-отродий, а не на рядовых норсов. Это был неэффективный ответ, потому что мутировавшие тела отверженных поглощали стрелы словно также самые прочные доспехи, в то время как их разумы слишком мутировали, чтобы их волновал дождь из стрел. Из каждого уже торчало несколько, а у одного даже дюжина или около того стрел, но это совершенно не мешало им продолжать сражаться, не показывая признаков усталости или неудобство.

Только гарпунометы оказались эффективными, их болты были слишком массивными, чтобы даже разум, потерянный в метафизическом безумии, мог их игнорировать. Гарпуны размером с копье с лёгкостью пробивали их панцири, приколов так двух к земле. Они не могли вырваться, но все еще опасно размахивали своими конечностями, пытаясь разорвать любого, кто окажется в досягаемости.

Тем временем Скеггикс был в смятении. Хотя отверженные нанесли немалый урон противнику, они не смогли переломить ситуацию. Будь прокляты эти отвратительные метательные машины!

Более того, у его врага еще не закончились сюрпризы. Из-за спины врайкулов послышался вой гончих и звук бега десятков мохнатых ног. Прирученные племенем ворги были выпущены на свободу, и эти волки присоединились к битве со звериной жаждой крови. Некоторые кинулись напрямик в схватку, проскальзывая между ног своих хозяев врайкулов, вгрызаясь северянам в ноги или куда могли дотянуться. Другие, более хитрые, обошли строй врага со флангов, чтобы атаковать людей со всех сторон.

Скеггикс зарычал, его врожденное норская жажда сражаться сейчас сражалась с желанием как тзинчита благоразумно отступить и отплатить врагам в другой день. В конце концов, повторная атака — на этот раз более масштабная, усиленная монстрами, такими как скинвульфами и ледяными троллями — почти наверняка будет успешной…

Наконец, он выбрал первое, решив, что другие норсры скорее всего предадут его ужасной казни, если он вернется с пустыми руками. Жертвоприношение через сожжение на костре, подношение акулам этих новых вод или даже (сама мысль об этом заставила норса вздрогнуть) ужасный ритуал кровавого орла. Нет, лучше сражаться в битве с наименьшими шансами на выживание, чем вернуться туда, где даже благословений Тзинча было бы недостаточно, чтобы спасти его. Бог судьбы был конечно непостоянен, но он разделял со своим братьями презрение к неудачникам.

Проревев свой боевой клич Скеггикс кинулся в бой, растолкав своих товарищей, а затем обрушился на врага. Его топор — длинной со взрослого человека, большой даже по меркам его противников — разрубил одним широким взмахом трех врайкулов, магии клинка оказалась достаточной, чтобы рассекать словно траву и щиты, и доспехи, и плоть.

Вокруг него гибли его люди, но на мгновение звезда Скеггикса ярко вспыхнула, и он стоял, словно кроваво-красный цветок посреди луга из врайкулов, его топор с каждым взмахом собирал богатую жатву из жизней врагов. Правда, размер его оружия делал его довольно громоздким, и враги использовали это как возможность нанести ему несколько ран, однако доспехи чемпиона норсов уберегли его от самых опасных из этих ударов, и на остальные Скеггикс просто стиснул зубы и проигнорировал.

Его погибель пришла не спереди, а сзади.

Норс закричал от боли, когда в его спину вонзились словно изогнутые мечи клыки ночного саблезуба, чью форму приняла калдорайская друидесса. Затем, прежде чем северянин успел поднять свой топор, ночная эльфийка сбила его с ног.

Дюжина воргов тут же кинулась на лежащего норса, словно стая волков на раненую добычу. Норс сломал шею одному рукой, но ничего не мог поделать с остальными, когда они на ощупь начали находили слабые места в его доспехах. Своей последней испуганной мыслью Скеггикс Разящий Топор смог только проклясть свою судьбу, потому что быть убитым каким-то дворнягами не была почетной смертью для норса…

Со смертью их лидера, строй норсов полностью рассыпался. Некоторые из северян кинулись бежать к своим кораблям, надеясь сбежать на них. Другие остались и продолжили сражаться, избрав славную смерть в бою, чем позорное трусливое бегство. Конечно, судьба обеих этих групп была одна и та же, так как тех, кто попытался отступить, не хватило числа, чтобы суметь увести корабли из-под обстрела гарпунометров и лучниц, дождем стрел и гарпунов осыпающих пытающихся сбежать.

Спустя пятнадцать минут ярл стоял, уставший и раненый, но торжествующий, над последним норским трупом. Его дух был приподнят боем, и Трондир сейчас был в отличнейшем настроении.

Достаточном, чтобы решить отпустить чужеземцев, хотя он имел право убить их за побег из тюрьмы. Но ярл считал себя честным врайкулом и признавал, что помощь, оказанная двумя чемпионами, вероятно, спасла жизни нескольких его людей. Кроме того, после того, как он увидели, что они сражаются, даже ему пришлось признать, что слова «трус» и «слабак» были им произнесены в их адрес совершенно преждевременно.

Тем не менее, ярл решил, что должен был наказать их за своенравие, что-то вроде последней прощальной насмешки, чтобы они запомнили его.

«Впрочем у них уже есть напоминающая обо мне… метка».

Ярл откинул голову и глубоко рассмеялся. Он указал на павших норсов.

— Это те ужасные враги, которые заставили вас спасаясь бегством, словно горных коз перед охотником? Они хорошо сражались, с истинной дикостью, я согласен с этим. Но они не смогли сравниться со сталью детей Одина!

Его последние слова прозвучали как рев, потому что это было уже обращено ко всему племени. Они тут же присоединились, их торжествующие кличи и рев по громкости не уступали его. Тем не менее, они потеряли многих, больше, чем они теряли когда либо в любом из набегов, и падших им будет недоставать в будущем. Однако ярл знал, что без всякого сомнения сложившие сегодня голову обрели более чем славную и почетную смерть, достаточную, чтобы пройти через врата Одина. Сегодня вечером будет исполнено много песен о славе, триумфе и победе.

Он снова взглянул на чужаков и с удивлением заметил, что на их лицах, не было ни одной из эмоций, которые он ожидал увидеть. Там не было гнева, обиды, смущения или стыда, скорее… жалость. Калдорай просто покачала головой, в то время как у человека на лице была лишь настороженность.

Разозлившись на их реакцию реакции, ярл зарычал, но его прервал второй искатель авантюрист, человек-жрец.

«Ярл Трондир, ты одержал победу сегодня, но она не столь значима, как ты считаешь. Я не узнаю ни одного из мертвых, и, кроме того, их тут не столь много, как их было у врат. Все вот это…», — священник указал на мертвых норсов. — «…ничто иное, как просто разведывательный отряд».


***



Тем временем на Расколотом Берегу прошла неделя.

Не ведая о судьбе своих разведчиков, норсы прикладывали все больше усилий для постройки новых кораблей и каждый день состоял из того, что все больше деревьев вырубалось и все больше набегов на этих странных рыболюдов или женщин-гарпий совершалось. Нападения норсов были безжалостны, и хотя они были встречены яростными контратаками и сводящими с ума проклятиями, никто из островитян не смог сдержать этот прилив хаоса. Их лачуги были уничтожены ради строительных материалов, их сокровища использовались захватчиками как безделушки и инструменты, даже их тела и кладки яиц использовались в качестве еды. Целые племена погибли, как это случалось везде, куда приходили норсы.

Только в одном месте у норсов возникли трудности. Это был крошечный островок рядом с основным, на котором издалека северяне сумели разглядеть то, что казалось лачугой. Несколько нетерпеливых норсов собрались в рейдовую группу из шести человек и отправились на остров, желая первыми претендовать на любую добычу, которая могла там оказаться. Затем, когда на следующий день группа не вернулась назад, норсы послали еще одну группу мародеров, на этот раз в три раза большую, чем предыдущая. В ту ночь на островке были замечены вспышки яркого зеленого света, а ветер доносил ужасные крики. Вторая группа так и не вернулась.

Наконец, заинтригованные и ободренные перспективой истинного вызова, более двухсот норсов на драккарах в сопровождении двух шаманов отплыли к острову, намереваясь положить конец таящейся там угрозе, какой бы она не была. Они прибыли на остров только чтобы найти несколько обгорелых или иссушенных трупов, причем последние выглядели так, словно из них высосали всю жизнь. Подозревая, что обитатель острова мог быть вампиром, шаманы обыскивал весь островок своей магией, но ничего не нашел.

Из тени другого островка старый орк-отшельник Драк’тул наблюдал за захватчиками с опаской и нарастающим чувством дежавю. Он видел портал, изливающихся из него кровожадных захватчиков и чувствовал слабый запах демонов, хотя он и не был таким же, каким он был в прошлом.

Тем временем в самом темном месте острова демон Бе’лакор тайно трудился над тем, чтобы не позволить Кирин-Тору обнаружить вторжение. Посредством магических артефактов, понимания которых он извлек из разума его кратковременной мясной марионетки, демон-принц отправлял магам отсчеты, записываемые на волшебном пергаменте, буквы на котором который магическим образом тут же переносились на связанный с ним пергамент в Даларане, рассказывая о новых открытиях (и иногда делясь идеями), но при этом создавая образ, что исследование портала ведется крайне осторожно, и пройдет много времени, прежде чем будут получены результаты. Из всего, что демон узнал до вторжения норсов о лидере экспедиции, крайняя осторожность полностью соответствовала личности архимага Арлока, и его начальству нет основания не доверять подсовываемой им липе.

Тем не менее, демон-принц беспокоился что кто-то из Даларана решит без предупреждения посетить портал и задавался вопросом, должен ли он будет лично вмешаться, чтобы избавиться от нежелательных визитеров.

Бе’лакору не стоило беспокоиться об этом, поскольку Кирин-Тор прислал ему известие о усиливающихся напряженности между Альянсом и Ордой в районе Серебряного Бора, где переселенцы из Гилнеаса, обеспокоенные возможными намерениями Отрекшихся атаковать их с применением чумы, начали активно совершать налеты на их линии снабжения. Так как сейчас Даларан возглавляла Джайна, чья приверженность нейтралитету была столь же тонкой, как син’дорайский шелк, Кирин-Тор начал склоняться к поддержке Альянса, несмотря на оппозицию части членов Совета Шести. Этот шаг был встречен со смешанной поддержкой среди населения, многие из которых хотели восстановить связи с Альянсом, в то время как другие полагали, что сохранение нейтралитета был бы лучшим путем для города.

Внимание совета было привлечено к этому конфликту, и хотя многим его членам было интересно узнать о том, как продвигались исследования врат, им или не хватило времени или они были слишком заняты своими исследованиями, чтобы высказать сейчас что-то большее, чем простое легкое любопытство.

Когда Бе’лакор узнал об этом, он отреагировал с немалой настороженностью, подозревая руку своего главного мучителя Тзинча в происходящем. Однако здесь он зря параноидальничал, так как причиной очередного противоречия между двумя главными союзами этого мира были не интриги Бога Хаоса, а совершенно простой факт того, что Альянс и Орда были… Альянсом и Ордой. Однако это не означало, что этот кризис не ускользнул от внимания Великого Изменяющего Пути, который всегда был заинтригован конфликтами, как лучшей средой для изменений. Уже были сотканы новые нити судьбы, многие из которых были синими или красными.

Сообщение отредактировал Gaspar - 29.11.2019, 12:34
Перейтик к верху страницы
 
+Цитировать сообщение
Gaspar
сообщение 15.12.2019, 23:55
Сообщение #22


Flooder God
***********

Группа: Пользователь
Сообщений: 948
Регистрация: 06.05.2008
Из: Минск
Пользователь №: 14 091

Беглец



Репутация:   397  


Пятая глава TL: Стычка в Азшаре.


Но Милорд, вы не сможете построить мост через реку, если ее берега не прекратят раздвигаться!

Кен Логгин, Штормградский крестьянин.



***



С ловкостью, которая противоречила его массивному телу, орк немного наклонился вперед, умело распределяя свой вес, чтобы не сломать ветку, на которой он стоял. Листья и мелкие ветви мешали легко разглядеть его с земли, но одновременно делали его позицию легко выдаваемой, если он не будет проявлять должной осторожности в движениях. Увы орк с самого начала знал, что из-за создаваемой машинами гоблинов невероятной какофонии его уши здесь будут бесполезны, так что он вынужден положиться исключительно на свои глаза и инстинкты, отточенные за десятилетия войны в темных лесах, подобных этому.

Тем не менее, Дердж Тихая Сталь был честен с самим собой; он знал, что его глаза не шли в какое сравнение с ночным зрением Калдораев. Вот почему орки и прочие ордынцы в Азшарских лесах предпочитали делать свои дела в светлое время суток, если у них был какой-либо выбор в этом вопросе.

К сожалению, именно такая вещь как «выбор» редко предоставлялась правителем этой проклятой предками земли, гоблином по имени Джастор Галливикс.

Невольно Дердж почти стиснул зубы, прежде чем сдержаться в последний момент. Он знал, что если эльфы были достаточно близко, то Калдораи смогут услышать даже это.

Пока его проницательный взгляд быстро осмотрел кроны соседних деревьев, ища малейшие колебания, которые могли указывать на присутствие врага, часть его разума был в другом месте, размышляя над потерянными и искалеченными друзьями из-за жадности одного отвратительного гоблина.

Джастор ценил эффективность и скорость, каждый гоблин прекрасно это знал. Когда был подписан договор Оргриммара, положивший конец последней войне между Альянсом и Ордов, Галливикс был в восторге от того, что Ночные Эльфы уступили Орде права на Азшару. Он публично объявил всем, кто его слушал, что Азшара станет раем для гоблинов, превзойдя разрушенный Катаклизмом Кезан, менее чем через год.

Дердж задался вопросом, что неужели в представлениях гоблинов о рае там не должно было существовать «деревья», так как вскоре после своего заявления Джастор отдал приказ срубить большую часть Азшарского леса, чтобы получить сырье для своих строительных проектов. Очевидно, он хотел построить город гоблинов, который затмил бы собой даже Шахту.

Однако на пути его амбиций встало две проблемы.

Первая заключалась в том, что площадь лесов, которые Джастор хотел уничтожить, составляла сотни квадратных километров.

Для проведения такой масштабной кампании по обезлесению потребовалась бы воистину огромное количество рабочих, оснащенных крошшерами и прочей лесозаготовительной техникой. Джастор привлек почти каждого гоблина, которого только смог найти, а затем разослал вербовочные отряды среди других рас Орды. За редким исключением, большинство новобранцев были орками, и в основном это были мелкие пеоны. Тролли, Таурены и те Пандарены, которые примкнули к Орде, не относились хорошо к идеям столь масштабного осквернения природы, в то время как «тяжелый физический труд» был такой же анафемой для Эльфов Крови, как и «благотворительность» для гоблинов. Некоторые группы Отрекшихся предложили свои услуги, наверняка заскучав в Восточных Королевствах, но при этом настаивали на том, что они будут использовать в работах свои собственные устройства и «особые репелленты против деревьев», так что переговоры были с ними быстро прерваны.

В конце концов даже торговый принц гоблинов не был настолько безумным, чтобы травить чумой землю, на которой он собирался жить.

Это однако не помешало Галливиксу попробовать свои собственные способы быстро решить проблему с лесом. Он посылал армии автоматизированных роботов только для того, чтобы машины таинственным образом безнадежно запутались в корнях и ломались. Он бомбил лес тоннами взрывчатки, только чтобы пораженные участки загадочно отрастали несколько дней спустя или даже за сутки. В отчаянии он даже спровоцировал алхимические пожары в лесу, игнорируя тот факт, что сожженный лес нельзя использовать как сырье для строительства, только чтобы ветер таинственным образом сдувал огонь на поселения и лагеря гоблинов.

Собственно причиной всего этого была вторая проблема.

Ночные Эльфы так никуда и не ушли. О, Тиранда Шелест Ветра подписала соглашение и устно согласилась на договор (Азшара в обмен на то, что Орда полностью покинет Ясеневый Лес), но это не означало, что ее народ станет следовать ему. Многие жили там тысячи лет и не собирать покидать свои дома из-за каких-то грязных чужеземцев. Это было великое тщеславие их расы — подгрести под себя как можно больше земли для единоличного пользования, а затем не использовать полученные ресурсы для создания лучшего будущего для своих детей.

Хотя возможно что эти эльфы совсем не бросали вызов своему правителю. Дердж знал, как ненавистна Калдораям сама идея отказаться от своей земли, и неудивительно, если возникшее негодование приведет к тому, что Верховная Жрица проигнорирует дух договора, даже если сделает вид, что следует каждой его букве. О, в договоре очень четко было написано, что Часовые должны были покинуть Азшару, и они это сделали. Но это не касалось местных поселенцев, которые (о сюрприз!) могли оказаться Часовыми, ушедшими со службы. И Тиранда могла очень хорошо прикрываться внешним соблюдением договора, если эти поселенцы якобы не признали ее авторитет. Так же она могла торговать с ними, как мог бы один независимый разумный с другим.

Главным же товаром в этой торговле, несомненно, оружие, доспехи и боевые звери.

Дердж воевал с Калдореем довольно долго, начиная еще с Третьей войны, так что он сразу узнал крошечные, индивидуальные метки, которые кузнецы Ночных Эльфов оставляют на своих творениях. Он был уверен, что многие из наконечников стрел, которые он находил в телах орков и гоблинов, были выкованы в Дарнасе.

Тем не менее, орк не мог полностью обвинить Ночных Эльфов в их предательстве в отношении договора; он знал, что орки и гоблины все еще пробираются в Ясеневый Лес, когда они думали, что это сойдет им с рук. В конце концов, иногда патрули запутываются в картах, сразу не определяя какая река означает начало границы река, а какая нет. И если они обнаруживают Калдораев на том, что Орда считала своей землей… Ну, они конечно же будут иметь дело с ними как с вторженцами на из землю с несомненно враждебными намерениями.

Дердж посмотрел вниз на измотанных трудом рабочих, с трудом перемещающихся туда-сюда, отчаянно пытаясь выполнить дневную квоту — невыполнимая задача, поскольку квоты были специально поставлены такими, чтобы их невозможно было выполнить.

Разочарованный тем, что ни одно из его идей «быстро уничтожить лес» не сработала, Галливикс приказал удвоить работы. Обычно, если какую-то работу выполнять все двадцать четыре часа в сутки, начальство назначает три смены, и в качестве примера можно привести городскую стражу Оргриммара. Галливикс презирал такую ​​политику. Вместо этого самая короткая смена теперь длилась двенадцать часов, а большинству рабочих «посчастливилось» работать шестнадцать. Шестнадцать часов шесть дней в неделю с минимальным количеством отдыха в седьмой день, поскольку для Галливикса «выходной день» означал работу лишь на полдня (восемь часов).

Пока его глаза наблюдали за признаками малейших подергиваний веток в двух дюжинах метров от него, Дердж слегка покачал головой, подумав про всех тех дураков, которые стекались, чтобы работать на Галливикса, соблазненные внушительной почасовой оплатой, намного опережавшей то, что давало большинство остальных гоблинов-баронов. Что было невероятно, так это то, что Галливикс на самом деле не обманул с ней, и на несколько мгновений все эти измотанные работай пеоны и гоблины смогли насладиться весом очень значимой сумы золота в своих руках.

А затем начались сборы.

Сборы за проживание и питание, сборы за обслуживание оборудования, сборы за пресную воду, сборы за грязную воду, сборы за невыполнение ежедневной минимальной рабочей квоты, сборы за ежедневное использование и на уход за умывальными постройками (под которыми Джастор подразумевал печально известные и никогда не убираемые дворовые пристройки), сборы за соблюдение, но не превышение квоты, сборы за переговоры по контракту, сборы за бездельничанье, сборы за сон днем, сборы за попытки сбежать или иным образом покинуть свое рабочее место до того, как это разрешено контрактом, сборы за защиту от опасных обитателей леса, сборы за нанесение вреда дикой природе, сборы за слишком большое количество сборов…

Одна из ветвей слегка дернулась, и орк начал накладывать стрелу на тетиву лука. Волосы на задней части его шеи начали медленно вставать дыбом; явный признак того, что беда должна была скоро произойти.

Что еще хуже для его рабочих, оставшиеся поселенцы Калдорай были действительно взбешены действиями гоблинов и ответили с жестокостью, с которой орки до-Легионского Дренора реагировали на набеги огров-работорговцев. Сначала это было едва заметно: несколько гоблинов или орков, которые отошли отлить в кусты (потому что мочиться на деревья теперь было более гигиеничным, чем делать это во выделенных для этого уборных), назад так и не вернулись, а их тела также не были сразу найдены. Затем тела подкидывались назад, изуродованные до почти не узнавания когтями, лезвиями клинков или нашпигованные стрелами. К его чести, Галливикс сразу начал посылать отряды своей личной армии картеля для защиты рабочих, но запретил даже пытаться замедлить лесозаготовительные работы, даже наоборот, приказал их ускорить.

В ответ атаки стали более наглыми. Крошшеры гоблинов внезапно прекращали движение, хотя их конечности продолжали работать. Когда раздраженные надзиратели Трюмных Вод шли проверять, почему работа прекратилась, они обнаруживали только широко раскрытые глаза и глубоко вонзившуюся в череп оператора между ними стрелу. В других случаях большие кошки или медведи выпрыгивали из зарослей и утаскивали кричащего рабочего, прежде чем его товарищи могли успеть отбить его. Что хуже, шум от работы множества машин был такой, что любой звук от нападения, независимо от того, насколько жестоким и кровавым оно было, был практически не обнаружимо слухом.

Чтобы максимизировать несчастья рабочих, многие из этих набегов происходили ночью, когда рабочие были наиболее истощены, а Ночные Эльфы были наоборот наиболее полными сил. Целые команды лесорубов были окружены и вырезаны, а машины утянуты под землю лозами, которые росли со сверхъестественной скоростью. Упрямо, Галливикс отказался останавливаться на ночь работы, хотя он и удвоил патрули. Однако даже этого оказалось недостаточно, поскольку Калдораи были слишком искусны в партизанских боях в лесу и ночью, а потому часто просто скрыто просачивались сквозь оборону гоблинов, как вода просачивалась сквозь трещины между пальцами рук.

И именно поэтому Дердж Тихая Сталь был здесь, как и многие другие подобные ему, так как Галливикс наконец-то был достаточно раздражен постоянными атаками, чтобы нанять тех, кого он ненавидел больше всего: авантюристов.

Дердж тут же подавил желание фыркнуть, ведь оно, как он знал это, могло стать фатальным, даже несмотря на то, что крошшеры гоблинов заглушали любой шум своей невероятно громкой работой. Не было секретом, что жирный гоблин не доверял этому бродячему классу ордынских чемпионов, и на то были веские причины. В конце концов, именно один особенно известный чемпион гоблинов был тем, кто остановил план Галливикса по порабощению большей части расы гоблинов, когда тот готов был осуществиться. Даже если проигнорировать этого отдельный инцидент, бродячие чемпионы оказались трудными жертвами для нечестных договоров, а тем более для попыток жульничать с уже заключенными соглашениями. У многих не было родни, которую можно было бы взять в заложники, имущества, которое легко было похитить, а оказывать прямое физическое давление было… очень рискованной игрой, если не сказать больше.

Тем не менее, если не считать личного отвращения, принц гоблинов был в первую очередь деловым оппортунистом. Если бы ему пришлось работать вместе с наемниками Орды, чтобы получить то, что он хотел, Галливикс сделал бы это даже не моргнув глазами.

Однако он не помешал ему попытаться смошенничать при в переговорах по контракту.

