[фанфик][40k] Они идут, Алкоголь, наркотики, всё прах... Опции

[Akmir]

Оно родилось из сна разума драббла, и теперь ни тема, ни лимит его не сдерживают...

Миры Медины, Восточная Окраина
Планета Холпеш

«Они идут».
Когда Авирон закрывал свою бакалейную лавку, он увидел эту надпись на стене. Эти слова обострили и без того давно грызущее его чувство тревоги, лишний раз напомнив об осаде. Как будто о ней можно было забыть. Торговля шла хорошо – продукты, особенно те, которые могли долго храниться, пользовались спросом в осажденном городе. Но старых запасов осталось не так много, а снова подвозить продукты в город начнут только, когда Имперская Гвардия пришлет подкрепления, и осада будет снята… По крайней мере, губернатор обещает, что подкрепления будут.
Улицы торгового района наполняли тысячи беженцев. Они устало сидели под каменными оградами, рылись в мусорных корзинах, без особой надежды протягивали руки за подаянием. Но жившие здесь торговцы не собирались даром кормить бездельников, да и прочие жители Мантиллы косо смотрели на беженцев, которые были только лишними ртами в осажденном городе, и к тому же распространяли грязь и заразу. На мостовой здесь и там кисли зловонные лужи дизентерийного поноса, вились рои жирных синих мух. Авирон брезгливо приложил к носу надушенный платок.
«И почему губернатор не прикажет выгнать все это стадо из города? Их же скоро будет нечем кормить, и они все равно умрут от голода или болезней. А у врага их ждет, по крайней мере, более быстрая смерть… может быть».
Авирон решил заглянуть к Кораху. Сейчас он, наверное, тоже закрыл свой магазин косметики. Выпить по рюмке амасека, поговорить… только не об осаде.

- Авирон! Я ждал тебя.
Корах развалился в кресле, держа в одной руке стакан с амасеком, в другой сигарету. В воздухе ощущался характерный запах обскуры. Газовый фонарь наполнял комнату уютным дымчато-янтарным светом. Вокруг фонаря вился большой темно-серый мотылек.
- Наливай, присоединяйся, - Корах кивнул на столик с бутылками. – Ешь, пей и веселись. Не стоит терять время. Они идут.
- Только не об этом, пожалуйста, - попросил Авирон, плеснув себе в стакан амасека.
Корах хрипло рассмеялся.
- А о чем же еще? Весь город только об этом и говорит. Еще бы, смертный приговор – новость довольно яркая…
- Гвардия пришлет подкрепления, и осада будет снята!
- Так объявил губернатор? Ха, старик, только не говори, что ты в это поверил! Ладно еще эти несчастные деревенщины, сбежавшиеся в город – и здорово загадившие его, надо сказать. Но ты же умный человек. Аристократы с верхних уровней наверняка в курсе реального положения вещей, вот почему они так спешат насладиться радостями жизни напоследок. И нам стоит взять пример с сильных мира сего, пока еще есть возможность, не правда ли?
Авирон долил в стакан амасека и залпом выпил. Терзавшая его тревога, казалось, начала ослабевать.
- Надо же на что-то надеяться? – сказал он.
- Надежда – первый шаг на пути к разочарованию, - усмехнулся Корах. – А именно разочарование нас и ждет, причем весьма жестокое. Впрочем, нам с тобой еще повезло. Мы хотя бы можем забыться… А эти бедняги на улицах не могут. Им только и осталось, что сидеть среди луж кровавого поноса, терпеть голод и жажду, и ждать, когда за ними придут эти чудовища. А они уже идут. Они идут…
- Где ты купил обскуру, если не секрет? – поинтересовался Авирон.
- У Дафана. Он знает, где достать такие вещи. Если хочешь, и тебе достанет.
- Минута слабости может повлечь за собой вечность проклятия, - задумчиво произнес Авирон, глядя в стакан с амасеком.
- А мы все здесь уже прокляты, и скоро нашими душами станут пировать демоны. Нам осталось совсем немного. Там, наверху, знают: Гвардия едва удерживает позиции вокруг города. Еще чуть-чуть – и Архивраг войдет в Мантиллу. И раздастся плач и скрежет зубов. И живые позавидуют мертвым. Родиться на свет! Будь я проклят!
Авирон молчал, не зная, что сказать. Грызущее чувство тревоги возвращалось. Он понимал, что его друга терзает тот же ужас, что мучает его самого. Хотелось что-то возразить, сказать, что Император защитит, но в таких обстоятельствах эти слова прозвучали бы как злая шутка. Возможно, в словах Кораха и была некая мудрость. Вспомнилось изречение «кто спорит с пьяным – тот воюет с отсутствующим». Отсутствовать… уйти от этого ужаса… Забыться. Хотя бы ненадолго. Как там было? Absentem laedit…
- Знаешь, я видел удивительный сон, - вдруг сказал Корах. – Мне приснилось, что Ангелы Астартес в желтой броне заняли оборону в пустыне вокруг скелета какого-то гигантского чудовища, и к ним явился дух святой Эуфратии. И она говорит им: «Вы думаете, Императору более угоден желтый цвет, чем черный? Это не так. На самом деле Императору не угоден никакой цвет, ибо все, что вы делаете, лишь умножает могущество демонов».
Он расхохотался.
- Люди явятся на свет, а вокруг – ночная тьма. Представляешь? Я думал, что мой труд делает людей красивее и счастливее. Мы всю жизнь честно трудились, платили все налоги и думали, что дела наши угодны Императору. На самом деле Ему угодна только наша смерть. И как ты можешь после этого отрицать, что мы прокляты? Мироздание – ошибка в чистоте небытия…
Корах допил амасек и затянулся обскурой. Глядя остекленевшими глазами в никуда, он тихо смеялся и шептал. «Они идут. Они идут».

