WARFORGE

Здравствуйте, гость ( Авторизация | Регистрация )

Форумы работают на сервере
 Правила форума ЛОКАЛЬНЫЕ ПРАВИЛА ФОРУМА "ЛИТЕРАТУРА, ПЕРЕВОДЫ И ФАН-ФИКШН"
 
Ответить на темуЗапустить новую тему
[Роскас][WH40K] Закон Лютого: Взгляд со Стороны.
Deltaplanerist
сообщение 16.11.2020, 19:11
Сообщение #1


Novice
**

Группа: Пользователь
Сообщений: 49
Регистрация: 29.12.2017
Пользователь №: 58 773



Репутация:   50  


Дорогие друзья и не друзья тоже! К моему большому сожалению, я начал писать рассказ для замечательного конкурса "Взгляд со стороны" только за полчаса до окончательного срока завершения, поэтому на секунду опоздал и не успел сдать текст организаторам. Увы, приходится выкладывать его отдельно. Итак.

Название: «Взгляд со стороны».
Сеттинг: Warhammer40k
Жанр: Сирчик про мусоров на «НТВ».
Тэги: Драма; приключения, юмор, экшн, полицейские, дружба, магия, упоминание убийств, упоминание смертей, насилие 18+, первый раз, счастливый конец.

Рокот проносящихся сквозь вечерний алеющий сумрак пуль и треск разрывающихся снарядов слились в одну неразборчивую канонаду. Она то вспыхивала в ушах с новой, более тяжёлой силой, то ненадолго утихала, позволяя расслышать тихие щелчки затворов и шипение плавящегося под лазерами металла. Яркие блики трассеров и рикошетов создавали настоящую бурю, высекая огни и искры под ногами высокого, мускулистого мужчины, что горделиво выпрямился в полный рост и смотрел в глаза своей смерти. Ветер, усиливающийся на высоте крыши сотого этажа, где закипала преисподняя из огня и смерти, развевал его непослушные густые волосы русого цвета и короткие полы тёмной байкерской куртки, которую человек всегда носил на пижонский манер – нараспашку. Горящее око заката создавало вокруг него ореол из смешения глубоких теней и красноватого блеска вечернего света. Непоколебимый, он стоял в вихре из свинцовых пуль и потоков жгучих лучей, но ничто не касалось его. Огромные плечи вздыбились стальными мускулами, по которым стекали маленькие капельки пота. Человек выхватил увесистый стаббер из кожаной кобуры на поясе и резким движением руки начал пальбу, дополняя грохот ответным огнём. Шесть пуль в барабане – шесть источенных гноем трупов. Рывками зрачков переводя взгляд то на одного чумного десантника, то на другого, он нес смерть бесчисленным ордам зараженных Астартес. Точными и быстрыми выстрелами громадная груда мышц разрывала посланным свинцом во хлам броню врага, вскрывая чумную плоть и заставляя каждый упавший на крыше труп полубога взрываться фонтанами тёмной крови. Бесчисленное количество серо-зелёных доспехов падало под его натиском, создавая целую свалку взгромоздившихся друг на друга фигур из железа и плоти, и со временем их становилось всё больше. Болтеры легиона Гвардии Смерти твердили свою песнь, но ни одна из вышедших из патронника нот не достигала наглеца с револьвером. Первый, второй, третий, четвёртый, пятый, шестой, – секунда – и новая порция свинца в барабане стаббера готова выплёвывать смерть: первый, второй, третий…
– Когда пепельных будет двое… пламя воссияет! Ты из негорящих, и огонь, конечно, подходит тебе…
Огромная фигура космодесантника бледной тенью нависла над полем боя. Высотное здание, на крыше которого шёл яростный бой, выдерживало всё, кроме его тяжёлой поступи: сотрясаясь до основания, кладка трескалась, облицовка крошилась, и дрожь достигала накаченных ног смертного. Огромная коса взмыла в небо, осеняя знаменем владельца. Ростом он был выше остальных чумных десантников, вместо шлема его голову покрывал тяжёлый капюшон, закрывающий лицо носителя почти полностью – лишь две пары глаз горели жаждой убийства, две немигающие точки, неотрывно следящие за человеком, так ловко расправляющимся с полубогами.
– Страха нет, – басистый голос человека ответил ужасному существу с косой, скрывающемуся позади своих солдат.
– Узри, смертный, величие Садов! Я – Мортарион! Демон-Принц Разложения, Повелитель Смерти, Хозяин Чумной Планеты, Воин Очка Ужаса, Избранник Нургла, Тёмное Пламя Удуна, Повелитель Андалов и Первых Людей, Хранитель Могилы Чемпиона, Воплощение Королей, Человек и Пароход! Склонись перед моей мощью!
Анимешная коса описала дугу, со свистом разрезая наполненный трупными миазмами воздух. Человек не пошевелился. С его губ лишь повторно слетела фраза:
– Страха… нет!
Выстрел прорвал завесу недолгой тишины, воцарившейся сразу же, как только на крыше осыпающегося здания появился примарх. Прошла секунда, грозная тень фигуры Мортариона покачнулась.
– Ух! Ты настолько крут, что сумел поразить меня выстрелом. Но скажи мне, смертный, что вершит судьбу человечества в этом мире? Некое незримое существо или закон, подобно длани Господней, парящей над миром?
– По крайней мере, – ответил тот, не опуская руку с револьвером, – истинно то, что человек не властен даже над своей судьбой. Но в действительности повелители оставят свои троны…
– И стало так… Глубокая мысль, смертный.
Вдруг фигура дёрнулась с невероятной скоростью и исчезла из-за спин верных латников Гвардии Смерти. Человек повёл стволом, но ни одно из стоящих изваяний чумных десантников не двинулось с места, а их примарха не было видно. Внезапно звук тяжёлых сабатонов раздался за спиной стрелка, однако было поздно – остриё косы Мортариона обагрилось кровью. Взмах – с лезвия сорвался алый след, окропив пыльный рокрит небоскрёба. Массивная нога человека с рельефными икрами отделилась от тела и шлёпнулась рядом с ним, истекая кровью из разорванных жил. Испарина прошибла смертного, но он не изрёк ни слова, когда потерял свою конечность. На секунду его мускулистое тело пошатнулось, но ему удалось удержать равновесие, стоя на одной ноге.
– Какая сила, какое мастерство, – изрёк примарх из-под тени капюшона. – Мне пришлось ударить тебя сзади, потому что в прямом бою мне не победить, прости. После того, как вместо больного зуба в больнице тебе случайно удалили мозжечок, у меня не было шансов выстоять против тебя, Лютый. Ни у кого из нас не было.
– Стра… страха… – прорычал человек, сгорбившись в поклоне. Мортарион глядел на спину своего визави, который склонился к земле и вот-вот норовил рухнуть, подавшись вперёд.
– Пока ты не умер, Лютый… скажи мне, ты знаешь, что в алхимии существует запрет на преобразование человека? Это главный запрет, и этот запрет никто не должен нарушать?
Человек, которого назвали Лютым, внезапно выпрямился, хотя, казалось, секунду назад он готов был завалиться наземь. Он сделал рывок торсом и развернулся на подошве единственной ноги лицом к оппоненту. Глаза Мортариона сверкнули зеленоватым пламенем. В правой руке Лютый по-прежнему сжимал огромный стаббер с длинным стволом, а в левой – удерживал свою отрезанную ногу за штанину, пропитавшуюся кровью.
– Я – ваш сенат! – в голосе хаосита промелькнула нотка испуга.
– Ещё. Нет, – отрезал Лютый.
Град ударов обрушился на примарха – человек размахивал культёй, осыпая врага звонкими пинками по терминаторской броне. Натиск был силён и продолжителен; Мортарион, выронив косу, пытался закрыться руками от непредсказуемых ударов ныне безжизненной ноги Лютого, но смертный, мозжечок которого был удалён на хирургическом столе по халатности работников бесплатных клиник Скутума, был неостановим. Прошли долгие минуты боя, за которые огромные бугры мышц Лютого наполнились тяжестью; примарх Гвардии Смерти опустился на оба колена. Избиваемый и униженный, он боязливо свёл руки над головой для защиты, но страстный запал каждого из опускающихся тумаков ощущался в теле демона-примарха дробящей волной. Лютый продолжал избиение, пока его холодная нога не превратилась в изломанную и неузнаваемую мясную груду, а рука, наносившая удары, не застыла, опутанная оковами изнеможения. Тело, внезапно сражённое усталостью, рухнуло мешком рядом с помятыми доспехами примарха. Лютый ощутил влагу крови, в которой он лежал. Лужа, в которой смешалась гнилостная кровь Мортариона и его собственная, была неподобающе холодной.
Примарх опёрся на локоть и попытался поднять своё монструозное тело, сил у него осталось едва ли больше, чем у смертного человека, лежавшего рядом. С трудом выдыхая отравленный воздух Скутума, впитавший в дымы промышленных комплексов зловоние нурглитских тел, Мортарион задрожал губами:
– Ты хоть понимаешь, насколько всратые тут диалоги?
Лютый встряхнул шевелюрой, приподнимая голову:
– Что?