Внизу, прямо под его насестом, был гоблин, его глаза были опущены, а движения спорадичны, пока он наконец не выронил топор и упал на землю лицом к небу. Дердж бросил на него краткий взгляд, зная, что падение на землю от истощения здесь было таким же вероятным, как и падение от стрел Калдорай. Более того, для него было бы ошибкой оставить свою позицию, чтобы попытаться помочь бедняге. Охотница из Син’дорай на прошлой неделе попалась на такой уловку, и всего, чего она добилась — это умереть вместе с работницей, которой она пыталась помочь.

Гоблины-надзиратели, числом двух, однако, были обязаны следить за рабочими. И они сделали это, хотя только из-за страха перед возможностью Галливикса сократить их гонорары из-за падения производительности труда, а не из-за того, что рабочий пострадает. Самый сострадательный из пары принес с собой кувшин с водой, в то время как руководитель, известный своим садизмом, кнут погонщика скота.

Дердж поморщился; это не закончится хорошо.

Слегка подняв голову, упавший гоблин жадно выпил из предложенного кувшина, прежде чем ужасно взвизгнуть, когда кнут хлестнул по его телу.

С высоты его насеста орк не мог услышать говорящих внизу гоблинов. Работающие пилы и прочие механизмы сделали это невозможным. Но он работал с гоблинами достаточно долго за последних нескольких лет, чтобы инстинктивно понимать, что они будут говорить в такой ситуации. Он мог читать их по поведению достаточно хорошо, чтобы заполнить ту часть разговора, которую его слух не мог уловил.

«ВЕРНУЛСЯ К РАБОТЕ» — выкрикнул надзиратель-садист теперь сжимающемуся от страха гоблину-рабочему. Он поднял свой кнут для большего устрашения.

Испуганный рабочий вскрикнул и тут же вскочил. Он схватил выпавший топор и начал с новой силой и — орк-охотник был готов поклясться духами предков в этом — энтузиазмом рубить дерево. Это напомнило Дерджу однажды увиденное им зрелище того, как пехотинцы-новобранцы Альянса отчаянно рубили живых мертвецов Плети во время войны в Нордсколе, которые, казалось, никогда не прекращали двигаться, независимо от того, сколько урона им нанесли.

Надзиратель явно был доволен от столько мелочного проявления своей власти, а потому широко улыбался. Он повернулся к своему коллеге, который не был этим особо впечатлен впечатлен.

«Это было ли это действительно необходимо?» — спросил второй надзиратель.

«Необходимо? Ты видели эти квоты?! Нам нужно, чтобы они все работали каждую минуту, чтобы удовлетворить Большого Босса.»

Второй надзиратель покачал головой, но не стал отрицать или спорить. У него не было времени на это. Первый надзиратель уже заметил другого гоблина, лежащего лицом вниз, и с широкой улыбкой подкрался к нему. Без сомнения, хихикнув, гоблин, широко замахнувшись, сильно ударил, в результате чего несчастный сильно дернулся, но продолжал лежать.

Но он не встал. Должно быть, ему холодно, подумал Дердж про себя.

В гневе гоблин ударил рабочего еще раз, затем второй, но тот продолжал не реагировать. Наконец, без сомнения, разозленный отсутствием реакции, гоблин-надзиратель подошел к рабочему и резким ударом ноги в бок перевернул его на спину.

Дердж тут же натянул тетиву со стрелой.

Гоблин испуганно отскочил назад, затем бросился наутек, даже не удосужившись проверить, был ли лежащий на земле рабочий, у которого оказалась загнана в горло стрела, еще жив. Он конечно же живым уже не был, но он также не был одинок в своей смерти.

Его тиранический и теперь бывший босс был первым, кто последовал за ним. Садист-гоблин едва успел сделать три шага, когда стрела вылетела из-за линии деревьев и пробила ему затылок.

Гоблин погиб, но не напрасно. Орк видел момент, когда стрела влетела ему в череп и мысленно отметил угол и направление, откуда она прилетела. Орк тут же отправил стрелу в ответ туда, уверенный в том, что несмотря на то, что он не мог видеть сквозь растительность врага, это не помешает ему его сразить.

Пустил стрелу орк сразу же спрыгнул с ветки дерева на землю. Не слишком рано, потому что не менее трех стрел сразу ударили туда, где он только что стоял.

Дердж перекатился при приземлении, превратив последнюю часть своего движения в прыжок в укрытие за соседним деревом. Действуя инстинктивно, он наклонил голову дальше, чем обычно. И вовремя, так как в следующий миг стрела с совиным оперением задела кожу на его шеи.

Охотник забился за дерево и тут же провел пальцами по оцарапанной шее, чтобы проверить ее на следы яда. К счастью, ему повезло, стрела не оказалась отравленной.

Оглушительный звук работающих лезвий крошшеров внезапно прекратился, хотя, было ли это из-за того, что их операторы обнаружили опасность, или они были перебиты эльфийскими стрелами, орк сказать не мог.

Независимо от их судьбы оглушительная какофония работающих машин прекратилась, и их место заняли более привычные охотнику звуки битвы. Дердж презрительно ухмыльнулся, услышав, как пеоны, этот позор орочьей расы, кричали, паниковали и звали на помощь, бегая, как напуганный скот. Как будто для уравновешивания трусости пеонов их быстро заглушил рев орков и хобгоблинов, поскольку каждый из них бесстрашно вступало в битву, первые движимо амбициями принести славу себе и своим предкам, в то время как вторые было буквально слишком глупы, чтобы испытывать страх. Со стороны лагеря гоблинов целый отряд пробежал мимо его позиции. Лидер бугаев бросил презрительный взгляд на охотника, пробегая мимо.

«Дураки», — пробормотал Дердж, когда клич «Лок’Тар Огар» вырвался из их горл с такой громкостью, что заглушил бы даже грохот крошшеров, если бы те еще работали. Если эльфы не знали об орках раньше, то теперь…

Ревущих фронтальных атак и показному позерству не было места в этой войне, где Калдораи могли в любой момент раствориться в тенях леса подобно воде в пересохшей почву Дуротара. Нет, борьба с ночными эльфами требовала другого стиля боя, не более или менее благородного, чем славный рукопашный боя. Поступать иначе означало бы сражаться и умирать в бесполезных битвах, и предки только отвернутся от такой глупости.

Тем не менее, атака бугаев предоставила ему кое-какие возможности.

Орк осторожно выглянул из укрытия, зная, что, если его заметят, то эльфы тут же постараются нашпиговать его стрелами. Это было бы мудрое решение, потому что Дердж знал, что он представлял собой для них гораздо большую угрозу, чем бугаи.

Бросив взгляд на бугаев, он увидел, что один уже упал, а еще из тела двоих уже торчали древки нескольких стрел. Даже пока он осторожно смотрел, третий орк словил стрелу, вонзившуюся ему глубоко в плечо. Не смертельно, потому что орки были намного сильнее и живучее эльфов или людей, но достаточно, чтобы ослабить его в бою.

К счастью для них, за годы ожесточенных боев в Ясеневом Лесу Дердж приобрел особый талант; он глазами могл отслеживать и определять предположительное местоположение стрелков, основываясь на полете или положению в месте попадания отправленных ими стрел. Орк знал, что это был редкий талант, доступный только тем, кто вел и пережил очень много дуэлей с мастерами лука, но он хорошо послужил ему в Ясеневом Лесу, где битвы была гораздо более кровавыми и ожесточенными.

Орк мигом оценил то, как стрела попала и отправил стрелу в подлесок, тут же награжденный последовавшим оттуда мучительным вскриком. У него была уверенность в том, что даже если эльф будет жить, он гарантированно выбыл из боя. Орочьи боевые луки были созданы с учетом могучей силы орков, и Дердж знал, что его собственный лук — простое охотничье оружие — человек или эльф легко могли бы классифицировать как один из самых тяжелых луков, что они брали в руки.

Менее чем через пять секунд после того, как он выстрелил, Дердж был вынужден вернуться в укрытие, поскольку сразу несколько эльфийских стрел обрушилось на его укрытие.

Послышались новые крики, исходящие из глубин леса с обоих направлений. Некоторые были легко узнаваемы, поскольку все больше орочьих бугаев спешило присоединиться к битве. Но их боевые кличи быстро смешались с другим звуком, который заставил Дерджа невольно вздрогнуть; кошачий рев Калдорайских ночных саблезубов. Охотницы — опасные конные воительницы, опасные как ближнем, так и дальнем бою — присоединились к битве.

Зная, что высовывать голову справа или слева — это значит пригласить себе смерть (несомненно, снайперы Калдораев наблюдали за его текущей позицией), Дердж выбрал третий выход; он решил забраться наверх. Каждое движение туда было подвигом в поддержании острожного равновесия с потенциальными фатальными последствиями, так как охотник знал, что орки физически не могут быть настолько грациозными, как эльфы, и любые видимые сотрясения дерева, без сомнения, наведет ночных эльфов на идею что он задумал.

К рычаниям и крикам добавился звук столкновений и лязганья оружия, когда эльфийские воительницы на саблезубах столкнулись с орочьими бугаями лоб в лоб. Подождав несколько мгновений, орк возобновил свой подъем наверх к ветвям дерева, надеясь что начавшаяся рукопашная схватка отвлечет часть Калдорайских лучников.

Внизу рычащие саблезубы пытались вцепиться в головы орков, покуда их наездницы швыряли свои глефы, которые прорвались сквозь сухожилия и кости в кровавых дугах, прежде чем вернуться в руки хозяек. Другие использовали мечи или даже копья, помогая свои клыкастым скакунам.

Один из орков — капитан, который раньше так презрительно смотрел на охотника, — по крайней мере, смог подтвердить свое высокомерие. К нему подскочила охотница, саблезуб нацелился на его горло, в то время как сама наездница поднял свой глефу для броска. Вместо того, чтобы встречать атаку в лоб, как это делали многие из его подчиненных, капитан ушел в сторону в последний момент. Когда саблезуб пролетел мимо, орк врезал сидящей на нем Калдорейку кулаком в лицо, выбив ее из седла, прежде чем опустить свой топор на спину зверю.

Однако другим так не везло. Любой орочий бугай был более чем способен справится один на один с саблезубом или его тонкой наездницей; но когда он сражался один против двоих, преимущество последних оказывалось подавляющим. Более чем одному бугаю удавалось блокировать удары глафы своим собственным мечом или топором только для того, чтобы упасть в подлого удара когтей или клыков ночных саблезубов Калдорай.

Эльфийские лучники также не прекратили обстрел и были достаточно точными и умелыми, чтобы надежно поражать орков даже во время ближнего боя, не попадая в своих. Действительно, временами скооперированность лучников и охотниц казалась чуть ли инстинктивной: охотницы иногда совершали в бою движения, которые поначалу казались случайными, но в итоге оказывались окнами для стрел Калдораев, которые тут же прилетали, нацеленные на жизненно важные области на телах орков.

«Они синхронизированы лучше, чем гномский часовой механизм», — подумал Дердж.

Бугаям нужна была поддержка, чтобы уровнять шансы.

Быстро, зная, что времени у него будет немного, Дердж поднял лук и достал несколько стрел из колчана, привязанного к нему. Затем он послал первую стрелу в саблезуба, который вот-вот запрыгнет на упавшего бугая. Он все еще был в прыжке, но теперь теперь он просто падал мертвым на орка, а не собирался растерзать упавшего воина своими когтями. Дердж знал свою работу достаточно хорошо, чтобы сказать сразу, что зверь был мертв еще до того, как упал на землю.

Его первая стрела еще летела, а его рука уже двигалась, чтобы взять и наложить вторую стрелу на тетиву. Эта был нацелена на наездницу погибшего зверя, которая, веря в то, что орк внизу был ответственен за смерть ее скакуна, вытащила кинжал, чтобы заколоть орка. Стрела Дерджа пронзила ее череп, словно нож сквозь Тел’Абимский банан.

Третья уже натягивалась, прежде чем эльфийка упала, нацеленная теперь на хорошо одетую воительницу, с которой сражался капитан бугаев. Судя по ее одежде, украшенной мелкой вышивкой, она, скорее всего, была командиром. К тому же она сражалась со знакомой Держу уравновешенностью и дисциплинированностью Часовых Дарнаса, намекая, возможно, на то, что Тиранда не заботилась ни о букве, ни о духе подписанного ею договора.

Галливикс хорошо заплатит за такой труп. С его помощью он, без всякого сомнения, смог бы доказать причастность Альянса к атакам и призвать Вол’джиа оказать военную помощь, а также потребовать от Альянса репараций (хотя, дадут ли они их, был уже другим вопросом).

Дерге послал третью. Каким-то чудом Часовой удалось повернуться к нему, на ее лице начало проступать удивление. Но даже заметив стрелу, она была слишком близко, чтобы успеть уклониться от летящей к ней смерти.

Вторая стрела вылетела из глубин леса. Глаза орка расширились, когда летящая по поистине невозможной траектории стрела, словно молот, врезалась в его собственную, сбив ее.

Орк торопливо выпустил четвертую стрелу, однако его противник был быстрее. Хотя его противник-эльф не мог хорошо разглядеть орка в ветвях дерева, казалось, что он тоже обладает умением определять положение стрелка по посланной им стреле. Стрела врезалась в его ногу, разрывая кожу обуви, которую он носил, и в плоть под ней. Дердж стиснул зубы от боли, но заставил себя пошевелиться, потому что сомневался, что невидимый стрелок так просто поверит в смерть своего врага.

В следующий миг стрела пролетела мимо того места, где только что была его грудь, подтверждала это предположение, и боль в ноге Держа вспыхнула еще сильнее, когда он спрыгнул вниз и снова укрылся за деревом. Наскоро Дердж вытащил из колчана еще одну стрелу и…

Он громко застонал от боли, когда вторая стрела изогнулась вокруг дерева и попала ему в руку. Инстинкты полностью овладели им, и орк кинулся в сторону, едва избежав второй невозможной стрелы. Он перекатился на другое дерево, и затем еще одно, как только стало очевидно, что надежным укрытием оно не было. Еще одна стрела поцарапала его колено, когда он перекатывался.

Разозлившись и почувствовав, как кровь закипела, орк натянул тетиву и как можно быстрее выскочил из-за дерева, посылая ее в уже не скрывающегося эльфа.

К его удивлению, эльф, у которого в руке уже была стрела, не пытался увернуться. Вместо этого Калдорай ухмыльнулся так, что в каждом движении его лицевых мускул сочилось тщеславие. Затем, двигая рукой со скоростью, которая была размыта для глаз орка, эльф выстрелил.

Стрела со совиным оперением столкнулась со стрелой, у которой был наконечник в виде головы виверны и сбила ее. Орк поспешно попытался достать еще одну стрелу, только чтобы в следующую секунду эльф своей выбил ее из его руки.

Орк тотчас же прыгнул, нырнув за упавший крошшер, его пилот все еще безвольно висел в кабине, пронзенный несколькими стрелами. Дердж схватился за руку машины обоими руками и переместил ее, чтобы не позволить очередной огибающей укрытия стреле попасть в него.

Через несколько мгновений раздался звук стука пары стрел о железо; мысли орка оказались пророческими.

«Трюковые выстрелы» — он мысленно усмехнулся про себя. Такое тщеславие!

Он знал некоторых стрелков, которые использовали подобные приемы. Все они без исключения были высокомерны, стремились ослепить и поразить окружающих, чтобы погреться в их восхищении.

Он фыркнул снова, даже когда он доставал из ноги вонзившуюся в нее стрелу.

Все было в стиле, а не содержании. Да, Дердж знал, что он не может пускать стрелы так, что они будут огибать деревья или запускать их так быстро, что его руки будут выглядеть размыто. Но он мог попасть летящему дракону в глаз на расстоянии ста метров, пробить стальной панцирь пехотинца Штормграда и, прежде всего…

Дердж усмехнулся, вытащив две особых стрелы из своего колчана.

…то, что Дердж не использовал столь броский стиль, не означало, что у него не было собственных хитростей, которые он мог использовать.

Вокруг него в бой вступало все больше гоблинов и орков, некоторые из которых были вооружены ружьями. Битва скоро закончится, потому что Ночные Эльфы не станут ввязываться в долгий бой и отступят, как они это делали тысячи раз раньше.

Вот так всегда все начиналось и заканчивалось. Внезапные засады на измотанных рабочих, сопровождаемые короткими, но жестокими сражениями в темноте леса, с последующим отступлением, когда сил Орды пребывало слишком много, чтобы их можно было быстро перебить. Без открытой поддержки Дарнаса ночные эльфы Азшары не надеялись отбить свои земли. Вместо этого обе стороны вели войну на истощение. Ночные эльфы были готовы поспорить, что, если они убьют достаточно гоблинов, то вырубка леса станет слишком убыточной, и Орда будет вынуждена отступить в надежно контролируемые ею прибрежные районы. Тем временем Галливикс делал ставку на то, что в Азшаре осталось слишком мало эльфов, чтобы заставить его это сделать.

Ночные эльфы уже спешно собирали своих раненых и мертвых, в то время как лучники вели подавляющий огонь по оставшимся бугаям, заставляя самых мудрых спрятаться в укрытии и убивая глупцов. И под открытым небом стоял охотник Калдораев, его руки двигались почти так же быстро, как и его стрелы, посылая залп за залпом в тех орков, которые были достаточно глупы, чтобы пытаться бросить ему вызов. Те, кто достаточно идиотичен, чтобы не принести на бой щит, падали от стрел, точно вбиваемых им в череп между глазами, в то время как те, у кого были щиты, получали стрелы в лодыжки или колени.

Когда Калдорай снял шестого такого нападавшего, Дердж вступил в бой и выпустил свою первую особую стрелу. Его противник увидел летящую к нему стрелу краем глаза, выстрелил свою стрелу в глаз последнему бугаю, а затем, почти лениво, нагнулся вперед, чтобы стрела пролетела над ним и вонзилась в дерево позади.

Эльф повернулся к Дерге и насмешливо усмехнулся.

Дердж усмехнулся в ответ.

Позади Калдорая послышалось шипение. Лицо эльфа на мгновение исказилось в замешательстве.

Затем шипение стало громче и глаза эльфа расширились от понимания и ужаса. Калдорай попытался отскочить в сторону, но не успел.

Созданный гоблинами наконечник взрывной стрелы взорвался.

Взрыв поймал Калдорая в середине прыжка. Шрапнель микроскопического размеров разорвала его ноги, и сила взрыва разогнала полет эльфа в воздухе, вбив в первое на пути дерево с громким треском. Глядя на его сломанное и искалеченное тело, Дердж понял, что война для этого Калдорая закончилась.

Эльф тоже это знал.

Крик, преисполненный мести, отчаяния, ненависти и решимости вырвался из горла эльфа, и с оставшимися силами эльф наложил еще одну стрелу на не порвавшуюся тетиву лука и послал ее в Дерджа, словно смертельно раненный тигр из Тернистой долины, в последнем жесте неповиновения.

Предвидя это, орк натянул тетиву с последней, заключительной стрелой в этой схватке. Как раз когда Калдорай собирался отправить свою, орк послал свою, и молодой эльф с ненавистной улыбкой направил свою стрелу на уже находящуюся в полете орочью стрелу.

Они столкнулись еще раз, встретившись лицом к лицу точно так же, как их расы делали это так много раз за последнее десятилетие. Но на этот раз все было иначе.

На этот раз одна из стрел не была обычной. Выкованная кузнецами-арканистами кузенов Калдораев, Син’дораями, аркановая стрела Дерджа отбила стрелу ночного эльфа и продолжила свой полет, как будто на ее пути и не было препятствия. Глаза эльфа только успели расшириться, когда она вонзилась ему прямо в грудь. Эльф ахнул, потянулся руками к стреле, а затем, наконец, обмяк.

Какое-то время орк смотрел на своего павшего врага. Вокруг него затихал бой, когда оставшиеся Калдораи отступили вглубь леса, куда не рискнет пойти ни одни следопыт. Сердце Дерджа начало биться медленнее, его инстинктивное обнаружение опасности ослабло.

Оставалось сделать только одно.

Спокойно, зная, что у его жертвы остались только минуты, орк подошел к павшему эльфу. Пока гоблины и орки продолжая прибывать из основного лагеря, отгоняя оставшегося Калдораев, Дердж наклонился, чтобы поделиться последними моментами достойного противника.

— Идите с миром к своим предкам, молодой эльф. Вы принесли им большую честь сегодня.

Позади перепуганные рабочие гоблинов, проведшие большую часть битвы, прячась в листве, вылезли из своих укрытий и разразились радостными криками. Эльф, изо всех сил пытаясь что-то сказать, все же нашел свои слова.

— А… По крайней мере, один из нас ее имеет. Что можно сказать про таких, как вы, врывающихся в чужие дома и убивающих их жителей, словно трусливый вор?

Эльф кашлянул кровью. Дердж покачал головой; было бы стыдно показывать такую ​​ненависть в ответ тому, кому слишком мало осталось в этом мире.

— Это не твой дом, эльф. Договор…

Эльф снова кашлянул кровью. А затем Дердж понял, что эльф смеялся!

— Д-договор! С каких это пор ваш род заботится о договоре? Мы не давали вам никакого договора о том, чтобы рубить Ашенваль или Азшару, но вы все равно пришли. Вы убили их, орк! Тысячи и тысячи живых, дышащих, беззащитные существ… распилились и… кхе-кхе… сожгли и… кхе-кхе… разрезали.

Эльф начал кашлять сильнее, кровь продолжала изливаться и брызгать из его рта, попадая на лицо Дерджа. Орк, держа голову эльфа с нежностью, которая противоречила его брутальному телосложению, проигнорировал это, позволил эльфу испытать несколько последних моментов неповиновения. Во всяком случае, он знал, за что его проклинал эльф; смерть деревьев.

— Мы получили право на эти деревья. Наше право было получено, когда Хиджал защищали с помощью крови и стали орков. Даже твой архидруид признал, что без нашей помощи все тогда было бы потеряно.

Юнец продолжал бился в предсмертной агонии, но все же сумел высказаться в последний раз.

— Вот почему мы выбрали людей вместо вас! Ваша жадность ненасытна. Ваша раса уже разрушила один мир из-за этого, и вы уничтожите другой…

Эльф еще раз кашлянул, после чего обмяк, замерев, на этот раз окончательно. Дердж склонил голову, прошептав молитву своим предкам, чтобы отметить храбрость этого Калдорая, а затем вторую — предкам эльфа, чтобы они отметили его уход и почитали его в загробной жизни. Затем орк осторожно закрыл глаза эльфа и выдернул из его тела стрелу.

Эльф был не прав; орки не действовали из жадности — они действовали ради выживания. Без этих ресурсов многочисленные поселения орков будут застаиваться, увядать и голодать. Орда (или, по крайней мере, орки…) брали по необходимости, а не из злобы и скупости.

И нельзя сказать то же самое о ночных эльфах.

В каком-то смысле ночные эльфы были такими же жадными касательно своих деревьев, как Галливикс с его золотом — нет, еще более жадным. По крайней мере, Торговый Принц хотя бы тратил свои деньги. Ночные эльфы же были словно одержимые идеей накопительства безумцами, накапливая у себя жизненно важные ресурсы и не делясь ни с кем. Из того, что знал орк, эльфы не рубили деревья даже для своих союзников в Штормграде.