Авирон вышел на улицу, чувствуя, что его трясет озноб, и направился домой. Зайти за деньгами, а потом найти Дафана.
Забыться. Уйти в туман алкоголя и обскуры, и этот страх перестанет терзать его. Absentem laedit…
Не стоит терять время.
Они идут.

- Растопим лёд мирских забот, - Дафан докурил сигарету. – Как думаешь, каким стал Император после своего Вознесения? Наверное, Он огромный, больше двух солнц Медины, и весь как будто из огня. Может быть, мы скоро предстанем перед Ним… Он так велик и милостив, Он простит наши маленькие грехи… Ведь боги не могут умереть, и поэтому не боятся смерти. А мы так слабы и ничтожны, мы проживаем нашу маленькую жизнь, дрожа от страха… Так ты тоже за обскурой? Конечно, конечно… Все, что нам нужно – нам нужно сейчас. Лучший поставщик – его называют Маленький Кадис, такой забавный толстяк в парике. Этот парик идет ему как галстук гроксу, но он так стремится подражать аристократам… Впрочем мы все стремимся подражать сильным мира сего, не правда ли? Прощай, Авирон, наверное, мы больше не увидимся, по крайней мере, в этой жизни. Постараемся же весело провести то время, что нам еще осталось.

Еще одна бутылка опустела. Тлеющий окурок обжег пальцы.
Пошатнувшись, Авирон неловко упал в кресло и рассек руку о край стола. На пол закапала кровь. Большой темно-серый мотылек со зловещим гудением сел рядом с кровавой лужицей и окунул в нее хоботок. Присмотревшись к нему, Авирон, к своему ужасу, заметил, что у мотылька человеческая голова, украшенная нелепым пышным париком. Толстое напудренное лицо иронично усмехалось.
- Счастливой мошкою летаю, живу ли я, иль умираю, - произнес мотылек. – Спеши жить. Они идут.
«Знание – это бабочка». Прежде чем снова провалиться во тьму, Авирон вспомнил эти слова одного древнего мудреца. Или безумца.


Маленький, забытый всеми театр. Актеры самозабвенно играли на сцене, за любовью к своим ролям не замечая, что пьеса идет в почти пустом зале, где дует сквозняк, унося их реплики прочь.
- … Впрочем, что и остается, как не веселиться? – произнес один.
- Ах, человек, заблудшая душа. Всегда в сомненьях, в поисках чего-то. А демоны тем временем не дремлют, - сказал второй.
- А смерть придет – жалеем мы, что фарс прескверно разыграли, - добавил третий, прежде чем опустился занавес.

Вдруг занавес снова поднялся. На сцене у подножия статуи Императора сидели четыре мертвеца. У одного не было рук, второй сидел с открытым окровавленным ртом без языка, у третьего были отрезаны уши, а последний смотрел прямо на Авирона пустыми кровавыми глазницами.
- Император так велик и милостив, Он простит наши маленькие грехи… - внезапно произнес труп без рук.
- Блаженны мертвые, ибо они не сомневаются, - провыл тот, у которого не было ушей.
- Ты скоро сам увидишь, - оскалился безглазый мертвец. – Они идут.
Тот, у которого был вырван язык, захрипел, что, вероятно, означало смех.


