[конкурс]Драбблтон "Lingua latina non penis canina"

[0.5 Кота]

Добро пожаловать на "Lingua latina non penis canina"!

Начиная с сегодняшнего дня, и в течение недели здесь мы сможете прочесть короткие истории, посвящённые крылатым латинским выражениям!

Участники:

Алкенекс

СТЕРХ

Architect Pryamus

AzureBestia

Knijnik

Vasheska

Akmir

Сolonel-сomissar Zomanius

Grim

Rommel

Угадывайте авторов, оставляйте свои отзывы или просто сритесь в комментах!

2019-ый литературный год на warforge начался!

Обсуждение:

Для обсуждения отрывков есть отдельная тема.

"Автор № 1"

Вилхелм устало зажмурил глаза, но тут же открыл их вновь, почувствовав, что проваливается в сон. Чудовищно долгий день. Наскоро перемотанный тряпкой порез на руке мерзко ныл, холодный керамит нагрудника убитого Астартес морозил задницу. Встать бы, размять ноги, но сил совершенно не осталось. Бродячий карликовый свинопс, коих на улицах Тиррены водилось множество, ткнулся влажным рыльцем в ладонь Вилхелма. Сержант непроизвольно расплылся в улыбке. Падальщики, конечно, по сути те же крысы. Но до чего ж милые.

- Еще хочешь? Держи, - он отломил очередной кусочек галеты и протянул мелкой твари.

Свинопс схватил угощение, виляя коротким хвостом. Закрутился у ног Вилхелма, а потом принялся забираться на гигантскую тушу десантника. Зацепился коготками за пергамент обетов на наплечнике, перебрался на бочкообразную кирасу. Едва не соскользнул вниз, но ухватился за выгравированный на груди мертвеца девиз.

- A probis probari, ab improbis improbari aequa laus est, - прочел сержант вслух.

- Че? - клевавший носом Виталий, взлетевший за один бой с позиции новобранца до позиции капрала, встрепенулся.

- Ниче, Два-Три, - Вилхелм сгреб свинопса и посадил себе на колени, почесывая за ухом. - Высокий, мля, готик.

- А как переводится? Это… на наш?

- Ну… - сержант наморщил лоб, подбирая слова. Едва зашитое рассечение немедленно напомнило о себе острой болью. - Возвышай героев, унижай злодеев - это одинаково здорово.

- Со смыслом… - глубокомысленно протянул Виталий. Мужик культурно рос буквально на глазах.

Вилхелм вновь задремал. Полностью ощущая и холодный ночной ветер, и вонь гари, смерти и пороха, и слыша отдаленный треск перестрелки, сержант унесся мыслями далеко-далеко. К носкам его покрытых серой пылью сапог подступали лазурные волны неизвестного моря, увенчанные шипящей белой пеной. Теплые лучи зеленого солнца ласкали ноющие раны. Зелень тропических пальм радовала глаз после бесконечных серо-желтых пейзажей Скутума.

- Сержант! - голос Виталия вырвал Вилхелма из сладких грез, и он дернулся, хватаясь за хеллган. - А мы герои или злодеи?

Ого. Вот это вопрос, да от кого! Сержант задумчиво взглянул на насупленную монобровь капрала. Окинул долгим взглядом выжженные прометием руины спального квартала, усеянные сперва обугленными костями местных, а потом трупами защитников. В сотне метров, на перекрестке узких улиц, все еще дымился остов армигера, ставший могилой капитана Астартес. Гигант дрался как катачанский дьявол, и в одиночку едва не остановил наступление Свободного Отряда. Едва.

- Конечно ж мы герои, ебена мать, Виталий! Еще возвысимся. И этих, - Вилхелм постучал открытой ладонью по нагруднику мертвеца. - Унизим.

Изменено 12 февраля, 2019 пользователем Маэстро СТЕРХ

[0.5 Кота]

"Автор № 2"

Они идут

Когда Авирон закрывал свою бакалейную лавку, он увидел эту надпись на стене. Эти слова обострили и без того давно грызущее его чувство тревоги, лишний раз напомнив об осаде. Как будто о ней можно было забыть. Торговля шла хорошо – продукты, особенно те, которые могли долго храниться, пользовались спросом в осажденном городе. Но старых запасов осталось не так много, а снова подвозить продукты в город начнут только, когда Имперская Гвардия пришлет подкрепления, и осада будет снята… По крайней мере, губернатор обещает, что подкрепления будут.
Авирон решил заглянуть к Кораху. Сейчас он, наверное, тоже закрыл свой магазин. Выпить по рюмке амасека, поговорить… только не об осаде.

- Авирон! Я ждал тебя.
Корах развалился в кресле, держа в одной руке стакан с амасеком, в другой сигарету. В воздухе ощущался характерный запах обскуры.
- Наливай, присоединяйся, - Корах кивнул на столик с бутылками. – Ешь, пей и веселись. Не стоит терять время. Они идут.
- Только не об этом, пожалуйста, - попросил Авирон, плеснув себе в стакан амасека.
Корах хрипло рассмеялся.
- А о чем же еще? Весь город только об этом и говорит. Еще бы, смертный приговор – новость довольно яркая…
- Гвардия пришлет подкрепления, и осада будет снята!
- Так объявил губернатор? Ха, старик, только не говори, что ты в это поверил! Ладно еще эти несчастные деревенщины, сбежавшиеся в город – и здорово загадившие его, надо сказать. Но ты же умный человек.
Авирон долил в стакан амасека и залпом выпил. Терзавшая его тревога, казалось, начала ослабевать.
- Надо же на что-то надеяться? – сказал он.
- Надежда – первый шаг на пути к разочарованию, - усмехнулся Корах. – А именно разочарование нас и ждет, причем весьма жестокое. Впрочем, нам с тобой еще повезло. Мы хотя бы можем забыться… А эти бедняги на улицах не могут. Им только и осталось, что сидеть среди луж кровавого поноса, терпеть голод и жажду, и ждать, когда за ними придут эти чудовища. А они уже идут. Они идут…
- Где ты купил обскуру, если не секрет? – поинтересовался Авирон.
- У Дафана. Он знает, где достать такие вещи. Если хочешь, и тебе достанет.
- Минута слабости может повлечь за собой вечность проклятия, - задумчиво произнес Авирон, глядя в стакан с амасеком.
- А мы все здесь уже прокляты, и скоро нашими душами станут пировать демоны. Нам осталось совсем немного. Гвардия едва удерживает позиции вокруг города. Еще чуть-чуть – и Архивраг войдет в Мантиллу. И раздастся плач и скрежет зубов. И живые позавидуют мертвым. Родиться на свет! Будь я проклят!
Авирон молчал, не зная, что сказать. Грызущее чувство тревоги возвращалось. Он понимал, что его друга терзает тот же ужас, что мучает его самого. Хотелось что-то возразить, сказать, что Император защитит, но в таких обстоятельствах эти слова прозвучали бы как злая шутка. Возможно, в словах Кораха и была некая мудрость. Вспомнилось изречение «кто спорит с пьяным – тот воюет с отсутствующим». Отсутствовать… уйти от этого ужаса… Забыться. Хотя бы ненадолго. Как там было? Absentem laedit…
- Знаешь, я видел удивительный сон, - вдруг сказал Корах. – Мне приснилось, что космодесантники в желтой броне заняли оборону в пустыне вокруг скелета какого-то гигантского чудовища, и к ним явился дух святой Эуфратии. И она говорит им: «Вы думаете, Императору более угоден желтый цвет, чем черный? Это не так. На самом деле Императору не угоден никакой цвет, ибо все, что вы делаете, лишь умножает могущество демонов варпа».

Он расхохотался.
- Представляешь? Мы всю жизнь честно трудились, платили все налоги и думали, что дела наши угодны Императору. На самом деле Ему угодна только наша смерть. И как ты можешь после этого отрицать, что мы не прокляты?

Корах допил амасек и затянулся обскурой. Глядя остекленевшими глазами в никуда, он тихо смеялся и ш[оппа!]л. «Они идут. Они идут».

Авирон вышел на улицу, чувствуя, что его трясет озноб, и направился домой. Зайти за деньгами, а потом найти Дафана.
Забыться. Уйти в туман алкоголя и обскуры, и этот страх перестанет терзать его. Absentem laedit…
Не стоит терять время.
Они идут.

[0.5 Кота]

"Автор № 3"

Название: In vitro
Сеттинг: Wh40k
Жанр: драма
Возрастные ограничения: 18+ (информация, побуждающая детей к совершению действий, представляющих угрозу их жизни и (или) здоровью, в том числе к причинению вреда своему здоровью, самоубийству)
Аннотация: юноша заперт в богатом поместье. Он грезит о свободе.