***

– Что?
Опять этот сон. Лютый шелохнулся, заново овладевая телом после глубокого оцепенения. Ещё секунду назад казалось, что он был там – на крыше сотого этажа здания, шпилем возносящегося над неизвестным ему городом, где он перебил не менее сотни чумных десантников Мортариона. Ещё секунду назад его тело ощущало холодную влагу натёкшей крови, пропитавшей штаны и любимую чёрную байкерскую куртку. Но в реальности…
Лютый привстал. Обмокшая майка под кожанкой оттягивалась к земле. Он лежал посреди зловонной лужи в родном и смрадном подулье Скутума, среди привычных урбанистических пейзажей: вокруг ютились громоздкие свалки из отходов; из узких лабиринтов стен торчали, словно кости города, сточные трубы, сочившиеся нечистотами верхних ярусов; и слизистые рытвины канав, заполненные мутной пенной водой. Как раз в одной такой неглубокой канаве проснулся ветеран планетарной обороны Скутума. Видимо, он выпал из своего импровизированного жилища – картонной коробки, взгромождённой на бесхозный стальной ящик, давно пустующий и разграбленный в опасных тенях подулья.
Листы с рукописями, которые Лютый традиционно строчил чем попало в свободное время – а его у бездомного было всегда много – опять куда-то задевались. Он оглядел место своего обитания и не нашёл никаких признаков присутствия своих рассказов – ни единого листа. Сперва экс-легионер думал, что их воруют местные маргинальные элементы, но быстро открестился от этой мысли: кому вообще могут понадобиться автобиографические строки? Ведь практического применения в них было не больше, чем художественной ценности. Иногда их копилось довольно много, и Лютый утеплял ими своё уютное картонное гнёздышко, как было и в эту ночь. Он ещё раз глянул внутрь спального места, но от второй проверки они там не появились. Видимо, когда Лютый выпал из коробки в лужу, их подцепило ветром и унесло, ведь сквозняки в узких лабиринтах подулья бывают весьма пронзительными. Однако, частая пропажа собственных рассказов настораживала. Создавалось ощущение, что эта систематичность возникла не на пустом месте. Но в данный момент нашего героя волновала не только эта странная оказия.
Желудок сводил голод. Лютый попробовал помолиться Императору, многие говорили, что сей способ весьма действенен, но это не помогло – живот только сильнее скрутило спазмами. Тогда он отправился прочь от ящика с картонной коробкой из-под холодильника, ставшей ему домом.
«И это после всего, что я сделал для них!» – в сердцах плюнул Лютый, засовывая руки по промокшим карманам. Он хорошо помнил золотые времена достатка, когда служил в армии и с гордостью носил офицерские погоны, жизнь полнилась смыслом, в чистом уютном доме его всегда дожидались родные люди: красавица-жена наполняла дом ароматом свежей выпечки, а дети – трое мальчишек и младшенькая дочка – дарили усталому отцу свои лучезарные улыбки. Лютый сурово вздохнул. Всё это он потерял по прихоти жестокой судьбы – сценаристу необходимо было создать драму, поэтому он стёр всё любимое протагонистом и открыл в душе того глубокую ноющую рану. Но самый страшный удар пришёлся по наитончайшим струнам души: вскоре после кончины семьи, он узнал, что его брат – Валера Скотобойня – также скончался по вине жестокого провидения. Лютый и Скотобойня всегда стояли спина к спине во всех жестоких стычках: под палящим пламенем прометия, среди сносящего града пулемётных лент – изо всех передряг эти двое выходили крепко держась за руки. Но однажды Валера открыл банку шпрот... Одинокое сердце сжалось вновь. Упокой душу раба твоего в Имматериуме…
– О, Серёга, – донеслось противное кряхтение, сопровождаемое чавканьем. – Как… как поспал, братишка? Проголодался, наверное.
Лютый вздрогнул. По имени его звали только местные обездоленные бомжи, хорошо знающие бывшего бойца правопорядка. Два шага навстречу – и Сёрёга Лютый вышел из тени переплетения ржавых труб. Перед ним стоял, припёртый к кладке здания, наполовину опустевший мусорный бак с двумя створками наверху, одна из которых была открыта, а на второй – закрытой – восседал местный плюгавенький деляга по прозвищу Боров.
Имя его никто из местных не знал, сам он о себе предпочитал не рассказывать, боясь преследований со стороны обитающих под боком банд. Правда, не уточнял, как именно головорезы подулья намерены использовать его настоящее имя, если он всё время прозябает в одном и том же квартале, да и за что вообще криминальному миру точить для него ножи. Но Лютый об этом не думал. По правде сказать, Лютый вообще по жизни думал мало, ибо не любил и не умел.
Боров уютно расселся на жестяной створке контейнера и с явным воодушевлением в глазах вытаскивал завёрнутую в газетку колбасу. Лютый вперился взглядом в деликатес, желудок ещё раз напомнил о себе.
– Ты же знаешь, Боров. Это моё место, – приосанился бывший вояка, выпячивая мощную грудь вперёд.
– Э-э-э, слушай, сейчас время нелёгкое. Мы же, как-никак, почти братья… должны стоять друг за друга горой…
– Не смей говорить мне такое, – резко прервал Серёга. – Ты не смеешь называться моим братом! Мой настоящий брат мне всегда говорил: «Брат за брата, брат!», он умер великим человеком!
Боров немножко испугался и съёжился. Впрочем, его пальцы всё ещё крепко сжимали батон колбасы и не намеревались уступать ни сантиметра обёртки.
– Да, конечно, разумеется, – сказал он. – Но ты же сам понимаешь, как говорится: «Кто нашёл – тот с колбасой ушёл», закон улиц, все дела. А законы улиц нужно уважать.
Лютый побагровел. Он лучше всех знал закон улиц и пропитался им за годы скитаний по канавам подулья. Вопросы об уличной чести для него всегда стояли на последнем месте, ибо на улице есть всего один закон - сильнейшему достаётся всё, слабейшие и низложенные – будут скормлены крысам. Можно сказать, что Лютый является воплощением этого жизненного принципа: Лютый и есть закон. А улицы Скутума – Закон Лютого!
Даже зрение Астартес не смогло бы уследить за тем, как бугристая рука Лютого взмыла вверх, к его выбритому горлышком от бутылки виску. Сжатый кулак разрезал затхлый воздух помойки и воспламенился от невероятного трения по воздуху.
– YAKAMASHI! UTTOUSHIZO!
– NANI-I-I-I-I-I-I-I-I-I?
Объятые багровым пламенем костяшки врезались прямиком в центр лица Борова, отчего могло почудиться, будто оно вмялось внутрь черепа. Сила удара оказалась настолько велика, что доходягу вышибло из ботинок и отбросило назад, как торпеду с реактивным соплом. За недолгое время полёта Боров успел протаранить своей спиной все выпирающие вдоль улицы трубы и контейнеры, обрывая и заставляя изливаться мутной жижей первые и опрокидывая с грохотом вторые. В конце улочки его лысеющий нимб пробил с жутким треском и фонтаном электрических искр старую бордельную вывеску «Сумеречной Толстушки», древнюю, как сам Скутум.