Посреди пустоши перед взорванным участком железной дороги замер поезд, неподвижный, словно надгробный памятник своим пассажирам. На двери кабины машиниста кровью была нарисована восьмиконечная звезда, под ней начертаны руны, похожие на извивавшихся червей. К деревянному борту вагона гвоздями прибит освежеванный труп. Обнаженные багровые мышцы блестели от крови, закатившиеся глаза белели в глазницах. У колес скорчился человек, вспоротый живот которого был полон песка. Повсюду у поезда были видны изуродованные трупы, части тел, лужи крови.
Внимание Авирона привлек чей-то тихий голос, будто что-то напевавший. Перед вагоном сидела на земле женщина в разорванном платье. Она раскачивалась и словно бы пела колыбельную.

Как станем ковать воину коня,
Какие подковы? – ты спросишь меня.
Железо годится ему для коня.
Как станем ковать генералу коня,
Какие подковы? – ты спросишь меня.
Годится ему серебро для коня.

Присмотревшись, Авирон увидел, что она держит в руках отрезанную голову ребенка.

Внезапно ободранный труп повернул свое бескожее лицо к Авирону.
- Спеши, пока не стал таким как мы, - прохрипел он. – Они идут.


Пустой стакан выпал из дрожащей руки.
Внутренности пронзила резкая боль.
Его вырвало кровью. Шатаясь, он подошел к полке, дотянулся до аптечки, и сделал себе укол морфина. Боль и тошнота стали отступать. Авирон вернулся в кресло и закурил сигарету с обскурой.
Сквозь туман наркотического дыма перед ним простиралась темнота космоса, в которой, словно водоворот посреди пустоты, клубился вихрь кроваво-пурпурных облаков. Из этих облаков появился невероятно огромный человек с бородой из огня. Он стоял в космосе и тянул руки к Авирону.
Страх, никуда не исчезавший все это время, стал невыносимым.
Огненный кулак гиганта метнулся вперед и схватил душу Авирона, словно мошку.
Боль вспыхнула ослепительным пламенем. Кроваво-пурпурный вихрь кружился перед глазами, и казалось, что в этом вихре все звезды вселенной кричат от боли.
А потом наступила тьма.

Дверь содрогнулась под мощными ударами и, наконец, сорвалась с петель. В дверном проеме появилась высокая фигура, облаченная в стальные доспехи.
Лицо воина скрывала маска из железных полос, на шее поверх кольчужного воротника висело ожерелье из человеческих пальцев на колючей проволоке. Из гранатной сумки торчала окровавленная кость с лохмотьями мяса. Рука в латной перчатке сжимала тяжелую шипастую булаву, покрытую запекшейся кровью с прилипшими клочками волос. На поясе висела отрубленная голова в нелепом пышном парике, толстое напудренное лицо застыло словно в беззвучном смехе.
Воин на мгновение бросил взгляд на труп Авирона, лежавший лицом в луже засохшей кровавой рвоты.
Убивать здесь было уже некого.

После победы армия Броненосцев покинула разрушенную Мантиллу. Хорсабад направил свои войска на Аридун, в последнюю битву за Миры Медины, которая должна была привести его к величайшему триумфу, и, вероятно – к гибели Империума.
Но боги зло пошутили над своим избранником.
А потом проснулся Старый Король и, пожирая Миры Медины, поглотил и планету Холпеш. В апокалиптическом огне исчезли и руины Мантиллы, и гниющие останки Кораха, Дафана и Авирона.
Прах к праху. Пыль к пыли.
Лишь тьма вечна.

[Kitten Of Khorne]

Оченно, годно, оченно. Как тут плючик поставить?

[Гиар]

Оченно, годно, оченно. Как тут плючик поставить?

Нажать на него

[0.5 Кота]

Да здравствует Алый Король!
Драббл получил расширение до полноценного, пусть и короткого, рассказа и стал чудо как хорош.
Заметил пару отсылок на фанфики, которые не увидел в первый раз.
Появился оммаж знаменитым философам, поэтам, писателям. Упоминания раннего творчества и массовой культуры.

Akmir - мастер безмятежного взгляда на конец света
Чудесная атмосфера и роскошный стиль.

P.S. Истина в вине!

Оченно, годно, оченно. Как тут плючик поставить?

Нужно набить 300 сообщений.

Сообщение отредактировал Still CTEPX - 05.06.2019, 19:39

[Sangvinij]

- Минута слабости может повлечь за собой вечность проклятия, - задумчиво произнес Авирон, глядя в стакан с амасеком.

Если это отсылочка какая-то к моему рассказу, то я крайне польщен, но в первую очередь восхищен плавностью текста, уж очень хорошо и легко читается. Приятно видеть, что творческие задумки, да еще и такие давние, не пропадают в том самом сне разума.