Другие орки называли эльфов трусами за чрезмерную защиту лесной фауны. По их мнению, эльфы просто стремились использовать деревья в качестве оружия, отказывая оркам в пиломатериалах под видом своих религиозных верований, чтобы лишить их ресурсов и затем подчинить орков себе. Калдораи намеревались стать повелителями орков, подобно тому, как пытались ими стать демоны и люди, только на этот раз правя через экономический контроль и дефицит ресурсов, а не испорченную кровь или лагеря содержания. Дердж знал, что эти байки были просто байками; ночные эльфы не были коварными мерзавцами, они были просто безумцами.

— Зачем так печься о нем, охотник? Он атаковал из тени, как трус. Оставь его для волков.

Охотник орков повернулся и с некоторым удивлением заметил, что капитан орков все еще был жив, хотя он не был уверен как. Должно быть, из него торчало пятнадцать стрел!

Тем не менее, несмотря на удивление, Дердж покачал головой

— Этот эльф сражался умело и смело, хотя и немного безрассудно. Многие из наших поют свои песни смерти сегодня из-за него.

Капитан фыркнул; сделанный с явной болью жест, поскольку одна из стрел, кажется, попала ему в легкие.

— Он боролся, как трус. Лук это оружие труса. — бугай говорил медленно, как будто разговаривал к особо тупым ребенком. — Все этот. — орк указал рукой на деревья — засады, тактика слабого против сильного. Слишком боящиеся сразиться лицом к лицу, они убивают более храбрых и сильных противников с помощью дешевых трюков и без какого-либо риска для себя. — бугай презрительно посмотрело на охотника, и Дердж понял, что капитан говорил не только об эльфах.

Дердж зарычал, типичная реакция орка на обвинение в трусости.

— Ты бы следил за твоим языком, мальчик. Без меня тебя бы постигла та же участь, что и остальную часть твоего отряда; погибнуть от идиотизма их командира.

Капитан бугаев зарычал, внутренняя ярость, которая была в сердце каждого орка, на мгновение захватила его разум. Он поднял свой топор…

…и Дердж, его рефлексы были отточены до такой степени, что он мог бы справиться с более крупными представителями его рода, быстрым ударом сбил капитана с ног. Бугай с мучительным стоном упал, сломав при падении несколько торчащих из него стрел.

Дердж презрительно посмотрел на стонущего орка, прежде чем плюнуть и уйти, бросив наконец напутствие.

— Покажи своим предкам, что у тебя есть мозги, а не камень, или, по крайней мере, имей достаточно храбрости, чтобы убить себя в следующем сражении. Желательно, не утащив с собой своих подчинённых.

Охотник отвернулся от бугая — еще одно оскорбление — и преднамеренно медленно двинулся назад в лагерь, мысленно подсчитывая скольких он убил за сегодня. Раньше ему требовалось приводить доказательства, но за эти годы он заслужил достаточно большое уважение у картеля Трюмных Вод, чтобы те поверили ему на слова без необходимости предъявлять скальпы или прочие гротескные доказательства (обычно). Кроме того, благодарные рабочие доложат о его делах.

Затем вдалеке прогудел рог. В стороне, откуда доносился сигнал, где-то в километре отсюда был другой лагерь лесорубов. Еще один лесной лагерь, еще одна эльфийская засада. Вздохнув, охотник снял лук со спины и достал из колчана стрелу.

Просто еще один день в Азшаре.

Сообщение отредактировал Gaspar - 24.12.2019, 18:35
Перейтик к верху страницы
 
+Цитировать сообщение
Gaspar
сообщение 24.12.2019, 18:35
Сообщение #23


Flooder God
***********

Группа: Пользователь
Сообщений: 948
Регистрация: 06.05.2008
Из: Минск
Пользователь №: 14 091

Беглец



Репутация:   397  


Шестая глава TL: Буква и Дух.


Нет друзей на Пути к Славе. Только камни, что сильным и хитрым надо раздавить.

Граркакс Змеиный Язык.


***


Земля кипела. Темные Земли, отравленные магмой, детритом и пеплом миллионов разбитых душ, были местом, которого боялся любой здравомыслящий разум. Это было мрачное место, даже по меркам мира этого мира. Даже земля, изобилующая озерами лавы, была коварным местом, потому здесь даже просто неверный шаг мог привести к невероятно ужасной смерти.

«Какая земля, такой и народ» — подумал про себя Сэйл.

Заклинания и колдовской взгляд раскрыли ему еще больше об этом темном месте. Безумные крики летели по ветру, пепел тех кто их произнес был обречен вечность разлетаться по этому проклятому месту. Огромные груды костей возвышались то тут то там, безразлично сброшенные в холмы, что были выше Долганского мамонта. Невероятная и восхитительная смесь агонии представителей десятков отдельных рас и сотен различных народов продолжала пылать даже спустя тысячелетия.

Это было ужасным местом даже до пришествия расы, которая в настоящее время властвовала над Темными Землями.

«Какие секреты вы прячете под дюнами из пепла? Какую силу вы могли бы дать тем, кто достаточно ловок, чтобы ухватиться за них?»

Ветры снова завыли, принеся с собой новый зловонный запах. Зловоние пепла, серы и промышленности.

Зловоние Дворфов Хаоса.

Бессчётные полчища Тамурхана пронеслись по этим землям, словно голодная саранча по прерии. Дворфы стойко защищались, но даже их безупречная дисциплина не помогла им выиграть в этот день. Вместо этого их хобгоблинских рабов-воинов обратили в бегство, их дисциплинированные полки окружили и уничтожили, а их крепость-цитадели осадили. Достигнув этого, Тамурхан вступил в переговоры с их региональным лордом и, хотя чемпион Нургла уступил больше, чем должен был, он получил услуги одной трети Дворфов этой крепости.

Сэйл презрительно улыбнулся, будучи уверен, что он мог приобрести услуги двух третей Дворфов Огня, будь он лидером орды. Но это время еще придет, и, возможно, раньше, чем он ожидал.

На данный момент к нему пришел приказ явиться ко двору Тамурхана, на который он обязан был ответить. А посему он тщательно готовился, надевая свою железную кирасу, свой циклопоподобный шлем и зачарованные одеяния, которые притягивали к нему ветра магии, словно приманка рыбу. За последние несколько недель дорога к юрте лидера орды, и без того полная угроз, стала еще более опасной.

Великий Каган созвал свой военный совет, чтобы, как обычно, отдать новые приказы или выслушать советы своих «доверенных» лейтенантов. Это была арена амбиций и лжи, потому что каждый лейтенант давал «советы», которые в конечном итоге приносили пользу им одним, утверждая при этом, что они ищут славы лишь для Тамурхана и Богов. Сейл понимал это лучше всех, ведь в этом сонме подлецов и предателей он был величайшим негодяем.

С легким свистом он позвал к себе Ночную Пасть. Из самого темного угла его массивной юрты выпрыгнуло Отродье Хаоса, каждая из трех голов которого без умолка тараторило. Одна голова постоянно рассыпалось в лести, другая — в бесконечных угрозах, в то время как последняя то мяукала и бесконечно скулила, то начинала безумно смеяться или пронзительно реветь. Сейл, в свою очередь, проигнорировал что там бормочет то, во что превратился его бывший учитель и двое из его учеников в результате саботированного Сэйлом ритуала, поскольку магические заклинания связывания не позволили бы ему напасть на его. Щелкнув пальцем, Ночная Пасть низко наклонился, и Сэйл взобрался на существо, исполняющее роль его скакуна.

Хихикая, визжа и ругаясь, отродье пронеслось через лагерь с постоянно меняющейся скоростью. Иногда оно двигалось так же медленно, как искалеченный дворф, и такое расстраивало Сэйла, который был вынужден причинить страдания своему скакуну, чтобы заставить его двигаться быстрее. Однако в другие дни Ночная Пасть достигал невероятно высоких скоростей и мог обогнать сильнейших лошадей в армии Тамурхана.

Возможно именно благодаря благословению непостоянного божества сегодня отродье достигло своей наивысшей скорости. Сэйл промчался через Долганский лагерь, не забывая разглядывая многочисленных пешек, из которых состояло его племя. Большинство отводили глаза или кланялись, неповиновение давно покинуло их. Некоторые, лейтенанты, с благодарностью кивали, про себя, несомненно, замышляя предательство. На самом деле он знал, что они замышляют предательство; ибо своим волшебным взором он мог видеть различные пути в будущее, распутывающиеся перед ним, словно моток нитей, в головокружительный в своем разнообразии гобелен. Некоторые видения были ясны, другие едва скрыты, как будто он глядел сквозь плотный туман. Тем не менее, провидец мог видеть так же ясно, как другие видели цвет, кого он мог игнорировать, а кому он должен поскорее устроить преждевременную встречу с богами.

Его скакун продолжал проноситься мимо прочих фрагментов мозаики, которой являлась его воинство: бормочущие Долганские шаманы, их магия — жалкие фокусы на фоне его мощи; кровожадные воительницы, готовые прирезать собственные порождения, если их достаточно разозлить; Мародеры, чьи примитивные разумы были связаны с поисками добычи и славы; Долганские мамонты, гордость племени, которое ростом были выше маленьких холмов. Он мог легко прочитать их всех, их мысли, мотивы, замыслы и чувства, потому что его восприятие мира давно превзошло слабое восприятие простого смертного.

Вдалеке он разглядел как горели костры других племен. Хорошо, что эти лагеря были довольно далеко, так как хотя Долганы и ненавидели друг друга, другие племена они ненавидели еще сильнее.

К счастью для Сейла это не стало проблемой, ведь в своей «мудрости» Тамурхан настоял, чтобы Долганы разместил свой лагерь возле лагеря основных сил Тамурхана, в явном проявлении идеи «держи врагов рядом». Сэйл, спроси его кто-то, кому он мог доверять (а таких конечно же не существовало), что он об этом думает, и тот ответил бы, что Тамурхан дурак, потому что для Сейла не имело значения, стоит ли его лагерь во внутренней части орды или на ее окраине. Его интриги все равно легко преодолеют или обойдут такое препятствие, как это было всегда.

Колдун бормотал слова сил, молясь божествам, чтобы они защитили его рот. Мудрая мера предосторожности, потому что теперь он вошел в лагерь Тамурхана, самой громадной и грязной, по мнению колдуна, выгребной яме болезней и зараз, чем где-либо в мире. Избранный сын Нургла наслаждался этим так же, как нормальный мужчина или женщина золотом. К сожалению, он также был гораздо более щедрым, чем любой другой человек своим «сокровищем», к большому неудовольствию и плохому здоровью все тех, кто не нес на себе благословения повелителя чумы. Но Сэйл знал, что именно в этом и состоит сила порождаемой инфекциями и болезнями отчаяния, ведь позор немощи и слабости может заставить впасть в отчаяние даже самых закаленных из северян. А с отчаянием приходили и мольбы к тому, кто питался этим.

И действительно, как Сэйл мог лицезреть своим потусторонним взглядом, лагерь был полон этой эмоции, подобно туману и спертому воздуху в болотах Призрачного Ада, через которые они совсем недавно шли.

По подсчетам главаря Долганов, не менее трех могущественных чемпионов хаоса сменили верность с начала похода, и, несомненно, еще больше сделает это к концу кампании.

Сэйл сильно потянул поводья, заставляя Ночную Пасть обежать оказавшиеся на пути лужи лимонного цвета. Состоящие из рвоты, экскрементов и боги знают еще чего, такие «бассейны» были обычным явлением в лагерях Нурглитов, поскольку они еще сильнее усиливали и без того зловещую атмосферу. Когда Ночная Пасть прошел мимо одной такой, крошечный маленький демон, булькая, вылез из лужи, и хихикая указал своим пальцем на Сэйла.

Чары и магические щиты на его доспехах стали светиться чуть ярче, поскольку они были вынуждены активно бороться с еще большим количеством окружающего его разложения. Он поспешил снова пнуть Ночную Пасть, чтобы отродье скакало еще быстрее. Воины-носороги, замечая колдуна, осмеливались смехом и хихиканьем провожать его. Сэйл постарался пометить и запомнить их лица для будущего возмездия, которое свершиться, как только поход будет закончена. О, там действительно будет много с кем нужно будет рассчитаться.

Наконец он добрался до центральной юрты, где располагался трон и жилище Тамурхана. Это было огромное строение, размером с один из тех полуразрушенных храмов, которые попадались Сэйлу на востоке. Но ему не хватало их очарования. Это было раздутым, уродливым и едва не разваливающими, а из стен и потолка текла странная жидкость, которая служила живой метафорой всего, что делало Нургла таким отвратительным. Слезнув с Ночной Пасти, не позаботившись о том, чтобы связать отродье Хаоса и наплевав на то, что оно съест кого-то, пока он был внутри, Сэйл вошел в логово Тамурхана.

Так уже были сотни существ, сформировавших два кольца. Внешний круг большего размера освещался только зелеными факелами, создавая атмосферу едва скрытой угрозы. В странном полупрозрачном свете стояли едва различимые существа, некоторые из которых имели гуманоидные силуэты, а некоторые — нет, и каждый из которых был великим чемпионом или лордом Хаоса. Сейл знал, что объединенным списком злодеяний, которые они совершили, можно будет исписать каждый дюйм этой обители, и он знал, что каждый их них, каждый мужчина, женщина и что-то, что никогда и человеком то не являлось, жаждет добавить к нему еще много строк. Через свое колдовское зрение он мог видеть все эти деяния, словно завешенные гобелены на стене, в головокружительных подробностях. И каким бы жестоким не был колдун Хаоса, некоторые из самых отвратительных злодеяний заставили даже его почувствовать тошноту.

Все прочие чемпионы, не являющиеся последователями Нургла, осторожно столпились во второй, внутренний круг, неровный овал, в котором мог бы свободно встать взрослый мамонт, и который был хорошо освещен зеленым светом, который сиял, казалось, из-под земли. Каждый, кто оказался там, были полностью сосредоточены на хозяине этого жилища, который сидел в самом дальнем углу на возвышающемся троне из детрита и смерти. Все, кто присутствовали здесь, знали, что их ожидает либо слава, либо гибель, и хорошо ведали, что вероятность встретить последнею всегда более высока, стоит только совершить одну ошибку.

Если, конечно же, ты не достаточно опытен, чтобы избежать ее. Сэйл знал это, потому что Сэйл сам недавно сделал это. Всего лишь каких-то несколько недель назад его притащил и бросил к трону Владыки Личинок сам Хазик-Оскверненный — неофициальный личный палач Тамурхана — готовый зарубить его за преступление, связанное с тем, что он повел большую часть зверолюдов орды в бесполезную атаку на Катайский форпост, несмотря на приказ его проигнорировать. В ответ на обвинение, Сэйл рассмеялся в знак неповиновения, а затем, к удивлению присутствующих, осмелился воззвать к самим богам, дабы те убили его, если хотя бы один из Долган участвовал в том сражении. Они этого не сделали, потому что Сэйл, который и устроил ту бойню, которая явится следствием того, что раздвоенные копыта Зверомордых попытались пнуть Небесного дракона, не намеревался в ней участвовать. Он просто хотел посмотреть, что будет, если напасть на форпост, без последствий, а потому просто стоял вдалеке и наблюдал вместе со своим воинством.

И в увиденном он не разочаровался, хотя зверолюды и понесли огромные потери, когда Катайцы сбросили на них с небес комету.

Поскольку Сэйл назвал имена богов и они его не покарали, его отпустили невредимым. Если бы Тамурхан приказал его казнить, он пошел бы против решения самих богов, а значит и рисковал навлечь на себя их гнев.

Конечно, враждебность к нему после этого не убавилась и на йоту.

Это хорошо было видно с того момента, как он вошел в юрту, тут же встреченный зловещим рычанием вожаков зверолюдов. Дюжина оставшихся после битвы лидеров Зверомордых проклинала его на своем грязном языке, обещая жестокую, и без сомнения, крайне мучительную смерть. Сейл в ответ лишь безжалостно рассмеялся, посох, который он всегда носил с собой, слабо засветился, давай понять что будет, если они осмелиться напасть на него. Если магия Сэйла не убьет их, то это сделает Тамурхан, так как только Тамурхан контролировал судьбу своих лейтенантов, и бросить вызов этому правилу значило бросить вызов самому Повелителю Личинок.

Другие, увидев его, зарычали или выкрикивали оскорбления. Сэйл знал, что он не популярен и наслаждался направленной на него ненавистью. Пусть они проклинают и ненавидят. Не было ничего лучше бессильного врага, который ничего не мог сделать. Третьи, последователи богов, который соперничали с божественным покровителем чумного лорда, смотрели на него со смесью недоверия, настороженности и нужды. Он один из собравшихся тут вожаков и чемпионов бросил вызов Тамурхану и сумел выжить после этого. Он мог бы стать лидером оппозиции, если бы он этого захотел, и в голове Сэйла, подобно подобно покатившимся с горы валунов, начали формироваться планы. Многие из тех, кого он тут видел, при нужном воздействии, будут делать как он скажет, а другим надо будет только дать необходимый толчок…

Только одна группа никак не среагировала на прибытие Сэйл; Дворфы Хаоса. Вместо этого они безразлично посмотрели на него, когда он вошел, их черные, слабо светящиеся красным глаза, несомненно, оценивали его так же, как он оценивал других присутствующих. Несомненно, вскоре они услышат слухи о прошлых деяниях Сэйла. Но на данный момент, однако, у него было преимущество, так как Сэйл был тем, кого послали договориться с Пепельным Королем. Несомненно, Тамурхан удостоил его такой чести из надежды, что он будет ужасно убит, если он оскорбит Дворфов Огня, ведь это был подвиг, который, как известно, очень легко свершить.

В который раз уже Каган недооценил его.

Смелыми шагами вождь Долганов подошел и занял рядом рядом с контингентом Дворфов Хаоса. Безмолвные телохранители, окружили их лидера, известного как Дражоат Пепельный, были поголовно одеты в свои огнеупорные доспехи и маски из костей. У каждого из них в руках было по алебарде, в длину вдвое превышающие их рост, и, несмотря на то, что их лица не были видны, каждый из них излучал с такой интенсивностью ненависть и презрение, что это заставляло магические чувства Сэйла чувствовать себя так, словно он лизал что-то ядовитое. Хотя они не делали никаких движений своим оружием, Сэйл не сомневалась, что они могли бы пустить его в ход в любой момент, если захотят.

Их хозяин смотрел снизу вверх на Сэйла, его маленькие глазки-бусинки скользнули взглядом по колдуну. Несомненно, он понял, что колдун пытается что-то донести до него. Он и его собратья уже знали, что Сэйл был ненавистной и двуличной персоной, и атмосфера интриг висела вокруг него подобно плащу вокруг ночного странника. И все же в их глазах было что-то вроде темного веселья, как будто они наблюдали за происками детей с их постоянной раздражительностью, нетерпеливостью и наглостью. Интриги Дворфов Хаоса, если судить из того минимума информации, которую Сэйл знал об их народе, часто были долговременными и приносили, хотя и неизбежно, результат только спустя века.

Для Сэйла это говорило только о превосходстве его народа, о том, что и повелители севера, и слабые южане сумели завоевать господство над миром гораздо быстрее, чем исчезающие старшие расы.

Тем не менее, он не позволил ничего подобного презрению выскользнуть наружу. Вместо этого он поклонился, достаточно низко, чтобы показать уважение, но достаточно высоко, чтобы это не воспринимали как знак подчинения. Лицо Дражоата сморщилось от легкого раздражения, внутреннего стремления к господству, заложеное в сердце каждого сына Жарра, столкнулось с чувством оскорбления независимостью Сейла. Дворф Хаоса повернул голову к колдуну, словно вынужденный признать раздражающую муху.

Внутри Сэйл кипел от оскорбления, но снаружи излучал спокойствие, уверенный, что его маска была лучше, чем даже у адской стражи Жарра.

Пока другие вожаки возобновили свои мелкие интриги, прерванные его прибытием, разговаривая друг с другом шепотом и стараясь превзойти друг друга в фальшивой искренности, Сейл решил завязать знакомство с дворфами. Однако внезапно их лидер заговорил с ним первым, сразу зайдя с сути разговора.

— Я понимаю, почему тебя отправили заключать со мной сделку. Я тоже отправляю назойливых интриганов и одноразовые инструменты на подобные миссии, чтобы они меня больше не беспокоили.

Сэйл задумался, прежде чем ответить на это легкое оскорбление словами, скрытый смысл в которых был хотя и тонок, но достаточно очевиден, чтобы, как он знал, Дразоат заметил его.

— О, во имя богов, Пепельный Владыка, я расстроен тем, как вы смотрите на меня. Перед богами я пообещал вам свое товарищество и общее дело, так же как и вы.

Дражоат фыркнул; резкий звук, который звучал словно пар, выходящий из сломанного клапана машины Дави.

— Я пообещал свой легион, колдун, на томе из плоти и сухожилий, написанным во имя моего Темного Отца. Взамен я потребовал оплату кровью, душами и богатством. Я получу все это и еще больше, а взамен я буду соблюдать каждую букву договора.

— Но не дух, Темный Лорд, Хозяин Ужаснейшего Ада? Соглашение заключено с тем же намерением, что и ваша предыдущая клятва, что вы защитите Черную Крепость от всех угроз?

Дражоат поднял голову, наградив колдуна Хаосом взглядом, полным отвращения, презрения и, хотя дворф приложил все усилия чтобы скрыть это, удивления. Его предыдущая клятва явно не была общеизвестна. Но ни один секрет еще не смог спрятаться от магии Сэйла, и неважно что он принадлежал тому, кто измеряли свои этапы жизни годами, которыми люди измеряли всю свою жизнь. Если будущее Дражоата было скрыто, настоящее затенено, то прошлое было обманчиво ясным, и Сэйл провел много времени в одиночестве в самых темных местах своей юрты.

Сэйл позволил себе ухмылку, уверенный, что дворф не мог видеть сквозь его закрытый шлем, покрытый, зловещими колдовскими узорами.

Хотя Гном не мог видеть ухмылку, он все же смог ее почувствовать. Он тихо зарычал, в ответ на что его телохранители слегка изменили свои позы, как будто они ожидали, что их хозяин прикажет удостоить своего собеседника самой жестокой смерти.

— Придержи свой клеветнический язык, колдун, иначе я вырву его и брошу в рабский гальюн! Клятвы сыновей огня связаны железом! Черная Крепость защищают лучше, чем любой домен моего народа за пределами равнин Жарр! Даже вся ваша толпа воющих зверей и безумных умги разбилась бы об нее словно пепельный ветер об гору! Я не нарушаю клятву быть здесь, потому что я удостоверился, что она защищена в соответствии с моим обещанием, данному Верховному Пророку еще до того, как разум твоего отца посетила идея зачать тебя, умги.

«Какой обидчивый» — подумал Сэйл про себя. Но теперь он был уверен, что его первоначальные догадки были правильными, поскольку через свой колдовской взгляд он мог видеть амбиции и негодование, висящие над Огненным Дворфом, словно грехи, окутывающие душу. Сэйл, не привыкший к чтению представителей других рас, догадался, что данная перед Первосвященником клятва не была добровольно, и Дражоат был доволен своим нынешним положением не более, чем Сэйл своим. Когда дворфы — испорченные Хаосом или нет — приносили клятвы, то были обязаны чтить их до безумных крайностей. Дражоат был обязан исполнять данную им ​​клятву в каждой букве, которой она была записана, но с нетерпением ждал возможности избежать ее. И Тамурхан предоставил ему такую ​​возможность.