Лютый выдохнул. Кулак потух, оставляя едва заметную развеивающуюся дымку. Нельзя назвать сожалением чувство, которое он испытывал по отношению к Борову, границы добра и зла для него стали размыты, как и любые идеалы, за которые он когда-то готов был бороться. Боров не был ему врагом, и явно не желал плохого – просто букашка, которая выживала так, как могла, даже если для этого приходилось заглядывать в пасть зверю. Просто так было правильно, так должно быть. Сильнейший будет сыт, а слабейший – перемолот системой, правило железно. Никто не позаботится о тебе, кроме тебя самого, и Боров это знал, когда переходил дорогу хищнику подулья.
С предвкушением Лютый начал счищать ногтём липкую наклейку с логотипом местного мясокомбината. Вот она – награда, нашедшая своего героя! Целая палка колбасы! Даже не надкусанная. Обёртка в целости, а под ней – сокровище из белков и углеводов. Как раз то, что необходимо рельефным бицепсам.
Резать было нечем, поэтому Серёга впился зубами в розовую мякоть. Оторвав по-звериному кусок, Лютый энергично зажевал. Ему показалось, что в эту минуту он самый счастливый человек в Империуме: в воображении проносились милые сердцу берёзки, рот был набит впервые за долгое время. И, что немаловажно, едой.
Идиллия развеялась быстро. Челюсть Лютого, сравнимая разве что с ковшом экскаватора, замедлилась и остановила смакование продукта. Вкусовые рецепторы заподозрили неладное. Гроза всех местных ОПГ застыл в исступлении, поднёс два толстых пальца к губам и выплюнул кусок пережёванной пищи. Мясная масса оказалась нашпигована торчащими рваными кусочками туалетной бумаги.
– У-у-у, сука! – Лютый согнулся пополам и выплюнул ещё недавно казавшуюся изысканным деликатесом колбасу вместе с вязкой струйкой слюны. Голод, мучивший его с пробуждения, усилился. Раззадорившееся чувство удовлетворения жаждало сатисфакции после жестокого обмана.
Глаза разжалованного военного сверкнули. Кто-то должен за это заплатить. Содранная этикетка с логотипом зашуршала под ногами, движимая лёгким сквозняком. «Agellon Inc.» смотрел через своего маскота – знаменитого польского гусара Мбжитько Жуждапела в шлеме с конским плюмажем и петушиными крыльями за спиной – на холодный мир подулья с широкой улыбкой и честнейшими глазами.
– Они получат по заслугам! Поздно просить пощады! – сотряс окрестности яростный крик Лютого.
Вне себя от гнева, сжигающего изнутри, Лютый тяжёлой поступью пересекал кварталы подулья, проходя мимо простирающихся ввысь шпилей подобно грозовой туче. В каждом из резких движений читалась опасность. Лицо Лютого, обычно отрешённое и безэмоциональное, налилось вишнёвым цветом; широкие брови сдвинулись вместе, образуя брутальный уголок на переносице; губы сжались. Прохожие сторонились его: бездомные старались скрыться вон с пути его движения, едва завидев; уличные банды, гремя цепями и зубастыми досками со вбитыми острым концом наружу гвоздями, почтительно сдвигались вбок узкой улочки, дабы ни единым сантиметром кожи не задеть этот шторм из гнева и взбугрившихся мышц; прокуренные наёмники удручённо кивали в сторону Лютого и тешились грёзами о том, чтобы такой верзила вступил в их группировку; а девки весьма распутного вида добавляли местным лужам в асфальте больше влаги.
– Imperatore noster, sanctificetur nomen tuum! – в изумлении изрёк церковник Экклезиархии, отвлекаясь от объятий двух мадам в шипастых ошейниках и весьма коротеньких юбках. Девочки и сами мигом забыли про щедрого клиента, пожирая алчными глазами проходящую мимо фигуру.
– Какой же он огромный! – вторил голос из своры парней с ирокезами, которые также заворожено следили за уходящим вдаль.
– Невероятно!
– Это вообще человек? Как же он прекрасен! И как, должно быть, силён.
– Сам Император воскресе!
Лютый не замечал хвалебных реплик. И не потому, что он был к ним привычен – багровая пелена затуманивала его рассудок. Никто! Никто не смеет делать такую ужасную колбасу! Только настоящее чудовище может создать такое, и это чудовище необходимо уничтожить во благо всех жителей Скутума, независимо от их социального статуса и убеждений, ведь будь то невинное и незапачканное превратностями жизни дитя, или же каторжник, упивающийся кровью своих бывших жертв – колбаса из туалетной бумаги выше всех статусов и регалий, и никто не заслуживает того, чтобы есть такое!
– Остановись, смертное существо! Или будешь раздавлен моей мощью!
Рокот, похожий на извержение вулкана, обрушился на всё естество Серёги Лютого. Откуда ни возьмись, перед ним вырос огромный трон, состоящий из черепов, на котором вальяжно восседало демонического вида существо в алых доспехах. Лицо или, вернее сказать, маска существа скрывалась за глубокой кроваво-красной тенью, из-за чего разглядеть снизу возможно было лишь её примерные очертания и два сияющих утробным пламенем из недр Варпа глаза.
Вопреки эффектному появлению и замечательной театральности, Лютый не шелохнулся. Он продолжил свой путь сквозь трущобы низов Скутума, даже не обращая внимание на появившегося прямо перед ним бога. Шаг его не сбился, он приближался к тёмно-красным стопам демона на троне, будто того вовсе не было.
– Моё имя – Кхорн, Кровавый Лорд! Ты идёшь крушить человеческие кости и лить кровь! Мне это по нраву, я вижу в тебе достойного моего чемпиона! Я предлагаю тебе сделку!
– И что мне твоя сделка? При чём тут, чёрт возьми, твои сделки? Ты можешь просто помолчать и всё?
– Как смеешь ты, презренный червь, разговаривать в подобном тоне с Кровавым Богом? Я – воплощение бесконечного цикла ярости и убийств, моя кровь кипит в легионах сынов моих, что бесчинствуют на поле боя и льют кровавые потоки в мою честь! Длань моя простёрлась над миром! И вы все – не более, чем увядающие в нём души!
– Кто мы-то? К кому ты обращаешься во множественном числе? Я один здесь.
– Посвяти мне свою жизнь и кровь врагов своих! И я одарю тебя могуществом: ты получишь оружие, способное испепелять вселенные, дробить планеты и сжигать дотла сам Космос! Принеси мне на алтарь черепа тех, кого ты одолеешь в схватке! Принеси мне их – и будешь вознаграждён! – Кхорн яростно подался вперёд, от его огромной фигуры исходила жгучая аура, сводящая с ума. Но Лютый лишь удостоил его взглядом исподлобья.
– Меня твои истории уже достали, я уже не могу их слушать. Одна история прекраснее другой просто. Про оружие, про какие-то черепа, кровь. Чё ты несёшь вообще? Ты можешь просто помолчать? Посвятим жизнь – сожжём вселенную, чего вообще? Про что несёт? С ума сойти просто.
Кхорн в недоумении выпятил два тлеющих угля в маске. Иссушающий взор их неотступно следил за Лютым, который всё это время не замедлял шаг ни на секунду. Бывший военный уже почти приблизился к основанию трона, и не собирался останавливаться, несколько метров отделяло его от гигантских ступней эманации Кхорна.
«Как же он крут! Мне стоило бы провалиться в Варп на месте и отдать Трон Черепов ему!»
– Предел настал моих… моего внимания по отношению к тебе, всё… – подал голос Лютый. Кхорн ещё несколько секунд пялился на смертного, не зная что ответить. Легионер Скутума нетерпеливо помахал ладошкой, загребая воздух тыльной стороной кисти. – Подвинься, что ли.
Лавовая фигура Бога Хаоса растворилась с протяжным стоном, полным то ли ярости, то ли отчаяния. Бордовые тени, вызванные его пришествием, рассеялись вместе с хозяином. Небо снова осветило многоярусные шпили улья – дорога к виселице оказалась свободна.