Я создан по образу и подобию своего отца.
У меня адамантиевый каркас, а оболочка выполнена из термоустойчивого параарамидного волокна. Порой, когда отец не видит, я спускаюсь в подземелье нашего поместья. Раскалываю горную породу кулаками. Беру в руки камни и перетираю их в пыль. Проверяю свои способности.
Темнота не пугает. Она для меня даже не существует. Остаётся в книгах, которые я изучаю. Это такая подготовка к возвращению в общество. По описанию выходит, что темнота – это отказ оптических имплантатов из-за особенностей окружающей среды. Странно, что люди до сих пор блуждают в потёмках. За тысячелетия эволюции организма, развития науки и техники такое пренебрежение собственной безопасностью немыслимо!
Хочу изучить этот феномен.
Я ориентируюсь благодаря системе аморфных линз с напылением рубинов. Электрические импульсы изменяют поверхность кристаллов, что позволяет мне воспринимать изображение во всех известных диапазо[ну уж нет]. Не важно, ослепительный свет или кромешная тьма – я всегда вижу так чётко, как днём. Это выражение, как и многие другие, я почерпнул из книг. Они – моё единственное окно в иной мир, за стены поместья.
Раньше проглатывал творчество какого-нибудь писателя за мгновения, но отец посоветовал мне не просто читать, а воссоздавать миры.
Это нелегко.
Я ещё не встречал ни одного литературного произведения, в котором писатель позаботился бы о том, чтобы его персонажей представляли достаточно чётко. Максимум – лица, рост, вес, одежда. Конечно, кое-что я могу домыслить, благодаря описанным действиям – прыжкам, последствиям ударов – но, как и в случае с темнотой, удивительно, что другие люди так пренебрежительно относятся к, например, длине пальцев.
Почему я заперт здесь? Почему я разговариваю сам с собой?
Отец говорит, что мы попали в аварию. Помню скрежет железа, визг шин… Больше ничего.
Единственной возможностью выжить стало преображение с помощью даров Омниссии.
Вот только окружающий мир не примет меня таким, какой я есть. Отец говорит, что меня сочтут холодной бездушной машиной. Что мне нужно ещё научиться тому, как быть человеком.
Странно… то есть я бы счёл такое объяснение странным, если бы отец не поделился со мной трудами по истории, из которых я понял, что общество за стенами поместья, в самом деле, пропитано злом, паранойей и безумием.
Вы знаете, откуда я взял эти слова. Пока могу только воображать, что они означают.
Хочу изучить этот феномен.
Так или иначе, но я принял объяснение отца. Не хочу умирать из-за глупости и мракобесия. Вы можете удивиться, но я знаю, что такое смерть. Понимаю суть. Нет, не в книгах добыл эту истину.
Смерть – это то, что уже никогда не изучить. От матери у меня остался только чёткий образ из альбома с пикт-снимками. У неё были прекрасные воздушные волосы цвета созревшей пшеницы, чистые голубые глаза и кожа, как парное молоко. Недостаточное описание, скажите? Откуда ты знаешь, что прекрасно, если не с чем сравнивать?
На первый вопрос я отвечу, что кое-что заимствую из художественной литературы. А красота…
Хм… что ж… я видел похожую картину. Она называлась "Фелиция Адеваре". Художник – Ричард Аптон Пикман, ранее творчество. В критических статьях это полотно хвалили и называли "прекрасным", "лучезарным", "лучше, чем есть на самом деле". Поэтому я делаю вывод, что моя мать была красива.
Ждать осталось недолго. Уже скоро отец обещает открыть двери особняка не только для того, чтобы пойти на работу. Я наконец-то смогу поговорить с кем-то незнакомым. Смогу увидеть нечто мне неизвестное.
Новые люди. Новый опыт. Новые чувства, которые мне сложнее всего понять и копировать. Всё-таки отец порой теряется даже от самых простых вопросов. Два дня и шестнадцать часов назад он не смог объяснить мне, что такое "смешно".
Пока остаётся только смотреть в окна, ставить пьесы по прочитанным произведениям и размышлять с самим собой. Я представляю вас, как изображение в зеркале.
Вы – хороший собеседник.
Раздаётся шум. Сорок децибел. Вернулся отец.
Спускаюсь вниз мимо кресла из выделанной кожи грокса. Судя по светло-коричневому оттенку, животное забили в возрасте одного года. Прохожу мимо старых напольных часов с золотистым маятником. Они бьют восемнадцать часов, хотя на самом деле отстают на минуту и двадцать семь секунд. Хватаюсь за деревянный поручень лестницы. Он покрыт зазубринами, которые складываются в неясную мне картину. Я уже несколько раз анализировал изображение, но ещё не решил головоломку. Отец говорит, что не во всём есть смысл, но мне хочется изучить этот феномен.
– Здравствуй, сын! – гремит отец.
Он превосходит меня и ростом, и весом. В нём больше металла, чем во мне.
– Привет, пап! – я обнимаю его.
Так делают при встрече дорогих людей. Читал об этом.
– Чем занимался сегодня?
– Размышлял над объяснением парадокса Зенона, воображал происходящее в романах "Звёздный волк" и "Долина золота"… ждал тебя. Ты ведь помнишь, какой сегодня день?
– Конечно, сынок, – отец кладёт свой аугметический протез мне на голову и треплет парик. – Тебе понравились произведения?
Не люблю этот вопрос. Я уже изучил их. Зачем он постоянно спрашивает?
– Хорошая работа редактора. Я нашёл только шестнадцать случаев отклонения от правил низкого готика.
Отец ждал и освещал меня красным сиянием своих глазных имплантатов.
– Автор слишком много времени уделяет внутреннему миру героев, – говорю я. – Они слишком мало действуют. Их даже сложно представить! Приходится додумывать.
– Тебе нравится процесс?
Я не знаю. Просто воспроизвожу обрывочную информацию из книг.
– Ты составил описание поместья, как я просил? – спрашивает отец и протягивает руку.
Конечно, составил. Отец иногда злит меня – я испытываю что-то сильнее грусти по матери и называю это "злостью" – но я всегда выполняю возложенные на меня обязанности.
– Гостиный зал, площадь сто двадцать три квадратных метра… – читает вслух отец. – Понятно…
Горжусь работой. Более миллиона знаков. Очень точное описание поместья от каменных гаргулий, увивающих шпили, и до глубоких недр, где [ну уж нет]одится винный погреб и недостроенная оранжерея со световыми колодцами.
– А ты не думал выполнить задание в стиле "Звёздного волка"?
– Я грамотней, – отмахиваюсь. – Да и мой виртуальный мир вышел куда детальнее.
Кажется, я понял, что так такое "смешно".
– Я сам виноват, – отец качает головой. – Надо было задуматься над формулировкой. Молодец, сынок!
Конечно, молодец. Иначе и быть не могло.
– Теперь мы выйдем наружу?
– Да, я дал тебе слово… Помнишь?
Я даже записал этот миг. Прямо сейчас проецирую изображение позади отца так, что в гостиной будто бы стало на одного человека больше.
Великан из керамита и адамантия широко распахивает тяжёлые створки, покрытые резьбой, изображающей Ангелов Императора, и внутрь врывается свет на шестнадцать целых четыре десятых люксметра выше стандарта.
Анализируя изображение в каждую долю секунды, я выхожу наружу.
Пасмурная погода. Двадцать градусов по Цельсию, давление – семьсот сорок пять миллиметров ртутного столба. Влажность – шестьдесят девять процентов. Вероятно, дождь начнётся через десять-одиннадцать минут.
Спускаюсь по лестнице вниз и подхожу к фонтану. Вода вырывается из пасти ягеллонского морского ящера. Неплохая скульптура.
Была бы, если бы скульптор создавал её с натуры, а не по снимкам. Пропорции нарушены. Сажусь на бортик фонтана и окунаю руку в воду. Прохладная.
Окидываю взглядом сад. Границы поместья неприступны благодаря высокой линии боскета. Густые заросли липы и каштанов опираются на местами ржавые решётки шпалеров. Деревья стригли пару месяцев назад, и теперь они уже не походят на крепостную стену, как, наверное, и предполагал ландшафтный дизайнер. О зелёной цитадели напоминают только "башни", возвышающиеся над землёй в среднем на десять метров. В остальном же боскет ныне – непроходимые пышные заросли.
Основное же пространство перед домом занимает лабиринт мохнатой кохии. Я вновь поднимаюсь к вратам в особняк и пытаюсь разглядеть верный путь. Как это ни печально, но составлять маршрут придётся опытным путём.
У входа в лабиринт стоят каменные изваяния, и, в отличие от фонтана, они очень хороши. Отличные образцы, на которые можно ориентироваться при изучении человеческого тела. Первый привратник – Морфей, бог добрых сновидений из мифов древней Терры. Юноша с растрёпанными волосами и крыльями, что растут из висков. Левой рукой он держит стебель мака, а правой чашу цветка. Второй стражник – Гипнос, отец Морфея. Заросший густой бородой старик сидит на земле, и в переплетении его ног покоится чаша с маковым же отваром.
Я изучил шедевры искусства и отправился дальше, намереваясь, если не отыскать выход из лабиринта сразу же, то хотя бы составить карту. Однако едва делаю пару шагов, как раздаётся шорох. Сбоку я вижу кротовину. Зверёк уже скрылся, но я [ну уж нет]ожу удивительным такое открытие.
Хочу изучить это существо.
В конце концов после первой неудачи – стены тёмно-зелёных прутьев на моём пути – я переключаюсь на охоту за кротом. Я могу быть терпелив. Потратил несколько часов на ожидание, но поймал животное. Крохотное существо оказывается в ловушке моей ладони и тут же пачкает мне оболочку. Ничего страшного. Радуюсь любой информации, которую получилось подтвердить.
Возвращаюсь к дому и показываю зверушку отцу.
– Смотри! Ты спрашивал меня, что мне нравится. Вот! – я передаю дрожащую и писклявую тварь в огромную лапу киборга.
Отец сжимает существо между пальцами и подносит ближе к лицу. Потом опускается на одно колено и осторожно кладёт его на каменную плиту. Зверёк спешит прочь. Если бы я встретился с Богом, то, вероятно, был бы впечатлён не меньше.
– Я счастлив, что тебе нравится здесь. А теперь мне пора отдохнуть. Я очень устал. Вздремну на скамейке, – говорит отец.
Весь следующий день я изучал новое пространство. Удивительно, но я даже не заметил, куда пропал отец. Видимо, отправился на работу раньше времени.
Сперва я интересовался живыми существами, встреченными в саду. Следил за действиями, ловил, проводил осмотры, определял принадлежность, занимался вскрытием. В ходе исследований я подтвердил информацию из энциклопедий о старых знакомых Talpa Europaea, о склизких Limbricidae, о жужжащих Lasioglossum. Только птиц я так и не смог заманить в ловушки. Они удивительным образом воротили клюв от любой приманки.
Но сильнее всего я хочу найти выход из лабиринта. Он привёл меня в замешательство. Заставил усомниться в своих способностях, хотя до этого они ни разу не подводили.
Выхода нет.
Но как же тогда отец ходит на работу?
На следующий день ловлю момент и следую за грузной фигурой в светло-зелёные заросли. Ступаю тихо так, чтобы не слышать звука собственных шагов. Сомневаюсь, что отец установил себе слуховой аппарат лучше, чем мой собственный. Вот статуя Зевса-громовержца, а здесь мрачный Аид. Да, я знаю эту дорогу, она никуда не ведёт… но отца нигде нет!
Что за шутки?! Этого не может быть! Какая-то неисправность оптических имплантатов. Возвращаюсь в дом и провожу диагностику. Нет, всё в порядке…
Кажется, теперь я начинаю понимать значение слова "паранойя". И значение "скуки".
Остаток дня развлекаю себя постановкой "Вечного скитальца". Я дошёл почти до окончания, когда услышал, что отец вернулся.
В виртуальной реальности я создал тюремную камеру, крохотную комнату без окон и дверей, в которой четверо людей едва умещаются.
Главный герой – сухой и замученный человек – из-за смирительной рубашки походит на кокон насекомого, который я нашёл в саду. Только изнеможённое лицо отличает его от белого свёртка. Над ним нависает дородный разгневанный господин и держит героя за грудки. Позади жестокий подручный смотрителя и побледневший доктор с бутылочкой нашатырного спирта в трясущихся руках.
"Ты будешь клеветать на меня? – гневается смотритель. – Смотри же, чего ты добился! Дни твои сочтены! Это конец, ты слышишь? Это твоя гибель!
– Сделайте милость, смотритель, – шепчет герой.
Его лицо искажено из-за страданий. Герой с трудом ловит воздух. Но он всё равно продолжает:
– Заключите меня в третью рубашку… Наденьте еще одну куртку… смотритель… так… будет… э, э, мне теплее!"
Это произведение повествует о торжестве человеческого духа. Заключённый достиг такого состояния, когда физические травмы и лишения, даже смерть, перестали играть какую-либо роль в его жизни. Его гордая душа была свободна от любых оков и перемещалась между временем и пространством.
Но у меня не получается сделать так. Я пытался следовать приведённой в книге методике, но не добился успеха. Понимаю, что это художественная литература, но всё же…
Боже-Император… Бог-Машина… выпустите меня. Я хочу наружу. Мне одиноко. Выпустите меня… выпустите меня. Выпустите меня!
– Выпусти меня! – кричу я отцу.
Теперь я догадываюсь, что такое безумие.
– Успокойся, сынок. Ты взволнован и наверняка уже устал сидеть взаперти, но поверь. Я делаю это ради твоего же блага.
– Мне плевать! Мне здесь абсолютно нечем заняться!
– Ты выполнил все задания, которые я тебе дал?
– К чёрту уравнения! К чёрту задачи! В их решении нет никакого смысла!
Отец вздыхает. На одно мгновение из-за красного свечения оптических имплантатов я представляю вместо его лица лицо смотрителя из "Вечного скитальца".
– Нет… – смеюсь я. – Гордый дух! Ты не наденешь на меня смирительную рубашку!
Я вдруг понял свою ошибку. Я пытался отыскать выход отсюда не там. Выбрал очевидное решение, когда следовало действовать ещё проще.
Я бегу к линии боскета. Прыгаю в заросли, пытаюсь карабкаться наверх, но тонкие ветви ломаются. Падаю. Встаю и хватаюсь за решётку шпалёр. Гну и металл и ломаю те прутья, которые успели проржаветь.
– Прошу, успокойся, – отец подошёл незаметно.
Но он не останавливает меня.
Через мгновение я понимаю, почему. Я уже наполовину скрылся в зарослях, когда ударился лбом о незримое препятствие. За этой стеной я вижу ту же самую картину: переплетение растений и железа. Но я не могу пробить препятствие, хотя крошил когда-то камни.
Я плачу. Или пытаюсь имитировать плач, потому что никогда до этого не видел и не слышал подобное. Отец вздрагивает.
Пожалуй, я всё-таки знаю способ обрести свободу.
Подбираю с земли металлический прут и вонзаю себе в глаз.
Свобода побеждает смерть.

"Плохой из меня воспитатель..."
Технодесантник Христос так и остался сидеть в шлеме виртуальной реальности перед старинным когитатором, который занимал львиную долю всего арсенала на борту крейсера "Злой Рок".
"Да и кто из Астартес может похвастать таким умением? Я прочёл множество трудов по педагогике, но сдаётся мне, что без опыта в этом деле ничего не светит.
И всё же… есть некоторый прогресс. На этот раз он не напал на меня. Однако снова решил проблему насилием. Где же я допускаю ошибку? Допускаю ли я её вообще? Я могу понять его реакцию, но он слишком быстро развивается. И недели не прошло с последнего запуска!
Понизить интеллектуальные возможности? Превратить его в настоящего ребёнка? Но какой в этом смысл? С созданием такого рода Духов справляются тысячи женщин в тысячах мирах.
Дать ему человеческий вид? Но как объяснить тогда, почему я его удерживаю? Сам-то ты помнишь, как выглядел, когда был человеком?
Расширить зону исследования? Боже… я и так уже не сплю.
Ввести новых персонажей? Искусственный интеллект для искусственного интеллекта? Да ты и одного создать не можешь…
Что же делать?"
– …тос… Христос!
Технодесантник, наконец, уловил, что посторонние звуки – это не шум имитации роскошного старинного поместья. Он снял шлем, встал с кресла и повернулся к гостю. Им оказался инквизитор Немрод Энлил, высокий статный и смуглый мужчина с чёрными беспросветными волосами и ослепительно белыми зубами. Немрод лучился здоровьем и добродушием. Однако Христос знал, как всё резко может изменится. Технодесантник сотворил знамение аквилы и поклонился.
"Вечно отвлекают", – подумал он.
Христос вздохнул и подавил нарастающую злобу.
– Пришёл посмотреть, как у тебя идут дела, – сказал Немрод.
– Спасибо за ваше внимание, инквизитор, – Христос не поднимал головы.
Большая часть его сознания всё ещё решала беду с созданием Silica Animus. Благо интеллектуальные возможности Астартес позволяли многое.
– Ты уже закончил делать протез?
– Да, мелта-ружьё успешно встроено и прошло испытания. Вы готовы к операции?
Инквизитор едва заметно поёжился.
– Чуть погодя. Пусть станет сюрпризом для моей жены. Как, кстати, поживает подарок для неё?
– Не волнуйтесь, инквизитор. Пусть просьба госпожи Энлил весьма… необычна, но я справлюсь к сроку.
– Придётся поспешить, Христос.
– Что? – технодесантник поднял взгляд.
– Грядёт война.
"Опять… опять война… проклятье! Мне нужно время… время, время! Хорошо, что по моему лицу уже нельзя прочесть никаких чувств".
– Всегда готов, – ответил Христос. – Новый срок?
– Две недели, не больше.
Инквизитор ушёл, оставив технодесантника наедине с мыслями. Вокруг кипела работа, несмотря на позднюю ночь по стандартному терранскому времени. Одни техножрецы со свитой сервиторов ремонтировали доспехи и оружие Караула Смерти, другие при сиянии свечей составляли акты о выполненных работах или списывали невосстановимое оборудование.
"Вот и всё. Как любил повторять магистр: порой судьба решает задачи куда лучше даже умнейших людей. Испытания in vitro затянулись. Нужно рискнуть. Перейти к in vivo.
Делай что должно, и будь что будет, Христос.
Эх, столько проектов. И так мало времени…"

Изменено 15 июня, 2020 пользователем Мамкин нонконформист!