В некотором смысле, подумал Сэйл, мотивы Дворфы Хаоса были его полной противоположностью. Когда Тамурхан и его орда наползали на его земли, словно непреодолимое облако саранчи, Сэйл действительно пообещал Кагану дружбу и общее дело, стремясь к славе, богатству и тайным знаниям цивилизованных земель, хотя в то время он не знал точно, на какую именно южную нацию Тамурхан намеревался совершить набег. В некотором смысле Сэйл следовал «духу» экспедиции, стремлению к славе и добыче, но не к букве, поскольку он был предан Тамурхану не больше, чем до чумного лорда Шалкаину Мерзкому, Ордудиальскому Извергу, его собственным родителям и еще множеству прочих людей, которых Сэйл использовал в своих интересах за свою долгую жизнь.

И все же какая-то нить связывала их обоих, признал ли это дворф или нет. Не полностью преданные ни орде Хаоса, ни его командиру.

Сэйл решил сменить тактику.

— Возможно, это так, Сын Пепла. Как считаете, от этой экспедиции будет много пользы? Говорят, что сыновья Сигмара обладают магическими и технологическими знаниями, которые превосходят любую другую человеческую нацию, за исключением Поднебесной.

Снова звук свистящего пара; Дражоат фыркнул.

— Сыновья Сигмара превосходят и их. Самые могучие из всего вашего рода, умги, будь то южане или нет.

Сэйл покачал головой.

— Южане слабы, Пепельных Лорд. У них нет силы воли или ума. Они сжимаются, как овцы, перед своими лордами в замках и способны сражаться только когда их сгоняют вместе в большом количестве. И из этих лордов Поднебесная — Катай — самая многочисленная и грозная.

— Что касается рабов, то они слабее, это правда. Они также недолговечны, неспособные просуществовать тысячелетия, словно гробская грязь, хотя им и далеко до ваших непостоянных племен, разносимых по степи словно пыль. У восточной империи есть некоторая хитрость умги с их странной магией, их маханиями конечностями и легионами, способные числом опозорить любого урка. Но Империя запада обучалась у других рас лучше, чем ваша — эльги обучили их искусству мистики и…

Здесь дворф внезапно запнулся, и в следующую секунду Сэйл едва инстинктивно не отскочил назад, потому что ненависть, с которой запылала душа Дражоата, была жарче чем у любого, кого он встречал до этого, кроме обитателей Запредельного. Дворф буквально пылал так же горячо и ярко, словно магма, чистой ненавистью. Затем, после момента, который показался вечностью, дворф выплюнул оставшиеся слова.

— …ложные родичи научили их своему искусству, какими бы дрянным оно не было. Лучшие учителя пришли к лучшим умги, сделав их более могущественным, чем все ваши дикие племена. Хотя они все так же не годятся ни на что, кроме как быть рабами, как и вся ваша раса.

Сейл проигнорировал оскорбление, хотя он лениво задавался вопросом, что такое «элги». Он был очарован откровением, что помимо Дави Жарра существовали и другие нации дворфов. Торговцы из Норски действительно говорили правду. Тем не менее Сэйл очень хотел, чтобы Орда отправилась в Катай, а не в Империю, и все еще не был готов уступить.

— Помогали твои «фальшивые родичи» или нет, бессчётные легенды расписывают вторжения в земли Сигмара, в то время как ни одно из них не смогло глубоко проникнуть в империю Императора Драконов за последнею тысячу лет.

— Трусы, — прорычал Дражоат, — которые прячутся за своим «Великим Бастионом» и свято верят, что его хватит для их спасения. Без него их нация рухнет, как спички перед ураганом.

— И все же, — равномерно сказал Сэйл, — никому не удалось сломать его великие стены. — Здесь Сэйл решил подколоть собеседника. — Даже твоему народу, если слухи правдивы.

Вместо того, чтобы злиться или ответить оскорблениями, Дражоат ошеломил колдуна улыбкой, чистой и искренней, хотя и отравленной вечной злобой его рода. Его ответ состоял лишь из двух слов, однако их хватило, чтобы заставить разум колдуна понестись вперед от скрывающихся в них загадке.

— Только пока.

Прежде чем Сэйл успел спросить, одни голос прервал все дискуссии среди собравшихся в юрте.

— Молчать! — Громкий голос прогрохотал с трона, вбиваясь в уши всех присутствующих.

По всей массивной площади юрты тут же разразилась жуткая тишина, ибо никто не захотел отвергнуть волю Чумного Лорда. Тамуркхан поднялся со своего трона из костей и желчи, его огрское тело грозило погрузить его в прогнившую землю. Медленно, с неловкостью проснувшегося гиганта, чумной лорд начал спускаться вниз и каждый шаг был словно тихое землетрясение, которое можно было услышать по всей юрте.

Наконец, когда он достиг подножья трона, повелитель чумы остановился. Взглядом не терпящего свободной воли тирана он окинул взором окружавших его чемпионов и вождей, словно пытаясь определить, кто был верным, а кто предателем. В этом, как и во многих других вопросах, Тамурхан был дураком, подумал Сэйл. Каждый чемпион здесь был верен исключительно своей собственной судьбе и был естественным предателем судьбы чужих. Даже Хазык Оскверненный отвергнет своего хозяина, если это позволит ему сделать еще один шаг на пути к славе.

— Вы были призваны передо мной в этот день, чтобы возвысить во славе нашего господина. Погреться в его сиянии! Ведь Нургл, Дедушка всего, благословил меня видениями погибели и славы, войны и чумы, принесенных тем, кто никогда ее еще не ведал!

Юрта тут же содрогнулась от громких криков, топаний ног, воплей и рева — стандартных ответом на обещания будущей славы. Лишь немногие были достаточно умны, и Сэйл разумеется был в их числе, чтобы распознать странность в словах Кагана. Рядом с ним глаза Дражоата слегка сузились.

Будучи убежденным в превосходстве Небесной империи, даже Сэйл, колдун из племени, расположенного за полмира от нее, слышал про нее, как и Империю, множество легенд и историй. Никто, даже те, кто относился к этим землям с большим презрением, не могли отрицать, что это были царства, которое повидали много войн и чумы.

— В своих снах я видел землю, покрытую лесом от конца до края, пышущей жизнью, оскорбительно незатронутой прикосновением Деда! Над всем этим возвышалось дерево, которое пронзало облака и могло донести наши бедствия на самих небес! Это была земля, отличающийся от любой, по которой я когда-либо ходил в своей жизни. Земля, которая была слишком цветущей, чтобы быть загнаивающейся Империей, и воистину, это было так!

На этот раз молчание было полным и абсолютным. В цивилизованных странах такое молчание можно было бы подчеркнуть шёпотами, признаками очевидных заговоров и сплетен. Но не здесь. Не среди последователей разрушительных сил. Никто не доверял друг другу настолько, чтобы сделать это. Шестерни в умах самых хитрых повернулись, и планы на будущее были переписаны. Что же до тех, кто для интриг был слишком твердолоб…

Чемпионы хаоса судили по делами больше, чем по словами, и до тех пор, пока действия лидера приводили к успеху, его выходки и чудачества были терпимы. Однако заявление Тамухана оспорило даже это общее правило. Сколько лордов, чемпионов, вождей, лидеров культов, зверомордых и прочих ужасных созданий было привлечено к звезде Тамурхана, словно мотыльки к пламени, связывая свои судьбы с ним, чтобы они могли пожинать сияние коллективной славы? Многие, включая самого Сэйла, оставили свой собственный путь, уцепившись за столь заманчивую возможность возвышения и радовались шансу вторгнуться в проклятое царство Сигмара, поскольку было хорошо известно, насколько боги презирают его.

И теперь, чтобы эту возможность упустили, и все по прихоти дурного сна…

О, они разумеется не будут бунтовать. Тамурхан был слишком силен, а его последователи нурглиты слишком многочисленны, и чувство великой судьбы, которой этот чемпион Нургла был помечен, все еще оставалось сильным. Более того, это был даже не первый раз за этот поход, когда подобный причудливый сон произошел. Но это было еще одно семя сомнений, которое можно было взрастить, еще один камень на пути к предательству, который Сэйл мог бы уложить поудобнее, если того пожелает. Сэйл видел это, его демоническое видение показывало эти гнилые плоды, которые однажды будут готовы с сбору урожая.

К своему удивлению, Сэйл обнаружил, что от удивления заговорил инстинктивно:

— Куда же мы идем, о господин? На кого теперь направлен гнева твоего войска? Фальшивые дворфы — Он посмотрел на Дражоата. — Позолоченные города Инда? Легионы Императора Драконов, которые так недавно опозорили нас?

Промолчав про то, что-то поражение было результатом его действий, Сэйл очень надеялся, что орда пойдет против Катая.

— Нет! — голос Тамурхана стал угрожающим, почти что ревом. Очевидно, он не забыл ни об этом, ни об инциденте в Аштаре. — Никто из них, змееус! Боги, каждый из них, требуют — ТРЕБУЮТ — уничтожения тех, кто никогда еще не ступал на эту землю!

Молчание было нарушено непроизвольными вздохами, и Сэйл почувствовал, как его глаза расширились от шока. Был ли Тамурхан действительно настолько безумным, чтобы пойти на самих богов, ведь они были единственными, кто мог попадать под такое описание? Орда не боялась никого из смертных врагов, но бессмертные были за пределами их сил.

— Я говорю не о царстве богов, — продолжил Тамурхан, очевидно угадав, о чем подумали его подчиненные, — а о совершенно новом мире, полном новых смертных, которых можно будет убить, и новых земель, что должны быть осквернены во имя Нургла.

Многие смотрели на Тамурхана так, словно он был безумен, но Сэйл не был одним из них. Конечно, это было странно, но если служишь Хаосу, то странные вещи происходят регулярно. Он подозревал, что если это была бы армия одного из южных народов, в течение часа начался бы мятеж.

— УНБАРАКИ!!! — взревел новый, глубокий голос, закаленный веками использования. — Между нами, человек, был заключен договор! Клятва, подписанная твоей кровью! Мои боевые машины уничтожат стены твоего города, в обмен на что я получаю свою часть награды! Мой бог требует, чтобы ты сдержал свою клятву, умги!

Тамурхан медленно повернулся к дворфу. Если бы любой чемпион хаоса говорил с ним таким образом, он быстро встретил бы омерзительную и мучительную смерть. Однако с дворфом все было сложнее, поскольку Дави Жарра были технически не его подданным, а союзниками. Сражение с ними только повредило бы делу Тамурхана, а не помогло. Это могло бы даже навлечь на орду гнев самой империи Жарр, хотя Дражоат был просто командиром аванпоста.

Так что Тамурхан соизволил ответить дворфу Хаоса, телохранители которого уже начали формировать защитный круг вокруг своего господина.

— В нашей сделке говорилось о оставленном безымянным городе, который ты должен помочь мне взять. — Тамурхан сделал здесь паузу, и Сэйл почувствовал, что чумной лорд наслаждался тем, что скажет дальше. — В видениях, которые наш дед посчитал подходящими, чтобы благословить меня, были не только леса и деревья. Большие города неизвестных рас и народов, монументы размером с горы и посреди всего этого город, превосходящий размерами любой из тех, что я когда-либо видел! Город, нетронутый тысячелетиями, спрятан магией, неизвестной даже моему богу! Это твой приз, Лорд Пепла, сорвать плод, созревавший десять тысяч лет!

Многие, особенно среди нурглитов, были поражены таким заявленным призом. Он уже видел своими глазами планы и интриги, разгоревшиеся в их головах. Дражоат однако только сложил руки на груди.

— У меня нет ничего, кроме твоих слов, повелитель чумы. Ты говоришь безумные вещи. Впрочем твое племя всегда жило безумием.

Тамурхан резко засмеялся — громкий, сердечный смех, который, как казалось демоническим чувствам Сэйла, заставил трястись весь мир.

— Безумие? Безумие?! БЕееЕЗЗЗУуумИе?! — Тамурхан начал кашлять, хотя это был результат веселья, а не удушья. Чумной лорд наклонил голову к полу, скрыв лицо от глаз. Сэйл закатил глаза, явно понимая к чему все идет — и затем чуть не подпрыгнул, когда голова Тамурхана резко поднялась, все признаки веселья ушли, и на его месте был свирепый и полный злобы взгляд. — Я носил больше тел, чем у тебя было рабов, надзиратель! За тысячу смертных жизней, что я прожил, я отнял миллион жизней своей собственной рукой! Своим клинком я принес смерть бесчисленным империям и мелким узурпаторам, этим жалким подражателем моего отца, чье имя в этот день носит сто миллионов! — Тамурхан казалось стал еще выше, идя к дворфу хаоса, который закутался в завесу апатии, непробиваемую для тех, у кого были обычные смертные глаза. Телохранители Дражоата из числа Железноклятвеников приготовили свое оружие, но Тамурхан остановился вне радиуса их алебард. — В безумии величие, повелитель пепла, и когда я, самый могущественный из четырех сыновей, обещаю славу за гранью воображения, так оно и будет!

Его последние слова были встречены ревом толпы, которые теперь с энтузиазмом приветствовали слова своего повелителя.

Дражоат, однако, молчал, его разум, несомненно, крутился вокруг того, что сам Сэйл также изо всех сил пытался разобрать. Хотя его взгляд мог видеть прошлое любого человека, Тамурхан был исключением, выглядя в его глазах словно непроглядным облаком гнилостного. Но если судить по сказанному только что, то может ли отцом военачальника Тамурхана действительно быть…

— Это безумие, я не отрекаюсь от своих слов, но, возможно, ты тоже прав. Безумие можно превратить в величие. — Затем дворф пожал плечами — А если нет, то мой легион будет идти достаточно далеко позади твоих орд, чтобы не разделить их судьбу, если твое безумие обернется глупостью.

Тамурхан сердито хмыкнул и повернулся к остальным, но…

— Я не закончил, Сын Нургла. Ты читаешь букву сделки, да, это так, но не ее дух. Во имя Хашута я пообещал своему повелителю не только дань, рабов и вечную славу, но и осмеять поделки людских инженеров! Чудеса, которыми, как говорят, обладают люди Сигмара, их военные машины, которые, как утверждают некоторые, могут соответствовать шедеврам моего народа. Это была невысказанная часть сделки. Из-за твоего безумного решения исполнить ее будет невозможно. Требуется компенсация.

Толпа последователей Темных Богов мигом умолка и на собрание опустилась смертельная тишина. Но Сэйл почувствовал их вспыхнувшее предвкушение кровопролития, как если бы почувствовал дождь, падающий с неба.

— Я хочу, чтобы моя обещанная доля трофеев была утроена.

Тамурхан тут же развернулся, его огрское тело двигалось со скоростью, невозможной для его габаритов.

— Ты не получишь ничего, кроме того, о чем мы уже договорились, ты жадный маленький имп! Заговори со мной таким образом снова, и я добавлю твою гниющую голову к основанию моего трона!

Дражоат стиснул зубы, и предводитель телохранителей Железноклятвеников вытащил свой пистолет. Про себя Сэйл застонал — даже он знал, что нужно быть осторожным при нанесении оскорбления дворфу.

— Напади на меня и накличешь на себя гнев всех Темных Земель, человек. Даже мои злейшие поднимутся, чтобы уничтожить тебя, потому что ни одна из низших рас не может безнаказанно одолеть избранный народ Темного Отца. Пред адским огнем, черным железом и трудом наших бесчисленных рабов, ты и твоя свора будут обречены. Даже если нам потребуется загнать до смерти каждого из рабов, мы сделаем это, чтобы обрушить на тебя возмездие Империи Жарр!

Тамурхан в гневе выхватил свой меч, за ним это сделали и остальные нурглиты, а за ними, с некоторой нерешительностью, последовали и чемпионы других богов.

Сейл, провидец и предатель, мигом осознал, что значил этот момент.

Судьба похода висела на волоске.

Сэйл не сомневалась, что дворф хаоса говорит правду. Он умрет здесь, и его силы, собравшиеся в лагере снаружи, последуют за ним, но они возьмут с собой на тот свет многих из орды Тамурхана. Более того, каждый мужчина и женщина в орде будут заклеймены до конца своих дней. Хотя Дави Жарра ненавидели друг друга с нечеловеческой силой, они разделяли общее чувство превосходства над другими расами. Крупное поражение будет рассматриваться ими как удар по гордости всей их расы. И Сэйл не сомневался, что они узнают об этом, потому что у дворфов хаоса тоже были свои провидцы, и не один раз, во время своих ритуалов, долганский вождь чувствовал невидимое присутствие расчетливых и жестоких разумов, проецировавших себя через царство душ.

Но с другой стороны, если Тамурхан уступит, он покажет себя слабыми и в глазах смертных, и в глазах божеств. Поход провалится из-за распространившегося недовольства и смелых восстаний, в конечном счете орда превратится в тень того, чем она была изначально. Хотя Сэйл, в самых глубоких, самых темных частях своего разума, готовился к падению Тамурхана, даже пытался медленно разжигать инакомыслие, это было слишком рано. Пусть Тамурхан найдет свою славу, чтобы Сэйл мог украсть ее у него, или, в случае неудачи, сократить свои потери, и взять ту славу, какую он сможет.

Вот так и вышло, что именно он, самый коварный и подлый участник похода, вышел вперед, чтобы спасти его, завладев вниманием как лидера дворфов, так и нурглитов. Тот, кто был известен как Безбожник, заговорил, призывая стороны к… миру.

— Я, Сэйл, предлагаю компромисс, если бы вы, Повелитель Личинок, и вы, Пепельный Лорд, желаете его услышать.

Он сразу привлек к себе внимание и гнев обоих. Никто не оценил положительно его вторжение в их противостояние, и Сэйл знал, что в тот момент его жизнь, вероятно, была в большей опасности, чем когда либо за всю его довольно долгую жизнь.

Это особенно касалось исходящей от Тамурхана угрозы, так как тот уже испытывал глубокую ненависть и недоверие к Сэйлу.

— Говори, змей. Я услышу твои слова, и, если они мне не понравятся, они станут твоими последними.

Сэйл повернулась к Кагану и смело заговорил, потому что только сила слов могла спасти его в этот момент.

— Они вам не понравятся, но вы все равно должны их услышишь, потому что боги обрушатся со всей своей ненавистью на вас, если этот поход развалится под своим собственным весом, как это, похоже, вот-вот случится. — Сэйл вдохнул побольше воздуха и продолжил, ведь то, что он скажет дальше, очень легко могло стать его последними словами. — Требуется компенсация, повелитель чумы. Дражоат — не ваш подданный, как я, он — ваш союзник. Более того, он является необходимым союзником, поскольку чума и мор не могут так легко разрушить стены, как машины Дави. Однако…

Сэйл повернулась к Дражоату

— Тройная компенсация, когда никакие услуги еще не были оказаны, является поистине безумием. До сих пор славное воинство моего лорда принесло много пользы Дави Жарру. Именно Тамурхан разбил Черных Орков в Чешуйчатой ​​Дельте, и это был мой славный господин, благодаря которому Дракон Кошмаров, что мучил ваше царство на протяжении веков, был изгнан. Только славу и удачу принес вам мой бессмертный лорд, и вы стоите на пороге получения большей славы, чем любой из ваших соперников мог когда-либо мечтать.

Дражоат, не убежденный, лишь усмехнулся:

— Своими устами ты шипишь лишь бахвальство и ложь, змеиный язык. Все, что было достигнуто благодаря вашим усилиям, могло быть достигнуто и нашими, хотя по общему признанию, менее целесообразными способами. Вы сэкономили нам лишь расходуемые ресурсы, не более того. Излишек, сохраненный в результате причудливого изменения судьбы. Нет. Плевал я на твои жалкие попытки компромисса, я хочу и получу приметаемое мне вознаграждение.

Сэйл почувствовал, что невольно скрипнул зубами. Он недооценил жадность дворфов; даже чемпионы Слаанеша не был так одержимы, как они. Так же он чувствовал пристальный взгляд Тамурхана на себе. Повелитель Чумы уже представлял, как заставит Сэйла страдать за свою наглость.

Тогда вождь Долган решил попробовать другой путь. Если бы жадность была единственным, о чем заботился этот маленький бес, то он обратиться исключительно к жадности.

— Что вы будете делать, если чумной владыка не выплатит вам вознаграждение и не убьет вас здесь и сейчас. — Сэйл спросил экспериментально.

Драгхат посмотрел на него так, словно долган был исключительно глупым ребенком или особо тупым рабом, годного только чтобы стать пищей для адских машин. — Я уйду. Возьми свой легион и вернись в Черную Крепость.

Сайл тут же картинно и провокационно рассмеялся.

— Тогда ты вернешься как нищий, а твое имя станет синонимом глупости для твоего народа — Дражоат зарычал, но Сэйл не дал ему возможности ответить. — То, что предлагает вам чумной лорд, это шанс разграбить новый мир. Примите во внимание, что добыча, которую ты там обретешь, будет совершенно новой для твоего рода, так что любые претензии на отсутствие военной победы над Империей разобьются об доказательства безусловного триумфа.

Сэйл полагал, что это правда, потому что в летописях его народа силы дворфов хаосов редко проходили через его земли, чтобы нанести удар по далекому Катаю. Он предположил, что это работало и обратном направлении.

— Вам дается шанс подать пример в своем темном восхождении, по которому будут следовать другие. Ваши соперники будут проклинать славу, которую вы обретет, и ваш престиж в глазах вашего бога будет расти точно так же, как престиж нашего лорд будет расти в глаза его покровителя. Или — Сайл сделал здесь драматичную паузу — Оставь этот поход из спора по совершенно тривиального вопросу. Уничтожьте сам свой путь к возвышению и славе. Получи гнев своего Темного Отца за то, что отказал ему в праве господства над другим миром. Пусть ваше имя вызывает столько же презрения на вашем языке, как и Унбараки и Ваззок.

Дражоат зарычал, и на мгновение показалось, что дворф кинется на Сэйл. Посох колдуна зловеще засветился в ответ. Затем, через силу и с большой неохотой успокоившись, Дражоат, скрежетнул зубами в знак неохотного согласия. Конечно спор о доле трофеев не закончился, но дворф похоже неохотно признал точку зрения Сали. С гневом лидер Легиона Азога повернулся к Тамурхану.

— Как называется этот… новый мир, на который мы идем, о чумной владыка?

Тамурхан, чьи сузившиеся глаза уставились на Сейла с явным недоверием, долгое время стояли неподвижно. Затем глубоким голосом он произнесении он произнес одно слово, имя, которое будет определять судьбу каждого участника похода с этого момента.

-Азерот.

Сообщение отредактировал Gaspar - 24.12.2019, 18:40
Перейтик к верху страницы
 
+Цитировать сообщение
Gaspar
сообщение 28.01.2020, 22:39
Сообщение #24


Flooder God
***********

Группа: Пользователь
Сообщений: 948
Регистрация: 06.05.2008
Из: Минск
Пользователь №: 14 091

Беглец



Репутация:   397  


Шестая глава Coc: Братья Каганы.



Поначалу норсы надеялись начать набеги на нетронутые города и земли этого нового мира в течение нескольких недель после того, как они захватили остров, но судьба распорядилась иначе. Олвиру было неведомо, что остров, на котором оказались сарлы, теперь изнывающие от ожидания и скуки, всего лишь двадцать лет назад был поднят из глубин моря Гул’даном.

Такой срок был слишком коротким для острова, чтобы на нем сумела самостоятельно развиться жизнеспособная экосистема. Только несколько семян попало на него, перенесенные бурями с основных Расколотых Островов, и у них было мало времени, чтобы взрастись и дать жизнь новым семенам. Подлые гарпии заселили некоторые части острова и стремясь переделать его по своему вкусу, использовали свою примитивную магию, чтобы заставить деревья расти гораздо быстрее, чем они могли естественным путем. Однако эти усилия по лесоразведению были ограничены лишь некоторыми участками острова, так как мигранты заботились только о той территории, которую они непосредственно занимали, так что они создавали новую жизнь только в этих местах, отвергая остальную часть острова.