***

Цельнометаллическая стенка здания оросилась кровью. Двое наёмников пали наземь. Третьего Лютый держал над землёй, обвив его лицо пальцами одной руки, будто паук.
– Один удар в печень – никто не вечен! – Серёга смачно саданул кулачищем под рёбра обвисшему в хватке бойцу. Туша от такого чуть не сорвалась, отделившись от зажатой в «клещи» головы, подобно сломанному манекену. Центурион легко отбросил покалеченное тело корпа и прыгнул вперёд, разорвав очередную жертву. Грудная клетка превратилось в кашицу из внутренностей и расколотых костей. Лютый сделал ещё прыжок – за ним по земле следовал кровавый шлейф. Прозвучала пара выстрелов, заглушившая истошный крик перепуганного насмерть охранника. Впрочем, даже после того, как смолк дешевенький стаббер, крики не прекратились, а лишь усилились, переходя грань человеческого звука – Лютый добрался до ещё одного хиляка в форме.
– Сломаешь свой страх – и никто не сможет сломать тебя! – проревел омытый в крови Лютый. Машина смерти двинулась дальше.
Наёмники корпорации сиротливо прятались за ближайшим фургоном, готовым к отправке, и дрожали. Пятеро крепких мужчин до белёсых пальцев сжимали стволы лазганов и тряслись всем телом. Грузовик с логотипом «Aggelon Inc.», как им казалось, должен был скрыть их от глаз вероломного охотника, что нагрянул внезапнее экстерминатуса, хотя функции выполнял примерно те же. Мерки спрятали головы в воротники и направили оружие перед собой, не зная даже с какой стороны машины выйдет враг. Но он не вышел вовсе. Раздался звон удара об металлическое покрытие: наймиты почувствовали, что укрытие, скрывавшее их от мускулистого чудовища, толкнуло в спину. Лишь секунда отделяла парней от смерти – они даже не успели понять, что произошло, чтобы завопить от страха перед неминуемым, не говоря уже о том, чтобы убежать. Что, конечно, не помогло бы им избежать предначертанного. Грузовик накренился и обрушил свой кузов на несчастных. По другую сторону от погребённых вышагивал Лютый, приближаясь к внутреннему дворику административных зданий, гордый тем, что одним ударом ноги отправил в Имматериум пятерых.
На горизонте показались ещё враги, уже осведомлённые о том, что нарушитель проник на территорию охраняемого комплекса. Это были всё те же наёмники корпорации, которые ещё не поняли, что их сил не хватит против такого противника.
– Я не Минздрав – предупреждать не буду! Пусть лучше в мышцах будет боль, чем наркота и алкоголь!
– Что он сказал? Я не расслышал…
– ПАЛИ, ДУРАК, ОН ИДЁТ!
Но пальнуть не получилось, Лютый топнул по земле, и та раскололась, взрывая петляющей змейкой частицы асфальта. Расщелина мигом дошла до группки наёмников, сбивая их с ног импульсом. Лучи лазгана прошили грязное небо Скутума.
Оглушённые мерки попадали, но этого было достаточно, чтобы счесть их мёртвыми. Бывший центурион сгруппировался и прыгнул в небо, затмевая своей фигурой тусклый свет звезды. Приземлившись, он начал втаптывать соперников в землю.
– Братва – это не когда вас много, а когда несколько, но достойных!
Опустевший парк промышленного комплекса затих. Остались только Лютый и трупы тех, кто попытался потягаться с ним в искусстве убивать. Бугай не оглядывался назад на проделанный путь, вымощенный смертью. Грозный взгляд его был устремлён только вперёд – на громадный монолит производственного цеха, куда непременно обрушится его гнев. Именно там – в недрах комплекса – из уродливых чанов рождалась та самая колбаса из туалетной бумаги.
У массивных железных дверей стоял пост из двух человек.
– Эй, Ренус! Мазафакер!
– Да, бро?
– Я слышал, ты у нас литературовед. Это правда?
– Йо, бро, это так.
– Хэй, братишка, зачитай что-нибудь на хай готике!
– Без проблем, бро:

Эй, йоу!
Ты видишь крутого Эм Си на битах!
Он зачитает о пацанских мечтах:
Цапать тёлок и мацать эльдарок в округе,
Что норовят к нам набиться в подруги;
Сесть в тачку-пердачку, движок завести,
Немного обскуры в руке припасти,
Бухать дамассин, обливаться «каддийским»,
Вместе с арбитром устраивать чистки;
Пацанчиков ровных мы ждём на районе,
А для гопоты – заряжаем патроны:
Валить всех ублюдков из варпа мы двинем
Согласно имперской военной доктрине;
Валить инквизиторов и комиссаров
За то, что щемят братанов без базара!
На шее моей, братка, цепь золотая,
Твои уши столь острую муку познают,
Когда я начну рифмовать на глаголы.
Рифмуют так только в штрафных батальонах,
Но глянь-ка, я в рэпе и так самый лучший,
Как Император, на троне уснувший;
Я лучший Эм Си, а ты - графоман,
Узри мой роман. С твоей, брат, маман!
Эти строки мега-крутые, вонючка,
А над тобой висит мрачная тучка,
Что попу тебе продырявит разрядом,
Проделав дыру в штанах. Батя уж рядом,
Он ждёт, пока ты за мылом нагнёшься,
Раздвинешь пукан и немного замнёшься,
Но батя тебя не дождётся домой,
Ведь нагнёшься ты только на баттле со мной!