[0.5 Кота]

"Автор № 4"

Затаившийся в кустах, прижавшись к земле, ты наблюдаешь битву гигантов. Клешня босса смыкается на правой руке человека, просто отрывая ее. Не обращая внимания на чудовищную рану, человек выхватывает левой из ножен клинок. Орк радостно хохочет, а от его смеха тебе еще страшнее. Не смотря на тяжелую рану и массивную броню, человек еще опасен. Он даже умудряется ранить орка, но вскоре и его левая рука оторвана и брошена в кусты. С неприятным, чавкающим звуком она падает возле тебя, и ноздри заползает железистый запах крови. Напоследок босс-орк просто разрывает противника пополам, и отправляется дальше в гущу боя. Ему вновь и вновь предстоит доказывать свою силу и нести смерть слабым. Такова орочья природа.
Выждав, ты подползаешь к оторванной руке. Пальцы мертвеца обхватили рукоять ножа с такой силой, у тебя едва получается их разжать. Завладев клинком, бежишь прочь.
После проливного дождя по лесу идти сложно. Ноги скользят по мокрой траве, вязнут в набухшем от влаги гниломхе, некоторые лужи приходится обходить. И именно в этот момент ты нос к носу сталкиваешься с врагом. К твоему удивлению у него нет оружия. А вот он видит уже твой клинок. Его мерзкая зеленая морда расплывается в ухмылке, обнажая острые зубы. Не говоря ни слова, он просто бросается на тебя. Ты не успеваешь воспользоваться ножом, и вот вы оба уже катаетесь по земле. Хрипы, ругань, беспорядочные удары, попытки задушить, да хоть перегрызть горло! Враг сильнее, крупнее, матерее и опытнее тебя. Но не все решает сила. Твой противник пытается встать, но вместо опоры нащупывает скользкие листья и падает мордой в лужу. Ты падаешь сверху, вцепляешься в голову, запихивая глубже в воду, наваливаясь всем телом. Он пытается вырваться, яростно сопротивляется, но не может. С каждым мгновением он становиться все слабее и слабее. И на смену слабости приходит смерть.
Ты поднимаешься. К кислому запаху мокрого леса примешивается новый, донельзя отвратительный. И ты понимаешь - от покойника. Он обделался перед смертью. Это неожиданно веселит тебя. Ты начинаешь хохотать как безумец. Отдышавшись, [ну уж нет]одишь нож, с которого все началось и идешь дальше. Цель уже близка.
Ты почти дошел. Мимо тебя проносятся боевые машины, где-то слышен мерный топот марширующей колонны. Но все окружающим до тебя дела не больше чем до грязи. Впрочем, после пути ты и сам похож на кучку ожившей грязи, в глине, листьях, мхе. Но все же доходишь до того, кого искал.

Узрог с трудом признал в бегущей кучке грязи своего гретчина Спуки.
- Настоящее пыряло космокретина босс! – верещал грот. – Всего десять зубов! Настоящее, смотрите! Тут даже по космокретински написано!
Пыряло было внушительным, почти с грота размером. Узрог отобрал его и посмотрел на лезвие, со странными символами: «Debilis deberi morti».
- Девять, девять зубов, босс, а? – заискивающе сбил цену Спуки.

[0.5 Кота]

"Автор № 5"

Morituri te salutant

Неподвижная туша металлического “паука с хвостом” выглядела подобно причудливой effigies* на освобожденном по такому случаю столе и вместе с вывалившимся питательным элементом была безжизненна и безобидна. Правда рослый и необычайно массивный мужчина с замотанным бинтами лицом нервно стискивал огромную кружку с рекафом и смотрел на машину так, словно хотел голыми руками разломать ее на мелкие кусочки. Его напарник Угрюмый, оправдывая свое прозвище, нервно курил с таким лицом что у любопытных желание спрашивать как-то само собой пропадало. Из пепла и окурков в маленькой баночке потихоньку вырастала не слишком точная копия улья Танакверис, правда вряд ли кто сейчас стал бы оценивать подобный шедевр.
О ночном происшествии, когда странная штуковина вылезла из унитаза в одиночной камере, пробурила голову наркобарыге, которого ранее чудом спасли от нападения тяжелого боевого сервитора в больнице, а после накинулась на подошедшего маршала, изрядно поцарапав ему лицо. То, что началось с обычной, на первый взгляд, перестрелки между торговцами химическими наслаждениями стремительно перерастало в нечто непонятное и пугающее…
Отправленный вчера ночью во дворец Адептус Механикус наскоро набросанный запрос вряд ли мог многое изменить, но жизнь маршалов потихоньку входила в привычное русло, смотря на то, что с изгаженными стенами камеры предстояло повозится. Тихое равномерное гудение, вобравшее в себя звучание работающих приборов и обрывки людских голосов, понемногу убаюкивало, но установившуюся идиллию вдребезги расколошматил старший маршал, ввалившийся с таким видом, будто его расстреляли около недели назад.
-Даже не думайте сейчас возражать!- прохрипел он, избегая смотреть в глаза отличившимся подчиненным, после чего втянулся в свой кабинет и смачно хлопнул дверью. Причина такого поведения стала ясна чуть позже, когда эхо тяжелых шагов заставило дрожать сперва гололиты в рамочках на столах и стенах, а после окутанная в багрянец аугметическая рука символически постучала в дверной косяк.
В этом деле было слишком много несостыковок с самого начала. Ящики с концентрированной наркотой, для производства которой понадобилось бы первоклассное оборудование и опытные рабочие. Зуб-имплант с миниатюрным вокс-передатчиком, передавать который простым plebes** “толкачам” было бы равноценно тому чтобы выбросить шедевр микрокузнецов в бочку с отходами. Столь удачно “пропавшие” медики и пациенты, когда пушки боевого сервитора разносили тонкие стены отделения интенсивной терапии госпиталя имени Святой Елены. Блокировка, которой нужен не просто отпечаток пальца, а отпечаток пальца с жизненными показателями отличными от ровной линии. И в заключении - жутковатая механическая тварь, убравшая последнего свидетеля, проникнув через самое неожиданное место. Даже если не обращать внимания на то, что успел наговорить барыга, кончики алых роб, расшитых символами бинарного кода, все равно просматривались среди шитых белыми нитками домыслов и теорий.
Требования служители Омниссии были предельно просты: он желал получить не только лежащий на столе трофей, но и другие machinae***, относящиеся к этому делу.
Это был конец. Самый настоящий конец. Старшего маршала можно было понять - в условиях изоляции системы, с различными людьми, набранными в помощь блюстителям закона, с ежедневными нападками итераторов у него отбирали ниточки к самому крупному делу за последний цикл. Причем ящики с химическими “деталями” продолжали занимать половину резервного склада. Добиться хоть чего-нибудь внятного у Адептус Механикум в течении этого столетия может оказаться практически невозможным, а наращивать конфликт юрисдикций и затевать ссору с теми, кто управляет технотаинствами систем добычи и распределения энергии, а также очистки воздуха и воды, минимум неразумно. Маршалы это прекрасно понимали, потому Угрюмый сжал зубы, едва не перекусив пополам очередную курительную палочку, а тот, кто до сих пор вынужден был торчать в участке в пятнистых бинтах вместо того чтобы нестись в госпиталь за помощью, еле слышно зарычал и стиснул кулаки. Никто из них не желал сейчас особо откровенничать и делиться уликами или, на худой конец, своими мыслями по поводу произошедшего.
-Мое почтение и прошу прощения если заставила ждать. - неожиданно бодрый голос адепта Астраи невольно заставил обратить внимание на яркую лазурно-фиолетовую шевелюру, блестящие кольца в ушах и в носу, огромную стопку пластиковых бланков поверх датаплашета и злополучный зубной имплант, упакованный в пакет для улик.
- Мы весьма польщены, что наш запрос был рассмотрен столь оперативно,потому смею надеяться что сотрудничество в указанных аспектах будет плодотворным. - стопка бланков шлепнулась рядом с неподвижным механическим монстром и пакетом с фальшивым зубом, - Чтобы сэкономить вам драгоценное время, здесь и сейчас мы заполним протокол осмотра, опросную форму, экспертную форму А-сорок четыре для заключения, форму об изъятии Два-С-восемьсот с печатью, форму о передаче ценностей восемьсот семьдесят четыре и, конечно, форму об отсутствии претензий. Ко мне можете обращаться “адепт Виччи” или “адепт Астрая”. Надеюсь вы не против того, что наш разговор будет записан и приобщен к материалам дела?
В тонких пальцах мелькнул пластиковый стилос****, заостренный кончик которого сейчас до смешного напоминал воздетый меч. Трудно было поверить, но именно им Астрая около шести стандартных часов назад смогла обезвредить лежащую на столе машину.

* - скульптурное надгробие (лат)
** - плебеям (лат.)
*** - механизмы, приборы (лат.)
**** - инструмент для письма в виде остроконечного цилиндрического стержня

Изменено 18 февраля, 2019 пользователем Маэстро СТЕРХ

[0.5 Кота]

"Автор № 6"

Dura Lex Sed Lex

В Садах Созерцания только перезвон кристальных листьев, вызванный легким искусственным ветерком, нарушал тишину, разбавлял покой отголосками непроизвольной музыки, скользящей, будто плоский камень по водной глади, и тонущей где-то в глубине лабиринта деревьев. Сладковатый аромат лунных цветов въедался в кожу и волосы, слегка кружил голову, бесповоротно впитывался тканью, так, что призрак благоухания витал несколько циклов спустя. Крохотные птички-стражники — невероятно изящные механизмы, до блеска в ониксовых глазах пародирующие давно вымерших птиц из плоти и крови, бесшумно порхали среди растительных альковов, отслеживая состояние экосистемы. Их тонкие крылья ловили свет рукотворных звезд, лучась серебристым мерцанием.
Сенбиаль лежал, сжимая длинными пальцами травяной покров, словно сам был бесплотным духом, рискующим не удержаться на земной тверди и воспарить под вершинами куполов. Его легкие болели, терзаемые частыми судорожными вдохами, и боль просачивалась с током крови в глубь тела, пробираясь к сердцу и выворачивая суставы. Лоб покрылся холодной испариной, уже успевшей кристаллизоваться, украшающей голову, подобно венцу. Птицы-стражники тревожно закружили над молодым эльдаром.
Сенбиаль смотрел ввысь широко распахнутыми глазами и не видел ни кромки куполов, отделяющей мир-ковчег от космического пространства, ни серебристых дронов, зависших аккурат пред его взором, предметы давно потеряли очертания, расплываясь и образовывая слитное пятно. Он провалился в темноту, словно в болото, понимая, что не сможет выбраться, но продолжал барахтаться, все глубже и глубже погружаясь в чернильную трясину, постепенно теряя жажду к сопротивлению и смиряясь. Она поглотила сознание, и мысли испарились из разума, оставив после себя ощущение пустоты. Сенбиаль становился пустотой, и пустота становилась им. Не существовало больше ничего, кроме первозданной бездны. Он был и не был одновременно, парил и падал, и взлетал вверх, к черным небесам, и так же стремительно пикировал в пропасть мрака, в какой-то невозможной точке слитую с высью. Он был самой тьмой-прародительницей, той, которая древнее всего сущего, вне времени и пространства, явлением, неподвластным для осознания простому смертному разуму.
А потом задребезжал свет. Воспоминания, которые провидец хранил так же осторожно и втайне ото всех, особенно от учеников, как хранят запретные знания о самых коварных и мерзостных приемах и силах Той Стороны для бесчестных, беспощадных и бессмысленных боев.

