Ни богов, ни героев. Интерлюдия

[Rommel]

Вроде и написано по НБНГ уже много, и показывать что-то еще рано.

Но вот там еще рассказик-в-рассказе, сюжетно законченный, станет мостиком между парой частей.

О роботах, расизме, врачебной этике и всем таком.

1.

«Только для омников».

«Людям вход воспрещен».

«Смертельная опасность».

Крикливые предупреждения, зловещие старинные знаки, черепа и скрещенные кости… Они не лгали. «Энклейв» не предназначался для людей, и его владельцы подходили к вопросу со всей серьезностью — излучение осветительных приборов в клубе было смертельным для белковой жизни.

Это, впрочем, не значило, что человек не мог шагнуть под каменную арку входа, рассчитывая выйти обратно живым. Для этого нужны были только две вещи — защитный костюм и приглашение.

Анжела Циглер вздохнула, переминаясь с ноги на ногу. Проверка омников на входе занимала несколько секунд, на человека же стандартный сканер настроен не был. Ее мариновали уже второй час в небольшом помещении, то погружая в чернильную темноту, то ослепляя бело-фиолетовыми вспышками. Без пистолета на бедре и привычной тяжести «кадуцея» в руках, без ставшего второй кожей доспеха-«валькирии», облаченная в неудобный и уязвимый для пуль костюм защиты, Анжела понимала, что представляет собой легкую и лакомую цель. Сомнения и страхи назойливым роем жужжали на грани сознания, а свежие воспоминания не придавали уверенности. Отнюдь.

Каких-то шесть часов назад она покинула карантин. За спиной, за поникшими крыльями остались сутки в почти столь же тесном боксе, десятки анализов крови, обработка и одежды, и тела едким деконтаминатором. Стеклянный, лишенный каких-либо эмоций взгляд Герхарта, дрожащие губы Эбигейл. Она понимала, что сама выглядит не лучше.

Разумеется, в «Энклейв» она направилась вовсе не затем, чтобы расслабиться и забыться. Наверняка нашлись бы те, кто ее в этом бы обвинил, но на разговоры за спиной Анжеле было плевать.

Помещение наконец-то осветилось тускло-красным от расцветшего перед Анжелой голографического экрана. Отказ хозяев клуба от ответственности, согласие с правилами, куча лицемерной словесной шелухи, столь легко перенятой машинами у людей.

Оставалось только коснуться пальцем квадратика в поле «подтверждаю, что я не человек». Анжела на секунду замешкалась. Пустая формальность, но она внезапно показалась чем-то иным, хуже, чем даже намеренное унижение. Чем-то мерзким, противным самой ее сущности.

«А, дьявол с ним.»

В воздухе расцвела галочка, экран потух, и дверь тут же распахнулась.

Внутри «Энклейв» представлял собой переплетение отделанных грубым кирпичом проходов, железных балконов и узких лесенок, больше напоминающее внутренности какой-то мануфактуры девятнадцатого века. Здесь не было ничего чистого, яркого и эргономичного, ничего, что человек мог представить при словосочетании «только для омников». Голограммы, изображающие открытый огонь и клубы пара, лишь добавляли гротеска. На багровых стенах плясали угольно-черные силуэты, глазницы украшавших колонны бесстрастных лиц лучились смертоносной радиацией.

Грохочущая музыка наотмашь била даже через шумоподавители шлема.

Анжела смотрела под ноги, запотевшее стекло сильно мешало обзору. Кроме того, ей не хотелось привлекать внимание посетителей заведения. Она чувствовала на себе взгляды, холодные, неприязненные, пугающе человеческие. Когда-то ее не сильно озадачил рост моды на эмоциональные модули и вкусовые рецепторы, не напугала и статистика потребления аудионаркотиков, производители которых сделали ставку на омников и не прогадали. Но сейчас попытки машин получать удовольствие по-человечески начинали представляться странными и кощунственными.

Тряхнув головой, Анжела отбросила мрачные мысли и заспешила вперед по коридору, к арке, где ее уже встречали. Никто не преградил ей путь. Никто, похоже, ее даже не узнал.

Это было тем более удивительно, учитывая последние новости.

За минувшие трое суток стрелка Часов Судного дня отмерила еще несколько делений, но все же замерла, не дойдя до полуночи. Подробностей толком не знал еще никто — по всему миру жадно ловили каждое слово с экранов, каждый обрывок текста, но в мутном потоке информации не так просто было выловить правду.