Гарпии оказались на пути норсов в их поиске славы и за это они заплатили самую высокую цену. После жестоких стычек по всей территории острова племена гарпий на Расколотом Берегу исчезли, как когда-то насевявшие Восточные Степи древние Скифы. Счастливицы встретили быструю смерть, истыканные стрелами и метательными копьями, или пойманы в сети и сброшенные с небес на землю, где были забиты северной сталью словно дикие животные. Смерть же тех, кому не повезло попасть руки северян живыми, была медленной, потому что гарпий этого мира были гораздо более привлекательными, чем одноименные существа из Старого Света, а норсы были крайне непривередливы, когда дело казалось удовлетворения своих самых базовых желаний.

Однако месть гарпий — хотя и не предумышленная, но крайне опасная — ударила по норсам в ответ. Деревья, которые гарпии вырастили, были плохой заменой для настоящих, ведь они были ослаблены мерзкой магией крылатых женщин, которая больше разрушала, чем исцеляла, если сравнивать с тем, что делали нормальные друиды. На острове было мало не больных деревьев, и лишь немногие из них были в достаточно хорошем состоянии, чтобы использоваться для постройки кораблей. В дополнение к этой критической проблеме глава экспедиции уже совершил серьезную ошибку, позволив своим самым буйным мародерам отправится вперед на тех кораблях, которые сарлы сумели построить, используя все имеющиеся местные ресурсы. Этот передовой отряд так и не вернулся, а потому корабли были потеряны.

То, что такой верных капитан, как Скеггикс Разящий Топор пропал, подорвало доверие вождя к остальным членам экспедиции, потому что Олвир теперь справедливо подозревал, что если капитанам сарлов дадут свободу действий самостоятельно, они тут же дезертирую, чтобы искать славу для себя, свободные от его раздражающего надзора. Поэтому идея переправлять людей на единственном оставшемся драккаре по немного за раз, была отвергнута, поскольку Олвиру пришлось бы лично заняться этим, дабы быть уверенным, что драккар не пропадет из-за взбунтовавшейся команды. Но даже этого он не мог сделать, потому что норс подозревал, что, если он оставит остров, то оставшаяся на острова большая часть экспедиции попросту восстанет против него. Что еще хуже, разведчики с другой стороне портала — из-за недостатка ресурсов Олвир отправил несколько разведывательных групп обратно в Норску — сообщили, что ближайший лес в старом мире находился на расстоянии более пятидесяти миль. Они заверяли его, что там можно было добыть необходимую древесину, но на это потребуется время.

Сжав зубы, Олвиру не оставалось ничего другого, кроме как ждать. Его люди становились все более беспокойными и злыми — уважение, которое они испытывали к нему из-за его прошлых достижений не было непреодолимым, когда дело касалось столь явных неудач. Вождю норсов несколько раз пришлось убивать воинов, которые начали слишком громко шептать против него. Начали часто вспыхивать драки среди скучающих норсов, которые угрожали перерасти в полномасштабное восстание, вызванное невидимым шепотом двух колдунов, только один из которых был смертным. В худших из этих инцидентов Олвир был вынужден дать волю своим телохранителям-хускарлам, чтобы подавить неконтролируемую вспышку кровопролития, а в одном исключительно жестоком случае использовал одного из трех мамонтов экспедиции, чтобы сокрушить мятежников… и всех, что оказался поблизости.

По крайней мере это решило проблему нехватки продовольствия на ближайшую неделю. К тому же настроение Олвира улучшилось, когда отряд лесорубов, которых он послал за пиломатериалами, вернулся с караваном свежей древесины. Так что несмотря на все трудности, к моменту, когда норсы начали встречать начало второго месяца пребывания на Азероте, он начал чувствовать себя спокойнее относительно перспектив на будущее. С около двадцатью драккарами, включая один достаточно большой, чтобы переводить на себе мамонта, охраняемых днем ​​и ночью в импровизированных доках, он мог перебросить через пролив все свои силы за три рейса, после чего можно было приступить к разграблению этого нового мира. Завтра они начнут переправу, и он уже отправил небольшую разведывательную группу под командованием Игнатеуоса — одного из немногих капитанов, к которому он еще испытывал немного доверия — чтобы найти подходящее место для высадки.

Олвир улыбнулся про себя: о, как он этого ждал! Старый ветеран создал свою легенду, совершая грабительские набеги на некоторые из самых отдаленных мест в своем мире; теперь он с нетерпением ждал возможности показать другому миру, что значит ужас налетов норсов!

Однако судьба всегда была непостоянной госпожой. Это наверное особенно справедливо для тех, кто решил служить ее божественному воплощению. Когда Олвир уже собирался приказать своим людям подготовиться к погрузке, и наконец, начать свой величайший из морских рейдов, из портала выскочил задыхающийся окровавленный человек, истекающий кровью от дюжины ран. Когда часовые у ворот притащили его к вождю, то Олвир мгновенно узнал в раненом члена лесозаготовительной группы, которую он отправил пару дней назад за дополнительной древесиной. Так же он мгновенно понял по ранам, что на него напал не дикий зверь, а спросил только одним словом:

— Кто?

Разведчик, бледный от потери крови и которому явно недолго осталось пробыть в этом мира, сумел, хрипя, сказать:

— Ворон. Кургане!

Глаза Олвира расширились. Он ожидал другое племя норсов, а не кого-то из племен равнин.

— Сколько? — спросил он.

Разведчик скривился от боли, едва не теряя сознание. Олвир схватил его обеими руками за плечи и грубо тряхнул. Умирающему Норсу удалось в последний раз взглянуть прямо в лицо своему предводителю и произнести последнее слово:

— Много.

А затем его уже мертвое тело обмякло.

С рычанием Олвир бросил труп на землю, проклиная глупость мародёра, потому что он и его отряд, вероятно, привели курган за собой прямо к порталу. Резким движением вождь сорвал с пояса свой сигнальный рожок и выдул из него сигнал, обозначающую призыв к бою.


***



У портала…

История имеет свойство повторяться. Как что-то случалось прежде, так оно и случится снова. Снова вторженцы изливались из ворот толпами, их армия превосходила численностью защитников, словно повторяя битву, что произошла тут месяцем ранее. Снова ландшафт, груды камней и крупные обломки огранивали вторженцам возможность использовать численное преимущество, максимально укрепляя положение обороняющихся.

Однако на этом сходство между норсами и Кирин-Тором заканчивалось, поскольку норсы ни на йоту не заботились о мире и жаждали битвы словно наркоман — очередную дозу наркотика на который он подсел. Эта жажда только усилилась за прошедший месяц, когда после полного истребления населения острова в потоке насилия норсы впали в самое страшное для них состояние - скуку. Становясь все более беспокойными из бессилия достичь столь желанной славы, которая, как они были уверены, ожидала их за горизонтом, и сокращения припасов, возможности для пополнения которых Расколотый Берег быстро исчерпал, в последние дни северяне стали все чаще устраивать стычки между собой. Они становились все более частыми и жестокими настолько, что лидер экспедиции про себя подсчитал, что если бы такое положение продержалось еще немного, на неделю или две, то число норсов, павших от рук сородичей, превысило бы число тех, кто погиб в битве с магами.

Для северян, чтящих культ силы превыше всего, находиться в ситуации, в которой они были бессильны что-либо сделать, было одним из худших, которую они могли вообразить.

И появление нового врага стало для них своеобразным спасением от этого. Вместо того, чтобы испытывать боязнь и нерешительность, норсы встретили новоприбывших с пылающей страстью. Жестокие морские налетчики бросились навстречу своим гостям из степей, каждая сторона ревела в виде боевых кличей свои названия для одних и тех же богов. Они сошлись в грохоте столкновения железа, дерева, мускулов и жажды крови. Отбросив всякие понятия тактики и хитрости, развращенные люди из двух разных племенных группировок убивали друг друга с безудержной дикостью.

Это была ужасная схватка, потому что, хотя они и служили одним и тем же богам, норсы и кургане всегда видели друг в друге соперников за внимание Темных Богов. Каждый стремился доказать, насколько это возможно, свое превосходство в божественных глазах. И все же стиснутая обстановка на поле боя наказывала обе стороны, поскольку могучее оружие севера не очень-то подходило для ведения боя в подобной ситуации. Более чем один северян неосторожным ударом сокрушил череп своего соседа, а не своего врага, в то время как другие споткнулись и, не сумев устоять не ногах или сразу подняться, были затоптаны. Кургане также имели свои проблемы помимо этих, и несколько новоприбывших в суматохе были убиты в спину своими недругами среди соплеменников, которые в другой обстановке не имели шансов их одолеть.

Однако в этой дикой схватке участвовали не только воины. В тылу армии Норски, засев на вершине скалы, Верлки и его шаманы громко распевали слова силы и делали дикие пассы конечностями, собирая энергию для заклинания из тонких ручьев, что были ветрами магии в этом девственном мире, вытекшие из портала за прошедшие недели. Когда напев достиг крещендо, Верлки взял магию, собранную его шабашем и обрушил ее всемогущим заклинанием на ряды курган.

Подобно посланного по озеру лягушкой камню, большой магический сгусток, переливающейся всеми цветами энергии радуги, пролетел через сражающиеся массы людей, сначала ударив по рядам норсов, затем, отскакивая, несколько раз по курганам, а затем, в последний раз подпрыгнув, влетел в портал. И повсюду, где заклинание наносило удар, люди кричали, когда их плоть начала искажаться в немыслимых изменениях. У кого-то из тела вырывались новые конечности с ужасными когтями. У кого-то вырастали пучки щупалец. У других из их тел появились еще более странные изменения, вроде вопящих демонических или животных голов. От таких мутаций у большинства затронутых ясность рассудка сгинула в одно мгновение, и они без разбора нападали на себя или своих собратьев, забыв о каких-либо понятиях верности. Третьи мутировала еще дальше, превратившись в грозных Отродий Хаоса, которые своими десятками конечностей учинили ужасное кровопролитие в рядах сражавшихся.

То, что немалое число из жертв заклинания стали норсы, Верлки совершенно не беспокоило. Сейчас он был в абсолютной ярости как на курган, так и на своих сородичей. Последние несколько недель он манипулировал участниками экспедиции, разжигая их недовольство и ненависть к Олвиру, ведь колдун Хаоса не забыл о своей клятве отомстить вождю за его угрозы во время битвы и намеревался их осуществить. Финал его работы уже был близко, подготовленное восстание, которое должно было свергнуть старого вождя должно было произойти в момент его долгожданного триумфа — когда члены экспедиции собирались начать погрузку на свежепостроенные корабли. Убийцы из рядов хурсалов уже были завербованы, планы составлены. Все ради того, чтобы Верлки мог взять в тайне главенство над экспедицией для себя. Его враг был бы уничтожен, а Тзинч в такой ситуации не откажет ему в своем благословении!

Верлки зарычал; его планы были разрушены, причем не кем-нибудь, а последователями ненавистного ворона!

Все еще полный злобы, он резко рявкнул на своих последователей-шаманов, чтобы те направляли ему больше магических ветров. Это было необходимо здесь, ведь несмотря на то, что ветра дули из портала уже больше месяца, магической энергии все еще было так мало, что он словно как будто снова оказался в пустынях Арабии. Требовалось прикладывать просто неприличное количество усилий, чтобы сотворить даже одно простое заклинание!

Желая снова вымести свою ярость, Верлки начал сплетать новое заклинание, но затем резко остановился. Он почти физически почувствовал «рывок», когда что-то вырвало часть энергии из той массы, что он собрал для заклинания. Реакция Верлки была практически инстинктивной, он сразу начал осматривать поле боя, понимая, что случившееся значило: здесь был другой колдун. Гипотеза быстро себя подтвердила, когда всего лишь через несколько секунд с неба с ослепительной вспышкой ударила молния, испепелив дюжину норсов в задних рядах сражающихся.

«Вот там!»

В задних рядах курган, где его соплеменники дали ему свободное место, стоял одетый в богатые доспехи человек, на голове которого был шлем с единственным глазом, светящимся противоестественным светом, посередине забрала. То что это колдун было очевидно даже тому, кто не умел пользоваться дыханием богов, и Верлки не стал тратить время понапрасну, решив воспользоваться ошибкой противника; тот должен был сразу нацелиться на норского колдуна и его шабаш.

«Дурак». — подумал старый Норс, ухмыляясь, когда пробормотал последние слога заклинания. Затем, словно лучник, он оттянул руку назад, чтобы затем резко выбросить ее вперед, посылая магическую стрелу в назначенную ей цель.

Курганский колдун попытался поспешно сотворить какое-то контрзаклинание, но не успел. Стрела попала ему в грудь и человека охватил ужасающий Огонь Изменения. Верлки с удовлетворением наблюдал за изменениями, происходившими с телом другого смертного, ибо что такое огонь, как не изменение в его естественном состоянии? В конце концов ничто не изменяет мир так быстро, как ревущее пламя.

Однако самодовольная ухмылка на лице Верлки быстро исчезла, сменившись недоумением, когда циклопический шлем исчез, сменившись тем, что обычно носят мародеры, а его доспехи пропали, словно их никогда и не было.

Глаза колдуна расширились, когда норс понял правду; Доппельгангер!

В панике Верлки попытался создать защитные чары, только что на полпути его внезапно прервал удар ураганного ветра, сдувший его и его помощников со скалы, отправив девять северян на встречу камням с десятиметровой высоты.

Сейл, вождь долганов, которого очень часто называли «Безбожником», смотрел на свою работу с удовлетворением и немалым презрением. Он ухмыльнулся, обдумывая дело рук провидца норсов.

«Дурак». — подумал он про себя.

Он позволил своему посоху ярко и зловеще засветиться, и эфирные энергии, что плыли из портала, начали стремительно стекаться к нему, поднимая колдуна в воздух, когда его начала переполнять сила. Осторожный до крайности, он сперва обратил полученную силу в защитные барьеры, ведь несмотря на то, что его видение не указывало на наличие еще во вражеских рядах заклинателей, лишняя предосторожность никогда не помешает. Затем, направляя еще больше ветров магии в свое тело, он ухмыльнулся невероятно недоброжелательной улыбкой, после чего обрушил ненависть Степей на этот мир.

Первыми его влияние почувствовали сражающиеся в первом ряду норсы, когда десятки из них спонтанно почувствовали невероятно тяжелое давление на свои плечи, заставляя многих склониться или даже упасть на колени. Пока они изо всех силы пытались побороть иллюзию, кургане не стали ждать, без колебаний и пощады рубя своих ослабевших врагов. Ряды норсов быстро начали приходить в расстройство.

Понимая что происходит и видя падением Верлки с его самодельного насеста, Олвир поднес сигнальный рожок к устам, намереваясь отдать приказ охотникам с луками целиться во вражеского колдуна, ведь сейчас это была единственная надежда его достать. Но его действия заметил Сэйл и ухмылка колдуна стала совсем зловредной, ведь он увидел возможность для отличной темной шалости.

Стоящий в резерве погонщик мамонта услышал сигнал, приказывающий начать атаку. Он нахмурился, видя множество своих между мамонтом и врагами и недоверчиво посмотрел в сторону Олвира, ведь это должна быть какая-то ошибка. Но он увидел, что вождь дул в свой рожок и зная его беспощадную репутацию, обещавшую самую мучительную казнь за неисполнение приказов, погонщик, с неохотой и вознеся молчаливую молитву богам, чтобы его товарищи внизу догадались уйти с дороги, повел своего массивного зверя вперед, а остальные двое мамонтов последовали за ним.

Олвир выругался и выдул еще один сигнал, приказывая наездникам остановиться, только чтобы вперед двинулись и великаны, на их огромных лицах читалась легкая растерянность. В ярости Олвир повернулся к полю битвы, чтобы увидеть, что вражеский колдун сейчас смотрит прямо на него. Поняв, что происходит, вождь спрыгнул со своего насеста вниз и быстро нашел укрытие, надеясь, что его память о том, что такое заклинание для действия требует для волшебника прямой зрительный контакт, его не подводит.

Тем времен норсы тщетно пытались остановить наступление курган, которому помогала магия их лидера. Вожаки, не утонувшие еще в омуте жажды крови поняли сложность ситуации и начали выкрикивать приказы своим воинам сформировать стену щитов. Но меркам южан это было самое примитивное построение, которое могут принять войска, однако здесь это было то преимущество, которое норсы имели над своими единоверцами курганами, ведь у последних не хватало дисциплины и координации, чтобы сформировать даже такой строй.

Конечно ирония необходимости полагаться на тактику прямо из трактатов тех, кого они считали «слабаками» и «скотом», была полностью потеряна для северян.

Строй образовался и атакующие кургане, задержанные необходимость добить тех норсов, что проигнорировали или не успели последовать приказам своих командиров, врезались в него в грохоте ударов мечей и топоров об стену из дерева и метала. Конечно это была атака не слабых южан, а жестоких северян, чьи тела раздувались от мутировавших стальных мышц. Многие щиты были разбиты, а некоторые вырваны из рук норсов, иногда утягивая за собой и своих хозяев, однако строй привел к предполагаемому эффекту, погасив импульс натиска курган. Норсы может даже смогли бы начать оттеснять их назад, но…

Внезапно послышались крики, но не спереди, а сзади. Великаны ринулись в атаку, игнорируя множество союзников-норсов между ними и курганами. Они были слишком опьяненные выпивкой, чтобы заботится об этом (хотя сомнительно, что они стали бы, будь они трезвые), так что великаны шли вперед, махая своими дубинками из вырванных деревьев. Норсы в панике ругаясь кинулись в разные стороны, но удача сегодня благоприятствовала не всем и даже сквозь шум битвы были слышен отвратительный звук того, как великаны своими ступнями давят людей. Некоторые, однако, стали бить великанов и их продвижение замедлилось, так как великаны нашли время, чтобы ударить в ответ тех, кто осмелился колоть их острыми предметами.

А за великанами нерешительно вели вперед своих животных погонщики мамонтов. Они старались замедлить скорость своих скакунов, чтобы дать их товарищам больше шансов убраться с их пути, но все же продолжали движение вперед. И не смотря на это, все же несколько мародеров, едва увернувшись от ног великанов, не успели убраться с пути мамонтов и были либо раздавлены, либо сметены их хоботами и клыками. Парочку даже съели как закуску перед битвой, ведь под губительным влиянием Хаоса мамонты Севера давно стали плотоядными.

Тем временем в тылу, уверенный, что вражеский колдун его больше не видит, Олвир снова подал сигнал, приказывая погонщикам мамонтов отступить, но из-за возросшего шума битвы сигнал уже было едва слышно. Одна погонщик сумел его расслышать и в замешательстве попытался замедлить своего скакуна, но мамонт, уже жаждущий крови, продолжил движение вперед.

Не в силах это остановить, Олвир подал другой сигнал, приказывая своими Хускарлам, бронированным в духе Воинов Хаоса Севера воителям, выдвинутся вперед и занять место в образованном монстрами проломе. Сотня элитных воинов, каждый из которых был ветераном десятков жестоких налетов и битв, выдвинулись из резерва в удивительно точной пародии на дисциплину южан. Но конечно, как только схватка дойдет до них, каждый из них будет бороться только ради своей славы и чести. Затем Олвир послал еще один сигнал, приказывая группе людей с особой силой собраться возле него, потому что у вождя было предчувствие, что они ему скоро понадобятся.

Тем временем в тылу, на груде лежавших на камнях тел, зашевелился единственный выживший. Слегка застонав из-за нескольких сломанных костей, Верлки, в панике успевший использовать магию, чтобы сделать из своих теперь мертвых помощников спасительную подушку, немного отдышавшись, произнес одно заклинание, сделавшееся его невидимым для любых, кроме самых наблюдательных, глаз. Затем, уверенный в надежности чар, старый колдун начал практически ползком двигаться в сторону кораблей, поскольку мог определить проигранную битву, когда он ее видел.

Некоторые норсы, вынужденные сталкиваться с угрозами и спереди, и сзади, взглянули в небеса, молясь об помощи. И небеса дали им свой мрачный издевательский ответ, когда они резко почернели от темных наконечников стрел, которые беззвучно устремились к земле. Многие, кто это увидел, тут же в страхе подняли щиты, в то время как другие в недоумении смотрели на стрелы, не понимая, откуда они там взялись. Стрелы прошли насквозь через таких людей, не причиняя им вреда, в то время как те, кто посчитал их реальными, были буквально разорваны десятками иллюзорных стрел, когда вера жертв заклинания обратила иллюзию в реальность.

Что же касается тех, кто изначально не видел стрел и не обратил внимание на предупредительные крики, то залп их совершенно не затронул. В худшем случае они чувствовали слабый дискомфорт, который их разум изо всех сил пытался логически объяснить. Однако вид множества их товарищей, внезапно падающих и кровоточащих от ран, нанесенных без оружия, посеял еще больше паники в их рядах.

Худшее, однако, было еще впереди.

Голоса сражающихся начали меняться, становясь более хриплыми и гортанными. Поле битвы начало приобретаться неприятный гнилостный запах, когда трупы, обильно устилавшие землю, начали стремительно разлагаться. Стаи мух вырвались из них, присоединяясь к потоку собратьев, струей устремившейся из портала. Вокруг самих врат растения, и без того искаженные магии варпа, за несколько секунд засохли. Портал помутнел, забурлил и начал мерцать, словно врата в ужасе пытались не пустить через себя то, что грядет. По всему полю боя, могучие воины как курган, так и норсов, что за всю жизнь не ведали болезней, начали чувствовать себя больными и слабеющими.

Только Сэйл полностью понимал, что происходит. Он поспешно подозвал к себе одного из своих лейтенантов и приказал немедленно отступать, после чего сотворил заклинание Улгу, чтобы создать иллюзорных воинов, которых тут же послал в бой, дабы отвлечь врагов от отступления его долганов, пока те не поймут, что дерутся с галлюцинациями. Во всяком случае колдун был доволен. Он не только добыл для долганов честь первыми пройти через врата, но его племя первым пролило кровь и хорошо себя показало. Без всякого сомнения, это укрепит его авторитет.

«Да». подумал он про себя. — «Пусть Повелитель Чумы развлекается. Я получил всю славу, которую хотел.»

С шагами, звучащими словно удар грома, из портала полез целый поток огромных огров, чьи тела, от природы устойчивые к мутациям, были ужасно искажены демонической оспой их мерзкого покровителя. В этих монструозных созданиях, с мутировавшими конечностями, испускающими грязную слизь щупальцами и покрытой истекающими гноем язвами зеленоватой кожей уже с трудом можно было узнать тех, кем они когда-то раньше были. Даже Сэйл, после многочисленных встреч с ними, не мог полностью подавить инстинктивное отвращение, а потому не стал с презрением смотреть на тех из его долганов, кого вырвало при их виде.

Ряды чумных огров расступились и из врат появилось новое существо, намного превосходящее их в размерах. Если шаги огров можно было сравнить с громом, то каждый шаг этого создания можно было сравнить с землетрясением, так как каждый шаг отображал не только физический вес, но и силу и мощь судьбы. В новый мир явился огромный, похожий на ящерицу, бегемот размером с большой дом, чье тело было раздуто и искажено благословениями его покровителя. Но этот чудовищный жабий дракон был лишь скакуном для сидящего на нем на своем троне-седле огроподобного полководца, чье имя сотрясало один мир и намеревалось сотрясти новый.