Лютый был быстр. Ломик, подобранный им по пути к комплексу, стремительно сорвался с его ладони и полетел вперёд, с шумом прорывая воздух смазанной красной молнией. Череп охранника, оживлённо тараторившего на высоком готике, непонятном для бывшего центуриона, проломился. Из зияющей дыры, обильно сочившейся кровью, торчала рукоять брошенной монтировки, подобно вонзившейся стреле. Мозгов, правда, среди месива не обнаружилось.
Конечно же, не смотря на хаос и истребление сослуживцев на территории корпорации, эти двое делать ничего не стали бы, да не горели желанием, поэтому Лютый застигнул их врасплох.
– Стой, еретишный! – возопил щупленький мерк. – Fire in the hole!
В руке его была зажата граната. Наёмник поднёс её ко рту, сжал металлическое кольцо предохранителя зубами и рванул кисть прочь от себя, намереваясь выдернуть чеку на манер пижонских кинолент про Катачанцев. Но, увы, потерпел неудачу и лишился пары зубов. Свободную руку он приложил к плотно сжатым от боли губам. Потребовалось ещё мгновение, чтобы охранник оправился от казуса с зубами и выдернул чеку как полагается. Граната приземлилась прямо под ногами приближающегося Лютого. Тот остановился и опустил суровый взгляд вниз. Хлопок поднял облако пыли с земли, в воздух выбросилось плотное облако газов, скрывающее фигуру вторженца.
Наёмник восторжествовал – попадание в десяточку! Разрыв гранаты уничтожил нарушителя! За мыслями о премии или даже, чего греха таить, повышении, он почти забыл про ноющую ротовую полость. «Не беда – вставлю себе новую цепную челюсть у механикусов!» – думалось ему. Меж тем дымок, исходящий от небольшой вырытой в асфальте воронки, развеялся. Тёмно-серая завеса испаряющимися лоскутами обтекала исполинскую фигуру бугая, пока его очертания не стали полностью явными. Едкий дух витающих газов заполнил ноздри Лютого и защекотал их. Шумно втянув в лёгкие остаток гари, он сморщил лицо и, покачиваясь вперёд, чихнул. Наймита отшвырнуло к железным воротам, которые тот охранял, на секунду его прибило к ним потоком воздуха. Фигура его опала наземь тряпичной куклой, двери прогнулись от впечатанного снаряда; меж угловатыми и помятыми створками показалась щель.
– Живи, люби, кради, гуляй, купи весь мир, потом отдай! Всегда лишь помни вещь одну – не забывай свою братву!
Меткую мысль оборвал тонкий писк громкоговорителя:
– Раз-раз, э-э-э, – искажённый рупором голос заверещал позади Лютого. Это был капитан Адептус Арбитрес, он стоял в пафосной позе полубоком к Серёге и удерживал напротив лица конус громкоговорителя. Скопипащеный с «Судьи Дредда» костюмчик придавал его фигуре пафоса не меньше, чем два танка Планетарной Обороны за его спиной, смотрящие дулом прямо на одинокого пехотинца, покрытого кровью и копотью. – Месье Лютый, вы знаете что делают в тюрячке? Так что попросим вас не выделываться, а смиренно принять упор лёжа, заложив руки за голову, потому как если в оное положение придётся вас укладывать нам самим, вы и моя шоковая дубинка рискуете вместе потерять девственность.
Арбитр, оторвавшись от рупора, произнёс команду войскам, стоявшим позади бронетехники:
– Если начнёт отчебучивать – открыть огонь без предупреждения.
За командиром сосредоточилась целая манипула внутренних войск магистратума, вызванных в качестве подкрепления корпорацией, внезапно обнаружившей, что экономить на сотрудниках охраны – плохая идея. Блюстители порядка во главе с высокопоставленным арбитром выдвинулись на устранение угрозы, способной играючи расправиться с наёмниками одного из богатейших учреждений Скутума, ожидая увидеть очередной рейдерский налёт уличных банд, то есть, как минимум, целую ватагу бесчинствующих людей. При виде лёгкой брони зачинщики резни, как предполагалось, должны были разбежаться сами после первой же очереди из спаренных пулемётов поверх голов, но дело оказалось деликатнее. Арбитр узнал обладателя самого сексуального мужского торса подулья. За годы службы в СПО они виделись часто, но со временем судьба их разделила – одного лишила всего, отправив влачить существование в коробке из-под холодильника, второго наградила уютным креслом в крепости Адептус Арбитрес. Одного взгляда Лютого хватило, чтобы усомниться в том, что сил, пригнанных на подавление разбоя целой банды, хватит на одного лишь Серёгу.
– Месье Лютый, повторюсь, на всякий случай, если ваша ушная сера заполонила черепную коробку: мордой в асфальт, иначе я имею право прикончить вас на месте.
– Пай-мальчиков и мажоров ждут шпили и рояль. Блатных корешей – амасек, лхо, беспредел и всякая шваль, – сплюнул Лютый себе под ноги.
– Послушай, что я тебе скажу, – затрубил арбитр. – Возможно, ты не узнаёшь меня, но ты был мне когда-то другом, и мне не хочется тебя убивать. Однако, долг превыше всего. Мне придётся изрешетить тебя в случае неповиновения. Ты же когда-то был военным, служил Империуму, как и я. Честь и любовь к Императору должны были остаться и в твоём сердце, но посмотри кем ты стал, Серёга. Нищий оборванец, преступник, бунтарь!
– Импи создал вора – Варп прокурора! – парировал Лютый.
– Что ты несёшь? – сокрушённо возопил арбитр, глядя на бывшего товарища, от достоинства и славы которого не осталось и тени.
– Святого в этом мире нет, но есть закон, тюрьма и судьи, что загубили жизни цвет, ломая молодые судьбы, – ответил бывший центурион.
Арбитр повернулся к силовикам, готовым стрелять по приказу. Маска, украденная с фестиваля косплееров, скрывала добрую половину лица, выражавшую крайнею степень замешательства. Оглядев боеспособную полицию, он сказал им: «Цельтесь в конечности, у него нет мозга!».
– Последнее предупреждение! Я хочу обойтись без крови, Серёга! – обратился арбитр уже напрямую к нарушителю, задействовав рупор.
– Крови нет – менты попили! – беспристрастно ответил тот. Ему не нужно было повышать голос с помощью дополнительных устройств, ведь Лютый был настолько крут, что его было слышно так же хорошо, как и его собеседника.
Арбитр сурово вздохнул. Жизнь проделала между ними огромный культурный овраг, и за ней больше не видна человечность бывшего сослуживца.
«Безумец, Проклятый Агнец, подобно Люциферу, бросивший вызов Системе… из-за чего? Какие потери могли заставить человека превратиться в Зверя и Жестокосердного Убийцу? Что сожгло Сиятельную Душу бравого центуриона, некогда овеянного Ореолом Чести, а путь которого был освещён самим Императором? Возможно ли такое, чтобы и я со временем, испытывая Кризис, превратился в подобного ему кадавра, ставя себя превыше Законов общества? Имею ли я право сеять смерть по прихоти, как Воины Хаоса? Ставил ли Лютый такие же вопросы себе когда-то в Золотой Век, когда нога его ещё не переступила черту Бездонной Ямы порока? Все мы надеемся найти ответы и Искупление. Кто-то в смерти своей, а кто-то в смерти других…» – подумал арбитр, когда рука его опускалась в жесте, означающем приказ атаки.