- А мы… Живы…
Первые слова, что смогла произнести, заикаясь и все еще стараясь не дышать, Акилья. Остальное ее тон передал брату без слов, благо он чувствовал то же самое.
То, что уравнивает даже эльдар с самым низшим из мон-кей. Заставляет так же забиваться в угол, забыв о молитвах, о долге, чести и стремлении не бросать своих. Терять облик разумного существа и ощущать только то, что, по-видимому, чувствует любая тварь, рожденная из плоти и крови. И то, чего охочие за тем и другим твари Той Стороны, рожденные из боли и жажды, ощущать не могут.
Остались только нерассказанные последние моменты тех, кто боялся меньше. Не было на ступенях места, где Кхорн не вписал бы в свою летопись, как сражались и как умирали. Где два бога решили проверить, кто из них лучший учитель и наставник - и теперь каждое кровавое пятно, каждая дыра от выстрела в стене, каждая разрубленная кость и каждый собранный череп готовы были передать двум последним живым свидетелям послание на их общем языке.
Как будто в знак некоего извращенного уважения и почтения к противнику, в силу своих страшных законов, почти в благодарность, тела немногочисленных воинов Аспекта не тронули даже кхорнаты. Смертельные раны, быстрая гибель, и не более. Кроваворукий Бог все же внушал наполовину одержимым, что его железо выковано в том же пламени, что их латунь. Что при всей любви Бога Крови к черепам, останки детей Кхейна следует оставить отцу и покровителю.
За них платить черепами, конечностями, кровью и криками перед смертью пришлось всем остальным. И на них закон о почтении к достойному противнику уже не действовал.

- Не слышу… Никого...
После многих дней непрекращающегося шума, тишина на поверхности была страшнее криков Великого Врага и его слуг, скандировавших на чужом языке, раз за разом, три слова. Occidio. Mutilo. Ambustio. Что они значили, дети не знали - но перевод был вписан в то, что осталось от Башни Истириана. Мраморный шпиль продолжал стоять, хотя в нем были прогрызены снарядами дыры величиной с гравитанк. Мон-кей, одурманенные боем, ушли сразу же, едва все вокруг перестало подавать признаки жизни - их интересовало только превращение живого в мертвое, а камень был бесполезен. Но теперь он хотя бы мог спрятать от ревущего дождя и зубастого ветра, убирающих хотя бы самые явные тона красного и черного с улиц.
- Значит, умерли все. Остались одни мы.
Нет смысла искать дальше. Никто не последовал в узкие лазы для животных, кроме них двоих. Все остальные места не спрятали бы никого. Некому было звать на помощь, а если бы кто их и услышал - помочь им теперь уже было бы нечем. Только [ну уж нет]одить, что осталось посреди выбитых окон и обрушенных стен съедобного и согревающего, и молиться, чтобы его хватило до прихода кого-нибудь. Кого-то, кто закончит все это тем путем или иным.
- Погоди… Там.
Даже сквозь стук воды по камню пробился вой, непохожий ни на Врага, ни на зверя, ни на мон-кей. Значит, это мог быть только кто-то из не сражавшихся. Кто-то, кого не нашли - или не смогли пробиться внутрь.
Вначале казалось, что это где-то далеко, а то и вовсе мерещится, но стенания не утихали. Будто почувствовали, что кто-то их слышит, и возобновились с удвоенной силой.
- Там кто-то остался. Надо посмотреть… А если это…
- А если заманивают таких, как ты?
Теперь уже Акилья не боится. Потеряла способность к этому. Она уже не увидит ничего страшнее теней на стенах, показывающих картины на фоне пламени. И не может допустить, что где-то кто-то просит помочь, и некому, кроме нее, даже просто знать об этом.
- А если нет?
Она никого не защитит обгорелой палкой, но это последнее, что дает ей почувствовать себя не беспомощной.

- Я есть хочу… Горячего...
Сам Сенбиаль тоже больше всего на свете хотел оказаться там, где дождя, и вони, и холода, и промерзшего размякшего хлеба не будет. Уснуть спокойно, не слушая все нарастающие стенания. Но хоть теперь, когда его трусость все же спасла обоих, не хотел показаться умеющим только ныть. И потому молчал.
- Только отсюда если...
То, что близится искомое, было понятно уже по изодранным телам, которых было все больше… И которых дети уже даже не боялись. Поняли, что бояться надо живых, а не мертвых. И еще это были уже не соседи и не Стражи - а провидцы в когда-то роскошных одеждах и давно угасших расписных ру[ну уж нет].
Только за последним поворотом, когда рыдающий голос был уже совсем рядом, даже не показывающая страха Акилья вдруг выронила палку и зажала рот ладонями. По всей окружности главная зала была усеяна копьями, воткнутыми в пол. На них мон-кей насадили столько тел, сколько смогли там уместиться - а ведь психокость могла выдержать очень многое. Никого из них девочка не узнала - узнавать у многих было просто нечего.
Но едва не закричала не поэтому.
- Мама...
Сенбиаль тут же начал искать глазами хоть что-то знакомое. Украшения. Волосы. Цвет одежды. Он не рассчитывал уже никогда увидеть мать, но если сестра узнала ее тело - ее нужно прямо сейчас… Только бы отыскать ее камень. И просто успеть проститься. Хотя бы.
Он знал, и сестра знала, и она знала, что он знает, и он знал, что она знает, что взглянуть на нее мертвую они не смогут спокойно никогда. Никак. Сколько бы ужасов ни увидели ранее. Но не то что перестать смотреть, а даже просто подумать, чтобы этого не видеть, неспособны. Нельзя. Увидеть трудно, но не смотреть еще тяжелее.
- Где, я ее не ви...
На полуслове догадался посмотреть в центр круга из копий. И сам едва не заорал, потому что не знал, что и как ему теперь понимать. То, что свалившаяся на колени и есть мама, Сенбиаль не мог не понять, но то, что она осталась живой, и это ее голос, уже было чем-то, что не могли после себя оставить слуги Врага. А если оставили…
Сестру он схватил за руки и потащил назад, когда та уже протянула руки между двумя древками, пытаясь протиснуться посреди лохмотьев окровавленных платьев.
- Стой!
От сестры он получил по лицу очень сильно. Но не выпустил. Прежде, чем та успела что-нибудь спросить или сказать, оба подняли взгляд и теперь уже не сговариваясь отпрянули прочь.

Тому, что делает Враг с телом и душой, эльдар учат не просто с детства, а едва те вообще начинают понимать смысл хотя бы нескольких слов. Те, кого не учили, становятся легендами наподобие дочери аутарха Искусственного Мира Кер-Ис. Теми, кого в наивности и самоубийственном пренебрежении превосходят разве что далекие предки, сотворившие новое божество, и первыми сполна познавшие его объятия. По сравнению с кем даже друхари - иконы самообладания и разумной осторожности.
Немногие бы выжили дольше, если бы не смотрели дальше самого очевидного. Ни один эльдар не посмел бы мешкать, увидев вместо другого тварь Той Стороны. Каждый знал, что их родные, если кому-то из них доведется коснуться ужасов потусторонних глубин, умирают тогда, когда их глаза становятся черными, как уголь, а не тогда, когда выстрел или удар заканчивают их страдания. Что одержимого даже не убивают. Приходят забрать и похоронить уже умершее тело. И душу, если та чудом уцелела.
Сенбиаль сам не знал, как, по каким знакам он смог определить, что за ними смотрит что-то, по сравнению с чем даже гиганты в красных и латунных латах пугают меньше. Просто почувствовал. Сомневался ровно до момента, пока руки матери, за долю мгновения оказавшейся около копий, не натолкнулись на стену из голубых письмен, появляющихся в воздухе только от ее прикосновений. Ступив чуть-чуть дальше, Акилья бы оказалась шеей ровно там, где не смогли двинуться дальше окровавленные пальцы.
Но просто сорваться с места и бежать как можно дальше, пока не выбьются из сил, детям не давало то, что мама все еще была здесь. Инородное чудовище не вышвырнуло ее из собственного тела, и не заперло в глубинах памяти. Дало вдоволь рыдать и смотреть.
И его план едва не удался. Пара мгновений замешательства и доверия - все, что ему было бы нужно.
- Что они с ней…
- Не знаю!
Говорить разборчиво она не могла, но то, что раз за разом велит обоим идти прочь и не оглядываться, понять было можно. Вот теперь было самое время и бояться, и кричать, и убегать.
- Вставай быстрее, если круг откажет...
А еще у мамы были треугольные зубы, видимые даже при слабом свете. И на белой коже были царапины - как будто вырезанные острым ножом. Сначала Сенбиаль подумал, что это следы от ногтей или зубов… Пока вдруг прямо на щеке у матери не появились новые борозды, тут же засочившиеся кровью. Теперь в виде узнаваемых, тщательно выводимых рун, сложившихся в слово.
“Еды.”
Рыдания умоляли не читать и не слушаться. Но Акилья, сглотнув, не отвернулась. Молча вытащила последнее, что оставалось, и осторожно кинула к упертым в пол рукам. Сама не зная, зачем.
Брошенную пищу мама схватила и затолкала в рот почти сразу. Так быстро, что даже уследить дети не смогли. Успела только чуть-чуть успокоиться, самую малость почувствовать облегчение и забыть про все. Ненадолго.
Потому что дальше с воплем омерзения зашлась кашлем, и изо рта у нее потекла черная слизь, перемешанная с чем-то, про что Сенбиаль даже не захотел знать, чем оно когда-то было. Даже они почувствовали, оба, каково ей - как будто ощущение битого крошева было у них самих в глотке.
На другой щеке проступили новые символы.
“Мяса.”
Взгляд у мамы поднялся выше. Достать до висящих на копьях тел рукам не давала невидимая стена. Потом ее взор опустился на детей. Будто угадав их мысли, стоило тем еще чуть-чуть отползти назад, на лбу у матери демон вывел еще знаков.
“Иначе убью.”

- Они единственные. Напуганы до помрачения рассудка у обоих, но…
Никакого иного ответа экзарх и не ожидал. Почти все, кто проходили через бойню Врага, кто видели его глаза и ощущали его дыхание, тратили долгие годы, чтобы вновь смотреть на мир глазами, свободными от ужаса и от ненависти. Особенно те, кто еще не успели ступить на Путь.
Но даже две души, спасенные милостью Иши, это намного больше, чем ни одной. Говорящие с Призраками скорбели обо всех, чьи путеводные камни были расколоты, но уже закончили сбор тех, чьи уцелели. Они поднимали тяжелый груз чужой памяти, и говорили с ними, вспоминая их имена.
Сам экзарх вспоминал совсем другое. Ему предстояло испытание, к которому он, посланник Кроваворукого Кхейна, его огонь и меч, не был готов никогда. Ни разу, хотя не впервые с ним сталкивался.
Едва уже ничего не видящих вокруг себя, лишь неосознанно жмущихся друг к другу спасенных унесли - даже не увели, идти они бы все равно уже не смогли - Потерянный на Пути Огненного Дракона повернулся лицом к защитному кругу из шестидесяти четырех поющих копий. Его Враг разрушить не сумел, хотя старался изо всех сил… И только это в итоге спасло очень многих от участи куда хуже смерти.
Теперь все, что отпечаталось кровавыми следами ладоней на стенах, полностью повторяло слышанное экзархом много раз. Песнь, слова которой заменяли искры сталкивающихся мечей. Аккомпанемент взрывов, отражающихся в масках войны. Рывок от укрытия к считающему себя неуязвимым противнику, на расстояние, где огонь Кхейна поглощает и очищает все. Единое острие пламенного копья, пробивающего навылет строи, стены, щиты и заслоны, как шкуру змея, чтобы добраться до его беззащитного сердца и одним ударом проложить путь другим ликам Бога Войны. Это зов, что слышат эльдар, столь сильный, что он раскалывает душу. Война, родная мать всех потомков древних, переживших Падение.
Иногда она порождает воина, которому улыбается и Кроваворукий Бог, и тот, кто некогда восхитился им. По-своему, извращенно оказал почести, как блудному, незаконнорожденному, но любимому сыну, за чьими плечами тысячи великих свершений.
Иногда… Иногда нет. Неписаный, но никем не оспоренный закон, один из немногих, что чтят даже мон-кей. Всякого, кто увидел лик войны, и не смог выстоять, следует простить, и милосердно отпустить. С этой мыслью, воздавая хвалу отваге и жертве колдунов, экзарх пробудил семь знаков огня на своем оружии.
Его зрение, обученное даже за стенами пламени ловить мельчайшие детали, успело заметить глубокие черные порезы, сложившиеся в последний момент в руны.
“Закон есть закон”.
У проклятого изгнанника Той Стороны была, при всей его низости, хотя бы отвага принять поражение достойно.
- Истину глаголишь, раб. Хорошо сказано.