Тамурхан прибыл.

Чумной лорд не стал тратить время на речи, оценку ситуации или осмотр видов другого мира. Он сразу же атаковал. Громоподобные звуки от поступи чумного воинства превратились в подобие заставляющей землю дрожать каменную лавину. Тамурхан и следующие за ним чумные огры прорвались сквозь долганов перед ними, не удосужившись проверить, были ли те, кто оказывался на их пути, настоящими или иллюзиями. Бубеболосу, жабьему дракону и личному скакуну Тамурхана, потребовалось лишь три сотрясающего землю прыжка, чтобы пересечь разделяющее между порталом и рядами норсов расстояния, влетев в боевые порядки сарлов подобно громадному валуну в лес стеклянных статуй.

Ряды норсов тут же развалились, словно на них рухнула целая гора. Их мораль, и без того подорванная приближающимися с тыла мамонтами и великанами, а также различной магией, которую на них напустил Сэйл, окончательно рухнула. Многие кинулись бежать, в то время как другие завопили боевые кличи смерти и кинулись в суицидальную атаку, надеясь получить хоть какую-то славу и умереть как истинные норсы, стоя лицом к лицу с врагом.

Для Тамурхана это не имело значение, поскольку перед Чумным Лордом тут попросту не было врагов, способных представлять для него угрозу. Массивные секиры и мечи, способные в могучих руках северян легко разрубить человека пополам, попросту отскакивали от чешуи Бубеболоса, в то время как каждый удар когтей или хвоста дракона уничтожал людей дюжинами. Затем, раздражённый этими муравьями, Бубеболос разинул пасть и пустил в ход свое гнилостное дыхание, и попавшие под него несколько десятков норсов успели только вскрикнуть, прежде чем их тела растаяли, словно они были восковыми куклами.

И за всем этим вблизи наблюдал Олвир. Он пришел сюда, чтобы вместе с его народом сыскать славы, как истинный лидер собираясь отбросить захватчиков назад через портал. Но старый норс прошел через сотни сражений и ему было очевидно теперь, что битва была проиграна. Невольно он стиснул рукоять топора, который он держал в руках, подавляя бурлящий внутри него гнев, направленный не на врага, а на его собственного покровителя.

«Судьба переменчива.» — горько подумал он. Какой смысл поклоняться богу удачи, если он дарует проклятья не реже, чем благословления? По крайне трое других были более благожелательны в своих дарах, если так можно было сказать про богов чистого зла; даже Змей, бог причудливых прихотей, проявлял больше благосклонности своим чемпионам, чем Чар!

Там, где дары Тзинча были едва видны на нем, чемпион Нургла буквально сиял подобно зараженному солнцу от благословлений своего покровителя. Норсов, которым не повезло сражаться с ним, кусали ядовитые насекомые, их скручивало от безумного кашля, а их конечности становились слабыми и вялыми от недомоганий. Даже Олвир, стоящий более чем в сотне метров от нурглита, чувствовал, как его охватывают чумные заразы, с которыми старый воин должен был бороться каждой клеткой своего тела.

И все же, было ли это взаправду проклятьем, а не шансом, дарованным ему Чаром? Разве боги не всегда благословляют тех, кто проявляет решимость взять нити своей судьбы под свой контроль? Более того, Нургл был главным врагом Чара — на севере это знали даже дети. Если Олвир убьёт вражеского лидера, он как минимум сможет претендовать на славу для своего племени, а возможно даже на самым величайший из даров, который могут даровать боги!

Постепенно пораженческие размышления сменились стальной решимостью. У него уже однажды был шанс достичь славы, в Ниппоне, когда лезвие его топора вонзилось в тело по настоящему умелого воина, который, как позже выяснил Олвир, был сыном и наследником правителя той страны. Он не смог тогда его добить, помешали телохранители наследника, а потому оборвалось его восхождение к славе, оставив его как одного из мелких вождей какого-то из бессчётных племен, живших под тенью Богов Хаоса.

Он упустил тогда свой шанс, но он не упустит его сейчас!

Среди какофонии и хаоса бегущих, сражающихся и умирающих Олвир выдул из своего рожка два последних приказа. Первым был приказ его людям отступать к кораблям, приказ, которому, он сомневался, сумеет последовать и половина, либо по тому что они слишком паникуют, чтобы обратить на него внимание, либо же они смирились со своей смертью воина и были полны решимости закончить свой жизненный путь здесь и сейчас.

Второй приказ был для группы из тридцати его товарищей, которые конечно же его услышат благодаря своему обостренному слуху.

Тем временем великаны и мамонты, пройдя через толпу норсов, наконец-то достигли врага, с которым они должны были сражаться. Великаны атаковали первыми и их атака пробила строй чумных огров точно также, как и огры до этого разметали строй норсов. Великаны теперь действовали куда более жестоко, чем раньше, их алкогольное опьянение развеялось и на ее место пришла ненависть. Хотя великаны не могли объяснить ее причину, но эта ненависть была инстинктивной, взращенной за тысячелетия с того момента истории, когда одна древняя цивилизация пожрала другую, более древнею и великую.

Бубеболоса атаковал самый смелый, который тщетно попытался ударом сбоку перевернуть дракона, пока огры отбежали подальше, давая своему господину место для схватки. Скакун Тамурхана выдержал удар, потому что хотя он и был раза в четыре ниже великана, но его вес превышал в несколько раз вес его противника. Затем зверь атаковал в ответ, его челюсть сомкнулась на колене великана и, благодаря его гнилостному дыханию и мощи челюстей, тут же перекусили его. Великан взвыл, но успел в качестве мести обрушить свой кулак на голову дракона, когда падал.

Тем временем Сэйл заметил приближение мамонтов и усмехнулся. По сравнению с теми, что принадлежали его племени, они были жалкими, менее крупными, небронированными и гораздо менее агрессивными. Тем не менее, они все равно были мамонтами и даже такие жалкие особи могли послужить долганам либо для разведения, либо в качестве боевых животных.

Единственной проблемой были чумные огры, которые накинулись на мамонтов с дикой ярость. Разъеденные ржавчиной секиры замелькали, когда огры рубили ноги мамонтов, словно те были толстыми стволами деревьев или даже рвали их зубами в приступе безумного голода. Сэйл уже привел к выводу, что один мамонт уже был слишком ранен, чтобы его можно было спасти, что оставляло ему только двух в качестве возможного трофея.

Нахмурились, Сэйл подозвал одного из своих многочисленных лейтенантов, который тут же склонился перед своим вождём. Его имя не имело значения, так как Сэйл редко удосуживался узнавать имена тех, кого он постоянно заменял посредством незаметных интриг в качестве меры против возможных заговоров и предательств. Сэйл велел безымянному человеку взять пару разведчиков и быть готовым убить погонщиков на мамонтах, как только он использовал свое колдовство, чтобы усыпить громадных зверей.

Теперь надо было что-то сделать с ограми. Действовать необходимо было незаметно, так как если Тамурхан заметит, что Сэйл делает что-то с его любимыми питомцами, он просто убъет ненавистного ему колдуна на месте, получив должный повод. А у Сэйла уже были достаточно проблем после разгрома в Аштаире. Вождь долганов бросил взгляд в сторону чумного лорда. К его удачи, Тамурхан был занят своим боем и не особо обращал внимание, что происходит вокруг.

Великан наконец-то застыл под огромным жабьим драконом, который своим разлагающим дыханием растопил ему горло. Довольный этой победой, чумной монстр задрал голову вверх и проревел в триумфе, после чего двинулся к следующему великану. Сейл тоже почувствовал некоторое удовлетворение, потому что смерть великана дала ему идею где найти идеальный инструмент, чтобы отвлечь огров.

Огры были по природе прожорливыми существами, а чумные огры особенно. Весь их разум подчинялся этому чувству, который бросал вызов прожорливости даже самым голодным из людей, поскольку аппетит огра никогда не мог быть по-настоящему удовлетворен. Несомненно, они уже пускали слюни от перспективы после той битвы попировать мясом убитых ими зверей. Однако, если последнего великана наполнить магией теней и при помощи нее создать иллюзию, которая усилит его и без того острый аромат в десять раз, то…

Сэйл усмехнулся под шлемом, когда чумные огры отвлеклись от мамонтов и кинулись на великана всей ордой, начав буквально разрывать его на части, несмотря на отчаянное сопротивление последнего. Тамурхан также не обращал внимания на действия его телохранителей, собираясь убить другого великана, чья спина была повернута к нему, пока он сосредоточился на избиении какого-то особо неудачливого огра. Бубеболос набросился на него и придавил к земле, после чего, несмотря на попытки великана вырваться из-под придовившего его дракона, который, вероятно, весил в несколько раза больше чем он, великий жабий дракон начал вяло вгрызаться в спину своей жертве, неспешно отрывая и пожирая куски мяса. Казалось, ни зверь, ни хозяин не спешили, так как они, как и Сэйл, видели, что битва уже была выиграна.

Затем глаза Сэйла слегка расширились, когда он заметил своим магическим зрением, как две дюжины, или около того, человек с силой судьбы чуть выше средней пробираются сквозь ряды предавшихся чревоугодию огров, намереваясь напасть на самую ценную здесь добычу.

Сэйл повернулся назад к мамонтам, уверенный, что чумной лорд сам сможет справится с такой засадой, а потому не видящий необходимости предупреждать Тамурхана. Ну, а если чемпион Нургла не сможет…

Сэйл лишь пожал плечами. Боги отдавали предпочтение сильным и хитрым, и если силы Тамурхана окажется недостаточно, чтобы вести орду, то Сейл был уверен, что с его хитростью он справится с этой задачей…

Именно в это мгновение скинвульфы и атаковали со всех сторон, их когтистые лапы были нацелены на сухожилия в задней части ног жабьего дракона. Бубеболос взревел от ярости и боли и тщетно попытался отбиться от нападавших, но из-за внезапности атаки понятия не имел, с кого начать. Тамурхан ругнулся и напрасно позвал к себе своих телохранителей. Дракон шатко покачнулся, а затем рухнул на брюхо, в процессе падения раздавив одного неосторожного скинвульфа, который не убраться подальше.

Огры все ещё предлагались чревоугодию, однако падение дракона было достаточно громким, чтобы отвлечь от пиршества некоторых из них. Этим громилам хватило одного взгляда на происходящее, чтобы жажда плоти сменилась беспокойством за свои жизни, ведь они понимали, что если их Тиран погибнет, то все их племя будет перебито озлобленными северянами. Рыча, эти огры начали отталкивать от мяса своих товарищей, указывая впавшим в замешательство от такого обжорам на скинвульфов.

Бубеболос может и был обездвижен, но из боя не выбыл. Его длинный язык — почти десятиметровое щупальце — неожиданно выстрелил из его пасти и обернулся вокруг одного из оборотней. Затем, прежде чем человек-зверь успел отреагировать и попытаться освободиться, язык скользнул назад, утаскивая кричащего скинвульфа к его гибели. Остальные скинвульфы продолжали рвать бока жабьего дракона, заставляя того шипеть от боли, совершенно не обращая внимания на его наездника.

В отличии от Олвира. В то время как большинство скинвульфов в битве полностью теряли свое «я», уступая внутреннему зверю, лишаясь рациональности и даже человечности, какая у них осталась, стоило только крови начала течь, он был одним из немногих, кто контролировал зверя внутри себя, укоротив его подобно тому, как всадник украшал своего коня. Конечно, он все еще мог потерять контроль если зверь внутри не будет насыщен, но старый ветеран намеревался накормить его сидящем на троне-седле избранником Нургла.

Оборотень хорошенько разбежался и одним прыжком оказавшись на спине Бубеболоса, кинулся на его наездника. Чемпион Нургла, хотя и был пойман врасплох, тут же отшвырнул скинвульфа назад, используя свою огромную физическую силу, но не ранее, чем Олвир успел нанести ему удар в челюсть, разорвав ее своими когтями. Тамурхан пошатнулся, однако никак на это не отреагировал и Олвир достал из-за спины свой топор, который он туда засунул, чтобы не потерять случайно во время прыжка.

Тем временем чумные огры — или точнее те, кто отвлеклись от пожирания великана — добрались до скинвульфов. Те, кто додумался при этом взять с собой оружие — а многие бросили его во время еды — начали рубить и бить им людей-волков, на что те ответили с невероятной свирепостью. Те же, кто в спешке забыл про него, пытались голыми руками поймать и повалить оборотней на землю, что было опасной идеей, так как делало их полностью открытыми для когтей и челюстей скинвульфов.

Олвир испытывал эйфоричное чувство триумфа и надежда снова вспыхнула внутри него. Это был величайший момент в его жизни, он ощущал на себе внимание самих богов! Вождь мародеров высоко поднял свой большой топор, а затем, с торжествующим ревом опустил его на врага, и в этом движении нити судьбы, струны, которые вели его всю его жизнь, были разорваны.

Черная секира Тамурхана поднялась на встречу со скоростью лучших мастеров меча из далёкого Ниппона и встретила топор норса лоб в лоб. И топор вождя разлетелся на осколки, подобно мечтам при столкновении с реальностью. Олвир с ошеломленным недоверием уставился на обломок своего оружия в его руке. Почему Чар позволил ему зайти так далеко, чтобы оставить его в последний момент?

Дуэль закончилась не топором или когтем, а грубым физическим ударом. Свободной рукой Тамурхан обрушил свой огромный кулак на череп оборотня. Сила удара была такова, что голова Олвира лопнула словно перезревший фрукт и его, теперь безголовое, тело бесцеремонно было сброшено следующим движением Тамурхана со спины Бубеболоса.


***



На этом сага о Второй Битве у Замороженного Портала и закончилась. Поток вторженцев из портала становился все полноводнее, а оставшиеся норсы, а точнее та их часть, что не желала еще умирать, бежали к побережью, где стояли недавно достроенные корабли, надеясь сбежать на них. Увы, когда они достигли берега, многие упали на колени и закричали в отчаянии, поняв, что их ждет только гибель.

Верлки успел добраться до кораблей первым и собрав достаточно экипажей для нескольких кораблей, отплыл, предав при этом огню остальные, как в жесте мести соплеменикам, так и чтобы гарантировать, что за ним не будет погони. То, что он обрекал этим на смерть сотни своих сородичей совершенно не беспокоило колдуна, который смотрел на них только как на инструменты для продвижения вверх своих повелителей и не более того. Они были пешками на шахматной доске, которые приносились в жертву, когда нужно было сохранить более сильные фигуры, и отбрасывались в сторону, когда игра была выиграна.

Некоторые норсы, самые отчаянные из отчаявшихся, кинулись в воду, надеясь переплыть пролив; трудная задача, поскольку оба острова разделяло порядка двадцати миль воды. Остальные подняли свое оружие и повернулись в сторону врага, ожидая прибытие курган, дабы встретить свою судьбу. В лучшем случае их насильственно заставят вступить в чумные ряды последователей Нургла. В худшем нурглиты их поработят и принесут в жертву своему зловещему богу. И хотя норсы любили утверждать, что они ближе всех к Богам Хаоса, чем кто-либо еще в мире, они не особо горели желания с ними встречаться лично. Единственным третьим вариантом было сражаться, хотя они все понимали, что сейчас хотя бы для пировой победы им потребуется божественное вмешательство.

И боги вмешиваться не стали.


***



Из самого темного места острова Повелитель Теней наблюдал за вторжением нурглитов со смесью удовлетворения и опасения. Его план подорвать планы Тзинча сработали лучше, чем он рассчитывал, потому в Азерот был привлечен не просто один из Темной Четверки, а сам Нургл, злейший соперник Тзинча. Несомненно, что с разгромом экспедиции сарлов непостоянные планы Повелителя Судьбы будут отброшены на какое-то время, что давало Бе’лакору ценное время, чтобы исследовать и подчинить этот мир себе, не будучи задушенным паутиной интриг Тзинча.

Однако когда день сменился ночью, а ночь сменилась днем, а затем ночь снова наступила, а изливающихся из портала полноводный поток смертных миньонов Нургла не показывал хоть каких-то признаков истощения, у Бе’лакора начали возникать подозрения, что его план сработал не совсем так, как он рассчитывал. Орда, что заполняла собой остров, была предназначена для завоевания народов и разрушения царств, а не для набегов и грабежа. С такой силой невозможно было действовать тонко!

И только когда Бе’лакор крайне осторожно, чтобы не выдать себя богам, пригляделся к лидеру орды, он понял, насколько глубока была его ошибка. Тамурхан, Повелитель Личинок, был не просто могущественным лордом Пустошей Хаоса, поклявшегося в лояльности Властелину Мух. Он был одним из сильнейших чемпионов Нургла и для Демон Принца это было знаком того, что Нургл не собирался просто немного прогуляться по Азероту, посмотрев что другой мир может предложить; он намеревался претендовать на эти земли подобно тому, как чума претендует на зараженный ею организм.

Часы тикали и теперь был только вопрос времени, прежде чем нации Азерота обнаружат вторжение. Демон Принц прекратил дезинформирующую связь с Кирин-Тором и той же ночью покинул остров. За эти недели он поглотил более достаточно магии, изливающейся из портала, чтобы поддерживать в этом мире свою сущность в течении пары месяцев при условии, что он будет экономить энергию. Кроме того, у Бе’лакор было предчувствие, что Ветра Магии скоро задуют, как шторм, по всей планете.


***



Демон Принц был не единственным, кто покинул остров на вторую ночь. Драк’тул тоже все это видел. Когда начался бой, он наколдовал глаз Гул’дана и отправил его повиснуть в сотнях метров над битвой. Он наблюдал за тем, как странные захватчики, которые разорили остров, в свою очередь тоже были истреблены новыми вторженцами. Эти новички также пахли схожей зловещей магией, как и те, кого они перебили. Тем не менее, запах несколько отличался. Теперь он напоминал ему о болезни и смерти.

Бесконечным потоком легион за легионом выходил из портала в течение следующих нескольких дней, каждый час принося с собой новые ужас. Из глубин врат пришли люди, чья омерзительная внешность была за пределами описаний; огромные, похожие на Эттинов гиганты, закованные в черную броню; могучие животные, схожие с дренейскими элекками, но при этом высотой с гронна; рыцари в ржавой броне и ужасы из зияющих ртов и кустов щупалец. Казалось что это никогда не закончится, даже когда поток искаженных демонами людей сменился дисциплинированными полками дворфов, которые, казалось, излучали еще большую злобу, чем люди и монстры, что шли перед ними. Они тащили за собой целые поезда массивной артиллерии, которая была закована в цепи, и через Око Гул’дана Драк’тул мог видеть, что массивные орудия разрушения двигались сами по себе, без помощи тягловых животных.

Видения оставили отшельника с большим количеством вопросов, чем ответов. Как эти люди и дворфы были искажены? Почему они вторгались в свой мир из портала? Какие еще ужасы скрываются за этими вратами?

Не имея ответов на эти вопросы, Драк’тул был уверен только в двух вещах.

Во-первых, такими темпами эта орда скоро займет собой каждый клочок острова. Он не сможет больше спрятаться в тенях, как он делал это ранее, и уж точно не сможет отбиться от такого количества врагов.

Во-вторых, необходимо было предупредить правителей мира, и, хотя Драк’тул ненавидел идею прекратить свое отшельничество, это казалось единственным выходом в данной ситуации. Старый отшельник знал, что этот вариант был почти таким же плохим, как и вариант остаться здесь и быть убитым ордой вторженцев, поскольку он ничего не знал о нынешнем положении в мире, кто там сейчас и где правил, или даже о судьбе своего народа. И даже если орков не истребили, был крайне высок шанс, что они убьют Драк’тула, поскольку он был членом ненавистного всеми клана Бушующего Шторма и учеником самого Гул’дана!

Тем не менее, насколько было известно чернокнижнику, в живых не осталось никого, кто мог бы послать предупреждение.

Таким образом, с большим неохотой, Драк’тул достал из своего укрытия старую лодку и отплыл в ту же ночь в незнакомый ему мир.


***



Удовлетворение, которое Тамурхан почувствовал от победы над последователями Тзинча, было крайне недолгим. Многие из норсов предпочли сражаться насмерть, а не сдаваться, а это значило, что чумного воинства было меньше потенциальных душ для жертвоприношения Нурглу после победы. Но это был лишь мелкое неудобство перед той бездной неприятных сюрпризов, которых преподнёс Тамурхану новый мир.

Каждая новая проблема оказывалась столь критичной и неразрешимой, что все глубже загоняла Кагана в отчаяние и ярость. Корабли, построенные норсами, и являющиеся единственным способом покинуть каменистый остров, были сожжены. Фуражиры не смогли найти на острове пищу. Сам остров пропах присутствием Тзинча, бога, которому поклонялся самый ненавистный из его братьев. После осознания всей ситуации Тамурхан впал в самую черную ярость, так как путь к его мечте оказался перегорожен препятствием, которое он не мог самостоятельно преодолеть. Даже в другом теле чумному лорду было бы сложно совладать со своим гневом в подобном положении, а так как текущее тело принадлежало огру, Каган быстро узнал, что ему все сложнее становится удерживать самоконтроль над эмоциональными вспышками гнева. Вскоре представители других племен, составлявших часть его орды, начали бояться взаимодействовать с ним, так как Тамурхан начал попросту убивать приносивших ему плохие новости гонцов, а других новостей они в эти дни принести попросту не могли. И действительно, его массивная юрта приобрела зловонный запах разлагающихся мертвых тел… ну или точнее просто стала пахнуть им чуточку сильнее. Пошли слухи, что даже телохранители Кагана начали бояться стоять в присутствии своего господина и несли теперь стражу снаружи, а не внутри.

Замершая на месте орда впала в напряженный застой, и между различными бандами и племенами начались мелкие стычки. Эти потасовки были лишь прелюдией к тому, что должно было начаться, когда съестные припасы, пополненные трупами норсов, закончатся и начнется голод. Если положения не изменить, то насчитывающая более ста тысяч воинов орда Тамурхана падет, и не благодаря армиям врагов или божественной магии, а из-за пустоты своих желудков. Сам Каган, не имея возможности переправиться через пролив или повернуть назад, так как это означало бы отказ от своей судьбы и дарованной его божественным покровителем миссии, начал одновременно умолять и проклинать небеса, равнозначно молясь и требуя спасения.

Спасение пришло, хотя и не с небес, а от существ, на которых Тамурхан смотрел свысока, как в прямом, так и в переносном смысле.

Это был Дражоат Пепельный, властелин Черной Крепости, кто придумал выход из грозящей гибелью всего похода положения. В тот день, когда ярость Тамурхана была наичернейшей, он прибыл в его юрту, окруженный тремя телохранителями из Железноклятвеников.

Когда массивное тело Тамурхана в гневе поднялось со своего трона, дворф Хаоса обратился к нему со спокойным и уверенным тоном, каким говорил всегда о любом темном деле, обещающего ему какую-то выгоду. Дворф говорил не о проблемах, в отличии от предыдущих визитеров, чьи остатки сейчас гнили на земляном полу юрты. Перед превышающим его ростом в четыре раза, даже в его полном облачении пророка Хашута, человеком-огром Дражоат стоял спокойно и говорил о спасении.

— Тысячи лет назад Темный Отец даровал моему народу господство над землей и власть что мы получили, такова, что наши ложные родичи не смогут с нею сравниться до скончания времен. Вся лава, что течет в жилах нашего или этого мира покоряется любым нашим приказам, которые мы возжелаем отдать ей, будь то испепеление наших врагов или формирование поверхности. Благодаря этому мы меняем мир, делая его с каждым годом все более подобным Темным Землям.