«Братанам по масти – магистрату по пасти!» – подумал Лютый.
Танки открыли пальбу изо всех орудий. Главный калибр вышибал из земли клочья земли, перемешанной с асфальтом. Пулемёты стрекотали, разрывая трассерами поднятую пыль.
Лютый рванулся с места, как выбитая пробка из бутылки, огибая поле сражения так, что ни один из выпущенных снарядов не задел его. Качок налетел на левый фланг пехоты и начал побоище: за мешаниной из падающих тел в униформе СПО Скутума, изредка в воздух взмывали струи крови. Арбитр застыл в ужасе, но раздался новый залп из танковых стволов, заглушая мольбы о пощаде. Снаряд взорвался в толпе своих же, раскидывая тела – как всё ещё сражающихся, так и уже погибших – в разные стороны. Все пушки обрушили ярость малиновых стволов на одну точку, готовые заплатить любую цену человеческих жизней, чтобы сразить чудовище.
– Френдли фаер! – завопил командующий, но все были настолько испуганы происходящим, что едва могли расслышать за канонадой голос «судьи Дредда», сдавив гашетку до судорог. Разорванные части тел летели во все стороны, причём экипаж танка мог поклясться, что они никогда не видели оружия, оставляющего подобные раны, несмотря на огромный опыт канонирской службы.
Полоса боевой формации полиции редела стремительно, Лютый буквально пропахивал себе дорогу к центру от фланга, словно землеройка. Арбитр не мог сосчитать потери – попросту не успевал следить за каждым убитым. Он обернулся через плечо к молчащему танку и похлопал его по корпусу:
– Чего стоишь, Коробочка?! Заряжай быстрее! Заряжай! Хорони Лютого, Коробочка!
Но зарядить не успели. Лютый сшиб с ног командующего операцией и вцепился ручищами в ствол танка, смотря прямо в дуло. Бугры бицепсов напряглись и покраснели, раздался скрежет – танковая пушка накренилась вверх. Лютый вскочил обеими ногами на броню и начал закручивать толстый металл в баранку. Всего каких-то пять секунд времени, и ствол оказался скручен в узел.
Танк выстрелил. Вспышка озарила стальную бронемашину огнём, в котором потонул силуэт Лютого. Ввысь взметнулось облако пламени, оставляя за собой дымный след. Бугай спрыгнул наземь с пылающего остова танка, ещё мгновение назад представлявшего грозную силу имперской правоохранительной машины; а ныне – бесформенную обгорелую груду обломков.
Второй танк повернул башню, целясь в противника.
– Орудие, огонь по цели, азимут триста двадцать два, угол минимальный, один ОФ-снаряд! – закричал орудийный наводчик Конрад, старший помощник командира.
– Есть азимут триста двадцать два, минимальный угол, одним ОФ-снарядом! – ответил заряжающий Деррик.
– Орудие, пли! – разгорячился Конрад.
– Есть!
Выстрел производился почти в упор. Ствол выплюнул пороховую струю вместе с осколочным снарядом. Лютый, вышагивающий к танку по трупам, свёл глаза вниз, увидав на земле блестяшку.
– Опа, чирик, – он нагнулся к монетке, сгорбив спину. В этот момент снаряд со свистом пролетел мимо, прошив то место, где секунду назад была голова центуриона.
– Промах! – завопил наводчик Конрад.
– Нам конец! – поддержал его визгом Деррик.
Посмотрев друг на друга, они почувствовали толчок, будто что-то внезапно оторвало танк от земли и приподняло под углом над поверхностью.
– Траки не слушаются! – доложил мехвод. Угол крена становился всё более ощутим, пока тела внутри бронемашины не потеряли опору под ногами, притягиваясь к передней части внутренней кабины. Конрада припечатало к приборной панели, на него сверху завалился под силой притяжения заряжающий Деррик.
– Я люблю тебя, Деррик! – прошептал наводчик.
– Я тебя тоже люблю, мой Конрад! – со слезами ответил ему друг.
– Мне страшно умирать, но я рад, что я проведу последние минуты с тобой, любимый.
– Свет моей жизни, я столько всего тебе не успел рассказать, – солёная капля сорвалась с ресниц Деррика и разбилась на обветренных губах Конрада. Тот приоткрыл чуть-чуть рот и провёл по ним языком, ощущая вкус горечи родственной ему души. Это тронуло наводчика и тот нащупал тёплую ладонь своего приятеля, чтобы сжать её в последний раз.
– Тс-с-с. Я знаю. Я всё знаю, любимый, – ответил Конрад и тоже заплакал.
Деррик хотел было сократить тот запретный сантиметр, отделяющий его от желанных губ боевого товарища, но его последней воле не суждено было сбыться.
Лютый, удерживая танк за ствол, приподнял его над землёй, описал им широкую дугу в воздухе и перевернул на башню, опуская всем весом на первую, уже поверженную минутой ранее, машину. Ударившись о горящие руины, корпус второго танка захлебнулся огнём. Кинетическая сила броска была настолько страшна, что смяла бронемашину почти в блин. Боеприпас мгновенно рванул, взрывая изнутри технику. Покорёженная сталь раздробила кости возлюбленных, а взбешённое пламя прометия волной накрыло их кожу, обнажая скелет.
Позже, когда сотрудники магистрата разгребут последствия, устроенные Лютым, из танка извлекут два скелета в обрывках тлеющей военной формы, причём один скелет будет крепко сжимать в объятьях другой, да так, что придётся применять силу, чтобы расцепить их. Когда же их разъединят, один из скелетов рассыплется во прах.
Дышать становилось невозможно, и арбитр снял душащий его шлем. Зарево полыхнуло отражением в зрачках, не замутнённых больше дешёвым пластиком из «детского мира». «Воистину, ни одна сила мира не сможет остановить его!» – подумал про себя лежащий на спине спецназовец. Он отползал всё дальше, скребя подошвами по кровавым ошмёткам на земле, и мысли о позорном поражении не покидали его: «Не может быть, чтобы Свет Императора покинул нас перед Врагом! Я низвержен перед покинувшим Благодать Его, вынужден пресмыкаться на земле, как Аспид, пока Исчадие бродит среди храбрых душ, Жнецу подобный, что Реквием поёт в незримой Тьме… Он проливает кровь, отвернувшись от Света, Ибо Воистину Да Стало Так».
Надежда ещё мерцала в испуганном сердечке арбитра, которому не приходилось испытывать доселе такого ужаса.
– Бегите, глупцы! – повернулся он к трепещущим войскам, вернее – тому, что он них осталось. Но кучке людей, обмочивших портки вплоть до кевларовых наколенников, приказ был уже не нужен – арбитр выкрикнул им это в спины.
Лютый не выказывал ни малейшего признака усталости. Грудь его не вздымалась прерывистым темпом от нехватки воздуха; лицо его не увлажняла испарина; ноги не подкашивались в предательской слабости. Он был спокоен, словно каменное изваяние, и стоял на месте, орлиным прищуром взирая, как от него бегут десятки калёных солдат, побросав оружие и заново обрётших веру в Императора. Силуэты удалялись стремительно, но, увы, тому, кто нёсёт на себе метку смерти, не избежать ударов судьбы: силовики магистратума один за другим начали валиться на спину, высоко задирая ноги при падении – бедолаги, благодаря абсолютно случайному стечению обстоятельств, наступали на банановые кожурки, словно на противопехотные мины, и летели наземь, скошенные жестоким провидением. Казалось бы, при чём тут Лютый?