[0.5 Кота]

"Автор № 7"

Ветра свист

"Прекрасное существо человек, если он - человек."
Девиз Дома правящего, казалось, таил в себе легчайшую тень насмешки над основами основ Имперского кредо. Какие могут быть полутона в определении человеческого? Но сколь равны сыны и дочери Рода людского бы не были пред Императором, некоторые традиционно были более равны.
И все-таки в настоящий момент времени, в меру своего понимания жизни, Вселенной и прочих высоких материй, Георг (или, как его предпочитали звать немногочисленные “друзья”, Бак) был счастлив. Причин у него было две.
Императора наместник и глава Дома правящего, в честь своей очередной супруги - надо полагать, как раз сейчас занятой своими прямыми обязанностями - подарил весьма неплохой обед любому желающему. Крохи с барского стола, в лучшем случае остатки какого-нибудь приема - но они изобиловали весьма неплохой и местами даже качественной пищей и выпивкой! Названия этим угощениям Бак не знал, да и не интересовался. На один вечер он ощутил себя королем мира…
...что плавно подводило ко второй причине. Поскольку стража и охрана были заняты тем, что не давали толпе от радости что-нибудь снести и разгромить, никто и не подумал оберегать теперь покой мертвецов. Врата кладбища были призывно, как бедра не по карману дорогой шлюхи, распахнуты в приглашении к отдыху. Обогрев! Свет! Скамейки, отделанные мягкой обивкой! Сделанное людьми для людей, а не черни, кладбище было оборудовано крытыми переходами на случай солнца, высокими стенами на случай ветра, Вечным огнем на случай мороза… Блистательное, изумительное обиталище для того, кто обычно ночевал под мостом и в канаве под тряпьем.
Невероятно было ступать по этим камням, идеально гладким, причудливо узорчатым. Каждый новый поворот, каждая новая скамейка казались Георгу все более и более привлекательным местом для ночлега, каждая следующая были лучше всех предыдущих. В конце концов, даже его воображение перестало рисовать варианты роскошнее, и бездомный с удовольствием плюхнулся на ближайшее сиденье под тенью белокаменного склепа. Вид открывался на рукотворное озеро, и небольшой парк, и на величественную статую Снежного старца. Подняв руки в жесте аквилы, Бак символически бросил кусочек мяса в воду, благодаря Героя и Благодетеля за то, что имел.
Жизнь была прекрасна, и качественное пойло делало ее еще лучше. Главное было утром выйти отсюда… Это, впрочем, куда проще, чем войти. Попасть туда, где тебя не должно быть, легче всего, если притвориться, будто ты тут хозяин. Просто выйти в “одолженном” траурном плаще, никто и не заметит.
Луна, как огромное зеркало, застыла прямо за спиной у Старца, подобно его и так отчетливо выраженному серебряному нимбу. На мгновение промелькнула мысль отпилить частичку металла, но ее Бак быстро согнал, прокляв Варп и искушение. Святой хоть и умер давно, но с небес вряд ли одобрит такую дерзость.
Впрочем, вопрос святости поступков и почтения к мертвым быстро отошел на задний план, едва все выпитое и съеденное напомнило о себе. Остатки стыда Георг растерял даже раньше чем последние зубы, но все же под суровым, недовольным, свирепым, и в то же время печальным взором покровителя мира не решился сбросить портки прямо посреди аллеи. К счастью, зимний сад был неподалеку…
"Ну что ж, поможем… садоводству… в благодарность..."
Ветер, до того молчавший за высокими стенами, неожиданно громко засвистел, завыл. Внимание старика отвлекло что-то далеко сбоку. Не конкретное зрелище и даже не движение, просто что-то со стороны статуи Старца - как будто его взгляд стал материальным и обжег мерзнущий зад. Осквернитель святого места немедленно приподнялся, лихорадочно заметавшись в стороны, сам не понимая, отчего вдруг ему так страшно, что он почти мечтает об аресте и заключении в безопасную, бронированную изолирующую камеру. Со всех сторон статуи черных птиц будто одна за другой начинали смотреть на нечестивца, которому не место среди мстительных покойников.
"Ай, чтоб меня, спаси, Всемогущий!"
Наверное, от молитвы праведника отступили бы злые потусторонние силы, но из уст Бака она звучала неубедительно. Оставалось одно: попросить прощения у Старца, хозяина черной горы.
"Прости меня грешного, дозволь уйти восвояси рабу своему!"
И только взглянув вновь на черный силуэт святого на фоне луны, бездомный заорал уже наяву, не у себя в голове. На посохе у Снежного Старца висела черная тряпка, вначале показавшаяся изодранным знаменем, но скользящая по нему вниз. Обретая очертания закутанного в могильный саван призрака-сторожа, хранителя кладбища, она начала спускаться к подножью монумента. Что будет дальше, Георг выяснять не хотел, и не прекращая крика, бросился к выходу, роняя немногочисленные пожитки.
"Осквернил покой усопших? Получи, грешник!"
Безликий, безглазый черный дух Снежного старца теперь был сзади, его взгляд сверлил спину, его дыхание слышалось в снежном вое ветра. Он жаждал покарать в назидание, утащить с собой на тот свет, чтобы там, в загробном мире, безбожник и богохульник вечно оттирал лоскутами своей же кожи со стен нечистоты, и грязь, и кровь зверски замученных и невинно убиенных.
Спасительные ворота, за которыми у призрака не было бы власти, показались бездомному путем прямо в блаженное посмертие, свободное от ужаса и кошмаров наяву. Едва он переступил их, как один из светильников лопнул и разлетелся кусками бешеной остроты, разорванный на части ударом невиданной силы. Только упав на землю, Бак почувствовал боль в щеке, спине и некоторых других местах от порезов и попаданий осколков. Это был прозрачный намек, что пора убираться прочь и не возвращаться.
Крики обезумевшего старика, перекрывающие истошный вой ветра, еще долго слушала не одна окрестная улица, но празднующие люди не придали им ни малейшего значения.

Изменено 20 февраля, 2019 пользователем Маэстро СТЕРХ

[0.5 Кота]

"Автор № 8"

Непрощённый

Тяжелые, выверенные шаги раздались со стороны лестницы. Мортарион улыбнулся, если бы натяжение остатков сухой кожи под дыхательной маской можно было назвать улыбкой. Примарх Гвардии смерти ждал уже довольно долго, но терпение принесло свои плоды. Ловушка захлопывалась. Наконец-то, наконец-то эта поганая плешивая псина, ответит за все те проблемы, которые сопровождали кампанию в Сегментуме Пацифик. По правде говоря, Повелитель Смерти слегка запутался в том, что происходило с Космическими Волками. Но это его мало интересовало. Главным было то, что Леман Русс, ненавистный братец, неведомым образом выбравшийся из ловушки Магнуса сам шел к нему. Шел, даже не подозревая, что выйти отсюда ему уже не суждено.
- Как же ты долго, брат, - голос Мортариона был сухим и сиплым. Падший примарх развел руки в стороны и слегка склонил голову, приветствуя своего гостя. Тишина гулко ударила по мраморному полу нефа. Звук многократно отразился от стен кафедрального собора Вордракса.
Пришедший остановился скрытый тенью. Русс изменился. Мортарион получал данные от своих агентов, что Король Волков отвернулся от Императора. Что ж, это не мешало ему таскать на плечах шкуру огромного фенрисийского волка. Варварская роскошь, или как там это называлось. Повелитель Смерти хмыкнул.
- Ты так и будешь стоять там, в притворе, или же рискнешь подойти и обнять своего возлюбленного брата, как положено среди долго не видевшихся родичей?
Русс шагнул к нему навстречу. Всего один шаг. Достаточный чтобы тусклый луч света, падавший из разбитого стрельчатого окна, осветил лицо. Мортарион отшатнулся. Тишина лязгнула подтоком об пол.
- Нет! НЕТ! НЕТ!
Булькающее и прерывистое дыхание примарха Гвардии Смерти разнеслось по залу.
- ТЫ МЕРТВ!
- Разве? – глубокий, резонирующий и столь знакомый голос. Хорус Луперкаль стоял и смотрел на него со смесью веселья и презрения. Великолепная белая шкура фенрисийского волка лежала на его плечах. Броня, белая как мел, была богато отделана золотом и бронзой. Мерцающий в тусклом свете металл обвивал все пластины брони витой листвой. Две ощеренные волчьи головы смотрели на Око пускающее слезу в центре нагрудника. Стилизованный воротник из перевитых рогов защищал открытое лицо. На левой поножи Мортарион разглядел голову волка на фоне неполной луны.
– Я был мертв. Причем еще до того, как ты превратился в смердящее и разлагающееся ничтожество, брат.
- Но как? - Мортарион проигнорировал оскорбление.
- Я умер на Молехе, брат. Я не тот Хорус, за которым вы шли на Терру. Я лишь осколок. Как и Магнус.
- А Русс?
Луперкаль рассмеялся. Смех унесся к потолку и затих во мгле.
- Скажи мне, Мортарион. Почему вы всегда держали и держите Русса за идиота? Особенно сейчас, когда изменения в нем столь сильны?
Повелитель Смерти не ответил, а лишь продолжал потрясенно смотреть на брата, словно на призрака. Хорус вновь хохотнул и поднял булаву.
- Ты так и будешь стоять там? – передразнил он.
Сбросив оцепенение Мортарион перехватил Тишину двумя руками и произнес единственное слово:
- Убить.
Материализуясь из тумана, лязгая разлагающейся, неухоженной броней, вперед безмолвно бросились воины Савана Смерти. Неуклюжие в своей терминаторской броне, Гвардейцы Смерти пытались окружить свою жертву.
Их встретил боевой клич, не звучавший уже десять тысяч лет.
- Луперкаль!
Хорус двигался со скоростью и изяществом, недоступными для его падшего брата. Мгновенный рывок вперед – у Мортариона даже не успели совершить цикл оба его сердца, - и булава описала дугу снизу вверх. Сломав боевую косу, пробороздив нагрудную пластину терминаторской брони, разрывая адамантий, керамит и плоть, окутанная ярким зеленым светом булава, проделала путь до головы десантника и вырвалась на волю, высвободив фонтан гноя и черной крови. Из начавшего медленно падать тела на мгновение вырвалась вопящая тень, в которой Повелитель Смерти увидел искаженное ужасом лицо своего телохранителя.
Не пытаясь грубо контролировать свое оружие, а мастерски направляя его импульс, Хорус крутанулся вокруг себя, переводя удар снизу вверх в боковой удар, раздробивший головы еще двух Гвардейцев Смерти. Следующий взмах булавой сверху вниз прошел через воина Савана Смерти насквозь, разорвав космодесантника пополам. Мортарион уже был рядом и нанес боковой удар Тишиной, нацеленный в бок Луперкаля. Сделав шаг назад Хорус увернулся от косы, но не дал ей продолжить движение. Булава метнулась навстречу, звонко ударившись рукоятью о косовище и, с лязгом скользнув по нему, ударилась о пятку лезвия косы. Взревев, Хорус ухватил булаву второй рукой ниже Тишины и крутанулся против хода косы, вкладывая в движение всю свою массу и вырывая оружие из рук Повелителя Смерти.
Хрипя, Мортарион взмахнул крыльями, до этого момента сложенными за спиной и отлетел от своего брата, исчезая в облаке блеклого тумана, моментально сгустившегося вокруг него.
- Сражайся, лицемерный ублюдок! – отбросив тишину Хорус перехватил булаву двумя руками и ударил в пол.
Вокруг головы примарха вспыхнул тот же свет что окутывал его оружие. Яркий, но мягкий свет, словно прошедшие через зелень летнего леса солнечные лучи. Теплый и очищающий. В месте удара словно вспыхнула миниатюрная звезда. Туман, сгущавшийся вокруг примарха, рассеялся, изгнанный ударной волной, которая отбросила оставшихся Гвардейцев смерти в стороны. Мортариона отбросило и впечатало в гранитную колонну. Он упал на пол в груде осколков, броня глухо зазвенела от удара об мрамор.
Не обращая внимания на пытавшихся встать космодесантников, Хорус шел к поверженному брату. Удар булавы впечатал примарха Гвардии смерти в пол, раздробив ранец силовой брони и сломав крылья. Пинок отбросил Повелителя Смерти к подножию колонны и перевернул его на спину. Наклонившись, Луперкаль сорвал дыхательную маску с лица брата. Мортарион закричал от боли. Впервые за многие столетия.
- Знаешь, ты всегда был самоуверенным. Стойким, последовательным, но самоуверенным. Но это сыграло с тобой злую шутку во второй раз, - Хорус огляделся, - Ты просто не в состоянии понять, что держишь волка за уши.
Мортарион засмеялся, гной и слюна брызнули из безгубого рта.
- И что теперь? Убьешь меня?
- Нет, Мортарион. У Владычицы Жизни с тобой свои счеты. Не мне решать жить тебе, или бесконечно страдать.
Булава, тихо звякнув, уперлась в нагрудник. Зеленое пламя вспыхнуло на лепестках навершия.
- Нет. Нет, нет, нет! Убей меня! Сделай что угодно! Уничтожь мою душу! Брат!
Хорус печально окинул Мортариона взглядом.
- Смерть – это слишком просто.
- Нееееееееееет!
Последний крик Повелителя Смерти еще бился под сводами собора, когда его тело осыпалось прахом на мраморный пол.