Дражоат смотрел прямо, не отводя взгляд, в полные ненависти, но теперь обладающие искрой интереса глаза Тамурхана.

— Дай мне то, что мне нужно, и клянусь, что за не более чем две недели я построю мост, который соединит этот остров с материком.

Каган обдумал сказанное, но недолго.

— Что ж, я внимаю, дворф. Скажи мне, чего ты хочешь, и если ты молвил правду, ты получишь мою милость.

Тамурхан не стал говорить о том, что произойдет, если дворф соврал, но оно и так было понятно.

Дражоат ухмыльнулся

— Рабы для жертвоприношения. У меня их слишком мало для выполнения такой задачи. Мне нужен каждый мужчина и женщина, взятые в плен из армии, что мы победили. С ними у меня будет достаточно необходимого для ритуала топлива.

Тамурхан кивнул самому себе, хотя и с неохотой. Да, ему не нравилась идея отдавать еще больше рабов дворфам Хаоса, так как эти жадные черти и так выторговали себе удвоенную, в сравнении с другими группировками орды, долю трофеев, но раз сейчас это было ради цели, а не просто из алчности…

— И я хочу, чтобы моя доля трофеев была учетверена.

Пребывающий все последние дни в крайне плохом расположении духа из-за непрерывного потока плохих новостей и взбешенный нахождением в положении, где он не мог сам что-либо изменить, а теперь столкнувшийся с неприкрытым вымогательством со стороны своего «союзника», Тамурхан наконец-то дал волю своему накопленному гневу. Он просто молча поднял и обрушил свой черный топор на стоящего перед ним обозревшего от наглости мелкого беса. Один из Железноклятвеников тут же ловко вскочил перед своим господином и блокировал удар своей огненной глефой, остановив удар лишь в нескольких сантиметрах над головой взирающего на это бесстрастно Дражоата. Однако не зря Тамурхан считался одним из самых могущественных чемпионов во всех Пустошах Хаоса. Взревев, чем привлек внимание свои телохранителей, тут же вломившихся в юрту, нурглит мигом нанес второй удар и разрубил адскую глефу, а так же следом вспорол панцирь дворфа-телохранителя в области живота.

Удивительно, но Железноклятвеник не только не издал и звука, но и даже не упал, а просто прикрыл рану одной рукой, чтобы внутренности не выпали, а другой достал запасной короткий меч. И за всех этим молча и все так же бесстрастно наблюдал Дражоат, его глаза-бусинки даже не посмотрели на направленное на него и его охранников оружие десятка нурглитов-телохранителей.

Тамурхан же молчать не собирался:

— ТЫ ДУМАЕШЬ, ЧТО МОЖЕШЬ ТРЕБОВАТЬ ЧТО-ТО С МЕНЯ?! ЗА СВОЮ ЖИЗНЬ Я ТЫСЯЧИ ЖИВЬЕМ ХОРОНИЛ ВАШЕ ГАДКОЕ ПЛЕМЯ, А ЕЩЕ ДЕСЯТКИ ТЫСЯЧ СВОИМИ РУКАМИ ОТПРАВИЛ В ЗЕМЛЮ МЕРТВЫМИ! СОТНИ ТЫСЯЧ Я ПОМОГ ПОХОРОНИТЬ СВОЕМУ ОТЦУ, КОГДА МЫ ЕДВА НЕ СРАВНЯЛИ С ЗЕМЛЕЙ ТУ ГНИЛУЮ ЯЗВУ, ЧТО ВЫ ЗОВЕТЕ СВОЕЙ СТОЛИЦЕЙ! ТАК ЧТО ПАДИ НА КОЛЕНИ, ИЛИ ПОКЛОНИСЬ, С ТВОИМ РОСТОМ ЭТО НЕВАЖНО, А ЗАТЕМ ПРОВАЛИВАЙ, ЕСЛИ ХОЧЕШЬ СДЕЛАТЬ ЕЩЕ ОДИН ЗЛОВОННЫЙ ВДОХ!

Дражоат продолжал молчать, его взгляд не отрывался от перекошенного от ненависти лица Тамурхана. Мысленные шестеренки повернулись в его голове, когда Тамурхан фактически подтвердил теорию, в которую верили ученные мужи Жарра, о том кто он есть. Что ж, когда он вернется назад в Черную Крепость, он лично добьётся того, чтобы имя Тамурхана было записано в Жарр-Крон, Книгу Огня, куда записывались имена худших обидчиков расы дворфов Хаоса. Но это позже. Сейчас было время для прибыльной сделки.

— Ты и твои рабы могут убить меня, владыка чумы, хотя я и мои телохранители успеем пролить твою кровь и кровь твоих шавок. Но в итоге, как бы ты не убил меня, ты будешь страдать сильнее. Твоя орда передохнет от голода, твое последователи бросят тебя, твой бог проклянет тебя. Путь к славе и судьбе будет навечно закрыт для тебя и в этом, и в нашем мире. Если каким-то божественным чудом ты сумеешь уцелеть в крахе твоей армии, то на тебя будут охотится все твои оставшиеся дни, потому что я знаю, человек, что мой бог наблюдает, и поверь мне, чумной лорд, он гораздо более неумолим и жесток, чем ты можешь себе представить. Так что… — дворф слегка наклонился вперед, продолжая спокойно смотреть в мертвые глаза Тамурхана. - …убей меня если посмеешь. Убей меня и будь проклят!

На мгновение казалось, что чумной лорд именно это и сделает. Его черный топор дернулся, нацелившись словно по своей воле на дворфа. Но глубоко в глубине разума Тамурхана логика и мечты о славе восстали против его ярости. Борьба была яростной, но в конечном итоге желание чумного владыки достичь своей судьбы потушило гнев, заставив его снова гореть холодным пламенем, хотя про себя он поклялся отомстить дворфам и Дражоату самым страшным образом за это оскорбление, как только цель похода будет достигнута.

— Я принимаю твои требования, пепельный дворф, и ожидаю, что ты немедленно приступишь к выполнению своей работы. Провалишь ее и я лично скормлю тебя по куску каждой из твоих адских машин.

Сказав это, чумной огр отвернулся, не желая больше разговаривать с этим отвратительным существом.

К его сожалению, дворф Хаоса не разделял это желание.

— Ты не только согласишься с моими требованиями касательно увеличение доли трофеев. Ты также отплатишь за оскорбление моего рода, за свои угрозы и компенсируешь стоимость обучения телохранителя, которого ты убил, предоставив соответствующее количество золота и рабов.

Тамурхан повернулся в полном замешательстве из-за последнего утверждения; он ведь никого сейчас не убил…

*BANG*


Тамурхан моргнул, когда раненый телохранитель молча рухнул на пол, в его шлеме образовалась дыра от выстрела в упор, произведенного его бывшим хозяином. Пистолет еще дымился, когда Дражоат спокойно убрал его назад в кобуру. Пророк Хашута спокойно посмотрел на пребывающего в замешательстве чемпиона Нургла и тут же с готовностью объяснился:

— Бесполезно цепляться за испорченный товар. Он был дрянным телохранителем, ведь истинный дворф никогда не позволит так легко привести в негодность свое снаряжение и оружие.


***



Раз сделка, к великому недовольству Тамурхана, была заключена, то дворф Хаоса был обязан ее исполнить. В самый темный час ночи он собрал своих подчиненных в особый ритуальный круг, в котором восемь демонических кузнецов-учеников окружили четырех полноправных демонических кузнецов, которые в свою очередь собирали и направляли всю энергию стоящему в центре Дражоату. Вне круга зловещая Адская Стража тащила вопящих рабов к залитым расплавленным железом и медью ямам и скидывали их туда живьем. Это была жестокая и медленная смерть, потому несчастные не тонули, как это было принято представлять в других культурах, а плавились и горели на поверхности. Многие пытались выбраться, только чтобы быть молчаливые стражи сталкивали их назад своим оружием.

Дражоат и его клика начали распевать свучные слова силы, которые эхом разносились по всему острову и многие из этих слов перекликались с теми, что были сказаны в те далекие времена, когда первый Колдун-Пророк дал свою первую клятву Темному Отцу. Медленно, лава начала подниматься со дна моря, сначала в виде небольших кусках, а затем ударила целыми гейзерами. Элементали земли закричали от мучений, когда их вытягивали наверх, в то время как элементали огня взревели от ярости, когда их насильственно порабощали. Их крики эхом донеслись до самого Водоворота, где разбудили одного смертного шамана, который теперь беспокойно ломал голову над источником этого нового волнения.

Дворфы Хаоса не знали о боли, которую они причиняли этим живым существам, да он бы и на каплю не придали этому значения, узнай они об этом. Для Дави Жарр значение имела лишь прибыль, слава и клятвы, а не чужие муки и страдания. Когда четверо и один работали над тем, чтобы поднимать лаву, демонически кузнецы-ученики использовали секретные кузнечные приемы дворфов Хаоса, чтобы придавать ей необходимую форму, охлаждать и укреплять. На следующий день дворфы с удовольствием наблюдали, как глаза Тамурхана, каждое размером с яблоко, расширились от нескрываемого удивления, при лицезрении построенного за ночь первого километра моста.

Каким бы большим не был скептицизм и обида повелителя хаоса, они тут же испарились при виде явного успеха и осуществляемости обещанного спасения. Так что он с большим удовольствием приказал, чтобы все рабы-норсы, что еще не приняли Нургла, были связаны и отданы на подпитку ритуала Дражоата. Гораздо больше бы предпочло Дедушку вместо выбора сожжения живьем, но Тамурхану сейчас нуждался в жертвах, а не в войсках, так что возможности выбирать им не предложили. Многие пытались убежать или сопротивляться, когда их судьба стала им очевидна, но это было бесполезно.

Однако, без ведома Тамурхана, Дражоат столкнулся с проблемами. Ветра Магии, что были в этом мире, были еще очень слабы и требовали извлечения непосредственно из портала, что требовало просто феноменальных, серьезно превышающих изначальные расчеты, сил. Хуже того, сама земля сопротивлялась манипуляциям со стороны дворфов Хаоса и требовались дополнительные усилия, чтобы покроить ее, хотя дворфы все еще не осознавали ее разумность. Для них это просто означало, что требуется больше топлива для жертвоприношений и больше усилий, но после того, как ему пришлось заменить двух демонических кузнецов-учеников, так как их предшественники превратились в камень, потеряв контроль над своей магией, Дражоат неохотно признал, что ему придется рассказать о своей проблеем Тамурхану. Ему требовалось больше еще жертв, чем было норсов.

Затем последовала еще одна напряженная встреча, в ходе которой обе стороны обменивались оскорблениями и выдвигали друг другу обвинения разной степени оскорбительности. Тем не менее, Повелитель Личинок не мог отрицать видимый прогресс Дражоата в его работе, поскольку мост, шириной в сто метров, пересекал пролив уже более, чем наполовину. Других вариантов у него все еще небыло, так что с некоторым нежеланием, Тамурхан все же уступил потребностям дворфа, при этом согласовав сокращение доли трофеев до троекратного размера, а также того, что тот отправит в жертвенные ямы часть своих хобгоблинов.

Проблема, конечно, заключалась в том, чтобы выбрать, чем пожертвовать. Поначалу решение было достаточно простым и очевидным: Тамурхан потребовал от всех своих подданных, как нурглитов, так и не нурглитов, выбрать и отдать в жертвы своих самым слабых членов. Этот приказ был выполнен без особых проблем, поскольку каждое племя и банда Хаоса почитало сильнейших и презирало тех, кто был самым слабым звеном. Если не в качестве жертв, то таких проклятых людей регулярно подвергали насмешкам и издевкам, редко отличимых от пыток, убивали от скуки или даже использовали в качестве еды в трудные времена.

Проблема возникла когда этих людей не осталось и Великому Кагану пришлось задуматься о политических последствий того, кого он выберет принести в жертву следующим. Если он пожертвует слишком большим количеством нурглитов, то это навлечет гнев его божественного покровителя. Если же он будет проявлять дискриминацию по отношению последователей других богов, которые составляли почти половину его армии, это вызвало неоправданное недоверие, возможно дезертирство и формирования фракций смутьянов, которые и без того уже были в его армии. Больше всего Тамурхан хотел отправить в ямы долганов Сэйла, в котором чумной лорд видел те же коварные черты, что и у самого ненавистного из его братьев, а так же (совершенно верно) подозревал, что долганы были ответственны за большую часть проблем, происходящих в лагере орды.

Но все же выступать против наездниках на мамонтах было чревато открытой враждой с третьей по силе, после его собственных нурглитов и дворфов Хаоса, группировкой его армии. Хуже того, Сэйл был колдуном, известного тонкостями своих способностей, а потому без сомнения, способного при желании саботировать ритуал Дави Жарра. На самом деле Тамурхан был удивлен, что он этого еще не сделал просто из зловредности.

Вместо этого Тамурхан решил принести в жертву тех, кто, как он знал, были связаны с долганами, чтобы сделать из них пример другим племенам и бандам что будет за попытки раскола в его орде. К несчастью для него, Сэйл быстро сообразил, в чем замысел Повелителя Личинок, а потому применил свою ворожбу, одурманив и направив эмиссаров к тем группа не-нурглитов, то еще или не присоединились к его фракции или были хоть сколько-то верны лидеру орды. Разозленные, но вынужденные подчиниться требованиям, эти группировки стали проявлять недовольство. Некоторые мелкие отряды, боясь, что они следующие на очереди стать жертвами для ритуала дворфов Хаоса, дезертировали, бежав назад в свой мир через портал.

Получив постоянный поток рабов для жертвоприношения, Дражоат подтолкнул своих колдунов сперва до их предела, а затем и за него, ведь он дал клятву построить мост за двухнедельный срок и он его выполнит, плевать какие расходы при этом будут. Погибло еще четыре ученика, один из которых полностью обратился в каменную статую, его глаза немигающе смотрели в вечной агонии. Адские стражи избавили беднягу от страданий, скинув его в лавовую яму.

Дражоата ни каплю не заботили их смерти, самое главное чтобы строительство продолжалось без перерыва и с постоянным темпом. Так что когда один из старших адских кузнецов предложил замедлить постройку, чтобы дать время обучить учеников лучше, сократив тем самым потери среди них, Дражоат просто спихнул его в жертвенную яму, и эти жертва дала больше топлива, чем обычные рабы. После этого остальные адские кузнецы выражали свое недовольство только в виде ненавистного молчания, хотя все они приобрели больше камня на своих телах, ведь это была плата, которые колдуны дворфов платили за ошибки в использовании магии.

Однако, в конце концов, заплаченная цена того стоила, по крайней мере для измученного ритуалом Дражоата, потому что постройка моста была завершена за час до окончания оговоренного срока. Крайне обрадованный этим Тамурхан тут же собрал свое воинство и на следующий же день пересек его, довольный тем, что мост был прочным и в конце не упирался в прибрежные скалы, а плавно поднимался вверх, к самой вершине обрыва. Зная дворфов, они могли бы попробовать стрясти с него плату за достройку моста, мотивируя это тем, что договор касался только постройки моста через пролив. Размер его армии и союзных контингентов был настолько велик, что для переправы всей его более стотысячной орды потребовался почти целый день, за исключением дворфов Хаоса, оставивших небольшой отряд следить за базой возле портала.

Со времен Войн Древних, когда миллионы демонов вторглись в этот мир, эти земли не ведали подобного вторжения. Зеленые леса южного Сурамара, деревья, не ведавшие порчи в течении десяти тысячелетий, начали быстро увядать и гнить от массы идущих мимо них больных ужасными заразами тел. Даже те, кто сумели противостоять чуме, были вскоре раздавлены великанами, мамонтами и машинами дворфов Хаоса из союзных контингентов, следующими на приличном расстоянии позади нурглитов.

В то время как многие из последователей Нургла громко праздновали начало распада нового мира, Тамурхан только молча и неотрывно взирал на видневшийся на горизонте фиолетовый купол. В видениях, что привели его к порталу, так же был город, скрытый под куполом, и своим архитектурой и жителями непохожий на что-либо, что он видел до этого. Тамурхан видел и другие видения — огромные леса, богатый в своем разнообразии зверьми, древо, что раскидывало свои ветви в небеса, но именно город больше всего выделялся в видениях. Это убедило Повелителя Личинок, что, без всякого сомнения, если он уничтожит этот город во имя Повелителя Чумы и принесет его жителей в жертву Нурглу, то его долгожданная цель — демонизм — будет наконец-то достигнута.

Таково было жгучее желание Чумного Лорда достичь этой цели, которую он преследовал на протяжении тысячи жизней, что он не остановился, чтобы разбить лагерь, заставив свою орду маршировать всю ночь без перерыва. Однако это не было мотивированно только нетерпением. Тамурхан понимал, что если у врага есть разведчики или колдуны, то они, вероятно, уже знали о его приближении. Чем быстрее он заставит свою армию добраться до цели, тем меньше у защитников города будет времени приготовиться к отпору.

Наконец, пребывав в движении весь день и ночь, изнуренная маршем орда достигла пурпурного купола. Колдуны в воинстве последователей Хаоса — даже самоуверенный Сэйл и уставший Дражоат — изо всех сил пытались подавить свой страх при открывшимся им зрелище. Хотя магические барьеры не были чем-то незнакомым, ни они, ни Тамурхан никогда не видели, чтобы целый город-государство был укрыт такой защитой. Хотя ни одного из них не было времени, что изучить магию этого мира, так как они были слишком занятыми своими собственными ритуалами и интригами, и Сэйл, и Дражоат признали уникальный розоватый оттенок колдовства этого мира в куполе. Более того, на вкус оно было… древним, старше чем что-либо, что они встречали до этого. И хотя его разум взбунтовался против этой мысли, Дражоат подумал, что купол, возможно, был даже более древним, чем сам Жарр Нагрунд! Конечно он был достаточно осторожен, чтобы не упомянуть эту мысль перед остальными адскими кузницами.

Затем последовали предсказуемые приказы, и, с очевидным нетерпением, Дражоат приказал своим войскам развернуть осадные машины на гребне с видом на купол. Десятки Адских Пушек, ракетных установок «Вопль Смерти» и мортир «Ужасотрясатель» были выведены на позиции тягачами «Железный Демон», после чего их артиллеристы-дворфы зарядили свои орудия и по команде Дражоата дали оглушающий залп по куполу. Десятки снарядов, бомб и ракет, заряженных сущностями обитателей варпа, ударили по барьеру, высвобождая энергию чистого Хаоса. В местах взрыва непроницаемый фиолетовый щит становился розовым, словно напрягаясь под ударами, но тем не менее, несмотря на то, что обрушенной на него огневой мощи хватило для разрушения целого города, барьер устоял.

Возмущенный этим Дражоат приказал продолжить обстрел, сам, наплевав на усталость и истощенность, время от времени присоединяясь к атаке, обрушивая на барьер сгустки пепла и лавы. Однако несмотря на все его старания, появляющиеся от атак на барьере розовые пятка слишком быстро снова становились непроницаемо фиолетовыми. Видя бесперспективность такой тактики, дворф, произведя необходимые расчеты, приказал дать залп в одну точку так, чтобы все снаряды взорвались одновременно. Оглушительный взрыв, слышимый на десятки километров вокруг, последовавший от такой атаки был такой мощи, что повредил бы даже легендарный Великий Бастион Катая, и тут он также имел кое-какой успех, когда щит, очень кратковременно, стал тускло-розовым и через него можно было смутно разглядеть контуры зданий.

К счастью для жителей под куполом и несчастью для дворфов Хаоса, их артиллерия за свою мощь платила слишком долгим временем, необходимым на перезарядку, и как бы командиры расчетов не подгоняли своих подчиненных, они не успели воспользоваться успехом взрыва, прежде чем щит снова восстановил себя. Видя это, многие нурглиты начали в открытую насмехаться над дворфами, ведь их крайне натянутые отношения с их повелителем были в орде всем хорошо известны. Сам Тамурхан молча и неподвижно сидел на своем жабьем драконе, но его не высказываемая издевка во взгляде, который он бросал время от времени на Дражоата, была более чем ощутимой. Сам Дражоат покраснел от ярости и стыда, понимая, что если он, после всех его клятв и бахвальства, не найдет способ уничтожить барьер, то будет обязан присоединиться к адской страже в их молчаливом марше к смерти.

Возможно сам Хашут вмешался, дабы спасти своего пророка, потому что в этот момент великий телец спустился с небес и, когда крылатый бык преземлился возле Дражоата, с него слез младший адский кузнец, которому было поручено надзирать за базой у врат. Тот тяжело дышал от усталости, но когда он открыл рот, чтобы рассказать, что произошло, Дражоат прервал его, так у него и так не было терпения и желания выслушивать очевидные вещи. И так было понятно, что адский кузнец столкнулся со вторжением с другой стороны портала, потерпел поражение и примчался сюда, чтобы предупредить основные силы. Так что Дражоат в резких тонах задал только один вопрос: кто?

Когда повелитель Черной Крепости услышал о армии последователей Кхорна, он предложил молодому адскому кузнецу выбор: или за позор поражения одеть благословленную маску Хашута и занять место в адской страже, или умереть как жертва Владыки Быков.

На переданную Дражоатом новость Тамурхан среагировал с яростью, вызванной кошмарным раздражением из-за нового неожиданного препятствия на его пути, но быстро приказал прекратить обстрел барьера, и всей орде срочно выдвинутся назад к мосту. Он не собирался оказаться пойманным на неудобной позиции между барьером и армией безумных берсеркеров Владыки Резни, а значит у сыновей Жарра было время, чтобы придумать, как разрушить барьер.

И вот снова Тамурхан снова шествовал во главе орды, безжалостно гоня свои войска сквозь ночь. Несколько мелких вожаков и чемпионов, раздраженные его бескомпромиссностью и желая найти свою собственную славу, ночью попытались покинуть орду со своими жалкими силами, надеясь что чумной лорд не заметит их уход.

Но он заметил, а так как Повелитель Личинок понимал, что если он это проигнорирует, то на следующий день дезертиров будет куда больше, то он приказал Хазику Оскверненному и его Гниющим Рыцарям выследить беглецов и сделать из них предупреждение всем, у кого еще возникнут подобные мысли. Вскоре выжившие дезертиры были преданы самым жестоким казням, пока остальная орда шла мимо них.

К первым лучам рассвета Тамурхан достиг конца моста и обнаружив, что вражеская армия еще только движется по нему, не достигнув конца, немедленно приказал дворфам Хаоса занять позиции на скалах обрывистого берега по бокам моста, а сам разместил своих чумных чемпионов на концу моста, надежно блокируя возможность его покинуть. Пойманную между стойкой наковальней из воителей Нургла и сокрушающим молотом стрелков и артиллерией дворфов, армию кхорнатов ждала настоящая бойня и не раз видя подобные битвы, Великий Каган сомневался, что его потери будут сколько-то значительны.

А затем Тамурхан разглядел символы на знаменах, которые развевались над армией последователей Кхорна и застыл посреди раздачи приказов. В его рту стало сухо, что казалось невозможным событием, ведь он всегда был полон мокроты. Ненависть вскипела внутри него, словно лава в вулкане, и зрение древнего лорда Хаоса стала красным, ведь он не видел эти штандарты уже тысячу лет и надеялся, что никогда их больше не увидит. Затем ненависть и ярость сменились злобным и жестоким предвкушением, ведь грядущий забой вражеских сил только что стал в миллион раз приятнее. Он подловил своего врага в наихудшей для того ситуации и он, при всем невероятном таланте, не сможет изменить итог битвы, ведь у Тамурхана сейчас были все преимущества.