Сообщалось о запуске ракеты с «Анитой» — вирусом, которым омники-радикалы из «Нуль-сектора» грозили человечеству уже несколько лет. Для многих «Анита» была блефом, выдумкой журналистов или бредом политиканов, науськивающих свой электорат на жестянок. Для Анжелы «Анита» была страшной реальностью.

Сообщалось, что в тот момент, когда ракета покинула шахту, якобы был отдан приказ о переводе «Уробороса» в режим инверсии. Названный в честь мифического змея, пожирающего собственный хвост, самый амбициозный проект последних лет изначально преследовал вполне мирные цели. Цепь расположенных по экватору генераторов магнитного поля строилась для стабилизации земного ядра — на случай, если прогнозы доктора Чжоу Мэйлин окажутся верными. Но в режиме инверсии «Уроборос» обращал бы магнитный импульс вовне — эффект от чего был сравним с ЭМИ-ударом по всей площади Земли. Оружие, после применения которого история человечества продолжилась бы на позициях нового каменного века, но история омников завершилась бы вообще.

Сообщалось, что на «Оке дракона» — орбитальной станции, с которой осуществлялось управление «Уроборосом» — приказ выполнять якобы отказались. То ли из-за симпатий к омникам, то ли потому, что из жизни хотели уйти иначе, чем сгорая в атмосфере на мертвом куске железа.

Над Уралом ракета изменила курс. Не сделала разворот, не нашла себе новую цель на земле, нет. Ушла вверх на пределе мощи двигателей.

Через пятнадцать минут «Око дракона» исчезло с ночного неба.

Через сорок минут все омники «Нуль-сектора» — на российских фронтах, в Испании, в Бразилии, — сложили оружие. Никак не комментируя, не объявляя причины. Просто опустили стволы пушек и перевели системы в спящий режим.

Никто не знал, связывать ли это с информацией об уничтожении Максимильена. Если она была правдивой, это означало, что из рассекреченных членов совета «Когтя» в живых оставалась только Мойра О’Доран.

Сообщалось, что в Мехико якобы видели Трейсер. И Сомбру. Сражавшихся на одной стороне. Растворившихся в утреннем воздухе, оставив за собой три десятка трупов американских солдат.

А затем пришла информация, в достоверности которой сомневаться не приходилось. В Италии, Ирландии и Нигерии зафиксировали случаи заражения «Анитой».

И вот тогда Анжеле Циглер стало уже не до прочих новостей.

2.

Ганс учтиво наклонился к протянутой для рукопожатия ладони, изображая поцелуй.

— Вы — четвертый человек, получивший приглашение. За всю историю «Энклейва». И первый — который получил его без ведома Максимильена.

— Потому что Максимильен мертв.

— Это не совсем соответствует истине. Но я не против, если вы будете и впрямь так считать.

В отличие от прекрасного тела с рельефными фибермускулами, голова Ганса имела очень мало общего с человеческой. Анжела помнила, что некогда омник обладал обычным гладким «черепом» без глазниц и челюсти, с крестообразно расположенными оптическими сенсорами. Позже он по каким-то причинам сменил лицевую часть — новая больше напоминала маску Жнеца, с характерной лобовой пластиной и отсутствующим ртом. Но если в основу облика Рейеса лег образ мертвеца с пустыми провалами на месте глаз, то лицо Ганса было живым — ярко-синие сенсоры пристально наблюдали за собеседницей, а нижняя половина безносого лица ритмично подрагивала, имитируя дыхание.

— Вас это удивляет, Ангел? Вы, полагаю, ожидали увидеть голые стены, услышать шум механизмов? — Ганс тихо рассмеялся. — Это было бы столь же противоестественно, как ожидать, что люди будут веселиться исключительно в пещерах, пожирая сырое мясо.

Анжела не ответила. Ганс и Гретель, «брат» и «сестра» с одним электронным разумом на двоих, были известны своей крайней нетерпимостью к роду людскому — что, однако, не мешало им время от времени становиться на одну сторону с «Овервоч». Поскольку их ненависть к богопрограммам была во много раз сильнее.

— У нас короткая история и мало своей культуры, Ангел. Нет ничего постыдного в том, чтобы брать культуру у тех, кто тебе задолжал, и дорабатывать под свои нужды. Это естественный исторический процесс. Не мы первые, вы же знаете.