«Я проиграл дуэль Призрачному Фатуму, и цена тому – моя жизнь. Когда-то мы оба были скованы Великим Долгом, но теперь… меня поглотит Извечная Пустота…»
– Кто не курит и не пьёт – ровно дышит, сильно бьёт! – выпалил Лютый, остановившись перед лежачим арбитром, показавшим наконец своё лицо. – Ты не вывез базар, Грим!
– Ты – настоящее чудовище! Одумайся, если в тебе осталась хоть капля человечности. Ты очень крут, и аннигилируешь всех без разбора, но посмотри – это ослепило тебя, Лютый! Жажда убийств затмила твои чувства. Однажды нас развела судьба, и сегодня ты меня убьёшь, хотя не желаешь мне зла, как и я тебе. Тебе никто больше не доверится, никто не назовёт другом, ты постепенно лишишься того, что создавал с таким рвением…
– Как ни крутись, а попа всегда сзади, Грим, – сверкнул глазами центурион. – В моём сердце есть мечты, о которых ведомо только Императору!
Увесистый сапог опустился на голову Маэстро, раздавив её, словно варёный овощ. «Какой Же Он Крутой» – подумалось арбитру за секунду до того, как он лишился этой особенности.
Вокруг производственного цеха тлели следы побоища: выбитые осколки асфальта, превратившие ровную площадку в крошево; воспламенённая пирамида из двух сгоревших единиц бронетехники; куча тел, оставшаяся от целого полка людей, причём некоторые из них были изувечены так, что собирать их воедино пришлось бы из четырёх-пяти частей, разбросанных по округе; дымящиеся гильзы стаб-орудий и целое море крови.
Помятые врата завода ныне походили на жуткое преддверье логова культистов, куда нет дороги незадачливому путнику. Разгром сил Планетарной Обороны обратил пядь промышленного района в лес костей, и Лютый, как властелин сего сюрреалистичного творения, вошёл в монолитное здание.
«Agellon Inc.» не был местом людным, опальному легионеру Скутума приходилось пробираться сквозь паутину погрязших в полумраке грязных коридоров с давно некрашенными стенками, на которых видны были серые подтёки чего-то засохшего. Металл и горький смрад властвовали внутри комплекса по изготовлению фирменной колбасы, но Лютый был ведом вперёд неистовыми порывами пламенного сердца. Если никто не ответит перед ним за преступление против человечества, ему ничего не стоит обрушить это здание, как карточный домик, и втоптать в фундамент.
Сокрытая темнотой фигура в опрятном деловом костюме стояла лицом к вышедшему в громадный зал Лютому. Падающая тень делала невидимой половину его лица, сливая с окружающим мраком. Шум производственных машин – автоматических конвейеров и прессов, расставленных по всему помещению – наполнял уши монотонной болью. Серёга шёл вперёд.
– Что же привело тебя, Лютый? Ты теперь наёмник конкурентов? Банды прислали тебя? «Крыша»? Я чем-то не угодил сильным мира сего? Экклезиархии? – говорил человек. Он старался сделать свой тон устало-расслабленным, медленным, будто бы вокруг него не существовало проблем, которые он не смог бы решить щелчком пальцев. Как представитель крупной мегакорпорации, он умел держать себя в руках, пусть это и давалось ему с большим трудом. Одно дело давить влиянием бюрократов и бесталанных бизнесменов, другое дело – смотреть в глаза врага, что сокрушил все преграды на пути, чтобы добраться до твоего бьющегося сердца.
– Нет. Я не служу господам, только себе, – ответил Лютый, медленно чеканя шаг.
– Тогда что тебе нужно? Одиночка, вторгнувшийся на предприятие корпорации. Нет, этого не может быть, ничего в мире не происходит просто так. В этом же должен быть какой-то смысл, ты должен на кого-то работать, Лютый. На кого? На кого же? – голос человека в пиджаке становился громче с каждым шагом вторженца и сквозил неуверенностью.
– Я – Лютый! Я фармлю тех, кто мне не нравится. И ты мне не нравишься, – честно ответил верзила, насупив взгляд. Глубокая тень пролегала под его широкими бровями, пряча глаза за чёрной полосой.
– Этого не может быть. Что ты хочешь за мою жизнь? Богатства? Я могу озолотить тебя! Тебе нужна моя власть? Я сделаю всё, что ты скажешь мне сделать! У меня есть связи, выходы на кого угодно!
– Беден человек не тот, что без цента, а тот, что без мечты! Мне не нужны деньги, мне нужен лишь ты!
– Но кому это выгодно? В этом же должна быть хоть капля смысла…
– Я – Лютый! Мне не нужен смысл, чтобы фармить!
– В чём я провинился? Могу ли я хотя бы узнать за какие прегрешения ты пришёл за мной?
– Не по-пацански это – колбасу из туалетной бумаги делать! Настоящий мужик должен жрать мясо, а не твой суррогат!
– Что? Стой… – директор завода скрестил руки в защитном жесте. – Но мы не добавляем в колбасу туалетную бумагу!
Лютый остановился, не дойдя до цели всего какую-то тройку-четвёрку шагов.
– Хм-м? Но я же… я прекрасно знаю вкус туалетной бумаги…
– Мы не добавляем туалетную бумагу в продукцию, Лютый! – повторил человек, усмехаясь. – Это было бы слишком дорого для нашей корпорации, а мы минимизируем расходы, поэтому мы добавляем туда ещё более дешёвый заменитель – твои рассказы!
Рука его нырнула куда-то за спину, и появилась через мгновение в свете тусклых потолочных ламп с кипой бумаг. То были рукописи, начерканные неровным почерком на совсем дешёвом мягком полотнище, которое разваливалось даже под собственной тяжестью. Лютый пришёл в ужас – перед ним находилась разгадка тайны, о которой он даже не подозревал. Его собственные рассказы! Те самые, что пропадали каждый раз из его логова на заброшенном ящике! Клятые корпоратократы потеряли последние капли совести, когда решились пойти на такое. Лютый никогда не думал, что назовёт свои рассказы «отвратительными», пусть даже на вкус.
– Это были вы. Всё это время. Вы похищали мои фанфики! Что ж. Я приговариваю тебя к смерти, обманщик! Больше ты не станешь отравлять народ… этим! – Лютый прыгнул к директору и приподнял того над полом, удерживая за шею одной рукой.
– Нинада плес! Я ведь несу твоё творчество в массы… – хрипел корп, извиваясь в мёртвом хвате накаченной руки.
Лютый отбросил своего врага, и тот ударился спиной об стенку. В руке у борца за справедливость откуда ни возьмись появились связка железных кольев – четыре толстых заточенных болванки. Подойдя к ошеломлённой жертве, он начал вгонять их одну за другой в конечности директора предприятия. Один колышек вонзился в правую кисть, приковывая её к стене; один в левую; третий же пробил сразу две сведённых в одну линию ноги. Кровь начала проступать сквозь светлую ткань дорогого костюма, пока та не начала струиться на пол, образовывая большую лужу.
– Нет! Ты не можешь меня распять, не можешь, я же…
Четвёртый кол заставил мужчину замолчать – сталь уничтожила его грудную клетку и насквозь пробила сердце. Лютый так и не дослушал почему он не мог распять его, да и не то чтобы очень хотел. К тому же, кому какое дело, если он уже это сделал?