Но как только Тамурхан открыл рот, чтобы отдать приказ дворфам Хаоса начать обстрел вражеской орды, внезапный разряд агонии охватил каждую клетку его тела, заставив его едва не упасть с его трона-седла. Глаза Кагана закатились, и, внезапно, Тамурхан был не перед выстроенным дворфами Хаоса мостом, а стоял напротив Дражоата, пожимая руку того в ненавистной теперь сделке. Он был его отцом, дающего клятву перед алтарем посвятить по одному из своих сыновей каждому из богов в обмен на славу. Он был человеком в черном, стоящим перед вихрящимися вратами, бесконечно громадными в своих размерах, бормоча темные и проклятые обещания внимающей пустоте.

Это были видения, и в течение нескольких мгновений повелитель чумы бормотал, что не понимает, прежде чем откровение поразило его. Это были пакты и сделки, но при чем тут…

Сцена изменилась, теперь показывая невероятно роскошный тронный зал, где некто в черных доспехах и со светящимися зеленым глазами восседал на троне в окружении стражи в золотых доспехах, в которой он узнал эльфов Ультуана. Тамурхан с недоверием покачал головой — даже он знал о ненависти, которую испытывали к друг другу два народа эльфов, хотя он никогда не бывал в их землях. Прочие видения замелькали в быстрой последовательности, показывая крысолюдов, строящих заговоры с зеленокожими, чемпионов разных богов, координировавшие свои действия друг с другом и еще множество прочих, пока, наконец, Тамурхан не понял к чему это было.

Видения закончились и Тамурхан снова сидел на своем троне-седле. Все еще горя от ненависти, но послушно подчиняясь божественной воли, он громко приказал орде ждать, а затем в одиночку выехал на встречу вражеской армии. Кхорнаты смотрели на него с недоверием и отвращением, но не спешили бросаться в атаку, видимо сдерживаемые таким же приказом. Затем их ряды расступились и вперед выехал всадник, восседающий на огромном чудовище из меди и крови. Медленно, с очевидной неохотой, они начали сближаться друг с другом.

Они остановились в паре дюжин метров друг от друга, каждый глядел на того, кто был перед ним, так, словно взором действительно можно было убить. Затем, словно намеренно неспешно, главарь кхорнатов спешился, заставляя Тамурхана повторить это действие. Эти двое шли друг к другу, не сводя друг друга полные ненависти и неприязни взгляды. Когда-то, давным-давно, в юртах забытой империи, Тамурхан был вынужден физически смотреть снизу вверх на того, кто сейчас стоял перед ним. Теперь же он возвышался над ним вдвое, но глядя на чемпиона Кхорна, Повелитель Личинок не сомневался, что тот сумеет при первой же допущенной ошибке со стороны нурглита одолеть тело огра.

Затем, когда между ними оставалось всего лишь пара метров, они замерли. Долгое время они стояли молча, а вокруг, несмотря на сотни тысяч глаз, что смотрели на них сейчас, опустилась абсолютная тишина. Никто, даже самые безмозглые и кровожадные монстры, не смели проронить и звука, чуя важность этого момента и ожидая что произойдет дальше.

Наконец чемпион Кхорна заговорил. Его голос был твердым и стальным там, где голос Тамурхана был хриплым и полным мокроты, но даже так чемпион Нургла практически физически ощущал едва подавляемую ненависть и ярость, и с ироний подумал, что стоящему перед ним эта встреча дается куда труднее, чем ему.

— Давно же мы не виделись… брат.


***



Внутри укрытого магическим куполом городе, Сурамаре, атака дворфов Хаоса, несмотря на его провал, не осталась незамеченной. Многие жители города, что оказались возле подвергнутой обстреле демоническими орудиями стороны барьера, с любопытством взирали на изменения в куполе, и хотя и не могли разглядеть вражескую армию с другой стороны, они доложили о происходящем телемансерам, которые так же с любопытством отреагировали на аномалию. Никто не догадывался, что причиной этих колебаний могла быть вражеская армия, так как подавляющее большинство жителей города была уверенно, что Азерот был уничтожен демонами более десяти тысяч лет назад и только благодаря милости великого магистра Элисандры их город выжил, теперь плавая посреди пустоты. Те, кто открыто выражал сомнения в этом, объявляли безумцами и лунатиками.

Только Элисандра, правительница Сурамара, знала правду. Мир не погиб от когтей Пылающего Легиона, и что каким-то образом то жалкое сопротивление Калдораев сумело одолеть захватчиков. Когда Великий Раскол утих, она сперва собиралась опустить щит и позволить оставшимся в живых Сурамарцам восстановить славу Старой Империи.

А затем она использовала Глаз Аман’Тула, чтобы заглянуть в будущее. И видения, что она узрела, были настолько абсолютно ужасающими, что потрясли ее разум до самого основания.

Она узрела павшую армию, устилающую улицы чужого города. Тела, закованные в сталь и железо заполнили собой улицы и переулки, а скорбящие живые окружали многие тела, называя умерших по имени и умоляя небеса о спасении. На мгновение показалось, что их мольбы были услышаны и мертвые восстали. Но эти было лишь издевательством над тем, что оплакивающие просили, когда глаза умерших засветились синим, отражая дикий голод и чужую волю. Крики радости сменились криками ужаса, когда живые мертвецы накинулись на своих друзей и семьи, чтобы пожрать их.

Она узрела возвращение Пылающего Легиона, еще с более могучей армией, чем во время Войны Древних, на массивных кораблях, что плыли по небесам с легкостью, недоступной даже самой умело выполненной волшебной гондоле. По сотне демонов приходилось на каждого из защитников, рискнувших выйти против вторжения. Азерот был поглощен адским пламенем, а над миром нависал огромный колоса размером с саму планету.

Она узрела как безобразные монстры подымаются из глубин, безликие ужасы из самых забытых и кошмарных легенд. Они истерично смеялись, сводя в бездну бесконечного безумия каждого, кто услышал их шепот. Подобно муравьям из растревоженного муравейника, насекомоподобные Акиры вырвались из туннелей, раскинувшихся под поверхностью планеты, и набросились на узурпаторов, заселивших мир, который когда-то им принадлежал. Возвращение Черной Империи сопровождалось роями, что покрыли собой полностью всю сушу, подобно саранче прерию, и все, кто встал на их пути, были истреблены.

Она узрела еще большее видений. Странные вторжения из потусторонних миров, хронологические аномалии и элементальные возмущения. В самом последнем видении она увидела слабый проблеск огромных левиафанов, что занимали собой пустоту между звезд, чудовищных в своих немыслимо колоссальных размерах и силе монстров, на фоне которых огненный колосс из прошлого видения был не крупнее планктона на фоне кита. Чудища раскрыли свои раскинувшиеся на все небеса пасти, и накинулись на Азерот подобно глубоководным хищникам на жертву. Здесь ее самодисциплина и контроль над собой рухнул и она заплакала, лицезрев Повелителей Бездны, ибо как можно надеяться даже сопротивляться таким монстрам?

Она больше никогда снова не использовала Глаз, боясь снова увидеть грядущее. Она так же не стала опускать щит. Элисандра поклялась, что ее народ проведет время до конца мира в роскоши и безделье, лишь в конце познав ужас конца, но не раньше.

Тем не менее, она порой потворствовала своему любопытству, магией следя за положением дел в мире за куполом и не могла не впечатляться достижениями смертных рас. Но даже несмотря на это, она была полностью уверена в неизбежности того, что узрела в будущем, а потому считала все, чего смертные добились, напрасным.

Когда доложили новости о колебаниях купола, она тут же распустила свой двор и закрылась в своих покоях, откуда, к своему удивлению, обнаружила массивную армию недалеко от ее города. Точнее даже две армии. Они были похожи в основной массе на людей, но явно искаженных чем-то неизвестным, ведь оно было не похоже на характерное зеленное воздействие Скверны Пылающего Легиона. Она заметила десятки массивных орудий в одной из армий, и видимо их использовали против защищающего Сурама барьера.

Но кем они были, зачем и откуда пришли, и что за сила направила их сюда?

Пока она размышляла об этом, глядя на магическую панораму, на Расколотом Берегу из портала появились отмеченные символами Темного Принца первые разведчики третьей армии.
Перейтик к верху страницы
 
+Цитировать сообщение
Gaspar
сообщение 29.01.2020, 22:32
Сообщение #25


Flooder God
***********

Группа: Пользователь
Сообщений: 948
Регистрация: 06.05.2008
Из: Минск
Пользователь №: 14 091

Беглец



Репутация:   397  


Кодекс: Сыны Кагана. Кампания на Расколотых Островах.



Кодекс: Сыны Кагана.


Давным-давно, еще до возведения Великого Бастиона в Катае или даже до возвышения Сигмара Молотодержавца в зеленых землях Рейка, в Восточных Степях раскинулась огромная империя. Настолько велики были ее размеры, что говорят, что весь Катай и Империя Сигмара могли свободно уместится в ее границах. Эта степная империя была создана и управлялась Великим Курганом, что повелевал бесчисленными армиями кровожадных зверей, быстрыми легионами конных воинов и кабалами ужасных колдунов. Хвастливые легенды, рассказываемые вокруг курганских костров, повествуют о его бесподобных победах и невероятных талантах, позволивших создать свою империю, в то время как летописи дворфов Хаоса с ненавистью говорят о многочисленных обидах, что нанес сыновьям Жарра этот военачальник и с ликованием рассказывают о его единственном серьезном поражении у стен Жарр Нагрунда.

Хотя этот великий полководец обладал бессчётными женами, от них он получил только четырех сыновей. В своей жажде еще более великих завоеваний он по незнанию пообещал каждого из них Богам Хаоса в обмен на силу и славу. Эти сыновья выросли и приняли участие в завоеваниях их отца, став бескомпромиссными соперниками друг другу за престиж в глазах их отца. Вместе отец и сыновья максимальной раздвинули границы Курганской империи и, после великой победы над ужасными полудемонами Тонгами на полях Каджура, устранили последнюю серьезную региональную угрозу его владениям.

Однако за каждый долг приходит время платить. Когда армия степняков уже праздновала добытый большой кровью триумф, с севера пришло по могучему слуге от каждого из богов, дабы забрать то, что было обещано. Каждый из Темной Четверки потребовал по одному из сыновей, каждый из которых обладал одним из талантов, что вместе делали их отца столь великим, и не смея отказать, Великий Курган отдал их. Со временем эти сыновья подчиняться желаниям их новых покровителей и будут совершать великие и ужасные деяния по всему миру. Но их отец уже не станет свидетелем этого. Без его сыновей, его наследников, империя Великого Кургана была лишена своего будущего и меньше чем через два года распалась на отдельные уделы враждующих военачальников. В конце концов сам Великий Курган пал, хотя никто из тех, кто знал о том, каким был его последний бой, не посмел поведать о его судьбе.

До того дня, как Темные Боги сделали братьев своими, они были орудиями воли их отца. Каждый стремился превзойти своих сводных братьев, дабы получить право стать единоличным владыкой Курганской империи после смерти их отца. С этой целью каждый из братьев выбрал по направлению света, стремясь расширить границы империи в выбранном направлении, дабы со временем она охватила собой весь мир.


Тамурхан, Повелитель Червей.



Тамурхан объявил своей территорией запад. Разведчики, посланные в том направлении, рассказывали об огромных лесах, что тянулись от горизонта до горизонта, прерываемые зелеными полями, что могли бы стать топливом для степных легионов. Хотя многочисленные стада зверолюдов и примитивные племена людей усеивали внутренюю часть, серьезной угрозой были только обжившие горы уже знакомые дворфы и колонизировавшая побережья высокая и худая раса похожих на людей остроухих, что владела многочисленным флотом. Здесь был вызов и слава, и Тамурхану не терпелось в те дни повести армии Курганской империи на эти земли. Увы, судьба разрушила планы раньше, чем он успел их реализовать.

Каждый из четырех братьев воплощал в себе один из аспектов, что делали их отца столь по настоящему великим, и для Тамурхана это стало упорство. Не являясь таким же харизматичным, как его младший брат, непобедимым в военном деле, как старший и не обладая огромной мистической силой, как его третий брат, Тамурхан обладал устремленностью, которой не обладал никто, кроме его отца. Эта устремленность вышла за пределы жизни и смерти, поскольку сам Нургл восхитился ею, ведь когда Тамурхан впервые был побежден оставшимся безымянным воителем Хаоса, он с невероятным упорством отказался умереть. Вместо этого его тело сгнило и из него выпрыгнула личинка размером с ребенка, которая в невероятном акте насилии завладела телом своего убийцы. С тех пор Повелитель Личинок прожил тысячи чужих жизней.

Говорят, что с точки зрения состава и численности приведенное в Азерот воинство избранника Нургла превзошло силы любого из братьев. Такова уж природа Нургла, что вовлекает своими эпидемиями в свои ряды всех и каждого, предлагая помощь тем, кто готов посвятить Папаше все, что у них есть. Но не все из этих отчаявшихся душ являются людьми, и в рядах нурглитов можно найти множество зверолюдов и огров. Однако его орда не состоит лишь из последователей Владыки Чумы, так как к своему делу Тамурхан сумел привлечь множество союзников не нурглитов, что верны перспективе обрести великую славу или своей жадности, а не самому лидеру похода. Среди этих примкнувших выделяются племя Долганов во главе с печально известным своей подлостью колдуном Сэйлом Безбожником и контингент жадных дворфов Хаоса под командованием Дражоата Пепельного.


Коблахан, Роскошный Грабитель.



Коблахан взирал на запад — с его однообразными и скучными полями и лесами — с презрением, ведь это были дни еще до того, как цивилизация пустила на этих землях свои корни. Что нельзя было сказать про восток, где предки современных Катайцев уже заселяли берега рек, возводя свои маленькие города-государства. Коблахан был очарован растущим декадансом этих земель, так как его разведчики докладывали, что правители этих мелких держав жили в дворцах, что своим богатством и роскошью значительно превосходили курганские, несмотря на астрономическую разницу в размерах царств. Это побуждало извращенный и ненормальный интерес у юного принца, который хотел, еще до того, как Слаанеш запустил в него свои когти, поиграть с этими землями. Позже, после своего полного развращения под покровительством Темного Принца, интерес Коблахана к востоку стал подобен интересу Слаанеша к Ультуану.

Даже во времена Курганской империи Коблахан был невероятно магнетической личностью и воины стекались под его знамя в невероятных количествах, что привело к тому, что его воинства по численности уступали только армиям его отца. Коблахан был до невозможности харизматичным и даже самые коварные и корыстолюбивые лорды Курганского двора чувствовали себя обязанными соглашаться со словами молодого наследника, когда тот открывал свой рот. Вокруг костров шептались, что даже сам могучий Великий Курган был близко к тому, чтобы назначить Коблахана своим официальным наследником, такова была обворожительность юнца, и потребовалась вся его легендарная сила воли этого владыки, чтобы удержаться от этого. Со временем же и благодаря благословениям Слаанеша, харизма Коблахана стала воистину дьявольской и темной.

Численно армия Коблахана является второй по величине из всех братьев, уступая только орде Тамурхана, поскольку даже харизма не может быть столь заразительна как чума. Но несмотря на то, что его воинство в основном, подобно его брату-нурглиту, состоит из степных племен, Коблахан также широко использовал свои харизму, чтобы привлечь на свою сторону многих уникальных представителей мистического востока. Самыми примечательными являются племя Хунгов Ужасные Ву во главе с Леи Ленгку, что живут ближе всего к Великому Бастиону, а потому перенявшее многое в военном ремесле и организации у своих южных соседей. Другие известные группировки включают в себя воинов-монахов падшего храма Эстетической Формы, банду одержимых совершенствованием своего мастерства мечников-ренегатов из Ниппона, удивительно преданного мелкого хана хобгоблинов и небольшой ковен темных эльфов во главе с одним из ближайших лейтенантов Коблахана, Тогрета Пожинателя Пустоты.


Омедахан, Король-Жнец.



Омедахан, подстегнутый идеей оспорить военное превосходство самих порождений богов, утверждал, что на севере находится его судьба. В легендах было сказано, что даже сам Великий Курган был шокирован заявлением своего сына, поскольку ни одно племя Хаоса не осмеливалась идти войной на север со времен самого Первого Тонга во времена первого Катаклизма, и все присутствующие тогда знали о возможной судьбе этого полководца. И все же никто не сумел удержать старшего сына от его желания осуществить этот поход, к тому же остальные братья поддержали Омедахана в его идеи, рассчитывая, что тот встретит там жестокую смерть. С видимым нежеланием Великий Курган в конце концов дал своему старшему сыну разрешение сделать это, хотя похищение четырех сыновей после Каджура разрушило эти планы… на какое-то время.

Омедахан всегда считался самым воинственным из братьев, и его регулярно можно было увидеть в первых рядах в каждой из битв. Однако было бы ошибкой думать о нем как о типичном северном берсеркере, поскольку тактическая проницательность Омедахана не имела равных среди братьев и это был тот талант, который он унаследовал от отца. Даже в бою, склонный впадать в кровавую ярость при виде врага, Омедахан демонстрировал пугающую тенденцию не отступать от исполнения своей воли и планов.

Хотя воинство, возглавляемое Омедаханом самое маленькое из армий четырех братьев, только дурак посмеет назвать ее слабейшей. Каждый воин в орде Омедахана — закаленный убийца и ветеран сотен жесточайших боев, не боящийся ступить в самые опасные из мест, которые когда-либо только видел мир. Походный лагерь Кагана безусловно попадает под это определение, являясь одной из главнейших причин, почему силы Омедахана там малы, ибо каждый внутренний спор там решает насильственным пролитием крови. Среди маньяков, мясников и кровожадных безумцев, нашедших там прибежище, есть такие легендарные личности, как чудовищный огр Трад Вырыватель Кишок, печально известный серийный убийца Эренгардский Тесак и сектант-ренегат дручи Катодж Яростный Крушитель, который не видит реальной разницы между Кхейном и Кхорном. Конечно, у Омедахана есть более смертоносные силы, чем отдельный чемпионы Кхорна, вроде Дочерей Валькии, грозный Скараморов и таинственных Кровавых Отцов, которые по слухам являются кликой поклоняющихся Кровавому Богу колдунов.


Суботахан, Искажающий Махинатор.



С юных лет Суботахан демонстрировал невероятный колдовской талант, который часто проявлялся в виде видений будущего. Эти дары он использовал в злонамеренных целях, как инструмент собственного возвышения над братьями. Издалека Суботахан дергал за ниточки, подрывая их авторитет, сталкивая их друг с другом и жестоко соря. В конце концов они все поняли, кто стоял за немалым числом их неудач и возненавидели своего поклоняющегося Тзинчу брата больше всех остальных. Это сыграло свою роль через много лет после Каджура и распада империи их отца.

Изначально Суботахан собирался идти на юг, вдохновенный противоречивым видением, в котором он спросил двухголового демона о направлении, только чтобы одна сказала ему «север», а другая «юг», и обе показали ему неизвестные джунгли. Решив что первая голова лгала, так как наступать на царство богов было бы сродни самоубийству, Суботахан повел своих последователей на юг, только чтобы быть остановленным непроходимыми горами Скорби и безжизненными пустошами дворфов Хаоса. С неохотой Суботахан повернул на север, о владении которым уже заявил его старший брат.

Омедахану не понравилось то, что его младший брат решил оспорить право на его домен и тысячи битв сотрясли север Пустошей Хаоса. Омедахан выиграл каждую из битв, но результаты каждой из них оказались искажены махинациями его брата, так как Суботахан унаследовал от отца его хитрость и стратегическое видение, так что чемпион Тзинча всегда оказывался в выигрыше, несмотря на проигрыши в открытом бою. В конце концов, несмотря на то, что Омедахан сложил огромные горы из черепов последователей Суботахана, именно он оказался на грани полного поражения. Только внезапное вмешательство в конфликт двух других братьев не позволило Суботахану одержать окончательную победу. Объединённые такой сильной злобой к своему брату-колдуну, что она нивелировала взаимную ненависть и неприязнь, трое братьев загнали Суботахана к Вратам Хаоса и скинули его вместе с остатками его сил в царство богов, рассчитывая, что это обеспечит ему самую ужасную смерть.

Но Суботахан не умер, а вместо этого, пройдя пути между мирами, вышел из южных врат, очутившись в Южных Пустошах. Когда же он узрел джунгли Южноземья, он с удивлением осознал, что ни одни из голов не солгала ему, и что ему действительно надо было идти на север, чтобы достичь юга. Более того, даже его поражением обернулось ему на пользу, так как теперь он мог собрать могущественное воинство без всякой конкуренции со стороны его братьев.

Орда Суботахана в сравнении с ордами его братьев уникальна тем, что основой ее являются не люди, а зверолюды. Однако это не зверолюды севера, с их ревущими полчищами и однообразной судьбой, а более могучие порождения юга, от искривленных полудемонов, что бродят по Южным Пустошам, до удивительно умных зверолюдов Южноземья. Люди, примкнувшие к походу, немногочисленных, но довольно примечательны, вроде изгнанников Кабалы Ланки, налетчиков южных океанов и племени Людей-Леопардов, названных так за умение принимать облик канибалистических одноимённых гигантских кошек.


Кампания на Расколотых Островах.



Это четыре армии, что будут определять события дальнейшей арки. Хотя Сурамар занимает важное место в дальнейших событиях, на данный момент ни один из братьев не может преодолеть его защитный барьер. Вместо этого они нацелились на выполнение вторичных заданий, которые каждый из богов дал им.

Для Тамурхана этой целью стали зеленые леса Валь’шары, где его попытки осквернить эти земли сталкиваются с ожесточенным сопротивлением местных эльфов. Эта кампания будет посвящена противостоянию Тамурхана и его воинству различным друидским ковенам, Кругу Кенария, Диким Богам и наконец целой армии Часовых, возглавляемых лидерами Калдорай.

Омедахана тянет к Крутогорью. Там, под охраной местных Тауренов и Дрогбаров, скрыт мистический артефакт огромной силы, способный равнять горы одним ударом и Кхорн хочет, чтобы его чемпион завладел им.

Суботахан ведет свое воинство в земли Азсуны, так как те места особо сильно пропитывает магия, к которой его хозяин Тзинч имеет свой прожорливый интерес. Разнообразные, но неорганизованные жители этих земель вряд ли способны остановить его, но истинная угроза Суботахану находится не на поверхности, а под ней, как под землей, где скрыты Казематы Стражей, так и под толщей воды, чьи жители плетут свои интриги, связанные принадлежавшей их царству некогда землям. Кампания включает битвы воинств Хаоса Южных Пустошей против Стражей, Охотников на Демонов, Призраков Азсуны, драконов Синей стаи и некой подводной цивилизации.

И наконец Коблахан нацелился на Штормхейм, ибо Слаанеша, раздраженного тем, что ему было отказано в душах эльфов Сурамара, соблазняет запах проклятых душ тех земель. Тем временем врайкулы мобилизуются, и хотя воинство последователей Темного Принца превосходит их, на пути Коблахана есть несколько естественных препятствий, которые ему необходимо пересечь, а противостоять ему в этом будут не только врайкулы, но Штормхеймские драконы, а так же фракции Хелии и Одина.
Перейтик к верху страницы
 
+Цитировать сообщение

2 страниц V  < 1 2
Ответить на темуЗапустить новую тему
1 чел. читают эту тему (гостей: 1, скрытых пользователей: 0)
Пользователей: 0

 



RSS Текстовая версия Сейчас: 29.03.2024 - 12:44