Баритон Ганса мягко подавлял, обволакивал, искусно дергая сознание за ниточки. Голосовые синтезаторы омника были столь совершенны, что тот мог гипнотизировать жертву речью о чем угодно — система обрабатывала огромные объемы данных, анализируя реакцию собеседника на тон и тембр голоса, подстраиваясь соответственно. Анжела умела этому сопротивляться, кроме того, Ганс и не старался сейчас подчинить человека своей воле — просто играл с гостьей для собственного удовольствия.

— Кроме того, мы научились от людей тому, что чистые эмоции не имеют никакой ценности. Им нужна «приправа» из ритуалов, действий, слов. Особенно теперь, когда ваш организм так же легко управляется, как и наш. Конкретно вы, Ангел, со своей-то аугментикой мозга можете просто усилить выработку эндорфинов и получить необходимое удовольствие без лишних движений. Вместо этого вы пялитесь на мое тело и размышляете, полагаю, вовсе не о высших материях. Ваше выражение лица, и улыбка, в частности, весьма однозначны.

Анжела не удержалась от смешка. Омник сделал неверный вывод — или, возможно, из вежливости дал ей одержать маленькую победу. Касаясь перил одной рукой, она вслед за Гансом молча поднималась по шаткой винтовой лестнице на третий ярус. Позволила себе ответить лишь тогда, когда ступила на твердый каменный пол. Обернулась, обвела взглядом помещение, и впрямь чем-то напоминающее пещеру, в которой под гром барабанов к закопченному потолку возносились языки пламени. Голографического пламени. Да и барабаны лишь аккомпанировали истошному вою электрогитар.

— Нет, Ганс, меня развеселило другое.

— Что же?

— Вы, роботы, — Анжела с трудом нашла в памяти полузабытый синоним «омника», слово, которым можно здесь заменить «жестянку» без риска для жизни, — слушаете металл. Это, черт возьми, очень трогательно.

— Да, соглашусь, — вежливый тон Ганса вообще не изменился, — Я был бы рад продолжить нашу дискуссию, но мы пришли. Если вы захотите остаться здесь после деловой части, помните, что приглашение действует до шести часов утра по местному времени. Не могу гарантировать вам безопасность, если вы не покинете «Энклейв» вовремя.

3.

В своем защитном костюме Мойра О’Доран почти не отличалась от омника — серебристая, хищная, опасная. Анжела Циглер закусила губу, подавив приступ зависти. Сама она смотрелась сейчас куда менее изящно.

— Доброго вечера, Анжела. — зашипел голосовой модулятор, — Я была уверена, что вместо этого чудного шабаша мы встретимся где-то в твоих владениях. У меня на голове будет мешок, а у тебя за спиной будет стоять здоровяк, поигрывая шоковой дубинкой.

— Я согласна тебя выслушать. Больше я ничего не обещаю.

— Никаких объятий, никаких слез радости? Я вот, например, была растрогана, когда получила от тебя предложение о встрече. А уж на слове «амнистия», честно, даже всхлипнула.

— Ты знаешь, зачем я здесь.

— Разумеется. Прошу, присаживайся. — Мойра вытянула руку, указывая на пустующую часть полукруглого дивана, затем обернулась к омнику рядом. — Гретель, будь так добра, оставь нас ненадолго.

Чуть наклонив голову, спутница Мойры грациозно поднялась и, не коснувшись столешницы, освободила место. Анжела машинально ответила, что «лицом» Гретель отличается от Ганса, нечеловеческие черты были чуть сглажены и изменены в сторону узнаваемой женственности. Большие миндалевидные «глаза», менее резкие линии скул и подбородка, даже пластина на лбу имела более плавные обводы. Ниже шеи механическое тело было полностью человеческим по форме, и тут уж сомневаться в половой принадлежности омника не приходилось.

Чисто визуальной, конечно же.

Кожа дивана скрипнула от контакта с пластиком костюма. Анжела вздрогнула, она успела отвыкнуть от этого звука. Мебель с обивкой из настоящей кожи давно стала редкостью, признаком дурного вкуса или выставляемого напоказ богатства хозяина.

— Органические блюда имеются, но пробовать не советую. — Мойра рассмеялась, постукивая кончиком указательного пальца по пластиковой обложке меню. — Кроме того, официантов тут нет.