[0.5 Кота]

"Автор № 9"

Незатупившийся клинок

В обширном зале с высокими потолками играла громкая музыка, которая, как считали новоприбывшие почетные гости, подходила больше для военных маршей, нежели для почетного приема. Барабаны отбивали мощный ритм, пробирающий до самых костей, а громогласные трубы словно бы возвещали о наступлении великого воинства. Находившиеся в зале люди были подстать суровому и мрачному окружению - высокие и статные мужчины в старой военной форме, чьи испещренные шрамами и морщинами лица выглядели словно высеченными из камня. Они свободно ходили по залу, беря со стола или с подносов прислуги бокалы с напитками и закуски, общались друг с другом или с облаченными в платья темных тонов женщинами. Изредка откуда-то доносился смех. Прибывшие на этот “праздник” гости чувствовали себя не в своей тарелке. Яркая процессия богато одетых аристократов двигалась через зал с некоей настороженностью, словно они попали в дикий лес, наводненный хищниками. Ноги несмело несли их к хозяину этого места, каблуки опасливо стучали по темным плитам пола. Весь их вид говорил о чуждости для любого, принадлежавшего этому месту, словно они были чужаками из совсем другого мира. И это было истиной.
У противоположной от входа стены стоял огромный стол, во главе которого сидел один единственный человек. За его спиной со стены свисали огромные штандарты и гербы, неимоверно сильно отличавшиеся от привычных гостям роскошных гобеленов. Грубые, но мастерски сотканные, то там, то здесь, они несли следы пуль и опалин, что еще сильнее придавало им какого-то зловещего, воинственного величия, а сидящего под ними наделяло аурой властности.
- Губернатор Даймон, как приятно наконец познакомиться с вам лично, - улыбнулся розовощекий толстяк которого звали Арриан. Правитель аграрного мира кивнул головой и развел руками, показывая на стоящих по бокам от него.
- Губернаторы Арриан, Цорци и Зараф, не будем тратить время на обмен любезностями, прошу к столу, - ответил Даймон без тени улыбки. Он не сделал ни единого жеста, продолжая восседать за столом в своем украшенном медалями, орденами и декоративными черепами мундире.
Гости сели по обе стороны от Даймона, чуть дальше расположилась их приближенные, а вот пестрая кучка остальной свиты растерянно толпилась возле стола, не зная куда деть себя в таком непривычном месте. Даймон подозвал одного из своих людей и что-то прош[оппа!]л тому на ухо. Мужчина в форме кивнул и направился в сторону оркестра. Спустя короткое время зал наполнился мелодичной музыкой, под которую можно было танцевать, а не маршировать. Почувствовавшие себя в своей тарелке гости медленно растеклись по залу как журчащие ручейки, увлекая за собой мрачных обитателей зала.
- Вы очень...изменили это место, губернатор, - заметил Цорци, потягивая вино из кубка и осматриваясь вокруг.
- Война изменила это место, разрушила его, - ответил губернатор. Его столовые приборы лежали нетронутыми. - А я восстановил.
- По своему вкусу, - усмехнулся Зараф.
- У меня нет вкуса, но есть знания об устройстве имперских крепостей и бастионов. И толстые пласталевые плиты подходят для этого гораздо лучше, нежели облицовка из спурского мрамора, - сухо ответил Даймон и тут же добавил. - Со всем уважением к богатствам вашего мира, губернатор Зараф.
- Собственно, мы бы хотели обсудить возможности сотрудничества наших миров, которые были...э-э...невозможны в течение войны. Вы и ваши люди спасли эту планету, но теперь и её дальнейшая судьба в ваших руках. Газгианцы всегда процветали. Все наши миры процветали вместе, связанные множеством торговых соглашений, - начал Арриан.
- Я прекрасно знаю, о чем вы говорите, губернатор. То, что я солдат, не значит что я глупец и не могу разобраться в торговых и финансовых вопросах. Я прекрасно изучил наследие моего предшественника и не могу сказать, что поддерживаю его курс политики.
Губернаторы озабоченно переглянулись.
- Как вы сами видите, это место преобразилось, - продолжал Даймон. - Вы не видите множества прекрасных картин, дорогих украшений и редкого убранства ручной работы. Коридоры освещаются светом простых, но надежных люмосов, а не яркими голосвечами на золотых канделябрах. Двери моего дворца способны выдержать удар, который разнес бы в щепки старые, хотя признаю, нанесенные на них барельефы были чудесны. Всё это я продал. Загрузил на грузовые суда и отправил в Фасадианскую систему, чьи миры щедро заплатили за такой товар. Газгия больше не будет приобретать излишества. Ни спурский мрамор, ни экзотические даварские продукты, ни саронатские драгметаллы.
Наколотая на вилку жареная креветка так и не попала в утробу Арриана, который держал её в нескольких сантиметрах от удивленно разинутого рта. Прочие губернаторы испытывали схожие чувства, что явственно отражалось на их лице. Тень улыбки упала на уголок рта Даймона и он словно бы примиряюще поднял руки.
- Это не двусторонняя позиция, алкогольные напитки Газгии вновь польются рекой после того, как заводы и винодельни будут отстроены. В качестве дружеского жеста мы планируем снизить экспортные пошлины на пять процентов.
- Как вы планируете кормить Газгию? Давар является самым близким к вам агромиром. Пустотные перевозки стали очень больно бить по карманам в последние сто пятьдесят лет, - любезно вопросил Арриан.
- Вы правы, но не так сильно как цены Давара.
- Не сочтите за невежливость, но это же всё колоссальные деньги. На что вы собираетесь их тратить? Вы, очевидно, из тех людей, что безразличны к роскоши, - поинтересовался Цорци.
- Помимо очевидно астрономических сумм на восстановление инфраструктуры? - позволил усмехнуться себе Даймон. - На военные нужды, конечно же. Мой полк понес потери и может составить лишь костяк сил планетарной обороны. Кроме того, населенные пункты Газгии не имеют даже самых примитивных укреплений, отсутствуют защитные орбитальные системы и ССО.
В этот раз лица губернаторов овеяли эмоции искреннего непонимания.
- Вы в секторе Айорос, губернатор Даймон! На галактическом юге [ну уж нет]одится Ультрамар, а на севере победоносно продвигается вперед крестовый поход Марка. Этот участок космоса тысячи лет не знал войны, а на землю его миров не ступала нога чужака, - воскликнул Зараф.
- И тем не менее я два года бился за Газгию. В самом сердце вашего мирного и спокойного сектора.
На это губернаторы не нашли что ответить.
- Мнимая безопасность сделала вас слабыми и расхлябанными. Вы и представить не можете, что творится за пределами этого клочка космоса, который лишь чудом еще не познал и ничтожной доли галактических ужасов. Я же повоевал на многих мирах, чьи прекрасные леса были превращены в пепел, а от красивых городов остались лишь руины и горы трупов. Вычурная архитектура и дорогие украшения не спасут от снарядов пушек и орбитальной бомбардировки. И если однажды, не дай Бог-Император, ваши небеса потемнеют от вражеских кораблей, то вы с горечью вспомните мои сегодняшние слова. И эти мысли будут последними перед тем, как вы вместе со своим миром встретите смерть.
Губернатор Даймон с тяжелым скрипом отодвинул стул и поднялся из-за стола.
- А пока ешьте, пейте и развлекайтесь. Вы ведь этим привыкли заниматься, верно?