***

Лютый разгадал тайну отвратительной колбасы, попутно распутав дело о пропаже своих рассказов, в которых красочно описывались сцены насилия и бессмысленных битв. Жизнь в подулье научила его жестокости, и он овладел ей не только в бою, но и на письме, однако, после своей славной службы в Силах Планетарной Обороны он оказался навечно заперт в неменяющейся картине из сточных труб, тесных стен и заведений для разного рода маргиналов, и разучился писать про что-то ещё. Где-то в глубине его искажённого бедностью и горем разума витали образы высших ярусов улья, старого мира, – великого и многогранного; наполненного увлекательными легендами и чарующей явью; разнообразного и интересного; где вместо смрада сортирных ям воздух полнился острыми запахами; краски Империума не были скрыты за серо-пепельной завесой от изрыгающих клубы дыма труб промышленных заводов; а люди не были сплошь, все, как один, похожи на алчущих крови псов, забившихся по кабакам в ожидании лёгких денег. Он мог бы писать о том мире, что скрывался за пределами просмоленного гарью стального купола, но забыл его.
Лютый не намерен был сопротивляться более, когда дрожащие от страха копы пришли снова, уже при поддержке вдвое больших сил. Глупцы даже не понимают, что и этого не хватило бы. Он выполнил свой долг и не боялся понести наказание. Как-никак, раньше его меч принадлежал закону.
Он позволил сковать себя, но даже будучи обездвиженным, заставлял трепетать своих конвоиров до мурашек и жуткого тремора. Многих мутило от сильнейшей вони содержимого кишок, разбросанных по всей территории внутреннего двора. Блюстители порядка кое-как перебарывали истерику и сопротивлялись инстинктам самосохранения, диктующим их телам бежать скорее прочь, осесть у себя дома, снять с себя армейские погоны и жить счастливо где-нибудь на другой стороне Империума, за много-много парсеков от Скутума, иногда принимая снотворное, если образ произошедшей бойни будет всплывать в памяти на ночь.
Лютый принял предназначавшийся срок. Конечно же, если бы он не сдался по чести, никто из этих доходяг никогда в жизни бы его не остановил, как не остановили две центурии до этого. Суд был кратким. Настолько кратким, что можно сказать – его не было вовсе. Созыв присяжных был чисто формальностью, а судья выносил вердикт с лицом, выражавшим искреннее непонимание почему ему вообще приходится подписывать приговор. Сделали бы виновнику лишнее отверстие для вентиляции мозга – и дело с концом.
Конвой, провожавший Лютого до своей камеры, был на удивление спокоен. Каждый из них прекрасно осознавал кто такой Лютый и почему он здесь, но своими глазами расправу бугая над солдатами Грима, одного из лучших командиров Адептус Арбитрес, а также мастера пространных словесных конструкций, Начинающихся С Большой Буквы, тюремщики не видели, а слухи были настолько невероятные, что им никто не верил. Для них описываемое бесчинство казалось настолько сюрреалистичным, что они воспринимали его не иначе как страшные гиперболизированные байки. Как говорится: у страха глаза велики.
Проржавевшая дверь камеры с деформировавшимися прутьями в узком смотровом окошке отворилась.
– Проходи, не задерживайся! – один из копов подтолкнул Лютого внутрь.
Он не сопротивлялся. Нога его переступила порог, и на грозного видом верзилу устремилось множество пристальных глаз. Арестанты сидели в общей камере, то свесив ноги с вершины двухъярусной шконки, то на разваливающихся табуретках, широко расставив колени.
– Опа! И хто это у нас колё-ё-ё-са катит? – прозвучал сипловатый голос пожилого урки, покрытого татуировками, виднеющимися даже из-под впитавшей многовековые пятна жира майки с полосками. Лысая голова неотступно следила за движениями новоприбывшего амбала, будто приковав угольки хитрющих глаз, потонувших в выступающих надбровных дугах. Лютый, расставив руки как можно шире, чтобы казаться больше, проигнорировал реплику и невозмутимо двинулся к стене. Его огромный рост позволял без труда дотянуться до запылённого окошка под потолком, окованного блёклыми решётками, с которых уже давно слезла краска.
«А ведь я мог сломать вон ту решётку и рвануть в Хаммерфел!» – подумалось Серёге, когда он коснулся холодного стекла.
– Фьють! Сышь, это, уважаемый, – с напором процедил лысый заключённый, по всей видимости, местный пахан. Его шестёрки грозно скучковались вокруг и с интересом наблюдали за новеньким. – Вот ответь мне: идёшь ты по дну улья с другом, вокруг, кроме мутантов, никого. Тут внезапно вылезает Книжник и засовывает твоему другу в жопу капсулу с ядом. Теперь вопрос: было ли такое у раннего Бланше?
Ухмылка скосила узкие губы пахана. На его лице читалась уверенность в том, что салага не справится всей своей, по-видимому невысокой интеллектуальной мощью с лором вселенной.
– У меня нет друзей, я – волк-одиночка, работаю один, – пробасил Лютый, повернувшись к собеседнику и пафосно вскинув подбородок перед всей камерной братией.
– Ч-что? Как ты… а ты хитёр! Очень хитёр! Я недооценил тебя, уважаемый, – ещё больше скривился пахан, пряча глаза под густыми бровями, – но ты так и не ответил на вопрос!
– А с какой целью интересуетесь? – парировал Серёга, не меняя горделивого вида.
«Н-невозможно! Как же он хорош! Почти загнал меня в ловушку! Ублюдок!» – пронеслось в голове урки. Вслух же он сказал:
– А что, есть что скрывать?
– Ты по беспределу наехать вздумал, не так ли?
– К-корэ ва…
Лютый сделал шаг. Над головами гурьбы шестёрок задрожал мутный плафон люминесцентной лампы. Ещё один шаг заставил дневную лампу коротнуть, из-за чего ужасающая фигура Лютого отбросила на секунду жуткую громадную тень.
– Ну хорошо, чертила! – взревел пахан, мигом напрягшись, в руках его откуда ни возьмись появилась оплавленная зубная щётка, блеснув лезвием бритвы. На острый конец была нанизана аппетитная сосиска, совсем не похожая на ту бесформенную кляксу от производителей «Agellon Inc».
Вскрикнув «получай!», пахан выбросил вперёд руку с оружием, и сосиска сорвалась с самодельного ножа, устремившись вперёд, как пушечный снаряд. Лютый сработал на рефлексах, отбив летящую угрозу ребром ладони в сторону.
– Вот и всё! Всё кончено! Мои движения совершенны, этому приёму меня учили предыдущие поколения арестантов, а их учили другие поколения! От этого трюка нет спасения! Теперь, когда фаллический предмет коснулся тебя, ты зашкварен! Наконец-то наша камера пополнится петушком в довесок к одному критику, которого мы заставляем чистить парашу за то, что ему не понравились наши драбблы! Вот же он, познакомься со своим будущим дружком!
Так ликовал пахан, ощерив ряд гнилых зубов и указывая костлявым пальцем куда-то в угол, где сидел жирный бородатый мужик и с интересом наблюдал за происходящим.
– Так как он всунул ей в попу яд-то? – будто бы в оправдание раскинул руки бородач.
Лютый обернулся на голос, после чего снова уставился на пахана. На его лице проскользнула ухмылка, хотя, казалось, мимические мышцы Серёги не могли физически изобразить такую эмоцию, будто застывшие в стальных мускулах лица, как в рокрите.
– Хе-хе…
– Т…ты… чего смешного? – голос пахана дрогнул.
– Ты так и не заметил?
– Не заметил? Невозможно…
– Да! Ты не заметил, что перед тем, как ты кинул в меня неразломанную сосиску, я успел надеть на руку полиэтиленовый пакет. Видишь? – Лютый демонстративно показал ту руку, которой отбил деликатес подулья в сторону. – Я не законтачен!
– Что? Как такое могло быть? Я… я не мог проиграть! Соберись! Конституция! Дыхание гнилья! Двести сорок пятая статья: изнасилование крупного рогатого скота!
– Ты уже проиграл.
Глаза пахана расширились, шестёрки встревоженно загалдели.
– Что ты сказал?
– Так ты, должно быть, не заметил, что я не просто отбил твою сосиску, – с превосходством выпалил Лютый. – Я предугадал твоё движение, поэтому сумел точно рассчитать траекторию полёта с учётом рикошета от стен. Посмотри в тапок.
– Что? – глаза урки выпучились, приобретая хоть какие-то очертания из-за век. Дрожа, он опустил взгляд вниз. В его тапочке, прямо на мизинце, лежала та самая отбитая Лютым сосиска. Маститый пахан взглянул на неё, лениво двинул ногой и роковая сосиска покатилась прочь по полу. – Хм… ты думал, что я тебя не переиграю? Что я тебя не уничтожу? – Он поднял злобное лицо и сквозь чёрные зубы выплюнул: – Я тебя уничтожу. Видишь ли… ты, конечно же, не мог знать, что эта нога – не настоящая. Я потерял её давным-давно в битве на Стирии, когда наша кавалерия бесстрашно обрушилась на врага, и сейчас мне её заменяет роботизированный протез. Так что твой план не сработал, щенок!
– Да, я уже читал про Лютцен на википедии. И – нет, это твой план не сработал.
– К-как это?
– Ты, наверное, не заметил, что, когда я вошёл в камеру, я подошёл к решётке на окне. Я незаметно протёр стекло от грязи и прицепил на скотч линзу. Всё это время солнечный свет, собранный в пучок, был направлен в твою миску. Ты ел из дырявой посуды… петушок!
Толпа шестёрок заулюлюкала. Пахан в страхе кинул взор на алюминиевую миску, из которой текла утренняя каша прямо через прожжённое отверстие. Со всех сторон слышался неодобрительный гул, понятия были соблюдены, участь бывалого пацана была решена.
– Маня! Поди подмойся!
– Эх, давно я на твою жопу поглядываю, барыга!
– Не повезло, не фартануло…
Сливающиеся в единый хор возгласы ужасали арестанта. Он в немом ужасе сполз с койки на пол, и, дрожа, пополз через камеру на четвереньках к сидящему в углу неизвестному критику. Кто-то из бывших пацанов бродяги смачно пнул его под рейтузы.
– Я признаю! – взмолился сверженный червонный король. – Ты невероятно крут! Ты самый крутой из мужиков, которых я когда-либо знал! Ты теперь новый пахан по праву, мне никогда не одолеть тебя! В знак моей капитуляции, я хочу пожать тебе руку, как достойной замене!
Униженный урка протянул тонкую конечность Лютому. Тот протянул свою в ответ.
Но в последний момент одёрнул её.
– Я разгадал твой план.
– Что? Невозможно!
– Так как ты опущенный, ты хотел тронуть меня, и думал, что я ничего не пойму, – сурово проговорил Лютый. – Что ж. Ты знаешь правила. Дырявым запрещено касаться нормальных людей!
– Н-нет! Пощади! Какой же ты лютый!
– Да! Я – Лютый! – выпятил губы Серёга, – И это – закон Лютого!
Тупой носок поношенных ботинок описал ровную дугу в воздухе, оставив за собой неявный след, подобный хвосту кометы. Подошва героя Скутума врезалась в блестящую лысину.
Говорят, через несколько месяцев Лютый сколотил из уголовников элитный стак Cohors Praetoria прямо в тюрьме. Потому что всем вокруг было плевать, и никто не собирался ему мешать. Когда бушующая, словно пожар, армия вышла на улицы мира-улья, никто не мог сопротивляться ей, потому что профессионализм военных за время отсидки Лютого не возрос ни на микрон. Силы Планетарной Обороны сдались за час осады, все они по счастливой случайности оказались застигнуты врасплох со спущенными штанами в туалете. Алое пламя войны объяло Скутум. Лютый нёс с собой новый закон, затыкающий рты декадентствующим аристократам и сметающий рабских слуг режима. В темнейшем мраке далёкого будущего есть только он – Закон Лютого™. Спрашивайте во всех привокзальных киосках звёздной системы.

Сообщение отредактировал Deltaplanerist - 16.11.2020, 19:33


--------------------
INCREDIBILIS! INFIRMUS!
Перейтик к верху страницы
 
+Цитировать сообщение
0.5 Кота
сообщение 16.11.2020, 19:17
Сообщение #2


Chapter Master
************

Warhammer 40,000
Раса: Space Marines
Армия: Revilers
Группа: Модератор
Сообщений: 7 522
Регистрация: 30.04.2009
Пользователь №: 18 476

Ветеран Ягеллонского крестового походаПремия "Золотая Сци-Фи"Бронза конкурса "Городские Легенды"



Репутация:   2311  


На пару лет опоздал, но лучше поздно, чем никогда wink.gif


--------------------
Перейтик к верху страницы
 
+Цитировать сообщение
Sangvinij
сообщение 16.11.2020, 21:06
Сообщение #3


Captain
************

Warhammer 40,000
Раса: Space Marines
Армия: Blood Angels
Группа: Пользователь
Сообщений: 1 314
Регистрация: 29.03.2017
Из: Пермь
Пользователь №: 52 675

Ветеран Ягеллонского крестового походаЗолото конкурса "Old School vs New Wave"Участник Битвы за Скутум



Репутация:   315  


Пошто ви тгавите пейсателя! Это великолепно, я давно так не смеялся над фанфиком, именно в ключе юмора т сатиры.


--------------------
Санкха Отдавший жизнь в своей ипостаси Возлагающего эльдарок на эльдарок.(с)Rommel
Перейтик к верху страницы
 
+Цитировать сообщение

Ответить на темуЗапустить новую тему
1 чел. читают эту тему (гостей: 1, скрытых пользователей: 0)
Пользователей: 0

 



RSS Текстовая версия Сейчас: 29.03.2024 - 12:03