Анжела кивнула. Это принципиальный момент. Омники не прислуживают ни омникам, ни, тем более, людям.

Подавшись вперед, Мойра сплела пальцы рук, уставившись на Циглер через защитное стекло шлема. За прошедшие годы она ощутимо сдала, словно бы не была первой из тех, кто раскрыл секрет замедления старения. Вот только глаза у нее не изменились — такие же живые, цепкие, насмешливые. Левый — голубой, правый — некогда карий, ныне ставший ярко-красным.

— Как там, что там с «Анитой»? Расскажи, я волнуюсь о девочке.

— Все есть в открытых источниках.

— Если бы меня интересовали открытые источники, я бы сюда не потащилась.

Анжела вздохнула.

— Что ты хочешь знать? Четыре вспышки. Дублин, Венеция, Монако, Ойо. Пятую, в Мехико, удалось предотвратить.

— Не в меру сознательная местная, я знаю. И расторопные врачи, кто бы мог подумать.

— Не только. Там был всего один инфицированный. Его удалось изолировать вовремя. А в других местах — дроны над скоплением людей. Вирус сразу разошелся по большой площади.

— Кстати, о большой площади. Так понимаю, ракета наших друзей из «Нуля» улетела аккурат в «Око дракона». Чудесный символизм и прекрасная работа, кто бы ее ни сделал. «Анита» сгорела еще на входе в стратосферу, и уж точно не пережила взрыв.

— Мы проводили проверки в местах вероятного осадка. Везде, где могли. Так тщательно, как могли. Чисто, ни малейших следов. Ненавижу выражение «скорее всего»… Но, скорее всего, вирус на борту ракеты действительно был уничтожен.

— «Анита» — девочка крепкая, переносит и вакуум, и космическое излучение. Но вот высокие температуры любит еще меньше, чем ты. — Мойра хохотнула, уж ее-то костюм был явно снабжен нормальной системой охлаждения. — Честно говорю — хорошие новости. Ты, думаю, понимаешь, что бы произошло, дойдя ракета до цели.

Анжела кивнула. Даже по самым оптимистичным вариантам, распыление вируса над центральной Россией привело бы к заражению большей части Евразии. В этом случае активация «Уробороса» только заколотила бы крышку гроба — ЭМИ-удар планетарного масштаба уничтожил бы не только омников, но и шансы противостоять распространению эпидемии.

— Ну-ка, ну-ка, не раскисать. В руки себя взяла!

Анжела только сейчас поняла, что сотрясающая ее тело дрожь заметна даже через защитный костюм. Мойра протянула правую ладонь, положила поверх пальцев Ангела, крепко сжала.

— Для планеты в целом закончилась эта история неплохо. Но тебе, Анжела, сейчас будет тяжело. Я тебе не завидую.

— Что-то хорошее скажи.

— Рассматривай случившееся как новый август сорок пятого. Да, жителей Хиросимы и Нагасаки можно пожалеть. Но их смерть преподала миру урок ужаса, она стала залогом того, что больше никому не захотелось пробовать — «а что если?» За их жизни нам дали полтора века без мировых войн. По-моему, хороший размен. А по-твоему?

— Мойра, я не была в Хиросиме. Но я была в Монако, я только что оттуда. Нам даже не дали приземлиться. Угрожали сбить. Все туннели, ведущие в город, не просто перекрыли — их подорвали, обрушили. С моря обстреливали набережную, чтобы зараженные не пытались спастись вплавь.

— Ты хочешь от меня чего, сочувствия? Извини, с этим у меня неважно. Но я могу предложить кое-что еще. Это не поможет миру, но это поможет тебе.

Зажмурившись, Анжела с каким-то нездоровым, мазохистским упорством пыталась вызвать в памяти события в Монако, выцепить что-то из того, что причинило ей такую боль. Швырнуть этим в Мойру, заставить ее почувствовать. Но внутри были только пустота, тьма, да рокот сотрясающей «Энклейв» музыки.

Когда Циглер раскрыла глаза, ее взгляд сразу упал на возникшую в левой руке Мойры дата-карточку. Самая обычная, дешевая, тридцать два петабайта. Ярко-синяя этикетка с иероглифической вязью.