***

Атмосферный челнок выпустил опоры, которые гулко ударились о металлическую поверхность посадочной площадки, темнеющей среди желтого моря песка. Трап опустился и губернатор спустился вниз, осмотревшись по сторонам. Яркое солнце слепило глаза, метая копья солнечных лучей из-за белоснежных облаков, укрываясь за ними как за щитом. Синева безмятежного неба на горизонте переходила в бесконечную пустыню, чей ровный ландшафт изредка нарушался невысокими дюнами. Однако вся эта гармонию нарушалась самым жесточайшим образом, стоило Даймону повернуть голову правее. В нескольких сотнях от него торчал огромный пилон, чьи угловатые очертания немного размывались от жаркого марева. За ним, примерно на том же расстоянии, был виден еще один, и еще, и еще. Цепочка знаменитых таинственных сооружений тянулась до самого горизонта. Даже на таком расстоянии ветер уже не пел свою привычную пустынную песню. Он завывал как-то странно, словно бы пытался безуспешно избавиться от чуждых объектов исстерев их ударом мириадов песчинок, но сетовал на собственные бесплодные усилия. Потоки воздуха гуляли по поверхности пилона, разбиваясь о необычную геометрию, которую никто не мог объяснить уже тысячи лет.
Губернатор спустился на песок и двинулся в сторону громадины, с трудом преодолевая песок, старающийся засосать его обутые в высокие сапоги ноги. Телохранители следовали за своим повелителем и командиром. Они преодолели уже половину расстояния, и Даймону казалось, что стенания пилона стали куда громче. Взгляд губернатора был целиком устремлен к сооружению, который он внимательно осматривал пока шел. С высоты летящего челнока его размеры были не столь очевидны, казалось, что маячившегося за окнами черного вытянутого камешка можно было коснуться рукой. Сейчас же Даймон понимал, что в высоту пилон достигал, наверное, метров пятиста, а площадь его основания была не меньше четверти квадратного километра. Внезапно заунывная песнь ветра ударила в уши особенно громко, и Даймон наконец оторвался от созерцания сооружения и обратил внимание на окружение. У подножия пилона девять маленьких темных фигурок в робах, внимательно изучающих поверхность пилона, а на высоте пятнадцати-двадцати метров едва можно было заметить штук пять мелких сервочерепов, плавно витающих рядом с сооружением. Они казались мелкими спутниками огромного звездного тела. По склону дюны к губернатору поднимался человек в красной выцветшей робе.
- Приветствую вас, губернатор Даймон, - едва разборчиво донеслось из-за ткани, что закрывала его нижнюю часть лица. Глазной оптический имплант отражал лучи солнца и сверкал нестерпимо ярко.
- Где твой повелитель, Азур?
- Пойдемте за мной, губернатор. Магос Глитчхлинг изучает объект номер 4-3.
Они спустились и прошли мимо первого из пилонов. Оказавшись так близко, Даймон заметил, что в искусно обработанном камне, которым было облицовано сооружение, [ну уж нет]одилось множество аккуратно пробуренных воронок и округлых отверстий размером с человеческую голову. Даймон подумал, что именно проходя через них ветер окрашивал свою песню в такие заунывные тона, стеная и завывая.
- Чем конкретно вы тут занимаетесь? - поинтересовался губернатор.
- Группа, которую вы видели у первого пилона, занимается измерением структуры пилона, - слова техноадепта были едва слышны из-за сильного ветра и повязки. - Эти дыры на поверхности сооружения идут дальше внутрь, представляя собой узкие длинные трубы протяженностью около двухста пятидесяти метров каждая. Они пронизывают внутреннюю часть пилона по сложной и запутанной схеме, которые мы еще не смогли понять, но по простому это как… - техноадепт повернул голову в сторону, словно стараясь подобрать нужные слова. - … как ходы червей, да. На Газгии не так много пилонов, как, например, на Кадии. Там нам известно о пяти тысячах восемьсот десяти пило[ну уж нет], не считая тех, что были полностью разрушены. На Газгии мы обнаружили сто двадцать. Мы [ну уж нет]одимся лишь в начале цепи построек, последний пилон [ну уж нет]одится в шестидесяти километрах на восток.
Даймон подумал, что это, пожалуй, было бы одним из худших объектов для обороны. Растянутая по длине тонкая оборонительная линия, открытая для атак со всех направлений. Губернатор внутренне содрогнулся, когда представил, как ему приходит подобный приказ. Они прошли мимо очередного пилона, который, однако же, [ну уж нет]одился не в столь хорошем состоянии как остальные. Полуразрушенная громадина лишилась верхушки, облицовочный камень осыпался, а в некоторых местах отсутствовали целые блоки, которые теперь валялись на земле у пилона, полузасыпанные песком. Саму же поверхность сооружения испещряли огромные трещины и сколы, словно тысячи лет назад мифический гигант попробовал его на прочность. Удары воображаемой кувалды великана и время не пощадили пилон. Пять маленьких фигурок осматривали основание полуразрушенной постройки и яростно о чем-то спорили, а по направлению к губернатору и техно-адепту шагали двое.
- Прошу прощения, губернатор, одну минуту.
Азур начал спуск по дюне. Ветер донес до ушей губернатора бинарный писк Механикума, чье лицо полностью закрывала стилизованная под череп металлическая маска, а правая рука блестела на солнце, так как представляла собой сложный аугметический протез, заканчивающийся массивной перчаткой с острыми как бритва когтями. От висящего на спине модуля к его голове шел провод, который яростно мотался на ветру. Азур что-то пытался донести до него, но тот просто достал какой-то небольшой предмет из подсумка на поясе, коих у него было огромное множество и удалился. За ним поплелся боевой сервитор, чье тело состояло из множества толстых пластин и поршней, которые при каждом шаге испускали пар, а от аугметического черепа отходил к груди толстый шланг, делающий механического слугу почти забавным.
- Опять придется запрашивать новых зондов-сервиторов с кора[эх жаль], - посетовал Азур. - Они постоянно исчезают в недрах пилонов, из-за чего мы никак не можем составить карту ходов. Мы уверены, что если нет одинаковых пилонов внешне, то и их внутренняя структура уникальна.
Азур всё продолжал говорить и в какой-то момент Даймон перестал его слушать, хотя техноадепт и делился интересными знаниями. Этим отличался от многих представителей своей организации, ведь те обычно были закрыты и необщительны. Губернатор не удивился тому, что магос взял Азура себе в помощники, ведь молодой техноадепт мог с легкостью установить контакт с любым человеком, не входящим в священную касту Красной Планеты, что было очень полезно для эксплораторов. Местные тоже предпринимали попытки изучения пилонов, о чем Даймон узнал из местных архивов. Исследовательские партии с ауспексами, геологическими локаторами и магнитными отвесами облазили цепь вдоль и поперек, однако всё, что они смогли узнать, так это то, что пилоны тянулись под землю еще на полкилометра, а любые анализы говорили об абсолютной инертности объектов. Невозможно было установить точный возраст сооружений, но они явно были построены еще до колонизации планеты. А уж как они были сотворены, то и вовсе было загадкой. Об инертности упоминал по прибытию и сам магос, выдвигая теорию, что именно это свойство являлось причиной возникновения Кадианских Врат. Там, где [ну уж нет]одились пилоны, буйные потоки варпа разбивались о невидимую стену, делая пространство максимально благоприятным для межзвездных перелетов.
За этими размышлениям губернатор и не заметил, как они пришли к месту назначения. Это был один из немногих разрушенных пилонов, который был надломлен практически у самого основания. Его середина словно выплавилась, черный камень был ровным и гладким, а оставшиеся по краям части пилона остро торчали вверх словно жуткая корона. Удивительно было то, что валяющиеся вокруг обломки имели острые края, что абсолютно не вязалось с характером повреждения самого пилона. Четверо людей спустились вниз по склону и подошли к обломкам, возле которых сновал магос. Его было несложно узнать по округлым наплечным пластинам поверх красной рясы с белой толстой тканью по краям рукавов. Вечно полусгорбленный магос держал руки сцепленными на уровне солнечного сплетения, и сейчас внимательно наблюдал за работой у разрушенного пилона. Фигурки механикумов окружали основание сооружения, а несколько их них осторожно двигалось по выплавленной части пилона. С едва слышным жужжанием летало несколько сервочерепов, сканирующих черный камень.
- Губернатор-милитант Галг Вессос Даймон Третий, моё приветствие, - безжизненно проскрипел магос. Он даже не обернулся, и сильный ветер никак не помешал ему узнать о приближении гостей сзади. Модуль непонятного происхождения, висящий на его спине, время от времени издавал странные щелкающие звуки, мерцая огнями датчиков и индикаторов. От блока устройства к голове магоса тянулись несколько проводов и шлангов.
- Магос, - почтительно склонил голову Даймон. - Я удивлен, что вы настояли на личной встрече. Что такого важного, что нельзя доверить вашим каналам связи?
Глитчхлинг обернулся и уставился на губернатора двумя светящимися огоньками аугметированных линз, которые горели во тьме под глубоко надвинутым капюшоном. Единственной частью головы магоса, которую можно было увидеть, была выдающаяся вперед решетка респиратора, маслянисто поблескивающая на солнце. Тем не менее, синтетический голос доносился не из неё, а из круглого динамика, смонтированного на груди механикума.
- Поправка - я уверен в надежности собственных средств коммуникационной защиты, но, как вы это называете, сомневаюсь в ваших. Информация, которой я должен поделиться с вами, слишком важна и опасна, так что я не мог рисковать, чтобы хоть один священный бит попал в застенки дворца.
- В чем же опасность?
- Паника. Плотский разум лишен холодной логики и благословенной чистоты помыслов Омниссии, так что склонен совершать необдуманные действия в стрессовом состоянии.
- Ближе к делу, магос, - произнес губернатор, обдумывая в голове худшее, что он мог бы услышать.
- Вы сражались на Каср Партоксе двадцать три года назад. До этого ваш полк проходил дополнительную подготовку на Просане. Считаю логичным поделиться с вами моими опасениями, ведь вы в курсе того, что происходит в Кадианском секторе и видели всё собственными глазами.
Одно только упоминание Кадии заставило Даймона почувствовать растекающийся по внутренностям холод. Слишком многие из его людей погибли там страшной смертью. Некоторые вещи, которые он увидел на полях Каср Партокса он бы хотел забыть навсегда, но кошмары продолжали преследовать его все последующие годы.
- Мы уже несколько недель изучаем газгианские пилоны и до недавнего времени считали, что они абсолютно инертны, как и кадианские. Однако двести пять часов было обнаружено, что пилоны начали резонировать, из-за чего на поверхности стали возникать микроскопические разрывы. Мне неизвестны причины этого явления, однако я получил сообщение от кадианских исследовательских групп. Их пилоны резонируют уже несколько недель. Беря во внимание нашу гипотезу о противодействии пилонов варпу и критическую военную обстановку в Кадийском секторе… Я считаю, что необходимо готовиться к худшему.
Губернатор собрался ответить, но в и так пересохшее горло попал песок, и Даймон зашелся в сильном приступе кашля. Ветер гневно поднимал в воздух всё больше и больше песчинок и с отчаянием бил их об поверхность черного камня, словно бы понимая, какую страшную беду несут жуткие пилоны, похожие на кладбищенские обелиски. Воздух наполнился заунывным похоронным пением.

***

Небеса разверзлись огнем и из-за грязных туч явилось фиолетовое Око. Словно глаз космического демиурга, оно разглядывало поле боя, где люди встретились лицом к лицу с самыми черными кошмарами. Я стою по колено в трупах, тела гвардейцев стали частью баррикады. Ряды полка таяли с угрожающей скоростью, но не было конца накатывающимся на позиции волнам темных созданий.
- Пол...ик Даймон…*ш-ш-ш-ш*...то маршалл Амальрих…*ш-ш-ш-ш*...рейсер почти вышел на…*ш-ш-ш*...ию для десанта…
Вокс плевался отрывками фраз, пока оператор с ампутированным ниже колен ногами отчаянно пытался поддерживать связь. Это уже не важно, я вижу, как приближается новая волна. Последняя. Огромные бронетранспортеры с пиками несутся по удобренной телами культистов земле. Черные как бездна громадины были практически неуязвимы для полкового тяжелого оружия, а вот их спонсонные орудия каждым залпом выкашивают целые секции траншей вместе с гвардейцами. Один из транспортов с ревом переезжает через офицерский блиндаж и опускает трап десантного отсека. Гулкие выстрелы добавляются в симфонию боя и товарищи рядом со мной исчезают во взрывах плоти и костей. Невероятно огромный, закованный в броню темный воитель несется прямо на меня и время замедляется. Его бронированные ботинки опускаются на землю мучительно медленно, а цепной клинок описывают смертоносную дугу целую вечность. Я даже могу видеть, как медленно вращается цепь с адамантиевыми зубьями. Сантиметр за сантиметром клинок приближается ко мне по диагонали и, наконец, встречается с плотью. Форма рвется и я чувствую волны боли по всему телу, когда зубья вгрызаются в плечо, кроша кости и разрывая мышцы вместе с сухожилиями и кровеносными сосудами. Горячая кровь брызжет на лицо, но космический десантник вгоняет своё оружие глубже, разрывая моё сердце на кровавые ошметки и с отвратительным визгом прогрызая грудину. Я сполна чувствую каждый миг агонии. Я чувствую, как на клинок наматываются мои кишки, как трескаются кости таза. Наконец я заваливаюсь назад и падаю в кровавую грязь, в глазах темнеет, но я успеваю заметить, как нижняя половина моего тела продолжает стоять…
Губернатор с криком поднялся с кровати, его покрывал холодный липкий пот, который пропитал всю кровать. Даймона снова разрубили от плеча до пояса на поле боя, но в этот раз всё было практически неотличимо от реальности, он чувствовал всё до единого мгновения. Спустя секунду двери губернаторских покоев распахнулись. На пороге стоял Ингвар в полном боевом облачении с лазганом наперевес. Доверенный телохранитель был единственным, кто имел доступ в комнату Даймона. Его лицо выражало крайнюю озабоченность и тревогу.
- Полковник, вы должны это увидеть, - произнес боец и губернатор понял, что случилось действительно нечто из ряда вон выходящее, раз Ингвар забылся и обратился к Даймону по старому званию.
Через несколько минут губернатор в окружении телохранителей бежал по коридору в сторону секции астропатов. Вход с огромными дубовыми дверями сторожили двое бойцов. Даймон мрачно кивнул и бойцы отворили двери. В нос сразу же ударил резкий медный запах, а затем глазам открылась жуткая картина.
Мраморный пол был измазан кровью, предметы мебели опрокинуты, а все, кроме одного, люмосы были разбиты. Последний горел с яростным миганием, вырывая из тьмы страшные образы бледным светом. В центре комнаты, среди всего этого беспорядка лежали три тела. Точнее, то что от них осталось. Разодранные на куски, у некоторых отсутствовали руки, у некоторых ноги, то там то тут лежали вырезанные куски мяса и органы, словно разбросанные кровавые игрушки непослушного ребенка. У одного из тел сидела согнутая фигура, повернутая спиной к вошедшим.
- Эй ты, повернись, и без резких движений, - отчеканил губернатор. Телохранители держали фигуру на прицеле. Неизвестный медленно обернулся и Даймон с ужасом узнал в чертах его лица главного астропата. Глаза старика сияли безумным огнем, а некогда сияющие белоснежной сединой борода и волосы спутались и покрылись коркой крови. В руках он перебирал кишки одного из мертвецов, в чьем горле торчал нож.
- Не судите меня строго, они увидели нечто, с чем больше не смогли бы жить, - почти дружелюбно проговорил старик. - Я помог им освободиться, а теперь помогу и вам. Разве вы не почувствовали, как содрогнулась вселенная? Мир изменился навсегда. Разлом прошел от края до края. Разлом на ткани галактики, разлом внутри наших душ. Отправимся же внутрь.
Он вытащил нож и медленно встал, спокойно двигаясь прямо на стволы винтовок.
- Я помогу нам всем…
- Стоять!
- Дальше будет только хуже…
- Ни шагу дальше!
Выстрел сотряс покои. Ствол крупнокалиберного пистолета в руке губернатора дымился, а затем в воздухе повис звон выпавшей гильзы. Безумный астропат лежал на спине без верхней части головы, однако продолжал улыбаться.
- Несите огнемет, - сглотнув произнес Даймон. - Сжечь здесь всё.

***

Даймон почти не спал уже больше недели. Всё время он проводил в зале для приемов, который теперь был переоборудован в планетарный командный пункт. Всё свободное место было заставлено когитаторами, жидкокристаллическими панелями, столами и голополитами. Десятки людей обрабатывали информацию, составляли отчеты, перекрикивались сновали по помещению. Единственное, что осталось от прежней обстановки был огромный длинный стол, за которым восседал один единственный человек. Облаченный в свой старый мундир губернатор мрачно изучал выводимые на голопроектор данные. Черепа на униформе зловеще блестели в отсветах бледного свечения устройств. Сквозь суету помещения протиснулись двое и приблизились к столу. Жестом губернатор приказал им сесть. Бывший первый капитан, а ныне командир СПО по имени Касл положил на стол багровый берет и повернулся к Даймону. Напротив него сел Стурнн - коммодор-капитан сил системной обороны. Бывший офицер Имперского Флота также смотрел на губернатора.
- Новости? - устало поинтересовался губернатор.
- Кораблей с беженцами слишком много, мне не хватает судов для тщательной проверки каждого, а паникующие капитаны рвутся прямо к планете. Необходим орбитальный кордон. Каждый, кто будет нарушать порядок очереди досмотра должен быть уничтожен огнем спутников и флота, - спокойно произнес закаленный космический волк.
- Разрешаю открывать огонь на поражение. Что с гонцом?
- Гонцами. Мы отправили три клипера в Ультрамар. Теперь остается только ждать.
После жуткой смерти астропатов, Газгия оказалась отрезана от остального Империума. Спустя несколько дней после этого в систему начали прибывать первые корабли с беженцами и они несли вести. Страшные и пугающие слова о сожженных мирах и безумии, что волной прокатилась по системам. Возможно, по всей галактике. Те немногие астропаты, которые не обезумели и не покончили с собой, ослепли. Варп стал непроницаем, а навигаторы молвили, что никогда в жизни не видели таких сильных бурь. В галактике случилось нечто кошмарное, и теперь они столкнулись с последствиями катаклизма. Газгия принимала всех, кого могла, а флот ССО уничтожал залетных рейдеров и пиратов. На поверхности вспыхивали беспорядки, начатые безумными пророками и зарождающимися культами, но силы СПО безжалостной давили их в зародыше, выжигая гнезда еретиков. На планете был введено жесткое военное положение, начались усиленные работы по фортификации населенных пунктов и набор ополчения. Губернатор не мог знать наверняка, что творилось за пределами системы, но понимал, что грядет нечто, от чего бежали все прибывающие в систему. И это нечто уничтожало миры один за другим. Даже магос Глитчхлинг поделился ценными технологиями и знаниями для помощи военным индустриальным объектам, а рекомендации и советы посланных на помощь техноадептов оказались бесценными для боевых сил. Губернатор собрал совет по чрезвычайным ситуациям, который день за днем решал важные проблемы и готовил Газгию к надвигающемуся шторму.
- Что с нашими силами? - повернулся Даймон к Каслу.
- Бронетанковые полки [ну уж нет]одятся в полной боевой готовности. Вместе с гвардейскими частями они составляют резерв и главный костяк планетарной обороны.
- Набор?
- Мы едва успеваем снаряжать новобранцев. С подготовкой всё хуже, офицеров не хватает на всех.
Губернатор потер красные глаза и кивнул.
- Проверь всех беженцев, личные дела. В этот сектор очень часто отправляют ветеранов Астра Милитарум на пенсию. Их опыт и знания сейчас востребованы как никогда.
Внезапно коммуникатор на руке Стурнна громко запиликал. Коммодор вопросительно посмотрел на губернатора и тот одобрительно кивнул. Несколькими движениями пальцев Стурнн вывел коммуникатор на громкую связь голополита и открыл канал связи.
- Коммодор Стурн, это наблюдательная станция Бета-4. В систему только что вошел военный корабль.
- Он посылает коды идентификации?
- Одну секунду… Да, мы получаем информацию… Не может этого быть.
- Что там? - нетерпеливо спросил губернатор, готовясь к худшему.
- Это судно Адептус Астартес, коммодор. Фрегат Ангелов Бдительности “Неусыпный” идет прямым курсом к Газгии.

***

Двоё. Покалеченное и покрытое множеством ран судно несло внутри лишь двух космических десантников. Магос Глитчхлинг недоумевал, как с такими повреждениями фрегат смог пережить переход в варпе, и сразу же настоял к пришвартовке “Неусыпного” к собственному легкому крейсеру. Сейчас ремонтные команды, словно насекомые, облепили корпус фрегата и старались провести наилучший ремонт, который было возможно осуществить в отсутствие полноценных доков. В личном кабинете губернатора [ну уж нет]одилось четверо - он сам, магос и полубоги в полном боевом облачении. Золотой доспех брата Баптисто делал его похожим на мифического ангела, только что не было сияния. На грудной пластине расположился черный имперский орел, такого же цвета табард свисал с пояса, а на левом наплечнике красовался символ ордена - крылатая чаша без ножки с пылающим огнем. Рядом с Баптисто стоял его еще более высокий боевой брат по имени Константин, чей доспех был черным как сама ночь, за исключением правого наплечника, окрашенного в золото и несущего символ Ангелов Бдительности. Левая же рука и наплечник были покрыты серебром. Губернатор сразу же узнал инсигнию Инквизиции. Оба десантника так и не сняли свои шлемы. Первая же фраза выбила из Даймона дух.
- Кадия пала, - прозвучал искаженный респираторной решеткой голос Баптисто. Слова обрушились на сознание словно молот, словно смертельный приговор. Губернатор хотел что-то ответить, но слова застряли в горле, ведь он до сих пор не мог поверить в услышанное. - Архивраг прорвал Ворота и расколол Галактику величайшим из когда-либо виденных штормов. Мы отрезаны от Терры.
На помощь пришел магос, чей холодный рассудок был имунен к эмоциональным потрясениям.
- Как вы оказались на другом конце галактики?
- Наш навигатор мог бы ответить на этот вопрос, если бы был жив.
- Я подарил ему милосердие, - наконец подал голос Константин и ответил на витающий в комнате незаданный вопрос. - Мы одни. Больше никого нет. Мы потеряли всех наших братьев на Кадии. Может кто-то и остался в живых, это нам неведомо. Прежде чем добраться сюда мы прыгнули через несколько ближайших систем. Они очищены от жизни.
Губернатор мрачно склонил голову. Вести от беженцев оказались правдивы.
- Что-то двигается в сторону Газгии, - произнес Даймон. - Показания обрывочны и окрашены ужасом, но, судя по всему, это архивраг.
- Косвенным подтверждением этого я считаю усилившиеся резонансные колебания пилонов… - начал было магос, но Баптисто его перебил.
- Пилоны? На Газгии есть пилоны?
- Ровно сто двадцать объектов.
Десантники переглянулись и до ушей губернатора донеслось едва слышимое потрескивание. Внутренняя вокс-связь. Через несколько секунд Баптисто вновь повернулся к губернатору.
- Если к вам двигается архивраг, то именно они и будут являться его целью. Теория Адептус Механикус оказалась верна, они действительно сдерживают потоки варпа. Этот галактический катаклизм разразился после уничтожения кадианских пилонов. Если газгианские так же будут разрушены, то этот сектор разорвет на части бурями.
- Мобилизуйте все ваши силы, губернатор, - произнес Константин. - К прибытию врага пилоны должны быть укреплены как можно сильнее. И да поможет нам Император.

***

Через четыре дня после прибытия космических десантников пространство на краю системы изрыгнуло из себя флот черных кораблей, одними своими очертаниями вызывающих отвращение и страх. Словно стая хищников корабли двинулись в сторону Газгии не выказывая ни единого признака осторожности. Во главе армады двигался окруженный кора[эх жаль]ми эскорта огромный крейсер, за которым неслось множество транспортных судов. На орбите завязалась неравная схватка и вскоре атмосферу осветили пылающие обломки защитных спутников и станций. Привыкший к отсутствию сопротивления враг поспешил занять позиции для орбитальной бомбардировки и тут же поплатился за свою беспечность. Прятавшийся за одним из планетоидов системы флот ССО во главе с “Неусыпным” и крейсером Адептус Механикус ударил прямо в тыл вражеским силам. Над поверхностью Газгии воспылали миниатюрные звезды - плазменные реакторы кораблей Хаоса детонировали один за другим, судно Адептус Механикус разило врагов мощными залпами с беспрецендентой точностью в самые уязвимые точки. Ударным кора[эх жаль]м противника пришлось покинуть низкую орбиту и встретится в бою с внезапно атаковавшим противником. Несмотря на огромные потери, переживших западню транспортников оказался гораздо больше и теперь они высвобождали свой смертоносный груз. Пока на орбите шло ожесточенное сражение между пустотными левиафанами, занявшие оборонительные позиции гвардейцы с напряжением ожидали неминуемой атаки. Зенитные орудия сбивали корабли десятками, но на песок приземлялись сотни. Примерно в двух километрах от первых защитных сооружений опустился первый трап и на песок ступил тяжелый керамитовый сабатон. Темный воитель проревел богохульный клич и завел свой огромный цепной клинок. Газгия должна встретить свой конец, утонув в реках крови.

***

Этот мир отличался от предыдущих. Войска губернатора-милитанта были прекрасно обучены и вооружены. Многочисленные полки сил планетарной обороны растянулись по всей цепи пилонов, укрываясь за каркасными пласталевыми стенами с бойницами. Культисты и мутанты накатывались на позиции верных Трону бойцов, и разбивались об укрепления словно волны об скалы, оставляя на песке сотни истерзанных беспощадным огнем трупов. Раз за разом они наступали и бежали обратно, и, какзалось, что этому никогда не будет конца.
- Секция 14-3, доложить обстановку, - прокричал в трубку Даймон, стараясь перекричать разрывы полевой артиллерии противника. Небольшой бункер, который служил командным центром оборонительной линии, был заполнен офицерами, многие из которых несли следы полученных в бою ранений.
- Этим выродкам нет конца, у нас кончаются боеприпасы.
- Держитесь, 14-3, мы перенаправим вам резервы из 14-8.
- Скоро в бой пойдут их повелители, - раздался в бункере механический голос. Баптисто стоял в проеме, его силовой доспех был забрызган кровью.
- Я знаю. Культисты просто пушечное мясо, всё как на Каср Партоксе. Они вытягивают из нас как можно больше ресурсов, ищут слабые места и наиболее важные позиции. Десантники ударят именно туда, где их прорыв окажется смертельным, - ответил губернатор. - Скорее всего, это будет именно наша секция.
Баптисто кивнул и отправился на баррикады, где одно лишь его присутствие распаляло сердца бойцов. Близился час истины. Совсем скоро решится судьба Газгии и всего сектора.

***

- На нас надвигается целая орда!
- Прорыв участка, стянуть резервы…
- Атака отбита, повторяю, атака отбита…
- Мы потеряли связь с 11-1…
Вокс разрывался от донесений и офицеры в бункере судорожно отдавали приказы, стараясь не дать ситуации выйти из под контроля. По всей видимости, враг пошел в решающее наступление. Позиции СПО накрыл жестокий артобстрел, после чего на горизонте появилась невиданная доселе армия противника. Живой ковер тянулся до самого горизонта и тянулся к болезненно тонкой на его фоне линии укреплений. Заградительный огонь из всех орудий выкосил сотни культистов за первые секунды, буквально стирая в порошок первые ряды, но столь велико было их число, что расстояние до укреплений продолжало неумолимо сокращаться.
- Тяжелая бронетехника в зоне видимости, губернатор! - доложил связист.
- Всё таки мы, - мрачно вымолвил Даймон. - Ферсон и Ашкелон, остаетесь на связи с секциями. Все остальные за мной, на баррикады. И да пребудет с нами Император!
Офицеры во главе с губернатором-милитантом заняли позиции на укреплениях и добавили огонь своих орудий в общий залп. Даймон заметил, как огромные бронетранспортеры с пиками появились на вершине ближайшей дюны и понеслись вниз по удобренной телами культистов земле. Черные как бездна громадины были практически неуязвимы для полкового тяжелого оружия, а вот их спонсонные орудия каждым залпом вырывали целые куски из пласталевых укреплений. Один из транспортов с ревом въехал в пролом рядом с губернатором и опустил трап на пропитанный кровью песок. Гулкие выстрелы добавились в симфонию боя и товарищи рядом с Даймоном исчезли во взрыве ошметков плоти и осколков костей. Невероятно огромный, закованный в броню темный воитель побежал прямо на губарнатора и время словно замедлилось. Его бронированные ботинки опускались на землю мучительно медленно, а цепной клинок описывал смертоносную дугу целую вечность. Казалось, что губернатор мог увидеть отдельные зубья вращающейся цепи. Сантиметр за сантиметром клинок приближался к плечу губернатора, готовый встретится с плотью, однако пусть ему преградило не менее могучее, праведное орудие. Черно-золотой цепной меч встретился с вражеским клинком и зубья встретились друг с другом в снопах искр и машинном визге. Это вырвало губернатора из оцепенения и он поднырнул под Константина, вонзая собственные силовые когти в живот космодесантника-предателя, рассекая нечестивые кишки. С ревом боли хаосит отбросил губернатора тыльной стороной ладони. Даже такого удара Даймону хватило, чтобы упасть в песок и обессилеть от боли в разбитой голове. Последнее, что он увидел перед тем, как его поглотила тьма, была падающая на землю верхняя половина предательского полубога, рассеченного братом Константином в поясе.

***

Воздух был заполнен дымом и криками раненых. Силы СПО прочесывали поле боя, оказывая помощь выживши и собирая трупы врагов в кучи, чтобы затем спалить их очиащающим огнем. Губернатор отказался от госпитализации и теперь бродил среди разрушенных укреплений с перебинтованной головой, изредка отдавая приказы. Эта победа досталась им тяжелой ценой, но всё таки они одержали верх. Газгия выстояла и это дало еще один проблеск надежды в ныне темной галактике.
Даймон подошел к Баптисто, стоящему на коленях у изуродованного тела Константина, которого расстреляли из болтеров практически в упор.
- Я сожалею о смерти вашего брата, - голос губернаторы был слаб.
- Оставьте свои сожаления на другой день, губернатор. Константин умер выполняя свой долг. Погиб в бою с самым страшным врагом человечества, как и подобает Ангелу Бдительности, - он поднялся на ноги и подошел к губернатору. - Но мы с вами еще живы, и впереди нас ждут новые сражения.
- Новые?
- Они не последние, я в этом уверен. Но пока у нас есть время. Мирное, не побоюсь этого слова. Si vis pacem, para bellum.
- Что, простите? Ах, хочешь мира - готовься к войне.
- Древнетерранское выражение, дошедшее до нас сквозь тысячелетия. Незабытое, ибо является вечной истиной, которую вы усвоили. Благодаря вам, этот сектор пока еще будет жить.
- Клянусь перед самим Богом-Императором, я сделаю всё, чтобы он жил и впредь.