— Сейчас вам под силу пресечь распространение вируса. Но у зараженных вы можете только замедлить его работу. Продлить мучения, я так это назову. Так что все делается правильно. Единственный выход — полностью изолировать очаги. И ждать, пока там переболеет и вымрет все живое, правое и виноватое. Вирус переживет своих жертв ненадолго, ты же в курсе.

Анжела была в курсе, но удержалась от кивка. Это могло быть воспринято как согласие и с другими словами.

— Строжайший карантин, терпение и никаких лишних эмоций. Власти это понимают, к счастью. Но тебя я знаю достаточно хорошо. Ты слишком умна, чтобы пытаться что-то извлечь из имеющихся средств. И слишком глупа, чтобы перестать лечить.

Прикрыв глаза, Анжела выдохнула. Представила, как ее затянутый в перчатку кулак впечатывается в защитное стекло шлема Мойры. Вряд ли у нее хватило бы силы разбить его, но это, по крайней мере, заставило бы ведьминскую ухмылку слететь с губ.

— Я не могу утверждать наверняка, но я догадываюсь, что ты вскрыла все архивы, перерыла все, что у вас было по мне и по Рейесу. Но это даже обрывками называть стыдно. Так что, предполагаю, ты уже давно думала о том, как бы добраться до «Оазиса», до «Когтя». Скорее всего, выкрасть меня для разговора, как это у вас делается. Последствия для нашей взаимной симпатии были бы поистине катастрофическими. Так что я действовала превентивно.

Щелчок пальцев отправил квадратик дата-карты по гладкой стали столешницы в сторону Анжелы.

— Здесь то, что ты ищешь. Вся моя работа за последние тридцать лет. Кроме совсем уж личных проектов, извини. Сейчас это уже нет смысла держать в секрете, а от своего имени публиковать мне не дадут. Кроме того, всегда было интересно, что получится, если это попадет в руки кого-то, кто любит людей больше, чем я.

Шум в ушах стал настолько сильным, что конец фразы Анжела не расслышала. Стекающий по шее и спине пот обжег кожу кипятком, в глазах помутнело.

Это не могло быть правдой. Розыгрыш. Издевка.

Тридцать лет работы, начавшейся с попытки изменения человеческого ДНК, перетекшей в изменение представлений о некоторых законах физики в принципе.

— Что… что ты хочешь за это?

— Твою бессмертную душу. Шутка. — Мойра потянулась, прищурилась. — Хотя не такая уж и шутка. Я хочу просто понаблюдать за тобой. Дай мне зрелищ, Циглер. Я желаю видеть, как ты успеешь создать действующую вакцину, хотя нужна она к тому времени будет разве что паре тысяч полутрупов. Я хочу посмотреть, как наверху прочитают твои отчеты и запретят использование этого чудо-лекарства. Как они найдут ему другое применение. Желаю узнать, остановишься ли ты там, где остановилась я. По тем ли причинам. А если не остановишься — как далеко зайдешь.

— Что-то звучит не лучше, чем одно пользовательское соглашение, врученное Еве в райских садах. Первым в истории рекламным агентом.

— Бери выше, ангел мой. Вспомни, как переводится имя «Люцифер».

Изменено 1 июля, 2018 пользователем Rommel

[0.5 Кота]

И вот тогда Анжеле Циглер стало уже не прочих новостей.

Что-то пропущено.

Пишешь складно, опыт не пропьёшь ;) Но стороннему человеку тяжело. Большая часть имён и терминов - мимо.

[Dammerung]

Но стороннему человеку тяжело. Большая часть имён и терминов - мимо.

Не, ну в принципе, даже незнакомому с сеттингом человеку кое-что понять можно.

Вот бар для роботов, вот няша-супермедик, она пришла узнавать у нехорошей дамы, как бороться с вирусом, а та ей внезапно все выкладывает как на духу, потому что хочет таким образом поломать няшу-супермедика, так как дама сама поломанная и потому, видимо, и нехорошая. Немного не хватает пояснений за "Коготь", кто они такие и чем занимаются, но экспозиции и так хватает.

В целом, конечно, хорошо и атмосферно, как всегда.

— У нас короткая история и мало своей культуры, Ангел. Нет ничего постыдного в том, чтобы брать культуру у тех, кто тебе задолжал, и дорабатывать под свои нужды. Это естественный исторический процесс. Не мы первые, вы же знаете.

Роботы научились в культурную аппроприацию)